Наука о боли

Индивидуальная оценка болевого ощущения

Человеческая речь знает множество определений, характеризующих качество, окраску, оттенок болевого ощущения. Русский язык насчитывает не один десяток эпитетов, оценивающих болевое чувство. Говорят о боли острой, тупой, колющей, режущей, тянущей, гложущей, давящей, буравящей, дергающей, пульсирующей, стучащей, жгучей, пронизывающей, сверлящей, стреляющей, мозжащей, грызущей, ноющей, глухой, тихой, монотонной, мгновенной, молниеносной. В. Даль в своем «Толковом словаре» пишет: «Боль по роду или по чувству бывает: острая, колючая (колотье), резучая (резь), гнетучая (ломота), грызучая (грызь), жгучая, палящая, тупая, глухая, ноющая, нылая».

Чешский хирург Ирасек попробовал составить описание характера боли, использовав богатые возможности родного ему языка. Он дополнил наш список такими определениями, как ясная, темная, колючая, кусающая, долбящая, щекочущая, жуткая и т.д., и т.п. Мы называем боль мучительной, невыносимой, неотступной, нестерпимой, безграничной, бесконечной, жестокой. Мы говорим о боли опоясывающей, скручивающей, сжимающей и пр. ( рис. 44 ).

Врачи, особенно невропатологи и психиатры, знают, насколько неистощимы некоторые больные в своих жалобах на боли и в то же время как неясно, сбивчиво и неточно описывают их даже весьма наблюдательные, хорошо разбирающиеся в своих ощущениях пациенты.

Хорошо известно, что анатомические изменения, составляющие основу болевого ощущения, в ряде случаев весьма незначительны и даже не всегда могут быть обнаружены. Боль имеет широкий диапазон интенсивности, начиная от едва заметных неприятных ощущений (дискомфорт) и кончая невыносимыми страданиями.

Рис. 44. Схематическое изображение различных болей (по Ирасеку)

а — мгновенная короткая (1 — большой интенсивности, 2 — средней интенсивности, 3 — малой интенсивности); б — непрерывная; в — приступообразная боль с безболезненными интервалами; г — с интервалами снижения интенсивности; внезапная; д — достигающая определенной высоты и ликвидированная оперативным путем (1 ); е — приступообразная; ж — пульсирующая. Пунктирная линия — уровень безболезненного состояния

В большинстве случаев болевое ощущение, источником которого является кожный покров, носит характер острой боли, а болевые ощущения, идущие из глубоких тканей и внутренних органов, за немногими исключениями — тупой боли.

В классической физиологической литературе принято считать, что характер боли зависит от трех основных причин:

1) от одновременного раздражения рецепторов боли, тепла, холода, давления;

2) от размера болевого участка;

3) от периодического нарастания и смягчения причин, вызывающих боль (пульсирующая, стреляющая боль и т.д.).

Английские исследователи считают, что характер болевого ощущения определяется конфигурацией («паттерн») информации, поступающей по одним и тем же каналам в центральную нервную систему. В зависимости от того, какие рецепторы, наряду с болевыми, вовлекаются в процесс возбуждения, меняется специфика болевого ощущения.

Такой же точки зрения придерживается советский ученый Н. Н. Дзидзишвили.

К этому следует добавить, что интенсивность, характер, длительность болевого ощущения зависят в значительной степени от своеобразных закономерностей деятельности больших полушарий мозга, вовлечения в процесс различных отделов центральной нервной системы, эмоционального восприятия болевого ощущения.

Иногда очень трудно определить истинный характер боли. И люди легко прибегают к сравнениям, пытаясь найти в богатом лексиконе родной речи соответствующий эпитет.

Проф. В. Ф. Чиж делит боли по четырем признакам: по качеству ощущений (жгучие, тупые, режущие, тянущие, сверлящие), по локализации и способу распространения (разлитые, острые, точечные, стреляющие), по появлению во времени (стучащие, дергающие, постоянные, молниеносные) и по интенсивности (сильные и слабые).

Легче всего поддается определению острая боль, вызванная раздражением или нарушением кожных покровов. Эту боль можно вызывать уколом, щипком, выдергиванием волос, ожогом, электрическим током, а также различными химическими веществами (кислотами, щелочами, хлороформом, ментолом, и т.д.).

При всех кратковременных воздействиях характер боли один и тот же — ноющий. Вряд ли кто-либо сможет точно указать, чем вызвана кратковременная боль, какое раздражение явилось первичным, каков первоначальный источник болевого ощущения.

Более длительное болевое воздействие вызывает жгучую боль, причем опять-таки никто не в состоянии отличить боль, вызванную электрическим током, от боли, возникающей при длительном уколе, щипке и т.д. Боль называют жгучей по ассоциации. Но кратковременная боль при уколе раскаленной булавкой расценивается большей частью как колющая, а боль, вызванная длительным дерганьем волоса, как жгучая.

Невозможно различить болевые ощущения, вызванные длительным трением кожи, ожогом, ультрафиолетовыми лучами, размозжением, обмораживанием или некоторыми раздражающими веществами, например хлороформом. Болевое ощущение, возникшее через некоторый промежуток времени при любых из этих воздействий, имеет приблизительно один и тот же характер. Легче всего его сравнить с ощущением ожога. Поэтому мы и говорим о жгучей боли или о чувстве жжения и т.д.

По существу, все эти определения имеют несколько условный характер. И, по-видимому, надо согласиться о мнением английского физиолога Льюиса, что любая кожная боль имеет одно и то же качество, независимо от оценки, которую дает испытуемый (в эксперименте) или больной (на приеме у врача).

Иначе обстоит дело при глубоких болях, при болях, источником которых являются глубоколежащие ткани или внутренние органы.

Болезненные ощущения в сухожилиях, надкостнице, суставах носят по преимуществу характер тупой боли. Это глухие, упорные, мучительные боля, захватывающие подчас большие участки тела. Больной с трудом находит источник боли. Его ощущения расплывчаты и неопределенны. Особенно трудно переносятся боли в суставах. При каждом движении конечности болевое ощущение усиливается, принимая подчас характер перемещающейся жестокой боли.

Хорошо изучена мышечная боль. Впрыскивая в мышцу концентрированные растворы различных солей, исследователи имели возможность убедиться, что возникающие при этом боли носят тянущий, неясный характер. В большинстве случаев очень трудно указать местоположение исходной болевой точки. Но все же мышечную боль не так уж трудно распознать, отдифференцировать от кожной.

Как правило, человек не в состоянии точно определить характер болевого ощущения во внутренних органах. Это зависит от многих анатомических и физиологических причин, но отличить глубокую боль от поверхностной удается довольно легко. Во всяком случае врач может это сделать без особых затруднений.

