Не горюй!

Слезы капали (Гладиатор)

Георгий Данелия, Кир Булычев, Александр Володин

Высоко в небе, поднимаясь над облаками, летят ученики Тролля: Сероглазый, Горбун и Юный. Они держат большое зеркало в громоздкой золоченой раме.

— Когда-то злой волшебник Тролль смастерил зеркало, — слышен голос, — в котором все доброе и хорошее исчезало, а все плохое, напротив, бросалось в глаза и выглядело еще отвратительнее.

Тролль и его ученики были в восторге от зеркала.

— Только теперь, — говорили они, — можно увидеть людей, да и весь мир такими, какие они есть на самом деле.

И начали ученики злого волшебника таскать зеркало по всей земле и немало натворили этим зла. А потом им захотелось добраться и до неба, чтобы посмеяться и там.

Сероглазый, Горбун и Юный летят с зеркалом навстречу солнцу.

И вдруг — чернота. Грохот, звон. Зеркало летит вниз.

Голос:

— Но зеркало выпало у них из рук, упало на землю и разбилось.

Копыта рыцарского, в богатом уборе, коня простучали по спущенному мосту перед замком. Рыцарь ехал понуро, даже не оглянулся, когда в окошке одной из башен появилась женская фигурка.

Рыцарь остановился перед могучим дубом, приложил к стволу тяжелое копье, достал топорик. Обрубил и заострил задний конец копья и с силой вогнал копье на уровне груди в узкое дупло дуба наконечником наружу. Затем отъехал, отстегнул и снял нагрудник. Оттуда вынул обшитый кружевами платок. Рыцарь отбросил его в сторону. Потер железной перчаткой глазную щель в шлеме. Вонзил шпоры в бока коня и, раскинув руки, поскакал на копье.

Но в последний момент конь резко затормозил. Рыцарь вылетел из седла. С железным грохотом ударился о ствол и оказался верхом на копье.

В бесконечной серой пустыне, под серым небом, в кресле сидит старый Тролль. Рядом, присев на корточки, тихонько напевают его ученики: Сероглазый, Горбун и Юный.

Перед Троллем лежит позолоченная рама. В раме — мельчайшие осколки зеркала, сложенные, словно детская мозаика.

Голос:

— Зеркало разбилось на бесчисленное множество осколков. И осколки разлетелись по белу свету. Тот, кому такой осколок попадал в глаз, начинал видеть во всем только дурное. И жить ему становилось тошно.

Вдруг старый Тролль увидел что-то и указал пальцем. Ученики встали и, приплясывая, запели свою песню.

Рыцарь снял шлем и оказался златокудрым юношей печального облика. Платком он завязал коню глаза. Кинул последний взгляд на далекий замок… и поскакал к дубу. Удар о копье…

…И рыцарь возник в серой пустыне.

Ученики, напевая, показали ему жестом, что надо танцевать. И рыцарь заплясал под их песню, неловко и нехотя, стуча железными каблуками.

Но вот старый Тролль поднял палец. Ученики замолкли. И рыцарь исчез. Испарился. Только звякнуло стеклышко.

Юный подобрал осколок и отнес старому Троллю. А Тролль приладил его в мозаику. Сероглазый поднес к осколку увеличительное стекло…

…В нем виден дуб и рыцарь, проткнутый копьем.

Павел Иванович Васин, располневший пожилой человек с добродушным лицом, ехал осенним вечером в троллейбусе. Он сидел у окна, просматривал служебные бумаги в папке.

Троллейбус встряхнуло на ухабе, Васин поглядел в окно… Тут-то ему и попал в глаз осколок зеркала.

Васин потер глаз, поморгал, глядя перед собой в некотором недоумении. Его лицо странным образом изменилось, словно обрело маску высокомерного страдальца.

Васин поднялся на сиденьи, с трудом, раздраженно закрыл окно. Сел, взглянул на соседку. Та гляделась в зеркало и красилась. Соседка была немолода, нехороша собой, и процесс украшения такой развалины Васину был неприятен. Он отвернулся, подумал о чем-то, снова взглянул на соседку.

— Что? — почувствовав его взгляд, спросила соседка.

Васин не ответил. Он захлопнул папку, спрятал ее в портфель и встал.

Женщина отодвинула полные колени, и Васин выбрался в проход. Народу в троллейбусе было немного. Он посмотрел, куда бы ему пересесть.

Сзади сидел молодой человек лет двенадцати, чавкая, ел мороженое из стаканчика. Еще на одной скамейке, куда можно было бы сесть, дремал, похрапывая, здоровяк, прижимая к животу авоську с апельсинами.

Бывшая соседка теперь пудрилась. Она внимательно поглядела на Васина. Тот отвернулся к окну. За окном моросил дождик. У столба справляла нужду собака. Навстречу проехала поливочная машина. Васин стал смотреть в потолок.

Темнело. Моросил дождик. Ветер гнал по асфальту мокрые листья. Во дворе было пусто. Васин шел нахохлившись. Вошел в подъезд.

Васин вошел в лифт, нажал кнопку. Взгляд его упал на стенку, где было выцарапано слово: «дурак».

Васин потер надпись ладонью. Не стирается. Полез в карман за платком, только вынул его, лифт дернулся и замер.

Васин вышел на площадку. И тут увидел, что на белой стене написано: «сам дурак!»

Васин поглядел на надпись. Понял, что не стереть. Подошел к двери, открыл ее ключом.

Жена сидела в прихожей возле телефона с листком бумаги и карандашом.

— Хорошо… тогда с этого можно начать, — оживленно говорила она. — «Судьба бывает к нам сурова, давайте же в прощальный час мы дружно скажем Ковалеву, что плохо будет нам без вас…»

Васин поставил портфель, снял плащ, повесил, но в комнату не пошел, остался в прихожей.

— «Что плохо будет» — это уже хором, — пояснила жена. — Простите, муж пришел. Секундочку, Павел, там все накрыто, суп на подоконнике. — И снова в трубку. — Читаю дальше, Геннадий Яковлевич. «Вы ярый недруг подхалимов…» Как?.. Ярый враг? Да, это лучше. «Вы ярый враг подхалимажа, но вас обидеть не боясь, о чем молчали, нынче скажет… мы любим вас… мы любим вас» — это уже хором.

Васин прошел на кухню. За столом сидела его невестка Люся. Она курила и читала книгу.

— Здрасьте, папа, — помахала она сигаретой. — Что так поздно? — И снова уткнулась в книгу.

Васин кинул взгляд на стол. Там стояла тарелка, рядом ложка и вилка. Салат в салатнице. Хлеб нарезан.

Васин взял с подоконника кастрюлю, поставил на плиту, зажег газ.

— «Мы любим вас, мы любим вас. Мы вам подарим унитаз», — пробормотал он.

— Что? — подняла голову Люся.

Васин не ответил, но выразительно помахал перед носом ладонью, разгоняя дым.

— Третья за день, — сказала Люся. — Прогресс налицо.

Сесть Васину было не на что. Он даже заглянул под стол. Пришлось идти за табуреткой.

В коридоре жена продолжала:

— Вот здесь присутствует Тетерин… Почему не надо? Нет, Геннадий Яковлевич, вас обязательно надо, просто необходимо!

Васин прошел в столовую. В большой комнате четырехлетняя внучка Машенька сидела перед телевизором, увлеченно смотрела передачу «Человек и закон». Речь шла о воспитании культуры половой жизни.

— Привет, Паша, — сказала внучка, не отрываясь от экрана. — Как жизнь?

Васин молча переключил телевизор на другую программу, — там шел мультфильм.

Пошел к сыну в комнату. Маша вслед ему сказала:

— Паша, ты невоспитанный.

Гера лежал на диване и смотрел в потолок. Оглушительно гремел магнитофон на столе. Доска с проектом лежала на двух табуретках. Гера не услышал, как вошел отец.

Васин первым делом протянул руку, выключил магнитофон.

Сын очнулся.

— Батя, я мыслю… верни музыку.

Васин поглядел на его работу. Проект был в самой начальной стадии. Поднял доску, прислонил ее к шкафу, взял табуретку.

Сын сказал со слабым возмущением:

— Ты чего, батя? Стульев, что ли, дома не хватает?

Васин молча вышел из комнаты.

Машенька снова глядела «Человек и закон». Вдогонку Васину грохнула музыка из комнаты сына. Жена все талдычила в телефон:

— Вот здесь присутствует Тетерин, теперь он нам заменит вас. Но первым скажет он: «потеря, что покидаете вы нас…»

Васин поставил табуретку, вошел в ванную. Снял пиджак, засучил рукава, открыл кран, взял мыло… Сквозь шум воды слышался голос жены.

— Как… Невосполнимая потеря? В размер чуть-чуть не укладывается, Геннадий Яковлевич…

Васин швырнул мыло, вышел в прихожую.

— Дай-ка! — он сказал это так, что жена послушно протянула ему трубку.

— Здравствуйте, Геннадий Яковлевич, это муж. Есть вариант. Слушайте. «Теперь назначен нам Тетеря! И каждый здесь, конечно, рад! Давайте дружно мы теперя! Тетерю поцелуем в зад!» Как? По-моему, точно в размер и товарищу Тетерину наверняка понравится.

Жена нажала на рычаг.

— Ты… ты что наделал?! Это же он! Сам Тетерин!

— Тем лучше.

Васин вернулся к умывальнику, стал мыть руки.

В ванную вошла жена.

— Павел, что за глупая шутка? Я сейчас наберу номер, а ты извинись.

Васин молчал.

— Павел, ты соображаешь, в какое положение ты меня поставил?

Васин молчал.

— Хомячок, надо отвечать, когда к тебе обращаются.

Васин вытер руки полотенцем, повернулся к жене.

— Она там, — он показал на столовую, — разлагается. А вам всем плевать. Садисты.

Подхватив табуретку, он ушел на кухню. Закрыл за собой дверь.

Жена заглянула в столовую. Машенька сидела перед телевизором, смотрела, как дети гуляют по бульвару.

Люся читала. Васин взял половник, налил себе в тарелку, сел за стол, взял ложку…

— Папа! Это же кисель! — невестка схватила его за руку.

Васин взглянул, в тарелке и в самом деле был кисель.

— Ну, вы, папа, совсем заработались.

Люся встала, сменила тарелку.

— Вам брусничный лист надо пить, в нем железо.

Она взяла с подоконника такую же кастрюльку, поставила на плиту:

— Папа, вот в этой всегда суп. А это Машкина. Видите, на ней Гера цветочек нарисовал? Эту не трогайте.

Люся села, пододвинула свекру салат, постучала пальцем по книжке.

— Очень умная книжка. Только на вечер дали. У нас в больнице за ней очередь… А вообще-то, папа, что вам стоит звякнуть директору книжного магазина, чтобы и нам продавали со склада дефицитную литературу.

— Люся, — сказал Васин, — не называй меня папой, пожалуйста.

— Почему?

— Я прошу.

— Ладно… А почему все-таки? Я же вас так с самого начала зову.

— Не будем уточнять.

Взгляд у Васина был недобрый.

— А как мне вас называть? Товарищ Васин?

— Меня зовут Павлом Ивановичем.

— Ну, это для близких. А я уж лучше к вам буду обращаться официально. Как вы спали, товарищ Васин? Кушайте салат, товарищ Васин…

— Вон отсюда, — тихо сказал Васин.

— Что? — губы у нее дрогнули.

— Вон.

Васин встал и вышел.

Жена была снова у телефона.

— Нет, Геннадий Яковлевич. Ну, как вам такое могло прийти в голову! Вы же знаете, как я к вам отношусь! Я и сама в полном недоумении. Это совершенно на него не похоже.

Из комнаты сына по-прежнему доносился рок. Телевизор работал вовсю.

Васин вошел в спальню. Захлопнул за собой дверь. На кровати лежали платья жены. Он сбросил их на пол. Сел.

Вошла жена. Увидела свои платья на полу.

— Павел, что происходит?

Муж молчал.

— У тебя неприятности на работе?

Он молчал.

Тогда она вскричала:

— Гладила же платья! Снова все гладить? Что такое, в конце концов!

Глаза ее наполнились злыми слезами.

— Мне противен твой подхалимаж, — сказал Васин.

— Какой подхалимаж? При чем тут подхалимаж? Человек уходит на пенсию. Его провожают, говорят теплые слова. Элементарное проявление вежливости.

— Кто уходит? Тетерин?

— Не Тетерин, а Ковалев! А Тетерина, наоборот, назначили вместо него!

— Именно.

— Что? Что именно?

Вошел Гера.

— Батя, Люся плачет.

— Что случилось? — растерянно спросила жена. — Что он еще натворил?

— Я этих девиц расчетливых терпеть не могу!

— Батя, подбирай выражения, — сдерживаясь, посоветовал сын.

— Гера, не обращай внимания. У папы неприятности. Иди, иди…

— Погоди, мать. Батя, кто расчетливая? Люська? В чем? В том, что вышла замуж за студента без стипендии? Смешно.

— Смешно? Смейся, — сумрачно сказал Васин. — Не за тебя она замуж выходила.

