Не герой ее романа

Глава 14. «Стоя на коленях, я схожу с орбиты»

Глава 14. «Стоя на коленях, я схожу с орбиты»

Для себя Митяй все решил, когда переспал со случайной девушкой из ресторана. Та Света или Аня, он уже точно не помнил, как она представилась, активно оказывала ему знаки внимания и безо всяких усилий с его стороны согласилась уехать вместе, чтобы продолжить знакомство в более уединенной атмосфере. Более того, она сама предложила Митяю поехать к ней, а он не отказался. Она с таким пылом целовалась с ним в такси, словно хотела заняться сексом прямо на заднем сиденье «Соляриса». Однако Митю удалось удержать свою темпераментную подружку в относительных рамках приличия, пока они не добрались до ее однокомнатной квартиры в одном из спальных районов, переступив порог которой, сразу оказались в постели. Барышня оказалась охоча до секса, и они славно потрахались, каждый заботясь исключительно о собственном удовольствии.

Митяй тогда так ничего и не сказал Карине про свой приезд, поэтому та пребывала в полной уверенности, что он занят на службе. Когда спустя пару недель он все же поехал к Карине, то уже знал, что они расстанутся. Правда, он планировал «прощальный» секс, спокойный разговор о том, что она – замечательная девушка (и это, в общем-то, было чистой правдой), что скоро она обязательно встретит не менее замечательного парня, и все в таком духе, но разве с Кариной хоть когда-то что-то могло идти по плану? Нет, конечно, и этот раз не стал исключением. Митяй и так в последнее время напоминал оголенный нерв, неудивительно, что он вспылил даже от малейшего намека на то, что девушка покушается на его свободу. Он не собирался отчитываться перед ней, тем более, что Карину интересовала именно та ночь, которую он провел с другой. Просто закон подлости, не иначе, ругался про себя Митяй, когда в сильнейшем раздражении уходил из квартиры Карины, ни секунды не сомневаясь в том, что делает это навсегда.

Митяй понимал, что ему потребуется время, пока его чувства к Карине окончательно остынут. Подобное излечивается подобным. Это Митяй знал наверняка, поэтому его телефонная книжка, оскудев на один номер, быстро стала пополняться новыми. Он целенаправленно возводил внутри себя барьеры, отсекая ненужные душевные треволнения. За годы сценарий был отработан до автоматизма: флирт с приглянувшейся феминой, необременительная беседа с юмором и комплиментами, а затем секс. Если всех все устроило, то при желании и наличии свободного времени можно было повторить. И так по новой.

Расставшись с Кариной, он вернулся к привычной для себя схеме, вот только что-то шло не так. Митяй запрещал себе думать о бывшей девушке, стремительно пресекая даже мимолетную мысль или воспоминание о ней, но контролируя свое сознание, он ничего не мог поделать с бессознательным, которое то и дело выдавало ему неприятные сюрпризы. Именно вследствие одного из них Митяй забил самую настоящую тревогу, когда окончательно утратил контроль над ситуацией.

Начиналось все довольно безобидно. Полумрак бара с приятной прохладой от кондиционеров, симпатичная высокая девушка с длинными стройными ногами, сексуально потягивающая через трубочку алкогольный коктейль, которым ее угостил Митяй. Сам он предпочел ви́ски. Давно Митяй не ощущал такого душевного подъема, вызванного новым приятным знакомством. Все будто бы вернулось вспять, и он снова чувствовал искреннее влечение к понравившейся девушке. Митяй использовал все свое обаяние, чтобы вызвать взаимность, и неплохо преуспел на этой почве. Вот только он слишком поздно осознал, кого эта девушка ему напоминает своей комплекцией и прической.