Субъективное восприятие боли всегда своеобразно. Сколько образов и сравнений находит человек для описания терзающей его боли. То она напоминает ему раскаленное железо, вонзающееся в его тело, то она разрывает его органы, мышцы, нервы словно острыми щипцами, то она подобна собаке, вцепившейся зубами во внутренности. Но вот что любопытно. Человек, столь образно рассказывающий о своих болях, никогда в жизни не был укушен собакой, не был ранен острыми щипцами, не испытал прикосновения раскаленного железа. Он думает, предполагает, воображает, что именно такой должна быть его боль.

Каждый опытный врач знает, насколько неистощимы больные при описании своих болей. Так, страдающий невралгией тройничного нерва утверждает, что по его лицу проводят раскаленной проволокой, а больной с язвой желудка жалуется на колючее инородное тело, переворачивающееся в его внутренностях. Вспоминая детские годы, Валентин Катаев вновь переживает свои ощущения, когда-то испытанные им в кресле зубного врача: «…тончайшая изогнутая игла еще не коснулась обнаженного нерва, а уже все мое существо испытывало грядущую адскую боль, и опять она, эта боль, как бы окрашенная в ярко-красный огненный цвет, пронзала меня, как раскаленная проволока».

Все эти ощущения, иногда преувеличенные, подчас фантастические и нередко весьма далекие от истины, имеют важное значение для врача. Они позволяют в ряде случаев (хоть и не всегда) поставить правильный диагноз и назначить соответствующее лечение.

И в искусстве, и в литературе можно найти немало описаний и изображений мучительных болей, вызванных болезнями, пытками, несчастными случаями. Каждый писатель, художник, журналист вносит что-то новое, субъективное в описание боли, находит какие-то особые краски, неожиданные эпитеты, яркие или острые сравнения.

Вероятно, намного расширится эта глава, если мы включим в нее все то, что пишут о боли и орудиях боли газеты, сборники, журналы всего мира. Нет границы человеческой фантазии в изображении болевого синдрома, как и не существует предела дьявольской изощренности в изобретении новых и сверхсовременных методов болевого воздействия. Мы не стремимся вызвать у читателя ужас или душевное страдание описанием пыточных камер, как и не собираемся щекотать ему нервы эффектными репортажами. С древнейших времен до наших дней человечество немало преуспело в умении вызывать самую страшную, непереносимую боль. Все, чем гордится наука и техника, все, что поставлено на службу и пользу человеку,— все это с какой-то неслыханной изобретательностью помогает ввергнуть его в седьмой круг ада, превратить в нечто изломанное, изувеченное, лишенное человеческого достоинства. Вот где на ум приходят слова Фауста: «Какой я бог! Я знаю облик свой. Я червь слепой, я пасынок природы, который пыль глотает пред собой и гибнет под стопою пешехода».

Задолго до наших дней, когда чудесное действие обезболивания еще не было известно, каждая хирургическая операция сопровождалась мучительными страданиями. Медицинские книги, написанные много лет назад, рассказывают о жестоких болях, ни с чем не сравнимых терзаниях у лиц, подвергшихся целительному действию скальпеля хирурга. Если эти боли продолжались несколько дней или недель, вся поверхность тела становилась необычайно чувствительной. Каждое движение, каждое сотрясение, даже случайный солнечный луч, проникший в палату, вызывали приступ судорожных болей.

«Травматическая первичная боль,— писал великий русский хирург Н. И. Пирогов,— или обнаруживается в момент самого сотрясения, исчезает на несколько мгновений с окончанием сотрясения и является потом снова и с большей жестокостью, переходя во вторичную, или она является, когда раненый приходит в сознание после общего сотрясения. И в том, и в другом случае травматическая боль сопровождается иногда чувством невыразимой тоски и томления, проникающего всю душу раненого и соединенного с коротким прерывистым дыханием и обмиранием… Жестокая непрерывная боль у раздражительных людей, и одна, и в соединении с другими душевными аффектами, может причинить нервное истощение, тетанические судороги и смерть » note 1 .

Роже Мартен дю Тар в романе «Семья Тибо» описывает приступ уремических судорог у старика Тибо. «Приступы продолжали учащаться и были так жестоки, что по окончании каждого из них люди, присматривающие за больным, подобно ему самому, окончательно выбивались из сил и почти пассивно следили за его мучениями. Ничего нельзя было поделать. Как только кончались корчи, начинались невралгические боли. Почти каждая точка тела делалась источником мучений, и интервалы между концом одного приступа и началом нового заполнялись сплошным ревом. Мозг несчастного слишком ослабел для того, чтобы он мог сознавать происходящее… Моментами он определенно бредил, но чувствительность его не замирала, и он указывал знаками на те места, где всего сильнее чувствовалась боль…».

В повести ямайского писателя Виктора Рида «Леопард» дана необычайно яркая картина тяжелой и неравной борьбы с нарастающим болевым ощущением у раненого африканского воина — сильного, ловкого и выносливого Небу. «Держась рукой за раненый бок, Небу встал на колени, кровь била из обоих отверстий раны, ибо пуля прошла насквозь. Одной рукой он старался остановить кровь, другой наскреб земли, чтобы замазать рану. Его лицо было бесстрастной маской…». Это было начало боли. Огнестрельное травматическое размозжение тканей, первая болевая реакция. Но прошло несколько дней. «Небу разговаривал с жуком, беспокоившим раненый бок. Жук сидел под кожей и царапался, как леопард на железной крыше. Бок невыносимо зудел. Пуля … оставила под кожей жука, чтобы напоминать о своем посещении…».

В ране развивалось воспаление. Чувство боли еще не сформировалось полностью. Оно еще находилось в стадии зуда, переходящего в расплывчатую, неопределенную боль. В понимании Небу это «была не пуля, а всего лишь жук. В некоторых ранах сидит ревущий лев, некоторые раздирает когтями леопард. В смертельных ранах неистовствуют стада слонов, вырывающих с корнем деревья». Здесь боль только начиналась, подкрадывалась.

На следующий день «жук в ране отрастил бороду. Он стал старше…, он цеплялся когтями за внутренности, чтобы сохранить равновесие. Боль пенилась в животе». И еще дальше: «Когда Небу оступился, рана взорвалась яркой пронзительной болью».

С каждым днем боль усиливалась. В ране возникло гнойное воспаление. Были мобилизованы все защитные силы организма. В игру вступила мощная, совершенная система сигнализации и оповещения, начиная от кожных рецепторов и проводящих путей, кончая ретикулярной формацией и зрительными буграми.

«Боль в боку неистовствовала. Он боролся с ней весь день… На рассвете Небу сказал своему вождю, сердцу: «Борьба утомительна. Сначала она трубит в трубы, а потом дребезжит, как надтреснутые литавры»… Небу услышал это на рассвете. Он услышал гулкие, тяжелые удары барабана в сердце и быстрые звонкие трели барабанчиков в висках и запястьях. Они окружили его со всех сторон и оглушили его. Приступы пронзительной боли участились. Он повернулся, и боль повернулась вместе с ним… Он сел на одеяле, расстеленном на земле, и боль приподнялась вместе с ним, она была неразлучным спутником…».