— А за кого?

— За меня.

— Вот это уже новость, — удивилась жена.

— Да. Думала, отец этого хлюпика — взяточник. Будет у нее и дача, и машина.

— Чушь собачья! — возмутился сын.

— А кто меня просил устроить двухкомнатную квартиру? Папа римский?

— Да, просила! — в дверях появилась Люся с Машенькой на руках. — Ну и что тут такого? Каждой женщине хочется быть хозяйкой в своем доме.

— У тебя есть своя жилплощадь. Хозяйничай там.

— Товарищ Васин, а вы видели эту, извиняюсь за выражение, жилплощадь? — спросила Люся.

— Товарищ Васин, почини, — Машенька протянула деду куклу.

— У тебя есть отец. Пусть он чинит. Я всякую жилплощадь видел, — ответил Люсе Васин. — А здесь — я хозяин. Не нравится — скатертью дорога!

— У Геры диплом. Ему нельзя мешать, — сказала внучка.

— Батя, Люся — моя жена, и я тебе запрещаю с ней говорить в таком тоне.

— А вот запрещать ты не имеешь права. Ты пока абсолютный нуль!

— Павел, может, ты достаточно уже наговорил! — оборвала его жена. — Это уже невыносимо!

— Так, — Васин поднялся во весь свой небольшой рост. — Всем я тут мешаю.

Он пошел в ванную. Надел пиджак, сунул в карман пиджака зубную щетку и бритву. Постоял. Ковырнул пальцем кафельную плитку на стене. Плитка отлетела, разбилась. Стукнул кулаком — отлетело сразу три.

На грохот в ванную заглянула жена:

— Совсем очумел?

Васин вышел в прихожую, надел шляпу, взял плащ.

— Паша, ты куда? — спросила Машенька.

— Вот! Вот кого мне жалко! Совсем ее искалечите! Бедная девочка!

Васин взял портфель и ушел.

В холле гостиницы за столиками мирно дремали интуристы и командировочные.

Администратор, не поднимая головы, сказал:

— Мест нет.

— Есть, — уверенно сказал Васин и протянул свое служебное удостоверение. — Будьте любезны, номер с ванной.

Администратор посмотрел в удостоверение, вернул:

— Сожалею, товарищ Васин, но ничем не могу помочь. Своих горожан мы вообще не поселяем.

— Это почему же?

— Свои дома спят.

— Ну, а если я десятку в паспорт суну?

— Идите домой, Павел Иванович…

— Так. Рост благосостояния… Сколько же вам надо? Двадцать пять?

— Сами уйдете? Или позвать милиционера?

— Я-то уйду сам. А вот вас отсюда действительно увезет милиция. И не домой. Отнюдь!

И с этими словами Васин пошел к выходу.

У дверей он увидел сидевшего на стуле пожилого человека в синем пиджаке с блестящими пуговицами.

— Что вы здесь расселись? — сказал он сурово. — Встаньте и откройте дверь.

Человек удивился.

— Эни, что он сказал? — спросил он по-английски. Девушка, которая стояла рядом, и о чем-то болтала с молодым человеком, ответила:

— Он просит открыть дверь, Джордж.

— О, конечно. Прошу.

Иностранец встал, открыл дверь.

Васин немного растерялся попервоначалу, но все же сказал:

— Мерси.

Вышел.

— Вот народ, — сказал швейцар, который сидел по другую сторону двери, иностранцу. — Лень самому дверь открыть.

Васин вышел на улицу. Было темно, сыро, моросил дождик. Васин отступил под навес, достал потрепанную записную книжку, перелистал. С сомнением покачал головой. Полистал снова.

Но тут из гостиничного ресторана грянула музыка. Несколько секунд Васин колебался, но голод пересилил, и он направился к ресторану.

— Вы один? — спросил метрдотель.

Васин кивнул.

— Пожалуйста, — сказал метрдотель — сама любезность. Два шага, и они остановились перед столом. На нем стояла бутылка с шампанским. Рядом — небольшой магнитофон.

— Здесь уже сидят, — сообщил метрдотелю Васин.

— Ничего, — улыбнулся тот. — Вы не помешаете.

Он протянул Васину меню. И испарился.

Васин сел. Обвел взглядом зал. Танцевали так, будто завтра потоп. Азартнее других длинный парень в шляпе и его партнерша.

Васин открыл меню. Провел пальцем по странице.

Музыка перестала играть. К столику подошел именно тот парень в шляпе с девушкой.

— Здравствуйте, — сказала девушка Васину.

Сели. Парень снял шляпу, положил на стол. Потом нажал кнопку магнитофона, отмотал. Нажал другую кнопку. Прозвучала музыка.

— Пишет, — сказал он девушке.

Та радостно кивнула.

— При ресторане существует гардероб, — заметил Васин парню, намекая на его головной убор.

— Обязательно, — согласился парень и снова надел шляпу.

— Это я Саше подарила, — объяснила девушка Васину. — Он теперь в ней спать будет.

Парень, не робея под уничтожающим взглядом Васина, разлил шампанское на три бокала.

— Ну, — Саша поднял бокал, звякнул по бокалу Васина. — За Анастасию! — И выпил.

— Молодой человек, прежде чем… — начал Васин. Но тут снова загрохотал оркестр, и закричала певица.

Саша включил магнитофон, вскочил, протянул руки Насте, и они скрылись в толпе.

Из полумрака возник официант. Раскрыл книжечку, чтобы записать заказ.

Васин тяжело поднялся из-за стола. Указав пальцем на полный бокал шампанского, сказал:

— Получите с меня за бокал этих пузырей.

— Пролетарская, какой дом? — спросил водитель.

— Шесть, — ответил Васин, заглянув в записную книжку.

Машина остановилась. Васин вынул два рубля. Таксист взял деньги, протянул руку, чтобы выключить счетчик.

— Восемнадцать копеек, — сказал Васин.

— Чего? — искренне удивился водитель.

— Сдачу, — сказал Васин.

Таксист пошарил в кармане, достал две копейки.

— Вот, — сказал он. — Нет мелочи, все раздал.

— Поехали, — сказал Васин, забрав две копейки.

— Куда? Вон он — дом шесть.

— Поехали вперед.

Шофер выразительно посмотрел на Васина. Но поехал. Васин смотрел, как выскакивают цифры на счетчике. Когда там набежало 96 копеек, он сказал:

— Стоп!

— На две копейки не доехали, — сказал шофер. Но остановился, повернул ручку, выключил счетчик. — Может, рванем дальше, на все две копейки?

Васин молча вышел из машины. Дождик все моросил. Васин поднял воротник плаща.

Место было темное, рядом тянулся какой-то парк за невысоким забором. Фонари светили редко, а вдали в полукилометре виднелись дома, куда надо было возвращаться.

Васин шел быстро и не сразу заметил учеников Тролля. Светлоглазый, Горбун и Юный, тихонько напевая и приплясывая, шли по мостовой навстречу Васину.

Пустынная темная улица, зловещие фигуры… Васин замедлил шаги. Тролли приблизились, остановились перед ним.

Васин тоже остановился. И понял: будут грабить. Сейчас спросят, сколько времени или попросят закурить…

Васин сделал движение, чтобы обойти их. Тролли незаметно переместились в ту же сторону. Васин попытался обойти их с другой стороны. Тоже не удалось. Тогда он снял с руки часы и протянул Горбуну. Тот приложил часы к уху, послушал, протянул Юному, тот тоже послушал и отдал Сероглазому. Тот бросил часы на землю. В то же мгновение тролли исчезли.

Васин обернулся. Тролли стояли сзади. Они помахали руками и пошли прочь, напевая и приплясывая.

Когда Васин наклонился, чтобы отыскать часы на земле, их там не было.

Часы обнаружились у него на руке.

На третьем этаже целовалась парочка. Промокший, запыхавшийся Васин прошел мимо них, позвонил в квартиру. Раздался лай. Бобылев открыл дверь. Он держал за ошейник молодого ньюфаундленда.

— Это я, — сказал Васин.

— Заходите, Пал Иваныч, а я уж думал, что вы заблудились. Джек, замолчи, Джек, я кому говорю?

Васин вошел в квартиру, закрыл за собой дверь.

— Вы один? — спросил Бобылев. — Раздевайтесь.

— А с кем ты меня ждал?

— Когда вы позвонили и сказали, что хотите у меня переночевать, я подумал… Джек, ну что с тобой! Как тебе не стыдно. Не знаю, что с ним случилось. Никогда ни на кого не лаял. Я его в ванную закрою. Проходите.

Васин заглянул в комнату. На диване лежало сложенное постельное белье, рядом горел торшер, на стене висела большая репродукция.

— Что ты подумал? С кем ты меня ждал?

— Я подумал… ну, может, вы с супругой.

— Что это? — сразу спросил Васин, показывая на репродукцию.

— Где? — спросил Бобылев, заглядывая в комнату. Джек следовал за ним. Бобылев прижал собаку к стене. — Это Гойя… «Маха обнаженная». Репродукция.

— Вижу, что репродукция. А это что? — Васин показал на флакон, стоящий на тумбочке.

— Это? Одеколон. Польский.

Джек продолжал лаять.

— Понятно, — сказал Васин.

— Пал Иваныч, — сказал Бобылев. — Я его лучше в гараж отведу, а то он так и будет всю ночь лаять.

— А у тебя и гараж есть?

— Временный, но там сухо. Пошли, Джек. — Бобылев начал подтаскивать Джека к двери. — Пал Иваныч, я, пожалуй, там с ним останусь, а то он молодой, будет нервничать. Сейчас. Только подушку возьму. А вы располагайтесь.

— Нет, Бобылев, не буду я у тебя располагаться. Не на того напал.

С этими словами Васин пошел к двери.

— Пал Иваныч, вы куда?

Васин уже вышел на лестницу.

— Я твою схему понял, Бобылев.

Васин стал спускаться по лестнице.

— Какую схему, Пал Иваныч? О чем вы?

— Элементарную, — он здесь со своей… с махой одеколонится, а ты с этим уродом в гараже пережидаешь. А потом он у тебя всю жизнь на крючке и пляшет под твою дудку…

— Кто он? Пал Иваныч? Какую дудку?

— Нужный человек.

— Какой человек?

— Молчи, сколопендра.

Васин вышел во двор. Моросил дождик. Кое-где горели окна» отражаясь в лужах. Неподалеку от подъезда Васин углядел беседку со скамейкой. Васин сел на скамейку и ему стало так грустно, что жить не хотелось. Ему было холодно. И идти было некуда.

Ученики принесли старому Троллю осколок зеркала. Тот нашел ему место в раме. Ученики присели на корточки и стали ждать.

На открытой веранде дворца танцевало несколько балетных пар. Оркестрик разместился в стороне. Король и его ближайшие придворные смотрели балет. Король — сидя в кресле, остальные — почтительно стоя сзади.

На сцену выбежала прима и замерла. Дирижер изогнулся в истоме, ведя палочкой в воздухе. Скрипка послушно начинала вести нежную партию.

И вдруг скрипачу попал в глаз осколок зеркала. Он зажмурился…

В тот момент, когда прима в изящном па взлетела над сценой, скрипка начала разрывать слух жестокими звуками.

Прима замерла. Дирижер был в ужасе. Король поднял бровь. А когда король поднимает бровь, это плохо. Придворные недоумевали.

В беседку осторожно, даже робко вошел человек, по тщательности движений и выверенности шагов которого было ясно — он безнадежно, но привычно пьян.

— Извините, — сказал он Васину. — Я не помешал?

Алкаш присел рядом. Вздохнул. Ему хотелось поговорить.

— Выгнала, — сообщил он.

Алкашу было холодно. Он дрожал.

— Щас будет звать, уговаривать, вернись, Василий! А я — нет. Принципиально. Нет у меня дома. Нет родного угла.

Алкаш вгляделся в Васина, спросил:

— А где Лешка?

— Кто?

— Ошибся, прошу прощения.

Наверху открылось окно. Обозначился женский силуэт.

— Василий! — раздался голос.

— А я молчу, видишь? — тихо сказал алкаш. — Принципиально.

— Василий!

— Чего? — крикнул в ответ алкаш.

— Ничего! — ответила женщина. Хлопнула форточка.

— Видишь, — сказал алкаш Васину. — Воспитал. — Он поднялся. — И ты сам не ходи… пускай зовет. Воспитывай.

Жена при виде вошедшего в дверь Васина бросила телефонную трубку. На лице ее было написано явное облегчение.

— Паша, слава Богу! — сказал она. — Я уж не знала, что и думать.

Васин снял мокрый плащ, повесил его.

— Я пришел, — сообщил он.

— Ну и хорошо… Ты промок? — она посмотрела на плащ.

— Все мы не без недостатков, — мирно сказал Васин.

Он прошел на кухню, открыл хлебницу, достал батон.

— Павел, — сказала жена от двери на кухню, — она пришла туда за мужем, — ты только не переживай. Они ушли.

— Кто? — Васин застыл с поднятым ножом — собирался разрезать батон.

— Ребята. Взяли Машеньку и уехали.

