Не будите изувера

Глава 38

Сегамачо

Труповозка неторопливо ехала по шоссе, а Сегамачо на уазике Котыча следовал за ней. Голова гудела, будто камертон, который чуть тронули палочкой, и он тоненько, но долго и нудно звенит. Мыслей не было. Пустота. Сердце едва стучало в груди. Все закостенело, замерло в душе, только руки слаженно выполняли привычную работу: руль влево, потом вправо, пальцы на коробке передач. Ноги спокойно стоят на полу: для них пока нет работы.

Вдруг скорая затормозила, медленно проехала еще с десяток метров и встала. Сегамачо посмотрел за дорогу и увидел впереди затор. Только сейчас он заметил, что трасса была перекрыта. «Неужели еще что-то случилось? Небеса на это участок земли весь свой гнев решили обрушить!? Ограбление, нападение, исчезновение, убийство, а теперь еще и авария? И все события за одни сутки произошли», – вяло подивился про себя Сегамачо, и совершенно не к месту в памяти всплыл древний анекдот с бородой, который он слышал лет тридцать назад.

Женщина лежит в постели с любовником. Вдруг раздается звонок в дверь. Она понимает, что пришел супруг. Перепуганная жена запирает любовника в шкаф и в порыве отчаяния восклицает:

– Господи, сделай так, чтобы муж не заметил.

Разверзаются небеса и Господь говорит:

– Хорошо, я сделаю так, как ты просишь, но ты умрешь от воды. Согласна?

– Да, – ответила женщина.

Проходит год, потом два года. Женщина не купается, не принимает ванну, по возможности любыми путями старается избегать воды. Однако ничего не происходит.

Через три года она неожиданно выигрывает путевку в морской круиз. Посомневалась- посомневалась и решила ехать. Отпуск провела с комфортом на роскошном лайнере. Пришло время возвращаться домой. В последнюю ночь начинается сильный шторм. Люди в панике. Корабль тонет.

Женщина стоит на палубе и, подняв руки к небу, опять восклицает:

– Господи! Ну, ладно я, грешница! Мое наказание справедливое. Но ты же не можешь из-за меня одной потопить весь корабль!

Разверзаются небеса и Господь говорит:

– Я вас, любителей блуда, три года на этот пароход собирал.

Сегамачо съехал на обочину и тоже остановился. Дальше двигаться было некуда. Он грустно покачал головой:

– Вот так и этот район, кажется, сильно перед богом провинился. Господь, видимо, нас всех собрал в одном месте и наказал каждого по-своему.

Он пошел вперед вдоль ряда остановившихся машин и, только когда приблизился к месту затора, понял, что это не авария. Сергей Иванович огляделся и с удивлением обнаружил знакомых оперативников, которые вместе с сотрудниками ДПС окружили большую черную машину.

«Интересно, а что они здесь делают?» – подумал он, а потом вдруг вспомнил, что Нестеренко отправил своих ребят в погоню за машиной с семьей, отдыхавшей на лесной поляне.

– Догнали, значит. Далеко, однако, туристы успели уехать, – бормотал на ходу Сегамачо, пока не понимая, почему образовалась на дороге пробка.

Он подошел ближе. В нескольких шагах от него стоял молоденький оперативник, помощник Нестеренко. Сегамачо уже хотел его окликнуть, однако не успел: шустрый паренек метнулся в сторону и скрылся за черным автомобилем.

Сергей Иванович двинулся за ним, но сотрудник ДПС преградил ему дорогу.

– Гражданин, пожалуйста, вернитесь к своей машине, – обратился он к Сегамачо.

– Хорошо. А вы здесь надолго?

– Сколько нужно, столько и будем находиться, – отрезал инспектор и сердито нахмурил брови, – я несколько раз повторять не буду. Вернитесь к своему автомобилю.

– Слушай, друг, не сердись. Я сам из полиции, – Сегамачо вытащил из внутреннего кармана удостоверение личности, с которым никогда не расставался. Жизнь давно его научила, что красная книжица является пропускным билетом во многие места. Не раз она выручала Сегамачо в трудной ситуации.

Инспектор ДПС брать в руки удостоверение не стал, но внимательно его прочитал. Наконец взгляд полицейского смягчился. Наблюдавший за ним Сегамачо сразу воспользовался моментом.

– Вон в той машине, – он показал рукой в сторону труповозки, – находится мертвое тело. Его срочно надо в город доставить. Я сопровождающий, поэтому должен знать, сколько времени мы проведем на трассе.

