Не бойся, я кусаюсь

19 глава

ЯСНОРАДА

Его слова моментально пробивают грудную клетку и на несколько коротких, но таких бесконечно долгих мгновений забирают у меня возможность нормально дышать. Я растерянно встряхиваю распущенными волосами, опускаю взгляд и потом снова впиваюсь глазами в мужские глаза напротив, облизываю нервно губы, как бы ища поддержки и одновременно терзаясь желанием переспросить: мне не послышалось? пожалуйста, повтори, что ты сказал... А Кир улыбается и, словно прочитав мои мысли и мое смятение, и вправду повторяет еще раз:

– Я люблю тебя, люблю, Яснорада.

– Ну зачем же ты так... неожиданно, – выдавливаю я наконец совершенно растерянно и вцепляюсь дрожащими пальцами в плечи мужчины, словно он может сбежать... хотя теперь уже – вряд ли.

– А как было нужно? – посмеивается он.

– Предупредить... наверное... я не знаю.

– Ну прости, как получилось.

Он смеется надо мной даже сейчас, в такой важный, ответственный момент между нами, а я становлюсь пунцовой от удовольствия и смущения, и потом наконец набираюсь сил ответить ему взаимностью:

– Я тоже люблю тебя, Кир.

Он тут же картинно хватается за сердце:

– Как неожиданно! Почему ты не предупредила?!

– Дурак, – говорю я тихо и залепляю ему шутливую пощечину.

– Эй! – тут же предупреждает Кир. – Ты забыла, на чьей ты территории, маленькая засранка?

– Я прекрасно все помню, господин, но тебе уже не удастся меня напугать, – я показываю ему язык, и он тут же приближается ко мне, чтобы поймать влажный кончик губами, а потом крепко, требовательно поцеловать.

– Я не напугаю тебя, даже если трахну самым большим резиновым членом в этой игровой комнате? – спрашивает он хитро, а я тут же задаю ответный вопрос:

– Ты же сейчас на сессии с Никой... тебе не многовато за один раз?

– Справлюсь! – заявляет Кир.

– Не думаю, что ты все еще можешь напугать меня этими своими игрушками, – я качаю головой.

– А чем же тогда могу, позволь спросить? – интересуется мужчина. – Расскажи мне, Каштанка.

Я прекрасно понимаю, что он флиртует, дурачится, шутит и говорит сейчас явно о сексе, но мои мысли неожиданно поворачивают в другую сторону, и я отвечаю на его вопрос совершенно серьезно:

– Ты напугаешь меня, если предашь мое доверие.

– Блин, Яся... – Кир смущается, тут же теряя свой горячий запал.

– Прости, – я виновато опускаю глаза.

– Я не предам тебя, – обещает он.

– Ладно... – я киваю, но ведь это просто слова.

– Ты можешь верить мне, потому что... – он на несколько секунд замолкает, пытаясь подобрать правильные слова, и я все это время внимательно смотрю ему прямо в глаза... давай, скажи! я хочу верить тебе, как себе самой, и даже больше! я так люблю тебя!

– Раньше я не испытывал ничего подобного, – признается неожиданно мужчина. – Если не брать в расчет многочисленные подростковые связи, где не было никаких глубоких чувств – только похоть и жажда исследовать свое и чужое тело, – то у меня и отношений толком не было.

– Серьезно? – хмыкаю я недоверчиво, а мужчина кивает:

– Я рано начал практиковать БДСМ, сначала нижним, потом довольно быстро верхним, а девушки, приходившие ко мне на сессии, это... это, блин, не отношения, сама понимаешь, это совершенно иное.

– Понимаю, – соглашаюсь я.

– С их стороны были влюбленности – менее болезненные, чем у Ники, но я всегда знал, что это не может закончиться ничем серьезным. Я пытался встречаться с кем-то вне клуба, даже скрывал, что практикую, но из этого тоже ничего толкового не получалось. Это часть меня, я не мог просто выкинуть ее из своей жизни... Все девушки, знакомившиеся со мной вне стен клуба и приходившие в него в конце концов, сбегали от меня. Либо становились одержимыми, и я сбегал от них сам. Звучит тоскливо, правда?

– Да уж, – хмыкаю я.

– Поэтому я так долго не хотел давать определение нашей близости, нашим отношениям. Для меня это всегда было больше, чем секс... но насколько больше – я понял только теперь, когда ты сбежала от меня на две недели и даже на сообщения и звонки не отвечала. Я реально боялся, что потерял тебя навсегда, что ты больше не вернешься.

