Телефонный звонок, который совершенно изменил жизнь каждого члена нашей семьи, раздался в воскресенье в пол-одиннадцатого вечера.
Звонила наша старшая дочь Джуди. Ей был двадцать один год, и она училась на первом курсе в Бостонском университете. Когда зазвонил телефон, моя жена Этель принимала душ. Наша вторая дочь – семнадцатилетняя Энн – старшеклассница средней школы имени Уолта Уитмана[2] в городе Бетезде штата Мэриленд, в это время сидела у себя в комнате и делала уроки.
– Привет, папа. Это Джуди. У тебя есть время? Мне нужно с тобой поговорить...
– Хорошо... У тебя все в порядке?
– Да, все нормально. Я хочу тебе сказать что-то очень важное.
В ее голосе послышались какие-то странные нотки. Я почувствовал в душе тревогу. Что-то не то...
– Ты это о чем? Что-нибудь случилось?
– Папа, да ты не беспокойся. У меня все хорошо. Я целый день только и думала о нашем предстоящем разговоре. Пусть мама подойдет к другому телефону.
– Она в ванной, принимает душ.
– Ладно, ты потом сам поговоришь с ней.
– Ну так я слушаю тебя.
– Папа, я написала тебе очень длинное письмо. На него у меня ушло несколько дней. Только сегодня утром закончила, а потом все читала и перечитывала целый день. Все же отправить тебе его я не могу. Не хочу причинять тебе боль. Это самое трудное из всего, что мне когда-либо приходилось делать. Хочу прочитать его тебе прямо сейчас. Можно?
В моей голове промелькнули мысли одна хуже другой: она забеременела... или же вышла тайно за кого-то замуж... а, может, у нее проблемы с полицией... или ее выгнали из университета... Но Джуди была примерной дочерью – не по годам взрослой, особенно чуткой и ни одна из этих мыслей не имела никакого смысла. Я старался казаться невозмутимым.
- Подожди, Джуди. Прежде чем ты начнешь читать, дай-ка я возьму карандаш и бумагу, чтобы делать заметки.
Этель все еще была в ванной. Я взял карандаш, блокнот и опять подошел к телефону, готовый к Джудиным новостям.
– Ну так что?
Дочь, немного поколебавшись, еще раз извинилась за предстоящий разговор. Теперь она заговорила довольно быстро, и от этого у меня самого сдавило в горле, как бы в ответ на ее взволнованность.
Я понимал, что с моей стороны напряженность была вызвана тем, что наша семья была очень дружной, и мы всегда открыто делились всем – и хорошим и плохим. Мы с Этель гордились своими дочерьми. Энн хорошо училась и выказала довольно необычные способности в области искусства. Джуди же училась на дефектолога в Бостонском университете, специализируясь в работе с детьми с физическими недостатками. Сначала она начала учиться в Мэрилендеком университете, находившемся всего в каких-нибудь 30 минутах езды от дома. Она прожила почти полтора года в переполненном общежитии прямо на территории университета, и обстановка была не из легких. На следующую же зиму она перевелась в Бостонский университет, где сняла себе небольшую комнатку. В Бостонском университете, как она нас уверяла, дела у нее шли гораздо лучше.
Ранней весной 1975 года у меня самого все шло как нельзя лучше. В свои 50 лет я был довольно преуспевающим страховым агентом. У меня была прекрасная жена, две очаровательные дочки, красивый дом. Все во мне вдруг воспротивилось тем плохим известиям, которые мне предстояло услышать от дочери.
– Дорогие мама и папа, – начала читать Джуди. – Мне очень трудно писать вам это письмо, потому что я вас и Энн очень люблю. Не знаю, есть ли еще где-нибудь такая дружная семья...
Замерев, я слушал, как Джуди описывала в мельчайших подробностях всю жизнь в нашей семье: как мы, как родители, никогда не учили детей тому, чего сами никогда не делали, как непритворно мы относились друг к другу, как она ценила то, что росла в атмосфере любви и спокойствия и как благодарна она была нам за свое воспитание.
Затем, когда она перешла к описанию недавнего периода полного своего одиночества, моя рука с силой сжала телефонную трубку. Однако с одиночеством она справилась, устроившись работать на «горячую линию экстренной помощи», где ей приходилось по телефону помогать нуждающимся в такой помощи людям. Затем последовало длинное описание того, как один человек чуть не покончил жизнь самоубийством, и какой неопытной она была для такой работы по телефону. Однако были люди, работавшие с ней, у которых был такой опыт и к тому же противоположные точки зрения. Они также могли ответить на все те вопросы, ответов на которые у нее не было.
Потом она стала мне рассказывать о Дике. По словам Джуди Дик был что называется «библейским верующим». Он также работал на линии. Вскоре они подружились. Дик очень часто и подолгу рассказывал Джуди о Библии, а когда Джуди объяснила ему, что ей никогда не доводилось читать Библию, к тому же у нее ее и не было, Дик принес Библию ей в подарок. В течение многих месяцев Дик предлагал ей прочесть то или иное место в Библии, что она и делала.