— Чепуха, — сказал Васин, не выпуская батона, прошел в комнату к детям, открыл дверь.

Там было пусто. Доска с проектом исчезла. И магнитофон. И на обоях — почему-то сразу бросалось в глаза — светлые прямоугольники от картинок и фотографий, что раньше висели там.

На полу валялась фотография Васина.

В длинном коридоре коммунальной квартиры зазвонил телефон. Небритый сонный человек в тренировочном костюме взял трубку.

— Людмилу попрошу, — сказал Васин.

— А вы попозже позвонить не могли? — спросил мужчина. Он положил трубку, ткнул кулаком в соседнюю дверь.

— Люся, тебя.

Люся разбирала привезенные вещи. Машенька спала на раскладушке.

— Господи, и здесь покоя нет, — сказала Люся Гере. — Сам с ним разбирайся.

Гера взял трубку.

— Да? — спросил он.

— Гера?

— Я, батя.

— Я просил Люсю.

— Люсь, он с тобой хочет поговорить.

— Скажи ему, что мы не вернемся.

— Она занята, батя, — сказал Гера.

— А я сказал: позови! — настаивал Васин.

— Сегодня уж пускай там переночуют. Нечего ребенка ночью туда-сюда возить. Она и так травмирована, — сказала жена.

Васин кивнул.

— Добрый вечер, товарищ Васин. Чем обязана? — спросила невестка.

Васин вздохнул. Но сдержался.

— Люся, — сказал он, — утром вы можете вернуться. Но, разумеется, при условии, что ты кое в чем пересмотришь свой моральный кодекс.

— Да?

— Да. Но это категорическое условие.

— Дорогой товарищ Васин, мы не вернемся, пока вы сами не пересмотрите свой кодекс. С нашим все в порядке.

— В порядке? А мой магнитофон ты сознательно украла или по рассеянности с собой прихватила?

— Ах, вот вы о чем? Товарищ Васин, это вы по рассеянности забыли, эту бандуру вы подарили на день рождения своей внучке. Так что, если скучаете без музыки, купите себе новый. И проверьте, все ли вилки у вас целы.

И Люся бросила трубку.

— Зачем тебе вдруг понадобился этот магнитофон? — нервно спросила жена.

— Зачем?.. А затем, чтобы записать, как ты храпишь!

— Я?..

Васин решительно отправился в спальню, сгреб одеяло и подушку.

— Тридцать лет терпел. Хватит!

Он понес постельное белье в столовую.

— Павел…

Васин остановился.

— Последний алкаш! Последняя собака имеет право на сочувствие… на гуманное отношение. За что? За что вы так меня ненавидите? Я тебе никогда не изменял. Я тебе деньги до копейки отдаю, я вам жизнь посвятил.

— Павел, о чем ты?

— Только не начинай рассказывать, что я не хожу с тобой с консерваторию, и что я толстый и лысый, и тебе стыдно показываться со мной на людях. Помолчи. Я тоже живой человек.

— Павел, ну что ты несешь? У меня даже в мыслях…

— Извини, мне рано вставать. Спокойной ночи и приятных сновидений.

Он захлопнул за собой дверь и, сняв только мокрые ботинки, улегся на диван, натянул на себя одеяло и начал жевать батон, который так и не выпустил из рук.

Тут дверь приоткрылась. Показалась жена. Но Васин сделал вид, что ее не видит.

— Паша. — Она подошла к дивану, наклонилась над ним. Потрогала лоб.

Васин отвернулся.

— Может, ты захворал, хомячок? Тебе плохо, маленький?

Васин обернулся к жене. Поглядел на нее, не переставая жевать. Посмотрел внимательно. Так, что жена замолчала.

— Зачем? — спросил он. И после паузы. — Зачем в твоем возрасте штукатурить физиономию? Кого ты хочешь этим обольстить? Мымра!

Жена выпрямилась, прижала руки к сердцу.

— Детей выгнал. Что же, выгони и меня.

Васин отвернулся к стене. Слышно было только, как он чавкает.

Жена ушла.

Васин жевал батон и страдал.

Скрипач жил на мансарде с балконом, в старом Париже. Сверху, с балкона ему открывался вид на город, на Нотр-Дам, на мосты через Сену.

Скрипач со скрипкой в руке стоял на балконе, глядел с тоской на город. Потом взгляд его упал на другую сторону узкой улицы. Там, у окна, сидела белошвейка. Увидев его, белошвейка робко улыбнулась.

Скрипач отвернулся и начал играть первые такты пьесы Гайдна. Но руки его не слушались, и через несколько секунд над городом понеслись отвратительные звуки. Скрипач попытался сыграть другую мелодию, но напрасно.

Белошвейка заткнула уши, и слезы потекли по ее щекам.

Скрипач в отчаянии разбил скрипку о перила балкона, и куски ее полетели вниз.

Белошвейка ахнула.

В пустыне ждали старый Тролль и его ученики. Вот старый Тролль поднял руку, указывая вдаль. Ученики запели и стали пританцовывать.

Скрипач зашел в убогую каморку, на столе лежала тарелка, на ней огурчик.

Скрипач отрезал кусочек огурца, наколол на старинную, в два зубца, вилку, налил в бокал жидкость из бутылки. Хлопнул бокал одним духом. Закусил огурчиком… Замер…

…И оказался в пустыне. Ученики Тролля повели его, жестами показывая, что ему надо танцевать.

Скрипач начал танцевать изящно, как танцевали в восемнадцатом веке.

Старый Тролль поднял палец. Ученики замолчали… И скрипач исчез.

Звякнуло стеклышко. Юный подобрал его и отнес старому Троллю. Тот нашел осколку место в раме…

…И в осколке отразилась каморка скрипача и скрипач, лежащий головой на столе. Рядом с бутылью. На этикетке бутыли был нарисован череп и написано «яд».

За ночь с Васиным произошло странное превращение. Словно вчерашние испытания и страдания завели его за грань, откуда началось наступление на то зло, которое постоянно возникало перед его глазами.

По утренней улице к автобусной остановке шагал завоеватель, мессия, крестоносец. На секунду он замедлил шаг перед памятником Александру Невскому с мечом в руке. Кинул взгляд на героя — в чем-то ощутил с ним родство душ.

На стоянке толпились люди, ждали автобус. Васин не стал смешиваться с толпой. Он мысленно пересчитал всех, запомнил крайнего и начал прохаживаться рядом, размахивая портфелем.

Подошел автобус. Утренний, полный народа. Люди на остановке начали втискиваться в него. Вдруг Васин решительно шагнул к двери. Мановением руки он отстранил человека, поставившего было ногу на подножку автобуса, и крикнул:

— Секундочку! Виноват! Моя очередь! — и вошел внутрь перед носом оторопевшего человека.

Васин не бесчинствовал. Даже в этом, казалось бы, невежливом поступке, была борьба за справедливость. Войдя в автобус, он остановился наверху и произнес:

— Входите, товарищи!

Зареченский райисполком располагался в трехэтажном особняке конца прошлого века. Во дворе хромой сторож жег желтые листья.

Васин поглядел на дым, потом вошел в высокий подъезд.

Васин поднялся по широкой лестнице на второй этаж.

В коридоре уборщица тетя Нюра пылесосила ковровую дорожку.

— Иваныч, — сказала она Васину, когда он проходил мимо, — я тебе долг с тринадцатой зарплаты верну, хорошо?

Васин не ответил, ключом открыл дверь с табличкой: «Васин П. И.». Прошел внутрь.

Васин решительно поставил портфель на стул, повесил на вешалку плащ и шляпу, закрыл форточку.

За окном видна стройка. На лесах стоит ведро. Рядом с ним сидит, свесив ноги, строитель и курит.

Васин сел за стол. Стал что-то быстро писать.

Зазвонил телефон. Он снял трубку.

— Васин слушает.

— Паша? Ты уже пришел? — голос жены был напряжен и дрожал.

— Нет. Я еще дома. Пью чай в одиночестве, — ответил Васин, продолжая писать.

— Паша, — сказала жена, — я была у детей…

Она ждала реакции Васина. Может быть, раскаяния. Рядом с женой сидела Дина, женщина с решительным профилем. Курила.

А Васин в открытую дверь увидел… что по коридору бежит, стучит каблучками Наташа в клетчатой юбке. Она заглянула на бегу в дверь, увидела Васина, обрадовалась. В руке у нее было три розочки. Наташа вбежала в кабинет, вставила одну розу в стакан с карандашами.

— Это вам, Пал Иваныч. Представляете, в троллейбусе один чудак подарил.

— Паша, — сказала жена, — ты меня слушаешь?

— Да, — сказал Васин. — Секундочку, Брюхова, — обратился он к Наташе, — напечатай быстренько, — он дал ей лист бумаги. — Шереметьевой — выговор.

— Тете Нюре? За что? — удивилась Наташа.

— Уборка должна производиться до начала рабочего дня, а не во время. Иди. — И в трубку. — Слушаю.

— Я повезла продукты, — сказала Ирина. — А она… они ничего не хотят от нас брать… И там… там действительно ужасные условия. Павел, надо все это как-то урегулировать…

Мимо двери прошел Бобылев.

— Минутку! — сказал Васин, прикрывая ладонью трубку. — Бобылев!

Тот уже и сам заглянул в кабинет.

— Пал Иваныч, вы вчера, наверно, не так меня поняли.

— На работу надо приходить вовремя, — сказал Васин сухо.

Бобылев посмотрел на часы.

— Сейчас девять, Пал Иваныч.

— Васин слушает, — сказал Васин в трубку. Больше он на Бобылева не смотрел.

Тот потоптался в дверях и исчез.

Жена сидела, держа в руке трубку.

— Что он говорит? — спросила Дина.

— Ничего. Павел, ты мне ничего не хочешь сказать? — спросила Ирина. Видно было, что она на пределе терпения.

Васин вытащил из стакана розу и кинул ее в корзинку для бумаг.

— Минутку, — сказал он, увидев, что мимо двери проходит Галкина. — Галкина, давай-ка организуем рабсилу для сноса временных гаражей.

— На когда?

— Сегодня. Сейчас.

— Сегодня? А как же владельцы? Их же надо предупредить.

— Предупреждали. Ну, что ты стоишь? Не видишь, я по телефону разговариваю? Будь тактична…

— Извините!

Галкина ушла.

— Я слушаю, — сказал Васин в трубку. Но в трубке были слышны короткие гудки.

— Что он сказал? — спросила Дина. — На тебе лица нет.

— Ничего не сказал. Все то же самое.

— Ирина, слушай меня внимательно. Его срочно надо показать Вадиму.

Васин сидел, нетерпеливо барабаня по столу пальцами.

На лесах человек с ведром поднялся на этаж выше, поставил ведро и сел рядом.

Мимо открытой двери шли сослуживцы. Все приветливо здоровались с Васиным. Тот сдержанно отвечал на приветствия.

— Колычева, пожалуйста, — сказал Мамаев в трубку.

— Владимир Николаевич на сессии горсовета, — ответила секретарша Рая.

— А кто есть? Это Мамаев беспокоит.

— Сорокин, зам. Соединить?

— Да.

— Гаева Антонида Андреевна, — напомнил Мамаеву сидящий напротив тучный человек с бородкой.

Мамаев кивнул.

— Добрый день, Александр Алиевич. Слушаю вас, — раздался в трубке бодрый голос Сорокина.

— Сорокин, что у вас за аврал с гаражами? — спросил Мамаев. — Люди, понимаешь, на работе, а у них гаражи сносят в тот момент.

— Я не в курсе, Александр Алиевич. Я чехов встречал.

— Вот и разберись. Я думаю, надо владельцам дать время подготовиться, а потом уж действовать.

— Я тоже так думаю, Александр Алиевич.

— Вот и хорошо, что так думаешь.

Мамаев положил трубку.

— Вы про Гаеву забыли сказать, — упрекнул человек с бородкой.

— Этот вопрос касается не только Гаевой, Валерий Феликсович. Его надо решать в целом.

Сорокин нажал на кнопку селектора. Но там ему не ответили. Он нажал на другую.

— Галкина? — спросил он. — Где Васин?

— Павел Иванович в пожарной охране.

— Это еще зачем?

— Не знаю, Валентин Максимович.

— Тогда ты скажи, что вы там с гаражами затеяли?

— Мы выполняем решение от 17 февраля о сносе временных гаражей в связи с комплексным благоустройством.

— А вы о владельцах подумали? Люди на работе, а у них гаражи сносят в тот момент…

— Мы в свое время всех предупреждали. Предоставили место для постройки новых.

— Когда предупреждали? Год назад? Тогда и надо было действовать.

— Тогда все дали подписку, что снесут сами… Валентин Максимович. Но фактически никто…

— Ну вот что, Галкина, хватит дискутировать. Прекращайте снос.

— Это приказ?

— Считайте, что приказ.

— Валентин Максимович, Пал Иваныч сказал, что если будет такой приказ, чтобы обязательно в письменной форме.

— Это еще зачем? Бумажную волокиту разводить?

