Наши записи не детективный рассказ, в котором возможны по воле автора любые «оперативные» решения. Мы связаны с фактами, людьми, о которых рассказываем, со многими невымышленными именами и фамилиями…
Даже Ницше… Но о нем несколько позднее.
А некоторые имена и фамилии нам пришлось заменить. Читатель легко поймет, почему.
Тяжелое это было время. Почти во всем нам приходилось начинать на пустом месте.
Известно, что строить заводы и фабрики без квалифицированных работников и инженерно-технического персонала невозможно.
Согласно экономической политике, предложенной В. И. Лениным и одобренной ЦК ВКП(б) и Советским правительством, предусматривалось использование буржуазных специалистов под контролем диктатуры пролетариата.
Почему буржуазных? Да потому, что в стране своих специалистов в первые годы Советской власти катастрофически не хватало.
И у нас работали три категории иностранных специалистов.
Первая — это те, которые, осознав идею пролетарского интернационализма, приезжали к нам помогать своими знаниями, опытом и трудом строить первое в мире социалистическое государство; вторая — люди приезжали просто на заработки. Что ж, и этих мы принимали.
Но была и третья категория «специалистов» — профессиональных разведчиков. Они, конечно, тоже знали свое инженерное дело. И порой даже очень хорошо. Но главной их задачей, до времени скрытой от нас, были шпионаж и диверсии.
Вот об одном из этих «специалистов» и пойдет речь.
В Актюбинске Вильгельм Ницше появился к концу 1939 года. Это был мужчина, как говорится, уже за пятьдесят, но сохранивший форму. Одевался изысканно.
Ницше поступил на работу на механический завод треста Эмбанефть (ныне завод «Геотехника»). Быстро завел знакомства в небольшом (по тем временам) городке. Круг знакомых по возможности расширял. Не упускал случая поухаживать за женщинами. Всячески стремился создать о себе выгодное впечатление. Любезность, при необходимости, подкреплял подарками, охотно одалживал деньги. Был не прочь кутнуть и вел себя компанейски. Говорил, что по национальности он чех, владеет несколькими иностранными языками, в том числе и немецким. Приезд в Актюбинск объяснял тем, что в Киеве, где он ранее жил и работал, развелось слишком много дипломированных специалистов, а он-то приехал в Россию только потому, что видел в ней «Эльдорадо для инженеров».
Механический завод, на котором работал Ницше, изготовлял и ремонтировал буровое оборудование для нефтепромыслов. Инженера Ницше проектное бюро строящегося завода ферросплавов привлекло к выполнению отдельных проектов фасонного литья из чугуна.
Ницше установил приятельские отношения с работниками проектного бюро, как бы невзначай интересовался общим ходом проектных работ.
Особенно обхаживал Ницше инженеров проектного бюро Хайнца Видера и Евгения Константинова, сведущих о «большинстве» секретов завода.
В нескольких беседах с ними он интересовался, приедут ли в Актюбинск немецкие специалисты. А однажды даже попытался у Видера узнать точную дату. Зачем ему это было нужно?
А тем временем на механическом заводе случаи брака участились, даже стали приобретать систематический характер. Это встревожило оперуполномоченного НКВД по Актюбинской области Александра Трофимовича Шкодина. И он отправился на завод.
Хотя Шкодин был еще молодым чекистом (минуло всего три года, как Актюбинский райком комсомола направил его, демобилизованного из Красной Армии, на работу в органы НКВД), благодаря хорошей технической подготовке на заводе с ним считались, прислушивались к его мнениям и советам.
