Это было лучшим пробуждением за всю сознательную жизнь. Мой лоб гладила нежная рука, а ласковый голос шептал, что пора вставать. Недовольно пробормотал маме, что у меня болит живот, и в школу я не пойду. Странно. Я ведь хочу в школу на самом деле, но моя сиделка и лечащий врач говорят, что мое желание как раз странное. Если бы я походил туда чуть больше месяца, то изменил бы свое мнение.
Сладко потянулся в кровати и поставил ноги на пол. Сильные здоровые ноги и такое же здоровое тело, которое не мучается от постоянной тошноты и головокружения. Это точно я?
— Андрей, давай уже шевелись. Если не поторопишься, отец без тебя уедет, будешь на автобусе добираться, — крикнула мама откуда-то из глубины квартиры.
Андрей, мама, школа? Но это не мое имя, у меня нет семьи, а школу мне заменяет приставленный к поликлинике педагог. Она собирает всех детей в одной палате, делит на мини-группы в зависимости от класса, и мы пытаемся наверстать программу. Вернее, остальные наверстывают, а для меня это основное обучение. Мои «одноклассники» выписываются, приходят другие, но и они уходят в большой мир.
Видение слегка дрогнуло, но я удержался в новой реальности ее немного. Тот другой я, которого звали Андреем лениво побрел в ванную и заспанно оглядел себя в зеркало. Каштановые взъерошенные волосы, следы от подушки на лице и прищуренные глаза. Он морщился от яркой лампы, и на его щеках появлялись ямочки. Высокий, тощий подросток, возможно, даже мой ровесник. Засмотрелся на него, чувствуя странное родство с этим парнем, захотел узнать его поближе. А потом… Я слишком громко, о чем-то подумал, и он услышал. Андрей встрепенулся и уставился в зеркало пронзительными черными глазами. Я испуганно сделал шаг назад, и меня тут же вытянуло из ванной комнаты и швырнуло обратно на больничную койку.
— С возвращением, Витя, — радостно сообщил мой официальный представитель, приехавший со мной из Московской клиники в Германию.
— Здравствуйте? — прошелестел в ответ.
На меня выделили денег из фонда поддержки сирот, собрали что-то в соцсетях, и даже по телевидению пустили ролик. И вот я прилетел за вторым шансом. На самом деле все выглядело сплошным везением — в базе обнаружился донор, подходящий мне, как брат-близнец. В противном случае меня не ждало бы ничего хорошего. Да и сейчас боюсь спросить Алексея Константиновича, как прошла операция.
Тупо таращусь в его очки-хамелеоны и вижу в отражении парня, больше похожего на карикатурного инопланетянина — Лысая голова, впалые щеки и глаза в пол-лица.
— Я понимаю твое состояние сейчас, — начал врач.
Да ладно? Понимает он! Разозлился и сжал ладонями покрывало. На кого злюсь? На болезнь? На своего опекуна, или на Андрея, который не хочет идти в школу, у которого есть мама и волосы на голове.
— Все прошло успешно. Прогнозы положительные, Вить. Ты будешь жить полноценной жизнью. С учебой поможем. Ты даже не представляешь, сколько людей за тебя держали кулачки. Тебе письма, кстати, пришли.
— Письма? Мне? От кого же?
— Там пожелания от тех, кто деньги пожертвовал.
— А… Я могу их прочитать?
Что-то новое нахлынуло на меня, прокатившись теплой волной мурашек по затылку. Обо мне волновались, выражали заботу. Я не один? В горле застрял ком.
— Да, как только тебя выпустят из стерильной палаты, сразу получишь все письма. Извини, но сейчас ничего нельзя передавать.
— Знаю.
Меня ожидали долгие недели приживления кроветворной ткани в комнатке похожей на аквариум. Но я привык. Я буду жить, это главное.
Алексей Константинович мялся, словно еще что-то сказать хотел, и поглаживал внутренний карман халата.
— Тебе передали одно особенное письмо, но местная администрация с ума сходит со всякой конфиденциальностью, и они чуть ли не расписку с меня взяли, что буду молчать. Я могу понадеяться на твою сознательность, и что болтать не станешь?
Торжественно поднял правую руку, опутанную проводками и датчиками.
Мужчина улыбнулся.
— У тебя есть семья.
— Что? — я чуть ли не закричал на пределе своих сил, а их у меня было не так много. — Семья?
— Ну не совсем. Я не так выразился, — он смутился. — Есть люди, которые готовы тебя усыновить по-настоящему. Не опеку взять.
Я ухмыльнулся:
— Только на них лягут все мои долги. Не по этой ли причине я до сих пор кочую от одних опекунов к другим? Да, и в шестнадцать поздновато уже кого-то мамой и папой звать, вы так не думаете?
— Оно и в сорок непоздно. Но ты прав, лучше тебе оставаться сиротой. Квартиру получишь, с лечением государство поможет.
— А к чему тогда разговоры эти? — снова начал злиться, почти поверил, что где-то на свете нашлись мои настоящие родные, которые просто потеряли меня много лет назад, а не подбросили, трусливо сбежав от ответственности.
— Не кипятись. Они ничего о тебе не знают. Ни имени, ни как ты выглядишь, их просто поставили в известность, что материал, который они пожертвовали больнице подошел мальчику-сироте из России. Они отправили на адрес клиники письмо в надежде, что тебе передадут. А так как я твой представитель, то оно у меня.
— И что там?
— Фотографии их. Милое семейство. Мама, папа и сын-подросток чуть младше тебя.
У меня защекотало в носу от странного предчувствия, усиленного недавним видением.
— А зачем они пожертвовали костный мозг больнице?
— Ох там душещипательная история. У них от лейкемии умер старший сын. Немного не дожил до операции, а у его малолетнего брата уже успели взять материал. В итоге эта семья пожертвовала его больнице, надеясь, что он спасет жизнь другому ребенку.
— Вот оно что. А как зовут моего донора? — кончики пальцев закололо в предвкушении ответа.
— Андрей Теплов. Там есть его фотография. Милый такой парнишка. Вот только глаза… жуткие, как у демона. Даже со снимка смотрит, как рентгеном сканирует. Я тебе покажу потом, поймешь, о чем я.
— Спасибо.
Мне не нужно было видеть это фото. Я уже знал своего спасителя в лицо. Вместе с костным мозгом он передал мне нечто большее: частичку своей демонической души. Мне подсадили зло!