Митяй несколько раз любовно дотронулся до темных окрашенных волос своей новой знакомой, наслаждаясь их мягкостью. Барные стулья под парочкой уже стояли чуть ли не впритык друг к другу, позволяя мужскому колену прижиматься к женскому бедру. Митяй накрывал ладонью тонкую руку и ласково поглаживал ее, но волосы девушки притягивали его взгляд, как магнитом. Когда алкоголь в крови превысил допустимую норму, Митяй стал утрачивать связь с реальностью. Придвинувшись вплотную к сидевшей рядом девушке, Митяй зарылся лицом в ее темные волосы и сделал глубокий вдох. «Не то», - разочаровано пронеслось у него в голове, когда он неосознанно попытался почувствовать сладковатый запах духов, которыми обычно пользовалась Карина, смешанного с ароматом ее кожи, описать который он не смог бы, даже если бы попытался, но безошибочно узнал бы из тысячи других.

Это была не Карина, он ведь это знал, но как же сильно ему хотелось обмануться. Все, что он с таким неумолимым упрямством подавлял в себе, в один момент вспыхнуло и буйным цветом разрослось внутри организма, хорошенько сдобренного алкоголем. Рассчитавшись за выпивку, он, как сомнамбула, пошел к выходу, не обращая внимания на окрики донельзя удивленной его поведением девушки. Ноги сами понесли его к метро, на котором он за полчаса добрался до нужной станции. Митяй шел к дому Карины, не имея ни малейшего представления о том, чем будет оправдывать свое появление. Все, о чем Митяй, мог в этот момент думать, так это о том, что просто хочет ее видеть. Он хотел обнять Карину, прижать к себе, как можно ближе, и вволю надышаться запахом ее тела, напитаться теплом ее кожи, и попытаться разобраться, что в ней было такого, чего он никак не может найти в других женщинах.

Прогулка несколько остудила его запал, а от свежего воздуха в голове немного прояснилось. Позвонив несколько раз в домофон, Митяй оставил попытки проникнуть в подъезд и направился к ближайшей пустой лавочке во дворе. Сев в тени на жесткую скамью, он стал собирать разрозненные мысли в кучу. Карина могла отключить домофон, могла уехать или даже переехать. Он собственной рукой перечеркнул все, что их связывало, так зачем же сидит под ее окнами, непонятно на что надеясь? На это он не мог ответить ничего внятного, поэтому сконфуженно молчал.

Вероятней всего, он бы еще немного посидел, отдохнул, а затем отправился восвояси, но именно в этот момент Карина так не вовремя возникла в его поле зрения. Да не одна, а с тем прыщавым юнцом, который бегал за ней с щенячьей влюбленностью в глазах. Это открытие ударило Митяя под дых, всколыхнув в нем жгучую ревность, смешанную с обидой. Мужчина был до глубины души уязвлен тем, что пока он, как последний дурак, мучается фантомными болями по ней, не может толком потрахаться в свое удовольствие, она в это время под ручку разгуливает с другим, вся такая нежная и воздушная в своем легком платьице. У Митяя упало забрало и, не заботясь о последствиях, он двинулся прямо к сладкой парочке, беззаботное времяпровождение которой намеривался безвозвратно испортить. Кстати, с последним он справился просто на отлично, кто бы сомневался, ведь, как говориться, ломать – не строить, а в этом Митяй был мастак.

Ему даже стало чуточку жаль, что не удалось почесать кулаки об угрюмую физиономию паренька, вытаращенные глаза которого выражали забавную смесь из ненависти и страха. Но в Карине, как всегда, взыграл комплекс спасительницы, и она заслонила своим телом незадачливого ухажера, не позволив Митяю причинить тому хоть какой-то мало-мальски возможный урон. Да и шут с ним, в итоге решил Митяй, когда, наконец-то, остался с Кариной вдвоем, а уж когда они оказались с ней заперты в тесной кабине лифта, то и вовсе позабыл обо всем на свете, а его отравленный алкоголем мозг просто отключился.

Слезы Карины привели его в чувство, заставив остановиться, а здравый смысл смог пробиться через одурманенное сознание. Растерявшись, он не знал, что сказать или сделать, но на помощь, как обычно, пришел гнев, который он выплеснул на Карину. С малых лет злость помогала ему справляться с болью, одиночеством и страхом, верными спутниками Митяя. Незаслуженно обвинив девушку во всех грехах, он трусливо бежал, не желая в лице Карине видеть собственную слабость. Он снова уверил себя, что обязательно выкарабкается из ловушки привязанности, просто для этого потребуется больше времени, чем он рассчитывал.