В сложном поединке, который вел в течение всех этих дней Небу со своим спутником — злобным и несчастным мальчиком, своим сыном от белой женщины, африканец сохранил необычайную выдержку и умение преодолеть самые тяжкие, невыносимые для многих страдания.

Чтобы вскрыть гнойную рану, Небу приложил к ране котелок с кипящей водой, «…и слоны в ней стали с корнем вырывать большие деревья. Громкие голоса боли раздались в Небу…», а мальчик отметил в этот миг, «как похоже на дерево, на кусок черного дерева было лицо Небу. Страдание не отразилось на нем… И он был вне себя из-за того, что Небу не выдал боли. Совершенно бесчувственный. Иначе как же мог он вынести такую боль? Черные действительно совсем как животные».

Мальчик так и не понял, впрочем, как и многие гораздо более опытные взрослые люди, что боль можно преодолеть, хотя она не становится от этого более легкой. Он не понял также, что и белые, и черные, и желтые люди испытывают одну и ту же боль, но одни при этом плачут, а другие глотают слезы.

Человек не остается рабом болевых ощущений и может оказать на пик определенное влияние в зависимости от цели, силы воли, упорства и мужества. Каждый способен овладеть болью, подавить ее, заставить свой организм победить разрушающее действие болевого чувства. «Люди с сильной волей,— говорит И. М. Сеченов,— побеждают, как известно, самые неотразимые, по-видимому, невольные движения; например, при очень сильной физической боли один кричит и бьется, другой может переносить ее молча, покойно, без малейших движений, и, наконец, есть люди, которые могут даже производить движения, совершенно несовместимые с болью, например, шутить и смеяться».

Поразительно точное описание нестерпимого болевою синдрома мы находим в новой повести Пьера Руане «Кастель» note 2 . Молодая женщина доктор Андре Кастель-Мору попадает в автомобильную катастрофу. У нее размозженное лицо под прядями волос, рассеченная щека; вывороченная на скулу верхняя губа, похожая на бифштекс. Белеет челюстная кость, окаймленная десной. Выше на месте глаза — кровь, ткань и кость, красно-буро-лиловое месиво глазной впадины. Обе ноги переломаны, правое колено размозжено. Руки опухли от гематом, ребра образуют острый выступ; перелом таза и коленной чашечки. Весь организм искалечен, изувечен, разбит на осколки. «Поврежденные органы то судорожно сопротивляются, то сдают, действуя каждый сам по себе, вразнобой, губя друг друга, вместо того, чтобы оказать помощь». В переводе на медицинский язык — нарушены регуляция и саморегуляция функций. Полностью разрушена гармония физиологических и биохимических процессов в агонизирующем организме. Пострадавшая на грани смерти. Ее могут спасти и спасают виртуозная техника врачей в сочетании с «возвышающим примером мирной победы духа над предательством индивидуальной судьбы». Эту фразу произнес когда-то Ромен Роллан, обращаясь к Николаю Островскому. Эту фразу я вспомнил, читая повесть «Кастель».

Обрывки мыслей в сохранившемся, но спутанном и затуманенном сознании. «Избили до смерти. Всю избили. Исколесовали, замучили на Гревской площади. Так мучить больше не разрешают. Брошена умирать. Больно всюду. Страшно больно. Тошнит. Умираю, умираю от холода». И боль, мучительная, непреодолимая. «Но мне больно повсюду, внутри, снаружи, болят руки, ноги, живот, голова, грудная клетка… Нельзя ломать грудную клетку».

«И снова боль. Кроме боли, ничего; Андре погружается в нее, как в вязкий асфальт, из которого никак не выбраться… Она чувствует себя как ныряльщик, который не может вынырнуть». Автор — французский журналист, политический комментатор — ни на минуту не отходит от медицинской правды. Он не сгущает красок. Так, как у него описано, так и должно быть. Через несколько часов после операции «Андре терзает жажда… Это в местах повреждений тянут воду, как губка, все запасы жидкости и минеральных солей организма мобилизованы, стянуты в пораженные места, покидают мышцы, ткани и слизистую так быстро, что переливание крови не восполняет их утраты… Она просит пить. Это лишено всякого смысла. Даже, если бы она могла пить, жажды не утолишь».

На следующий день «ей больно. Замерев на минуту, она прислушивается, где болит. Боль повсюду. Она изувечена, сломаны ноги, разбита голова, повреждены внутренности… Лихорадка подступает волнами, бросая вновь и вновь несчастное, истерзанное тело на скалы боли». На восьмой день «Андре по-прежнему страдала безмерно. Но боль переместилась. Сконцентрировавшись на месте перелома таза, она все мучительнее и мучительнее раздирала живот; страдания усугублялись вздутием, вызванным полной неподвижностью больной».

«Два раза пытались давать морфий. Но он не снимал боль, а если и снимал, то едва-едва. Впрочем, бывают ли степени у боли? Еще до того, как вместе с введением наркотика исчезает страдание, рождается страх — чудовище, сжимающее Андре, как спрут. Внутри, снаружи. Кричать от ужаса? Но слишком поздно…».

Врачи делают свое такое трудное и подчас безнадежное дело. Медленно и мучительно идет выздоровление. Андре возвращается к жизни. Но каких неимоверных усилий, какого волевого напряжения ей стоит это восстановление. Как часто она близка к самоубийству. Какой крестный путь, какую цепь страданий проходит Кастель от момента катастрофы до последнего этапа повести, до ее заключительной фразы: «Она снимает телефонную трубку и заказывает себе новую машину, самую надежную из тех, что доступны ей по цене».

Жизненный опыт показывает, что каждый, кому приходилось испытывать тяжелые боли, пытался с большим или меньшим успехом побороть их, применяя определенные методы и приемы. Еще Гиппократ, греческий врач и ученый, живший в V веке до нашей эры, говорил, что при наличии двух болевых очагов человек ощущает только тот, который вызывает более сильную боль. Уже давно отмечено, что «боль облегчается болью». Можно нередко наблюдать, как пациенты в кресле зубного врача, стремясь избавиться от боли, вызванной бормашиной, стараются ущипнуть или уколоть себя в руку или в ногу. Рассказывают как курьез, что в прошлом столетии, до открытия наркоза, дантисты имели специальных ассистентов, которые обязаны были щипать больных в момент удаления у них зуба. Это отвлекало пациента от основного болевого ощущения.

Как часто можно наблюдать, что люди защищаются от боли, напрягая мышцы конечностей, сжимая кулаки, стискивая ручки кресла, руку врача и т.д. Все это приносит им некоторое облегчение.

Исследования, проведенные в физиологических и психологических лабораториях, показали, что, если испытуемому наносить два болевых раздражения, они взаимно смягчают друг друга. Более сильная боль отвлекает или, может быть, привлекает внимание и заставляет человека забыть о менее сильной. И врачи, и больные знают, что сильнейшие боли при каузалгии смягчаются или прекращаются вовсе, если приложить к больной конечности (а иногда и к здоровой) мокрое холодное полотенце. Здесь действует не только выключение местных болевых ее рецепторов, а взаимодействие болевой и температурной чувствительности. Чувство холода, тепла, прикосновения, давления смягчает, вытесняет болевое ощущение. Л. А. Орбели рассказывает, что один врач, страдавший воспалением седалищного нерва (ишиалгией), случайно облил больную ногу холодной водой и убедился, что эта процедура способствовала значительному облегчению боли. С тех пор при наступлении болей он прикладывал холодные компрессы или погружался в холодную воду.

