Красоты озера Мичиган не впечатлили Квентина. Живописность холма, где располагался отель, ради которого ему пришлось отправиться в эту поездку, он был вынужден оценить по достоинству, но это обстоятельство не прибавляло вдохновения. Профессионально взвесив стоимость проекта, он уже в Эдаманте понял, что игра не стоит свеч. Даже если бы речь шла о супервыгодной сделке, он отступился бы от своих принципов ради «Лесной сказки». Зачем он согласился на этот отвлекающий маневр? За последние месяцы он так устал от театрализованных представлений и сценических эффектов, что мечта о тихой заводи превратилась в навязчивую идею. Он не провел в этой поездке и половины запланированного срока, но чувствовал, что больше не может здесь оставаться. Хватит, он уезжает.
Когда за завтраком Квентин объявил об этом Куперу, тот пришел в ужас и бурно запротестовал, без конца повторяя, что сделка под угрозой. Сегодня только воскресенье, и, если он уедет теперь же, хозяин «Лесной сказки» поймет, что это был блеф, и не скинет цену ни на пенни.
Но Квентину было наплевать. Когда он заявил об этом, Купер онемел и его вилка с куском бекона остановилась на полпути ко рту. Лицо выражало крайнюю растерянность.
Тогда Квентин повторил:
— Мне плевать.
Он наспех побросал вещи в чемодан и ближайшим рейсом вылетел в Денвер, оставив Купера приносить извинения брокерам. Квентину хотелось как можно скорее вдохнуть родной воздух, увидеть покрытые дымкой лесистые холмы в окрестностях Эдаманта. Ему хотелось домой.
Единственный раз в своей запутанной жизни он просто сделает то, что хочет. Ему плевать, если придется переплатить пару долларов за «Лесную сказку». Он готов переплатить. Он устал разгадывать ребусы, устал играть в шахматы вслепую… Просто чертовски устал.
Самолет как ракета взмыл в голубое небо, но Квентину казалось, что лайнер летит слишком медленно. Он очень спешил. У него было ощущение, что ему необходимо попасть домой как можно скорее, пока не поздно, хотя он сам не понимал, куда боится опоздать.
Было всего два часа дня, когда Квентин переступил порог дома, где царила полночная тишина.
— Эй! — Квентин поставил чемодан на пол, и гулкое эхо разнеслось по дому. — Кто-нибудь есть дома?
Ответа не последовало. Дом был пуст. Он все-таки опоздал. Он сам удивился тому, насколько огорчился. Раньше Квентин не понимал, как ненавистен ему пустой дом.
Решив, что компанию ему может составить только виски, он подошел к бару и щедро плеснул его в стакан. Но запах и вид напитка вызвал у него приступ тошноты. И тут Квентин услышал звонкий смех. Он подошел к окну и посмотрел в сторону парка. Сначала он никого не увидел, хотя смех по-прежнему звучал. Откуда это?
Но тут Квентин заметил девушек — Эвелин и ее сестра сидели на ветках большого дуба. Дженнифер пыталась забраться повыше, а Эвелин удобно устроилась, прислонившись спиной к массивному стволу.
Квентин едва не выронил стакан. Господи, она просто красавица! Эвелин смеялась, запрокинув голову. У нее был такой вид… У нее был вид человека здорового и физически и психически. Квентин приложил ладони к стеклу, но стекло обожгло холодом, и он убрал руки.
Спустя мгновение из глубины парка не спеша вышла Конни, прижимая к груди охапку желто-золотистых листьев. На ее лице играла такая безыскусная улыбка, что Квентин едва узнал в ней ту вечно надутую капризницу, с которой жил в одном доме.
Может, это и есть настоящая Конни? Он уже успел забыть, как это мало — двадцать лет. Господи, она совсем еще ребенок! Ему вдруг стало жаль ее, эту девочку с огромным животом, которая уже испытала горечь вдовства и к тому же скоро станет матерью.
У него появилось неприятное чувство, что он наделал много ошибок. Может, он поступал с ней слишком жестоко. Конни действительно часто раздражала его, она неразумна и капризна, но все равно ему следовало быть добрее.
Ведь, что ни говори, она тоже потеряла Талберта. Может, он просто устал один нести груз вины и только теперь осознал, насколько эта ноша тяжела.
Да, он Должен быть добрее. И будет. Обязательно будет.