— А когда с нас спросят: почему эти развалюхи все еще засоряют район, чтобы был оправдательный документ.

— Ладно. Васин, как объявится, пусть зайдет ко мне.

Отключился.

Галкина взяла трубку, которая во время разговора лежала на столе:

— Слушаю… Товарищ, я вам, кажется, все объяснила. Ваши же дети будут играть на том месте, на зеленой травке…

Положила трубку. И тут же раздался звонок.

— Господи! — устало вздохнула Галкина. — Слушаю…

— И что это сегодня наш Василек разбушевался? — подняла голову от машинки Наташа. — Кто его укусил?

— Жена, — сказал Бобылев.

— Толя, — строго сказала Галкина, прикрыв трубку ладонью, — перестаньте сплетничать. Никому это не интересно.

— Дворец культуры? — спросил Сорокин по телефону. — Нельзя ли мне как-нибудь Владимира Николаевича Колычева позвать?

— Нельзя. Идет доклад.

— А когда у вас перерыв запланирован?

— Не знаю.

Сорокин положил трубку, сказал по селектору:

— Рая, меня нет, я в поликлинике.

Возбужденный, в расстегнутом плаще, Васин уверенно шагал по коридору. Открыв дверь с надписью «Старухин К. К.», спросил у сотрудника:

— Ну как?

— Насчет чего?

— Насчет администрации гостиницы.

— А… Выяснил. Он, оказывается, это… того. Его только вчера назначили. Так что, он не успел бы брать эти… как их. Так что, ты напрасно… Слушай, погоди… что-то я тебе должен сказать… А, да. Вы там, это, с гаражами… Так вот, Гаеву нельзя. Она это… Она, понимаешь…

— Понимаю.

Васин закрыл дверь.

Возле кабинета его ждали Андреева и Павлов — представители завода, и вальяжный седой мужчина.

— Опять здесь? — сказал Васин Андреевой. — Мы же утром все обсудили. Привет, — он протянул руку Павлову.

— Ничего мы не обсудили! — крикнула Андреева.

— Вы ко мне? — спросил Васин седого мужчину.

— Вы Васин? — спросил седой и внимательно посмотрел на Васина.

— Я сейчас, — Васин заглянул в комнату Галкиной.

— Зинаида, запиши, — сказал он Галкиной. — Отныне сжигание сухих листьев производить в присутствии представителя пожарной охраны.

— Секундочку, — сказала Галкина в трубку. — Куда записать? — спросила она Васина.

— Найдешь куда.

— Пал Иваныч, вас Сорока разыскивал. Позвоните ему, — сказала Наташа.

Васин закрыл дверь, вернулся к своему кабинету, достал ключ из кармана.

— Пал Иваныч, — в коридор вышел Бобылев, — можно на часок отлучиться?

— Нельзя.

— Я сам свой гараж хочу разобрать.

— Без тебя разберут, — буркнул Васин, ковыряясь ключом в замке.

Ключ не поворачивался.

— Там у меня бампер новый, Пал Иваныч. Я в Москву специально за ним ездил.

— Имущество опишут в присутствии понятых.

— Я знаю, но самому как-то спокойнее.

— Раньше надо было думать. А не гнездо разврата устраивать.

Васин рванул дверь — она оказалась незапертой.

— Какое гнездо, Пал Иваныч? Ну что вы, ей-богу!

— Бобылев, вам что — делать нечего? Вас там трое, а работу и за одного не выполняете. Идите!

Васин повернулся к седому.

— Прошу.

— Пал Иваныч, ты сначала с нами разберись, — сказал Павлов.

— Но я раньше пришел, — запротестовал седой.

— Господи, — возмутилась Андреева. — Я здесь с утра!

Васин вошел в кабинет, представители завода за ним. Васин повесил плащ, нажал кнопку селектора.

— Рая, дай мне Сорокина.

— Он в поликлинике, Пал Иваныч. Что ему передать?

— Передай, чтобы он окна зашторил, а то его видно.

Павлов тем временем развернул план на столе.

— Иваныч, зачем конфликтовать? — миролюбиво сказал он. — Поставь визу, и дело с концом.

— Это что? — Васин ткнул пальцем в чертеж.

— Опять! Сауна это! Са-у-на! Ба-ня! Для спортивного комплекса. Сколько можно объяснять, — крикнула Андреева.

— Именно для комплекса… пиво, вобла… А это?

— Теннисные корты…

Загудел селектор.

— Васин, я насчет гаражей, — послышался голос Сорокина. — Чья это инициатива?

— Моя.

— Твоя? Но ты же сам ратовал, чтобы подождать со сносом до сдачи гаражного кооператива…

— Время вносит свои коррективы.

— Слушай, кончай. Ты мне можешь конфиденциально сказать: чье это распоряжение? Владимира Николаевича?

— Наше с тобой. Райсовета.

Пауза.

— Тебе Мамаев не звонил?

— Нет.

— Если позвонит, ты мне сообщи.

— Куда сообщить? В поликлинику?

— Ну это ты брось! Сам кашу заварил, сам и расхлебывай! А меня в это дело не впутывай!

Отключился.

За окном на лесах трое мужчин в плащах остановились у ведра, один из них что-то крикнул вниз.

— Здесь теннисные корты, — напомнил Павлов.

— Сколько людей у вас на заводе? Одиннадцать тысяч?

— Ну.

— А двое будут ракетками махать?

— Да? — сказала Андреева. — Так и городки можно списать со счета.

— Попрошу без демагогии, — сказал Васин.

Впорхнула Наташа в новых малиновых вельветовых брюках.

— Пал Иваныч? — спросила она, проходя к столу. — Поглядите. Насчет листьев.

Васин покосился на брюки, заглянул в бумагу, что-то подчеркнул.

Когда Наташа пошла к двери, Павлов сказал:

— Девушка, вы этикетку забыли оторвать.

— А это пока нельзя, — сказала Наташа.. — Я еще думаю, покупать или не покупать? Пал Иваныч, вы как думаете?

— Покупать, — сказал Павлов.

— Вызови-ка мне Галкину, — сказал Васин Наташе.

Наташа ушла.

— Ну, вы подпишете? Или мы будем брюками заниматься? — спросила Андреева.

— Не подпишу…

— Но почему, Иваныч? Мы же с тобой все согласовали, — сказал Павлов.

— Время вносит свои коррективы. И если вы патриоты своего города, рекомендую на этом месте оборудовать районную собачью площадку.

— Теперь вы убедились? — сказала Андреева Павлову.

— Погоди. Какую площадку, Иваныч? Что ты имеешь в виду?

— Выгуливать, — объяснил Васин. — Весь город загадили.

— Ты всерьез?

— Здесь не место для шуток, — сурово сказал Васин.

— А как вы будете их сюда доставлять? Автобус-экспресс пустите? Или в индивидуальном порядке? А хозяевам складные унитазы выдадите? А? — съехидничала Андреева.

— Можно? — вошла Галкина.

— Товарищи, у меня все, — сказал Васин представителям завода.

— Ладно, — Павлов свернул план. — В другом месте поговорим.

— Мы Ефремову доложим о ваших идеях! Он вам покажет площадку — косточек не соберете! — пригрозила Андреева.

— А вы не запугивайте, — вмешалась в разговор Галкина. — И на вашего Ефремова тоже есть управа.

— Посмотрим.

Представители ушли, хлопнув дверью.

— Чего это они кипятятся? — спросила Галкина. — Мы же им все утвердили.

— Галкина, запиши, — перебил ее Васин. — Брюховой выговор с лишением премиальных.

— За что?

— За нахальные переодевания в рабочее время.

— Пал Иваныч, не надо. Она же безотказная девчонка. Она же и по субботам, и после работы, когда надо…

— Разрешите? — в комнату вошел седой. — Гражданка, простите, но я давно жду, — сказал он Галкиной.

— Я сотрудница, — объяснила Галкина. — Но если вы насчет гаража — обращайтесь к Сорокину. Третий этаж, вторая комната.

— Я из газеты, — сказал седой.

— Откуда? — удивился Васин.

— Из «Строительной газеты». Мы готовим статью о зависимости супружеской жизни от жилищных условий. Я думаю, в этом вопросе товарищ Васин мог бы нам помочь.

— Ку-ку, — вдруг произнес Васин.

Пауза.

— Интересно, — сказал седой. — В каком смысле «ку-ку»?

— Товарищ, — сказала Галкина, — вы же видите, Павел Иванович занят. Подождите, пожалуйста, там.

— Но мне некогда, — запротестовал седой.

— Это недолго, — сказал Васин. — Я вас вызову.

Седой вышел.

— Пал Иваныч, напрасно вы с ним так, — сказала Галкина. — Напишет еще…

Васин вздохнул.

На лесах кошка подкрадывалась к голубю. Голубь улетел.

— Дома неприятности? — мягко спросила Галкина.

Васин посмотрел на нее долгим взглядом, сказал:

— Матерьяльчик на меня собираешь?.. Ну, ну, копай. Может и докопаешься.

— Какой матерьяльчик? — удивилась Галкина.

— Аморалку мне шьешь. Бытовую, — сказал Васин и чихнул.

Зазвонил телефон. Васин снял трубку.

— Васин слушает.

Снова чихнул.

— Будьте здоровы, — сказал в трубку мужской голос.

— Не ваше дело! — рявкнул Васин. — Что вам?

— Товарищ Васин, с вами будет говорить командующий округом генерал Фомин.

— Павел Иванович, здравствуйте. У меня к вам необычная просьба: прошу, в порядке исключения, не сносить гараж Антониды Гаевой.

— Товарищ генерал, а вы не задумывались, что порядок и исключение — это два взаимоуничтожающих понятия. Прошу вникнуть в смысл сказанного. Всего доброго.

Васин швырнул трубку.

— Кто такая Гаева?! Пятый человек за ее гараж волнуется!

— И напрасно. У Гаевой постоянный. Сносу не подлежит. Я проверила, — сказала Галкина. — Мне тоже звонили. Из облторга и еще Валерий Феликсович какой-то… Пал Иваныч, давайте отложим с гаражами. Бондаренко и на понедельник даст…

— Можно? — в кабинет заглянула невестка Люся.

— Нельзя! — крикнула Галкина. — Насчет гаражей обращайтесь к Сорокину! Третий этаж, вторая комната.

— Она не насчет гаражей, Зина, — сказал Васин. — Моя дорогая доченька явилась проситься обратно.

— Заблуждаетесь, дорогой папенька, я явилась, чтобы вернуть вещи, которые вы нам подарили.

Люся подошла к столу. В одной руке у нее был магнитофон, в другой — большая спортивная сумка.

— Вот, — поставила магнитофон. Расстегнув молнию, перевернула сумку. На стол посыпались куклы, паровозики, космонавты, зайчики, медведи…

— …И вот, — достала из кармана белого халата серьгу. — Вторую потеряла. Но я верну стоимость при первой возможности. Сумка наша. Сумку я на свои покупала.

— Что такое? Зачем сюда? — нервно спросил Васин.

— Да! Я на два года старше Геры! Да! Я дура детдомовская! Да! Я всего лишь медсестра! Да! Я не чета вашему сыну! Но я люблю его и никому его не отдам! И мы как-нибудь проживем без ваших подачек и попреков!

Не дав ему ответить, она повернулась и ушла.

Васин взял чистый лист бумаги, завернул в него серьгу, спрятал в карман.

— Это мамины серьги, — вздохнул он. — Самое дорогое, что у меня было. Я эту стерву как родную любил. А она… ведь она специально одну выкинула, чтобы мне в самую болевую точку ткнуть…

— Не переживайте, Пал Иванович, — сказала Галкина. — Все обойдется…

— Простите, — в комнату заглянул седой. — Вы еще не освободились?

— Закройте дверь, пожалуйста, — вежливо попросил Васин.

Седой вошел, закрыл дверь.

— Нет, с той стороны, пожалуйста.

Седой внимательно посмотрел на Васина, вышел.

— Ну так как с гаражами, Пал Иванович? Даем отбой? — спросила Галкина.

Зазвонил телефон.

— Пал Иваныч! Это Кузякин из седьмого ЖЭКа! — кричал в трубку человек в кепке. — Они уехали!

— Кто уехал?

— Милиционеры. Сказали — не их дело с дедами воевать, Пал Ваныч, я тогда этот гараж пропущу. Ладненько?

— Какой гараж? Какие деды?

— Ну тот, который вооруженное сопротивление оказывает!

— Ты откуда звонишь?

— Я из автомата звоню, Пал Иванович!

— Адрес! Адрес какой?! Где этот гараж?

— Строительная, семь.

— Ладно. На месте разберемся. Я сейчас подъеду. Не отлучайся.

Васин положил трубку, нажал кнопку селектора.

— Рая, можно я Костю заберу?

— Только не надолго, Пал Иваныч.

— Двадцать минут.

— Хорошо, Пал Ваныч.

Васин пошел надевать плащ.

— Ну ты идешь? Или мне тебя здесь запереть? — спросил он Галкину.

— Пал Ваныч, давайте отложим с гаражами. Ну, хотя бы до возвращения Владимира Николаевича. Очень прошу. Действительно, самодурство какое-то получается.