Нередко простое поглаживание кожи смягчает проявления боли. Растирая и поглаживая ушибленное место, мы мобилизуем эпикритическую чувствительность для ослабления протопатической.

Именно поэтому ласковая рука матери успокоила боль, измучившую маленького Жана, о чем рассказал Ромен Роллан в своем романе «Жан Кристоф».

Уже неоднократно указывалось, что люди стараются при сильных болях заполнить свое сознание делами, заботами, думами, заняться каким-нибудь умственным или физическим трудом.

Дарвин рассказывает, что на английских кораблях матросы во время экзекуции брали в рот кусок свинца, чтобы, сжимая его зубами, отвлечь внимание от боли. Кант, как пишет И. А. Кассирский, отличался слабым здоровьем и каким-то деформирующим заболеванием грудной клетки. Он страдал неопределенными болями во всех органах и в юношеские годы был склонен к депрессии. Но в дальнейшем путем огромного напряжения воли научился не обращать внимания на болезненные ощущения и переключался на титаническую умственную работу, которой он «глушил» боль. Усилием воли он приучил себя не обращать внимания и на жестокие боли при подагрических приступах, мучивших его в конце жизни.

Знаменитый французский математик Блез Паскаль облегчал свои тяжелые невралгические боли, погружаясь в сложные математические вычисления.

Про Зигмунда Фрейда, известного австрийского психоневролога, рассказывают, что, страдая от мучительных болей, вызванных раковой опухолью во рту, он все последние годы жизни не обращал внимания на свою болезнь. Его жизнь была заполнена работой. Между тем в юности он отличался удивительной мнительностью, переходившей нередко в настоящую ипохондрию.

Физиологическую сущность этих явлений легко объяснить на основе учения А. А. Ухтомского о доминанте.

Надо полагать, что во всех описанных выше случаях искусственно создавался господствующий (доминантный) очаг возбуждения в коре головного мозга, который тормозил, подавляя другие очаги возбуждения. Этим объясняется и «правило Гиппократа», и подавление боли болью. Вновь возникший в коре мозга очаг возбуждения, более мощный, чем все другие, притягивает к себе импульсы, идущие к другим участкам центральной нервной системы. Происходит как бы «переадресовка» сигналов, поступающих с периферии. Господствующий очаг возбуждения подчиняет себе все физиологические процессы, протекающие в организме.

Однако сила человека не в случайном, а в волевом, сознательном преодолении боли, в умении превозмочь болевое ощущение, стать выше страдания, добиться победы над упорным, настойчивым чувством боли. Люди, умеющие подавлять боль, становятся выше животного, не поддающегося контролю разума, страдают от боли совершенно так же, как и люди, корчащиеся в судорогах тяжкого болевого ощущения и оглашающие криками палаты больниц, своды операционных, поля сражений. Анатомическое строение органов, чувствительность их рецепторов, реактивность нервной системы, как правило, у них не отличается от того, что принято называть «физиологической нормой». Они страдают по-настоящему, но умеют быть хозяевами своего страдания. Их нервная система напряжена, и сигналы от рецепторов идут в спинной и головной мозг. Но только величайшее напряжение воли дает мм возможность покорить, подавить нарастающее ощущение боли, зажать крик между стиснутыми зубами, удержать стон. Смешны и наивны теории пониженной болевой чувствительности или физической тупости «низших рас», преступников и «неполноценных» людей второго сорта. «Одну лишь боль легко перенести,— иронически замечает Лериш,— это боль ближнего».

Необходимо с раннего детства воспитывать в человеке силу не поддаваться разрушающему действию боли. Давно известно, что люди, выросшие в суровых условиях, привыкшие к твердой дисциплине и постоянному самоконтролю, лучше владеют своими чувствами, чем изнеженные, недисциплинированные и эгоистичные представители человеческого рода. На каждое болевое раздражение они не отвечают криком, слезами, обмороком или попыткой к бегству.

Воспитание имеет огромное значение для преодоления боли. Этому учит опыт всей нашей жизни, опыт здоровья и болезни, труда и отдыха, мира и войны. Конечно, здесь нельзя впадать в крайность и думать, что единственный способ борьбы с болью — подавление болевых эмоций. Напротив, с болью надо бороться, ее необходимо уничтожить во всех проявлениях. Но это следует делать мужественно . Человек должен властвовать над мучительными болевыми ощущениями. Он не должен становиться их пленником. «Современный человек,— утверждает Ирасек,— не хочет переносить боль напрасно, когда в этом нет нужды, он не практиковался в перенесении боли и не подготовлен к этому. Взгляды на боль и отношение к ней у современного человека совсем иные. Я убежден, что современный человек в случае крайней необходимости тоже перенес бы сильные боли».

Болевые эмоции

Страх, ярость, боли и муки голода, пишет выдающийся физиолог У. Кеннон, представляют собой элементарные чувства, которые одинаково свойственны как человеку, так и животным. Они относятся к наиболее могучим факторам, определяющим поведение живых существ. Это субъективные состояния, охватывающие все виды чувствований и переживаний человека. И роль их в человеческой жизни необычайно важна. «Без человеческих эмоций,— говорит В. И. Ленин note 3 ,— никогда не бывало, нет и быть не может человеческого искания истины».

Со времен Дарвина эмоции делят на две группы: возбуждающие, или положительные, эмоции и эмоции отрицательные — угнетающие, подавляющие. Гнев, радость, половое влечение возбуждают человека, усиливают деятельность его органов, подстегивают его организм.

Дарвин рассказывает про одного человека, который в состоянии крайнего утомления выдумывал несуществующие обиды для того, чтобы подкрепить себя и продолжать работу.

Напротив, беспокойство, горе, печаль, душевные огорчения, неприятности, отвращение, несчастья, страх подавляют человека, угнетают его психику. «Страждущий,— по словам Дарвина,— сидит неподвижно или тихо раскачивается, кровообращение становится вялым, дыхание замедляется, он испускает тяжелые вздохи… мышцы ослабевают, глаза тускнеют…». Закрепление эмоциональных реакций в процессе эволюционного развития показывает их огромное, полезное для жизни организма, значение.

Состояние организма при положительных эмоциях резко изменяется. В нем возникают своеобразные характерные сдвиги, работа отдельных органов перестраивается, усиливаются защитные приспособления, концентрируются все физические силы.

