(Не) идеальный джентльмен

1.

Девушка с распущенной косой стоит у распахнутого окна. При виде падающей звезды она страстно восклицает:

– Я хочу быть главной героиней этой книги, я хочу быть главным любовным интересом главного героя!

Нет, не думайте, эта девушка была не я. Для меня все началось по-другому. Вот так:

День рождения на берегу реки – нагретая солнцем галька, комарье в ивняке, гости весело плещутся, папа жарит шашлыки, сестры оживленно обсуждают функционал детской коляски. И тут Тося протягивает мне сверток.

– С днем рождения! – произносит она.

Сверток весьма характерной прямоугольной формы.

– Книга – лучший подарок, – не без сарказма сообщаю я Тосе.

– Я торопилась, а по пути был только книжный, – небрежно говорит мне Тося, и снова возвращается к коляскам.

Тем же вечером я открыла этот сверток, достала книгу, увидела на обложке паровоз и надпись «Идеальный джентльмен». «Бывают и такие!» – подумалось мне, и, так как день был насыщенным, я немедленно уснула.

И, наверное, проснулась бы я следующим утром, утром понедельника, выпила бы чаю и отправилась обсчитывать амортизацию станков, зарплаты рабочих и прочие прелести бухгалтерского мира, если бы не та самая девушка с распущенной косой.

– Я хочу быть главной героиней! – восклицает девушка.

И перед ней материализуюсь я.

– О-о-ой! – истошно вопит девушка.

« Ух ты!» – думаю я.

И есть с чего говорить «ух ты», я вообще люблю все старинное, а тут передо мной мебель вся в резных завитушках, кровать с балдахином, а балдахин с кистями, зеркало в золоченой раме, и всюду лазурный шелк, на стенах он еще и с узорами в восточном стиле. Правда, есть еще и девушка в длинной до полу сорочке, она все еще кричит. И к ее крикам присоединяется еще один голос.

– Елена Александровна, Елена, откройте, что с вами? – требовательно восклицает мужской голос из-за двери.

Девушка, Елена, перестает кричать и начинает судорожно метаться по комнате.

– Елена, откройте! – настойчиво повторяет мужской голос за дверью. – Елена Александровна, с вами все в порядке? Почему вы кричали?

– Он сейчас дверь выломает, откройте ему, – говорю я девушке.

Мне жалко белую дверь, которая тоже вся в резьбе.

– Откройте, чего вы бегаете? – еще раз говорю я ей.

– Я халат ищу! – звенящим голосом сообщает мне несчастная Елена.

– Этот? – я показываю ей на багровый бархатный халат, мирно лежащий в кресле.

– Да! – она немедленно облачается в халат, но дверь открывать все равно не спешит.

– А теперь чего? – вопрошаю я, потому что дверь уже начинает трещать под ударами крепкого плеча задверного мужчины.

– У меня волосы не собраны!

Возражать ей что-то уже поздно – в этот же самый момент дверь слетает с петель, и на пороге возникает он.

И это опять «ух ты!».

В одной руке он держит подсвечник, а в другой старинный пистолет, свечи бросают оранжевый отблеск на его белое лицо, у него соколиный взор, мужественно сведенные брови, темные волосы его разметались и бунтарски спадают на лоб. «Плечи медведя, талия тигра» и прочие красоты в нем тоже есть, и я вполне могу понять Елену, не желавшую предстать пред таким красавцем в монашеского покроя сорочке.

– Это я ее напугала,– сообщаю я красавцу, в том числе и стайной мыслью, обратить его внимание на себя. Но он, почему-то, на меня не смотрит. Он, как будто, видит только одну Елену.

– Я… э-э-э… она появилась, и… – неуверенно произносит Елена.

– Кто появился? – настороженно спрашивает красавец.

– Я появилась! – возмущено говорю я, и делаю шаг к нему. – Я!

Но он на меня не смотрит. Он меня не видит. Я невидима для него, и это очевидно понимает и Елена. На ее лице отображается мучительная работа мысли, и, запинаясь, она начинает объяснять:

– Я увидела за окном какую-то тень и испугалась… – мямлит она.

И мне ее искренне жаль, потому что на красавец-мужчина смотрит на нее как на ребенка. Не умильно «какая-милая-душечка» а как на ребенка, несмышленость которого приходится терпеть, куда деваться. А потом он разворачивается и уходит. Уходит, аккуратно притворив выбитую дверь, но от этого не легче.

Елена падает в кресло и закрывает лицо руками. Она не плачет, она сидит и тяжело дышит.

– Хотите воды? – спрашиваю я ее, и пытаюсь подать ей стакан, но моя рука предательски проходит сквозь его стеклянные стенки. Я пытаюсь еще и еще раз – но ничего не выходит. И не только стакан проявляет такие странные свойства, мои руки, а так же и ноги, беспрепятственно пересекают стулья, диваны, и прочие предметы меблировки. Я, ко всему прочему, еще и бестелесный дух.

– А я могу просунуть руку сквозь стену! – радостно сообщаю я горюющей Елене. Она отнимает руки от лица и пристально смотрит на меня.

– Кто вы? – говорит она тихо.

– Меня зовут Эля. Элеонора. Старжинская, – представляюсь я ей.

– Я не об этом. Вы вообще кто?

Вопрос, конечно, интересный. Кто я вообще? Человек, женщина? Несчастная Елена явно спрашивает не об этом.

– Я бухгалтер, – говорю я.

– У вас принято так ходить? – Елена окидывает меня суровым взглядом, и я вслед за ней обращаю взор на свою помятую пижаму. А на голове у меня бигуди.

– Нет, конечно, но я же сплю. То есть, это же сон? Вот в чем я уснула, в том и стою здесь, – говорю я Елене.

– Это не сон. Вы попаданка. Попаданка в книгу, – сообщает мне Елена и шмыгает носом.

Вот так эта история и началась.

2.

Итак, оказывается, я попаданка в книгу. Не могу сказать, что для меня это что-то меняло, я была полна ощущением красочного и сказочного сна.

– А что это за книга? Книга, в которую я попала? – беззаботно поинтересовалась я у хмурой Елены.

– Хотела бы я сама это знать, – мрачно ответила она. – Как называлась та книга, которую вы читали последней?

– Э-э-э… ну….

Я призадумалась. Книга, которую я читала последней, называлась «Налоговое право», и, как вы понимаете, это был совсем не тот текст, на страницах которого можно было встретить красавца-брюнета.