Чтобы обезопасить себя от подобных срывов, Митяй старался больше не оставаться в Москве, когда у него появлялось свободное время. Даже если речь шла о нескольких выходных днях, он уезжал к себе в Питер, чтобы только не высматривать в барах темноволосую макушку в нелепой надежде встретить Карину. Предпочтение он теперь стал отдавать блондинкам с пышными формами, доказывая самому себе, что возбудить его может любая женщина, в которой не будет ничего напоминать ему о Карине. Когда-то она спросила, не является ли для него секс чем-то механическим. Тогда ее вопрос лишь развеселил Митяя, а вот теперь ему было не до смеха, когда от близости с женщинами он стал получать удовольствия примерно столько же, сколько от мастурбации.

Приходилось много пить, чтобы хоть как-то сгладить внутренний разлад и немного расслабиться. Митяй приходил в ярость от того, что утратил контроль над своими чувствами, а что-то глубоко внутри него было разобижено на самого Митяя, лишавшего себя того, чего ему так отчаянно хотелось. Оказалось не так-то просто слезть с дофаминовой иглы или переключиться на другой источник. Устав бороться с упертым мозгом, не желавшим вырабатывать нужные Митяю гормоны, мужчина всерьез задумался об их синтетическом аналоге. Проще говоря, о наркотиках.

________________________

На очередном задании все пошло не так с самого начала. На тренировочную базу ваххабитов их группу отправили наспех и без особой конкретики. По типу «вот мы их нашли, а дальше сами разбирайтесь». Земля полнилась слухами о готовящихся терактах, поэтому спецслужбы перестраховывались и действовали на опережение. Глеб Такаев прекрасно понимал, что его группу бросают в самое пекло без должных разведданных, но ничего не мог с этим поделать. Им отдали приказ, значит надо было выполнять, полагаясь лишь на собственный профессионализм и удачу. И с тем, и с другим в этот раз не сложилось.

Непродолжительное наблюдение за объектом, в котором расположились радикально настроенные последователи ислама – несколько заброшенных одноэтажных зданий, находившихся на окраине бывшей промзоны – подтвердило полученные сведения о том, что здесь занимались военной подготовкой боевиков, готовых пойти на все ради вложенной в их головы идеологической доктрины. Лагерь необходимо было «зачистить», оставив несколько членов террористической группировки в живых для разговора по душам с чистосердечными и не очень признаниями. Уже после начала операции стало понятно, что численность боевиков в тренировочном лагере оказалась в разы больше предполагаемой, и Глебу пришлось в срочном порядке вызывать подкрепление.

- Ждем подмогу, без нужды не высовываемся, - обратился через гарнитуру к членам своего отряда Глеб и добавил персональное предостережение, - Митяй, не нарывайся.

- Не кипишуй, Барс, - отозвался Митяй и тут же открыл огонь по облюбованной цели.

Спецназовцы перекрыли пути отхода боевикам, позволяя тем лишь зло огрызаться автоматными очередями. Ситуация была патовая – ни атакующие, ни осажденные не могли свободно передвигаться по довольно открытой местности тренировочного лагеря, и все это понимали. Кроме Митяя. Тот откровенно лез на рожон и подбирался к неприятелю как можно ближе, используя крайне сомнительные укрытия в виде кучи автомобильных покрышек или деревянных мишеней для стрельбы. Такая рисковая тактика дала свои плоды, и ему удалось, незаметно подойдя к одному из кирпичных зданий, забросить в него через дыру в крыше ручную гранату. Дождавшись взрыва, он проник внутрь дома и принялся добивать раненных боевиков. Неожиданно к нему присоединился Боцман, который воспользовался возникшим переполохом и смог добежать до захваченного здания.