Заметив Конни, Эвелин улыбнулась и позвала кузину. Эвелин сидела на причудливой ветке и болтала ногами. Ее волосы развевал ветер. Она снова засмеялась, подалась вперед, обхватив ветку руками. У Квентина что-то сжалось в груди. Он не мог вспомнить, когда сам был таким — беззаботным, цветущим и жизнерадостным.
Поставив нетронутый стакан обратно в бар, он направился к двери. Это не было осознанным решением, его просто тянуло к этим девушкам словно магнитом.
Но он опять опоздал. Сестры уже направлялись обратно. Они шли медленно, гуськом, впереди — Эвелин. Она выглядела просто и одновременно элегантно в узких синих джинсах. Поверх желтой водолазки она надела серую куртку, а на ее растрепавшихся волосах красовался венок из желтых листьев.
— Привет, — сказал Квентин, и девушки разом взглянули на него, онемев от удивления. Он говорил, что уезжает на неделю, и никто не ожидал увидеть его так скоро. Эвелин поспешно сняла с головы венок и спрятала его за спину с виноватым видом, словно школьница, пойманная строгим учителем.
Квентин помрачнел. Таким она видит его? Почему-то эта мысль причинила боль, и ему захотелось изменить собственный образ в ее сознании.
Из всех женщин, которых ему доводилось встречать, Эвелин Флауэр мыслила наиболее самостоятельно. В ее глазах читалась надпись: «Вход воспрещен».
Но как человек, который нарушил основные заповеди бизнеса, Квентин не был расположен уважать чужие запреты. Он протянул руку и, коснувшись мягкой шерсти куртки Эвелин, достал венок из-за ее спины. Прежде чем она успела запротестовать, он осторожно вернул драгоценную корону на ее голову. Волосы Эвелин оказались нежными как шелк, и его руки чуть задержались, убирая пряди, упавшие ей на лоб. Когда она почувствовала прикосновение его пальцев, то вся напряглась. В глазах Эвелин появился новый знак, еще выразительнее прежнего: «Руками не трогать».
— Не снимайте венок, — попросил Квентин и провел ладонью по нежной щеке, наслаждаясь собственной дерзостью. Что с ним сегодня творится? — Вам идет.
Идет? Этого слова явно было недостаточно, чтобы выразить чувства, которые его обуревали. Квентин сунул руки в карманы, чтобы скрыть волнение. Место Эвелин — здесь. Эта девушка в осенней короне, с солнечными бликами на лице — словно часть здешних мест, лесная фея, украшение осени. В ее глазах отражается глубина синего неба. Когда он коснулся бархатной щеки, она покраснела, и ее кожа стала темно-розовой, как лесные ягоды.
Вдруг Квентин понял, что с ним происходит. Он хочет ее. Хочет до боли. Интересно, как бы она отреагировала, если бы он поднял ее на руки и унес далеко-далеко в лес? Может, пришла бы в ярость? Или отдалась порыву страсти и доверчиво положила бы голову ему на грудь, обвив руками шею? И позволила бы уложить себя на опавшие листья, закружить в вихре любви, до тех пор пока…
Господи! Отчаянным усилием воли Квентин постарался подавить безудержные фантазии. Неужели он по-настоящему сходит с ума? Унести в лес? Заняться любовью? Судя по выражению лица Эвелин, попытайся он сделать нечто подобное, возмездие неизбежно. Достаточно взглянуть на нее. Пока он давал волю юношеским чувственным мечтам, Эвелин успела отдалиться от него. Кажется, она и шага назад не сделала, но лицо стало замкнутым, искорки в глазах погасли, улыбка увяла. В одно мгновение она превратилась в безмолвную статую, прекрасную, но холодную, которая не способна испытывать никаких чувств.
Но почему, черт подери? Квентин едва не задал этот вопрос вслух. Почему? Почему она все время держится с ним настороже? Почему такая неприступная? Пытаться приблизиться к Ней — такое же бесполезное занятие, как ловить собственное отражение в воде. В ту минуту, когда, кажется, схватил его, оно вытекает по капле между пальцами.
Кто-то потянул его за локоть.
— О, Квентин, — с чувством воскликнула Конни, которая стояла за его спиной. — Как я рада, что ты вернулся пораньше!
Квентин посмотрел на невестку сверху вниз, недоумевая: неужели Конни стояла рядом все это время? Невероятно. Он совершенно забыл о ней и о другой девушке. Дженнифер застенчиво пряталась за спиной старшей сестры. Зато Конни, пока он предавался грезам, прилипла к его локтю как пиявка.