– Что за тело? А, – вспомнил вдруг сотрудник ДПС, который был уже в курсе происходящих в их районе событий, – это труп убитого рыбака? Не знаю, что тебе, мужик, ответить. Дорогу закрыли из-за перехвата. Подожди пять минут. Сейчас пробку разгребать начнем, я твою машину первой пропущу.

Сегамачо кивнул и уже хотел уйти. Вдруг Малышко, неожиданно снова оказавшись рядом, повернулся на громкий голос и узнал Сегамачо.

– Сергей Иванович! – воскликнул он.

Лицо оперативника лучилось от удовольствия и гордости, но вид он имел комичный: волосы растрепались, красными ранетками пылали щеки, рубашка с одной стороны вылезла из брюк, а ее рукав висел на лоскутке ткани. Кобура табельного оружия была расстегнута. «Непорядок, – подумал добросовестный в плане работы Сегамачо, – надо сказать...», – но закончить мысль не успел: возбужденный Малышко перебил его.

– Сергей Иванович, а вы здесь какими судьбами!

– Я сопровождаю скорую помощь с телом Котыча, – как близкому приятелю обрадовался Сегамачо, – да вот пришел узнать, почему затор на дороге.

– Вы знакомы? – спросил инспектор, но увидев, как на его голос повернулись и другие оперативники и замахали Сегамачо руками, молча отступил в сторону.

– Ты чего сияешь, как медный таз? Здесь что-то случилось? – обратился Сергей Иванович к маленькому оперу?

– Случилось. Не то слово! Я с таким делом первый раз сталкиваюсь. Фантастика чистая, а не преступление! Да вы сами посмотрите, – оперативник пропустил вперед Сегамачо.

Он не стал близко подходить к машине, а с высоты своего роста посмотрел поверх голов. Картина, которая предстала перед его глазами, заставила невольно вздрогнуть. Спиной к автомобилю стояла миловидная женщина средних лет со странной прической. Только когда она повернула голову, и Гусев пригляделся, он понял, что его смутило во внешности незнакомки: часть волос справа и на затылке была срезана каким-то острым предметом, причем, видимо, с кусочками кожи, потому что оставшиеся пряди были пропитаны кровью.

Сегамачо передернуло от омерзения и ужаса. Его широкие ладони мгновенно вспотели, и из глубины души возникло подспудное желание куда-нибудь убежать и спрятаться. Появилось неприятное чувство собственной беспомощности и бесполезности, вины, тревоги и всепоглощающего страха. Сергей Иванович приостановился и уже хотел повернуть обратно: лимит неприятностей и горя для него на сегодня закончился, но затем тяжело вздохнул, пытаясь подавить тошноту, поднимающуюся из голодного желудка, и подошел вплотную к группе полицейских.

– Господи, что здесь случилось? – полюбопытствовал он у Малышко, но тот ничего не ответил, захваченный картиной происходящего.

Сегамачо осмотрелся. Возле женщины суетилась пухлая блондинка в костюме скорой помощи и обрабатывала пострадавшей раны. Рядом с мамой, держа ее крепко за руку, шмыгала носом маленькая девочка с коричневой проплешиной на макушке. Ей недавно смазали йодом большую царапину на голове. Чуть поодаль на земле сидел окровавленный мальчишка, с лицом, залитым слезами. На руках он держал собаку. Дворняжка выглядела настолько ужасно, что посмотрев на нее один раз, сразу хотелось отвести глаза. Однако тоненькое попискивание давало знать, что псина еще жива. У кабины водителя тоже суетились медики. Они осторожно укладывали на носилки мужчину с мертвенно-белым лицом и синими губами. Его глаза были открыты, и в них читалось отчаяние. Постороннему наблюдателю и без слов было понятно, что с этим человеком и его семьей случилась большая беда.

– Какой ужас! Что произошло? – повторил Сегамачо свой вопрос внезапно осевшим голосом. – Вроде бы аварии не видно.

– Это не авария, – так же тихо ответил ему маленький опер, – это убийца вашего друга и здесь отметился.

– Кто? – не понял растерявшийся Сегамачо.

– Убийца.

– Правда?! – как-то вяло удивился Сергей Иванович и прислушался к тому, что творилось в его душе.

