Не-единственная в Академии

Глава 10-11.

Драгоценный мой, единственный!

Как рвусь я к вам всем существом своим, всем сердцем! Как мне не хватает вас, как тоскливы мои дни и грустны ночи!

Дни мои сливаются в одну сплошную серую череду. У вас там, в Бенестарии, ещё тепло и солнечно, а здесь всё серо от низкого хмурого неба. Облака лежат на крышах домов, и будто давят громадным весом на голову. День очень короток, и я не успеваю даже как следует насладиться вышивкой. А когда приходит пора зажигать в помещении огонь, становится совсем невмоготу. Здесь совершенно не пользуются магическими светильниками, только масляными лампами. Я не знаю с чем это связано, но это очень и очень гнетёт. А ещё моя служанка, которую я в последнее время зову нянюшкой, из-за того, что она всё время рядом и забоится обо мне будто я несмышлёная, очень экономная. Она говорит, что долго жечь лампу — только привлекать злых духов и немилость и так немилосердных богов. Поэтому рано тушит лампу, и мне приходится идти в постель, хотя я совершенно не хочу спать.

Я подолгу лежу без сна, думая о вас, мой драгоценный, и представляю, как вернусь, как мы встретимся, и вы наконец подарите мне кошку, которую обещали ещё перед мои отъездом. Думаю, и всё не могу решить, какой же она должна быть. Скорей бы уже! Ещё я представляю, как мы будем сидеть вместе в парке около замка, слушать шум фонтана и любоваться зелёной травой лужаек.

Мне очень одиноко и грустно, хоть принц Корнуэль почти не покидает меня в дневное время. Он крайне любезен, и всюду сопровождает меня. Он показывал мне замок, даже такие места, где воспитанным девушкам бывать не полагается. Например, в банях и на чердаке. Он приглашал меня посмотреть подвал, но я очень боюсь подземелий, вы же помните? И поэтому отказалась, хоть это, судя по всему, очень не понравилось оландезийскому наследнику.

Мне почему-то тревожно, я вздрагиваю от каждого резкого звука. Моя старая служанка всё также спит под моими дверями, но меня это уже не успокаивает. Ах, как бы я хотела хоть одним глазочком посмотреть как поживает матушка, хоть на секундочку увидеться вами, мой единственный!

С надеждой на скорую встречу остаюсь ваша преданная

Перла Инвиато.

Дамиан отложил письмо на край стола и откинулся на спинку своего рабочего кресла. Парча неприятно скрипнула, соприкоснувшись с волосами. От этого Призрачная Рука взметнулась и грохнула кулаком, мгновенно ставшим огромным, по столу. Внутри что-то задрожало. Это мерзавец, принц Корнуэль водил девчонку на чердак?! Даже страшно представить, что бедняжке пришлось пережить. Она вздрагивает от малейшего резкого звука… Ещё бы ей не вздрагивать!

И вот это место про подаренную кошку — это был сигнал, что Перле угрожает серьёзная опасность, а в сочетании с фразой «Скорей бы уже!» так просто крик о помощи.

Дамиан встал и стал шагать вдоль кабинета от окна к двери и обратно.

Принцесса Тойво! Как же ты нам нужна! Не объявлять же на всю Академию, что просто нужны кое-какие сведения, и есть тебя живьём никто не станет?! Нам бы понять, что же там происходит в этой Оландезии…

И так как-то тоскливо стало, так сжалось в груди что-то, что Дамиан крикнул секретарю:

— Марк, соедини меня!.. — и уже в полголоса добавил: — Сам знаешь с кем…

Телетрофон звякнул, и Дамиан взял трубку:

— Пронто!

Знакомый с детства голос ответил:

— Да, мой реджи!

— Милэда, я к тебе. Можно? Не могу уже здесь!

— Конечно, мой реджи! Приезжайте!

Всё было как всегда: и душистый горячий чай, и потрескивающие в камине дрова, и умиротворяющая тишина, в руках Милэды черкающий что-то по бумаге грифель. И тишина. Но какая-то тревога тихо, еле слышно звякала в душе. Так тихо, что было не понятно — о чем? То ли он что-то сделал неправильно, то ли вообще чего-то не сделал. Это странное чувство было похоже на то, будто в сапог попала маленькая твёрдая крошка. И вроде не сильно колет, а беспокоит и забыть о себе не даёт…

Дамиан выпил чаю, посидел немного, но так и не смог расслабиться: всё время пытался понять, что же сделал неправильно. Как-то сами собой его мысли вернулись к тревожному письму Перлы и поискам принцессы Тойво.

— Вас что-то гнетёт, мой реджи?

Тихий вопрос вывел его из задумчивости. И только сейчас Дамиан понял, что уже какое-то время вышагивает по гостиной княжны Маструрен, как совсем недавно по своему кабинету — от окна к двери и обратно. Такая потеря самообладания не добавила ему радости, и принц усадил себя в кресло и попытался завести светский разговор с хозяйкой.

Но как он ни пытался, тихое позвякивание так и нераспознанного чувства звало его куда-то. Звало не понятно куда. И устав ковыряться в себе, недовольный собой Дамиан распрощался с Милэдой, которая проводила его понимающим грустным взглядом.

Уже на пути во дворец, трясясь в неприметной карете, больше похожей на служебный экипаж служащего средней руки, чем на карету принца, он вдруг вспомнил, что так и не добрался до бумаг с результатами допросов бандитов, главаря которых в лесу так неожиданно застрелил. Эти бумаги уже некоторое время лежали у него на столе, но в последние дни, из-за учений-проверок в Академии, было не до них.

Ещё вспомнил взгляд той женщины, несчастной жертвы, с запрокинутого лица, и его окатило волной стыда — нужно было хотя бы принести извинения, а ещё лучше попробовать как-то возместить ущерб. Всё же это его плохая работа — такое вот нападение на женщину. «Надо послать кого-то к ней. Может, нужна какая-то помощь», — это последнее решение немного сняло тревожность принца и позволило ему расслабиться.

Уже когда он шел по коридорам королевского дворца, и так, и эдак пытаясь вспомнить, докладывали ли ему кто такая эта женщина. И вспомнить не мог.

Утро не принесло облегчения. Только если отвлекаться и не думать о предстоящее, модно было двигаться и что-то делать. Но если накатывала мысль о предстоящем странном учении, мне становилось плохо. Правду говорят, что хуже пытки только ожидание пытки.

А нам пришлось ждать едва ли не полдня, пока вызовут. К тому моменту времени я была словно в тумане от нервного перенапряжения, и только одно смогла удерживать в голове: «Вести себя будто ничего не происходит! Держать лицо!».

Момент, когда меня из толпы ожидавших адепток вызвали на полигон, я помнила смутно. Тело стало действовать самостоятельно — я зашагала к месту, откуда полагалось наблюдать за бегом парней — как только сознание уловило фамилию Канпе.

Сегодня по полигону гоняли ребят-боевиков, и многих из них я знала. Но отвечать хотя бы улыбкой или кивком на приветствия пробегавших мимо парней не получалось — я даже глотала с трудом, не то что улыбнуться или махнуть кому-то рукой, настолько организм закаменел.

Я смутно слышала шум: то ли зрителей, то ли шум моей собственной крови в ушах. И ждала в любую минуту окрика: «Принцесса! Это принцесса Тойво! Держи её!», но смотрела на королевского советника Суземского, который снова улыбался своей широкой радостной улыбкой, и ждала сигнала к началу действий. На принца Дамиана, что стоял в отдалении, у пустых сейчас зрительских для зрителей, старалась вообще не смотреть.

Вот один из парней упал. Это был огромный второкурсник по проищу Бык. На быка он и был похож своей необъятной шеей, мощными плечами и глазами немного навыкате. Упал он красиво, мне даже показалось, что специально. И когда я, уловив взмах рукой королевского советника, пошла к нему, увернувшись от пробегавшего мимо другого адепта, Бык лежал на густой и сочной зеленой траве и слегка улыбался. Даже довольно улыбался, хотя утверждать наверняка я не стала бы, потому что сердце прыгало как ненормальное из-за близости принца Дамиана, точно так же как и мысли, и вообще не до улыбок было — справиться бы со своей паникой. А принц уже спешил к нам, едва Бык коснулся земли.

— Адептка, расстегните рубашку пострадавшему, — услышала я знакомый спокойный голос над головой.

Рубашку пострадавшему расстегнула, едва справившись с длинным рядом частых пуговиц. Руки, красные и немного распухшие, дрожали, как я ни пыталась скрыть дрожь. Хорошо, что я уже несколько дней усиленно занималась стиркой и уборкой без магии — теперь мои пальцы хоть и напоминали по форме мои прежние холёные ладони, но выглядели более потрёпанными жизнью. Ну и тренировки настойчивого боевого декана оставили следы — сбитые костяшки не полностью зажили.

Я решила, что по рукам тоже можно узнать человека. Поэтому попыталась сделать руки неузнаваемыми. Ну, насколько смогла… Думаю, не случайно первым испытанием на этих странных учениях, которые я уже вполне могла назвать охотой на меня, нужно было пройти мимо принца, и при этом продемонстрировать свой магический дар и руки.

— Положите ладони на область сердца и сделайте тридцать нажатий в быстром темпе.

При звуке этого голоса хотелось вскочить и бежать. Но я, не поднимая глаз сделала, как было сказано — положила ладонь одну на другую и стала ритмично надавливать на мощную, совершенно лишенную растительности грудную клетку Быка. Все свои силы я тратила на попытку держать себя в руках. Нет, я не молилась всем немилосердным богам. Ни к чему. Я повторяла как молитву другое — мамины слова: «Бой не проигран, пока ты не сдалась». И нажимала, нажимала, нажимала.

Вдруг Бык издал непонятный звук — то ли стон, то ли вскрик. Я подняла глаза на его лицо. Теперь его улыбка был видна отчетливо. Но среагировала я не на неё, а на резко прозвучавшие слова сверху:

— Не надо так усердствовать, вы сломаете адепту рёбра!

Закусив губу, с трудом сглотнула и постаралась надавливать не так сильно. Дыхание сбивалось от бешено колотящегося сердца, холодный пот страха капал на обнажённую грудь Быка. «Бой не проигран, пока ты не сдалась! Бой не проигран, пока ты не сдалась!»

— Достаточно, вы свободны, адептка.

Я несмело убрала руки и чуть отодвинулась от лежащего, довольно улыбающегося парня. Сидела и не могла поверить в то, что сейчас услышала. Это правда? Я свободна? Каждую секунду я готова была услышать: «Взять её!» или что угодно подобное, но не это «вы свободны».

Бык подмигнул мне и стал подниматься. При этом поигрывал бровями и мускулатурой грудной клетки так, что я, чтобы не скривиться, отвернулась. Поднялась на нетвёрдые от волнения ноги. Не поднимая высоко взгляда, глянула в сторону принца Дамиана. Но его уже не было на том месте, откуда он наблюдал за моими действиями.

Кажется, он меня не узнал. Я нерешительно пошла к проходу в ограде полигона. Он меня не узнал. Не узнал! Уже от калитки я обернулась, что бы ещё раз убедиться, что всё так и есть — не узнал. Принц Дамиан разговаривал с советником Суземским, который улыбался и бросил на меня взгляд.

Всё таки не узнал! Меня переполнило ликование, я порывисто развернулась и, пройдя через калитку, бросилась в общежитие.

Я сидела на полу и смотрела на ножку стола, но ничего не видела. Я плакала. Слёзы катились из глаз, а я всё никак не могла поверить — не узнал! Отпустил. Отпустил! Не узнал! Снова вспоминала его фразу «Достаточно, вы свободны, адептка!» и снова смеялась и плакала. И снова не могла поверить.

Ариша, радостная и запыхавшаяся, ворвалась в комнату:

— Радка, знаешь, кого я оживляла?

Я подняла на неё заплаканные глаза.

— Ой, Радка, что опять случилось? Тебя же к Тэкэре вызывают, а ты в таком виде. Чего ревёшь, дева?

