Не буди Лешего

Глава 13. В доме женщина

Не знаю, как Гостята умудрилась, но она превратила в еду всё, что нашла на леднике и в погребе. Я даже не подозревал, что из этого можно что-то приготовить. Происходило какое-то колдовство. Меня как на убой кормили. Я даже больше не просил, но и не сопротивлялся.

Она готовила и убиралась в доме. Всё перемыла. Рассказывала про своих соседей. Теперь я знал вообще всё обо всех в её селении. Потом пошло и обсуждение отваров, каких-то снадобий. Сказал ей, что я не болею. Хоть вроде знаю каждую травку, мне ни к чему её предназначение. Ну разве только пахнет если вкусно, тогда другое дело.

Мы спали вместе, просыпались вместе, вместе ели. Оказывается, у Гостяты от холодной воды мёрзнут руки. В моём доме появилась горячая. У меня мало посуды – я ей сделал новую. Баньки у меня нет. Так зачем она Лешему? Даже мысли ни разу не было, что нужна. Твёрдо решил, что как подсохнет немного, буду рубить и ставить баньку. Гостяте негде мыться. Предлагать ей подо льдом в студёной речке купаться я не стал. Гостья моя проверила весь мой нехитрый быт и всё поставила с ног на голову.

– Чудно у тебя, – говорила она, рассматривая, как я живу и обо всём расспрашивая. – Очень уж необычный дом. Таких домов и у самых зажиточных селян нету. Хитро так всё выдумано и чудно… А откуда такие запасы богатые?

Это она про соль спросила, про заморские пряности, да и про разные овощи. Огородничать я не огородничаю. Кто-то же моё хозяйство ведёт?

– Мокошь заходит, приглядывает, – признался я. – А откуда у неё всё это добро, мне неведомо. Я ей из дерева что-нибудь делаю, а она снабжает меня провизией.

– Сама Мокошь? – Гостята удивляется. Качает головой. – Так ты знаешься с Богинею? Или Леший знается? – вдруг спрашивает.

А я всё так и не признался, что я Леший и есть. Боюсь спугнуть её мордой страшною. Так то видела она уже меня, в первый раз ещё, как пришла мужа спасать. Ну пару раз в обморок падала, так это почти все так… И всё же что-то тянул я. Как-то не было обернуться повода.

– Ну и где мне мыться, Лёшенька? – такая она улыбчивая. Когда слёзы в три ручья не льёт.

Кадка показалась Гостяте недостаточно прочной, и я посадил девицу в ступу, почти как когда-то Кикиморе обещал. В ступу набрали горячей воды и сидела теперь в этой ступе Гостята, голову из воды высунувши.

– Ну ты вынырни получше, мне же тебя мыть несподручно, – я водил ей по рукам и шее мочалкой, которую Гостята сама же и сплела из сухой травы. Травинки царапали гостье распаренную кожу, но девица только довольно ластилась.

– Забирайся ко мне, будет сподручней, – предложила она, протягивая руки.

– Места вдвоём не хватит, – я стоял рядом. Тогда она высунулась из бочки, обвивая меня руками.

Целовалась Гостята, крепко зажмурившись, прижимаясь ко мне грудью. Её спину и плечи облепили её мокрые длинные волосы. Я перебирал их пальцами. Понюхал. Они ничем не пахли. Как и сама Гостята. Немного той травой, которой мылась. Немного деревом, но больше ничем.

Василиса всегда дурманяще сладко пахла. Чем-то мазала всё тело и волосы. Моя нежданная гостья пахла только собой.

– Вытащи меня, Алёша, как бы мне тут не свариться! – рассмеялась Гостята, а глаз не открыла.

– Почему же ты на меня не смотришь? – спрашиваю.

– Я на тебя любовалась всё утро, пока ты спал, и весь день, пока ты в столярне столярничал. А если глаза зажмурить, да ещё и в бочке мокрой сидя, целоваться так сладко!

– Ещё если и не видишь с кем.

– Я же знаю, что с тобой, – она провела по моему лицу пальцами, – я тебя чувствую кожей. – А потом она меня понюхала. – И знаю, как ты пахнешь.

– И чем я пахну?

– Лесом весенним, – ресницы её задрожали, но глаз она не открыла. Лесом, значит. Даже в теле человеческом. Девица попалась с причудами.

– А если посмотреть на меня, что подумаешь? – я держал её лицо в ладонях, она открыла глаза и сразу на меня уставилась, не смутившись.

– Подумаю, что упала я где-то в чаще лесной и забылась мёртвым сном. И всё это мне снится.

– Так хороший это сон или плохой? – спросил я.

– Хороший сон, – она сильнее прижалась щекой к моей ладони. – Я бы и не просыпалась, как бы не нести Раките водицы целебной. Придётся мне от тебя уйти.

Как хотел сказать ей: “Не уходи”, но ведь и не так далече живёт она.