Внезапно он понял, что ничего не чувствовал. Совсем ничего. Пустота. Равнодушие. Отрешенность. Исчезла, куда-то испарилась та безумная ярость, когда хотелось крушить и ломать все на своем пути. Не чувствовал он и болезненного отчаяния, не дававшего сердцу биться ровно. Видимо, сказалась бессонная ночь, а ведро адреналина, вылитое в кровь, измотало его до предела. Он ощущал себя резиновой оболочкой от детского шарика, откуда выпустили весь воздух. Наконец Сегамачо собрался с силами и выдавил из себя:

– А кто преступник? И где эта сволочь? Его уже увезли?

– Нет еще. Сергей Иванович, вы только успокойтесь, – перепугался оперативник и тут же пожалел, что сболтнул лишнего. Глаза паренька забегали по сторонам, желая найти кого-нибудь, кто мог удержать огромного Сегамачо от буйных действий.

– Я в порядке. Не бойся, крушить ничего не буду, – успокоил оперативника гигант, поняв его намерения и догадавшись, что напуганный Малышко больше ничего не станет рассказывать.

– Может, все-таки вернетесь в свою машину? Мне совсем не нравится, как вы выглядите, – со слабой надеждой проговорил Малышко, но по окаменевшему лицу Сегамачо понял, что его вопрос ушел в пустоту.

– Рассказывай! Хватить мямлить! – приказал Сегамачо.

Маленький опер тяжело вздохнул и стал телеграфным текстом выдавать информацию.

– Ну, преступник, вернее преступница. Это девушка. Она сидит в машине. Стекла тонированные, поэтому снаружи вы ее не видите, – Малышко указал пальцем на раскрытую дверь и далее увлекся и продолжил уже возбужденным шепотом, – представляете, она сумасшедшая. Так потерпевшая сказала. Мы даже скорую психиатрическую вызвали. Ждем. Кажется, именно эта девица совершила все преступления ночью.

Гиганту Гусеву пришлось низко наклониться, чтобы расслышать торопливые слова, которые Малышко порциями выплескивал ему в ухо. Он стоял так близко, что чувствовал слабый аромат туалетной воды, который смешался с запахом пота, темневшего под мышками оперативника.

– Не может быть! Девушка?

– Да. И совсем еще молодая. Та, которую местный участковый разыскивал. Мы ему позвонили, он как раз в тот момент заканчивал беседовать с ее бабкой, – пояснил Малышко.

– Ну и что Макарыч узнал?

– Оказывается, девушка на днях вышла из психиатрической больницы, – не повышая голоса, рассказывал Сергею Ивановичу Малышко, – причем ее, по словам бабушки, даже вылечили. А вот что послужило причиной срыва, еще предстоит разбираться. Представляете, вон та женщина, с обрезанными волосами, говорила, что среди ночи видела чьи-то глаза, заглядывавшие в машину. Получается, что преступница, блуждая в лесу, сначала к туристам заглянула, затем друга вашего убила, а потом снова к ним вернулась. В какой-то промежуток времени она еще и на дачу наведалась. Во, видишь, сколько бед натворила девка!

– Мне кажется, ты торопишься с выводами, – попытался остановить поток информации Сегамачо, – почему же туристы ее в машину посадили? Ехали с детьми, значит должны быть осторожными.

– Хозяйка машины, – Малышко показал на потерпевшую, – врач. Она увидела, что девушка ранена, и оказала помощь. Ну, а потом, как водится, уже не смогла ее бросить на произвол судьбы и предложила подвезти.

– Ранена? Куда ранена? В какое место? – пытался уточнить Сегамачо и почувствовал, как опять к горлу подкатила тошнота. Во рту сразу пересохло, дыхание стало частым и прерывистым. «Лишь бы не сорваться! – мелькнула мысль. – Надо продержаться! Надо, Сергей!» Он и не замечал, как раз за разом водил влажными ладонями по брюкам.

– Я не знаю, куда она ранена. Я ее еще не видел. В голове не укладывается. Люди пожалели бедную потеряшку, а она им сполна и отплатила за доброту, – Малышко от переполнявших его эмоций хохотнул, – чуть всю семью не перерезала.

От возбуждения маленький опер не мог спокойно стоять на ногах. Он постоянно перемещался: то заходил слева, то справа, то вдруг оказывался сзади. Короткие фразы вылетали из его рта вместе со слюной. Он мог начать предложение, а потом забыть, что хотел сказать. Сегамачо вынужден был все время поворачиваться в ту сторону, где в этот момент находился оперативник, чтобы не пропустить ни одного слова.

– Она что, просто так на них напала? – едва выдавил из себя новый вопрос Сегамачо.