— Да так, ничего. Просто волновалась сильно перед этими учениями, а теперь вот радуюсь, что закончилось.

— Ну ещё не закончилось вроде.

Я удивилась себе — вот ведь раскисла! Действительно, его высочие принц Дамиан перед строем адептов говорил — пока не получим результат. А если найти меня — и есть тот результат, которого они ждут, то да, ещё не конец. Я тяжело вздохнула.

— А что там, у Тэкэры? — спросила, поднимаясь с пола и стирая слёзы с лица.

— Не знаю, — Ариша легкомысленно пожала плечами и рухнула на кровать с мечтательной улыбкой. — Какие же у него мускулы!

Я только закатила глаза — Ариша каждый раз поражала меня своей влюбчивостью и романтичностью. Ей ничего не стоило придумать любовь к какому-нибудь адепту, виденному едва ли пару раз, практически сразу в нём разочароваться и практически мгновенно забыть об этом, выискивая новый объект влюбленности. Поэтому сейчас я даже не стала интересоваться кто на этот раз счастливый объект её воздыханий, а направилась к главному корпусу, где был кабинет ректора.

— Ты уверен, Зорий?

— Нет, но мы это сейчас проверим.

— Почему же ты так решил?

— Поворот.

Дамиана с непониманием смотрел на советника, и Зорий продолжил:

— Ты помнишь, как графиня Релюсьен учила служанку поворачиваться? Ту девушку, которая в следственном эксперименте по побегу из дворца принцессы Тойво, принцессу и изображала?

— Н-нет, — принц запнулся, пытаясь вспомнить, но в памяти вообще ничего не всплывало на этот счет.

— А я помню. «Плечи держи вот так, развёрнутыми. Поверни голову вот так. Нет, не так! Так только служанки делают! А принцесса Тойво — Принцесса! У неё осанка, поворот головы… Ну же, голову не так держи, а вот так!» И потом, помнишь, когда она просматривала записи на кристалле, таким недовольным голосом делала замечания, что у служанки недостаточно королевская осанка, что оборачивается она не достаточно четко, что хоть и похоже, но не т той грации и достоинства?

Дамиан отрицательно качнул головой — как у Зория всё это помещалось в голове?

— Ну хорошо, осанка, поворот головы. И что?

— А то! — Зорий засмеялся. — Помнишь, как мы с тобой Хараевского в одном корпусе застали? Он ещё про адептку рассказал, которую подозревал, что она и есть сбежавшая принцесса? Она тогда ещё обернулась в дверях аудитории, чтобы посмотреть на Хараевского. Я обратил внимание, как сегодня она обернулась, когда уходила с полигона. Я снова отметил для себя, что вот кто хорошо мог бы сыграть роль принцессы Тойво вместо той служанки — столько достоинства, такая ровная спина! Ну и эти подозрения Хараевского… Он же не зелёный мальчишка. Если подозревал, значит, было что-то, что его зацепило, встревожило.

В дверь постучали, и одна створка высокой тяжелой двери отворилась.

— Здравствуйте, госпожа ректор, — произнесла с лёгкой улыбкой темноволосая девушка с длинной челкой, почти закрывавшей ей глаза. Но приветливый взгляд моментально стал холодным, а лицо закаменело, когда вместо профессора Яцумиры в её кабинете она увидела принца Дамиана и его советника. А последний воспользовался мгновеньем и сказал, явно наслаждаясь провокацией:

— У нас к вам, принцесса Тойво, всего несколько вопросов.

Я шла к главном корпусу, с каждой минутой всё больше и больше нервничая. Почему я не выяснила у Ариши зачем меня вызывала Тэкэра Тошайовна? Как она меня вызвала? Почему сама не сообщила мне? Что-то, что тревожно сжималось в холодный ком в животе утром, снова стало леденеть, а воздух всё с большим трудом проходил через пережатое волнением и страхом горло, ладони потели, голова немного кружилась, в глазах мелькали искры.

Но я, сдерживаясь изо всех сил, вежливо постучалась и улыбнулась, чтобы поприветствовать уважаемую Тэкэру Тошайовну.

— Здравствуйте, госпожа ректор, — произнесла я бодро, преодолевая захлёстывающий страх. Но живот меня никогда не подводил, не подвёл и в этот раз — в кабинете ректора самой госпожи ректора не было. Но зато был его высочие принц Дамиан и советник Суземский с неизменной улыбкой на лице. Он и проговорил:

— У нас к вам, принцесса Тойво, всего несколько вопросов.

Всё, чего я так боялась, произошло: от скрутивших меня ужаса и паники, магия вздыбилась и плеснула от меня во все стороны, а я… я в ужасе закрыла глаза. Всё кончено! Дальше только смерть: я всё же убила принца Дамиана. Как и хотел мой отец.

— Что здесь происходит? — грозный рык знакомого, но неузнаваемо грозного голоса вырвал из моей груди рыдание. Давясь слезами и всхлипами, качнувшись вперёд, уткнулась носом в чью-то спину. Чью-то такую широкую, такую родную спину! Это его запах! Это он, Зиад!

И что ему ответить? Я убила принца Дамиана, и это конец? Или сказать, что меня ищёт отец, чтобы казнить как преступницу за то, чего я не совершала? Что так, что эдак, но мне конец. И я задохнулась от нового комка рыданий, рвущихся из горла.

Сквозь грохот крови в ушах и булькающий нос я расслышала другой голос. Знакомый мужской голос. Сдержанный. Холодный. Его высочие принц Дамиан? Он жив? На несколько мгновений я задержала дыхание. Прислушалась. Голос сильный, спокойный. Не похоже, что он умирающий. Даже для раненого слишком ровный.

— Кто вы такой и по какому праву явились сюда?!

Да таким голосом можно льды в Северном море замораживать. Я крепче зажмурилась и постаралась стать как можно меньше.

— Вы нарушили все нормы Академии! Я уже молчу о неприкосновенности ректорского кабинета!

Сомнений не было — это говорил его величие принц Дамиан. Но я так и не рискнула открыть глаза и выглянуть из-за широкого плеча, от которого так знакомо и приятно пахло.

Суземский ругнулся про себя, когда после его слов девчонка закрыла глаза и взорвалась осязаемой черной вспышкой. Какое-то мгновенье спустя рядом с ней стоял парень, сделавший один маленький шажок и закрывший её собой. До следующего удара сердца он успел стянуть черную вспышку в кулак. Выражением лица он был так похож на Дамиана, что Зорий даже улыбнулся, — гнев, жесткость, непоколебимость, прикрытые спокойствием. Конечно, в первую очередь заставляло улыбаться облегчение, но и последующие слова внезапного визитёра в одно из самых защищённых мест Академии тоже порадовали. Они были точь-в-точь темо, что мог сказать и реджи, окажись он в такой ситуации:

— Что здесь происходит?

Парень держал себя так, что возникал вопрос: а кто из этих двоих принц? И когда гневный Дамиан задал закономерный вопрос: «Кто вы такой?» парень ответил то, что заставило Зория повеселиться ещё больше:

— Я Зиад Марун, наследник князя Марун. А эта женщина — моя жена. И по праву её мужа и защитника, я здесь, и я спрашиваю: что здесь происходит?

— Жена?! — хором воскликнули Дамиан и Суземский. Только принц был разгневан, а Зорий был поражён. За спиной у парня явственно всхлипнула и закашлялась девушка. Суземский сообразил мгновенно и, не переставая улыбаться, спросил:

— А брак академический?

Парень приподнял одну бровь так, что без слов было понятно — вопрос нелепый. Он — наследник клана Марун, и не станет размениваться на временные браки для адептов, проходящих обучение в партнёрских парах, и пользующихся правом на временный академический брак на время учёбы.

— Нет! — и столько непонятного вызова было и в словах, и в интонациях, и в позе этого смуглого черноглазого парня, что уже гнев Дамиана стал превращаться в удивлёние. — Брак полноценный и законный!

И став ещё более надменным, адепт произнёс голосом, полным холодного гнева:

— Так что же здесь происходит? На каком основании вы травите девочку уже несколько дней?

Дамиан переступил с ноги на ногу и произнёс нейтральным тоном:

— На её родине ей предъявлено обвинение в убийстве.

Парень расслабился и усмехнулся, качнул головой, будто услышал нелепую шутку и, наплевав на все нормы этикета, повернулся к принцу спиной.

— Рада-сть, — тихо сказал он, обхватывая ладонями её лицо и упершись своим лбом в лоб девушки, — ничего не бойся. Ты ни в чём не виновата.

— Я не виновата! Меня оболгали! — заспешила, забормотала она хриплым голосом, захлёбываясь слезами и эмоциями. — Я никого не убивала!

Тёплые мужские пальцы нежно погладили её щеки.

— Чш, не плачь, маленькая, я во всём разберусь! Слышишь?

Рада закивала часто-часто и попыталась улыбнуться дрожащими губами. Но только сильнее заплакала, некрасиво кривя рот. Зиад вытер пальцем слезинку, побежавшую по её щеке, поцеловал девушку в лоб и снова развернулся к принцу Дамиану и его советнику, заталкивая плачущую к себе за спину:

Дамиан проговорил:

— Повторю: обвинение в убийстве ей предъявлено на её родине. Мы к девушке не имеем никаких претензий. У нас имеется лишь ряд вопросов, на которые нам жизненно необходимы ответы.

Дамиан подождал несколько мгновений, надеясь, что эти его слова заставят прячущуюся принцессу выйти из-за спины непонятно откуда возникшего мужа. Но видя, что дело не сдвигается с мёртвой точки, продолжил, обращаясь к Зиаду:

— Принцесса, мы хотим понять, какую игру ведёт ваш отец, король Юзеппи, названный при рождении Карху?

Услышав эти слова, удивился парень, что так внезапно материализовался посреди кабинета ректора Яцумиры.

— Принцесса?

Дамиан даже чуть наклонил голову набок.

— Да, разве вы не знали, что ваша… жена, — выделил он голосом последнее слово, — принцесса-бастард короля Оландезии?

У парня на лице отобразилась такой набор чувств, что вечно радостный Суземский перестал улыбаться и во все глаза уставился на адепта. А этот парень вновь проявил чудовищное пренебрежение к дворцовому этикету и повернулся к принцу спиной.

— Ты в самом деле принцесса?! — спросил он тихо, вглядываясь в заплаканные опухшие и красные глаза, и аккуратно придерживая девушку за плечи.

Она закусила губу, горестно сдвинула брови и нерешительно кинула. Выдохнула через силу:

— Да…

Зиад обнял её так, будто она была самым драгоценным призом. А когда оторвался, заглянул ей в глаза и сказал счастливым голосом:

— Рада-сть, я тебя люблю!

Чмокнул её в нос и тут же снова развернулся к принцу, пряча от его взгляда девушку.

— Ну что же, ваше высочие, вы сможете поговорить с Радой. Но только в моём присутствии! Она находится под защитой моего клана!

— Принцесса, будьте так любезны, покажитесь, — это произнёс его высочие Дамиан. Голос был не то, что дружелюбный, — вряд ли этот торос Северного моря мог быть дружелюбным — но успокаивающий, что ли. Я покусала губу, и попыталась выровнять участившееся от страха дыхание. Тёплая и сильная рука Зиада, опять сжала мою ладонь. Будто поддерживала, будто говорила, что я не одна. И я решилась — сделала шаг в сторону, и несмело, не сразу, только спустя секунду-другую подняла глаза на его высочие Дамиана и его советника.

— Вы ответите на наши вопросы? — Суземский улыбался, но чуть-чуть, едва заметно.

Девушка кивнула, и тут же добавила:

— Но только при одном условии.

Взгляд советника стал вопрошающим, а у его высочия — чуть поднялась бровь. Ну, наверное, тоже удивился.

— Я сначала поговорю с Зиадом.

Его высочие обменялся взглядом со своим советником, и произнёс:

— Хорошо, я согласен.