Они вышли в коридор.

— Зря стараешься, Галкина. Ничего у тебя не получится.

— Что не получится? Ничего не понимаю.

— Не прикидывайся. Я тебя насквозь вижу, — сказал Васин, запирая ключом дверь.

— Вы уходите? — к Васину подскочил возмущенный седой. — Послушайте, я вас два часа уже жду!

— Да не везет, — посочувствовал ему Васин. — А мне вот уезжать надо… Нет, вы не уходите. Я скоро буду.

— Я больше не могу ждать.

— Два часа потеряли, подождите еще десять минут. Мы с вами такую статью отгрохаем — все ахнут. А пока можете побеседовать с этой карьеристочкой. Она в супружеском вопросе — большой специалист. От нее два мужа сбежали.

И он дружески положил руки на плечи седого, припечатывая его к месту, и неожиданно лукаво подмигнул.

У выхода из райисполкома Васин сел в вишневую «Волгу». — Костя, — сказал он, усевшись, — Строительная, семь.

Шофер продрал глаза, рванул с места.

Когда проехали желтый «Москвич», в котором никого не было, Васин скомандовал:

— Останови!

Костя нажал на тормоза.

Васин выскочил, вернулся к «Москвичу», рванул дверцу.

Там, скорчившись на заднем сиденьи, пряталась подруга жены — Дина.

— Здравствуй, Дина, — сказал он.

— А, Павлик… — сказала Дина в полной растерянности. — Привет… а я вот, шпильку потеряла…

— Дина, передай своей подружке, что, если она желает избавиться от ненавистного ей супруга, то для этого не надо подсылать к нему психиатров. Я согласен на любые условия. Любые, лишь бы быть от нее подальше. И еще… впрочем, я лучше сам ей все сейчас скажу.

Он захлопнул дверцу, пошел к «Волге».

— Павлик! — Дина выскочила из машины, догнала, побежала за Васиным. — Постой! — она схватила его за рукав. — Каких психиатров? О чем ты говоришь?

— Этот ваш шизик с бегающими глазами в мае по телевизору антиалкогольную лекцию читал.

Васин вырвал руку, залез в «Волгу».

— Павлик, подожди! Клянусь тебе нашей дружбой, Ирина ничего не знает. Это я попросила Вадика, чтобы он обследовал тебя! А Ира была, можно даже сказать, категорически против!

Васин захлопнул дверцу.

— В облпроект! — сказал он Косте.

Когда Васин пошел в комнату отдела, где происходило торжество, там было полно народа. На длинном столе, сдвинутом из нескольких, стоял торт. У дальнего конца Терентий Яковлевич вручал уходящему на пенсию Ковалеву поздравительный адрес. Ирина, осунувшаяся, печальная, держала в руке бумажку со стихами.

— Ирина, — позвал от двери Васин, которому трудно было бы пробиться сквозь строй сотрудников.

Та сразу услышала. На мгновение в глазах мелькнула надежда, но погасла — и голос, и вид Васина не предвещали ничего доброго.

— Не могу, — показала она ему, приложила палец к губам.

— …И с благодарностью будем вспоминать годы, проведенные под вашим руководством! — закончил речь Тетерин. И вручил адрес. Раздались аплодисменты.

— А теперь слово Ирине Кирилловне! — сказал Тетерин.

— Браво! — сказал Васин и похлопал в ладоши.

Все тоже похлопали.

Жена сбивающимся голосом начала читать стихи.

— Судьба бывает к нам сурова, давайте же в прощальный час, мы дружно скажем Ковалеву, что плохо будет нам без вас… Вы — ярый враг подхалимажа, но вас обидеть не боясь, о чем молчали — нынче скажем, мы любим вас, мы (хором подхватывают сотрудники) любим вас!

— Мы вам подарим унитаз! — добавил Васин.

Все посмотрели на него.

— Товарищ, вы мешаете, — сказал Тетерин Васину. — Продолжайте, Ирина Кирилловна.

Жена с каждым словом волновалась все больше.

— Вот здесь присутствует…

— Тетеря, — подсказал Васин.

Все снова посмотрели на Васина.

Ирина смотрела на мужа, умоляя его не вмешиваться, помолчать. И сами губы ее, помимо ее воли, произнесли дальше:

— И каждый здесь, конечно, рад.

— Давайте дружно мы теперя Тетерю поцелуем… — жена в ужасе посмотрела в бумажку. Поняла.

— В лоб, Ирина Кирилловна, — закончил Васин. — В лоб и никуда больше.

Васин ехал в машине. Он одержал победу. Малой кровью. — Здесь направо, — сказал Васин водителю.

— Я по Ломоносовской поеду. Короче.

— Дальше.

— Пал Иваныч, неужели я города не знаю?

— Привык мешочников зигзагами катать, за счет государства. Направо!

Костя повернул.

— А вы, Пал Иваныч, меня поймали? — спросил он.

— Поймаем.

Костя покосился на Васина, спросил:

— Пал Иваныч, там, когда я стоял, одна дама базарила, будто вы велели собак для малой нужды на нижний массив возить? Это правда?

— Вперед смотри, — раздраженно сказал Васин.

— Смотрю… Пал Иваныч, а с кошками как? Может, кошек тоже, а? Среди кошек тоже стервы встречаются! Выселил бы с лишением.

— Останови-ка, — сказал Васин.

За пустырем, метрах в пятидесяти от проезжей части, стоял еще незаселенный дом. Но одно окно, на втором этаже, было открыто. На подоконнике стояли динамики, грохотали «Свадебный марш» Мендельсона в современной аранжировке.

Две женщины несли к дому дверь. За ними толстая девушка волочила козлы.

Васин остановился.

— Эй! — крикнул он. — Что вы здесь делаете?

Его не услышали. Женщины и девушка скрылись в подъезде.

— Я сейчас, — сказал Васин Косте, вылезая из машины.

— Пал Иваныч, я ждать не могу. Рая сказала — двадцать минут.

— Езжай. Сшибай рубли, саранча, — сказал Васин и направился к дому, обходя еще не прибранный строительный мусор. Пока он шел, к подъезду подъехало такси, два парня достали из багажника ящик шампанского, две корзины яблок, понесли в подъезд. Машина укатила.

Из-за дома появилась пара. Вчерашний парень в шляпе нес на голове, придерживая руками, еще одну непокрашенную дверь. На двери сидела его девушка.

— Молодые люди! Секундочку! — окликнул их Васин.

— Здравствуйте! — Настя узнала Васина.

— Что здесь происходит?

— Да вот, не успели еще и расписаться, а она уже на голову села! — весело объяснил Саша.

— Откуда стройматериалы воруете, я спрашиваю.

— Мы не воруем. Нам сторож дал. Утром вернем! — сказала Настя.

— Это не стройматериалы, это мебель, папаша, — сказал Саша. — Четыре двери, четыре простыни — вот тебе и стол на сорок персон. Брысь! — это уже Насте.

Саша наклонил дверь, и Настя легко соскользнула на землю. И они скрылись в подъезде. Васин постоял немного, потом решительно вошел вслед за ними в дом. Через некоторое время «Свадебный марш» оборвался. Окно закрылось. Наступила тишина.

У ступеней протестантского собора стояли машины. У первого «Кадиллака», украшенного лентами, шофер держал зонт. Было ветрено и дождливо, облака неслись по небу.

Шофер увидел, как из дверей собора выходит свадебная процессия. Ветер тянул невесту за фату, ворошил волосы жениху.

Все были счастливы и благополучны.

Шофер вбежал наверх по ступеням, раскрыл зонт, и понес его над молодыми.

И тут осколок попал в глаз невесте. Она нахмурилась, жених достал платок, протянул ей.

При виде жениха на лице невесты появилась гримаса отвращения.

Работник ЖЭКа № 3 Кузякин ждал Васина у арки.

— Пал Иваныч, наконец-то! — воскликнул он, когда Васин вылез из автобуса. — А я уж думал, в аварию попали. Я уж хотел…

— Куда? — спросил Васин.

— Щас! Пал Иваныч, прямо на него выходить нельзя! Может шмальнуть! — возбужденно шептал Кузякин. — Я так и прикинул… Я захожу через ясли за гараж, в тыл, и махаю вам платком. Вы по сигналу подходите к нему и просите прикурить. Тут я выскакиваю, и мы его обезоруживаем… То есть разоружаем! У вас сигареты имеются?

— Не имеются.

— Держите, я заготовил, — Кузякин дал Васину сигарету. — Ну, приступаем.

Кузякин побежал вдоль дома.

Васин бросил сигарету в урну, зашел в ворота.

Дед Ванечкин сидел на стуле возле своего сарайчика и читал книгу. Рядом стояло прислоненное к воротам ружье.

— Ветеран Гражданской, Николай Ванечкин, с оружием в руках свою недвижимость защищает. Красивая картинка! — сказал Васин, подходя. — За что ж вы тогда беляков рубали, а, дядя Коль?

— Пашка? — присмотрелся старик к Васину. — Ну и разнесло тебя.

— Ладно, дядя Коль, об этом мы с тобой как-нибудь за рюмкой поговорим. А сейчас: отпирайте ворота, выносите барахло. И не задерживайте мероприятие.

— Ясно. Тебя, значит, этот пустобрех подослал. А я-то думаю, а чего это хомячок про Гражданскую запел. Только, Паша, зря стараешься, пока Федор не придет, никакого разговора не будет.

— Стрелять будете? — в голосе Васина появился металл. — В людей стрелять за свою собственность?

— Не за собственность, Паша, а за справедливость. Федор — инвалид и кавалер орденов «Славы» — ему положено.

Из-за гаража высунулся Кузякин, махнул платком.

— Кавалер, говоришь? — усмехнулся Васин. — А знаешь, что я про твоего кавалера сейчас понял? Сказать?

— Ну, скажи, коль чешется.

— Что ж… знай. В мае сорок третьего, в селе Берсеневке, Орловской области, Федор спер у меня из вещмешка кусок мыла.

— Чего?

— Новый, почти нетронутый.

Тут уж дед не выдержал. Он поднялся. Взял ружье, направил на Васина.

— А ну, топай отсюда! А то я за себя не ручаюсь!

Васин рванул плащ, подставляя грудь.

— Ну, стреляй! Стреляй! Перерожденец!

— Пал Иваныч! — закричал из-за угла Кузякин. — Ложитесь! Он в аффекте! Убьет!

Дед ловко перевел ружье на Кузякина.

— Руки вверх!

Кузякин юркнул за гараж. Дед посмотрел на Васина, сплюнул ему под ноги, бросил ружье, повернулся и пошел прочь. Васин поднял ружье, проверил — стволы были пусты.

— Дядя Коля, — крикнул он, — можете взять оружие.

— А, иди ты! Гаденыш!

Дед махнул рукой и скрылся в подъезде.

— Кузякин! — раздраженно крикнул Васин. — Выходи.

— Ушел? — выглянул Кузякин.

— Вызывай бульдозер. Сносите. — Положил ружье на землю. — Оружие сдашь в милицию.

Васин пошел прочь.

— Пал Иваныч! — окликнул Кузякин. — Вы про какой бульдозер? Его же отменили!

— Кто отменил? — багровея, спросил Васин.

— Сорокин позвонил. Минут двадцать.

— Так что ж ты, остолоп, мне сразу не сказал? — заорал Васин.

— Насчет чего… Нам же, главное было — вооруженный очаг ликвидировать в центре интуризма.

— Так… Значит, получается, что ты ни одного гаража не снес?

— Почему не снес? Снес. У Гаевой еще с утра снес.

— Зачем? У нее — постоянный. И сносу не подлежит…

— Заблуждаетесь, Пал Иваныч. Столько народу хлопотало, что наверняка подлежал! Я потому с нее и начал.

— Будешь из зарплаты выплачивать. Идиот!

Настя понуро сидела на скамейке у райисполкома. У чугунных ворот остановилось такси. Васин выскочил из машины, быстро зашагал по дорожке к подъезду. Увидев Васина, Настя встала.

— Вы ко мне? — спросил Васин, остановившись.

Настя молчала, хмуро смотрела на Васина. Ее большие синие глаза были заплаканы.

— Девушка, я же вам объяснил: никакой пьянки в незаселенном доме никто разрешить не может. Неужели не понятно?

Настя не ответила.

Васин повернулся, вошел в подъезд. Настя за ним.

Пошли вверх по лестнице. Васин впереди, Настя — за ним. Васин остановился. Настя тоже.

— Ну, что вам? Говорите. Мне некогда.

Настя повернулась, побежала вниз.

— Валентина Максимовича нет, Павел Иванович, — сказала Рая, когда Васин ворвался в приемную.

— Знаю, родная! Он в поликлинике! — Васин рванул дверь в кабинет.

Сорокина и в самом деле не было.

Васин бегом спустился по лестнице на второй этаж и кинулся в комнату Галкиной.

Там была только Наташа.

— Где Галкина? — спросил он с порога.

Наташа спокойно продолжала есть яблоко.

— Наталья, я к тебе обращаюсь.

