Наваждения

ИГРА ТЕНЕЙ

Песок холодил пальцы. Villa Pearl... в полированной медной табличке отражалось солнце. Закат красил акварелью белые стены. Кроны сосен темнели, наливались темнотой - ближе к дому с каждой минутой подступал лес. И недальнее кладбище, чисто прибранное, кукольное - днем, теперь грозило из-за дороги. А утром они там играли в войну... Дверь приоткрылась. - Саша, Лара, ужинать, - дребезжащий голос тетки разрушил чары. Саша выдернул из песка озябшие ноги и с облегчением побежал к крыльцу. ... Кто из них вспоминал о теснинах коммунальных коридоров, населенных наравне с живыми людьми - призраками, о дымном прифронтовом городе, госпиталях, забитых обмороженными и ранеными, над которыми школьники брали шефство. Голубым, белым, золотым - могло бы быть знамя поселка. Призраки тут не ночевали... Зимняя война обошла его стороной - он находился как раз между укрепленными полосами линии Маннергейма. Ни один дом не погиб, но хозяева ушли. Все. Трофейное жилье передали на баланс Балтфлота, а тот за символическую плату предоставил его семьям своих командиров. Электричество пока не горело - линию ремонтировали. Керосин доставляли из города, приходилось экономить. Сразу после ужина - пока совсем не стемнело - Саше мыли голову. Красноватый свет заката падал из узкого окна, уютные оранжевые отблески скользили из топки водогрея. Разморенного купанием Сашу насухо вытерли махровым полотенцем с буквами VP, вышитыми с краю, и уложили в постель. Уснул он почти сразу. Снилось ли ему тогда что-нибудь? Он не помнил. Это в городе сны населяли хищные звери, заговоренные враги, люди-лягушки... - Да проснись же, - сестра отчаянно трясла Сашу за плечо. - На... кладбище ... - голос ее срывался. - Что там?! - голос Саши тоже не отличался твердостью. - С... свечки... В маленькое окно над лестницей видна была смутно белевшая дорога. Саше пришлось долго всматриваться, чтобы различить за сосновой колоннадой слабый свет. Горело три свечи - не больше и не меньше. Саша перекрестился, как учила тетка. Днем-то он ни за что бы не стал этого делать. Лара дышала в шею. Свечки горели и вокруг тихо двигались тени, тянули к дому длинные руки. У Саши зазвенело в ушах, качнулся пол под ногами... ... Прошло не более получаса. Инвалид империалистической войны Антонов, чей-то дальний родственник (отцы, братья и мужья все были в городе и приезжали только на выходной), смело выполз на крыльцо. С грохотом ушли за дорогу два заряда картечи. Свечки будто задуло. Антонов поспешно перезарядил двустволку, выстрелил снова. Пробормотал для храбрости что-то матерное и уполз назад в дом. Весь остаток ночи не спали, сидели в темноте. Тени обступали со всех сторон, душили страхом, не давали опомниться. Опытный враг взял бы гарнизон сомнительной крепости без особого труда. Никто, однако, не покусился. Наутро среди могил не нашли ни свечей, ни обгорелых спичек - ничего. Но с этой ночи и до отъезда не переставали чувствовать себя теми, кем, в сущности, и были - чужими на чужой земле. И страх более не уходил. ... Полвека почти миновало, пока Саша, Александр Иванович Каптерев, не побывал в поселке снова. Что толкнуло его? Одиночество? (Какая кровожадная корова слизнула шершавым языком всех родных?) Или крушение привычного жизненного уклада? (Скрывшиеся за решетками, как тюрьмы, витрины магазинов?) Местность, где находился поселок, недавно перестала считаться погранзоной. Желтый дымный “Икарус” довез Каптерева от Зеленогорска. Стройный сосняк поредел - его теснили похожие на ободранных кошек ели. Выросло несколько пятиэтажек. Но финские дома почти все сохранились, только покосились и потемнели. Правда, Villa Pearl исчезла, однако кладбище он нашел - запущенное, заросшее, но уцелевшее. Около него стоял иностранный автобус. На бело-голубой эмали красовалась финская надпись. Среди могил копошились аккуратные старички. И Каптерев вдруг начал что-то понимать, о чем-то догадываться...