Посмотрите на разъяренную кошку, встретившуюся с собакой. «Она припадает к земле,— пишет Дарвин,— и время от времени выдвигает передние лапы, причем когти выпущены и лапа готова к удару. Хвост вытянут и извивается из стороны в сторону. Уши плотно прижаты назад и зубы обнажены. Кошка издает тихое, свирепое рычание… При испуге кошки выпрямляются во весь рост и, как известно, смешным образом выгибают спину. Шерсть на всем теле, а особенно на хвосте, взъерошивается. Уши оттягиваются назад и зубы обнажаются».

Иначе выглядит в описании Дарвина собака «в свирепом или враждебном настроении. Она идет, выпрямившись во весь рост и очень напряженной походкой. Ее голова слегка откинута; хвост поднят кверху и совершенно неподвижен; шерсть становится дыбом, особенно вдоль шеи и спины, а глаза смотрят неподвижным взглядом. Когда она приготавливается броситься на врага с яростным рычанием, она оскаливает клыки, а уши плотно прижимаются к голове…».

В то же время даже очень слабая степень страха у собаки выражается в поджатии хвоста между ногами. По-видимому, это — не столько попытка защитить его, сколько часть общего усилия по возможности уменьшить поверхность тела, подвергающегося опасности. В одной ассирийской записи, сделанной почти 5000 лет назад, сказано при описании потопа: «Боги, как псы с поджатыми хвостами, припали к земле».

Физиологическую основу эмоций и заложенных в их основе инстинктов (пищевого, оборонительного, полового и т.д.) составляют сложнейшие безусловные рефлексы, в значительной степени осуществляющиеся через подкорковые центры ( рис. 45 ).

Рис. 45 Возникновение пищевых и эмоциональных реакций у животного при поражениях ядер подбугорья

1 — зрительный бугор 2 — путь от зрительного бугра к подбугорью (перерезка), 5, 4 — участки подбугорья, 5 — наружное ядро подбугорья, 6 — супраоптическое ядро подбугорья, 7 — внутреннее ядро подбугорья. Поражение внутреннего ядра вызывает волчий аппетит и ярость, поражение наружного ядра — потерю аппетита и исхудание.

Американский ученый Дельгадо вживляет электроды в различные отделы центральной нервной системы обезьянам, кошкам, крысам и даже быкам. После этого с помощью небольшого радиопередатчика, прикрепленного к спине животного, в определенном ритме раздражаются некоторые подкорковые образования мозга. Поведение животных полностью перестраивается. Агрессивные становятся кроткими, спокойные делаются злобными и яростными. Обезьяны, живущие небольшой колонией с ее своеобразными взаимоотношениями, резко меняют образ жизни Вожак начинает, как одержимый, носиться по клетке, все сокрушая на своем пути, кошка равнодушно смотрит на приютившуюся у ее ног крысу, разъяренный бык покорно ложится перед тореадором

Работы русских ученых, в первую очередь В. М. Бехтерева и И. П. Павлова, показали, что определенные эмоции возникают при возбуждении глубинных структур головного мозга. Уже давно отмечено, что животные, у которых удалена кора головного мозга, отличаются необычайной агрессивностью и злобностью. Они легко приходят в ярость, бросаются на окружающих, пытаются их укусить. Даже легкое прикосновение вызывает у них бурную, аффективную реакцию ( рис. 46 ).

В настоящее время принято считать, что ведущую роль в развитии эмоций играют элементы подбугорья (гипоталамуса) и лимбико-ретикулярной системы, объединяемые под названием круга Пейпеза . Однако гипоталамус, как утверждает американский физиолог Гелльгорн, не является центром эмоциональной жизни. Его роль в происхождении эмоциональных реакций обусловлена сложнейшими гипоталамо-гуморально-гормональными взаимоотношениями и многочисленными связями подбугорья со всеми отделами центральной и периферической нервной системы. Большой интерес представляет в этом плане роль миндалевидного ядра, которое способно, по-видимому, в определенных условиях усиливать или ослаблять эмоциональное напряжение.

Обращает на себя внимание, что при резко выраженных эмоциональных срывах, характерных для заболевания бешенством, наиболее выраженные изменения обнаруживаются в некоторых ядрах гипоталамуса и в гиппокампе. Важное значение для формирования эмоций имеет также влияние, которое оказывает гипоталамус на кору головного мозга, в особенности на ее лобные доли, которым: наука приписывает функции высших мыслительных центров.

Исследования последних лет показывают, что в происхождении положительных и отрицательных эмоций (радость, воодушевление, предвкушение приятного, гнев, опасения, страх, беспокойство, тоска) существенную роль играет состояние адренергических и холинергических образований головного мозга, входящих в состав ретикулярной формации, зрительных бугров и подбугорья. П. К. Анохин утверждает, что отрицательные эмоции вовлекают в свою сферу действия адренергические элементы ствола мозга, а Гелльгорн считает, что депрессия, тоска, подавленность связаны с состоянием и деятельностью центральных холинергических структур. Все эти вопросы требуют уточнения.

Рис. 46. Возникновение ярости у животного при раздражении или разрушении ядер подбугорья

1 — свод мозга; 2 — 3-й желудочек, 3 — зрительный бугор, 4 — путь от зрительного бугра к подбугорью (перерезка); 5 — внутренняя капсула мозга, 6 — ядра подбугорья; 7 — наружное ядро; 8 — внутреннее ядро

Хорошо известно, что при эмоциях, как положительных, так и отрицательных, во внутренней среде организма увеличивается содержание катехоламинов. Но почему-то в одних случаях этот рост происходит за счет адреналина, а в других — норадреналина. По-видимому, они играют не одну и ту же роль при разных эмоциональных состояниях. Результаты исследований, выполненных в нашей лаборатории, позволяют, правда с большой осторожностью, высказать такую точку зрения. Эмоции, связанные с задержкой внешних проявлений, например ожидание боли, предвидение возможных неприятностей и жизненных осложнений, тревога, страх, боязнь смерти, сопровождаются большей частью выбросом в кровь адреналина из мозгового слоя надпочечников. Напротив, состояния, требующие выдержки, выносливости, длительного умственного и физического напряжения, преодоления внешних и внутренних препятствий, а также агрессия, гнев протекают под знаком норадреналина. Не случайно в литературе адреналин называют иногда «гормоном кролика», а норадреналин «гормоном льва». Впрочем, известны и другие предположения о значении разных катехоламинов, иногда обоснованные, иногда спорные, объясняющие различия биохимических реакций при эмоциональных состояниях.

Экспериментальные и клинические наблюдения показали, что в тех случаях, когда тормозящее влияние коры головного мозга на подкорковые элементы ослабевает, аффективная эмоциональная деятельность человека и животных во много раз усиливается. У собаки и кошки, лишенных коры, развивается состояние «мнимой ярости», превращающее ручных животных в диких зверей. Название это как бы подчеркивает, что оно вызвано возбуждением подкорковых образований головного мозга и вряд ли может быть отнесено к категории «эмоций».

В психиатрических лечебных учреждениях можно нередко наблюдать больных с поражениями коры головного мозга. Как правило, они отличаются крайней эмоциональностью и возбужденностью. Приступы гнева сменяются у них тоской, страхом, слезливостью, беспричинным весельем и т.д. Напротив, при глубоком поражении подкорковых узлов, вызванных, например, склерозом, опухолью и т.д., развивается эмоциональная тупость.

