Не грози свахе!

6

Глаза лла Нунгу выпучились сами собой, а лла Ниахате вдохновенно продолжала:

— Легенды гласят, будто их предки поклялись никогда больше сюда не приходить, да только чушь это. Как можно не почитать души умерших родственников? Вот они и ходят таким сложным путём, чтобы поклониться своим прадедам. Цветы им дарят. А ещё — реликвия эта, похищенная сыном наместника, наверняка связана с покойниками. Потому и важна: без неё нельзя показаться на глаза умершим.

— Вот же глу... — лла Нунгу осеклась, затем быстро собралась с мыслями и затараторила: — Вот же неразумный наместник, покрывает человека, укравшего такую ценную вещь! Это ведь почти как могилы расхищать! Не простят такого мертвецы, ни ему, ни сыну его безрассудному не простят!

— Верно, — согласилась лла Ниахате. — А значит, пришла пора расставить всё по местам. Сделать так, чтоб обе стороны оказались если не в выигрыше, то хотя бы не в большом проигрыше.

— Ой, лла, и умная же вы! Но только как такое провернуть?

Лла Ниахате усмехнулась:

— Если честно, то я и сама до конца не знаю. Знаю одно: кочевники сейчас в отчаяньи, пойдут на любые меры. Их нужно остановить, пока не случилось чего дурного.

— Да, но как?

— Не знаю, — повторила лла Ниахате, а затем развернулась и пошла к себе, на второй этаж. Там переоделась: достала из ящика ткани тёмные, точно душа ростовщика, и накрутила их на грудь и бёдра; сняла часть браслетов, включая те, что с колокольчиками, а взамен надела всего один — широкий и тяжёлый, с выступающими железными шипами. Какой же бандит это ей преподнёс? Ах да, всё тот же главарь разбойников. Сказал, что может пригодиться против разных негодяев. Ну, негодяи или нет, а вот, пригодилось.

Из другого сундука лла Ниахате достала накидку, совершенно сливающуюся по цвету с темнотой, царящей за окнами. Затем задумчиво поглядела на шкатулку, которую всегда держала запертой. Решительно кивнув, достала ключ и, поковырявшись в замочной скважине, распахнула деревянную крышку.

Шкатулка была выстлана алым шёлком, напоминающим по цвету свежую кровь, а посередине лежал обёрнутый погребальными пеленами детский палец. Оберег-мути, сочащийся чёрной магией. Подарок из тех, которые лучше бы не принимать, но куда деваться, если ненароком спасла жизнь не тому человеку? Откажешься от благосклонности колдуна — огребёшь неприятностей на всю оставшуюся жизнь, недолгую и исключительно неприятную. Этот мути лла Ниахате всегда держала в стороне от прочих и надеялась в жизни никогда им не воспользоваться.

Может, и сейчас не придётся, и после ночной вылазки амулет займёт прежнее место, да там и останется до конца долгой жизни своей нынешней хозяйки...

Помедлив, лла Ниахате взяла палец и сунула себе на грудь, поближе к сердцу. Кожу тут же обожгло неприятным холодком, в ушах на миг зашумело, тени в комнате качнулись и вновь затихли. Всё. Теперь лла Ниахате была полностью готова. Набросила на плечи почти невесомую накидку и под причитания лла Нунгу вышла в безлунную ночь.

Пустынный ветер, изрядно похолодавший с дневных часов, тут же рванул накидку. Удержав её и процедив сквозь зубы пару проклятий злым духам, норовящим лишить честную женщину дорогой собственности, лла Ниахате продолжила путь.

Город, такой оживлённый днём, казался вымершим. Сколько лла Ниахате ни вертела головой по сторонам, но не смогла увидать в чернеющих провалах окон даже одной-разъединственной завалящей лучины, а тучи, которые неслись по тёмному небу, заслоняли свет звёзд. Идти приходилось чуть ли не на ощупь, время от времени касаясь почти растворившихся во мгле стен. Иногда лла Ниахате казалось, что ночь, спустившаяся на Одакво, длится не пару часов, а целую вечность, а когда она закончится, на месте цветущего города будут полыхать неистовым жаром барханы, да одинокий коршун станет кружить в поблекшем небе, тщетно ожидая падали. Но всё это, разумеется, оказалось лишь игрой не в меру распалённого воображения. Форт вздымался на прежнем месте, и когда пара одиноких звёзд проглядывала в просвет между тучами, то его очертания возвышались над домами, как горы высятся над деревьями. Лла Ниахате продвигалась в верном направлении, и вскорости достигла запертых ворот, украшенных массивными бронзовыми щитами в обрамлении тяжёлых деревянных брусьев.

Едва она собралась постучать в эти двери, как сверху раздалось:

— Пст, пст... Взгляните сюда, почтенная лла!