Директор механического завода Череута был рад случаю излить душу перед Шкодиным. Технический совет считает, что брак в основном произошел по вине инженера Ницше. Однако в его голове не укладывается, как может опытный инженер давать непродуманные технические указания? Пришлось освободить Ницше от обязанностей начальника цеха, оставить его только на должности инженера-технолога производственно-технического отдела. Вообще с какими-то странностями этот инженер. Ухватился за идею строительства электростанции. Носится со своим проектом как с писаной торбой. Сумел привлечь в помощники инженера филиала института Казпроектбюро Земцева. Пытался завоевать симпатию инженера проектного бюро строящегося завода ферросплавов Видера, но с ним у него дружбы не получилось. Недавно напросился сопровождающим к заводским товарищам, которые командировались дирекцией на станцию Кандагач по делам завода. Заверил, что в этих вопросах он хорошо разбирается и может дать полезный совет, но что-то этого заметно не было. На обратном пути уговорил заехать на химкомбинат, где осмотрел заводскую электростанцию.
Шкодин попросил у Череуты разрешения ознакомиться с материалами техсовета и, получив «добро», направился в производственно-технический отдел. Пока он занимался своим делом, между работницами отдела время от времени возникали разговоры. Один из них невольно привлек внимание Шкодина:
— Да, внешне он культурный и обходительный, — говорила машинистка. — Он и за мной пытался ухаживать, а вчера в кино я его увидела с бывшей княгиней Ухтомской.
«Уж не о Ницше ли идет речь?» — подумал Шкодин и бросил быстрый взгляд на машинистку. Она была отнюдь не первой красавицей в городе. «Чем же она пленила Ницше?» — продолжал думать Шкодин. И вспомнил одну из бесед с начальником управления по совсем другому делу.
«Машинистка на интересующем разведку объекте — мечта шпиона, — говорил начальник управления. — Не каждый даже ответственный работник бывает так полно осведомлен о делах объекта, как нередко машинистка, поскольку она перепечатывает документацию».
По дороге в управление он мысленно разговаривал сам с собой: «Хайнц Видер? Немецкие товарищи охарактеризовали его как преданного делу Коммунистической партии Германии, вне подозрений. Евгений Константинов — молодой советский инженер, комсомолец. Но с тем и другим надо обстоятельно переговорить. Павел Земцев? Надо прояснить его политическое лицо. Ухтомская? Уточнить, имеет ли отношение к Ницше».
Шкодин обстоятельно доложил начальнику отдела Неугодову суть дела. А когда они, как говорится, утрясли все вопросы и наметили предложения, вместе направились к начальнику управления. Он их внимательно выслушал, как всегда, был лаконичен:
— Немедленно приступить к проверке Ницше. Важно не спугнуть его. Осторожно изучать всех лиц, которые так или иначе с ним связаны. Возможно, он сколачивает резидентуру. О всех существенных новостях по этому делу докладывать лично мне.
Участковый уполномоченный об Ухтомской рассказал:
«Ухтомская — красивая, представительная женщина. Муж ее князь. В гражданскую войну сбежал в Китай. Ухтомская работает конторщицей, проживает вместе с матерью — бывшей фрейлиной при царском дворе. По словам соседей, в последнее время у Ухтомской часто бывает инженер механического завода Ницше».
Проверка Павла Земцева показала, что он, будучи студентом Московского электротехнического института, занимался антисоветской агитацией и за это в 1934 году был лишен права проживания в столице.
Насчет Ухтомской у Шкодина не было определенного мнения. Быть может, просто амурные дела? И все. А вот то, что Ницше спелся с Земцевым, было более, чем вероятно.
Киевские чекисты сообщили, что Ницше Вильгельм Эрихович в составе австро-венгерской армии воевал с Россией, с 1915 по 1919 год находился в лагере военнопленных под Киевом, а затем до 1939 года жил в самом Киеве. Дважды — в 1935 и 1936 годах — ходатайствовал о приеме его в советское гражданство. В заключениях об отказе в его просьбе указывалось, что он по национальности не чех и не словак, как он пытался утверждать, а немец, но неизвестно почему скрывает это…
Внимательно прочитывая каждый документ дела, Шкодин наткнулся на справку о том, что Ницше в период нэпа имел в городе Киеве собственный электромеханический завод. В автобиографии, представленной дирекции Актюбинского завода, он об этом не упоминал. Ницше также в свое время находился в приятельских отношениях с установленным разведчиком германским консулом в Киеве Стефани. Они встречались на водной станции на Днепре, где стояла яхта консульства, вместе катались, устраивали пикники. Ницше часто посещал консульство. Когда в 1929 году Стефани был выдворен из Советского Союза и вместо него в Киев приехал Зоммер, Ницше и с ним установил знакомство.