Молчание.

— Ты что, оглохла?

— У меня обеденный перерыв, — ответила Наташа. — У нас каждый имеет право на отдых.

— С правом на отдых — у нас все в порядке. Сбегай в буфет — вызови Галкину.

— Пускай бегают, кто премии получает.

— В таком случае ты уволена!

— Ой, как страшно!

Васин хлопнул дверью. Услышал, что в его кабинете звонит телефон.

— Товарищ! Скажите, пожалуйста, у нас говорят, что вы собак вывозить будете. На медалистов это тоже распространяется? — спросила женщина в спецовке.

— На каких медалистов? — не понял Васин.

— У меня королевский спаниель. У него медаль и четыре диплома.

— Никому никаких исключений не будет. — Васин нажал на рычаг. Набрал номер.

— Семенов? У тебя техника ушла?.. Тогда задержи любой ценой… Нет, еще не кончено. Еще не вечер! — нажал на рычаг, набрал другой номер. Там было занято.

— Разрешите? — в комнату вошла древняя старушка с авоськой.

— Вы насчет собаки? — спросил ее Васин.

— Мне рекомендовали обратиться к вам по вопросу о гараже, — сказала старушка.

— Напрасно побеспокоились, — сказал Васин, набирая номер. — И в этом вопросе никому исключения не будет.

— Именно об этом я и хочу вас попросить, — сказала старушка.

— Простите, не понял… Алло! — Васин, наконец, дозвонился. — Румочкина!.. А где он?.. Ничего вы не знаете! — нажал на рычаг. Набрал номер — длинные гудки. Бросил трубку.

— Никого нет на месте, разгильдяи! — повернулся к старушке. — Я слушаю вас.

— Я прошу, чтобы нам, как всем. Я считаю неэтичным, когда кому-то чтото разрешают, а другим нет. И те и другие чувствуют себя неловко.

— Ну, не скажите. Неловко чувствует себя только одна сторона, — сказал Васин, вставая.

Он снял плащ, пошел к вешалке.

— Это зависит от точки зрения, — сказала старушка. — Я сяду, с вашего позволения.

Старушка села.

В кабинет заглянула Наташа.

— Счастливо оставаться, — сказала она.

— Еще две недели имеешь право работать по КЗОТу, — сообщил ей Васин.

— Найдите себе другую дурочку, — сказала Наташа и ушла.

Васин вернулся к столу, нажал кнопку селектора.

— Рая, Сорокин не объявился?

— Нет еще, Павел Иванович. Я вам сообщу.

— Значит, вы просите, чтобы вам гараж снесли? — спросил Васин старушку. — Я правильно вас понял? — Он понимал, что старушка темнит. Но в чем?

— Да.

— Хорошо. Мы выполним вашу просьбу, — согласился Васин. — Как ваша фамилия?

— Гаева.

— Вы Гаева?

— Да, — скромно сказала старушка.

— Так, — Васин сел. — Кто ваш муж?

— Мой муж был помощником присяжного поверенного. Он скончался.

— А кто ваш сын?

— Умер, — сказала старушка.

— А кто же у вас есть, действующий?

— Вы имеете в виду моего внука?

— Да, внука. Кто он?

— Веня — геолог. Это он гараж построил. А сейчас он копит на машину.

— Значит, это он умудрился весь город на ноги поднять?

— Веня сейчас на Севере, на острове Жохова.

— А кто?

— Валерий Феликсович. Хотя его никто об этом не просил.

— Вы ему гараж сдавали?

— Зачем? У него же нет машины.

— Тогда чего он суетится, этот Феликсович? Что ему от вас надо?

— Ничего ему от меня не надо. Валерий Феликсович — учитель музыки.

— Ну, а вы сами — кто? — подумав, спросил Васин.

— Я всего-навсего старушка, — сказала старушка. Зашли в тупик.

— Ну что ж, Антонида Андреевна, могу вам сообщить, что ваша просьба, к сожалению, уже удовлетворена. Ваш гараж снесли. Вы рады? — спросил Васин.

— Нет, конечно. Но так спокойнее. До свидания, — старушка поднялась и ушла.

Васин нервно забарабанил пальцами по столу. Что надо было этой старой карге? Никакой ясности.

За окном рабочий на лесах перевернул ведро вверх дном, поставил на него бутылку кефира и стакан.

На столе все еще валялись игрушки. Стоял магнитофон. Васин нажал кнопку, загремел, забряцал рок. Зазвонил телефон. Васин, путаясь в кнопках, выключил магнитофон, снял трубку.

— Васин слушает.

— Товарищ Васин! — кричал Кузякин в сильном волнении из будки телефона-автомата. — Это Кузякин.

— Не ори. Я не глухой.

— Товарищ Васин! Он сильно переживает! Руки наложить на себя может!

— Кто? Дед?

— Сашка Ермаков! У которого вы свадьбу разогнали! Он у меня комнату снимает, Пал Ваныч! — Кузякин вытер рукавом мокрый лоб.

— Ну? Что дальше? — спросил Васин.

— Пал Ваныч, там они все переругались! И теперь не хотят жениться!

— Ну, а я здесь при чем? Что я — сваха?

— Пал Ваныч, может, закроете глаза, а? Черт с ним! Пусть справляют! Тем более что Сашке вчера кто-то у вас сказал, что не возражает.

— Врет.

— Нет, Пал Ваныч! Сашка никогда не врет! Очень редко… Пал Ваныч, поймите, — взмолился Кузякин: — Ведь речь о жизни человека идет! Я вот щас с вами разговариваю, а сам в мандраже. Как он там один? Я даже веревку от него спрятал, Пал Ваныч, — Кузякин перешел на шепот. — Только между нами. У меня дядя по сходной причине на тот свет ушел… Вот так же сидел, как неживой, под крюком, а потом…

— Ты где проживаешь, Кузякин? — перебил Васин.

— Анютин, пять… около большого дуба… Правильно, Пал Ваныч! — закричал Кузякин. — Если вы ему лично разрешите, это оптимальный вариант!

— Анютин переулок, Кузякин, не наш район. И ты должен это знать.

Васин положил трубку. Нажал кнопку селектора.

— Пришел?

— Нет еще.

— Я буду в буфете.

Когда Васин вошел в буфет, Галкина получала тарелки с едой.

— Зинаида, ты кому-нибудь давала разрешение устраивать пьянку в доме транспортников? — громко спросил Васин, подходя.

— Давала, Ермакову, — сказала Галкина раздраженно. Она уже устала от васинских выкрутасов. — Только не пьянку, а свадьбу. — Она взяла поднос и обернулась в поисках свободного места.

— Вы кушать будете, Павел Иванович? — спросила буфетчица.

— Спасибо. Других обвешивай. — Васин пошел за Галкиной.

— На каком основании? — спросил он.

— Без оснований. Можете меня тоже уволить.

Галкина расставила тарелки, взяла поднос, чтобы отнести его на столик для подносов.

Васин сел, помазал горчицей кусок черного хлеба, посолил.

— Иваныч, — с соседнего столика позвал его Старухин. Тот, который узнал про администратора. — Ты о моей просьбе не забыл?

— Я все помню, — сказал Васин. В эту фразу он вложил многое.

— Знаю… я так… перестраховка.

Вернулась Галкина. Села. Начала есть.

— Галкина, объясни. С чего это вдруг ты, буквоедка, ходячий параграф, на нарушения пошла? А? Зачем?

— Пал Иваныч, — устало сказала Галкина, — этот парень сегодня должен был выехать. У него отличные характеристики. Работает, учится. Он же не виноват, что жилкомиссию перенесли. А он уже гостей позвал, фактически же квартира…

— Самоубийство на меня повесить запланировала? — с ненавистью спросил Васин.

Галкина вздохнула.

— С вами сегодня не соскучишься, Павел Иванович…

— Зинаида! — сердито крикнула буфетчица. — Яичницу возьми! А то потом скажете, что холодная!

Галкина пошла к стойке.

— Ваныч, — позвал Старухин, — никак не могу вспомнить… какие там первые слова?.. Ну в этой…

— Говори членораздельно, — хмуро сказал Васин.

— Ну в песенке, которую она сочинила… Гаева!

— Не знаю, — Васин отвернулся.

— Да нет, знаешь, Ваныч… ее все знают. Ну, детская… самая знаменитая, — не отставал Старухин.

— «Пусть всегда будет солнце»? — спросил молодой сотрудник.

— Да не… намного старше. Ну… которую уже сто лет поют!

— Слово о полку Игореве?

— Не остри… Сейчас вспомню… Как это? Та-та-та…

— В лесу родилась елочка? — сказала Галкина, возвращаясь с яичницей.

— Ага!.. Точно!.. — пропел. — В лесу родилась елочка, в лесу она росла… Хотя, погоди… — задумался.

— Лечиться надо. Склеротик, — сказал ему Васин.

— Иваныч, ты того… — Старухин обиделся. — Тебя уважают, это не значит, что ты можешь себе позволять… — отвернулся.

— Пал Иваныч, — сказала Галкина, — давайте я попрошу Толю, и он отвезет вас домой. Вы простужены, а сейчас грипп с осложнениями…

— Ой, как примитивно, Галкина. Меня домой и в тюрьму, а тебя на мое место. Только рано ты меня со счета списываешь. Васин пока еще Васин и Галкиной он не по зубам. Еще не вечер! И гаражи снесем. И свадьбы не будет. И квартиры твой шантажист в шляпе не получит.

— Получит, Пал Ваныч.

— Не получит. На комиссии я выступлю против!

— А я выступлю — за! И меня все поддержат!

— В таком случае под этой крышей останутся — или я, или ты!

— В таком случае, скорей всего — я, Пал Иваныч.

— Ну, наконец-то, — сказал Васин с облегчением, — сорвал с тебя маску.

— Пал Иваныч, — заглянула в буфет Рая, — приехал Сорокин.

— Иду, — Васин поглядел на Галкину с состраданием. — Зинаида, а я ведь всегда думал, что ты мне друг, — усмехнулся. — Даже жениться на тебе хотел.

— Когда?

— Утром. Сегодня.

— Так у вас же жена, внучка… Их куда денем?

— А вот это уж, прости, тебя не касается. Я жене никогда не изменял и изменять на собираюсь. Так что приятного аппетита.

Встал. Ушел.

Пауза.

— Зинаида, — позвала буфетчица, — а правду болтают, что вашего начальника жена из дома выгнала?

— Так ему и надо, — сказал мстительный Старухин. — Не будет это… хамить…

— Прекратите! — вдруг закричала Галкина, грохнув кулаком по столу. — Как не стыдно! Человек плохо себя чувствует, а вы…

Все перестали есть. Смотрели на Галкину.

— Извините, — Галкина встала и ушла.

— Что, Сорокин, за кресло цепляешься? — закричал Васин, врываясь в кабинет. — По ЖЭКам начал звонить, перестраховщик! А ну, немедленно аннулируй свое распоряжение!

Васин подбежал к селектору, нажал на кнопку.

— Рая, соедини Сорокина с пятым СМУ! — и Сорокину: — Скажешь, чтобы вернули технику!

Сорокин разъярился:

— Что ты здесь пальцами тычешь? Это пока мой кабинет! И нечего вас всем на меня орать. А то я тоже могу заорать. Так крикну, что стекла вылетят!!!

— И ты вместе с ними, — крикнул Васин.

— А ты меня не запугивай! Что вы все меня запугиваете?

— Валентин Максимович, — раздался голос Раи, — 5-е СМУ по-городскому.

— Да нет меня! — и Васину: — Раскомандовался тут. Жена его застукала, видите ли! А мы должны теперь на цыпочках ходить. Истеричка!

— Я истеричка?

— Ты! Мне вот теща в среду клок волос вырвала! Вот здесь! Ты знаешь об этом? Не знаешь. Кто-нибудь знает? На делах это сказалось? Нет! Потому что я держу себя в руках. Стиснул зубы и держу. И не путаю личное с общественным.

Снова раздался голос Раи:

— Валентин Максимович, Васина жена разыскивает.

— Ну вот, а ты психовал. Стиснул зубы и будь поласковее.

Сорокин сам снял трубку и протянул Васину.

— Ну, что тебе еще? Мы, кажется, все обсудили? — спросил Васин.

— Ваныч, — прошептал Сорокин, — неверный тон. — Он прикрыл трубку рукой. — Им главное — слова: птичка, мотылек, лапочка, курочка…

— Павел, ты меня слышишь, Павел? — спрашивала жена.

— Слышу, слышу…

— Я все знаю, Павел. Ты абсолютно здоров…

— Ну, что дальше?

— Насчет вещей скажи, — вмешалась Дина. — Это чудовище меня не пустит в квартиру.

— Павел, у меня нет никакого желания видеть тебя. Придет Дина, отдай ей мои вещи.

Сорокин достал из стола коробку конфет.

— Скажи, что конфеты ей купил.

Васин повесил трубку.

— Все не так ты сделал, — сказал в сердцах Сорокин, подвигая конфеты Васину. — Держи, вечером ей принесешь. Верный способ. А теще вот, отлей облепихи. Ну что ты на меня смотришь, бери, я еще достану. А к Бобылеву больше не ходи. Бобылев болтун.