Я сидела на стуле. Напротив, за столом, — его высочие Дамиан. Он был серьёзен, задавал строгие вопросы. Сбоку, за тем же столом — Суземский, он больше молчал, даже не всегда улыбался. Но я не смотрела на них, да я их почти и не видела, потому что не сводила глаз с Зиада. Когда отвечала на вопросы, и когда молчала после следующего, вспоминая или пытаясь оформить мысли в слова, всё время смотрела на Зиада, сидящего в стороне.

Я держалась за него глазами. Я бы и руками за него держалась, и ногами, да что там! Я бы и зубами держалась! Но пока — только глазами. Выражение его лица было такое сочувствующее, такое… любящее, что я не могла отвести от него взгляд.

Наш разговор, после того как из кабинета вышли его высочие и Суземский, был коротким.

— Зиад, я никого не убивала! Даже не собиралась! Меня готовили, но я поняла давно, что сопротивляться открыто — глупо погибнуть! Притворялась покорной и сделала всё, чтобы не убивать!

Горло перехватывало от рыданий. Зиад погладил ладонью мою щёку.

— Знаю, что не убивала, знаю. Не плачь! Всё будет хорошо.

Справившись кое-как со слезами, спросила, и голос получился глухим и булькающим:

— У нас академический брак? Но как?

Я помнила тот день, когда узнала, что в Академии заключают браки на время учёбы. Когда Ариша рассказала об этой возможности двум адептам законно жить вместе, я была потрясена. Временные браки не встречались очень уж часто, но не вызывали никакого удивления среди адептов — не всегда люди, также как я, учились в Академии под своим именем, и поэтому такой брак был действителен, пока адепт не заканчивал Академию. Затем, после завершения учёбы, такой брак считался автоматически расторгнутым. Хотя очень часто пары потом продолжали свои отношения, и после выпуска заключали постоянные браки.

Когда я узнала всё это, едва локти себе не кусала — проведать бы об этом раньше! Хотя… Что изменилось бы? Наверное, поддалась бы на провокации Хараевского — такой муж, пусть и академический — неплохая защита от папеньки и его псов. Но вот заключают ли преподаватели такие браки с адептакми, это вопрос. Будь я на месте декана — ни за что не пошла бы на такую глупость.

Но вот Зиад и академический брак… Не складывалась картинка. Ариша рассказывала мне, что согласие на такой союз даёт ректор и, как правило, это громкое действо, когда «молодожёнов» под кабинетом встречают ликующие товарищи, выводят во двор, где устраивают фейерверки и шумные празднования. У нас ничего такого не было: ни ректорского разрешения, ни шумного гуляния, ни фейерверков. Это ставило в тупик. Так что с браком?

Зиад взял мою руку, поцеловал, провёл пальцем вдоль цепочки.

— Когда ты в тот день… пошла со мной, я понял, что никто, кроме тебя, мне никто не нужен. И поэтому одел тебе гвели. Она приняла тебя, значит, принял и клан. Так что никаких академических браков, Рада-сть моя!

Я смотрела на него и не могла сказать ни слова. Наконец, выдохнула:

— Не понимаю…

— Я взял тебя в жёны, женщина!

И Зиад снова обнял крепко-крепко, а когда отодвинулся, смотрел ласково.

— То, что ты принцесса — большой подарок для меня! Ты будешь жемчужиной нашего клана!

Я покачала головой, мученически скривившись.

— Ну какая принцесса? Меня готовили как наёмного убийцу, и даже внушали мысль, что неплохо бы свою никчёмную жизнь отдать на благо родной Оландезии!

— Твой отец — король! И это невероятная удача, беленькая моя!

— Этот отец найдёт меня и под землёй, — прошептала, чувствуя, как на глазах закипают слёзы. — Он везде найдёт и убьёт. Ты его не знаешь просто.

— Догадываюсь, — Зиад горько улыбнулся. — Это ведь из-за него следы на твоей спине, да?

Я закрыла руками лицо. Если мы с Зиадом — семья, то ненадолго. И остаётся только молиться всем немилосердным богам, чтобы они перестали нас замечать, — меня и того, кто меня спас, и кто теперь так дорог!

— Не плачь, беленькая, — он сказал это тихо и прижал к груди мою голову. — Я обязательно найду выход, Рада-сть. Такому человеку я тебя не отдам. Даже если бы ты не была драгоценностью. А ты — ценность! Понимаешь, мой отец жаждал, чтобы я женился на какой-нибудь родовитой девице, ведь негоже наследнику князя жениться на ком попало.

Я тихо всхлипнула ему в грудь. Да, мне часто говорили что я никто. Зиад продолжал:

— А я, взяв тебя в жёны, думал, что придётся бороться, драться, отстаивать своё право на то, чтобы быть с тобой. Но теперь мне не придётся перед кланом отстаивать свой выбор, теперь весь клан сам будет отстаивать тебя.

— Так ты важная шишка? — пробормотала ему в одежду. Зиад погладил меня по голове.

— Немножко. Я старший сын князя Марун, главы пустынного клана Удабнос.

Сильно извиняюсь, золотые мои, долготерпеливые! Работаю, болею. Приходится писать между периодами повышенной температуры и работой.

Немного изменила предыдущий кусочек — не нравится он мне. Слишком слащаво.

Да ещё с одной тётенькой-авторшей батл небольшой произошёл: про начало первого тома моего Дамиана.

Я там, в первом томе, выложила несколько вариантов начала. И очень, ну просто очень-очень прошу высказать своё мнение в комментариях, какое начало вам заходит больше всего. У кого мне ещё спрашивать, если не у своих читателей?

Клан Удабнос? Что такое я слышала, но вспомнить не могла. Только и всплыло, что живут в пустыне и назызывают себя Дети пустынных родников. Но сын князя!.. Да… Жутко представить, что устроит отец, узнав про это. Из глаз опять потекли слёзы, а дверь в кабинет открылась.

— Достаточно? — Суземский приветливо глядел на нас.

Зиад кивнул и усадил меня на стул для посетителей. Я смотрела на него, и ужасно, просто очень сильно боялась. Принц, занявший место за столом ректора, как раз напротив и, казалось, прожигал взглядом. И помолчав несколько мгновений, всё же начал:

— Расскажите, что за игру ведёт ваш отец.

Губы Зиада тронула мягкая улыбка, а глаза будто сказали — говори, не бойся. И я ответила его высочию Дамиану, не отводя взгляда от своего… мужа:

— Он… он хочет сместить вашу династию с престола.

Тишина стала многозначительным ответом, и я на мгновенье перевела взгляд на вопрошавшего. Он и его советник переглядывались.

— Как?! — это уже Суземский. А я не отрывала взгляда от своего островка надёжности — тёмных красивых глаз.

— Он уже давно, если я правильно поняла некоторые оговорки, пытается устранить вашего старшего брата, наследника, его высочие Льва. И вам была уготована та же участь, — и прикусила губу.

— То есть планировалось моё убийство?

Опять закапали слёзы.

— Да.

— И каким же образом?

Неужели я это раздражение в вечно спокойном и холодном голосе младшего принца? Можно себя похвалить — расшатала твердыню. Только почему-то не хочется. Я изо всех сил пыталась, чтобы моё лицо оставалось неподвижным, но губы прыгали от сдерживаемых слёз. И только тёмные, как спелые вишни, глаза удержали меня и подбадривали.

— Я… должна… должна была… убить вас, — я закусила губу и зажмурилась. Сейчас, наверное, зайдут гарды, и меня арестуют. Но — несколько мгновений тишины, и последовал следующий вопрос:

— Как и когда?

Я сдержала рыдание, а когда открыла глаза, увидела стакан с водой в знакомой изящной, но сильной смуглой руке. Стуча зубами по тонкому стеклу, выпила и поблагодарила взглядом.

— Это должны были определить обстоятельства.

— То есть чёткого плана не было?

Я только тяжело вздохнула, не решаясь посмотреть на того, кого должна была убить.

— План был. Даже не так. Планов было много.

— И сколько же вы попытались воплотить?

— Ни одного, — подняла глаза на Зиада. «Правда, я сопротивлялась. Я боялась и не хотела», — пыталась сказать ему взглядом. И видела — верит.

— Расскажите обо всех, — скажи это его высочие Дамиан, прозвучало бы как приказ, но в устах советника я услышала просьбу. И потому рассказала.

Моё задание было сложным. Нужно было при первой же встрече поднять вуаль и поздороваться с его высочием. Это ритуал. На мне была ритуальная одежда, да и сама вуаль была ритуальной, свадебной, и лицо было в ритуальной брачной росписи.

По нашим обычаям жених не должен видеть невесту до помолвки, и первым шагом в брачном ритуале — поднять покров с лица девушки, чтобы суженый первым увидел неземную красоту наречёной. Ритуальная раскраска лица шаманскими снадобьями призвана поразить мужчину, внушить любовь и намертво закрепить узы до самой свадьбы.

Планировалось, что второй принц возгорит ко мне неземной страстью и женится. Моя задача на этом этапе состояла в том, чтобы свадьба произошла как можно раньше. Даже если шаманские штучки отцовских советчиков не сработают как надо, открытое лицо перед принцем — уже обязательство. Оно давало право отцу требовать свадьбы, поскольку приравнивалось к первой брачной ночи.

Далее мне надлежало сделать так, чтобы принц Лев уступил своё место его высочию Дамиану. Пути мне предлагались разные — лишить его наследников, убить его жену или его самого. Или даже изобрести свой, собственный путь, главное, — чтобы он вёл к цели.

Но я смогла сделать так, чтобы вуаль сползла с моего лица до того, как я добралась к мужчине, назначенному мне в наречённые. И тем самым сорвала ритуал. Так провалился первый план.

Был ещё один план — лишить жизни принцессу Суэллу и его высочие Дамиана, а самой стать женой Льва. В конце концов, просто убить всех. Фантазия выживших из ума фанатиков была безгранична…

— Даже если отбросить нелепость этих планов и предположить, что мы все здесь не заботимся о своей безопасноти, то вы же были обречены на смерть! Вас бы нашли и нейтрализовали после первой же попытки!

Я уже немного успокоилась, а, вернее, укрылась за апатией, и только пожала плечами:

— И так, и эдак мне жизни не было бы. Да и не хотела я никого убивать.

Когда подняла глаза на Зиада, испугалась. У него заострились скулы, губы сжались, а в фигуре появилось что-то зловещее. А в глазах горело обещание чего-то страшного. Всё внутри у меня похолодело. И заметив эту реакцию, Зиад одними губами произнёс: «Я его убью!». Я только горько усмехнулась.

— Почему же вы согласились на это?! — его высочие принц Дамиан и сейчас не сдержал эмоций. Но я не смотрела на него, я рассказывала всё своему мужу.

— Мне сразу дали понять, что сопротивляться бесполезно. Или забью до смерти сейчас, или погибну позже. Поэтому когда мне сказали, что года через два я должна буду осуществить великую миссию в другой стране, открыть своему брату путь к её престолу, расширить границы великой Оландезии и вернуть ей былое могущество, я сопротивлялась. Но… с королевскими палами долго не поспоришь. И я малодушно отложила смерть на потом. А время до «потом» решила использовать как можно лучше. Я хотела вырваться из этого круга, хотела учиться на мага. И пока меня накачивали знаниями вашего языка, умениями строить планы убийств и самим навыкам убийства, я строила планы побега.

Глаза Зиада спросила: «Это тогда?..» и показал на свою спину. Я только скривилась и покачала головой — нет. Тогда меня били просто ногами. И больше по спине. Потому что живот и голову я пыталась прикрыть руками. После этого я долго болела — и сломанные рука и рёбра без помощи (а отец по указке шаманов запретил мне помогать хоть чем-то) срастались долго. Да и от голода едва не погибла — кормить тоже было не велено. Спасло меня только материнское заклятье. Видно, отцу стало плохо, и он всё же позволил меня кормить. Но ни кости, ни раны никто лечить так и не разрешил.