– Я уж и не помню, – сказала я, – я много работаю, как то не до литературы…

И тут меня осенило.

– Мне же вчера подарили книгу! Только я ее не читала, не открыла даже, она называется «Идеальный джентльмен».

Елена тяжко вздохнула.

– Здесь почти любой мужчина идеальный джентльмен.

– Правда? Этот мир нравится мне все больше и больше! – рассмеялась я, но Елене это не понравилось.

– Прошу меня простить, – произнесла она, поднимаясь, – у меня тоже сложная работа и…

– А кем вы работаете? – беззастенчиво перебила я ее.

Елена закусила губу, очевидно, запасы ее вежливости подходили к концу.

– Я детектив-криминалист.

– Ничего себе!

– У меня завтра трудный день, – процедила Елена сквозь зубы. – Мне надо выспаться. Поэтому, не могли бы вы…

– Ой, да, конечно! – перебила я ее. – Я сейчас уйду!

И, желая как можно скорее протестировать свои новые способности, я ломанулась в ближайшую стену.

Не знаю, было ли это что-то подсознательное, или мне просто так повезло – но я оказалась лицом к лицу с тем красавцем-мужчиной. Эта, соседняя комната была зеленой, там была кровать и письменный стол, подсвечник на резной тумбочке дополнял свет газовых рожков, а ОН стоял, повернувшись боком, и внимательно смотрел куда-то в мой подбородок.

Нет, конечно же он смотрел не на меня. Стоя перед зеркалом, через которое я только что прошла, он разглядывал синяки на своем потрясающем бицепсе, очевидно, взлом комнаты хмурой Елены даром ему не прошел.

– Привет! – сказала я ему, впрочем, без особой надежды быть услышанной.

Красавец отвернулся, аккуратно расправил закатанный рукав, застегнул запонку на манжете, одернул жилет, и уселся за покрытый бархатной скатертью стол. Перед ним лежали бумаги, и, заглянув через его плечо, я увидела, что изучает он краткую биографию какого-то «Блохина Виталия Владимировича, сорока лет от роду, телосложения среднего, волос русый». Дальше шло что-то о полярных исследованиях, но бумажный полярник Блохин интересовал меня гораздо меньше сидевшего передо мной живого мужчины.

– Ты очень красивый, – произнесла я, ощущая свою полную безнаказанность. – Очень-очень красивый.

Красавец отложил лист, и взял другой, я слышала его дыхание, и даже тепло его чувствовала, но пальцы мои проходили сквозь его руки насквозь.

– Жалко, что ты меня не видишь, – сказала я, наклоняясь к нему.

И тут в дверь постучали.

– Андрей Германович, это я. – Произнес напряженный голос Елены.

Несколько досадуя, я проводила взглядом красивого Андрея Германовича, неспешно шедшего ей открывать.

– Елена Александровна? – спросил он с убийственной вежливостью в голосе. – Что-то случилось?

– Я…

И она, вытянув шею, посмотрела на меня, посмотрела пристально, злобно, с оттенком «Ты чего здесь забыла». Красавец Андрей Германович аж обернулся, чтобы понять, что же такого ужасного Елена увидела в его комнате.

– Я работал, – сказал он, решив, видимо, что Елена изучает взглядом его стол.

– Это… это замечательно, – пробормотала она, не сводя с меня глаз.

– С вами все в порядке? – Спросил Андрей, не меняя интонаций.

– Да.

Он явно выпроваживал Елену, и, не желая дальше созерцать ее мучения, я сделал два шага, и снова оказалась в ее комнате с синими стенами. Через минуту туда вернулась и она.

– Вы зачем пошли к Андрею Германовичу? – прошипела она мне, – Зачем вы сказали ему, что он красивый?

Во-первых, я не специально к нему шла, а во-вторых, подслушивать нехорошо. Но я не стала указывать на это рассерженной Елене, и сказала только:

– Извините.

Елена моргнула, плюхнулась в кресло и внезапно как-то раскисла. Еще секунду назад она явно намеревалась дать мне бой, и вот личико ее уже кривилось в слезливой гримаске.

– Вам не за что извиняться, – голос ее был страдальческим.

– Он вам очень нравится? Андрей Германович?

В реальной жизни, я, наверное, никогда бы вот так не полезла с расспросами к едва знакомому человеку, но как раз реальной я себя сейчас не чувствовала.

– Он мне нравится, – тихо сказала Елена, – очень.

– Он и есть тот главный герой, о котором вы говорили? Главный герой, главным любовным интересом которого вы хотели стать?

Елена поднесла руку ко лбу.

– Вам плохо? – спросила я.

– Знаете, вы очень надоедливый призрак, – сдавленно произнесла она. – Но я, все же, вам отвечу. Никто не знает, кто здесь главный герой. И я не знаю. Вернее, не знала раньше.

– А теперь знаете? – я почувствовала себя заинтригованной.

– Да, представьте себе, – кивнула головой Елена. – Это вы.

– Почему? – Я искренне удивилась.

– Вы попаданка. Это очень редкое явление. Так что с вероятностью девяносто девять процентов эта книга – про вас. Книга про попаданку в книгу. Вы главная героиня, а я нет. Я ваша некрасивая знакомая, или, может, тайная недоброжелательница. Может, вообще антагонист, но что я не главное действующее лицо, это точно.

– Ну… Бывает, – неуверенно произнесла я. Елена явно пребывала сейчас не в лучших чувствах, и я не знала, как еще ее подбодрить. – Это же не важно?

Елена издала саркастический смешок.

– Для вас – конечно, – Елена откинулась в кресле, и говорила теперь не мне, а куда-то в потолок. – У вас, в реальном мире, любой может сам выбрать себе сюжет, и жить, как нравиться, у вас нет главных и неглавных героев. А каково мне? Вот я выбирала профессию криминалиста. Выбирала и думала: а вдруг эта книга про морские приключения, а я на море не попаду никогда? Или это сельская пастораль? Или эта книга про любовь? Представляете, – Голос ее снова зазвенел, – Каково это жить, осознавая, что ты второстепенный герой, может, даже не второстепенный, а так, эпизодический, массовка, может вся моя задача, это как в том анекдоте, передать однажды главному герою соль, чтобы он подумал – «какая некрасивая девушка, под стать мрачной сегодняшней погоде!»