– С Диком мы подолгу беседовали, папа, и из того, что я узнала в результате наших разговоров и из того, что я прочитала в Библии, а также многого другого, я...
Я затаил дыхание, когда она сделала паузу, чтобы собраться с духом.
– Я тоже стала верующей.
Последовала длинная пауза.
– А что же, Джуди, это означает?
– Это означает, что я верю в Бога. Я верю, что Библия – Слово Божье, и (опять длинная пауза) что Иисус Христос и есть обещанный Мессия!
Меня просто парализовало от этих слов. Многие родители пришли бы от таких слов в восторг, ну а я был ими просто раздавлен! Ведь мы же евреи! Само упоминание имени Христа вызывает состояние неловкости. А уж считать Его Мессией – сказать такое даже язык не повернется! Для любого из нас поверить в то, что Иисус и есть Мессия, означает предать свой народ, обесчестить память всех наших предков за более чем две тысячи лет. Как Джуди только посмела сделать такое!
Во мне все закипало. Первой моей реакцией было отругать ее как следует. Я уже было приготовился к этому, как вдруг во мне заговорил другой голос: «Не наноси ответный удар. Веди разговор начистоту. Джуди просто промыли мозги. Это только дань моде. Вы ведь любите друг друга. Не делай так, чтобы этот разговор окончился взаимной обидой и гневом! Это безумствование пройдет, и она придет в себя».
Именно так я и поступил. И хотя внутри у меня все клокотало, я продолжал вести разговор открыто, задавая ей вопросы, но не навязывая своего мнения.
Наконец я сказал:
– Знаешь, Джуди, этот вопрос нам с тобой так сразу не решить. Вот приедешь на весенние каникулы домой, и я обещаю тебе, что у нас будет много времени для такой беседы. Ты нам расскажешь поподробнее обо всем. А пока пусть все утрясется, хорошо?
Послышался вздох, последовала долгая пауза, затем еще глубокий вздох.
– Хорошо, папа. Я тебя люблю. Спокойной ночи!
Я положил трубку. Внутри я был полностью опустошен. Этель уже давно вышла из ванной. Несколько раз она забегала в комнату во время моего разговора еще в первые десять минут и конечно же слышала большую часть всего сказанного. Повесив трубку я заметил, что Этель побледнела и была вне себя от гнева.
Как только я стал ей передавать то, что говорила Джуди, она ни с того, ни с сего встала и ушла на кухню. Было слышно, как она разговаривала сама с собой, от негодования гремя посудой. Нужно было каким-то образом успокоить ее.
Только я зашел в кухню – она тут же уставилась на меня с укором.
– В чем же наша ошибка? Разве можно любить своих детей больше, чем мы любили Джуди? Как же она могла нам такое сделать?!
При этом Этель заплакала. Я не выношу, когда моя жена плачет. За двадцать семь лет нашей супружеской жизни это случалось очень редко. Но каждый раз у меня разрывалось сердце. Вот и теперь внутри все вскипало от бессилия, от того, что не могу облегчить ей эту душевную боль.
Во многом для Этель было труднее перенести поступок Джуди, чем для меня. Я был близок к дочери, а Этель была еще ближе. Если вам когда-нибудь приходилось кого-нибудь любить и если вас также любили, вы поймете глубину таких взаимоотношений. Этель полностью отдала всю себя воспитанию детей. И вот чем Джуди ей отплатила! Как бы вы отнеслись, если бы ваш ребенок отвернулся не только от вас, но и от вашего народа?
В ту ночь в доме никто не спал.
На следующее утро я позвонил с работы своему знакомому раввину и излил свою душу по телефону, рассказав о событиях предыдущего дня. Ответ его облегчил душевную напряженность и зажег луч надежды.
– Стэн, не горячись! Не так уж все ужасно. Просто Джуди чересчур эмоциональна. Вот она приедет через пару недель на каникулы, тогда поговоришь с нею с глазу на глаз. Ведь она хорошая еврейская девушка. Вы любите друг друга. Она придет в себя. Попытайся с ней поговорить по-хорошему. Все, знаешь ли, могло быть гораздо хуже. Ведь она могла связаться с наркотиками или еще что-нибудь... Ей просто хочется высказаться. Все будет хорошо.
Вдохновленный такой поддержкой, я позвонил Этель и поделился с ней о своем разговоре с раввином. Наверняка ему приходилось иметь дело с такими случаями, и ему было лучше известно, как все уладить. Может, к тому времени, как Джуди приедет домой, она уже придет в нормальное состояние. Какой смысл переживать? Для переживаний времени будет хоть отбавляй – говорил я себе.
В последующие две недели я старался собрать всю свою силу воли, чтобы сосредоточиться на работе. Но вот наступило время ехать в аэропорт встречать Джуди...