Суземский заинтересовался великой миссией восстановления могущество Оландезии, нетерпеливо и с немалой долей иронии. И я снова рассказывала, глядя в любимые глаза. Рассказывала о бредовых идеях шаманов, которые нашёптывали отцу об исторической несправедливости: северные народы принесли жизнь на континент, наши сильные воины расчистили дорогу от Северного Моря, они прародители всех стран и народов, всех королей. И наше великое королевство достойно большего, чем прозябать среди вечных снегов и буранов. А наш король достоин править если не миром, то королевством побольше маленькой Оландезии. И южные соседи вполне могут в этом помочь. А поскольку войну с сильной Бенестарией мы ни за что не осилим, то сменить династию — тихо, мирно, бескровно (ну почти бескровно, ага!) — вполне наш путь.

— Но почему вашими руками?!

— Так решили шаманы. А они у нас очень умны, — иронию скрыть мне не удалось. — Что же, в логике им не откажешь. Действительно, принцессе легче, чем кому бы то ни было, пробраться в королевский дворец Бенестарии и осуществить задуманное. Разве нет? Остальные разы подбирались близко, и даже очень близко, хоть и недостаточно, — я на мгновенье отвела глаза от Зиада, и бросила вопросительный взгляд на его высочие Дамиана. Он только чуть приподнял брови, кажется, в сомненьи. А я продолжила:

— А меня им было не жалко.

Черты лица Зиада опять заострились, приобрели звериные черты. Я послала ему умоляющий взгляд — не надо! А Дамиан спросил:

— Расскажите о своей матери. Пожалуйста.

Мне почему-то стало больно и, видимо, я не удержала лицо, потому Зиад метнул такой взгляд в его высочие, что я напряглась — не было бы последствий!

— Что именно?

— Я не понимаю, как получилось, что такой ретивый поборник чистоты крови, как ваш отец, вдруг заимел бастарда? У нас здесь довольно ограниченные данные по вашей стране, но об этом мы осведомлены весьма неплохо.

Я отвела взгляд. Да, моё происхождение — не то, чем стоило бы хвастать дражайшему родителю, это правда. Но моя мать была хорошей женщиной, и мне не из-за чего было её стыдиться.

— Моя мать была наёмницей, — я подняла взгляд на Зиада, чтобы понять, что он думает об этом. — Её родина — та же страна, откуда родом Яцумира, только с другого острова. Вы же знаете, что там в почёте те, кто осмеливается покинуть родные края, бросив вызов миру и победив. Вот и моя мать бросила вызов — младшая, четвёртая дочь небогатого дворянина. Она долго училась, потом странствовала, нанимаясь в охрану. Она была отличным воином!

Опять у меня предательски задрожали губы и слёзы застлали глаза. Но задирая гордо подбородок и заодно стараясь не пролить слёзы, я увидела, что Зиад смотрит на меня неверяще и… радостно? Сглотнула ком в горле и продолжила:

— Где нашёл… — хотела, но не смогла назвать его отцом, — король Юзеппи, не знаю. Только знаю, что драгоценная королевская жёнушка, родив ему второго сына, затребовала охрану. А вдруг такая весомая ценность пропадёт? А поскольку к драгоценной, — трудно скрыть иронию, вспоминая толстую расплывшуюся бабу, разряженную в тяжёлые вышитые кожаные одёжки, — приставить мужиков нельзя… Сами понимаете, ревность и всякие подобные глупости, то нашли женщину-воина. Которая и охраняла её, и учила девушек из местных своему ремеслу…

Слёзы всё же выкатились из глаз, и поэтому задирать голову уже не было смысла. И я опустила глаза на Зиада. Он улыбался. Мягко, дружески и тепло. И новые слезинки скатились по щекам. Я улыбнулась в ответ, благодаря за это тепло и понимание. Все молча ждали продолжения. И я была рада, что меня не торопили.

— Он просто не удержался. Эдакая экзотика — смоляные волосы, узкие чёрные глаза… — я кое-что вспомнила и добавила, поясняя: — моя мать не была красавицей. Она рассказывала, что среди своих сестёр считалась самой некрасивой. Но поймите, среди светловолосых, голубоглазых людей среднего, а часто и низкого роста, моя мать была очень заметна со своей внешностью и статью. Ну и женщины… Вы видели их женщин?

Я глянула на его высочие Дамиана и его советника. Первый был, как всегда, невозмутим, второй неуверенно улыбался.

— Не видели, — я вздохнула грустно. — Это такие большие и толстые, как тюлени, создания, блёклые и невзрачные, у некоторых на растолстевшем лице даже не разобрать какого цвета глаза. А тут моя мама…

Опять помолчали.

— Почему вас не убили сразу после рождения? — Дамиан.

— Когда… ммм… король пресытился экзотикой, мать была беременна, но скрыла это. И когда я родилась, сказала, что отец — другой человек. Воина. Он тоже служил в охране, только погиб за несколько месяцев до моего рождения, и проверить, правду ли она сказала, было невозможно. Кто-то подтвердил, что он захаживал в примерно подходящие сроки к моей матери.

Я устало вздохнула и снова опустила глаза.

— К ней многие ходили. Всё предлагали покровительство.

Я хмыкнула — смешно. Кому покровительство? Моей маме? Да она сама могла любого из этих покровителей свернуть в бараний рог!

— Понимаете, — я снова бросила взгляд на его высочие, — она не только короля привлекала своей необычной внешностью. Но и тем, что по её кодексу воина-мага, создавая пару, не создавала семью, и в такой паре не было обязательств. Но даже это не главное.

Потёрла лицо рукой — поймут ли эти мужчины, выросшие в другой стране, в другом окружении, кодекс чести моей матери, женщины-воина с далёких восточных островов?

— Она была бывшая любовница короля. А это… Это как боевой трофей, понимаете?

Судя по тому, что я увидела на их лицах — поняли. И Суземский спросил серьёзно, совсем без улыбки:

— И поэтому она не хотела создавать другую пару? Не хотела быть призом?

Я опять горестно усмехнулась. Потому что в этом вопросе всё-таки и не смогла ни понять, ни простить свою мать.

— Нет. Она… она любила моего отца.

Ножки ректорского стола можно было рассматривать вечно — точёные, в завитушках, красиво покрашенные. Но я всё же робко взглянула на Зида. «Держись, я с тобой!» — вот что было в его взгляде. И я улыбнулась.

— Не понимаю… — тихо проговорил Суземский.

— Я тоже, — ответила так же тихо.

— Но откуда вы знаете, принцесса? — снова негромко спросил советник.

Я набрала побольше воздуха и постаралась сказать это быстро, чтобы слёзы не задушили меня:

— Она погибла на моих глазах, закрыв его собой от нападения. Могла и не делать этого, но…

Голос сорвался, а снова слёзы затуманили всё вокруг. Я почувствовала чьи-то руки на своих плечах, и смогла уткнуться во что-то большое и тёплое. Судя по всему — в мужскую грудь, потому что вдохнула такой знакомый, ставший родным запах. Зиад! Как хорошо, что он настоял на своём присутствии при этом разговоре! Я бы не выдержала!

Когда Зиад оторвался от меня (или я от него?) оказалось, что рядом, наклонившись ко мне, стоит Суземский и улыбается ласково, как ребёнку. Нет, всё же его улыбки — не притворство, видимо, он такой человек. Улыбчивый. Хоть для меня это странно, а иногда и просто дико.

— Принцесса, — сказал он и взял в руки мою ладонь, не смущаясь Зиадом, стоящим вплотную, — но как же так получилось, что ваш отец вас признал и всё равно отправил на верную гибель?

Я на секунду закрыла глаза, чтобы собраться с силами.

— Знаете, колотые раны причиняют смерть… не мгновенно, — я покусала губу, пытаясь загнать слёзы поглубже, а воспоминания о последних минутах матери — подальше. — У мамы было время, чтобы… обеспечить мою безопасность. Одним словом, на последних мгновеньях она успела заклясть всей своей магией короля. Закляла, чтобы он заботился обо мне и берёг. Она же была магом. Не очень сильным, как теперь понимаю, но перед лицом смерти, когда душа прощается с телом, магу многое подвластно… Вот она и сделала для меня всё, что смогла. Я только сейчас понимаю: меня она всё же любила сильнее, чем… его.

— Но сделай вы то, к чему готовили, то неминуемо погибели бы! — у него, оказывается, глаза и не голубые вовсе, светло-зелёные, с коричневым ободком вокруг зрачка. А улыбки сейчас нет. На лице лишь жалость. Вот только этого не хватало! Я отвернулась от советника, и упёрлась взглядом в Зиада. Опять всё расплывалось, и виден был лишь силуэт.

— Но ведь убил бы не он, и не по его приказу. Так сложились бы обстоятельства!

— Я думаю, стоит прекратить разговор! — мой… муж, о немилосердные боги, муж! сказал сурово и веско. — Рада измотана, ей нужен отдых. Да и темы вы поднимаете слишком болезненные.

— Хорошо, — спокойно и даже теплее, чем обычно, ответил его высочие Дамиан. — Вы правы, княжич. У меня осталось только два вопроса, и они не будут болезненными. Считайте это простым любопытством.

— Рада-сть, ответишь? — тихо спросил Зиад. Я неизящно шмыгнула носом и кивнула. — Спрашивайте, ваше высочие!

— Принцесса, поясните, пожалуйста, что произошло с вашей аурой? Во время пребывания во дворце она была совсем другой.

Я собралась с силами, выдохнула тяжело и объяснила:

— Мама запечатала мне магию ещё в раннем детстве. Я не совсем поняла из объяснений госпожи ректора как. При этом ей удалось оставить небольшой поток, чтобы не было подозрительно, что у магички ребёнок совсем без дара. Но то, что осталось, — сущие крохи, чтобы… король Юзеппи не заинтересовался моей магией, — и сокрушённо добавила: — да только мне ничего об этом не рассказала. Не успела, полагаю.

— Это кое-что проясняет. И тогда, будьте любезны, ответьте ещё на один, последний, вопрос: как вам удалось выбраться из дворца и незамеченной миновать половину столицы, чужого, незнакомого города?

Забавно! Они так и не поняли. Неужели не знают?..

— Это детская магия. Просто взяла и открыла дверцу в Зелёное крыло Академии.

Глянула на его высочие Дамиана. Он не скрывал изумления. Пришлось пояснить:

— Я же была там однажды. Вспомните, вы сами проводили меня туда, показывали всё. Этого было достаточно.

— Это я помню, благодарю. А вот про детскую магию… Что это такое?

Зиад протянул руку и помог подняться.

— Может, просто покажешь, Рада-сть? — и, обратившись к принцу, учтиво спросил: — Ваше высочие, вы позволите, я заберу жену? Если нужно будет ещё побеседовать, обговорим это позже.

— Прошу вас, не задерживаю, — не менее учтиво ответил реджи. — И да, обязательно обговорим. У нас осталось ещё множество вопросов, и не настолько личных. Нам очень не хватает информации об Оландезии в целом.

— Рада-сть, ты как? Согласна ещё ответить на вопросы? Потом?

Я уже стояла, и потому посмотрела его высочие Дамиану прямо в глаза.

— Что я за это получу?

У него даже ресницы не дрогнули:

— Как официальное лицо, могу предложить вам убежище. Если есть ещё какие-то пожелания, готов обсудить это на ближайшей встрече, — и он церемонно склонил голову.

— Хорошо.

И мы с Зиадом вышли в приёмную, которая тоже, как это ни странно, пустовала. Я остановилась у стены, отделяющей комнату от коридора, и попыталась объяснить:

— Нужно чётко представить место, куда хочешь попасть, магией нарисовать дверцу у самого пола, лучше всего возле выхода или хотя бы на коридорной стене, — и я провела пальцем, обрисовывая контур проёма в половину собственного роста, — потом сказать считалочку-просьбу. Например, «Дверка, дверка, открывай, Раду в гости пропускай!».

Под пальцами вместо покрашенной матовой стены проявилась деревянная дверка, которую я толкнула и, согнувшись, прошла в комнату Зиада, потянув его за руку. Как и в тот раз. И когда он, почти на корточках, пробрался за мной, я обернулась и в сужающейся щели успела заметить потрясённые лица его высочия Дамиана и советника Суземского.