– Ну уж вы совсем загнули, – сказала я, – у нас, между прочим, тоже не все выбирали себе «сельскую пастораль», но уж где родился, там и пригодился, как говориться.

– Вам меня не понять. Вы и не представляете себе, какую пустоту я постоянно ощущаю.

Я ее понимала – в какой-то мере, – но интуитивно мне казалось, что дело тут вовсе не в том, кто главный, а кто не главный герой.

– А знаете что, давайте дружить? – сказала я ей, – Если я главная героиня, то вы будете подругой главной героини, это, между прочим, тоже почти главное действующее лицо.

Елена остановила на мне взгляд, явно обдумывая эту мысль.

– Я буду вашей некрасивой подругой, – проговорила она мрачно.

– Почему сразу некрасивой? С чего вы вообще решили, что вы некрасивая? И давайте уже перестанем «выкать» мне это не нравится, я «вы» только главбуху на работе говорю, и поэтому у меня такие ассоциации… Как будто вы меня постоянно осуждаете.

Хотя тут, наверное, дело было не только в местоимении «вы».

– Ладно, – Елена неловко протянула мне руку. – Давай дружить.

Я поболтала своей неосязаемой рукой в ее кисти, и ответила.

– Меня обычно называют Элей.

3.

– У меня такие синяки под глазами, кошмар, – Елена критически оглядывала свое отражение. – Я так и не смогла уснуть.

Мне тоже не спалось. Елена, от всей своей дружеской щедрости, выделила мне какой-то чулан и сложенное вдвое одеяло вместо матраса, но спать мне так и не захотелось. Может, сказалось радостное возбуждение, а может для сна я была теперь слишком воздушной сущностью, голода я, кстати, тоже пока не ощущала.

– Это все твое? – спросила я Елену, подходя к открытому гардеробу.

Ах, какие там были платья, какие ткани! Шелковые, бархатные, с кружевами, в тонкую полоску и цветочек, узкие, и с пышным сложным складчатым подолом. Ради таких платьев я была готова даже залезть в корсет! Но увы, даже если Елена и расщедрилась бы, и позволила мне по наряжаться, ничего из этого не вышло бы, тела для этого роскошества у меня не было.

– А это что? – Спросила я указывая на какой-то странный лиф, весь в шнуровке он был странно жестким, и доходил до самого подбородка.

– Это корсет, – сказала Елена, вытаскивая строгое хлопковое платье лавандового цвета.

– Какой-то странный корсет, со шнуровкой на шее, вы что, шею тоже утягиваете?

– Нет, конечно! – раздраженно ответила Елена, задвигая этот странный предмет гардероба подальше. – Это защитный корсет, с металлическими вставками, от пуль. На шее спереди тоже есть щиток.

– Это бронежилет! – воскликнула я.

– Можно и так назвать, – снисходительно произнесла Елена, удаляясь за ширму.

– И тебе приходилось его носить?

– Только в университете, – долетел до меня голос Елены, вперемешку с шорохом ткани. – Это, на самом деле, мое первое задание. Мы с Андреем Германовичем приехали сюда, чтобы расследовать кражу бриллиантов.

– Да-а-а-а, – протянула я с чувством. – Как же здесь интересно!

– Временами, – произнесла Елена, выходя из-за ширмы и поворачиваясь к зеркалу. – Но ты со мной не пойдешь, я просто не смогу все время видеть тебя в этой пижаме…

И она вдруг осеклась и замолчала. Я отвлеклась от созерцания шелков, пытаясь понять, чего же такого она увидала в своем лиловом платье, но дело оказалось не в нем.

– А ты ведь можешь нам помочь, – Произнесла Елена поворачиваясь ко мне. – Тебя никто не видит, а ты видишь и слышишь все. Это может быть очень полезно.

– Да! – Я радостно подскочила. – Я готова! Что нужно делать?

Елена поморщилась, мой энтузиазм ей не слишком понравился.

– Главное, слушайся меня. И никогда первая со мной не заговаривай! Тебя никто не видит, как я буду выглядеть, общаясь с пустотой?

– Обещаю! – пылко воскликнула я.

– И ты можешь с волосами хотя бы, что-то сделать? Эти папильотки…

Я не знала, что такое папильотки, но общий смысл поняла, стащив с головы бигуди, я аккуратно положила их на подоконник, волосы у меня были короткие, и я просто взъерошила их руками.

– Это твой натуральный цвет? – Елена, прищурившись, разглядывала мой платиновый блонд.

– Нет, конечно.

– А выглядит как свой, – В ее голосе отчетливо прозвучала зависть. – Ну ладно. Давай, я введу тебя в курс дела.

Кража бриллиантов – это само по себе как-то романтично. Хотя бы уже по тому, что обкрадывают в такой ситуации явно не нищеброда какого-нибудь, и расследование (или воровство) автоматически ведет вас в мир богатых интерьеров и прекрасных манер. А тут еще украли не просто бриллианты, а одну из самых известных ( в данном книжном мире) коллекций, включавшую в себя с полсотни крупных бриллиантов чистейшей воды, как оправленных, так и нет, и несколько бриллиантов окрашенных, и в том числе редчайший синий алмаз «Королева».

Владел всем этим роскошеством богатый лесопромышленник, и, по совместительству, меценат, спонсирующий полярные исследования. Выходец из народа, он не любил чрезмерного присутствия слуг, и дом его почти не охранялся, но не нужно думать, что он был слишком беспечным. Дом не охранялся, а вот парк, в котором находился этот дом, имел мощную стену и двадцать человек охраны, попеременно стерегущих богатства Игнатия Захарова – именно так звали этого лесопромышленника.

– И, очевидно, кто-то из этой охраны и позарился на бриллианты, – сказала Елена. – Их украли все до одного. Местная полиция ничего не добилась, несмотря на то, что поместье Захарова сразу оцепили, и никого оттуда не выпускают. Город закрыли тоже, и выехать или въехать в него невозможно, исключение сделали только для нас с Андреем Германовичем. Но бриллианты словно сквозь землю провалились, их нигде нет.

– А под землей искали? – спросила я. – Может, их просто закопали в саду.

– Конечно искали, есть же собаки! – Елена опять впала в раздражение. – Собаками искали, но они не берут след! В любом случае, если бы кто-то где-то копал это было бы видно!

– Да я просто так спросила, – примирительно произнесла я.