«Директор Череута негодовал, — писал Шкодин в справке о результатах посещения завода, — его возмущению не было предела. Проект электростанции, составленный Ницше, трест забраковал. Фундамент для нового котла (старый вышел из строя по техническим причинам), возведенный по проекту Ницше, надо переделывать. Наступила зима. В цехах холодно. Рабочие жалуются. А Ницше рвется на нефтепромыслы… Не дает проходу. В общем Череута настроен гнать Ницше с завода, как говорится, «в три шеи».
Но гнать Ницше с завода «в три шеи» совсем не входило в планы Шкодина. Ницше мог уехать в Москву, связаться с германским консульством, получить там другие документы. И тогда ищи ветра в поле…
Директор механического завода Череута был отличным специалистом. Он, как многие незаурядные личности, имел странности. Он делил все человечество строго пополам: одна — технически мыслящая, вторая — просто так — люди.
С большим трудом удалось Шкодину уговорить директора пока не трогать Ницше. И все же Череута, недоумевая, заключил:
— Я считал, что вы поддержите меня, а вы, Александр Трофимович, предлагаете оставить его на заводе. Не понимаю, нет тут логики.
Да, Череута делил все человечество пополам. А то, что Ницше может оказаться шпионом-диверсантом, у него и в мыслях не было. Он просто считал его плохим инженером, хотя и кичившимся своей технической образованностью.
Начальник отдела Неугодов, прочитав справку Шкодина, некоторое время обдумывал ее. Затем попросил принести все ранее поступившие документы по этому делу и, хотя уже с ними знакомился не раз, снова стал читать их и подчеркивать синим карандашом те места, где шла речь о стремлении Ницше к поездкам на другие промышленные объекты, об его интересе к поставкам оборудования из-за границы на строящийся завод ферросплавов. Действительно, здесь намечалось прибегнуть к услугам специалистов фирмы-поставщика.
— Да, — сказал он наконец, — вы правы. Интересный узелок завязывается. Особенно подозрительными мне кажутся его ожидания специалистов из Германии. Уж не ждет ли он связника?
— Павел Петрович! — обратился Шкодин. — А если направить к нему в качестве иностранного специалиста нашего, разумеется, не местного чекиста?
— Это неплохая идея, — отозвался Неугодов. — Надо посоветоваться с руководством управления.
Москва направила в Актюбинск оперативного работника. В рапорте о результатах выполнения этого задания «москвич» писал:
«Прибыл в Актюбинск поездом 13 июля 1940 года. Меня встретили руководители завода. Вместе с ними я его осмотрел. С проектом строящегося завода ознакомился в кабинете заместителя начальника строительства. Давал мне объяснения инженер Видер.
Перед обеденным перерывом в кабинет вошел гражданин. В руках у него были чертежи. Услышав немецкую речь, он предложил познакомиться и представился — Вильгельм Эрихович Ницше. Я назвал себя согласно легенде и заметил, что Ницше — это очень громкое имя, для нас, немцев, особенно.
Видер метнул на меня недоуменный взгляд, но промолчал.
Ницше же ответил, что действительно принадлежит к этой фамилии[93].
— Нам, как землякам, надо было бы встретиться и поговорить, — сказал Ницше.
Я предложил ему поужинать в ресторане.
Ницше отказался.
— Не хочу мозолить местным жителям глаза, — пояснил он, — лучше завтра я зайду к вам в гостиницу и позавтракаем вместе.