Оба задумчивые, и реджи, и Суземский, сидели в кабинете принца. Дамиан просматривал бумаги, и постоянно ловил себя на том, что думает о словах принцессы Тойво, и о том, как в новых обстоятельствах лучше поступить: предстояло решать вопрос с Перлой Инвиато.

На лице Зория, сидевшего в сторонке на диванчике, бродила задумчивая улыбка.

— Маркиза Инвиато всё также держат близ границы, — Дамиан чуть заметно вздохнул. — Придётся, вероятно, собирать большой совет, приглашать матушку, отца, всех советников. Нужно думать над этим.

Суземский пожал плечами — надо так надо, он никогда не отказывается от своих обязанностей. А Дамиан продолжал:

— Зорий, и надо, наверное, в Академию попасть.

— Это ещё зачем? — удивлённо захлопал глазами Суземский. — Друг мой, разве мы там не закончили?

Дамиан оторвался от бумаг и потёр висок.

— Да, действительно. Закончили. Подожди-ка секундочку, — и стал поспешно листать просмотренное в обратную сторону. — Что-то мелькнуло, только что, было что-то… Вот!

И реджи разгладил слегка помятую страницу.

— Это отчёт капитана гардов, который по моему поручению посетил спасённую женщину.

Зорий вопросительно поднял бровь.

— Что не так? Барышня запугана? Не удалось извиниться?

Дамиан пробежал глазами строки документа, и когда дошёл до конца, взглянул на Суземского:

— Это вовсе не барышня, а вполне состоявшаяся женщина, вдова с тремя детьми. И она не столько запугана, сколько… Не знаю даже. Здесь написано: «Не только отказалась от денежного вспоможения, но и выгнала за порог, не став слушать».

Суземский рассмеялся:

— Представляю, как она размахивала поварёшкой, выгоняя стражника из своего дома! А соседи собрались на улице в рядок и смотрели, открыв рты, на это редкостное представление!

— О соседях помощник капитана не упоминает, — ещё раз вчитался принц в отчёт. — А о том, что извинения и деньги она не приняла, пишет. Надо к ней наведаться.

— Друг мой! — воскликнул Суземский. — Что с тобой? Ты же сам сказал — обычная селянка, брось, забудь! Не приняла извинений, и не надо!

И хоть Дамиан молчал, но по лицу было видно, что несогласен.

— Надо, Зорий. Я чувствую вину, — проговорил медленно и так же задумчиво. — Надо поехать и попросить прощенья. Всё же это мой недогляд…

И тяжело вздохнул. Суземский замер удивлённый, и даже слова сказать не мог. Промолчал.

— Я сам съезжу.

— Друг мой, может, она боится теперь мужчин.

Дамиан покивал понимающе.

— Немудрено. Я учту. Спасибо, Зорий.

Дамиан не погонял лошадь, позволяя ей самой задавать темп небыстрого шага. В таких поездках хорошо думалось. И время это реджи рассчитывал провести в раздумьях о том, как заняты поиском решения вопроса с Перлой Инвиато. Портал Академии без проблем принял его и отряд охраны, а оставшийся путь до селения не должен был занять много времени, даже если ехать не лесом, а по битой дороге. Вчера матушка, оставив отца отдыхать (он с каждым днём чувствовал себя всё хуже), созвала Совет. Все, чьё мнение хоть что-то значило для неё, собрались в кабинете королевы, чтобы обсудить этот вопрос. Пока только была поставлена задача — возвратить юную маркизу из Оландезии, не отдавая принцессу Тойво.

Как всегда, и здесь принц не удивился, а только разозлился так, что Несносный Мальчишка разбил хрустальную чернильницу о голову ближайшего советника, первым же делом предложили отдать принцессу отцу.

Дамиан именно в этот момент возблагодарил Плодородную, что надоумила его не сообщать сразу о найденной принцессе. Хотя причина состояла в другом — не было уверенности, что кто-нибудь из этих людей не шепнёт информацию на сторону, и она, как лесной пожар, не разлетится по свету.

Поэтому реджи не стал молчать, и высказался очень резко о тех, кто собственными руками готов навеки запечатать источник сведений, близкий к королевскому двору Оландезии. Ещё прошёлся по малодушию неких важных лиц Бенестарии, которым легче сделать вид, будто проблемы нет, чем подумать о том, как можно использовать обстоятельства в государственных интересах. Матушка только согласно кивала и едва заметно улыбалась. Стоило полагать, что одобрительно.

Взбодрённые речью принца министры и советники задумались. Кто-то серьёзно, кто-то лишь сделал вид, но единодушно просили отложить решение на несколько дней, чтобы у каждого родилось побольше вариантов. Была надежда, что сама принцесса Тойво подскажет, как вырвать дочь дипломата из хватки своих коронованных родственников. Или хотя бы наведёт на мысль. Но это чуть позже, когда девчонка придёт в себя. И хотя помощь Перле нужна была незамедлительно, стоило признать, что найденная принцесса в самом деле измотана, и ничего путного не сможет предложить.

Дамиану оставалось только надеяться, что Перла всё же достаточно умна, и не даст себя в обиду.

Лишь у околицы поседения реджи вспомнил о цели своего путешествия. По пути к единственному двухэтажному дому, стоявшему на дальней околице, гарды рассредоточились, и к подворью пострадавшей Дамиан подъехал в одиночку, если не считать зевак, подтянувшихся вслед за всадником и теперь редкими гроздьями висевших на заборах.

Не замечая никого вокруг, принц невозмутимо подъехал к крыльцу и спешился. Из докладов он знал, что эта женщина была одинока, но жила большим хозяйством — то ли артелью, то ли мастерской, воспитывая не только своих детей, но и нескольких сирот, которых обучала ремеслу ткачихи.

Поднялся на крыльцо и постучал в дверь громко и бесцеремонно — его, принца, должны услышать. А в доме было довольно шумно, даже сюда доносились приглушённые женские крики. Призрачная Рука прикрыла лицо. Ему хватило бы одних зрителей вокруг усадьбы, но прерывать визит из-за ссоры хозяев не стоило, хотя становилось понятно, что время выбрано неудачно. Оставалась надежда, что его появление в доме само по себе станет событием более значимым, чем семейный скандал.

— Кого там ещё принесло? — послышалось в ответ на стук. Голос был женский, немолодой и недовольный. Почти сразу же дверь распахнулась, и на Дамиана глянуло злое старушечье лицо. Узрев перед собой важного господина, выражение мгновенно стало испуганным и удивлённым, а приоткрытый рот издал забавное «эээ». С улицы послышались смешки.

Дамиан поклонился и вежливо произнёс:

— Благословение Плодородной вашему дому! Могу я видеть хозяйку?

Удивлённая старуха отступила назад, будто приглашала войти, и принц последовал внутрь. Может, это и не было приглашением, но и толпу незачем слышать о чём пойдёт речь. Идеально с глазу на глаз переговорить с пострадавшей, но уже как получится.

Внутри дом казался ещё более странным, чем снаружи. Он очень напоминал конюшню в загородном королевском дворце, только вместо стойл в нижней части строения была большая комната похожая на столовую множеством столов. Наверх, туда, где могло бы хранится сено, но, судя по всему, был невысокий жилой этаж, шла лестница. Именно оттуда и доносились крики.

Теперь чётче слышались голоса, вернее, один голос, звонкий и высокий. Можно было разобрать что-то про столицу, про нормальную жизнь и возню в навозе. Второго говорившего слышно не было, хотя паузы в криках намекали, что ответные реплики всё же присутствовали.

Старушка, что отступая и оглядываясь, пятилась к лестнице, была в замешательстве. Она, видимо, не знала, как поступить: крикнуть хозяйку при господине или подняться наверх, чтобы позвать тихо, но оставить гостя одного. В эту же минуту в заднюю дверь, что была как раз напротив той, в которую зашёл Дамиан, ворвались две девочки:

— Баба Нюся! — закричали. — А когда обед?

Услышав очередной визгливый вопль, дружно глянули наверх и зашептали: «Опять Наташка дурит!». Старушка с облегчением вздохнула, но тут же состроила строгое лицо и шикнула, а девчонки, не сразу приметившие господина, теперь вежливо поклонились. И бабка прошипела им, косясь на принца:

— Бегитя на антресолю, зовитя Валю. Только быстро!

Несносный Мальчишка, уже ходивший вокруг бабы Нюси, скроил удивлённую рожу. Хозяйку звали то ли Валерана, то ли Вадислара. Он потому запомнил, что для села это было более чем необычное имя.

Девчонки затопали по лестнице, поминутно оглядываясь назад.

Принц только во дворце пришёл в себя, когда щепка от раздавленной спинки стула больно вонзилась в руку. Дамиан глянул на окровавленную ладонь, затем обвёл непонимающим взглядом кабинет. Массивная дверная ручка валялась, вырванная, у порога. Стеклянные крошки на чайном столике были раньше стаканом, на это скромно намекал графин с отломанной горловиной. Обломки пера и чернильная лужа с расколотой надвое чернильницей на рабочем столе, обрывки скомканных бумаг… И Несносный Мальчишка… Мальчишка катался по полу, держась за живот, и безобразно распахивал рот в беззвучном смехе, по его призрачным щекам текли слёзы, отчего всё полупрозрачное лицо странно поблескивало.

Реджи снова глянул на саднящую ладонь. И опять растеряно осмотрел творящееся безобразие. Это всё сделал он? Попробовал вспомнить как? когда? И не смог. Вытащил из кармана платок и приложил к ране на ладони, а сам подошёл к зеркалу. Небольшое и овальное, оно висело возле самого окна, скрываясь от посторонних глаз за шкафом. И сейчас Дамиан смотрел на своё отражение и не мог, не мог признаться себе. Не мог и не хотел… Простая селянка? Вдова?! Мать троих детей?!! Не верилось. Нет! Какая чушь! Он — принц, у него другая судьба, другая единственная. А это… Это какая-то ошибка!

Просто не надо спешить. Всё образуется, всё наладится. Просто надо подождать. Это странное состояние изматывало: нельзя сильно сопротивляться (Дамиан знал, что от сильного сопротивления и отдача будет сильнее), а как противодействовать неприятием, молчаливым саботажем, если в душе всё бушует и встаёт на дыбы? Поэтому лучше отрешиться и сделать вид, что ничего не произошло. Может всё само как-то рассосётся, само собой?

Старался не думать о том, что случилось как раз то, чего он так не хотел и боялся. Не думать! Забыть! Потом будем решать. Если вообще придётся. Это всё-таки не может быть правдой.

События следующих дней помогали прятаться от любых мыслей на эту тему. А события эти требовали быстрых и решительных действий, и всё лишнее как раз легко было выбросить из головы. Самым узким кругом приближённых к королеве был составлен план по спасению Перлы Инвиато, и его, не откладывая, принялись осуществлять. Сроки были поставлены самые короткие.

И первое, что проделали в тот же день, когда приняли этот рискованный план, — принцесса Тойво, названная при рождении Ило, дала клятву верности бенестарийской Короне, и, как следствие, обрела новое подданство. Поручителем и гарантом выступил принц Дамиан, ставший тем самым её названным отцом.

И следующее, что он сделал тем же вечером, — отослал официального вестника князю Марун, главе клана Удабнас, с приглашением на помолвку принцессы Ило с наследником князя, Зиадом Марун. Помолвка была назначена на следующее утро. К этому посланию сам жених приложил своё письмо. Он

«Приветствую тебя, мой вождь!

Пусть годы твои будут продолжаться бесконечно, пусть дом твой будет полон сыновьями и золотом, пусть душа твоя радуется долгие века, отец мой!

Как и желал ты, отец мой, я нашёл себе жену. Повинно склоняю голову пред тобою за то, что выбор сделал сам, не посоветовавшись. Не гневайся, пока не прочтёшь это послание до конца, ибо надеюсь, что ты поймёшь: моя жена — бриллиант чистейшей воды, и достоинства её превосходят все твои самые смелые ожидания.