– Твоя задача одна: ты должна наблюдать за охранниками, слушать их разговоры, если заметишь что-то подозрительное – сообщи мне. Это явно кто-то из них, потому что на окне комнаты, в которой хранились бриллианты, есть следы взлома. То есть, взломщик проник снаружи. Если бы, это сделал кто-то из слуг, то смысла проникать через окно не было, тогда, скорее бы, взламывали бы дверь. Однако, это явно кто-то свой, потому что на территорию поместья никто посторонний в тот день не проникал, по крайней мере, охранники в этом клянутся. Официально тоже никто не въезжал, ни врач, ни почтальон, никого не было. В момент похищения там не было даже хозяев – они уехали за озеро, на охоту.

– Что-то как-то скучновато, – сказала я Елене. – Следить за слугами и охранниками.

– Что ж, можешь оставаться в гостинице, – высокомерно произнесла она.

– Нет, ты что, я просто так сказала.

4.

Я стояла у окна и любовалась неземным видом. Нет, дело было не в деревьях или закате/рассвете, тут все было как обычно, просто там, за окном стоял старинный автомобиль, а рядом с ним Андрей.

Я вообще люблю старинные машины. Любые старинные, от самых первых, до машин пятидесятых-шестидесятых годов. И вот такой автомобиль, похожий, по сути, на карету, к которой приделали мотор, громоздкий и величественный одновременно, с подножкой, с медными фонарями по краям и складным верхом стоял под окнами гостиницы. А Андрей… с мужчинами тут наверное, так же как и с машинами – да в современных авто тоже что-то есть, их хищные формы тоже по своему пленяют, так же как и стильно одетые граждане за их рулем. В старинных машинах гораздо меньше энергии – и больше достоинства, представительности, сразу видно, что перед вами не масс-маркет, а нечто очень редкое и дорогое. Вот таков был и Андрей в своем светлом костюме с жилеткой и кепи на голове. У него был породистый профиль, прическа его была волосок к волоску, спину он держал очень прямо, а легкая небрежность, с которой он облокотился о перила, добавляла ему еще больше шарма.

– На что ты там смотришь? – нервно спросила Елена.

Я тут же отвернулась от окна.

– Тебя ждет Андрей, – сказала я ей.

И Андрею стоило подождать, потому что Елена, десять раз сообщившая мне о том, как плохо он относится к опозданиям, в последний момент вдруг решила поменять свое лавандовое платье, на другое синие и шерстяное.

– Но ты в нем сгоришь! – вразумляла я ее. – Июль на дворе, а на тебе и так двадцать подъюбников и десять сорочек!

Их, на самом деле, было меньше, но сути это не меняло – наряд ее в любом случае состоял из нескольких слоев, и облачаться поверх всего этого еще и в шерсть было как минимум неразумно.

– Андрей Германович, – прошипела мне в ответ Елена, – из-за тебя теперь думает что я легкомысленная особа, которая пугается темноты! А это платье розовое, я не могу показаться перед ним, в розовом, он решит, что я совсем дурочка!

– Оно лиловое, – сообщила я ей.

Но Елена меня, конечно, не услышала. В итоге к Андрею она спустилась сильно опоздав, и обливаясь потом – но зато строгая и синяя, как ей того и хотелось. Я вышла вслед за ней.

И не думайте, что это ее опоздание было главным событием утра. Отнюдь нет. Нас всех ждало происшествие покруче – меня в первую очередь. Я уже как-то привыкла к своей невидимости, она даже создавала определенное чувство комфорта, какой-то особенной свободы. И вот иду я, вернее бегу, за Еленой в полном комфорте – босиком, в пижаме, совершенно не заботясь о том, как я сейчас выгляжу, бегу, проходя сквозь стулья и прочие мелкие препятствия, выскакиваю на крыльцо, на яркий солнечный свет, и тут все взгляды обращаются на меня.

ВСЕ. Все как один, с Андрея начиная и заканчивая обслугой гостиницы смотрят на меня открыв рот. Здравствуй, попаданка.

Сюрприз! На открытом солнечном свете меня видно!

– Это…Это… – Елена начинает панически заикаться, – это моя помощница, и мы…

И в едином порыве мы разворачиваемся и бежим в ее комнату.

– Почему ты не сказала, что на свету тебя видно! – Елену аж трясет.

– Я и не знала, откуда мне знать, это же ты специалист по попаданкам!

– Тебя нужно срочно переодеть!

И какое-то время мы обе судорожно пытаемся натянуть на мое вновь неосязаемое тело Еленины платья.

– Да открой же ты наконец окно! – рычит на меня Елена, и совершенно напрасно рычит, так как мои прозрачные руки открыть что либо неспособны.

Но вот, рама, наконец, открыта, и скрючившись в пятне ультрафиолета, я кое-как влезаю в самое широкое платье Елены.

– Спрячь как-нибудь эту твою немыслимую стрижку! – Елена швыряет мне шляпку.

– Может, ты просто сообщишь всем что я попаданка? – резонно замечаю я. – Это же у вас в порядке вещей?

– Нет! – упрямо мотает головой Елена. – Ты мне нужна для слежки. То, что в помещении тебя не видно, это очень полезная способность, очень. Ты ведь мне поможешь? Ты поможешь мне найти бриллианты? – И в голосе ее слышится напряженная мольба.

Я не ответила ей сразу, но вовсе не потому, что у меня были какие-то сомнения и раздумья – да я, можно сказать, всю жизнь мечтала искать бриллианты, невидимой разгуливая по шикарным дворцам! – не ответила я только потому, что сражалась с тесемками шляпки, но Елена этого не поняла.

– Мы же подруги… – Неуверенно говорит она.

– Да. Я помогу тебе. – Я выпрямилась в полный рост. – Ну, как я выгляжу?

Я, конечно, чувствовала себя королевой. Платье в пол, с пуговками по всему корсажу, ботинки на шнуровке, нижние юбки – я уже забыла, что буквально полчаса назад попрекала Елену сложностью наряда, я была от себя в полном восторге. Правда, на лице Елены восторга было чуть меньше.

– Вроде неплохо, – сказала она. – Но твою пижаму, они, конечно, не забудут.

– Ой, ну и пусть. Главное, ничего не объясняй.

Елена неожиданно рассмеялась.

– Дельная мысль.

И вот такие, смелые и уверенные мы вышли пред светлые очи Андрея.

5.

– Элеонора Старжинская, – представилась я Андрею, и протянула ему руку.