– Но ты не пытался приехать ко мне поговорить, например, – замечаю я как бы между прочим, а Кир улыбается:

– Я собирался – как раз завтра, после сессии Ники. Чтобы все рассказать и поставить точку в этой дурной истории. Больше мы с ней не встретимся – разве что в суде... ну, или на автомобильной парковке, если она снова попытается проколоть мне шины. Но с завтрашнего дня я собираюсь ее полностью игнорировать. И вход в клуб для нее теперь тоже будет закрыт.

– Сурово, – говорю я. Если честно, мне все-таки немного жаль эту ненормальную девушку. Но себя мне жаль больше, так что все правильно, пускай проваливает. – А ее мать больше не будет предъявлять претензии?

– У ее матери нет никаких прав что-то нам предъявлять, – говорит Кир уверенно. – Она просто подрабатывала посредником между нами и своей дочерью, эдаким сломанным телефоном. Я заблокировал ее номер.

– Хорошо, – я киваю. – Я тебе верю.

– Это хорошо, – мужчина улыбается. – Думаю, мы обойдемся сегодня без резинового члена и не будем тебя пугать.

– Ладно, – я тоже растягиваюсь в улыбке, а Кир снова обнимает меня за талию и целует в губы:

– Как же я скучал...

– Я тоже, – признаюсь я.

– Правда? И сильно? – мужчина ухмыляется мне в губы. – Покажи мне, как сильно ты скучала, Каштанка... – он притягивается вплотную, а я обхватываю его лицо ладонями, прижимаюсь всем телом и целую: лихорадочно, безумно, жадно... Чувствую, как под тканью его штанов набухает и становится твердым член, и как мое собственное женское естество истекает смазкой в предвкушении жаркой ночи.

Пожалуй, нам и вправду не потребуются сегодня никакие игрушки и дополнительные девайсы, чтобы разжечь страсть.

Кир подхватывает меня на руки, как легкую пушинку, и несет на постель, распластывая послушным, изнывающим от желания телом по алым простыням. Я льну к нему как можно ближе, телом к телу, кожей к коже, скольжу дрожащими ладонями по его шее, плечам, груди, прессу, забираюсь пальцами под ткань рубашки, чтобы пересчитать твердые губики и найти тонкую дорожку жестких волос, которая тянется вниз, за ширинку брюк...

– Куда ты торопишься, Каштанка, – посмеивается Кир, перехватывая мои ладони и поднося их к своим губам, чтобы поцеловать подушечку каждого пальца. – У нас впереди вся ночь, а потом еще много других ночей.

– Я хочу тебя, – шепчу я исступленно и жадно, уже начиная терять границы реальности.

– И кто тут из нас ненормальный, кто из нас псих? – мужчина осторожно приподнимает меня над простынью и одним движением сдергивает с меня платье, оставляя в одних трусиках. Кусок пестрой ткани летит куда-то на пол, а я снова тянусь за поцелуем:

– Трахни меня... пожалуйста, Кир!

– Не нарывайся, – рыкает он в ответ, и я наконец слышу в его голосе те властные, жесткие нотки, от которых моя крыша съезжает окончательно:

– Я хочу нарываться, ясно?

Он резко переворачивает меня на живот и ударяет по ягодицам сначала с одной стороны, а потом с другой. Я вскрикиваю, кривлю губы в довольной ухмылке, ерзая и напрашиваясь еще на парочку ударов.

– Ты все-таки забыла, кто тут хозяин!

– Ты обещал, что сегодня все будет без резинового члена! – едва успеваю фыркнуть я, через мгновение Кир вжимает меня грудью в матрас и дергает мои трусики, которые тут же рвутся и становятся просто клочком ткани:

– Я и без него отлично обойдусь!

Я тихо постанываю, пока он гладит мою задницу, а потом нащупывает пальцами клитор и начинает активно массировать его по кругу.

– Что ты там собрался делать? – соплю я тихо, доверчиво отставляя задницу и позволяя ему делать все, что он пожелает.

– Узнаешь, – отвечает он сухо.

– Кир...

– Заткнись, Каштанка. Ты нарвалась, поздравляю.

КИР

Самое сложное этой ночью – вовсе не признаться Каштанке в любви.

Потому что я действительно люблю ее, это новое и прекрасное чувство внутри меня, и я совсем не стыжусь его, и я наконец готов этим поделиться, сказать вслух, обозначить наши отношения, дать им название, как она того хотела... Двухнедельная разлука и вправду стала катализатором для понимания, как близка и дорога мне эта девочка.