Эта девушка — маг. Она дочь короля недостижимой северной страны и женщины-мага, непревзойдённого воина с далёких восточных островов. Такое происхождение воистину великолепно даже по твоим строгим меркам! Такой редкой удачи, как родословная моей невесты, можно искать несколько поколений среди всех пустынных племён, и так и не найти. О том, какими талантливыми могут быть наши с ней дети, у меня просто кружится голова, о отец мой!

Ещё она красива, и станет украшением любого пира в шатре твоём; умна и настойчива, ибо преодолела немало трудностей, чтобы пробиться в Королевскую Академию Бенестарии, где сейчас учится. Она воин, как и её мать. Я видел её бои с сильными воинами, один из которых был моим наставником. В том бое, о отец мой, она победила!

Девушка эта имеет прекрасный характер — тиха, сдержанна, полна достоинства, ибо воспитывалась при королевском дворе, и умеет вести себя среди знатных господ. Она владеет удивительной магией, которой ни ты, ни я, ни брат мой никогда не видели!

И самое важное, отец мой! Её приняла гвели нашего рода. Когда я это понял, стал самым счастливым человеком на свете, ибо эта девушка ещё и любит меня!

Отец мой! Я счастлив сообщить тебе, что завтра состоится наша помолвка.

Надеюсь, ты так и не разгневался, поскольку в этом тоже кроется прекрасная возможность для нашей страны. Покровителем моей невесты в отсутствие её отца согласился выступить наследник Короны Бенестарии, а это просто великолепно!

Нижайше прошу прибыть тебя завтра утром на нашу помолвку с принцессой Тойво, названной при рождении Ило.

С любовью и уважением,

твой сын и наследник

Зиад».

Составить письмо в подобном тоне стоило "сыну и наследнику" немалых волнений, поскольку он знал своего отца — человека вспыльчивого и верящего в собственную непогрешимость. Зиад уповал только на то, что при всех его недостатках князь Марун был довольно мудрым политиком, и все возможные выгоды перевесят его гордость и обманутые ожидания в отношение невесты для его наследника. Именно на это жених и давил, представляя Раду в наиболее выгодном свете.

Самый тяжёлый и как он надеялся действенный аргумент Зиад приберёг на конец письма, ожидая сильного, практически безотказного, по его расчётам, влияния на принятие отцом факта — сын уже женат. По обычаям, что в последнее время меньше влияли на жизнь пустынных племён, осталось только дать пир. Ведь брак подтверждает гвели, а она уже приняла жену наследника.

Князь должен был понимать, что, отправляя сыновей в ту страну, которую считал более просвещённой, и к уровню корой стемился подтянуть свой народ и свою страну, повлияет на его сыновей необратимо. И Зиад очень надеялся, что завтрашний день пройдёт спокойно, без неприятных и неожиданных сюрпризов со стороны его отца.

Почти всю ночь принц Дамиан, советник Суземский, Зиад Марун и несколько экспертов из службы безопасности Короны выспрашивали Раду-Ило о всех подробностях быта в королевском дворце Оландезии, об обычаях, особенностях, мелких деталях жизни, уточняя план и выстраивая линии поведения своего посла для самых разных вариантов развития событий.

Почти всю ночь принц Дамиан, несколько мужчин, даже не знаю, кто они такие, советник Суземский, и что самое обидное, мой муж, мучили меня. Вопросы, которые они мне задавали, казались настолько глупыми, а иногда и смешными, что хотелось ответить какой-нибудь грубостью. Но ловя извиняющиеся взгляды Зиада, я таяла, прощала нелепость и свою усталость, и отвечала снова и снова.

— Какой характер у Корнуэля?

— Если вдруг возникнет конфликт, постарается ли он затушить его или нет? От чего это может зависеть?

— Какой завтрак предпочитают мужчины при дворе короля Юзеппи? А женщины?

— Что может привлечь всеобщее внимание во дворце? Человек, событие, новость? Что?

— Есть ли при дворе музыканты, и на каких инструментах они играют?

И так, от чего-то крупного и неощутимого до мелкого, как крошка, и такого же назойливого и колючего, вопрос за вопросом, они выстраивали какую-то не ясную мне картину. Я не понимала смысла, устала и хотела спать. Но увидев глаза Зиада, взбадривалась и отвечала.

А на утро… На утро был торжественный приём делегации из пустынного княжества. Снова парадная лестница королевского дворца, королева, принц-консорт, принц Дамиан, придворные и слуги. Только я не подъезжаю в карете, а стою рядом с Зиадом. По другую сторону — наследник бенестарийской короны. Стою между состоявшимся мужем и не состоявшимся женихом.

Казалось бы, радуйся! Всё случилось самым невероятным, но наилучшим для меня образом — не любимый и нежеланный не стал мужем, а Зиада я люблю и держусь за него, как умирающий — за последний шанс. Но мне грустно, и именно потому я опять в печали — волнуюсь перед встречей с новым родственником. Зиад рассказал, что отец его непростой человек, и не стоит и половину из его слов принимать близко к сердцу. Вторую половину — вообще не стоит слушать. Муж успел это нашептать, когда мы, обессиленные изматывающими беседами, заваливались спать. Наверное, хотел подготовить к встрече. К неприятной такой встрече.

Но что это волнение? Лишь повод отвлечься от более острой боли — боли, что причиняет страх. Нам с Зиадом предстоит расставание, и я ужасно этого боюсь. Не за себя, за него.

. Я сейчас, наверное, опять с таким лицом, что Ариша обязательно сделала бы замечание. Но не могу я улыбаться, не умею изображать радость, когда так переживаю. Самое большее, на что я сейчас способна — держать на лице спокойствие.

Вот и приблизилась делегация к самым ступеням. Почти одновременно несколько мужчин спрыгнули со своих лошадей. И самый старший из них оказался впереди, поднимаясь по ступеням к королеве Ильдарии и вставшему из кресла принцу-консорту.

Их не спутал бы никто и никогда. Я смотрела на князя Марун, а видела Зиада, только лет на тридцать старше — смуглый, подтянутый, с хищным взглядом, которым он окинул всех встречавших. Идёт размеренно, но быстро. А вот взгляд не радостный, и губы поджаты недовольно.

Мне захотелось тяжело вздохнуть. Но, во-первых, платье настолько плотно сжимало мои рёбра, что сделать это было невозможно, а во-вторых, горло сжало судорогой и даже просто дышать было трудно.

Князь Марун раскланялся с королевой. Изящно, даже изыскано, элегантно, но всё равно по-своему — плавными движениями какого-то южного танца, так не похожего на танцы северных шаманов. Гость обратился к королеве, посочувствовал утрате — принцессе Суэлле, выразил радость (кажется даже неподдельную), от того, что прибыл в удивительную страну, восхитился самой королевой и выразил надежду на сотрудничество.

Затем повернулся к принцу Даиману, и любезности стало меньше. Вежливость, сдержанность, уважительно склонённая голова, затем взгляд мимо меня, сразу на Зиада. И тут совсем уж холодом повеяло.

— Здравствуй, сын. Не порадовал ты меня.

Зиад вовсе не потерял присутствия духа, видя не расположенность отца, а сделал полшага вперёд:

— Разреши представить тебе мою суженую, принцессу Тойво, названную при рождении Ило, дочь короля Оландезии, Юзеппи, названного при рождении Карху, — Зиад поклонился отцу, и я повторила за ним поклон.

И наконец встретила взгляд таких же тёмных, как у мужа, глаз.

— Дочь короля?

Я склонила голову в знак согласия и почтения.

— Из северных земель?

Я снова кивнула. Вокруг был такая тишина, будто мы не в окружении нескольких десятков человек под открытым небом, а где-то в подвале, один на один — такая тишина стояла вокруг. Даже ветер стих, ни единый желтеющий лист на деревьях не шелохнулся, молчали птицы.

— Но как ты мог не попросить моего благословенья?! — гневно и даже яростно прозвучало над моей головой.

Я подняла взгляд. Князь уже сердито раздувал ноздри, вцепившись взглядом в напряжённо улыбающегося Зиада.

— О, отец мой! Дочь северного короля, подданная Бенестарии, к тому же находящаяся под личным патронажем принца Дамиана девушка — разве это не лучшая партия для твоего наследника?

Князь вскинул подбородок и глянул на сына. А я сжалась. По опыту знаю, что за такими взглядами следуют другие, более весомые неприятности.

— Но моё благословение!.. Традиции!.. — тёмные глаза на высохшем лице засверкали.

— Отец, — Зиад вежливо поклонился. — Не время и не место говорить об этом.

— Князь Марун, позвольте мне, — раздался голос, от звука которого я всё ещё немного вздрагиваю. Это вступил Дамиан: — Я мало знаком с обычаями вашей державы, но предполагаю, что традиции у вашего народа ничуть не слабее, чем у нас. И у нас до сих пор не все родители детей с сильным магическим даром отдают их учиться, тем самым закапывая их таланты в землю. Но когда узнал, что вы, ваше сиятельство, отправили к нам, за границу, своих сыновей, восхитился вашей мудростью. Пусть не сразу, но ваши подданные тоже потянутся к нам, а ваша страна начнёт активнее развиваться благодаря новому поколению обученных магов.

И поклонился — боковым зрением я увидела, как мелькнули светлые волосы. Князь Марун перевёл дыхание и перестал убийственно сверкать глазами на сына, а сосредоточил всё внимание на реджи. Тут произошло неожиданное — сама королева сделала шаг к князю, нарушив все нормы этикета:

— Мой сын обсуждал со мной этот вопрос, ваше сиятельство.

И мы решили, что согласие на брак стоит дать. Ведь вы отправили старшего сына и наследника на учёбу в другую страну, не связав его предусмотрительно узами помолвки ни с одной девушкой из своих земель. Значит, дали ему свободу выбора.

И она улыбнулась, мягко, нежно. Вопросительно приподняла брови и даже чуть склонила голову на бок, будто спрашивала: «Разве нет?»

Князь Марун слегка склонил голову, подтверждая эти слова, но в глазах его не было полного принятия.

Пока папенька со свитой отдыхали с дороги, переодевались и готовились к торжественному приёму в узком кругу, мы с Зиадом тренировались. Я учила мужа соей детской магии. Вообще-то, она не была никакой не детской. Но я никак не могла назвать её по-другому — я выросла, считая, что так умеют любые маги, и что пользуются ею только малыши из-за несерьёзности.

Я только недавно поняла, что мама вот так меня защищала, строила вокруг меня невидимые заслоны. Как снаружи, пряча моё происхождение, пряча мою магию, так и изнутри, давая мне знания по магии так и в таком количестве, чтобы я не могла стать полноценным магом. В последние дни мне некогда было думать, но иногда всё же мелькала мысль о том, для того ли, она нырнула под нож самоубийцы, покусившегося на короля Юзеппи, что бы защитить его? Может у неё не было больше сил так мучиться, видя любимого человека рядом с другой? Или она моё будущее пыталась обеспечить?.

Она же пыталась покинуть службу при дворе олдандезийской Короны, я знаю. Но король её не отпустил. Хотя правильнее было бы сказать, не отпустила его толстая жена. Интересно, она знала, что связывало главу её личной охраны и её мужа? Если знала, то такой её поступок — ужасная низость, и она не так глупа, как кажется, а если просто каприз?.. Нет, ни желания, ни сил искать ответы ещё и на эти вопросы у меня не было.

А про мою «детскую» магию мне рассказал улыбчивый седобородый старик, дворцовый маг. Он доброжелательно и большим интересом расспросил меня о том, как я это делаю, внимательно наблюдал за несколькими моими демонстрациями, а потом всё так же по-доброму объяснил:

— Видите ли, ваше высочество, это портальная магия. В принципе, она не так уж и редка, но в вашем случае… удивительна. Обычно ею овладевают после довольно длительного обучения, и такой вид магии требует немалых сил. А у вас ваши способности долгое время были перекрыты, но эта возможность сохранилась. Это необычно! Ну и сам вид порталов… Дверца! Подумать только! — старик хмыкнул и пожал плечами. — Очень, очень необычно!