Регулируя и направляя деятельность подкорковых элементов, в частности зрительных бугров и подбугорья, кора головного мозга может ослабить или вовсе подавить проявление эмоциональной жизни человека. В то же время возбуждение, идущее с подкорки, тонизирует кору и является для нее, по выражению Павлова, «источником силы». Таким образом, эмоциональные реакции человека возникают в результате единой целостной деятельности коры головного мозга и его подкорковых элементов ( рис. 47 ).

Условия социального существования, воспитания, культуры, привычек не позволяют человеку пассивно отдаваться каждому возникшему влечению.

Проблема влечений, или, как принято говорить в специальной литературе, мотивации, тесно связана с эмоциональной жизнью человека. Низшие, примитивные мотивации, как, например, голод, жажда, половое возбуждение, относятся к сложным безусловным рефлексам. Они связаны с определенными сдвигами в составе и свойствах внутренней среды организма. К ним можно отнести и чувство страха при наличии действительной или кажущейся опасности, возникающее в ожидании боли, приближающейся катастрофы — физической или моральной. И животное, и человек стремятся в этих случаях уйти от опасности, спрятаться от нее. Страх — плохой советчик в преодолении трудностей.

Сила человеческого разума — в умении регулировать и тормозить свои эмоции в соответствии с условиями той общественной среды, в которой он живет. История и повседневный опыт дают немало примеров преодоления боли, ужаса, ярости. В течение индивидуальной жизни люди приобретают ряд сложных (высших) мотиваций. Образование их связано с условно-рефлекторной деятельностью и зависит от воли, убеждений, нравственных и моральных устоев. К ним относятся любовь, уважение к людям, дружба, мужество, героизм, чувство долга, принципиальность.

Влияние эмоций на поступки и поведение человека, роль эмоциональных реакций во взаимоотношениях людей, в жизни общества, в исторических событиях, являлось и является постоянной темой научной и художественной литературы. Теме этой нет конца и края.

В состоянии эмоционального возбуждения люди способны на поступки, которые никогда не могли бы совершить в нормальных условиях. Во время войны бойцы часто не замечают ранений и не чувствуют боли. Спасаясь от погони, люди перепрыгивают через стены, препятствия, о преодолении которых не решались даже помыслить. Разъяренные болью слабосильные подчас обретают силу для дальнейшего сопротивления, а трусы становятся храбрецами.

Каждый охотник знает, как опасен легко раненный зверь. Страх, говорит Дарвин, вызывает полный, беспомощный упадок сил… Тем не менее даже крайний страх часто действует в первое время как могучее возбуждающее средство. Человек или животное, впавшие от ужаса в отчаяние, одарены удивительной силой и, как известно, в высшей степени опасны.

Описано немало случаев поразительного притупления болевой чувствительности при сильном эмоциональном возбуждении. Об этом писал великий русский хирург Н. И. Пирогов, рассказывали многие писатели, артисты, врачи. Известный хирург Бернар, прославившийся своими операциями по пересадке сердца человеку, говорил, что во время операции не чувствовал постоянно мучивших его болей в пальцах, настолько был велик в эти минуты эмоциональный подъем.

Все эти наблюдения показывают, что, наряду со способностью превращать подболевое ощущение в болевое, кора головного мозга способна также подавлять, угнетать или даже снимать боль, превращая болевые ощущения в подболевые.

Эту способность коры подтвердил в оригинальном опыте советский ученый С. И. Франкштейн. У кошки на одной из задних лап было искусственно вызвано воспаление кожи и подкожной клетчатки. Через некоторое время животное перестало пользоваться больной конечностью. Оно держало лапу в согнутом положении и при еде не опиралось на нее. Лапа отекла, была покрыта ранами. Каждое прикосновение к больной конечности вызывало у кошки резко выраженную оборонительную реакцию.

Но вдруг перед кошкой пробежала мышь. И тотчас же животное принимает положение охотничьей стойки. Оно прочно упирается больной конечностью и хватает добычу. Каждая попытка отобрать мышь вызывает энергичное сопротивление. При этом поврежденная лапа крепко прижата к полу. Болевая оборонительная реакция полностью отсутствует.

Кора головного мозга находится под влиянием нового доминантного очага возбуждения, который тормозит раздражение, поступающее из больной конечности. Болевое ощущение превратилось в подболевое. Вновь возникшая реакция на мышь тормозит реакцию на раздражение из поврежденной конечности. И кошка начинает пользоваться лапой, которая до этого была выключена из деятельности организма.

Это подтверждает, что в коре происходит координация болевых раздражений, поступающих из разных периферических и центральных нервных образований, начиная с рецепторов и кончая высшими отделами центральной нервной системы.

Вот почему при сильных душевных переживаниях мы нередко не замечаем боли. Становится понятной, говорит К. М. Быков, физиологическая сущность таких фактов, как продолжение боевых операций ранеными летчиками, бойцами, превозмогающими острую боль. Понятным становится поведение Джордано Бруно, который, стоя на костре, пел псалмы.

Любая эмоция является толчком к возникновению самых разнообразных вегетативных реакций. Хорошо известно, что внешний вид человека, находящегося в состоянии эмоционального возбуждения или угнетения, почти всегда выдает его душевное состояние.

Изменение цвета кожных покровов, вызванное расширением или сужением сосудов, учащение или замедление сердцебиений, расширение зрачков, слезы, слюнотечение (брызжет слюной), потоотделение (холодный пот), непроизвольные движения, стоны, рыдания, судорожные выкрикивания и т.д.— все это давно известно и не требует повторения.

Хорошо изучено также и описано во всех учебниках физиологии влияние различных эмоций на деятельность сердца и кровяное давление, на дыхание и пищеварение, движения желудка и кишок, величину селезенки, число красных и белых кровяных телец и т.д. и т.п. ( рис. 47 )

Центром, средоточием этих вегетативных реакций является гипоталамус. Здесь сказывается его ведущая, доминирующая роль в осуществлении эмоциональных, в частности болевых, эффектов.

Об эмоциональном восприятии болевого ощущения написано много. Начнем с парадокса. Боль, за редкими исключениями, расценивается как отрицательная эмоция. Но устранение боли, прекращение мучительного болевого ощущения относится к положительным человеческим переживаниям.

Чувство боли испытывают все животные; но оно у них не имеет столь выраженного, выпуклого, осмысленного характера, как у человека. В физиологических лабораториях не раз приходится наблюдать боль у подопытных животных. Работа физиолога неизбежно требует вивисекции, т.е. рассечения живого организма. Основные законы физиологии были открыты в лабораториях. Немалое число человеческих жизней спасено именно потому, что опыты на животных дали возможность изучить поведение живого существа при разнообразных физиологических и патологических состояниях.