Самое сложное сегодняшней ночью – эту самую любовь хорошенько отшлепать и наказать, чтобы она больше не выебывалась, не нарывалась (или все-таки нарывалась? хе-хе!) и всегда помнила, что игровая комната – это моя территория. Моя. Не ее. Это я – хозяин, мастер, господин, а она – моя нижняя. На этом точка. Она должна подчиняться мне по первому слову.

Пока Каштанке, конечно, очень весело и забавно: она тихо, но довольно постанывает, подставляя свою округлую попку моим поцелуям, ласкам и шлепкам, но уже через минуту я добираюсь ловкими пальцами до ее влажного распухшего клитора, чтобы начать подготовку к наказанию, и ее веселье постепенно уступает место громким гортанным стонам.

Мне и вправду не потребуется сегодня резиновый член – даже свой собственный не нужно использовать. Мне будет достаточно пальцев... ладони... кулака... И еще понадобится много-много хорошего лубриканта: как ни крути (в прямом и переносном смысле), естественной смазки может не хватить, лучше перестраховаться и обеспечить нам обоим идеальное скольжение. Тюбик с лубрикантом я достаю с полочки заранее, чтобы потом уже не отвлекаться от интересного процесса.

Ее влагалище легко растягивается, а сама она отлично умеет расслаблять мышцы по моей просьбе, я уже не раз убедился в этом, используя на ней различные игрушки, а теперь самое время отбросить в сторону шуточки и вогнать в нее собственную руку – так далеко, как только получится. Для начала спереди. Потом, со временем, и сзади тоже. Потом одновременно. Я не собираюсь ее жалеть – она сама нарвалась, сама умоляла об этом. Теперь пускай наслаждается плодами своих трудов... и терпит новые ощущения, которые наверняка будут неоднозначными.

– Пожалуйста, не издевайся так надо мной... – жалобно хнычет Каштанка, когда я в очередной раз, обведя по кругу налитый кровью клитор, загоняю в ее скользкую мокрую дырку один палец и медленно вращаю им, находя чувствительные точки внутри пульсирующего влагалища.

– И что же мне сделать, чтобы над тобой не издеваться? – уточняю я совершенно спокойным тоном, одновременно с этим осторожно прибавляя второй палец и растягивая их внутри рогаткой.

– Трахни меня, пожалуйста... – умоляет хриплым голосом Яснорада, и эта искренняя, открытая просьба отдается дрожью у меня между бедрами. Давайте признаемся честно: я бы и рад ее трахнуть, но это будет слишком просто, слишком банально... Признания в любви стоит отмечать более изощренными экспериментами, чем обычный секс. Она и сама потом рада будет. – Я хочу твой член, а не пальцы... Я уже мокрая, зачем так долго...

– Потом ты будешь благодарна, что я хорошенько тебя разогрел и растянул, – предупреждаю я с ухмылкой.

– Что значит потом? – тут же переспрашивает девушка. – О чем ты вообще говоришь? Что ты собираешься со мной...

– Замолчи, Каштанка, – я раздраженно качаю головой, решительно забираюсь на нее сверху, вставая коленями по обе стороны от ее туловища, и свободной рукой просто закрываю ей рот. Девчонка дергается, вцепляется в мою ладонь тонкими пальцами, но у нее слишком мало силенок, чтобы хотя бы сдвинуть мою руку с места. Яснорада мычит, брыкается, а потом затихает, смиряясь со своей долей и просто отдаваясь ощущениям тела.

Умница девочка. Сразу бы так.

Между тем, я загоняю в нее уже третий палец, дразню, вибрирую у самого входа во влагалище, потом постепенно пробираюсь глубже, растягивая ее мокрую дырку и ловя на слух приглушенные женские стоны. Мои пальцы скользят в обильной и густой смазке, она полностью раскрыта для меня, мышцы расслаблены, ноги инстинктивно разведены в разные стороны... Но я и раньше много раз вставлял в нее по три пальца одновременно, а вот то, что будет происходить дальше, это уже новый опыт.

Я убираю руку от ее губ, чтобы прошептать громко на ухо:

– Ты помнишь стоп-слова, Каштанка?

– Почему ты... – начинает девчонка растерянно.

– «Оранжевый» – на грани, «красный» – немедленно остановиться, – говорю я твердо, как давно заученную мантру.