Лла Ниахате подняла голову. Во тьме едва виднелась человеческая фигура. Невозможно было даже разобрать, мужчина это или женщина. Спрашивать лла Ниахате не собиралась — она терпеливо ждала, что будет дальше, и, наконец, дождалась: со стены спустилось некое подобие качелей. Сиденье, рассчитанное на женщину почтенную и объёмную, покачивалось на двух крепких цепях и казалось мягким. Когда лла Ниахате коснулась его рукой, то убедилась: оно набито мягкой травой, обтянутой поверху буйволиной кожей. Почему-то это умилило женщину — такая забота заслуживала восхищения и уважения!

Наверху что-то поскрипывало — возможно, деревянная лебёдка.

Лла Ниахате уселась на сиденье и покрепче ухватилась за цепи. Раскачиваясь и скрипя, качели начали подниматься вверх. Интересно, подумала лла Ниахате, почему стражники не слышат этого шума? Тут ведь не то что привратников — половину города разбудить можно!

Разгадка оказалась простой: именно стражники и крутили лебёдку, пыхтя и отдуваясь. Лла Ниахате недоумённо нахмурилась. Разве не разумней немного приоткрыть ворота?

— Рычаг заклинило, лла, — смущённо признался один из стражников в ответ на прямой вопрос. — А без рычага, вручную, тут человек десять с трудом управляется. Утро наступит — тогда починим рычаг, а до тех пор так пускай будет. Надеюсь, вы не ушиблись нигде?

— Нет, — величественно покачала головой лла Ниахате. — Но испорченный рычаг — тоже часть заговора. Очевидно, те, кто это сотворил, надеются скрыться иным путём, и успеть скрыться, пока стража отворяет ворота. Кузнец, ты здесь?

— Здесь, лла, — от стены отделилась тень, и кузнец, смущённо переступая с ноги на ногу, предстал перед лла Ниахате.

Хха Афуоле тоже переоделся: сейчас на его внушительном торсе красовалась кожаная куртка с нашитыми поверх неё костяными пластинами, а на руки кузнец надел длинные перчатки из буйволиной кожи. На плече хха Афуоле нёс боевой молот, и его стальное навершие мрачно поблёскивало в неярком свете факелов.

— Этих людей, — кузнец кивнул на стражников, — я сам отобрал, лла. Я им доверяю. Кроме того, мои подмастерья тоже наготове, и помогут вам во всех начинаниях.

— Отлично. Тогда нам пора на площадь с барабаном. Только идём тихо, — лла Ниахате для наглядности приложила пухлый палец к губам. — Очень тихо. Те, кто нас там поджидает, ничего не должны заподозрить.

— Хорошо, — кузнец сурово поглядел на стражников, и те разделились: часть осталась у ворот, а часть присоединилась к маленькой процессии. Лишь один из них, самый молодой, не выдержал и всё-таки спросил:

— Но кто поджидает нас на площади, лла?

— Надеюсь, кочевники, — вздохнула лла Ниахате. — Однако может быть всякое. Один мертвец так и не вернулся на место своего упокоения, стал умокву, бедолага. Очень древний мертвец, очень сильный умокву может получиться, если знать, как правильно его поднять.

Стражники поёжились. Хха Афуоле, напротив, хранил гордое молчание. Лла Ниахате покачала головой, недовольно поджала губы:

— Эй, кузнец, не делай вида, будто тебе всё равно. Верно рассчитывай силы, не то надорвёшься.

У одного из стражников вырвался короткий смешок, тут же перешедший в кашель, стоило кузнецу бросить на него грозный взгляд. Даже в неверной пляске теней, отбрасываемых факелами, видно было, как краска залила щёки хха Афуоле. Однако он быстро справился с собой и коротко поклонился:

— Буду иметь в виду и благодарю за науку, лла.

Лла Ниахате не стала делать вид, что ей не понравилось поведение хха Афуоле. Вот умеет же, если постарается!

По дороге к группе присоединилось ещё четверо — судя по внешнему виду и по тем почтительным взглядам, которые они бросали на кузнеца, это были подмастерья хха Афуоле. Тот приветствовал новоприбывших коротким кивком и пересказал то, что сообщила лла Ниахате. Среди молодёжи возникло волнение. Один — крепкий малый, вооружённый молотом и метательными дротиками — с явной дрожью в голосе спросил:

— Но как мы справимся с умокву?

— Это, — с достоинством ответила лла Ниахате, — уж моё дело. Вы с кочевниками справьтесь, чтоб ни один не сбежал!

Палец, спрятанный на груди, обжёг кожу. Лла Ниахате очень надеялась, что его не придётся применять, но если всё-таки время пришло, то она справится, справится безо всяких сомнений!

— Хорошо, лла, — раздался нестройный хор голосов.