– Да, вроде нет. Я не все хорошо расслышал, но женщина из машины говорила, что на попутчицу их собачка напала. Девушка просто защищалась. Эта дворняжка, – Малышко показал рукой на песика, лежащего на коленях у мальчика, – спровоцировала приступ больной активности. Так женщина-врач сказала. Девице понравились волосы малышки, и она захотела их отрезать. Тогда мать предложила преступнице свои волосы, чтобы отвлечь внимание больной, а в это время муж мог доехать до населенного пункта и позвать на помощь.

– Ничего не понимаю. А нож где она взяла?

– Вот в этом-то и заковыка. Это не нож, а скальпель. Хозяйка сказала, что девушка обнаружила его в дверном кармане, но как он туда попал, мать и сама не знает. Она его точно туда не клала.

– Я не понимаю поведение мужа. Он-то почему не защищал семью?

– Да я и сам не знаю. Ну, он вроде сначала управление потерял, и машину на шоссе закрутило. А когда он с легковушкой справился, сердечный приступ от стресса начался, вот и пришлось хозяйке все решения принимать самой и даже жертвовать волосами. Она вообще мужественная женщина. Не дай бог оказаться в ее ситуации. В машине сидит сумасшедшая, которая ранит собаку. Девица нацелилась на ребенка и хочет отрезать волосы у маленькой дочки, муж валяется в приступе, сын бьется в истерике. Кому первому помогать? Кого спасать? Ужас! Кстати, это пацан меня так уделал, – Малышко показал на свой оторванный рукав, – я помогал ему выйти из машины. Мы сначала девочку достали, потом кресло детское отстегнули, а когда хотели мальчишку вытащить, он и стал сопротивляться: вцепился одной рукой в меня и ни в какую. Тоже в шоке.

– А почему вы преступницу не арестовываете?

– Она же сумасшедшая. И нож в руках держит. Женщина-врач вызвала психиатрическую скорую, а мы начальство, вот их и ждем, – повторил он.

Сегамачо слушал оперативника в полуобморочном состоянии. Глазами он следил за происходящим, а мыслями был далеко. Мужчина немного подвинулся вперед, чтобы лучше рассмотреть преступницу, но, как ни вглядывался он в полумрак салона, ничего не видел. Нехорошее предчувствие зашевелилось в исстрадавшейся душе. Он всеми силами гнал его прочь, но понимал, что прав. Даже если сто раз скажешь белое, черное от слов белым не станет. Так и его сердце. Своим громким стуком с перебоями оно подсказывало Сегамачо, что его догадка ужасная, страшная, но правильная.

У сотрудника ДПС, стоявшего перед ним, неожиданно зазвонил телефон. От резкого звука Сегамачо вздрогнул. Он слышал, как, чертыхаясь, инспектор достал сотовый, нажал на сигнал приема. Из трубки понеслись такие отборные ругательства, что бедный парень невольно вытянулся по стойке смирно и стал быстро и отрывисто отвечать. «Начальник кипятится, – отрешенно подумал Сегамачо, – конечно, такую пробку устроили!» Он посмотрел вдоль дороги, где в обе стороны стояли колонны машин. Последние, ничего не понимая о причине задержки, начали истошно сигналить.

Голос в трубке не унимался. Тогда инспектор выбежал на дорогу и начал в спешке давать указания своим коллегам по нормализации движения.

Пространство перед машиной неожиданно расчистилось. Сергей Иванович осторожно приблизился к автомобилю и жестом попросил Малышко подвинуться. Ничего не подозревающий оперативник уступил ему место. Задерживать Сегамачо было некому: сотрудники ДПС занимались пробкой, Никита, оперативник из группы Нестеренко, задавал вопросы пострадавшей женщине. Второй опер пытался поговорить с ее мужем, которого погрузили в скорую. Медики давно бы уже уехали, если бы не мальчик, который наотрез отказался выпустить из рук раненую собачку. Он будто не понимал, что врач хочет оказать бедному животному помощь. Только вмешательство матери позволило врачу осмотреть раны дворняжки и забинтовать их. Раскрытую дверь машины терпеливо сторожил один Малышко. Но преступница и не торопилась убегать. Она пряталась в тени салона.

Сегамачо наклонился. От увиденной картины его сначала бросило в жар, потом в холод. На пассажирском месте, в уголке, прижимаясь к окну, сидела та самая пьянчужка, которую они с другом встретили на свою беду в лесу. Она невозмутимо строгала палочку и не обращала внимания на людей. Даже не верилось, что это абсолютно спокойное создание в облаке мелкой стружки совершило столько преступлений.