Чудесно. Квентин сделал над собой усилие, чтобы не вырвать локоть. Просто чудесно. Может, это какой-то новый закон подлости: женщины, которых вы хотите, превращаются в камень, а те, которые вам не нужны, так и липнут?
Но Квентин почти сразу же вспомнил данное себе слово быть с Конни добрее. Он не станет вымещать на ней недовольство. Он постарается быть терпимее, пусть это и трудно. Да, это будет очень трудно.
Ему удалось выдавить улыбку.
— Я уезжал всего на несколько дней, — сказал он. — А вы, похоже, прекрасно проводите время. — Он с улыбкой посмотрел на Эвелин, пытаясь дать понять, что это ее заслуга, но в ответ получил лишь леденящий холод статуи. Ей было все равно, что он думает о ней. И что думает вообще.
Квентин неожиданно для себя рассердился. Как сильно отличалось это безразличное лицо от того, которое он видел через оконное стекло! Это несправедливо. И Эвелин к нему несправедлива. Он не сделал ей ничего плохого. Ему захотелось взять ее за ворот шерстяной куртки, встряхнуть и потребовать объяснений. И, если понадобится, трясти до тех пор, пока венок не свалится с этой красивой головки.
— У соседей недавно был бал, — с гордостью заявила Конни. — А завтра начинается праздник урожая. Будет очень весело. Хочешь пойти с нами?
Эвелин сделала движение, такое легкое, что Квентин не заметил бы его, если бы не ждал. Это была инстинктивная попытка остановить Конни. Эвелин не хотела провести завтрашний день в его обществе.
Что ж, это плохо. Но, хотя до последней минуты Квентин не собирался тратить время на пустяки — к тому же на завтра назначено совещание, — он понял, что ни за что не пропустит праздник. Может, завтра у него появится шанс разрушить мраморный фасад, за которым прячется Эвелин. Если же не удастся, то тогда он действительно возьмет ее за ворот куртки и…
Этого Эвелин и боялась. Не прошло и получаса, с тех пор как они пришли на праздник, как Конни и Дженнифер куда-то умчались, оставив ее наедине с Квентином. Конни вертелась рядом так долго, как только смогла, отчаянно заигрывая со своим неприступным родственником. Но потом все же, оставаясь в душе еще ребенком, предпочла поесть сладкой ваты и похихикать с подружкой.
— Похоже, Конни сегодня счастлива.
Эвелин взглянула на Квентина, ища в его словах иронию. Удивительно, но ее не было. Он смотрел вслед уходившим девушкам, и его губы Путь изогнулись в намеке на улыбку.
К тому же он вчера весь день держался с Конни очень терпимо. Эвелин никак не могла понять этой перемены. Что все это значит? Откуда-то доносились звуки банджо, чувствовался запах жареных пончиков. Здесь не место для преуспевающего бизнесмена. Такие, как Квентин, не привыкли тратить время на подобные мероприятия.
— Общество вашей сестры идет Конни на пользу, — сказал он, пока они шли между рядами кувшинов для варенья. — Они обе еще совсем дети.
Эвелин кивнула и вдруг вспомнила, что совсем забыла о вежливости.
— Дженнифер здесь тоже хорошо. Спасибо, что разрешили пригласить сестру на уик-энд.
Квентин отмахнулся от официальной благодарности.
— Как у нее дела? Она привыкла к колледжу?
— Все отлично. — Слава Богу, это была правда. В первый раз за последние месяцы Дженнифер снова стала самой собой. Ей сказали, что тот тип развелся, причем его жена получила даже больше того, на что рассчитывала. Бракоразводный процесс закончился, положив конец и роману Дженнифер, и она была готова идти дальше, забыв обо всем пережитом. Ей нравился колледж, где, как выяснилось, очень много симпатичных молодых парней.
— Ей намного лучше, — продолжала Эвелин. — Дженнифер нравится в колледже, и теперь она пытается уговорить Конни заняться учебой, после того как ребенок появится на свет.
Квентин невольно замедлил шаг и примерно минуту молчал, рассматривая прилавки с декоративными лоскутными ковриками.
— Колледж… Наверное, это будет непросто, как мне кажется, — сказал он, не глядя на Эвелин. Его голос звучал почти бесстрастно. — Нужно будет ухаживать за новорожденным.
Почти бесстрастно, но все же не совсем. Эвелин уловила в его искусственно-ровном тоне недовольство и заметила, как дрогнули его пальцы, которыми он потрогал коврик, делая вид, что рассматривает причудливый узор. Значит, он не хочет, чтобы Конни поступила в колледж. Он вообще не хочет, чтобы она уезжала.