На том мы и расстались.
На следующий день мы встретились. Ницше позвал меня к себе на квартиру.
За бутылкой вина мы вначале завели разговор о студенческих корпорациях в Германии, их обычаях, знание которых является как бы визитной карточкой «истинного немца». Ницше интересовался, откуда я родом, где учился, в какой фирме служу и в качестве кого, сколько пробуду в СССР, сколько немецких специалистов приедет в Актюбинск на монтажные работы и кто именно.
Затем Ницше сам разоткровенничался и рассказал об одной бывшей княгине, высланной в Актюбинск из Ленинграда в 1936 году. Она, по его словам, хранит как реликвию грамоту с личной подписью Вильгельма II, пожалованную ее отцу.
На следующий день Ницше вновь зашел ко мне в гостиницу. Предложил погулять. Пройдясь по городу, мы очутились в оранжерее. Там Ницше познакомил меня с немцем (заведующим оранжереей). Тот с ходу, заговорил со мной на баварском диалекте — по легенде я уроженец Баварии. Я отвечал. Потом он перешел на берлинский жаргон — по легенде до приезда в Советский Союз я работал в Берлине. Я понял, что меня проверяют. Что ж, с берлинским жаргоном тоже справился.
На обратной дороге Ницше пригласил меня к себе на пиво.
За столом Ницше стал говорить о своей преданности «великой Германии». К усилиям Советского Союза создать боеспособную армию он относился скептически. В случае войны с Германией, утверждал он, Красная Армия будет разгромлена через две-три недели. «Нужно иметь терпение, терпение и еще раз терпение. Придет время — и родина использует нас в своих интересах, — вещал Ницше. — Для этого необходимо иметь крепкие нервы. Наша задача — сохранить себя. Я каждое утро сорок пять минут занимаюсь гимнастикой. Я сохранил себя. Могу выполнить любое задание. В меру своих сил я всю жизнь воюю за великую Германию: до войны, во время войны, после нее. Можно воевать не только с оружием в руках».
Когда Ницше узнал, что я закончил свои дела в Актюбинске и завтра утром уезжаю в Москву, он попросил меня об услуге. Я сказал, что очень благодарен ему за гостеприимство и готов выполнить его просьбу. Ницше попросил меня передать привет его хорошим друзьям: германскому консулу в Москву Кляйну и его очаровательной супруге Софье Ивановне. Здесь Ницше помолчал и испытующе посмотрел на меня. Я невозмутимо ожидал. Тогда он продолжал: «Софья Ивановна хоть и немка, но гражданка СССР. Поэтому супруги Кляйн проживают не при посольстве, а на частной квартире, неподалеку от посольства. Когда придете к ним, скажите, что вы от «маэстро», и они вас радушно примут».
После непродолжительного раздумья я ответил, что я человек деловой, приехал в СССР на заработки, а его (Ницше) просьба пахнет политикой, а в политику я впутываться не хочу.
— Напрасно, — сказал Ницше. — Но в любом случае наш разговор должен остаться между нами.
Я заверил Ницше, что это так и будет. Расстались довольно сухо».
Шкодин не шел, а почти бежал по коридору управления. Плотно закрыл дверь своего кабинета, сел за стол и принялся читать рапорт своего коллеги, хотя не раз слышал его у начальника управления. Он разбирал его, как говорится, по косточкам, продумывая каждую фразу рапорта еще и еще раз. Наконец он отодвинул его к чернильному прибору и встал. «Да, сомнений нет. Перед нами шпион», — сказал он вслух. Затем еще какое-то время прохаживался по своему небольшому кабинету. Потом посмотрел на часы. «Ого! Пора приступать к проекту докладной наркому».
Шкодин сел за стол.
В оперативной жизни Шкодина это был не первый документ, который он подготавливал для наркома республики. Естественно, что ни перед Неугодовым, ни тем более перед начальником управления он в грязь лицом ударить не хотел.