— Подходим, — перебил всех кузнец. — Гаси факелы! Дальнейшую часть пути идём в темноте. И глядите под ноги, чтоб никто не испортил дела! Лла, обопрётесь об мою руку?

Отказываться лла Ниахате не стала. Пока тушили факелы, она заметила несколько завистливых взглядов, брошенных на кузнеца. Это согрело душу. Всё-таки она ещё достаточно хороша для того, чтоб на неё заглядывались и молодые!

Да только что проку в подобном? Кто позарится на женщину, которая трижды выходила замуж, а детей всё нет и нет? Наверняка бесплодна, а может, и проклятье какое наложено! Лла Ниахате досадливо цокнула языком, а на встревоженный взгляд кузнеца ответила лёгкой усмешкой — и покрепче сжала его локоть.

Главная площадь форта утопала во тьме. Большой барабан смутно виднелся на её противоположном краю, рядом с помостом для казней. Сколько же новостей он передал на своём веку! И теперь его используют столь кощунственным образом... Почтенную сваху затрясло от негодования.

— Где-то в нём замаскированная дыра, — шёпотом сказала она. — Окружите барабан со всех сторон, а затем ты, кузнец, ударь по нему своим длинным молотом. Только смотри, не порви, бей осторожно!

— Не волнуйся, лла, — голос кузнеца был едва слышен, но его горячее дыхание опаляло щёку лла Ниахате. — Я справлюсь. Ну, ребята, за дело!

Кузнец отнял руку и повёл маленький отряд исполнять заранее согласованный план. Лла Ниахате осталась в арьегарде.

Направляющиеся к барабану тени — изломанные, искривлённые, топорщившиеся разнообразным оружием, — и сами напоминали злых духов, летающих в ночи. Приходилось то и дело напоминать себе: они союзники, неплохие, в общем, ребята, а их предводитель так и вовсе... Что именно «вовсе» лла Ниахате додумывать не стала. Слишком уж много чести для кузнеца, право слово! Лучше сосредоточиться на том, что предстоит совершить.

Тени окружили барабан — и затем раздался первый гулкий удар.

Лла Ниахате не знала азбуку барабанной дроби — за исключением разве что самых примитивных обозначений — и сомневалась, что кузнец знает. Но сейчас молот выстукивал общеизвестный сигнал тревоги. В окнах форта начали загораться огни; город тоже проснулся: лла Ниахате видела, как забегали по улицам маленькие светлячки — люди с факелами. И тут шкура у подножия барабана приподнялась — оттуда вывалился наполовину оглушённый кочевник.

Следует признать, что слабаком ни он, ни те, что появились вслед за ним, не были. Охнул один из подмастерьев — его достало короткое копьё. Другой взмахнул молотом...

— Живыми! — теперь кузнецу не нужно было сдерживать громовой голос. — Брать их живыми!

Раскаты гулкого баса эхом отразились от стен, сменившись рёвом — кочевники пошли в последнюю, отчаянную атаку. Кузнец пригнулся и метнул молот. Он ударил по ногам двух нападающих, заставив тех с воем упасть. Ещё одного хха Афуоле, прыгнув вперёд, оглушил ударом могучего кулака. С остальными сражались подмастерья и стражники. Битва шла с переменным успехом — кочевников было меньше, но они дрались так отчаянно, словно от этого зависели не только их жизни, но и жизни всего племени.

А может, так и есть, внезапно подумала лла Ниахате. Бочком-бочком прокравшись вдоль стены, она нырнула в барабан — нелёгкое дело для женщины её комплекции, но отнюдь не невозможное.

Первое, что она нащупала, была нога, которая отчаянно лягнулась.

— Ух! Полегче! — вырвалось у лла Ниахате, потому как нога чувствительно врезала ей в грудь. Ей ответили отчаянным мычанием, и у городской свахи возникла потрясающая догадка.

— Соголон? — тихонько спросила она. Мычание стало утвердительным, и спустя несколько секунд связанная девушка, извиваясь всем телом, сумела приподняться, встретившись взглядом с нежданной пришелицей.

— Лежи тихо, Соголон, — шепнула лла Ниахате, — сейчас я тебя развяжу.

Девушка притихла, но мычать не перестала. Голова её мотнулась в сторону. Во тьме лла Ниахате, разумеется, ничего не увидала, но протянула туда руку, и пальцы её сомкнулись на небольшой статуэтке.

В самом деле, кто сказал, что тотем, в котором заключена душа первого вождя, обязан быть большим? Трёх четвертей локтя вполне достаточно.

Палец ребёнка вновь обжёг холодом грудь: похоже, статуэтку вырезали из человеческой кости. Судя по выщербинам на ней, мастер умер давным-давно. Слишком давно, чтобы вещь не стала могущественным артефактом. Да ещё и заклинатель, небось, попался не из последних...