Эвелин сделала глубокий вдох. Не потому ли он был подчеркнуто любезен со своей невесткой все это время? Может, Квентин решил, что должен быть добр и вежлив с Конни, если хочет, чтобы она осталась? И если он хочет на ней жениться?
Но Квентин спустя мгновение уже успокоился и, положив коврик на место, направился к следующему прилавку. Эвелин неохотно последовала за ним. Наверное, у нее разыгралось воображение. Квентин на тринадцать лет старше Конни. И, что еще важнее, он и пяти минут не может вынести ее общества. Наверняка мысль о браке с ней даже в голову ему не приходила. А если и приходила, то он слишком умен, чтобы не выбросить ее из головы незамедлительно.
Зато эта мысль пришла в голову Конни. В эти выходные они с Дженнифер по ночам много болтали, и Эвелин, присутствуя при девичьих беседах в роли дуэньи, кое-что слышала. Они строили самые невероятные планы. Да, мысль о браке с Квентином приходила в голову Конни. Все выходные Эвелин думала о том, что ей теперь делать.
— Но об этом еще есть время подумать, верно? — сказал Квентин беззаботным тоном. — Здесь довольно забавно. Как вам нравятся наши места? Вы еще не были в «Лесной сказке». Уверен, вам там понравится.
— Не сомневаюсь. — Эвелин чувствовала себя, как танцор, который не успел вовремя сменить темп. Она готовилась к противоборству с ним — кто, как не она, должен отстаивать интересы Конни? Но такой Квентин, легкий и приятный, был ей совершенно не знаком. И он явно не хотел никаких споров.
— Куда же мы пойдем? — Не дожидаясь ответа, он сложил губы трубочкой, засвистел какую-то веселую песенку и направился к прилавку с игрушками.
Сбитая с толку Эвелин пошла вслед за Квентином. Кажется, все это доставляет ему огромное удовольствие. Словно ему больше не нужны ни бесконечные совещания, ни отвлекающие маневры с целью заполучить «Лесную сказку».
Ну конечно… Эвелин резко остановилась. Как она раньше не догадалась? Вот в чем дело — его поездка в Милуоки увенчалась успехом. Он сегодня такой… не то что счастливый, но определенно выглядит совсем по-другому. Как человек, которому удалось порвать оковы. Человек свободный.
— Посмотрите, какая работа. — Тоже остановившись, Квентин протянул ей куклу в крестильной рубашечке, покрытой искусной вышивкой.
Но Эвелин едва взглянула на игрушку. Квентин снова отвернулся, и она могла безбоязненно наблюдать за ним, отмечая перемены. Одежда тоже другая, думала она, глядя, как Квентин наклонился над другой куклой. Она впервые видела его в джинсах, которые сидели на нем так же хорошо, как и все остальное.
Честно говоря, когда она сегодня утром увидела его, у нее дрогнули колени. Хорошо, что она не сидела на дереве, — она бы просто упала. До сих пор у нее внутри что-то вздрагивает.
На Квентине, кроме джинсов, были ковбойские сапоги и белая хлопковая рубашка без воротника с открытым горлом. В вырезе проглядывали темные волосы на его груди, напоминая ей о том дне, когда он снял спортивную куртку после пробежки. Так как вечер обещал быть холодным, Квентин накинул на плечи фланелевую рубашку в синюю и зеленую клетку.
Квентин, откинув назад голову, заговорил с кем-то и повернулся к Эвелин в профиль. Сегодня он не побрился, и темные тени на его подбородке и над верхней губой волновали ее.
— Как вы думаете, не купить ли такую для ребенка Конни? Ей понравится? — Он показал Эвелин еще одну куклу.
Эвелин покраснела, зная, что смотрела на него не так, как следовало.
— Уверена, что понравится, — быстро сказала она, пряча смущение и удивляясь его заботе о Конни. — А что, если у нее родится мальчик?
— И это говорит современная женщина, — заметил Квентин, достал бумажник и отсчитал гораздо больше денег, чем кукла стоила. — Разве мальчики не могут играть в куклы?
— Нет, сэр, — сказал старый, морщинистый старик, что сидел за прилавком. — Уж точно это не про них.
Квентин рассмеялся и протянул деньги, которые старик флегматично принял.
— Что ж, ладно. Тогда оставьте эту куклу себе, Эвелин. — Квентин протянул ей игрушку, руки которой, вытянутые вперед, словно хотели обнять ее. — Вот, держите. Теперь вы ее мама, так что вам надо познакомиться.