Уже маячил последний абзац, когда дверь открылась и в комнату вошел Неугодов.
— Не хотел мешать, но время поджимает. Поэтому и пришел. Старшего не надо? — спросил он улыбаясь. И оба рассмеялись.
— Все. Готово, — сказал Шкодин и встал.
Неугодов сел за стол и углубился в чтение. Потом, не отрывая глаз от документа, потянулся за карандашом и взял его.
Он что-то вычеркивал, что-то дописывал, что-то правил. Шкодин стоял за спиной Неугодова и следил за его работой.
— Если что не так, говори без обиняков, — сказал Неугодов, не оборачиваясь.
— Да все вроде так.
— Ежели так, то — на машинку. Потом — на подпись начальнику управления.
Остаток лета и осени Шкодин занимался работой по делу Ницше. Помимо Земцева и Ухтомской, Шкодин «вышел» на ряд других лиц, с которыми Ницше делал одно дело, другие, его близкие связи, жили в других городах, но так же, как он, собирали шпионскую информацию для германской фашистской разведки.
Забегая вперед, скажем, что все они вместе с Ницше оказались на скамье подсудимых и понесли заслуженное наказание.
Двадцать второго ноября на заводе вспыхнул пожар. Он был быстро ликвидирован и не причинил заметного ущерба. Однако в причинах его возникновения надо было разобраться. Шкодин провел на заводе трое суток.
Причиной пожара явился обжиг глушителей на территории завода. Это привело к воспламенению емкостей с мазутом. «Разъяснениями рабочих о недопустимости обжига глушителей на территории завода Ницше пренебрег и настоял на исполнении своего распоряжения», — сказал Шкодин Неугодову, заканчивая свой доклад о результатах расследования пожара.
— Вся эта документация пригодится нам в недалеком будущем. Работу над выяснением действительного замысла Ницше в этом случае вы продолжайте, а сейчас… — Неугодов взял со стола шифртелеграмму, — послушайте, что нам пишут из Киева.
«Нами арестована с поличным агент германской разведки Урусова, девичья фамилия — Айзенгард, Тамара Рудольфовна.
С ее слов, до первой мировой войны она являлась любовницей, затем женой князя Урусова, штабного офицера царской армии. Вместе с Урусовым проживала в Варшаве, где дислоцировался штаб русской армии.
На следствии Урусова показала, что по шпионской работе она была связана с Ницше с 1912 года.
В годы революции и гражданской войны она проживала за границей. В 1925 году была вновь направлена германской разведкой в Советский Союз. Осела в Киеве. Занималась там шпионской работой под руководством Ницше. Вплоть до его отъезда из Киева.
По ее мнению, Ницше был связан с германским консулом в Киеве Стефани, затем с Зоммером, потом с Кляйном.
Круг вопросов, которыми интересовался Ницше: промышленный потенциал СССР, обороноспособность Красной Армии».
В кабинете начальника УНКВД по Актюбинской области собрались все те, кто был причастен к делу Ницше.
Начальник управления сказал:
— Вопрос: брать Ницше или пока оставить его на свободе, обоснуйте. Мнения разделились.
— Товарищ Шкодин, — сказал начальник управления, — вас ни в чем не убедили противоположные мнения?
— Нет. Мое мнение остается прежним. Пока не брать, — и пояснил: — В том, что Ницше резидент немецко-фашистской разведки, сомнений нет. Ниточка ведет прямо к генеральному консулу Германии в СССР Кляйну. Но связи с ним Ницше сейчас не имеет. Другими словами, никакой информации за кордон передавать не может. Поэтому сейчас Ницше нам не опасен. Он ждет связника. Интересуется приездом сюда немецких специалистов в надежде, что среди них будет связник. Никакие немецкие специалисты к нам сейчас не приедут. Не то время. А связника немецкая разведка к Ницше пришлет. И нам следует подождать его.