– Что ты собираешься со мной делать?! – Яснорада захлебывается собственным голосом, и теперь я чувствую появившееся в ее мышцах ненужное напряжение. Может, следовало молчать и не пугать ее раньше времени? Я бы и сам прекрасно понял, когда следует остановиться... Если бы пришлось. Но многолетнюю привычку из головы не выбросишь: экстремальные практики – только с напоминанием нижней стоп-слов.

– Ты мне доверяешь? – спрашиваю я прямо.

– Да, – шепчет Каштанка тихо и совершенно искренне: это чувствуется.

– Хорошо, – я невольно улыбаюсь, потому что это все, что мне нужно было сейчас услышать. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать девчонку сзади в шею, а потом с наслаждением, с упоением истинного маньяка вдыхаю аромат ее пота. – Тогда просто расслабься.

– Ты же обещал...

– Каштанка, – говорю я строго, готовый вот-вот сорваться и снова заломить ей руки за спину, а это так себе вариант... – Не заставляй меня делать это наказание еще более суровым. Замолчи, пожалуйста.

– Ладно, – всхлипывает девчонка. Ей требуется немного времени и небольшое усилие, чтобы снова расслабиться, и все это время я ласково трахаю ее тремя пальцами, растягивая так сильно, как только могу, соединяя и разъединяя пальцы внутри мокрого пульсирующего влагалища, а второй рукой накрывая горошину клитора и массируя по кругу, чтобы заглушить возможный дискомфорт приятными ощущениями.

Когда ее тело вновь становится полностью расслабленным, я осторожно прибавляю к уже имеющимся трем пальцам мизинец и одновременно выдавливаю лубрикант. Прохладная искусственная смазка смешивается с горячей естественной, и я скольжу пальцами в этом пахучем коктейле, постепенно вкручиваясь все глубже и глубже...

Четыре пальца по три фаланги заходят в нее без проблем. Каштанка выгибается и стонет, а я хватаю ее за талию, снова заставляя перевернуться на спину, а потом быстро подкладываю под ее бедра маленькую подушку, чтобы приподнять задницу, так мне будет гораздо удобней.

Большой палец я прижимаю ко всем остальным, делая ладонь как можно более узкой. Еще несколько мягких движений внутрь, еще больше смазки, и я осторожно вталкиваю в нее полностью всю ладонь до самого запястья. Каштанка вздрагивает, но явно не от боли, а лишь от полноты новых ощущений внутри своего тела. Я наклоняюсь к ее губам, ловя напряженное дыхание, и тихо прошу:

– Расскажи мне, что ты чувствуешь?

– Кир... это... слишком... – лепечет она слабым голосом, но я все равно упрямо настаиваю:

– Опиши.

– Мне очень хочется в туалет...

Я улыбаюсь, чуть поворачивая ладонь внутри ее влагалища:

– А теперь?

– Еще сильнее... – она вцепляется ладонями в мои плечи.

– Я давлю на мочевой пузырь, – объясняю я спокойно.

– Прекрати!

– Ни в коем случае.

Пока она царапает ногтями мою кожу, я принимаюсь снова дрочить ее возбужденный клитор и одновременно осторожно двигаюсь внутри, постепенно сводя пальцы так, чтобы получился кулак. Каштанку лихорадит, она пульсирует изнутри, обхватывая упругими мышцами мою руку, отчего я сам готов кончить прямо сейчас... Мне стоит больших усилий сосредоточиться сейчас только на ней, на ее ощущениях, на ее безопасности. Когда ладонь наконец сжимается в кулак, я снова прошу обратную связь:

– Как теперь? – но девчонка уже не в состоянии нормально ответить, она мечется подо мной и громко стонет:

– Пожалуйста...

– Пожалуйста – что? – уточняю я чуть насмешливо.

– Не останавливайся...

– Я и не планировал останавливаться, – я осторожно тяну руку на себя, словно хочу вытащить из ее влагалища, но кулак служит стоппером, ожидаемо застревая в мокром отверстии, точно пробка, вставленная изнутри.

– О боже, – всхлипывает Яснорада.

– Больно? – спрашиваю я.

– Нет... – шепчет она растерянно.

– Хорошо.

– Просто... ты что... у тебя не получается выйти обратно?! – я слышу в ее голосе нотки паники и с трудом сдерживаю смех. Вот ведь какое чудесное невинное создание свалилось на мою голову!

– Да, теперь я останусь в тебе навсегда, – фыркаю я насмешливо, но потом все-таки объясняю: – Чтобы выйти обратно, мне нужно будет просто разжать кулак, все нормально, не переживай, Каштанка...