Рис. 47. Физиологические механизмы ярости. Швейцарский художник Неттер изобразил цепь нервных и гуморальных реакций при резком эмоциональном возбуждении. В известной степени те же явления имеют место при сильных болевых раздражениях

Направление импульсов:

1 — к толстой кишке и мочевому пузырю (опорожнение); 2 — к кишечнику (торможение) и кровеносным сосудам (сужение); 3 — к мозговому слою надпочечников (выброс адреналина); 4 — к сосудам кожи (расширение) и мышц (сужение); 5 — сокращение селезенки (выход в кровь тромбоцитов); 6 — корково-подбугровый (гипоталамический) путь; 7 — лобные доли мозга; 8 — тиреотропный гормон; 9 — обонятельный мозг; 10 — адренокортикотропный гормон; 11 — импульсы к глазам; 12 — лицевой нерв, импульсы к мышцам лица и сосудам мозговых оболочек; 13 — импульсы к носоглотке; 14 — блуждающий нерв, импульсы к сердцу и гортани; 15 — импульсы к сердцу; 16 — адренокортикотропный гормон (стресс); 17 — двигательный спинномозговой нерв; 18 — нервный узел; 19 — парасимпатический нерв; 20 — симпатическая цепочка; 21 — крестцовый отдел спинного мозга; 22 — грудной отдел спинного мозга; 23 — пути из подбугорья в спинной мозг; 24 — подбугорье (гипоталамус); 25 — путь от подбугорья к зрительным буграм; 26 — мозговой свод; 27 — распространение возбуждения из ведущего очага ярости к коре головного мозга

В экспериментальной лаборатории боль почти обязательна, хотя каждый настоящий ученый делает все возможное, чтобы избежать ненужной, бессмысленной боли, успокоить, смягчить, а если это возможно, полностью снять болевое чувство.

В речи, прочитанной на торжественном заседании Общества русских врачей в 1899 г., И. П. Павлов сказал: «Вам (т.е. русским врачам.— Г. К. ) надлежит распространять среди публики мысль о неизбежной необходимости, о первостепенной важности в медицине животного эксперимента. Вы должны объяснить окружающим вас, что чем полнее будет проведен опыт на животных, тем менее часто больным придется быть в положении опытных объектов, со всеми печальными последствиями этого. Приведите им хоть такой пример: если бы в свое время было больше сделано опытов с вырезанием щитовидной железы у животных, то не было бы несчастных опытов над людьми, которым вырезали ради операции зоба дочиста щитовидную железу и которые вследствие этого впадали в ненормальный кретинизм… Не говорит ли и закон природы… о том, что животные созданы на службу человека, лишь бы не было ненужного и бесполезного мучительства их».

На памятнике, воздвигнутом собаке, великий физиолог приказал написать: «Пусть собака, помощница и друг человека с доисторических времен, приносится в жертву науке, но наше достоинство обязывает нас, чтобы это происходило непременно и всегда без ненужного мучительства».

В связи с этим интересно вспомнить, что еще в 1893 г. И. П. Павлов опубликовал в «Вестнике Российского общества покровительства животным» экспериментальную работу: «Мнение по вопросу о наилучшем и менее мучительном способе убоя скота».

В России практиковался в то время особый способ убоя скота. Животному вкалывался в спинной мозг стилет и, когда оно падало на землю, рабочий вонзал кинжал в область верхнего отверстия грудной клетки. Тщательно изучив этот метод убоя, И. П. Павлов пришел к выводу, что при этом «способе убоя потеря сознания и чувство боли могли произойти некоторое время спустя после вонзания кинжала в нижнюю часть шеи, т.е. путем кровопускания. Следовательно, укол в мозг является только приемом повала, крайне жестоким и совсем ненужным».

И. П. Павлов считал, что укол в мозг раздражает твердую мозговую оболочку и травмирует задние чувствительные корешки, что в свою очередь вызывает у животного сильную боль. Вонзание кинжала в грудную клетку создает новое болевое раздражение, посылаемое по блуждающему нерву в головной мозг.

В настоящее время уже ни у кого не возникает сомнений, что животные испытывают боль, но они не в состоянии выразить ее словами, сообщить о ее местоположении, характере, интенсивности.

Чарлз Дарвин в своей книге «О выражении душевных движений у человека и животных» дает классическое описание боли у различных животных. «Когда животные страдают от сильной боли, говорит он, они обыкновенно корчатся в ужасных конвульсиях. Способные кричать издают отчаянные крики или стоны. Почти все мышцы тела приходят в энергичное действие. Сказано, что в аду происходит «скрежет зубовный», я явственно слышал, как скрежетала коренными зубами корова, жестоко страдая от воспаления легких. Самка гиппопотама в зоологическом саду, производя на свет детеныша, очень страдала; она все время ходила кругом или каталась с боку на бок, раскрывая и смыкая челюсти и стуча зубами…

Мучительная боль выражается у собак почти так же, как у большинства других животных, а именно воем, извиванием и судорогами всего тела».

Дарвин рассказывает далее, что животные при сильной боли покрываются каплями пота. Так, например, лошади и коровы при физических страданиях сильно потеют. Самка гиппопотама, о которой говорилось выше, была покрыта потом красного цвета.

Каково же выражение болевых эмоций у человека? На первое место здесь следует поставить характерные движения лицевых мышц у людей, испытывающих радость или горе, удовольствие или боль. Мимика человека необычайно богата и многообразна. Она сразу позволяет определить его настроение, состояние, влечение.

Художники и скульпторы разных стран, различных эпох и народов пытались увековечить на полотнах, в мраморе, граните, бронзе терзающую человека боль. Однако в большинстве случаев это было не столько изображение боли, сколько аффекта, страдания, горя, слез. Пергамский фриз — память о драматической битве богов и гигантов — хранит эпизод гибели прекрасного четырехкрылого гиганта Алкионея, которого Афина пытается оторвать от матери-земли. Питон, неразлучный спутник богини, обвился вокруг его торса и впился в грудь. Все мышцы гиганта напряжены, голова запрокинута в нестерпимой муке, широко раскрытые, глубоко посаженные глаза полны страдания. Тщетно мать его, богиня Гея, молит Афину о пощаде.

Скульптурная группа гибели Лаокоона и его двух сыновей, задушенных огромными змеями, посланными Аполлоном, сохранилась в веках как образ невыносимого страдания физического и душевного. Змея жалит Лаокоона в бедро, и мышцы его живота с подчеркнутой наглядностью сокращаются от острой боли. Все тело его напряжено в неравной борьбе с неотвратимой смертью.

Великого испанского художника Хусепе Рибера всегда привлекала тема человеческих страданий, переживаний, болей. В его картине «Мученичество св. Варфоломея» в удивительной гармонии сочетались великие муки и побеждающие их силы. «Смерть Марата» Давида, «Раненый кирасир» и «Больной» Жерико, «Резня в Хиосе» Делакруа по-разному, в разных аспектах показывают тончайшие оттенки страдания и боли, где уже стирается граница между физическими и душевными муками.