Вдвоем они быстро расправились с теми, кто выжил, но не успели порадоваться небольшому успеху, как в ответ по зданию выстрелили из гранатомета. Митяй даже сообразить ничего не успел, как Боцман сшиб его с ног и накрыл собственным телом от взрывной волны, прошедшей по ощущениям совсем рядом. Оглушенный и дезориентированный Митяй чувствовал, что теряет сознание от нехватки воздуха, а ему на лицо капает кровь Боцмана

Глеб несколько раз попытался дозваться до них через средства связи, но безрезультатно. Несмотря ни на что, Глеб с оставшимся невредимым Димкой Моровым продолжали удерживать оставшихся боевиков, пока не прибыло обещанное подкрепление. Потеряв численное преимущество, террористы не смогли долго оказывать сопротивление и были убиты. Добровольно сдаваться в плен желающих не нашлось, поэтому в качестве «языков» забрали нескольких раненных ваххабитов. Живых, но находившихся в бессознательном состоянии Митяя и Боцмана вытащили из-под небольшого завала и отправили в больницу.

_____________________

Когда взмыленный после головомойки, утроенной ему начальством, Глеб заехал в госпиталь, чтобы справиться о состоянии своих членов группы, его там встретили со всем радушием. Один из врачей бросил все свои насущные дела и повел Глеба по длинным петляющим коридорам старого здания, стены которого, казалось, навечно пропитались лекарственными запахами. Попутно молодой доктор успел нажаловаться ему на своенравного пациента из числа подчиненных Глеба, и им, разумеется, оказался никто иной, как Митяй.

- Понимаете, он как в себя пришел, так сразу принялся выяснять про капитана Семакова, - взволновано тараторил врач. – А как узнал, что тот лежит без сознания в реанимации, так прямо туда и поковылял. И не можем ничего с ним сделать, - раздосадовано всплеснул он руками. – Объясняли по-хорошему, ругались – все без толку. Может, он хоть вас послушает. Ему самому еще надо отлежаться, вдруг сотрясение мозга.

- Если мозгов нет, то и сотрясаться нечему, - ворчливо буркнул себе под нос Глеб и наскоро натянул на себя белый халат перед тем, как зайти в палату интенсивной терапии.

Первым он увидел лежащего на узкой больничной постели Боцмана с торчащими изо рта и носа трубками. Его голые руки были утыканы капельницами, а стоявшая рядом с койкой разнообразная аппаратура издавала световые и звуковые сигналы, не оставлявших сомнений в том, что мужчина жив, но находился в тяжелом состоянии. У стены напротив кровати, скрючившись на небольшом пластмассовом стуле, сидел Митяй, одетый в больничные штаны и белую казенную майку, из-под которой выглядывали бинты. Он никак не отреагировал на появление в реанимации своего командира, продолжая сидеть и смотреть невидящим взглядом куда-то в пространство над больничной койкой своего боевого товарища. Злость Глеба моментально улетучилась, и в знак сочувствия и поддержки он положил Митяю на плечо руку. Тот словно очнулся и, наконец, обратил внимание на стоявшего рядом с собой мужчину.

- Почему он, Глеб? Почему не я? – Глухо спросил Митяй, с трудом двигая сухими потрескавшимися губами.

Глеб прекрасно понимал, что вопросы были риторическими, и никто не ждал на них ответа. Поэтому он молчал, позволяя Митяю выговориться.

- Зачем он это сделал? У него же вот только пацан родился, - сглотнув вставший в горле ком, совершенно убитым тоном выдавил из себя Митяй. – Понимаешь, он ведь меня своим телом заслонил.

- Ты и ему, и мне, если не как сын, то уж точно, как брат, - ничуть не рисуясь, сказал Глеб чистую правду. – Спасая тебя, Федька не думал в тот момент ни о своей жизни, ни о новорожденном сынишке. Для этого просто не было времени.

Закрыв глаза, Митяй упрямо мотнул головой, отказываясь мириться со словами своего командира.

- Пойдем, сейчас мы ничем не можем ему помочь, - непривычно мягким успокаивающим тоном произнес Глеб, и Митяй был не в силах ему противостоять.