– Ладно, – лепечет она, а я тем временем погружаюсь обратно и опять тяну кулак на себя...

И снова.

И еще раз.

И еще.

Когда ее влагалище наконец привыкает к этому возвратно-поступательному движению, я начинаю постепенно набирать скорость и амплитуду, трахая ее уже не так бережно, как было в самом начале, больше не жалея ее юное тело и ее нежные чувства. Каштанка по-прежнему мечется и вскрикивает подо мной, совершенно выпав из реального мира, и я с большим удовольствием и при этом очень внимательно отслеживаю ее реакции, чтобы не пропустить нужный момент. Мне хочется выбить из нее множественные оргазмы и окончательно свести с ума. Тогда мне и с собой ничего делать не придется: я кончу от одного только соблазнительного зрелища, как она умирает подо мной, истекая смазкой и заходясь воплями.

Но в итоге все получается даже лучше, чем я хотел: когда я наконец разжимаю кулак и выдергиваю из девчонки мокрую, скользкую ладонь, а потом быстро, ритмично дергаю несколько раз ее истерзанный клитор, она вздрагивает, вскрикивает, выгибаясь змеей и выплескивая на меня струю сквирта, а я тут же послушно подставляю рот, ловя сладкие капли.

– Блять! – рычит девчонка, а я снова вонзаюсь в нее ладонью, сжимаю кулак, делаю несколько возвратно-поступательных движений, выдергиваю, дрочу клитор – и она заходится в повторном оргазме, обильно брызжа на меня влагой. Я слизываю капли с покатых женских бедер, трахаю ее пальцами, без стеснения вбивая внутрь сразу четыре, опять погружаю ладонь целиком... Каштанка в третий раз кончает, уже не так бурно, но все так же громко и расслабленно, совершенно забыв об окружающем мире.

– Моя умничка, – шепчу я, жадно наваливаясь на нее сверху, целую ее влажное от пота, раскрасневшееся лицо, а потом не выдерживаю, дергая ремень своих штанов, быстро стягиваю их с задницы и прямо так, без предупреждения и без презерватива, тараню членом пульсирующее женское лоно. Мне хватает всего нескольких рывков, чтобы кончить и вылиться густой спермой прямо на ее обнаженный плоский живот.

– Ненормальный, – хрипло шепчет Каштанка, но одновременно тянет меня к себе еще ближе, вплотную, заставляя лечь на нее, придавив всем весом своего тела, и я послушно кладу голову между тонкой шеей и изящным плечом, утыкаясь носом в пахучие влажные волосы.

– Это был не сабспейс, но нечто похожее, – говорю я тихо, и девушка сразу поворачивается так, чтобы заглянуть мне в глаза:

– Ты правда так думаешь?

– Конечно, я в этом полностью уверен, – я киваю. – Сквирт – это тоже особенная степень близости.

– А то, что ты... ну... что ты руку туда засовывал? – она неловко поджимает губы: заниматься этим ей уже окей, а вот озвучивать – пока непросто. Это нормально: нельзя так быстро вытравить из головы всю стереотипную дрянь. Поэтому я улыбаюсь и чмокаю ее в кончик носа:

– Это называется фистинг, Каштанка.

– Я знаю! – возмущается она совершенно искренне.

– Но сказать сама вслух при этом не можешь? – я смеюсь.

– Ну блин! Ужасное слово!

Я приподнимаюсь над ней, упираясь кулаками в подушку по обе стороны от ее лица, и произношу ей прямо в губы:

– Фи-и-истинг. Повтори.

– Не хочу, – она упирается и смеется одновременно.

– Маленькая засранка! – рычу я наполовину шутливо, наполовину сердито. – Повторяй, кому сказал! А то вставлю тебе по первое число!

– Ты уже вставил! – ворчит она сквозь хохот, а я принимаюсь ее щекотать. Каштанка увиливает, катается по кровати, и я прижимаю ее к матрасу, чтобы поскорее добраться пальцами до тонких ребер...

– Я могу еще!

– Нет, пожалуйста, нет, хватит! – она переходит на визг, и я наконец останавливаюсь, разрешая ей не произносить пока вслух все эти страшные, жуткие, отвратительные слова. Ха-ха. Если честно, мне более чем достаточно того, что она позволяет мне делать с ее телом все, что я пожелаю. Такое доверие дорогого стоит. Как и ее чувства.

– Я люблю тебя, Каштанка, – напоминаю я тихо и ласково, склонившись к ее пересохшим и искусанным губам.