– Унеси водицы Раките и возвращайся.

– К тебе вернуться? – она удивилась как будто. – А Леший не прогонит меня?

– С чего бы ему тебя прогонять?

– Разве это не его дом?

Я промолчал, ничего не стал отвечать. Вытащил её из бочки. Успел поцеловать до того как она зажмурится.

Мы не договорили. Голые девицы не особо располагают к долгим разговорам.

– Подушка намокнет, перо в ней испортится, – Гостята перекинула мокрые волосы вперёд, на грудь. – Нехорошо сразу после бани в постель ложиться, не обсохнув. Голову не просушив.

– Вынесем завтра подушки на солнце, они высохнут, – я перетащил её на себя. – Ну или можешь спать так. Тем более, тебе не привыкать.

– Про что ты? – не поняла она. Я имел в виду первую ночь, когда она на полянке меня за бревно приняла. Но Гостята про то не догадалась.

– Вчера я спала у тебя под боком, рядышком. А зачем рога тебе? – она дотронулась до моих рогов. Я уже и забыл про них.

– Мешают тебе? – спросил. Больше-то меня от человека ничего не отличает. Разве что кость моя толще, вот и рога оттуда идут – чтобы голову защищать. Не от одного топора там на рогах этих зарубины.

– Это из-за того что ты в лесу живёшь? В доме Лешего? Пленник ты его? – начала расспрашивать. Пора рассказывать ей всё как есть. Не хочу чтоб одна выдумка на другую наложилась да и покатились как снежный ком. Пока я не врал ей, но и правды не рассказывал. Занятная она больно девица, а меня вдруг стала страшить про себя правда. А если не захочет оставаться Гостята в лесу с нелюдем? Не захочет – так пусть уходит, силой её удержать – зачахнет она. Не будет так больше улыбаться и жмуриться. И ловить пальцами меня в темноте.

– Я здесь… вроде пленника, так и есть, – с этим я согласился. – Нету для меня отсюда выхода. У этого леса я на привязи.

– Неужели Леший такой злой, не отпустит тебя? – испугалась Гостята.

– А зачем тебе, чтобы я был вольный? – решил спросить я. – Я же всегда здесь, не уйду никуда. Чем плохо?

– Человеку лучше среди людей быть, – она погладила меня по шее. Ладонь у неё маленькая, шершавая. Пальцы длинные. – Уйдём со мной?

Я ничего не сказал. Удивился. Или не расслышала она, или не поняла, что мне отсюда ходу нет.

– Я по поверьям людским знаю, что это Леший к лесу своему накрепко привязан, – начала она горячо мне нашептывать. – Но если ты служка его, я попрошу батюшку Лешего тебя отпустить. Если надо, вместо тебя останусь. Буду служить и просить каждый день, чтобы отпустил меня. Он, мне кажется, не злой совсем. Был бы злой, не дал бы мне водицы для женишка моего бывшего. Да и не плохо он со мной обходился. Только дорога обратная испугала меня. Так меня звери гнали и ветви хлестали, что ни жива ни мертва я была от страха, когда из леса выбежала.

Наверное, серчал я, но себе не признавался. Тогда ещё жаль было её отпускать. Что мне её муж. Детей малых у неё нету. Но так она за него просила.

– С собой меня зовёшь, значит? – я устроил свой подбородок у неё на макушке.

– Зову, – она кивнула. – Только избушка у меня больно худая. Не понравится тебе там жить… Всегда я хотела жить в большом доме, – она вздохнула мечтательно. – Быть сама себе хозяйкою, всё обустроить по вкусу своему. Но выпала мне судьба такая – знахаркой быть и в избушке развалюшке ютиться.

– Или у знахарки не может быть доброго дома? – удивился я.

– Да как-то принято, что знания всегда у одиноких женщин, да у старушек. А кто им будет дом ладить? Помогают, конечно, селяне. Совсем уж не дают моей избушке развалиться. Как они без знахарки-то?

– А рога мои тебя не смущают? Селяне с вилами на меня пойдут, – развлекаюсь я, спрашивая её. Знаю же сам, что никогда я с людьми больше жить не буду.

– Я так разумею, что отвалятся они, как ты из услужения Лешему выйдешь, – она погладила меня по голове.

– Ты, смотрю, уже всё за меня решила, – усмехнулся я, скидывая её себе под бок. Она поворочалась и вернула свою голову мне на грудь.

– А что мне бояться? Ты или прогонишь меня или нет. Или останешься со мной или бросишь меня. Не понимаю я, что у мужчин на уме. Говорите вы ласковые речи, а главных слов не говорите. И муженек мой бывший вспылил, конечно, в сердцах сказал, что я нарочно его поздно вылечила, а могла раньше. Бросил он меня и почти сразу ушёл вместе с другими. А так, может, отошёл бы от обиды и вернулся ко мне. Я об этом думала.