Я от души надеялась, что он мою руку поцелует. Я надеялась понравиться ему, – ведь теперь меня было видно! – и я, в отличии от нервной Елены, комплексами по поводу своей внешности не страдала. Я улыбалась ему самой ободряющей улыбкой, я чувствовала как Елена рядом со мной, беспокоиться и злиться, и, вполне возможно, нашей с ней хрупкой дружбе пришел бы мгновенный конец… но я Андрею не понравилась.

Он едва коснулся моих пальцев, его поклон напоминал какой-то дерганный кивок, и посмотрел он не на меня.

– Вы не предупреждали о том, что привезете с собой помощницу, – строго сказал он Елене.

– Да я, не предупреждала, но…

– Но а я вот взяла и приехала! – радостно провозгласила я.

Наверное, на моем поведении сказывалось ощущение присутствия в сказочном сне, обычно я, все-таки, не такая развязанная. Но какой-то плюс в таком хамстве был – Андрей так поразился, что сразу забыл все свои попреки.

– Нас ждут к десяти, – только и смог сказать он.

Елена поспешно прошла в автомобиль, я юркнула за ней, Андрей тоже сел, водитель завел мотор, и мы поехали.

Поездка была не долгой. К воротам поместья лесопромышленника Захарова мы подъехали уже спустя полчаса, впрочем, от ворот до самого дома мы добирались почти еще столько же. Захаров сам встречал нас – это был представительного вида старик, седой, прямой, под руку его держала жена, очень на него похожая, позади стояла племянница. Гости этого поместья, в количестве трех человек ( два полярника и один проектировщик дирижаблей) были где-то в недрах своих комнат.

– Господа… – произнес Захаров.

И дальше пошли раскланивания и расшаркивания, Захаров церемонно приветствовал, племянница вторила ему и мило улыбалась, Андрей почтительно кивал. Я уж думала, что этому церемониалу конца так и не будет – но неожиданно прибыло спасение в лице местного полицейского чина.

– Очень рад! – воскликнул полицейский, протискиваясь вперед Захарова. – Рад, что вы, наконец, приехали, господин…

– Горин, Андрей Германович.

– Завадовская Елена Александровна, – представилась Елена.

– Старжинская Элеонора Сергеевна.

– Рад, очень рад, мы здесь совершенно зашли в тупик, – он отер пот с лица. Это был карикатурной внешности человек, тонкий, длинный и с пышными усами, нарядная полицейская форма делал его еще смешней.

– Я бы хотел взглянуть на материалы дела, – сказал Андрей, перед этим еще раз раскланявшийся с Захаровым.

– Да нет тут никаких материалов! – полицейский развернулся и резво зашагивал вперед, а вся наша компания, не успевавшая за его ногами-циркулями, семенила следом. – Так, пара фотографий, и все. Кто из вас криминалист? – Спросил он, когда мы оказались в большом и просторном кабинете.

– Я криминалист, – сказала Елена.

– А где ваша помощница? – Вдруг воскликнул Андрей. – она же шла с нами.

Забывшись, я пошла вместе со всеми, и, естественно, исчезла, как только мы вошли в дом.

– Она должна была пойти опрашивать охрану, – выразительно глядя на невидимую меня произнесла Елена. – Она очень хорошо ведет допросы.

– Надеюсь, госпожа Старжинская добьется большего успеха в этом деле, чем я, – небрежно отмахнулся полицейский. – А здесь работа для криминалиста. Следы взлома, – кивнул он на большое окно. – Изучайте, – улыбнулся он Елене. – А это вам. – И он сунул в руки Андрея тоненькую папку.

– И все? – Андрей удивленно вскинул свои красивые брови.

– Все.

– Все показания? Но ведь в поместье почти тридцать человек!

– Все показания этих тридцати сводятся к трем словам: я ничего не видел.

– Это четыре слова. – Холодно произнес Андрей.

– Не суть. – Полицейский еще раз вытер свой лоб. – Что ж, если я ничем больше не могу вам помочь…

– Не снимайте охрану. Никого не выпускайте, – сказал Андрей, в голосе которого отчетливо прозвучало «хоть на это-то вы способны», и от полицейского это не укрылось.

– О, с этим я справляюсь прекрасно, – пропел он. – Меня даже Марья Валерьевна похвалила, сказала, что я очень компетентен.

– Марья Валерьевна Захарова? – Уточнил Андрей. – Племянница хозяина дома?

– Да. – С чувством произнес полицейский, и мне показалось, что он к этой Марье неравнодушен.

Елена, тем временем, уже открыла свой саквояж и вовсю орудовала лупой и щипчиками, Андрей, раскланявшись с полицейским, сел за стол и углубился в чтение.

А я пошла сквозь стену. На самом деле мне надо было идти к охранникам, но это было так далеко… Так что вначале я решила побродить по дому.

Из кабинета я попала в библиотеку – просторное, очень светлое помещение, с рядами книг от пола до потолка. В библиотеке никого не было. Пройдя сквозь стеллажи, я ощутила запах пыли, и особый, характерный дух лежалых книжных страниц. А по ту сторону этих стеллажей была, представьте себе, тайная комната! Единственная дверь ее открывалась в библиотечный книжный шкаф. Темная клетушка эта была полна полочек и шкафчиков, отличное место для того, кто хочет спрятать с полсотни драгоценных камней, но их там не было. Ну, или я их не заметила, все таки было темно, а на ощупь я искать не могла, просто потому, что этой ощупью я сейчас не обладала. Поэтому, повозившись, я покинула и это место.

И оказалась прямо посреди беседы Марьи Валерьевны, племянницы хозяина дома, и светловолосого полярника Блохина.

Марья сидела сцепив свои пухлые ручки, Блохин возвышался над ней, грудь его ходила ходуном, он явно был очень взволнован.

– Вы знаете мои чувства. Вы все знаете, не надо делать вид, как будто это для вас такая новость. Я так люблю вас. – Последние слова он произнес с мучением, даже с страданием в голосе.

Это было прямо как в кино.

6.