– Я тоже люблю тебя, Кир, – отзывается она и тут же тянется за поцелуем, который я ей с удовольствием даю. – Мне так неловко, что я тут все так сильно забрызгала... Прости, пожалуйста...

– Яся, – я закатываю глаза. – Может быть, мне тоже попросить прощения за то, что я залил тебя спермой?

– Нет, – удивляется она. – При чем тут...

– При всем, – говорю я. – Это одно и то же. Так что прекращай смущаться. Это ты, и ты прекрасна.

– Ладно, – лепечет Каштанка, и я крепко обнимаю ее, чтобы еще хотя бы ненадолго остаться в этом прекрасном мгновении.

Первого сентября у них в университете нет пар – только торжественная линейка, назначенная на десять часов утра. Предполагается, что там выступят ректор и деканы факультетов, пожелают студентам успехов в новом учебном году. После этого кураторы заберут свои группы на классные часы, чтобы обсудить расписание и другие важные моменты.

Потом Каштанка свободна – в теории. Она очень боится, что первого сентября ее откровенно ебнутый придурок-бывший расскажет всему университету о нас с ней и о клубе, и остаток дня ей придется разгребать это дерьмо... А еще Каштанка боится, что ее мать так и не восстановят в должности преподавателя и вообще уволят из университета.

Я не могу допустить всего этого кошмара, и у меня есть свое собственное решение проблемы. Еще накануне – до нашего примирения, – я звоню в университет и прошу встречи с Маргаритой Петровной – главой отдела кадров и по совместительству матерью Майкла.

– А вы вообще кто? – спрашивают у меня еще по телефону.

– Частное лицо, заинтересованное в нераскрытии своей организации, – отвечаю я максимально завуалированно. Я не собираюсь называть ни имя Яснорады, ни имя ее матери. Я лишь надавлю на материнское сердце Маргариты Петровны – и она сама примет правильные решения и подтолкнет к принятию правильных решений своего неразумного сыночка.

Мне назначают прием на восемь тридцать утра первого сентября.

– Я подойду, – киваю я и заканчиваю вызов.

Каштанке я, конечно, ничего не рассказываю. Расскажу потом – если у меня все получится. Незачем ее беспокоить раньше времени, она и так на нервах. Так что когда ранним утром первого сентября я начинаю куда-то собираться, моя сладкая малышка сонно потягивается на постели и провожает меня ничего не понимающим взглядом:

– Ты куда это в такую рань?

– Есть одно дело, – говорю я. – Поспи еще немного, – и целую ее в лоб.

– Ладно.

– Я люблю тебя.

– И я тебя тоже, – она улыбается и ерзает на простынях, так что мне хочется вернуться к ней в постель... но я не могу.

Маргарита Петровна встречает меня в университетском отделе кадров с недовольной миной и чашкой кофе в руках:

– Из-за вас я была вынуждена прийти сюда на час раньше, чем планировала. Что вам от меня вообще может быть нужно?! Мы незнакомы!

– Зато я отлично знаком с вашим сыном... Михаилом... или лучше говорить – Майклом? Он предпочитает, чтобы друзья называли его на западный манер, – хмыкаю я, ничуть не смущаясь ее неприветливого вида. В конце концов, я пришел с ней не утренний кофе пить, а припугнуть... разумеется, таким образом, чтобы она не услышала от меня ни единого плохого слова или угрозы. Разве что в тоне голоса. Тут уж ничего не поделаешь: талант угрожать у меня в крови.

– При чем тут мой сын?! – возмущается женщина, и мне кажется, что она вот-вот выплеснет мне свои кофейные помои из автомата в университетском коридоре прямо в рожу. – Вы вообще кто?!

– Я – директор секретного секс-клуба города Москвы, – говорю я совершенно спокойно и равнодушно.

– Что?! Что за шуточки...

– Ваш сын – наш постоянный клиент, вы об этом знали?

– Нет! – рявкает она так ошалело и испуганно, что я ей охотно верю.

– Но я пришел не поэтому. Ему есть восемнадцать и он имел полное право к нам приходить. Вопрос в другом: ваш сын подписал договор о неразглашении чужим именем, а теперь собирается рассказать о нас в университете, так как поссорился со своей девушкой. Меня совершенно не волнуют его отношения, мне важно только одно: чтобы мой клуб оставался секретным. У нас есть адвокаты. Это подсудное дело. Если не хотите, чтобы ваш сын оказался в центре секс-скандала – примите меры.