Сегамачо выпрямился и, шатаясь, побрел прочь, подальше от задержанной машины. У него дрожало все тело: тряслись руки, губы, выбивали чечетку зубы. Ясность картинки куда-то пропала, вокруг двигались размытые силуэты людей. Мужчина спотыкался о каждый придорожный камень. Прошагав несколько метров, он тяжело опустился на обочину и положил лоб на согнутые колени. То, что его поведение покажется окружающим странным, Сегамачо совершенно не волновало. Да и не было вокруг свободных людей, кто мог бы оценить его поступки. Лишь Малышко удивленно посмотрел ему вслед, но ничего не сказал, наверное, просто подумал, что на мужчину вновь нахлынули воспоминания об убитом друге.

Сегамачо просто сидел. Мысли вяло шевелились в его голове. Из пустоты один за другим возникали вопросы. Они появлялись издалека, но, приближаясь, увеличивались до гигантских размеров, жалили воспаленный мозг мужчины и исчезали в никуда.

– Почему так произошло, Серега?

– Разве мог я, хороший человек, работник, семьянин, гражданин совершить настолько аморальный поступок?

– Что я теперь скажу Наташке?

– Как посмотрю в глаза односельчанам?

– Разве поймут люди, что я, сидя всего в нескольких десятках метров, ничего не слышал и видел?

«Все совершают ошибки, – сверлила последняя набежавшая, как волна на песок, мысль, – человек так устроен, что учится исключительно на своем горьком опыте. Невозможно заранее догадаться, какой промах будет фатальным и радикально изменит твою судьбу. Ведь если бы мы знали, чем закончится тот или иной наш поступок, возможно, не совершили бы его».

Но эти слова не успокаивали его, а все больше поднимали в душе смуту. Он догадывался, что именно его бессмысленный и безумный поступок мог стать тем рычагом, который запустил всю цепочку событий. Картина случившего этой ночью стала настолько ясной, как будто кто-то твердой рукой вывел его из тумана и показал:

– На, смотри, что ты наделал. Полюбуйся на творение своих рук, оцени его, насладись.

Девушка лечилась в больнице от психического заболевания. Всем известно, что в таких заведениях строго следят за передвижением больных. Свое избавление от надзора и неожиданную свободу девушка решила отпраздновать с друзьями на пляже. Не важно, что она была искательницей приключений и любила выпить: это еще не повод считать ее закоренелой преступницей. Конечно, судя по информации, которую представил Макарыч, она принимала таблетки. Ей нельзя было пить алкоголь, который мог подтолкнуть к приступу агрессии. Но все закончилось бы благополучно, даже, несмотря на то, что дружки девушку напоили и воспользовались ее беспомощностью, а потом бросили в лесу. Она бы выспалась и вернулась к утру домой.

«И вот здесь, на ее пути встретились мы с Котычем», – застонал Сегамачо. Его лицо сморщилось, глаза покраснели, губы снова затряслись, но слез, которые могли бы принести небольшое облегчение, не было. Жестокие мысли жгли его изнутри, заставляли до скрежета сжимать зубы, чтобы подавить поднимавшийся изнутри крик.

«Что же получается? Она прекрасно помнила, что я с ней сделал. Иначе, почему тогда она напала на Котыча. После того, как мы ее оставили у базы отдыха, она немного поспала. Потом в одиннадцать ночи побрела по дороге назад и вышла к дачам. Она не убийца. Она больной человек, который был голоден. Девушка забралась в домик только в поисках еды. Дед появился неожиданно. Свое нападение на него она не планировала. Почувствовав для себя угрозу, схватила первое, что попало под руку, и ударила, а потом убежала.

Дальше, думаю, она побрела в деревню, но в темноте вышла не на ту дорогу. Блуждая в лесу, она случайно обнаружила нашу поляну. Подошла к столу, поела, взяла в руки нож для защиты, не более. На нее этой ночью столько раз нападали: сначала дружки, хотя с ними, возможно, было все полюбовно, потом я, а под конец и дед неожиданно выскочил. Инстинкт самосохранения сработал, вот и взяла. Далее она заметила сидящего Котыча, подошла к нему сзади. Он, скорее всего, повернулся на шаги, увидел ее и ничего плохого не заподозрил. А она, наоборот, узнав в рыбаке одного из своих насильников, напала и ножом перерезала ему артерию. Вот так и погиб бесславно Котыч из-за чужой ошибки.