– Ты в своём ли уме, женщина? – я её столкнул с себя. – Спать пойдёшь сегодня под порог. С одним мужчиной в постели лежать и про другого говорить.

Я не разозлился на самом деле. Не могу почему-то на неё злиться. Такая она бесхитростная.

– Я тебе рассказываю всё как есть. Чтоб ты всё про меня знал, – она подползла обратно. – Никто больше и не смотрел в мою сторону, кроме муженька моего бывшего. Мельника младший сын он, – зачем-то уточнила она. – Я для их семьи не ровня. Но ты не подумай, что я на богатства их позарилась или хотела в их доме жить. Я как про свои мечты рассказываю, так можно так подумать. Но не потому я. Хотела я всю жизнь с одним мужчиной прожить и верной ему быть. Родить деток. Кроме него у меня никого не было. Вот я и держалась за него. Хотела, чтобы у нас всё по людски было, правильно.

Она хочет детей. От меня никаких детей уже быть не может. Наверно я не знаю, но с чего бы у нежити были живые дети? Отпускать мне придется Гостяту.

– Ну так и если вернется твой муж, впустишь его обратно?

– Нет, не смогу теперь, – она покачала косматой головой. Подсохшие волосы разметались по голым плечам. – Я тебе отдала своё сердце, другого мужчины у меня никогда не будет.

– Сравнила с предыдущим, не в его пользу вышло, – это я зря сказал. Не знаю, чем думал. Но она опять ответила бесхитростно.

– Не в том дело, у тебя доброе сердце.

– Ты обо мне ничего не знаешь.

– Это не правда. Я много чего знаю, – она приподнялась, нависая надо мной. – Ты столярничать любишь, из под твоих рук много красоты выходит. Человек с чёрствым сердцем такую красоту создать не сможет. Руки у тебя умные и дерево ты сердцем чувствуешь.

– И всё?

– А ещё к тебе лесная живность тянется. Это мне особо удивительно, но их ты тоже сердцем чувствуешь.

Видела же она как я волка гладил. Или ещё что-нибудь успела подсмотреть?

– Положено по статусу, – ответил я. – И всё равно ты ничего про меня не знаешь.

– Мы вон сколько уже разговариваем.

– И всё ты про себя рассказываешь.

– А ты меня слушаешь, – она снова устроила голову у меня на груди. – Меня никто никогда особо не слушает. С девушкой одной недавно также, в ночь, разговаривали. А больше и не интересовался мной никогда никто.

Слушать я умею. Только и делаю, что слушаю, что в лесу творится.

– С какой девушкой? – спросил я.

– Так с Радой! Это она меня отправила в лес за водицей для Ракиты. Они с Радой одновременно детей родили, и у Ракиты роды были сложные. Теперь вот надо её на ноги ставить. А мужья так и не вернулись и не знают, что у них детки родились. Сыновья.

Она опять мечтательно вздохнула и снова я почувствовал укол в груди. С живым человеком ей будет лучше, чем со мной. И умения у неё для людей нужные, а тут, в лесу, они особо без надобности. Что она будет делать здесь – зверьё лечить? Прикапывать вурдалаков? Проверить бы надо, не повставали ли? Завтра пройтись. Хорошо с Гостятой, но я за эти дни из дому не выходил почти.

Рада – та самая девица, на чей зов мы с Водяным снялись Купальской ночью и помчались её жениха из лап Кикиморы вызволять. А потом, почитай, вытащили с того света. И Рада в этом много помогала. Сильная духом девица.

– Когда вернешься и Раду увидишь, чтобы водицу передать, скажи ей, что Леший её видеть хочет.

– Как она придёт к нему, Алёша!? – испугалась Гостята. – У неё дети малые, грудные!

– Двое родилось? – удивился я.

– Один её, второй Ракиты, – пояснила мне знахарка. – А кормит она обоих. Ракита то болеет тяжело.

– Ясно мне. Тебе возвращаться надо, – вздохнул я. – А ты здесь.

– Ну не при смерти она, – начала оправдываться Гостята. – Когда я уходила, ей лучше стало. Несколько капель водицы целебной, что оставалась у меня, подействовали. Пошли со мной! – она схватила меня за руку. – Алёша, пошли! Мне тебе предложить нечего. Кроме избушки у меня ничего нет Но я буду хорошей женой.

– Зачем мне твоя избушка, я этот дом сам построил, – улыбался я, смешила она меня. Но было и грустно.

– Тогда и ещё лучше сможем построить. Ты столярничать будешь – это очень мастерство хорошее!

Наверное я при жизни был столяром, а может заодно и плотником. Большая у меня страсть ко всему этому.

Но с людьми Лешему не жить на их территории. Я теперь из этого мира, из нежити.

– Я, Гостята, к людям не пойду, – ответил ей.

– Твёрдо уверен? – она головой покачала. – Поговорим ещё об этом. Давай пока спать.