ЛАОКООН

ПЕРГАМСКИЙ АЛТАРЬ. Фрагмент

Здесь и соприкасаются, и расходятся наука и искусство. Художник всеми своими чувствами воспринимает лицо и тело страдающего человека. Он проникает в его душевный мир с помощью кисти и красок, резца и долота. Физиолог идет дальше. Он видит процессы, протекающие внутри организма, постигает их интимные механизмы. Подбугорье, с которым тесно связаны эмоции, оказывает сильнейшее влияние на ядра лицевого нерва, управляющего лицевой мускулатурой. Резкое сокращение надбровных и лобных мышц создает то классическое выражение боли, которое нам известно еще с древних времен. Посмотрите на лицо Лаокоона, изнемогающего в борьбе со змеями, Ниобы, оплакивающей своих детей, гиганта из Пергамы, молящего мать Гею о помощи,— и вы увидите особое, не поддающееся описанию, страдальческое выражение, которое невольно вызывает у вас сочувствие и жалость. При этом брови принимают несколько приподнятое кнутри положение и между ними образуется глубокая вертикальная складка. На лбу появляются морщины, мышцы над глазами слегка подергиваются. Иногда это легкое дрожание надбровных мышц является единственным признаком затаенной боли. Если одновременно судорожно сокращается наружный край надбровной мышцы, и брови в височной части опускаются, возникает то неописуемое выражение страдания, которое запечатлели родосские скульпторы Агесандр, Афинодор и Полидор в лице Лаокоона.

При сильных болях нижняя губа прикушена, верхняя плотно прижата к десне, зрачки расширены. Прикусывание губы — наиболее характерный признак подавляемых болей. При этом нередко слегка растягивается рот и судорожно сокращаются мышцы век. Сильные длительные боли вызывают своеобразные изменения мимики лица, лицевые мускулы то сокращаются, то расслабляются. Глаза и рот меняют выражение в зависимости от усиления или ослабления боли. Иногда рот перекошен, глаза плотно закрыты.

Постепенно в страдания вовлекаются мышцы всего тела. Человек не находит себе места. Он делает ненужные движения, не знает, как превозмочь боль, какое положение придать телу. И вдруг, когда страдание становится невыносимым, мышцы сразу расслабляются, сердце начинает едва биться, лицо бледнеет и наступает особое состояние слабости и подавленности, когда организм уже не в состоянии отвечать на боль. Сильная боль вскоре вызывает крайнее снижение или упадок сил, но вначале она возбуждает организм человека, подстегивает его, вызывает усиление всех его функций.

Остро протекающая боль сопровождается обычно криком, который является результатом судорожного сокращения дыхательных мышц. Крик возник из первоначального резкого движения — выдоха. Он сделался сигналом опасности, призывом к помощи, превратился отчасти в орудие защиты, так как мог испугать нападающего.

От боли кричат почти все животные, даже самые молчаливые. Никогда не приходится слышать, чтобы кролики в обычных условиях издавали какие-нибудь громкие звуки, но во время физиологических опытов они иногда начинают кричать. Дарвин рассказывает, что лошади при нападении волков издают громкие и своеобразные крики отчаяния.

Как образно выразился один ученый, первый крик боли, раздавшийся в первобытных джунглях, был в то же время первой мольбой о медицинской помощи.

Некоторые физиологи пытались объяснить крик самозащитой организма. Они утверждали, и, быть может, не без основания, что крик — и притом длительный, характерный для боли,— является помимо всего прочего болеутоляющим средством. Он облегчает и успокаивает болевое ощущение, отчасти еще потому, что способствует накоплению углекислоты в крови.

По-видимому, избыток углекислоты в какой-то (вероятно, очень незначительной) степени действует наподобие наркоза, оглушает мозг, успокаивает его, притупляет болевую чувствительность.

После сильного, долго не прекращающегося крика кожа головы, лицо и глаза обычно краснеют в связи с тем, что обратный отток крови от головы был задержан вследствие бурного и резкого выдыхания. Глаза же краснеют от обильного истечения слез.

Люди, в отличие от животных, плачут. Эта способность человека ставит его в особое положение по сравнению со всеми другими живыми существами, населяющими Землю. Известно немало рассказов о плачущих кошках, собаках, лошадях и обезьянах. Но все они относятся больше к области литературных домыслов, чем науки. Способность выражать свои чувства плачем возникла у человека, как думает Дарвин, уже после того, как он оторвался от человекоподобных обезьян.

Существует определенное различие между слезами, капающими из глаз, и плачем. Слезы отделяются почти у всех видов животных, начиная с амфибий. Плачет же только человек. Любопытнее всего, что проблема плача, столь тесно связанная со всей нашей психической жизнью, почти совсем не изучена. Люди плачут и при радости и при горе, плачут при боли, плачут при наслаждении. Некоторые заболевания центральной нервной системы сопровождаются плачем. И в то же время как мало мы знаем о механизме плача. Еще в 1963 г. швейцарский офтальмолог Ринтелен признавался, что ничего не может сказать о физиологическом значении плача.

Известно только, что в возникновении плача важную роль играет вегетативная нервная система, в первую очередь ее парасимпатический отдел. В головном мозгу существуют три взаимосвязанных центра плача: высший корковый, промежуточный в ретикулярной формации и исполнительный в области Варолиева моста.

Каждый по личному опыту знает, что боль нередко сопровождается плачем. Надо полагать, что это — не только эмоциональный, вызванный возбуждением коры головного мозга, аффективный плач. Вероятно, плач, вызванный болью, имеет сложное происхождение, и задача его чем-то облегчить болевое страдание.

В самом раннем возрасте дети "не плачут ни от боли, ни от огорчения. Слезы начинают скатываться по щекам только тогда, когда возраст ребенка достигает 2—3 месяцев. Зато в дальнейшей своей жизни дети и взрослые нередко плачут. Впрочем, слезы у людей, вышедших из детского возраста, принято считать признаком слабости и отсутствием мужества.

Слезы в сочетании с продолжительными выдыханиями и короткими судорожными вдохами, вскрикиваниями и стонами дают картину рыдания. Дарвин утверждает, что он наблюдал рыдающего ребенка, когда ему было 138 дней; до этого возраста дети никогда не рыдают.

Плач, по мнению Дарвина, вероятно, является результатом приблизительно такой цепи: дети, когда они голодны или испытывают какое бы то ни было страдание, громко кричат, подобно детенышам большинства других животных, отчасти призывая родителей на помощь, а отчасти потому, что всякое усилие служит им облегчением. Продолжительный крик неизбежно ведет к переполнению кровеносных сосудов глаза, что сначала сознательно, а потом вследствие привычки, приводит к сокращению мышц вокруг глаза для защиты их. При этом рефлекторно раздражаются и возбуждаются слезные железы. Опыт бесконечного числа поколений связывает страдание с отделением слез, в результате чего образуется условно-рефлекторная связь. Человек кричит, стонет, плачет, чтобы облегчить боль, а отчасти и успокоить, отвлечь, затормозить кору головного мозга.