— Покупаешь?! — спросил Васин.

— Ваныч, опомнись. Сдался ты мне, чтобы тебя покупать. Это же Владимира Николаевича распоряжение, с ним и воюй, коли ты у нас такой храбрый.

— Врешь!

— Я только оттуда. Сунулся на свою голову… Знаешь, что он мне сказал? Он сказал, что, если я не могу решить такой ясный вопрос на месте, то я не соответствую своему месту. При всех. Завгар вот так, как ты, стоял.

— Ну ладно! Проверим, как он соответствует своему? — с угрозой сказал Васин и пошел.

— Ваныч, не дури! Ваныч, не суйся сейчас к нему…

Дверь захлопнулась.

Сорокин посмотрел на телефон, вздохнул, нажал кнопку селектора и спросил:

— Рая, совсем голову заморочили… Какой мой домашний телефон?

Спускаясь почти бегом по лестнице, Васин увидел, что в дверь вошел Бобылев. При виде несущегося начальника он вжался в стенку, стараясь стать незаметным.

— Бобылев! — грозно позвал его Васин.

— Я же в обеденный перерыв, — сказал Бобылев. — Практически не опоздал.

— Пошли, подвезешь меня к Дому культуры.

— Конечно, с удовольствием, — Бобылев шел рядом с Васиным и возбужденно, даже радостно, говорил: — А я решил, съезжу в обед, возьму бампер. Приехал, а ключа нет. Ключ я в плаще забыл. А в любой момент могут приехать со сносом, жалко бампер. Пал Ваныч, наденьте плащ, холодно.

Васин не ответил.

Они уже вышли на улицу, и Васин направился к «Запорожцу»… но тут к подъезду подкатил другой «Запорожец», инвалидный. Из него вышел хромой пожилой человек.

— Пашка! — грозно окликнул он Васина.

— Федя? — увидел его Васин. — И не проси. Ничем не могу помочь.

— А я тебя, хомяк, не просить пришел. Ты чего это отцу сказал? Когда я у тебя мыло крал?

— Я спешу, Федя. Потом заходи как-нибудь.

— Нет, ты сначала ответь — когда?

— Забыл? Ладно, напомню. В Берсеневке, утром у меня мыло пропало. А вечером ты бутылку самогонки принес. Вспомни теперь?

— Какая бутылка? — Федор нахмурился, потом вспомнил. — Так бутылку мне Маня дала.

— И за что она тебе дала?

— Значит, за мыло? За краденое? И ты, гад, тридцать лет таил?

— Тогда я не знал, а когда сегодня увидел твоего папашу, все понял: какой отец, таков и сын.

— Ах, ты… — Федор взял Васина за грудки, потянул к себе.

— Не смей! — крикнул сдавленно Васин.

Федор оттолкнул Васина так, что тот спиной ударился о машину. Презрительно сплюнул ему под ноги. Пошел.

— Под суд пойдешь, — крикнул Васин. — Ворюга!

Бобылев испуганно глядел на эту сцену из машины.

Когда машина отъехала, Васин сказал, глядя перед собой:

— Вот она, цена дружбы. Как дым…

— Вам не больно?

— Здесь больно, — Васин хлопнул себя по груди. Помолчали.

Васин с большим трудом пристегнулся. Пошарил по карманам, спросил:

— У тебя бумага и ручка есть?

— Есть. Там, на работе… и ключи… все там…

— У «Канцтоваров» останови.

— Тут нет остановки, Пал Ваныч. Вернемся — я вам дам.

— Что ж, по-твоему, я из зала в президиум буду кричать? Останови.

В маленьком магазине худосочный юноша в очках смотрел телевизор.

— Листок бумаги и ручку! — в магазин вбежал Васин.

— Читать умеете? — спросил продавец. — Там написано «С тринадцати до четырнадцати — перерыв».

— Сейчас четырнадцать!

— Телевизор слышите? Вот когда музыка кончится, тогда и будет четырнадцать.

Васин стоял, нетерпеливо барабанил пальцами по прилавку.

Музыка по телевизору кончилась, прозвучали сигналы времени.

— Ручку и лист бумаги! — сказал Васин.

— Сейчас… — юноша выключил телевизор. Не торопясь, выбрал пластинку, поставил на проигрыватель.

— Вы меня обслужите, или нет, в конце концов?

— Обслужу. В порядке очереди. Вон, мальчик еще до перерыва пришел. Мальчик, тебе что?

— Ластик. Нет, вон тот, красненький.

— Пять копеек.

Выбил.

— Так… Вам что?

— Жалобную книгу!

Юноша пожал плечами, достал из-под прилавка жалобную книгу, бросил на прилавок.

Васин стал листать ее.

— Дайте ручку, — сказал Васин, открыв альбом на нужной странице.

— У меня нет ручки.

— А вот они лежат.

— Сначала оплатите товар.

— Опробовать я имею право.

Юноша дал ручку.

Васин писал в книгу.

— Как ваша фамилия? — спросил он.

Юноша отобрал у него ручку, положил на место.

— Опробовали? Теперь оплатите товар.

— Сколько стоит?

— Написано.

Васин бросил на прилавок тридцать копеек.

— У меня нет сдачи, — сказал юноша.

— Не надо сдачи!

— Дайте ровную сумму.

— Так! Хорошо! Где здесь директор?

— Я директор, — сказал юноша. — Слушаю вас.

— Еще лучше. Какой номер вашего магазина?

— А вот выйдите отсюда, чуть отойдите, посмотрите наверх, там все написано.

На трибуне выступал режиссер областного театра, когда из зала раздался крик:

— Прошу минуту внимания!

В проходе у двери стоял Васин.

— Владимир Николаевич, бумагу мне не дали! Поэтому я устно! — кричал Васин. — Или вы сейчас же отменяете свое распоряжение об отмене сноса источников разврата, или я сейчас же подаю на пенсию.

Пауза.

— Каких источников, Пал Ваныч? О чем ты? — спросил Колычев. Он сидел в президиуме, во втором ряду.

— Я о гаражах! — еще громче крикнул Васин. — Считаю до трех! Раз! Два! Два с половиной!

— Товарищ Васин, — перебил его председательствующий, — я думаю, что сейчас не время и не место обсуждать этот вопрос.

— Нет, время! И место!

— А ты, Васин, и про свой собачий питомник скажи, — посоветовал из зала высокий мужчина. — Ознакомь народ со своей гениальной идеей.

— Ты за меня не волнуйся, Ефремов. Я все скажу, что надо! Считаю: два! Три! Три с половиной!

В зале засмеялись.

— Пал Ваныч — сказал председательствующий, — запретить уйти на законный отдых никто не имеет права.

В роскошном свадебном номере гостиницы «Хилтон» на 80 этаже сидел на краю так и не разобранной кровати, под балдахином, жених, в полном отчаянии.

За окном была ночь в сиянии реклам.

На карнизе восьмидесятого этажа небоскреба стояла освещенная лучами прожекторов, растрепанная, в разорванном платье, невеста.

Из окна вылез привязанный полицейский. Осторожно ступил на карниз.

Снизу тянулась пожарная лестница.

В пустыне Юный начинает отбивать чечетку.

Появляется невеста. Юный показывает ей, как танцевать, и невеста начинает танцевать отчаянно, не хуже него. Тролли с увлечением включаются в танец. Но старый Тролль щелкнул пальцами. И когда Горбун передает стеклышко старому Троллю и тот укладывает его в мозаику, видно, что в осколке отражается…

…улица между небоскребами. Пожарная машина, «скорая помощь», толпа людей, окружившая кажущееся бабочкой тело невесты в подвенечном платье.

Васин вышел из клуба и, сутулясь, побрел по тротуару.

— Пал Ваныч! Я здесь! — окликнул его Бобылев из машины.

Васин обернулся, с недоумением посмотрел на Бобылева, потом вспомнил. Пошел к машине, влез.

— Пристегнитесь, Пал Ваныч, — сказал Бобылев. — А то, вон он ходит, — показал на инспектора ГАИ.

Васин, при помощи Бобылева, пристегнулся.

— Обратно? — спросил Бобылев.

— Домой, — сказал Васин.

— Ко мне? — осторожно спросил Бобылев, который ждал чего угодно.

— Все равно.

— Пал Иваныч, может, заскочим все-таки на службу. Вы плащ возьмете. Заодно я и ключи заберу. А то у меня бампер… Как, заскочим?

— Заскочим, — Васин думал о другом.

Машина двинулась вперед, но пришлось затормозить, чтобы пропустить грузовик, и, как назло, тут же откуда-то возник милиционер.

Свистнул. Остановил.

— Вы почему не пристегнуты?

— Ой, забыл. Я сейчас!

Инспектор заглянул внутрь, узнал Васина.

— Добрый день, Пал Иваныч, — козырнул он. — Ладно, поезжайте. Чтобы в последний раз, — простил он Бобылеву.

— Спасибо, — сказал Бобылев, пристегиваясь.

Машина поехала дальше.

— Ценят вас в городе, — сказал Бобылев.

— Оценили, — согласился Васин. — На пенсию вытурили.

— На пенсию? А вам разве есть шестьдесят?

— В четверг намечалось. Теперь не будет.

— Ну что вы, Пал Ваныч, — возразил Бобылев. — Мы вам обязательно проводы устроим. Все сделаем по первому разряду!

— Где стол был яств, — сказал Васин, — там гроб стоит…

— А мне до пенсии еще тридцать лет трубить… Пал Иваныч, вам персональную дадут? — и сам ответил. — Наверняка. И еще как ветерану. Это вы больше меня будете получать, Пал Иванович…

— Эх, Бобылев, — сказал Васин, — вот вскрыть сейчас твой череп, что мы там обнаружим?

— Мозги? — поинтересовался Бобылев.

— Маху обнаженную с бампером в зубах…

И вдруг закричал:

— Стой!

Бобылев от неожиданности дал по тормозам.

И если бы не ремень, Васин врезался бы в лобовое стекло.

— За все мне не рассчитаться, но один должок я отдам… — с угрозой сказал Васин. — Анютин переулок, пять, быстро! — скомандовал он.

Старый Тролль указал пальцем… Ученики запели, пританцовывая.

ПРИВОЛЖСКИЙ ГОРОД. В МАШИНЕ

— Направо, — наконец сказал Васин.

Бобылев свернул.

— Прибавь газу!

— Тут ухабы, Пал Ваныч. Амортизаторы жалко.

— Прибавь!

Проехав метров тридцать, Бобылев затормозил. Впереди была большая лужа. На фанерке надпись: «Объезд».

— Ну что еще? — спросил Васин.

— Лужа, Пал Ваныч. Надо бы глубину промерить.

— Дай мне руль!

Бобылев загнанно вздохнул и осторожно поехал.

— Газуй! — закричал Васин. — Ее с ходу надо брать! Я тебе, как бывший танкист говорю. Жми!

Бобылев послушался. И машина с разгона рухнула в скрытую под водой яму.

— Ну вот, — убито сказал Бобылев, — а я застраховаться не успел.

— Эх, Бобылев, — сказал с презрением Васин, — простого дела вам доверить нельзя. А ведь вы на смену нам идете. А впрочем, делайте, что хотите!

Васин рванулся, но ремень не пускал.

— Да отстегни ты меня, балда! — заорал он на Бобылева. — Что ты сидишь, как истукан?

— Хватит, Павел Иванович! — возмутился, наконец, Бобылев. — Я вам не лакей. Я — инженер.

— Инженер? А на какие деньги ты машину купил?

Васин еще раз рванул, застежка отлетела, и он вывалился из машины в лужу.

— Папа дал! — крикнул из машины Бобылев.

— А папа кто? — Васин побрел по колено в воде.

— Подполковник!

— Какой части?.. А, впрочем, все равно!

Он шел, погоняемый тревогой и нетерпением. Выбежал на сухое. Оглянулся. Окраина. Маленькие домики. Ни такси, ни автобусов. Он, набирая скорость и задыхаясь, побежал вперед. Увидел лошадь, запряженную в телегу, с надписью «Перевозка мелких грузов». На телеге стояло пианино. Васин вскочил на телегу, подобрал вожжи и стеганул лошадь. Лошадь удивилась, но медленно пошла вперед. Васин стеганул ее снова. Лошадь перешла на рысь. Залаяла собака.

В пустыне тролли начали приплясывать. Их музыка зазвучала громче.

Васин лихо мчался на телеге, сопровождаемый сворой собак. Собаки лаяли.

Возле дома, где бородатый мужик красил крышу, Васин остановил «тачанку», крикнул:

— Какой номер дома?

— Чего?

— Я спрашиваю, почему нет номерного знака на калитке?

— А потому что в прошлом году сняли. Сказали, что ржавые.

— А сами написать не можете? У тебя же кисть в руках!

— А на кой он мне? Кому надо — знает, где я живу. А тебя я вроде не звал.

— Полное равнодушие! Вот корень!

— Чего?