Красота, как говориться, в глазах смотрящего. « Когда я впервые увидел европейских женщин, они поразили меня своим уродством, особенно отвратительными мне показались их глаза и волосы самых разных цветов и оттенков» – Это реальные воспоминания одного китайца, жившего на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков. Марья Валерьевна была примерно такой же красавицей. Не в том смысле, что у нее что-то не то было с цветом волос или глаз, просто мне понять восхищение ею сразу двух мужчин, было, скажем так, сложновато. Да, лицо у нее было правильным, глаза выразительными, а кожа белой и чистой – хотя без пудры не обошлось, – но на мой придирчивый взгляд она была откровенно толстой. У нее была мощная шея, а руки напоминали две подушечки, и не думайте, что корсет утягивал ее тело в рюмочку, вовсе нет, некоторую женственность он ее фигуре придавал – но не более. В моем мире она ходила бы в бесформенных туниках и ботинках на устойчивом каблуке, но время было другим, к бодипозитивным девицам гораздо более щадящим. И поэтому Марья семенила, переступая мелкими шажками под слоями шелковых юбок, на голове у нее была высокая прическа, под подбородком декольте, а на лице полная уверенность в своей неотразимости.

– Марья Валерьевна… – страдающе проговорил полярник Блохин.

– Виталий Владимирович, – с нажимом произнесла Марья, – мы все сейчас в такой сложной ситуации, дядя места себе не находит, а единственное, что вас интересует, это выйду я за вас замуж или нет.

– Вам просто нравится меня мучить.

И тут я была с блондинистым Виталием Владимирович полностью согласна. Кража бриллиантов это, конечно, очень волнительно, но не настолько же, чтобы девушка не могла понять любит она этого мужчину или нет. Ощущения такого рода, по-моему, вообще ничем забить невозможно. Но Марья хлопала пшеничными ресницами, покусывала алые губки и делал вид, что только от большой доброты терпит настойчивость своего кавалера, который, кстати говоря, был вполне себе приятным мужчиной – сложения он был атлетического, одет дорого, и борода его ему шла.

– Марья, – в двери показалась седая голова хозяина дома. – Марья тебя инспектор ждет. Виталий Владимирович, пойдем, разговор есть.

Марья поднялась, ожгла Виталия взглядом, таким типичным «не-подходи-ко-мне-иди-сюда», и вышла. Я, естественно, последовала за ней, инспектор – это же был Андрей, отчего бы не взглянуть на него лишний раз.

Андрей ждал Марью не один, тут же, в кабинете, была и Елена, сидевшая в чрезвычайно напряженной позе, и для нее я, конечно, была видимой – но особо реагировать на меня она не стала, у нее явно были дела важней.

– Марья Валерьевна, – Андрей сдержанно улыбнулся племяннице хозяина дома. – Насколько я знаю, именно вы обнаружили пропажу бриллиантов.

– Да, – ответила она, немножко смущаясь, немножко нервничая, и одновременно заглядывая Андрею в глаза.

– И вы… Э-э-э… – он стал перебирать бумаги.

– Расскажите, что конкретно произошло, – жестко произнесла Елена.

– Утром я поднялась в свой кабинет, я помогаю дяде в систематизации его коллекций, у него их несколько…

– Что именно произошло? – повторила Елена.

– Я услышала, как хлопнула створка окна, – торопливо сказала Марья. – Это меня очень удивило, в этой части дома спален нет, и все окна обязательно запираются. Я пошла проверить, в первую очередь, я хотела проверить кабинет дяди, потому что там хранится самое ценное. Но ключей у меня нет, поэтому я спустилась в комнату дяди, мы вчера вернулись с охоты очень поздно, под утро, поэтому дядя еще спал, но тетя отдала мне ключи от кабинета. Я поднялась, открыла кабинет, и увидела, что окно приотворено. Сначала, я подумала, что его просто забыли закрыть, но витрина была открыта тоже, так что… Я много раз говорила, что неразумно хранить бриллианты просто под стеклом, – произнесла Марья, понижая голос. – Надо было дяде держать их в сейфе.

– Хорошо, – деловито произнесла Елена. – Спасибо вам, можете идти.

Марья поколебавшись, поднялась и послав Андрею неуверенную улыбку, вышла.

– Так что, Елена Александровна? – спросил Андрей, – Вы услышали то, что хотели?

– Да, – Елена приосанилась. – Я услышала все, что мне нужно. Я знаю, кто совершил это ограбление.

– Правда? – Произнес Андрей недоверчиво.

Елена очень хотела произвести на Андрея впечатление – это бросалось в глаза. Во внешность свою она не верила, и поэтому хотела поразить его профессионализмом, на это было рассчитано все – и синий костюм не по погоде, и лицо, старательно изображавшее «морду кирпичом», и это вот внезапное заявление.

– Да. Я знаю. Это Марья Захарова.

Она хотела поразить – и поразила. Андрей сверкнул взором, поднялся и зашагал к двери. Правда, он тут же вернулся (наверное, успел сосчитать до десяти) – но отнюдь не для того, чтобы пасть на колени, и восхититься умом Елены.

– Мне рекомендовали вас как очень перспективного специалиста… – начал он, и голос его был полон сдержанной угрозы. – И я не могу сомневаться в рекомендациях данных мне…

– У меня есть доказательства! – взвизгнула Елена, но Андрей ее не слушал.

– …Рекомендациях данных мне ректором университета, но я никак не могу понять…

– Я утверждаю не голословно, выслушайте!

– Я не могу понять ваше поведение.

– Просто выслушайте меня, – произнесла несчастная Елена, чуть не плача.

– Я выслушаю вас позже. И, надеюсь, это будет информация, касающаяся вашей непосредственной работы. Не забывайте, что вы прибыли сюда в качестве криминалиста. Определять, кто украл бриллианты – это моя задача.

Он снова двинулся к двери, и на этот раз действительно из нее вышел.

– Что я не так сказала? – Елена подняла ко мне заплаканное лицо.

Я принялась ее утешать, произнося какие-то общие фразы, что не все еще потеряно и тд. Но как оказалось, сочувствие требовалось не только ей, но и мне, потому что через полчаса Андрей вернулся, и ледяным тоном осведомился у Елены:

– А где ваша помощница, госпожа Старжинская, специалист по допросам? Я хотел узнать, каких успехов она добилась.

А ведь госпожа Старжинская, специалист по допросам – это была я!

7.

– Выяснили что-нибудь, Элеонора Сергеевна?

Солнце заливало лужайку ярким светом, Андрей стоял передо мной, совершенно сногсшибательный в своем строгом костюме, и хмурил бровь.

– Андрей Германович, такая прекрасная погода, а вы все о делах, – сказала я.