Наверное, или даже безо всяких сомнений, старый маг был прав. Потому что как я ни рассказывала, как ни учила Зиада, получалось у него, скажем честно, из рук вон плохо. Он мог открыть дверцу в пределах одной комнаты, мог с близкого расстояния, например, из начала длинного коридора общежития к себе в комнату.

Но вот из дворца в свою комнату — нет, в библиотеку Академии — нет. В замок отца даже призрачный вид дверцы не прорисовывался. Мы пробовали и так, и эдак, но результаты были очень скромные.

И самое грустное (и я бы повеселилась или даже порадовалась этому в другой ситуации), но открывал он маленькие дверцы только ко мне. То есть, если он знал, что я стою где-то за дверью, причем в месте, где он бывал, и хорошо помнил, то мог открыть эту дверцу. Но если запомнил плохо, или меня там не было, его маленькие дверцы не открывались.

— Зиад, — сказала я ему, когда в короткий перерыв он обнял меня и прижал к себе, поглаживая по спине так, словно гладил кошку. Сил уже не было ни у него, ни у меня. Хотелось упасть и, раскинув руки, лежать, не шевелиться, смотреть бездумно в потолок. Но мне не давал покоя страх. — Я очень переживаю за тебя. Мне страшно, что ты оттуда не сможешь выбраться!

Он молча гладил меня по спине, и мелено расслаблялась. И я предложила:

— Давай туда поеду я? Я там всё знаю, я смогу выбраться. Я и в самые трудные времена изворачивалась и сбегала, а сейчас у меня сила увеличилась, я тем более ускользну. А, Зиад?

Он стоял неподвижно, уткнувшись носом мне в макушку, и громко сопел. Потом пробормотал:

— Ты так пахнешь, Рада-сть моя. — А потом оторвался от обнюхивания моих волос и твёрдо сказал: — Нет, родная, туда поеду я. А ты будешь страховать меня здесь. И к тому же, я королевский посланник, со мной нельзя обращаться плохо. Ничего не бойся!

Мне было до слёз страшно думать о том, что в Оландезии с ним могут сделать, когда узнаю зачем он туда приехал. И я не могла не бояться. Я сильнее обхватила его за талию и прижалась так сильно, что почувствовала все швы на моей одежде и каждую пуговицу — на его.

— Господа, позволите?

Знакомый низкий голос. Я вздрогнула и обернулась, а Зиад выпустил меня из объятий, и как-то неожиданно, но плавно и мягко я оказалась у него за спиной.

— Да, реджи, прошу вас, — муж слегка поклонился его высочию Дамиану.

— Как успехи?

— Хорошо!

— Плохо…

Мы с Зиадом сказали это одновременно. И он примирительно сжал мой локоть.

— Мой реджи, — снова обратился он к его высочию Дамиану, — Рада права. Было бы совсем хорошо, если бы я потренироваться месяц.

— У нас нет месяца! — отрывисто бросил принц и стал вышагивать вдоль гостиной, которую нам с Зиадом выделили как тренировочный полигон.

— Друг мой, мы что-то придумаем. Обязательно, — я, оказывается, не заметил почти постоянного спутника его высочия Дамиана — советника Суземского. Он стоял у дверей и привычно улыбался. Только в улыбке этой мне почудилось сочувствие. Он сочувствовал? Его высочию Дамиану? Я перевела удивлённый взгляд на принца. Кто эта девушка, которую нужно вытащить из королевского дворца Оландезии, что его так жалеют? Его единственная?

Я попыталась вспомнить, что мне об этом говорила Ариша, но не смогла. В голове крутились какие-то обрывочные сведения, что-то про помолвку и траур, но и только.

— Ваше высочие, — осмелилась я произнести, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал от страха. — Может, вам удастся открыть дверцу к вашей… к той девушке?

Его высочие глянул на меня с горечью, потом усмехнулся, как скривился, и ответил:

— Я принц, моя магия — родовая. Своей я не имею.

Ну да, что же это я… Мы же учили это в Академии. Вот же я недотёпа! же наверное, ему не легко понимать это и видеть вокруг себя обычных магов…

— Извините, — пробормотала и опустила глаза.

— Ничего страшного, принцесса. — это было сказано задумчиво. А затем попросил: — Покажите, что у вас получается.

И мы с Зиадом продемонстрировали, всё увеличивая расстояние. У него отлично получалось, если он стоял за стеной. Просто прекрасно! Но стоило ему отойти на сотню шагов, как дверца переставала открываться, и я стояла совершенно бессмысленно в ожидании того, как кусок стены у самого пола вдруг подастся назад, открывая низенький проход.

— Принцесса Ило, а вы можете к господину Марун открыть дверцу? То есть не в какое-то определённое место, а именно к вашему мужу? — спросил Суземский, тоже видимо, утомлённый созерцанием неподвижной стены. Я слишком задумалась, чтобы соблюсти все правила вежливости и просто пожала плечом.

— Наверное, да. Я никогда не пробовала. Но идея неплохая.

Подошла к стене, присела и, крепко зажмурившись, представила себе, как Зиад напряженно пытается открыть эту проклятую маленькую дверь. Не глядя, начертила на стене пару линий, пробормотала: «Ну-ка стену отвори, и Зиада покажи!» Да, мне не до церемоний было! Но дверке, похоже, было без разницы вежливая я или не очень. Она отворилась, а за ней я увидела очень знакомые сапоги.

— Зиад, — тихо позвала. Он моментально развернулся и присел, заглянув ко мне в открывшийся проём.

— Рада-сть! — и прошмыгнул ко мне.

— Ну и что ты на это скажешь, Зорий? — голос принца, как и всегда, прозвучал неожиданно.

— Есть у меня одна идея…

Я взглянула на советника, тот, прищурившись смотрел на моего мужа.

— И если не сработают кровные связи, стоит её попробовать.

— Зорий, нам надо до вечера успеем выслать посла, — Дамиан явно волновался, настолько явственно прозвучало напряжение в его вечно холодном голосе. Никак не могла поверить, что он может испытывать столько эмоций, чтобы при посторонних так обнажать свою тревогу.

Её высочие королева и его высочие принц Дамиан отобедали с делегацией из жарких песков в узком кругу в Малой столовой. Я надеялась, я страстно мечтала не попасть на это мероприятие. Но отказать личной просьбе его высочия я не смогла. И я набралась терпения и с огромной неохотой явилась на обед.

Я старалась не отрывать взгляда от тарелки — воспоминания об утренней сцене на ступенях дворца были свежи, как подснежники в вечернем лесу. Но… я ошиблась. Князь Марун молчал почти всё время, пока жевал, и разговорился только во время десерта, и речи его, как ни странно, были хвалебными. Он восхищался могуществом Бенестарии, её быстрым развитием, интересовался железными конями и прочими новинками, в которых было больше техники и почти никакой магии. И если меня не подводил слух, а причин к этому я не видела, в голосе звучала зависть. Хоть и прикрытая, хоть и доброжелательная, но откровенная зависть. А ещё — интерес.

Королева покровительственно улыбалась, но больше молчала, передав возможность отвечать на все вопросы своему сыну. Оно и понятно, ведь именно он курировал Академию — центр развития всего королевства. Но было заметно, что Дамиан отвечает без пыла, чего можно было ожидать. Его мысли были заняты чем-то другим. И я, кажется, догадывалась чем.

Когда этот мучительный обед был закончен, королева пригласила гостей пройти из столовой в ближайшую гостиную. Стало понятно, что сейчас-то и начнётся самый важный разговор.

Её высочие Ильдария заняла самое высокое кресло, но, как и во время обеда, молчала. Разговор завел его высочие Дамиан при поддержке советника.

— Князь, хочу объяснить то, что, как все мы поняли сегодня утром, вам было не понятно. То, на что вы гневались, сразу по прибытии.

Ещё в тот день, когда его высочие Дамиан посетил нашу неудачную тренировку, спросил у Зиада:

— Как вы думаете, князь, можно ли рассчитывать на помощь вашего отца?

Зиад вздохнул и ответил:

— Думаю, если бы мы не вынудили отца явиться так спешно, у него было бы время остыть, а так… Слишком уж для него это было скоропалительно. Он очень горяч. Ему нужно время остыть. И я могу только надеяться на то, что он уже пережил свою вспышку гнева и разговаривать будет сдержанно. И сложность, представляется, состоит не в его характере.

— Почему вы так думаете, господин Марун? — не сдержал своего любопытства советник Суземский.

— Это у меня есть собственная, хоть и не большая, магия благодаря происхождению моей матери, у а отца — только родовая, — и муж отвесил вежливый поклон его высочию Дамиану, — а собственная в зачаточном состоянии. Не знаю, как он смог бы нам помочь. Думаю, завтра отец прибудет не в самом расположении духа.

Зиад оказался прав тогда, а что получится сейчас? Я бы даже грустно вздохнула, но нельзя — столько венценосцев вокруг. Забавно! "Ничтожество! Подлый ублюдок!" — так ко мне обращались много лет.

И вот я, ничтожество и подлый ублюдок, сижу в таком обществе и имею право голоса, и к этому голосу прислушиваются. Мама была бы рада… Комок слёз подступил к голу, но я посмотрела на мужа, такого тёплого, большого, надёжного, и слегка улыбнулась, Он перехватил мой взгляд и тоже легко улыбнулся. А я засмотрелась на его губы. Они были такие… Такие… аппетитные! Бывает же у людей такая внешность, что хочется смотреть и улыбаться? А вот у Зиада внешность внушала совсем другие чувства. Мне всё время хотелось его целовать. Прежде всего губы. Такие розовые на его смуглом лице, даже на вид мягкие, в маленьких складочках, с тончайшим пушком на коже в самых уголках губы… Так и хотелось поцеловать этот нежный пушок, почувствовать как откликнутся эти губы на моё прикосновенье… Теперь мне нужно было выдохнуть, но… нельзя. опять же — венценосцы! Но думать про нежность губ любимого мужчины было приятнее, чем про моб родину.

А тут и принц приступил к самой важной части переговоров, из-за которых, собственно, отец Зиада и был приглашен в Бенестарию.

— Видите ли, князь… Я отдаю в жёны свою подопечную не просто так.

Я искоса бросила взгляд на старшего князя Марун. Одна его бровь приподнялась, хотя поза, расслабленная и вальяжная, в которой он сидел на кресле, вовсе не выглядела напряженной.

— Да? И как же?

— Я согласился отдать её в жёны вашему старшему ыну и наследнику на условиях обмена.

Опять пауза. И только слышно как шуршит веер её величия, которым она обмахивалалсь, подозреваю, ене потому что страдала от жары, а чтобы иметь чем прикрыть лицо. Князь слегка сжал губы и опять расслабил лицо. Будто сказал: "Да что вы? Ну-ну!" Принц продолжил:

— Обмен. Одна девушка на другую. Моя официальная единственная находится в Оландезии, на родине принцессы Тойво, названной при рождении Ило. И вот её я меняю на свою подопечную.

Князь величественно кивнул, поощряя его высочие продолжать. Хотя то, что блеснуло во его глазах, вряд ли можно было назвать радостью.

— Принцесса Тойво на своей родине считается преступницей, и там её ожидает смертная казнь.

У князя Марун округлились глаза, а спина вмиг стала, как натянутая струна. Он перевёл на меня потрясённый взгляд, а я вновь опустила глаза.

— Однако, её вины в убийстве, в котором её обвиняют, нет.

— В убийстве?! — у старшего князя в голосе промелькнули подозрительно высокие ноты. Хоть бы истерика не случилась. Мужские истерики — это слишком даже для меня. Ах да, вздыхать-то нельзя.

— Да, король Юзеппи, названный при рождении Карху, обвиняет свою дочь в убийстве принцессы Суэллы.

Всё замерло. А мне хотелось рассмеяться. Истерически, громогласно. Как много замираний связано со мной! Никогда столько за всю прошлую жизнь не припомню. Ну, разве что замирание отца перед тем, как он начинал орать. На меня. За какой-нибудь несущественный проступок.