Эвелин хотела отказаться. Что-то в этой глупой игре ее беспокоило. Может, сам Квентин, которого она до сего дня считала самым высокомерным типом на свете, а он вдруг забавляется с игрушкой без всякого намека на самодовольство. Или, если быть совсем честной, ее охватило напряжение, которое, как Эвелин призналась себе, было чисто сексуальным. Это напряжение возникло при мысли о Квентине и о детях одновременно.
Квентин укоризненно нахмурился.
— Что? У вас нет материнского инстинкта? — Он взял руку Эвелин и согнул ее на уровне груди, соорудив таким образом подобие колыбели для куклы. Затем аккуратно устроил туда купленную игрушку. — Ну, посмотрим. — Он сделал шаг назад и внимательно осмотрел результат своих стараний. — Так гораздо лучше.
— Эй ты, мистер Большой Человек, — послышался грубый голос, — ты идешь сюда или нет?
Квентин повернулся на голос. Его окликнул очень высокий худой старик из соседней палатки. Он был одет так, как рисуют деревенских жителей в комиксах. На нем была мягкая шляпа, и на удивление белыми зубами он сжимал трубку из стебля кукурузы.
— Или ты слишком зазнался, чтобы поговорить со старыми друзьями? Еще бы! Ведь земля, по которой мы ходим, скоро будет твоей.
Квентин усмехнулся и подошел к палатке. Прилавок был сплошь уставлен маленькими причудливыми фигурками животных, вырезанными из дерева.
— Здравствуй, старина Билли. — Он отодвинул фигурки и уселся на край стола. — Как продвигаются дела? Я слышал, ты побил все рекорды и удачно продал свой урожай?
— С Божьей помощью, — улыбнулся старик. — А у тебя, похоже, проблемы?
Квентин поморщился.
— Похоже на то.
Но поморщился он не вполне искренне. Эвелин поразилась, каким спокойным было лицо Квентина. То, что она услышала, было очень важным. Значит, сделка еще не заключена. Но почему же тогда его настроение так переменилось?
Квентин жестом подозвал ее поближе.
— Эвелин, познакомьтесь — это старый Уильям Хоун, мой друг. Его все зовут Билли.
— Здравствуйте, — сказала она, поправляя складки на платье куклы, которую несла с подчеркнутым безразличием. Потом улыбнулась и спросила: — Это ваших рук дело?
Старик лезвием устрашающего на вид ножа приподнял свою мягкую шляпу.
— Да, мэм. Если ты ловко обращаешься с ножом, веселее коротать дождливые вечера. Понимаете, о чем я?
— Вполне. — Старик просто очаровал ее. Эвелин пожала протянутую ей руку. Она посмотрела на фигурки, стоявшие в большом количестве на прилавке, вначале из вежливости, но, приглядевшись, поняла, что каждая из них произведение искусства. Медведи, зайцы, олени и драконы… Много драконов… Все они были искусно вырезаны, но каждая фигурка отличалась особым обаянием, какое присуще только изделиям ручной работы.
Эвелин взяла в руку деревянного котенка.
— Ваши работы просто восхитительны, — искренне сказала она. — У вас настоящий талант.
— Да, верно. — Его голос звучал грубо, но белые зубы сверкнули в веселой улыбке. Кончиком ножа он указал на Квентина. — Эта девушка мне нравится. Нравится гораздо больше… У нее есть вкус. Значит, ты наконец-то нашел себе подружку?
— А откуда ты знаешь, что у нее есть вкус? — Квентин с подчеркнутым безразличием проигнорировал последний вопрос. Эвелин не отводила глаз от резных фигурок, сгорая от любопытства. Нравится больше… чем кто? Но Квентин явно не собирался просвещать ее на этот счет. — Может, она просто хорошо воспитана и потому вежлива.
Билли что-то неодобрительно проворчал и повернулся к Эвелин.
— Я знаю этот парня еще с тех времен, когда он был таким же маленьким, как ваша кукла. Он всегда отличался ослиным упрямством.
Эвелин бросила на Квентина беглый взгляд.
— Правда?
— Ага. — Билли подался вперед и стал раскачиваться на передних ножках стула. — Я и его учил вырезать, но он для этого слишком своенравный, черт его возьми. А руки у него хорошие.