Бывают такие мужчины: вы подходите к ним с каким-то рабочим вопросом, составить, например, ведомости на подотчетных лиц, – а он не готов обсуждать с вами дела, он пускает слюни, кокетничает и смотрит масляными глазами. Поначалу это лестно, но когда с такой реакцией сталкиваешься изо дня в день, начинает бесить. И тут, – на тебе! – оказывается, и я способна вести себя так же. Он мне о работе, я ему про то, какое он солнышко. Но, даже проведя эту аналогию, поделать что-то с собой я не могла. Андрей был такой классный! Видеть невероятно красивого мужчину, не надменного при этом, не «я-звезда-налетайте-девки», а такого серьезного, спокойного, мужественного, и не опьянеть от этого зрелища было мне, лично, не по силам. Кроме того я никогда не понимала смущающихся девушек – ведь с мужчинами так просто!

Но Андрей свободы моего общения не оценил. Он моргнул. Один раз, другой. Он отвел взгляд, он был весь в сдержанном гневе – он был потрясающий.

– Простите, – произнес он, сверкая глазами. – Вы сюда приехали работать?

– Да, конечно работать, – сказала я, но не потому, что в данный момент собиралась ретиво искать бриллианты, просто красавец мой был недоволен, и мне надо было его успокоить.

– Тогда, может, займетесь своими непосредственными обязанностями?

– Да, – улыбнулась я ему. – Куда надо идти?

И мы пошли к охранникам.

– Стойте! – сказала я на подходе к длинному строению, видимо бывшему чем-то вроде казармы для этих двадцати охраняющих человек. – Стойте, внутрь я не пойду.

– От чего не пойдете? – спросил Андрей, а на лице его было написано «так я и знал».

– Не пойду, мне там будет неудобно.

Я там исчезну, и будут долгие разбирательства почему и как – а мне оно надо?

– Вы, пожалуйста, позовите их всех сюда, – предложила я Андрею.

– Всех? – удивился он. – Всех сразу?

– Да.

Нет, я конечно, прекрасно представляла себе, как проходят допросы, детективы и разного рода полицейские боевики мы все смотрим. Напряженный тет-а-тет неподкупного (или наоборот, подленького, все зависит от того, за кого должен болеть зритель) полицейского и хмурого подозреваемого, а за зеркалом, которое с другой стороны прозрачное стекло, стоят какие-то аналитики, высокие начальники или еще какая-то такая шушера. Все в серо-синих тонах.

Но у меня не было никакого желания опрашивать таким образом двадцать человек, тем более, что Елена преступника уже и так назвала – а я, в отличии от Андрея, ей, почему-то верила. Так зачем напрягаться?

– Ведите их сюда, – отдала я указание Андрею. – Пожалуйста. – Добавила я, улыбнувшись.

Андрей нахмурился, но стерпел и пошел. Через минуту он вернулся в сопровождении целой толпы молодцеватых парней, и я сразу почувствовала себя как дома, я вновь почувствовала себя собой, потому что парни улыбались мне, кто просто дружелюбно, кто с оттенком « вау, да тут красавица», но в любом случае, я всем им я явно понравилась.

– Ребята! – я захлопала в ладоши. – Ребята, у меня к вам разговор.

Ребята перестали болтать и пересмеиваться и расслабленно воззрились на меня.

– Тут такое дело, вы все, наверное, в курсе, что вашего хозяина ограбили?

– Ну… Конечно. Да. – Ответил парень, стоявший ко мне ближе всех, и другие поддержали его кивками.

– Проблема в том, что никто посторонний на территорию поместья не проникал, поэтому в краже подозревают вас.

И дружелюбия как не бывало. Парни напряглись, Андрей застыл, переводя пристальный взгляд с одного лица на другое, тот охранник, что отвечал мне, бывший, видимо, лидером этой оравы, нервно оглянулся на своих товарищей.

– И зачем вы нам это говорите? – спросил он.

– Я просто хочу спросить видели ли вы что-то подозрительное.

Это действительно было все, что я хотела спросить.

– Но мы уже отвечали, – подал голос кто-то из задних рядов. – Мы все уже сказали.

– Или вы хотите, чтобы мы выдумали вам преступника? – Спросил еще кто-то.

– Конечно, нет! – запротестовала я. – Но если кто-то из вас, что-то вспомнит, что-то нехорошее, дайте нам знать, ладно?

– Ладно, – ответил главный из них. – Грабителя мы покрывать не будем, правда? – Повернулся он к остальным охранникам, и те ответили согласным гулом.

– Вот и отлично.

Андрей молчал, глядел он при этом серьезно и задумчиво, из чего я сделала вывод, что, пусть я и не продвинула расследование вперед, но хотя бы, не опозорилась.

– Можете идти, – махнула я парням, и те, переговариваясь, вернулись в свою казарму.

Андрей все еще был в своих размышлениях, и я шагнула к нему – мне просто хотелось быть ближе. Но как-то отреагировать на такое нарушение личных границ Андрей не успел, потому рядом кто-то громко фыркнул.

– Ищейки…

Я резко обернулась – позади, у кустов, на песчаной дорожке, стоял худощавый молодой человек, светлые глаза его враждебно блестели.

– Простите? – Андрей, верный своему стремлению защищать и оберегать, шагнул вперед, заслоняя меня от странного молодчика.

– Да я так… Я не вас имел в виду, – нагло ответил ему светлоглазый, и, дернув плечом, зачесал по направлению к дому .

В походке его, вкрадчивой и напряженной одновременно чувствовалась какая-то угроза. Честно, я бы такого к себе на порог не пустила бы, но Игнатий Захаров, стоявший на крыльце, не только дружески улыбнулся этому человеку, но еще и взял его под руку.

– Кто это вообще? – Спросила я Андрея, когда они оба скрылись в доме. – Что он здесь делает?

– Это один из гостей господина Захарова, – раздумчиво произнес Андрей, – один из будущих участников полярной экспедиции, которую финансирует Игнатий Олегович.

– Это тоже полярник? Как Блохин? – спросила я Андрея.

– А вы уже познакомились с Блохиным? – спросил он, внимательно на меня глядя.

– Да. – Ляпнула я, и только потом спохватилась, как легко будет раскрыть мой обман.

– Нет, он не полярник. Его зовут Вадим Маврин, он проектировщик дирижаблей.

Меньше всего этот тип, со своим лицом прожженного уличного бандита, был похож на человека способного построить дирижабль. Но, с другой стороны, чего только не бывает, да и вообще тип этот явно добавлял интриги.