Сегамачо поднял голову и посмотрел по сторонам. На дороге активизировалось движение. Скорая с отцом семейства уже уехала. Собачку перевязали. Ее раненое тельце белело в нескольких местах бинтами. Мать что-то говорила сыну, возможно, пыталась убедить его оставить дворняжку, лежавшую уже на траве, и смыть кровь с лица и рук. Девочка давно перестала плакать и любопытными глазенками стреляла вокруг.

Оперативники столпились у дверей: нужно было доставать преступницу, но в руках у нее по-прежнему был хирургический инструмент, и никто не хотел испытать на себе его остроту. Мужчины тихо совещались. По их нахмуренным лицам, активным жестам и горячим репликам Сегамачо догадался, что они не могли решить: начать заниматься этим делом своими силами или же подождать начальство и психиатрическую скорую помощь, которая вот-вот должна была приехать.

Увидев, что ему машет шофер труповозки, Сегамачо медленно встал, с усилием выпрямил затекшие ноги и сделал несколько шагов к дороге.

В этот момент зрители оживились. В раскрытой двери автомобильного салона показалась сначала нога в грязном мокасине, затем край бордовой юбки и наконец появилась голова преступницы. Оперативники невольно замерли. Маленькая девочка охватила руками материнскую ногу и сморщила личико, готовая в любую минуту заплакать. Мальчик, который только пять минут назад положил раненую собачку на землю, вскрикнул и закрыл ее телом. Сегамачо подошел ближе и из-за спины Малышко наблюдал за происходящим.

Преступница встала у машины, не выпуская из рук палочку, от которой остался только маленький хвостик, и скальпель. Девушка подняла тяжелые веки и, прищуриваясь, как это делают люди, вышедшие из темного помещения на яркий свет, посмотрела на окружающих. Потом ее мутный взгляд пробежался по лицам, но нигде не задержался. Она вновь опустила голову.

Люди перешептывались и разглядывали преступницу. В ее облике ничего не выдавало сумасшедшую. Приятное бледное лицо с нежным румянцем на щеках, темные волосы, собранные в небрежный хвост и закрепленные красной резинкой. Раненые руки в разводах крови, юбка покрытая бурыми пятнами, не вызывали отвращения. Глядя на несчастную девушку, люди, даже зная о ее преступлениях, испытывали к ней жалость.

Сегамачо устало опустил плечи и повернулся, чтобы пойти к своей машине, но неожиданно потерял ориентацию, споткнулся и чуть не упал. Малышко подхватил неуклюжего богатыря и удержал его за руку. Люди оглянулись на шум. Преступница тоже резко подняла голову и встретилась взглядом с Сегамачо, который еще не успел выпрямиться, и в открывшемся просвете теперь был точно напротив нее. В то же мгновение он понял: узнала!

Ее лицо исказила гримаса. Верхняя губа поднялась, обнажив острые зубы. Пальцы левой руки захватили выточенную палку в кулак. Из него виднелся теперь только острый край импровизированного оружия. Девушка замахнулась, приготовившись нанести удар. Правая кисть крепко сжала скальпель и тоже подняла его на уровень груди. Поза преступницы изменилась. Все ее тело напряглось, сгруппировалось. Это была уже не скромная и беззащитная девушка, а жестокая пантера, приготовившаяся к прыжку. Из распахнутого рта раздался звериный рык, который перерос в жуткий вой.

Перепуганные внезапной переменой люди шарахнулись в стороны.

Но уже через секунду яростный блеск в глазах девушки исчез, а страшный оскал сменился на широкую, светлую и немного смущенную улыбку. Тело расслабилось. Она как ни в чем ни бывало стала снова строгать свою палку.

– Ужас какой! – вскрикнул кто-то рядом с Сегамачо. – Первый раз такого монстра вижу.

– Моя бабка говорила, что в старину таких называли изуверами, – тихо вымолвил другой, – а еще она рассказывала, что в душе каждого человека до поры до времени дремлет такой монстр… Он может никогда и не проснуться. Но если его разбудят, то дел натворит таких, что мало не покажется.

«Изувер! Это я изувер! Я, сволочь, разбудил изувера в душе этой девчонки! – кричало сердце Сегамачо. – Нет мне прощения! Это я сломал несколько судеб! Это я своими руками убил лучшего друга!»

Отчаянье с такой силой охватило Гусева, что он подскочил к Малышко, который в это мгновение стоял рядом с ним, вырвал у него из кобуры пистолет и выстрелил …