Горький смешок мне удалось сдержать. И всю паузу до следующих слов его высочия Дамиана я вспоминала порядок учебных мечей на стойке в зале для тренировок.

— Но нам достоверно известно, что принцесса Тойво этого преступления не совершала.

— Я не понимаю… — проговорил князь. Ну что ж, браво, ваше высочие, вы сбили спесь с моего нового родственника!

Принц Дамиан снова заговорил, и в голосе его не мелькнуло даже тени эмоции:

— Отец Юзеппи ждёт свою дочь, чтобы казнить, и для того, чтобы мы помнили о спрятавшейся на нашей территории преступнице и выдали её, когда найдём, в Оландезии как заложница находится наша подданная, Перла Инвиато, названная моей единственной.

— Единственной… — эхом отозвался князь. Он уже не выглядел ни вальяжным, ни напряжённым. Усталым, да. Он выглядел усталым.

Повисла тяжёлая тишина. И встретила взглядом отца Зиада. Он смотрел на меня ну так, что… Но, видимо, и его высочие Дамиан тоже понял этот взгляд, потому что твёрдо сказал:

— Нет, отдавать принцессу Тойво отцу я не стану.

— Почему?! — резко выдохнул князь.

— Потому что хочу оказать услугу вашему княжеству.

— Услугу?! — опять эти немного визгливые нотки в голосе немолодого уже мужчины.

— Да, князь, услугу, — в этот момент я восхищалась его высочием Дамианом: из него получится великолепный король! — Не буду рассказывать вам, о том, какие браки под нашим солнцем дают сильных наследников древних родов. Вы сами это знаете не понаслышке, — такой уж намёк, совсем не тонкий, на то, что сам князя Марун, по словам Зиада, женился хоть и без любви, но на самой одарённой девушке, какую ему только смогли найти. — Вот именно такой брак я пытаюсь обеспечить вашему старшем сыну. И наследнику.

Последнее принц так выделил голосом, что не должно было остаться сомнений, кто здесь главный благодетель.

Тишина опять давила. Но теперь я не стала поднимать глаза, хватит на сегодня неприятностей. Я всё внимание сосредоточила на ощущении тепла справа. Там сидел Зиад, и я чувствовала его тепло даже на расстоянии. Вот на этом приятном ощущении я и сосредоточилась.

— Зиад?! — голос князя отчётливо прерывался. Ну что за несдержанный человек!

— Да, отец. Рада — моя единственная.

— Не может этого быть!

Зиад взял меня за руку, поцеловал ладошку и вытянул её вперёд.

— Раду принял гвели нашего рода, отец. Она моя жена. И княжество наше будет процветать.

Я прикусила губу, но глаз так и не подняла. Ну и пусть хоть весь мир сопит обиженным ежом. Я ничего не замечаю. Ничего, кроме горячей ладони, в которой лежит моя. И ни про что не думаю, кроме мягких, сухих и очень нежных губ моего мужчины.

— Но чтобы Рада осталась со мной, мне придётся поехать в Оландезию, и выручить ту, другую девушку.

— Сынок, — по голосу трудно было определить что-то внятное, но князь, похоже, испытывал сильные чувства, — это ведь опасно!

— Поэтому мы с Радой и просим тебя помочь, о, отец мой!

Эта пауза была недолгой.

— Я не хочу этого тебе говорить, но… сын мой, моя сила — твоя сила!

Зиад вскочил и бросился к отцу и я, переборов себя, поднял глаза. Они обнялись. На щеке князя блеснула одинокая слезинка.

***

Дорогие мои читатели! Этот кусочек по совету коллег-авторов относится к главе 8. И относится к событиям в лесу, когда Дамиан так удачно выстрелил, и спас женщину из лап разбойников. Вот небольшой эпизод, который немного познакомит нас с жизнью спасённой.

Вскоре я отсюда уберу этот отрывок на его законное место.

***

Валери потеряла самообладание, как и последние силы, стоило стать на пороге дома. Она толкнула дверь и оперлась о косяк. Сделать ещё шаг уже не было сил.

На звук к ней обернулась Нюся, невысокая, круглая старушка, что перебирала выстиранное и высохшее бельё прямо здесь, в большой нижней комнате. В глазах её мелькнула паника, чистое тряпьё выпало из рук, и она заголосила на весь дом:

— Валю убили! У-би-ли! Цук-ка-но-вы дети!

У Валери не было сил сказать, что она жива, только и смогла, что поморщиться от громкого звука. И качнулась. Но Нюся, хоть и блажила, но резво подскочила и подставила плечо, подхватила за талию и втащила в дом свою полуживую и обессиленную драгоценность — Валю.

Сверху послышался нарастающий, и у лестницы с антресолей показалась толпа девчонок во главе с Люсей, женщиной преклонных лет, но высокой и статной, к которой слово «старуха» не подходило ни капли. Та, разглядев внизу окровавленную Валери, что безжизненно обвисла на руках у Нюси, обернулась к девчонкам и грозно приказала:

— Тут стоять, вниз ни ногой!

И покатилась по лестнице так быстро, как только позволяли её старые ноги. Нюся тем временем усаживала Валери на лавку под стеной и продолжала причитать:

— Убили! Валечку нашу убили! Кормилицу нашу! Деток сиротами оставили! Вечного вам бесплодия, цуккановы отродья!

Люся, запыхавшись, добралась до них и дрожащими руками безвольную хозяйку.

— Валя, где? Где болит?

Валери, откинувшись на стену, молчала, только морщилась и чуть заметно отрицательно покачивала головой.

— Да заткнись ты, горлопанка! — рявкнула Люся на товарку, окатив её ненавидящим взглядом.

Нюся от неожиданности замолкла на мгновенье, а потом принялась причитать в другой интонации, хоть и тише:

— Кормишь их, поишь! Обстирываешь, а они!.. Они рот затыкають! Детки — сироты же!

— Да жива она, заткнись, говорят тебе! Слышишь! — Люся разъярилась не на шутку и прожигала Нюсю яростью и злобой. — Жива она! Помолчи, пусть она сама скажет, что случилось.

И бережно придержав запрокинутую голову Валери, тихонько спросила:

— Девка, что болит? Где? Ты ранена?

Та только покачала головой, даже кривиться перестала.

— Цела, — прошептала, едва разлепив запекшиеся губы. Нижняя была разбита и раздулась от ссадины на пол-лица. Глаза так и не открыла.

— Цукканы протухлые! — тут же шепотом продолжила Нюся причитать, но Люся зыркнула на неё так, что товарка подавилась шепотом и даже прикрыла рот ладонью, но взгляд вернула, такой же злобный и негодующий.

— Избили… едва не убили… а так… ничего плохого, — едва проговорила Валери каркающим голосом.

— А чья кровь на тебе, девка? — так же тихо спросила Люся, пристально рассматривая потеки и брызги на лице, руках и лохмотьях, в которые превратилась одежда хозяйки.

— Бандита застрелил… один господин… случайно… Тот меня как раз у… уби… вать хотел, — едва проговорила Валери, болезненно сглотнула, снова оперлась головой о стену и заплакала. Сначала по неподвижному лицу покатись слезинки, одна за другой. А затем затряслись плечи, и Валери качнулась вперёд, закрыв лицо руками. И невысокая Нюся, и более крупная Люся качнулись к своей Валечке, но поняв, что она просто плачет, переглянулись.

И каждая занялась своим делом. Люся метнулась к полочке с посудой, где у неё хранились травы и баночки с мазями, а Нюся принялась ругать Валери, поглаживая её по голове, поправляя растрепавшуюся черную косу и выбившиеся из неё пряди:

— Дура-девка! Говорила же я тебе, не ходи в лес! А ты упёрлась, как дитятко, — он один мне силы даёть! Глупыя! Ой, ой, ой! Бедняга ты, бедняга-а-а! А какой же ишак, бесплодие на весь его род, убивцем твоим стать захотел? Чегой от тебя-то хотел?

Люся вернулась с влажной тряпицей и пахучей мазью, и стала протирать раны, лицо, плечи, руки Валери, смывая чужую кровь, заставляя бедняжку поднять голову, и внимательно присматриваясь ко всем её синякам и ссадинам, смазывая, легонько трогая пальцами, проверяя, не сломана ли где кость, нет ли других повреждений.

— Денег хотел, чего ж ещё, — глухо проговорила Валери, отнимая ладони от заплаканного лица.

Нюся всплеснула руками и затянула новое:

— Оставил тебе твой-то наследство! Гадина, да что б ему никогда в Царство Плодородия не пройти! И детей, и долгов — всё на тебя перевесил! Бедняженька ты моя!

Маленькая старушка прижимала ладони к щекам и жалостно качала головой, а потом опять свернула в своих завываниях в другую сторону:

— Глупая, ой глупая! И в лес попёрлася! Знала же, что опасно! А всё туда же! небось, не впервой бандиты с тебя долги-то спрашивають за твоего мужа…

Столпившиеся вверху, возле лестницы, девочки стояли неподвижно, наблюдали эту картину как завороженные: не шевелясь, с широко открытыми глазами, молча. И только самая младшая на животе сползала по лестнице. Глаза её были крепко зажмурены, она судорожно и тихо всхлипывала, содрогаясь от этих всхлипов всем тельцем, но не останавливалась, продолжая двигаться вниз. И только когда добралась до пола, открыла глаза и побежала к матери, громко топая тяжёлыми ботинками. Уткнулась в её колени лицом и затряслась крупно от плача. Но даже плакала она без единого звука.

Валери глянула на неё и сморщилась как от боли. С мукой взглянула на Нюсю. Но та разошлась и не замечала просьбы в её взгляде, понося пропавшего мужа Валери и её саму, легкомысленную и несерьёзную.

— Да замолчи ты уже, старуха! — снова прикрикнула на неё Люся. — Не вишь, и без тебя плохо!

Валери опять болезненно сморщилась, только теперь повернув лицо к Люсе. Но наставница молодых мастериц также не заметила жалобного взгляда. Её волненье о здоровье её драгоценной Валечки, когда-то вернувшей её жизнь, выплеснулось на крикливую бабу Нюсю, с которой они, две старухи в одном доме, вечно ругались и ссорились.

— Чего ты к Валечке пристаёшь? Сама, что ль, лучше? Молчала бы уже!

— А я и не буду молчать! Не для того я столько лет маялась, что бы теперя молчать!

Валери опустила глаза, и бездумно гладила гладко причёсанную головку младшей дочери, её тоненькие, но тугие косички. Та успокаивалась, чувствуя родное тепло, и всхлипы становились реже. Нюся и Люся со вкусом продолжал ругаться, уже забыв о причинах, не обращая внимания на девочек, что стояли наверху узкой, плохо освещенной лестницы, на саму Валери, на малышку, уткнувшуюся ей в колени.

Когда малышки Вира совсем прекратила плакать, Валери наклонилась к ней, что-то прошептала ей на ушко и пересадила на лавку рядом с собой. Ещё несколько раз погладила её по голове, улыбнулась вымученно и встала. Медленно прошла к дальней двери в углу этого большого помещения, служившего одновременно и передней, и столовой, и учебной комнатой для детей, и закрыла за собой дверь.

Этот тихий стук произвёл магическое действие, и спор двух старух вмиг потерял запал. Наступила тишина. Стало слышно, как тихонько переговариваются девочки на верху лестницы да шмыгает носом малышка Вира, переводящая удивлённый взгляд с Нюси на Люсю и обратно.

— Ну мы и дуры, — тихо проговорила Люся, глядя на закрытую дверь комнатушки, которая считалась кабинетом Валери и для всех абсолютно была запретной территорией.

Нюся стояла, горестно прикрыв рот ладошкой, и тоже смотрела на ту же дверь.

— Ой, и дуры, — поддержала она вечную свою соперницу. — Главное, что жива ведь наша Валечка…

Люся в ответ только тяжело вздохнула и пошла к своему малолетнему войску.