Эвелин с трудом подавила желание посмотреть на руки Квентина, для чего ей понадобилось большое усилие. Она сжала в пальцах резной нож для бумаг и заинтересованно посмотрела на Билли. Ей действительно хотелось узнать больше.
— Руки у него хорошие, это верно, да уж больно он упрямый и гордый, — продолжал старик. — Знаете, у каждого кусочка дерева своя судьба. Вот смотрите. — Он взял с прилавка деревянную звезду. — Этому была судьба стать звездой. Так уж он был устроен. Но вот, к примеру, чего-то неохота мне вырезать звезду или продать трудно. Вы, может, слыхали, что туристы больше любят покупать разных животных. — Билли с усталым недовольством посмотрел на звезду. — Но, задумай я сделать из этого куска корову, все равно добра не выйдет. Потому что должна-то была быть звезда. Вам понятно?
Эвелин улыбнулась.
— Думаю, понятно, — ответила она и заметила, что Квентин притих. Он злится? Или просто слушает?
— Ну так-то… И вся беда этого парня с гонором была в том, что он все время хотел что-то навязать дереву. Он был не то что капризный, просто слишком любил командовать. Он не мог подчиниться дереву, понимаете? Если уж он хотел корову, то и начинал вырезать ее. Заставлял это дерево стать коровой. Может, получалось и похоже, но чертовски никудышная выходила корова. А все потому, что должна-то была быть звезда.
Эвелин вздохнула, она чувствовала, что Квентин весь напрягся. Похоже, Билли сказал нечто большее, чем мог понять посторонний, в том числе и она.
— Сами посудите, — продолжал Билли. Он смотрел на Эвелин, но она понимала, что говорит он с Квентином. — Тому, чтобы понять, что из чего может получиться, нужно учиться. Есть для этого два способа. Можно прожить свою жизнь и состариться, как я. Или набивать себе шишки каждый раз, как попадается бугорок. Квентин тогда был слишком молодой и бугорков еще в жизни не видывал. Его дорога была асфальтом вымощена, гладкая как стекло.
Наконец Эвелин решилась поднять глаза на Квентина. Она поразилась, заметив, как вытянулось и помрачнело его лицо, а под глазами пролегли темные тени. Билли тоже посмотрел на него со смешанным чувством любопытства и сострадания.
— Но, сдается мне, дай я тебе сегодня кусок красного дерева, ты уже повел бы себя по-другому, верно, сынок?
Квентин медленно покачал головой, взял с прилавка фигурку дракона и повертел в руке.
— Не знаю, Билли. Правда, не знаю. Но я бы попытался.
— Я слыхал о Талберте, — продолжал Билли, явно не считая, что меняет тему разговора. — Чертовски жаль его. Хороший был мальчик. — Билли посмотрел на дракона в руке Квентина. — Хотя нет, он был уже не мальчик, верно? Слыхал я, что у него осталась вдова и скоро будет ребенок.
Квентин ничего не ответил, его взгляд не отрывался от дракона, которого он ритмично крутил в пальцах. Эвелин не видела его лица, но заметила, что на его виске пульсирует жилка. Она решила нарушить ставшее невыносимым молчание.
— Да, это правда, Билли, — сказала она. — Талберт и Конни поженились за два месяца до его смерти. И через пару месяцев родится ребенок. — Она бросила беглый взгляд на Квентина, но тот не поднял глаз. — Я двоюродная сестра Конни, поэтому я здесь.
Билли улыбнулся.
— И хорошо, что вы здесь. — Он повысил голос, словно Квентин был глуховат. — А ты разве не рад, что она здесь, сынок? В этой леди есть покой. Ты меня понимаешь? А тебе сейчас его не хватает.
Глаза Квентина и Эвелин встретились. Они оба смотрели скептически. Покой? Эвелин вдруг ощутила неуемное желание рассмеяться и почувствовала, что Квентин испытывает то же самое. В первый раз с момента их встречи они в чем-то были едины. И все из-за крестьянской мудрости Билли.
Старик перехватил взгляды, недоверчивые и насмешливые, которыми они обменялись, и рассердился.
— Я не хочу сказать, что ей спокойно с тобой, балбес ты этакий. У нее внутри покой. С тобой никому не будет спокойно, пока ты сам во всем не разберешься. — Билли нетерпеливо и резко подтолкнул локтем Квентина. — А теперь слезай с моего прилавка, освободи место для тех, кто готов платить. Пойди накорми чем-нибудь свою леди. А дракона можешь взять себе. Он мне никогда не нравился. Я не понял дерево. Наверное, тому куску была судьба стать ослом.