Лла Ниахате вздохнула и уселась поудобней, положив статуэтку себе на колени. Нужно было для начала развязать Соголон.

Битва меж тем подходила к концу. Судя по крикам и топоту множества ног, стража и наместник, наконец, разобрались, где нарушается порядок, и прибыли как раз в нужный момент. Теперь надо выбраться отсюда с девушкой и...

— Их ждёт колдунья! — отчаянно прошептала Соголон, стоило ей освободиться и выплюнуть кляп. — У неё мертвец!

— Плохо дело, — пробурчала лла Ниахате. — Похоже, это ловушка, чтоб собрать всех вместе. Ладно, девочка, оставайся пока здесь. Тут для тебя самое безопасное место. Старый барабан не даст в обиду дочь барабанщика.

— А вы, лла?

Ещё один вздох вырвался из груди свахи — груди, необъятной, как разум мудреца.

— А что я, дитя? Попробую остановить это безумие, раз уж больше некому.

Не слушая дальнейших причитаний Соголон, лла Ниахате выбралась из недр барабана, крепко сжимая в руке статуэтку. И вовремя: хотя стражники и окружили кочевников (сопротивлялось уже только двое), за спиной наместника выросла слабо светящаяся фигура. Ночь придавала умокву сил — он вырос и раздался вширь, из плеч и шеи торчали костяные шипы, а пальцы заканчивались острейшими когтями. И один такой коготь как раз поглаживал шею наместника.

На какое-то время все замерли. В полной тишине слышался лишь тихий хрип — это наместник пытался дышать. Получалось не очень и через раз: на шее виднелась уже алая полоса, и капли крови пятнали белоснежный воротник иноземной рубахи, привезённой из какой-то далёкой страны и стоившей целое состояние. Потом сложно будет отстирывать, мимолётно подумала лла Ниахате и возвысила голос:

— Эй, колдунья? Ты здесь? Давай, выходи: то, что ты ищешь — у меня!

Когда лла Ниахате подняла руку вверх, статуэтка засияла, точно маленькая звезда. Умокву воздел на неё глаза и разразился утробным воем.

— Ну? — требовательно крикнула лла Ниахате. — Буду говорить только с тобой, соседка, остальные пускай слушают!

Лла Джуф появилась из тьмы. Сейчас седые волосы колдуньи были распущены, на лбу красовалась диадема, украшенная черепом гиены. В пустых глазницах черепа роились зелёные огоньки. Накидку из гиеньих шкур, наброшенную на обнажённые тощие плечи колдуньи, трепал холодный ветер — может, пустынный, а может, тот самый, что порой вырывается из мира мёртвых и заставляет живых принимать неверные решения.

— Что ж... соседка, — голос лла Джуф звучал куда более хрипло, чем обычно. Лла Ниахате понимала: колдовство отнимает у ньянга много сил, особенно если магия чёрная, а дела с мертвецами — они черней некуда. — Говори, говори, соседка, почему бы и не послушать? Ты, по слухам, сильна в своём деле, вот и проверим. Но если соврёшь хотя бы в малом — он умрёт.

Умокву утробно заворчал, и вторая лапища, на которой ещё болтались остатки кожи, обхватила пухлый живот наместника и ткнула когтём в богато расшитый халат. Мужчина тоненько завизжал.

Что же делать? Рисковать или нет? Мысли неслись в голове лла Ниахате быстро, словно стадо антилоп, спасающихся от львиного прайда. Стоит ли тянуть время, если кровавый финал неизбежен?

Детский палец внезапно завибрировал, и статуэтка отозвалась мерцанием в такт. Колдунья охнула, а почтенную сваху осенило: вот он, шанс! Если сейчас заключить договор, то старой ньянга придётся его выполнить, ибо они обе говорят перед лицом старых духов, хозяйничающих в эту ночь новолуния. И лла Джуф прекрасно поняла только что, какую роковую ошибку совершила.

— Ладно, — кивнула лла Ниахате. — Но если я расскажу правду, соседка, то ты отпустишь этого человека и сама уберёшься из города. Можешь вместе с племенем. Я не кровожадна, духи мне свидетели!

Статуэтка вновь замерцала. Лла Джуф не отрывала глаз от её сияния. В свете факелов видно было, как сильно колдунья побледнела.

— А тотем? — лежащий на земле кочевник с усилием поднял голову. — Наш... тотем...

— Тотем я б вам отдала, — хмыкнула лла Ниахате, — да только вот стоит мне его передать, как соседушка моя тут же спустит мертвеца с цепи. Что, правду я говорю, а, лла Джуф?

Колдунья презрительно скривилась, но ничего не ответила. Стало быть, лла Ниахате угадала.

Ох, опасную же игру она затеяла! Ну да делать нечего: слово дано, духи ждут, кто выиграет, кто проиграет. Теперь главное — не соврать ни словом, ни вздохом.