— Пал Ваныч, я здесь! — к Васину подбежал Кузякин. — Вон мой дом!

— Где он?

— Там! Пойдемте…

Лошадь развернулась и потащила пианино обратно. Собаки остались, чтобы полаять. Васин и Кузякин быстро шагали вдоль забора.

— Я знал, что вы приедете, — возбужденно тараторил Кузякин. — Не такой вы человек, чтобы не отреагировать!.. А еще говорят, что его нет! — Кузякин показал пальцем на небо. — Если бы не холодец, не было бы Сашки!

Прошли мимо большого дуба.

— Мне они рыбу и холодец поручили. Ну, селедку я прямо с утра завез. А с холодцом меня Бульба подвел. Тянул, тянул, а в последний момент говорит: «Нету ножек! Не привезли!». Что делать? А тут гаражи. Ну, когда отменилось, я туда, чтобы предупредить насчет холодца. А мне эта дура, мать этой Чебурашки, прямо в лицо: и ты аферист, говорит, такой же, как Сашка твой! Раз, говорит, он насчет разрешения наврал. Значит, и насчет квартиры тоже! А Сашка, значит, уже убежал.

— Сюда, — вошли в калитку. — Ну я домой рванул. Вхожу! А он сидит, как неживой, в одну точку смотрит… а на стуле — веревочка!

— Дай сюда веревку, — сказал Васин.

— А она там. На нем.

Васин остановился.

— Успел? Повесился?

— Не… я его связал, для спокойствия.

Пошли.

— А он и не сопротивлялся. Делайте, говорит, что хотите. Мне, говорит, наплевать.

Поднялись на крыльцо. Вошли в дом.

Васин рванул одну из дверей.

— Нет, тут кухня, Пал Иваныч, — зашептал Кузякин. — Он не очень красиво о вас отзывается, но вы не обращайте внимания. Вообще-то, он парень очень культурный.

Саша сидел, привязанный к стулу, глядя в окно. Когда они вошли, головы не повернул.

— Сашок, — сказал Кузякин с неожиданной теплотой, — товарищ Васин сам лично приехал. Вот видишь, все и обошлось. — Подошел, стал развязывать Сашу.

Васин посмотрел на потолок.

— Этот крюк? — спросил он. — Что висело?

— Люстра.

— Какого типа? — Васин стал двигать письменный стол под крюк.

— Хрустальная, Пал Ваныч. Дядя ее во время войны загнал.

Васин сел к столу, вырвал лист из тетради, взял карандаш, стал писать.

— Сашок, сейчас товарищ Васин напишет вам разрешение, — тем временем Кузякин развязал Сашу. — А я поеду и уговорю твою Чебурашку. Привезу, и мы все успеем. Еще только четверть пятого. Никто и не узнает ничего.

— Одного ты уже привез. Хватит, — сказал Саша, глядя в окно. Он даже не шелохнулся. — Он вполне заменит и невесту, и мать родную.

Васин расписался, сложил лист, спрятал в нагрудный карман. Встал, взял из рук Кузякина веревку, сделал петлю.

Влез на стол, попытался дотянуться до крюка.

— Пал Ванович, вы куда? — удивился Кузякин.

— Подай табурет, — приказал Васин.

— Зачем?

— Надо.

Кузякин подал Васину табуретку.

Васин поставил табуретку на стол, проверил, прочно ли стоит. Влез. Привязал веревку к крюку.

Саша повернул голову, наблюдая за происходящим.

— Пал Ванович, — забеспокоился Кузякин. — Что вы делаете?

— Молчать! — строго осадил его Васин. Продел голову в петлю.

— Думал повеситься, чтобы остаться на моей совести, — обратился он к Сашке. — Не выйдет! Теперь я останусь камнем на твоей! — похлопал себя по карману. — Прощайте!

И он вышиб из-под ног табуретку. На какую-то долю секунды повис на веревке, но крюк выскочил, и Васин рухнул на стол. Старенький стол рассыпался, и Васин оказался на полу. Сверху летела белая пыль.

Ученики Тролля замерли. Песня оборвалась.

— Шалун, — презрительно сказал Саша и снова отвернулся к окну.

— Товарищ Васин, вы меня извините, но это не метод убеждения! — сердито сказал Кузякин. — Не метод!

— Зачем свистеть? — сказал Васин, поднимаясь. — Зачем свистеть, что тут люстра была? Крюк-держатель под хрустальную люстру, Кузякин, рассчитан на триста килограмм вертикальной нагрузки. Это-то ты обязан знать. Очковтиратель!

— Была, Пал Ваныч! Сам видел.

— Как тебя зовут, Кузякин?

— Филя!

— Полностью.

— Филимон Евлампиевич.

— Ладно! Ты заплатишь за это, Филя! Еще не вечер! — Васин поднял с пола карандаши и вышел. Веревка осталась на шее, крюк волочился по земле.

Васин еще не покончил счеты с жизнью. На улице он вытащил из кармана записку. Приложил к забору. Стал виден текст:

«В моей смерти прошу винить шантажиста Александра Ермакова.

Васин П. И.».

Васин дописал — «И Кузякина Ф. Е.». И поставил подпись.

Держа в одной руке бумажку, другой поддерживая веревку, Васин озирался в поисках способа повеситься.

Увидел большой дуб. Подошел к нему. Сук высоко. Не дотянуться. Васин положил листок на траву, чтобы забросить крюк. Ветер подхватил бумажку и понес ее. Васин бросился за бумажкой. Но ветер оказался шустрее — бумажка белой бабочкой полетела над крутым косогором, над домиками и садами окраины, к Волге.

Другой бумажки не было. Васин даже похлопал себя по карману…

— Я извиняюсь, конечно, но веревочку я заберу. — К нему подкрался Кузякин. — Веревочка вам ни к чему.

Кузякин снял с Васина веревку и трусцой побежал к дому.

Тролли с нетерпением ждали, когда же он решится на следующий шаг.

Наташа, которая шла домой, увидела сгорбленную фигуру сидящего на земле Васина.

— Пал Иваныч? — воскликнула она. — Это вы?

Забежала спереди, чтобы лучше увидеть.

— Разве можно на мокрой земле сидеть? Вы же простуженный. Ну, прямо, как маленький. Встаньте! Встаньте!

— Человечество, — сказал Васин, охваченный вселенской грустью, — промелькнет в бесконечности пространства и времени, как одно злое мгновение.

Наташа поняла только, что ее недавнему врагу очень плохо.

— Пойдемте к нам, Пал Иваныч, я вас чаем напою, погреетесь… Я здесь живу. Пойдемте..

Васин не среагировал. Он сидел усталый, постаревший, в его глазах было отвращение.

— Ну тогда я вам плед принесу, хорошо?

И Наташа побежала к своему дому.

— Оно жалит себя, как скорпион, — сказал он вслед.

— Ладно! — крикнула Наташа на бегу.

Скрылась в доме, на котором мужик красил крышу. Сейчас мужика не было, но на крыше было написано огромными белыми цифрами: № 13!

Лицо Васина налилось кровью — он не привык и не умел плакать. И слеза скатилась по щеке. Васин засопел, плечи его затряслись. Стеклышко выкатилось на лацкан пиджака.

Тролли переглянулись. Старый Тролль развел руками. Оборвали танец.

Васин удивленно оглянулся. Ветер нес по земле листья. По реке пароходик тянул баржу. Жизнь продолжалась, и непонятно было, что же все-таки произошло?

Васин поднялся, пошел по улице. Увидел будку автомата. Вошел, покопался в карманах, отыскал двушку. Протянул руку к диску, вставил с трудом толстый палец, повернул диск до половины и оставил. Вынул двушку. Потом положил снова, набрал другую цифру. Загудел гудок вызова.

— Гера, — сказал Васин, — это я. Как дела?

— Нормально, батя.

Пауза.

— А как Машенька?

— Нормально, батя.

Пауза…

— Гера…

— Слушай, батя, — сказал сын, — я бы тебе все простил. И квартиру, и Люсю. Но что ты с матерью сделал, я тебе никогда не прощу.

Короткие гудки.

Васин вышел из будки. Постоял. Пошел к дому Саши. Постучал в дверь. Кузякин приоткрыл дверь — на цепочке.

— Кузякин, — сказал Васин — я хочу с Сашей поговорить.

— Нет его, — сухо сказал Кузякин. — Он спать лег.

И захлопнул дверь.

Васин пошел вокруг дома. Заглядывал в окна. Одно из них было открыто.

Саша все в той же позе сидел на кровати.

— Ермаков, — сказал Васин.

Саша поднял голову.

— Какой хороший пейзаж был.

Васин отодвинулся.

— Я хотел вам сказать, — Васину нелегко давались эти слова. Ему было неловко и тяжко. — Вы справляйте свадьбу, все будет хорошо. Я беру на свою ответственность это нарушение.

— Зачем?

— Что зачем?

— Все зачем?

— А чтобы род человеческий продолжался.

— Ну вот идите и продолжайте.

Саша поднялся с постели, закрыл ставни. Васин заглянул в щель между ставнями. Саша сидел на кровати, безучастно смотрел перед собой.

— Пал Ваныч! — позвала с улицы Наташа. В руке у нее был плед. — Вам Саша нужен? Его нет, они сейчас как раз в загсе. У него сегодня свадьба.

Васин подошел к Наталье, сказал:

— Наталья, ты не сердись на меня. Извини.

— Ладно уж, Пал Ваныч. Забудем. Накиньте, а то простудитесь.

Она накинула ему на плечи плед.

— Спасибо, Наташенька.

— А я брюки те не взяла. Дорого очень.

— Я пойду, — сказал Васин. — Дел полно. До свидания. И пошел по улице. И наткнулся на учеников Тролля.

Ученики стояли, загораживая ему проход. Васин покорно отдал плед Горбуну.

Сероглазый взглянул сквозь лупу на лацкан. Юный пинцетом взял с лацкана вспыхнувшее стеклышко. Потом тролли, напевая и приплясывая, пошли прочь. Наташа увидела это и со всех ног бросилась к ним. Выхватила плед из рук Горбуна.

— Это вы бросьте! — крикнула она. — Что за хулиганство!

И вдруг… тролли исчезли. А Васин снова оказался у окна. Он заглядывал в щель.

Саша все так же сидел на кровати, безучастно смотря перед собой.

— Пал Ваныч, — снова позвала с улицы Наташа, — вам Саша нужен? Нет его. Они сейчас как раз в загсе.

Васин подошел к ней, сказал:

— Ты извини меня, Наташенька.

— Ладно уж. Накиньте это, простудитесь.

Она накинула ему на плечи плед.

— Спасибо. Я пойду, — сказал Васин. Дел полно.

И пошел по улице. И наткнулся на троллей. И снова Васин покорно отдал Горбуну плед. И снова Сероглазый направил лупу, а Юный снял пинцетом с лацкана пиджака блеснувшее стеклышко. И они снова, напевая и приплясывая, пошли прочь. Наташа увидела это и со всех ног бросилась к ним. Выхватила из рук Горбуна плед.

— Это вы бросьте! — крикнула она. — Что за хулиганство!

И опять… тролли исчезли. А Васин опять стоял у окна, заглядывал в щель.

Саша все так же сидел на кровати, безучастно глядя перед собой.

— Пал Ваныч! — снова позвала с улицы Наташа. — А Саши нет. Они сейчас как раз в загсе.

Васин подошел к ней, сказал:

— Ты извини меня, Наташенька.

— Накиньте это, простудитесь.

Она накинула ему на плечи плед.

— Я пойду, — сказал Васин. — Дел полно.

И пошел по улице. И опять наткнулся на троллят. Один отобрал у него плед, второй направил лупу, третий пинцетом снял стеклышко. И они пошли прочь, напевая и приплясывая. Наташа бросилась за ними с криком:

— Это вы бросьте! Что за хулиганство!

Васин перехватил ее.

— Черт с ними, Наташка! Я тебе другой плед куплю. Не до утра ж здесь бегать. У меня дел полно!

И тут тролли опять исчезли. А Васин снова оказался у окна.

И в щель он увидел, что за спиной Саши возникла Настя. Саша обернулся к ней, но не двинулся с места. Настя робко подошла к дивану. В руке она держала магнитофон. В другой — шляпу. Она оглянулась — куда поставить магнитофон. Поставила на стул. Сама села на другой.

Саша сидел, словно ее не замечал. Настя включила магнитофон — заиграла ресторанная песня. А сквозь музыку прорвался голос Васина: «Получите с меня за бокал этих пузырей!»

Васин вздрогнул. А Саша усмехнулся. А Настя заплакала.

Тогда Саша взял у Насти шляпу и надвинул на глаза.

В пустыне старый Тролль вложил стеклышко в мозаику зеркала.

В осколке было видно, как Наташа накинула на плечи Васина плед, и он, сгорбившись, пошел по улице.

Ученики Тролля встрепенулись. Увидели что-то. Поднял голову и главный Тролль. Потом старый Тролль показал куда-то пальцем. И его послушные ученики, напевая и пританцовывая, пошли куда-то вдаль по бескрайней серой пустыне.