— Что ж, резюмировал начальник управления, — на том и порешим. Однако сегодня же сообщите киевлянам о наших материалах на него и о нашем решении.
В начале декабря из Москвы поступила шифровка, в которой сообщалось, что жена германского консула в Москве Кляйна — Софья Ивановна Кляйн выехала в город Ташкент.
Начальник управления вызвал к себе Шкодина. Ознакомив его с шифровкой, сказал:
— Возможно, она остановится в Актюбинске. Смотрите — не прозевайте…
Ташкентский поезд прибыл в Актюбинск в воскресенье утром.
Как и ожидалось, «очаровательная Софья Ивановна» сделала остановку в Актюбинске. Она сдала саквояж в камеру хранения. С небольшой сумкой, бока которой заметно раздались от содержимого, направилась в город. Кляйн колесила по нему примерно час — проверяла, нет ли «хвоста». Затем направилась к дому, в котором проживал Ницше. Там она пробыла с 11.07 до 12.56. Когда она вышла из дому Ницше, сумка выглядела заметно облегченной.
Очередным поездом Кляйн уехала в Ташкент.
Решено было брать Ницше немедленно.
При аресте у него было изъято 50 тысяч рублей.
На первом же допросе Шкодин спросил у Ницше, откуда у него такая крупная сумма денег.
Ничего вразумительного, естественно, Ницше ответить не мог.
— Эти деньги, — сказал Шкодин, — вы получили от Софьи Ивановны Кляйн. — И показал фотографию Кляйн, выходившей из дома Ницше.
Ницше оцепенел.
— Вот что, Ницше, — сказал Шкодин, — берите бумагу и ручку и напишите нам, как вы боролись за «великую Германию» до войны, во время войны и после нее. Особенно поподробнее напишите, как вы боролись против нас после войны.
Ницше уронил голову на руки и сдавленным голосом произнес:
— Боже мой, какой я был неосторожный…
По своей природе Шкодин очень добрый человек. Дома, на службе, в общежитии с коллегами и друзьями он, как говорится, муху не обидит. Но с врагами Родины он был беспощаден. Выявлял их, не успокаивался до тех пор, пока не доводил дела до конца.
Ну, а когда враг разоблачен и схвачен?
Глядя на склоненного Ницше, Шкодин поймал себя на мысли, что к естественной брезгливости к нему примешивается чувство некоторой жалости.
— Нет, Ницше, — сказал Шкодин, — дело не в вашей личной неосторожности. Говорить с вами по большому счету о преимуществах социалистического строя над капиталистическим не имеет смысла. Если вы, прожив у нас столько времени, ничего не поняли и ничему не научились — тут беда, которую душещипательными лекциями не исправишь.
А вот будь я начальником над вашими шефами, то предъявил бы им много претензий.
Ницше поднял голову:
— Не понимаю, о ком идет речь?
— Возьмем хотя бы Стефани и Зоммера, — ответил Шкодин, — как дипломаты, пользуясь неприкосновенностью, они вели враждебную работу против нашего государства.
— У нас были просто товарищеские отношения, — возразил Ницше.
Шкодин пропустил мимо ушей реплику Ницше и спокойно продолжал:
— А вот результаты: в 1929 году Стефани был пойман с поличным в момент получения от агента подробной информации об одном нашем оборонном заводе. Стефани выдворили из Советского Союза, а агента посадили. Вместе с его помощниками.
Правда, Стефани пришлось в спешке — за 24 часа — уложить в чемоданы свое барахлишко, что, конечно, нелегко, когда его много, — и покинуть территорию Советского Союза. Зато в Берлине он прослыл храбрецом и жертвой ЧК. А его агентам пришлось отбывать «срок от звонка до звонка», да и ротозеям, которых они использовали «втемную», тоже досталось.
Вместо Стефани приехал Зоммер. Кстати, ваш знакомый по Тегерану, где вы бывали по делам фирмы. И опять то же чванство, та же уверенность в своей безнаказанности.