С усилием Митяй поднялся на ноги и побрел назад в свою палату, слегка пошатываясь на ходу. Глеб следовал за ним, готовый в случае необходимости прийти на помощь, но его услуги не потребовались. С протяжным стоном Митяй опустился на больничную кровать, вытянувшись на ней в полный рост и потирая ноющие бока.

- Ребра сломаны? – Спросил Глеб, наблюдая за его действиями.

- Трещины, - пренебрежительно отмахнулся Митяй, не считая это чем-то серьезным.

Палата была рассчитана на четверых, но в этот момент, кроме Глеба и Митяя, в ней находился только один пациент, который спал на одной из коек, отвернувшись к стене. Две другие больничные койки не были даже застелены бельем, поэтому Глеб присел на одну из них, стоявшую по соседству с кроватью Митяя, чтобы спокойно поговорить.

- Про твои выкрутасы я начальству докладывать не стал, - без долгого вступления приступил он к главному, - меня и так по голове не погладили за двух выведенных из строя бойцов. Не хватало еще получить по шапке за то, что допустил к заданию сотрудника в таком неуравновешенном состоянии. Не видать тебе тогда «майора» еще несколько лет, да и у меня самого новое звание не за горами, а твоими стараниями его тоже долго ждать придется.

- Не надо мне ничего, - тусклым голосом заявил Митяй, не поворачивая к нему головы. – Все достало. И работа, и жизнь эта.

Глеб мысленно сосчитал до десяти, чтобы не сказануть вгорячах какую-нибудь глупость. Он ведь давно уже видел, что Митяй ходил сам не свой, закрылся ото всех и изо всех сил делал вид, что все в порядке. Какое там в порядке… Однако до поры до времени Митяю удавалось сохранять хладнокровие, не смешивая переживания в личной жизни с работой. И все же он сорвался и перешел черту.

- Тебе нужно отдохнуть, - посоветовал он Митяю. – Отваляйся в больнице, потом возьми внеочередной отпуск. Наведи в голове порядок, иначе спустишь свою жизнь сам знаешь куда. И выйдет, что Боцман зря пострадал?

Глеб намеренно надавил на его чувство вины, используя все средства, чтобы выдернуть Митяя из той беспросветной ямы, которая засасывала парня все глубже и глубже.

- Зачем он это сделал… - Повторил Митяй, думая о Боцмане. – Лучше бы я там с концами остался. Тошно мне, - снова закрыв глаза, пожаловался Митяй, - от самого себя тошно.

- Бывает, - понимающе кивнул Глеб. – Просто помни, что все проходит, и это тоже пройдет.

- Нет, - не мог согласиться с ним Митяй. Он открыл глаза, в которых тут же вспыхнули огоньки ярости. – Ни черта оно не проходит. Я уже тридцать лет с этим чувством живу, что никому на этом свете не нужен. Зачем живу? Для чего? Да я даже сам себе не нужен! – В сердцах повысил голос Митяй и замолчал, опустив глаза.

Глеб тоже какое-то время оставался в тишине, разбавляемой учащенным и прерывистым дыханием Митяя. Когда оно пришло в норму, указывая на то, что его владелец немного успокоился, Глеб задал ему довольно бестактный вопрос:

- Ты и за Карину решил, что ей не нужен?

Ответом ему послужило ледяное молчание, но при этом Митяй с такой силой стиснул челюсть, что у него заскрипели зубы.

- Знаешь, я никогда особой сентиментальностью не отличался, все больше на свой прагматизм полагался, - как ни в чем не бывало продолжил непринужденно вести беседу Глеб, будто не замечая состояния Митяя. – Тоже довольно рано начал задаваться вопросами из серии «Кто я, и зачем живу?». Решил, что нашел свое призвание – служить родине. А потом на каком-то празднике в большой компании встретилее, смешливую, звонкую, на пару лет меня младше. Смотрел на нее, слушал и улыбался, как дурак последний. Но разве выйдет что-то толковое у такого серьезного и рассудительного молодого человека с веселой, легкой на подъем девчонкой-студенткой, подумал я тогда и решил, что нет. Издалека на нее посматривал, да через общих знакомых узнавал какие-то сведения. Шло время, она вышла замуж, родила детей и, говорят, счастлива в браке. Ну, а у меня осталась только служба, да немногочисленные воспоминания о тех временах, когда мне хотелось улыбаться рядом с ней.

Глеб горько усмехнулся, пряча в затуманенном воспоминаниями взгляде недосказанную тоску. Когда-то много лет назад он совершил ошибку и от всей души надеялся, что Митяй не сделает подобного. С годами становилось намного проще и яснее разглядеть упущенные возможности, которые тебе щедро предоставляла жизнь, а ты их по какой-то причине не смог оценить.

- Ладно, - неловко откашлялся Глеб, вставая на ноги, - пойду я. Сильно не хандри тут. Я уверен, что Федя непременно выкарабкается. Ему ведь есть ради кого жить. Вот увидишь, все будет хорошо, - ободряюще произнес он напоследок, пытаясь уверить в этом и себя, и все еще хранящего молчание Митяя.

Не прощаясь, Глеб вышел из палаты, оставив погруженного в нелегкие думы Митяя, который слукавил бы, если бы сказал, что рассказ командира не произвел на него впечатления. Слова Глеба упали на благодатную почву, изборожденную переживаниями самого Митяя, и нашли в его душе отклик. И это при том, что Глеб грезил всего лишь об образе из своего прошлого – малознакомой девушке, с которой его не связывало ничего, кроме мимолетной симпатии. У Митяя же все было более конкретно. Как бы ему не хотелось признаваться, но он скучал по времени, проведенном с Кариной. Пожалуй, самое удивительное было для него то, что большее сожаление об утрате вызывали не воспоминания о сексуальной близости, а какие-то отвлеченные моменты, которым он раньше не придавал особого значения – прогулкам, разговорам, совместной готовке, утренним пробежкам. Просыпаясь в одиночестве или с малознакомой девицей, скрасившей ему ночь, Митяй неосознанно хотел найти на другой половине кровати спящую Карину. И каждый раз, когда этого сделать не получалось, испытывал укол разочарования.

«Что же это получается?– Размышлял про себя Митяй. - Пройдет год, два, три, и Карина выйдет замуж, может, родит ребенка…» Дальше его мысли путались и сбивались из-за переполнявших сердце ревности и злости. Причем злился он, по большей части, на самого себя за то, что изначально обрек их отношения на провал, не давая себе даже малейшего шанса надеяться на что-то иное. Митяй устал воевать с собственной душой, которая не внимала никаким разумным доводам и желала, с его точки зрения, невозможного. Под грузом навалившихся мыслей Митяй, незаметно для себя, крепко уснул и впервые за всю свою сознательную жизнь увидел, а главное запомнил сон.

Митяй опять был ребенком, смотрел на мир откуда-то снизу, и все казалось таким непривычно огромным. Он с любопытством поглядывал по сторонам и на проходивших мимо людей. А еще он ждал и очень сильно боялся, что она не придет. Этот страх засел где-то в горле холодным комом, который у него никак не получалось проглотить. Уличный шум вокруг нарастал, пугая его громкими звуками. Высокие люди шли по своим делам и не замечали одинокого мальчишку, жалко переминавшегося с ноги на ногу. Митяй уже был готов расплакаться от страха и обиды, как вдруг все изменилось. Он увидел ее, незнакомую, но самую родную, которую сразу признал, и протянул к ней руки. Женщина, чем-то неуловимо похожая на самого Митяя, наклонилась к нему и крепко обняла. От ее тела исходило тепло, которое мгновенно согрело и успокоило озябшего маленького мальчика, подарив ему ни с чем не сравнимое чувство любви и защищенности. От переполнявших его эмоций Митяй тихо заплакал, обнимая маму, а та гладила его по дрожащей спине и шептала:

- Прости меня, сыночек…