— Еще раз повторяю, — сказал Ницше, — со Стефани и Зоммером я находился в чисто приятельских отношениях. Кроме обычной дружбы между нами ничего не было. Мы не скрывали встреч. Но за их действия не отвечаю.
— А я вас и не прошу, чтобы вы отвечали за действия Стефани и Зоммера. Придет время, они сами за себя ответят.
— Вы в этом уверены? — как-то вяло спросил Ницше.
— Боюсь, что да.
— Боитесь? Вы боитесь, что Стефани и Зоммеру придется отвечать?! — с какой-то надеждой вскричал Ницше.
Шкодин усмехнулся:
— Вы меня не так поняли, Ницше. Знаю, вы невысокого мнения о боеспособности Красной Армии. К сожалению, есть люди и поавторитетнее вас, которые придерживаются аналогичных взглядов. Но это мнение ошибочно. Вы выдаете желаемое за действительность. Почему? — продолжал Шкодин раздумчиво. — Ответ очень прост: надеетесь, что когда-нибудь начнется обещанная Гитлером война против СССР, и тогда вы все станете «большими людьми». А на деле вы оказываете медвежью услугу немецкому народу. Подсовываете немецко-фашистской разведке «дезу». И эта глобальная дезинформация о слабости Красной Армии может толкнуть Гитлера на необдуманный шаг. Вот тогда-то мы, сокрушив немецко-фашистские вооруженные силы, доберемся до вашего логова и примерно накажем всех этих стефани и зоммеров и иже с ними. Но какой ценой? Ценой каких жертв? Вот чего я боюсь. И это слово меня не шокирует. Недаром говорится, что ничего не боятся только дураки — они не в состоянии представить последствия своих поступков.
— Вы опытный следователь, — сказал Ницше, — стараетесь установить со мной душевный контакт?..
— Никакого контакта с вами устанавливать я не собираюсь, — резко оборвал Шкодин Ницше, — тем более душевного. Я просто разговариваю с вами прямо и без обиняков. Проясняю вам ситуацию, в которую вы попали. И вещи называю своими именами. Вы отлично знаете, что Стефани и Зоммер занимались шпионажем против СССР.
— Вы склоняете меня к наговору! — сказал Ницше.
— Боже избави. За наговор, Ницше, будете отвечать по всей строгости наших законов, точно так же, как и за сокрытие правды.
— Что вы от меня хотите? — вскричал Ницше.
— Пойдем дальше, — спокойно продолжал Шкодин, — ваша «очаровательная Софья Ивановна» Кляйн…
Ницше вздрогнул.
— Среди своих поклонников в немецкой колонии в Москве Софья Ивановна будет изображать из себя Мату Хари. А вы сидите здесь передо мной. Чувствуете разницу?
Ницше исподлобья глядел на Шкодина. Тот некоторое время молчал. Потом резко бросил:
— Не находите ли вы, Ницше, что вашим шефам в общем начхать на вашу судьбу?
Ницше промолчал.
— И наконец, последнее… — Шкодин сделал паузу. Ницше насторожился. — Арестованы с поличным Урусова и вся группа агентов, связанных с ней.
Ницше откинулся на спинку стула и весь как-то обмяк.
— Что они показали против вас, я пока не скажу, — продолжал Шкодин. — И вот почему. — Он показал рукой на объемистое досье. — Это дело на вас, Ницше. Здесь много разного против вас. Что там правда, что наговор, я пока не знаю. Но должен знать и узнаю. Вот вы и потрудитесь написать мне всю правду о вашей шпионской деятельности в СССР. Особенно нас интересуют киевский и актюбинский периоды вашей работы. Во вторую очередь нас интересует ваша более ранняя деятельность до войны и в период ее.
— Значит, Урусова действительно арестована, если вы и это знаете, — пробормотал Ницше. Он уже находился в состоянии прострации.
— Ницше, я с вами отнюдь не собираюсь шутить, — твердо сказал Шкодин. — Искренне вам советую — не пытайтесь ввести следствие в заблуждение, не усугубляйте и без того большую вашу вину перед моей Родиной. В противном случае я буду вынужден, — Шкодин сделал ударение на слове «вынужден», — сопроводить ваше дело в суд с припиской, что вы ничем не облегчили работу следствия. Наоборот, пытались ввести нас в заблуждение. А осложнения, которые, естественно, вытекут из этой приписки для вас, — сами понимаете… Я ясно излагаю свои мысли на этот раз?
— Да уж, куда яснее! — Ницше снова взял себя в руки.
Справедливости ради следует сказать, что Ницше был человек неглупый и не из робкого десятка. Но сейчас понял, что контрразведка взяла его в тиски, и он впал в тоскливую задумчивость.
После затянувшегося молчания Шкодин сказал:
— Ницше, разговор на сегодня закончен, вы устали, да и я тоже. Подумайте, утром скажете, будете давать чистосердечные показания или нет.
— Буду! — ответил Ницше.
«А ты человек действия», — подумал Шкодин о Ницше.
Ницше Вильгельм Эрихович родился в 1889 году в Судетской области (бывшая Австро-Венгрия), получил образование в политехнической высшей школе в городе Штрасбурге (Германия). Видимо, не был лишен способностей, поскольку уже в 19 лет в 1908 году стал помощником начальника производства в фирме «Сименс-Шуккерт». Там Ницше привлек к сотрудничеству с немецкой военной разведкой один из руководителей фирмы — якобы его дядя Клиненберг. Мотив вербовки — «идейный»: «Германия, Германия — превыше всего!». Однако идеи — идеями, а за информацию Ницше получал «натурой», или, попросту говоря, деньгами.
Как сотрудник восточного отдела фирмы «Сименс-Шуккерт», Ницше командировался в Варшаву, затем в Тегеран. Там Клиненберг свел его с германским консулом в Тегеране Зоммером.
В 1915 году Ницше был призван в армию, попал на фронт, а вскоре и в плен к русским войскам. После окончания войны по заданию немецкой разведки остался в Советской России, поначалу в качестве военнопленного, а затем…
У нас занимал ряд ответственных технических должностей вплоть до технического директора на механических заводах в Киеве, Черкассах, Днепропетровске.
Ницше посещал систематически германское консульство в Киеве. Для маскировки участвовал во всяких пикниках, катаниях на лодках по Днепру, вечеринках, устраиваемых на средства консульства у Урусовой, связанной с немецкой разведкой еще с 1912 года и снабжавшей ее информацией по Западному фронту.
Ницше использовался немецкой разведкой и как связник. Так, в 1914 году, а затем в 1935 году он ездил в Черкассы и Житомир, где вывел из «консервации» двух немецких агентов и разработал с ними систему связи с немецким резидентом в Киеве.
Ницше передал немецкой разведке разного рода информацию о Днепрогэсе, оборонных заводах, о маневрах Краснознаменного особого Киевского военного округа.
На следствии, затем на суде Ницше признал полностью свою вину. Его показания были подтверждены другими подсудимыми, привлеченными по его и другим делам, а также многочисленными свидетелями.
Да, Ницше и другие немецко-фашистские агенты, оказавшиеся вместе с ним на скамье подсудимых, были врагами не менее опасными, чем те, которые все-таки пришли к нам в страну в сорок первом году. И как знать, сколько бед предупредила эта лишь одна из операций контрразведки по ликвидации вражеской агентуры перед Великой Отечественной войной. Вместе с тем, и это главное, советская контрразведка обезвредила еще одно звено гитлеровской шпионской сети. Это был один из многочисленных предвоенных ударов органов НКВД, лишивших вражескую разведку возможностей сбора информации об обороноспособности Советского Союза и оснащенности военной техникой Красной Армии.