– Я знаю, что вас ждет Елена Александровна, – сказала я Андрею и сделала шаг назад. Мужчины мужчинами, но кто и как стащил бриллианты, мне тоже интересно.

– Вы со мной не идете? – спросил Андрей.

Он сказал «со мной», он почти позвал меня с собой, и как бы я хотела сказать ему – «конечно, я с вами», но треклятая моя эта невидимость…

– Нет, – вздохнула я. – Нет, я еще похожу тут, порасследую. Идите, Андрей Германович, один.

Два раза просить его не надо было, он тут же поклонился мне, и зашагал прочь . Убедившись, что он отошел достаточно далеко, я отправилась следом, чтобы из первых рук узнать, какие доказательства есть у Елены против неотразимой Марьи Валерьевны.

8.

В моем не долгом и, по итогу не слишком счастливом замужестве была, все-таки, пара-тройка приятных моментов. Один из них был связан с выбором дома – мы только поженились, и как-то вдруг решили, что квартира это не то, нужен свой дом. И вот, одним прекрасным вечером, мы шерстили сайты в поисках подходящей недвижимости. Сначала мы смотрели у себя и по средствам, потом вдруг решили посмотреть в ближайшем миллионнике, потом в областном центре, а там добрались и до Москвы. Полет нашей фантазии был безграничен, и заканчивали мы просмотр уже дворцами, возможно, мы пошли бы и дальше – на баннерах уже мелькали предложения подыскать себе элитную недвижимость в Европе, – но было четыре утра, завтра на работу и тд. Дом в итоге мы так и не купили, впрочем, в этих моих отношениях многое осталось так и не осуществленным. Зато теперь я знаю, как выглядят архитектурные фантазии людей с неограниченным доступом к деньгам.

Так вот, – ради чего и затевалось это долгое вступление, – дом лесопромышленника Захарова от всего виденного мною в тот вечер сильно отличался. Это был просто дом, двухэтажный, прямоугольный, без всяких башенок, эркеров, мезонинов, или что еще там бывает. (Вполне возможно, конечно, что дом этот был сделан и отделан со вкусом, но у меня никакого вкуса в этом вопросе нет, так что подтвердить/опровергнуть этот факт не могу). Планировка его тоже была не самой запутанной – особенно для человека умеющего ходить сквозь стены. Так что неудивительно, что до Елены я добралась быстрее Андрея, степенно вышагивавшего по лестницам и коридорам.

И Елена была не одна. С большим удивлением я увидела ее в компании того самого наглого Маврина, которого только что ввел в дом Захаров. То есть, не совсем в компании, слово «компания» вроде как предполагает какое-то согласие, а его между ними не было. Они остервенело ругались.

– Вы забываетесь! – визжала Елена, топая ножкой. – Вы здесь всего лишь гость! Если в вас есть хотя бы капля достоинства, вы обязаны помогать хозяину дома в поисках пропавшего имущества!

– Я не обязан, – надменно бросал Маврин, развалившийся в грубой и вызывающей позе.

Я бы даже сказала чересчур грубой, тут он, пожалуй, даже перестарался – ноги его были расставлены так широко, что уже напоминали шпагат, а спина была согнута чуть ли не в кольцо.

– Тогда вы мерзавец! – воскликнула Елена, лицо которой исказила самая дикая злоба.

– Да пошла ты, – отчеканил Маврин.

И в этот прекрасный момент в кабинет вошел Андрей. Вошел – и застыл.

– Что вы сейчас сказали? – Спросил он Маврина с угрожающим нажимом на каждом слове .

– То вы не слышали, – произнес Маврин, буравя Елену взглядом. – Она меня оскорбляла. Она позвала меня, чтобы обругать. И я ее послал.

– Немедленно извинитесь!

– Извините, – произнес Маврин, в голосе которого, впрочем, слышалась скорее насмешка, чем раскаяние.

– Ступайте вон!

Маврин опустил взгляд, и, как будто, задумался. Он сидел так довольно долго, слишком долго, сидел до тех пор, пока не стало, наконец, понятно, что с его стороны это просто очередная издевка.

– Что ж, я пойду, – равнодушно произнес он, как раз в тот момент, когда Андрей открыл рот для очередного возмущенного окрика.

Маврин поднялся, криво улыбнулся – поочередно Елене и Андрею, – и вышел.

Я думала, Елена примется страстно благодарить Андрея, я бы поблагодарила, я, в такой ситуации, наверное, вообще бросилась бы к нему на шею, а если получилось, то и рыдала бы, а он бы меня утешал – прекрасное, романтическое начало великой любви.

Но голова Елены была устроена иначе. Она поджала губы. Она сказала:

– Спасибо, – и в сухом голосе ее не было никакой радости. – Знаете, я бы справилась и сама.

– Не сомневаюсь, – вежливо ответил Андрей. – Однако, опрашивать свидетелей не ваша работа.

Елена вспыхнула, на лице ее промелькнула горькая обида – но она быстро справилась с собой.

– По моей непосредственной работе мне как раз есть что вам сообщить.

– Слушаю вас, – сказал Андрей, садясь.

Елена, как бы в поисках поддержки взглянула на меня, и тоже села – Маврина она шпыняла в вертикальном положении, нависая над ним грозной жердью.

– Я изучила следы взлома на окне, – начала она, стараясь говорить сдержанно и сухо. – Сработано, конечно, хорошо. Преступники старались. Все в мелких царапинах, не слишком заметных, но они есть, причем, не только на внешней поверхности замка, но и внутри. Очень тщательная имитация взлома.

– Почему вы считаете, что это имитация? Почему вы думаете, что взлома не было? – спросил Андрей, и очень так заинтересованно спросил.

– Вот, смотрите, фотографии с места преступления, которые делала местная полиция, – продолжила Елена, заметно обрадованная такой реакцией Андрея. – Очень хорошие фотографии, информативные. Видите, здесь под окном следы на мокрой песчаной дорожке? Это следы преступника, они ведут от газона к дому. Не пройти по песку преступник не мог, дорожка окружает дом кольцом.

– Да, я видел это фото, со следов даже делали слепок, – сказал Андрей.

– А теперь, – в голосе Елены слышалось явное торжество, – Смотрите вот на это фото. Из кабинета. Окно приотворено, подоконник блестит, он мокрый, и это неудивительно, ведь ночью был сильный дождь.

– Да… Я понимаю, – кивнул головой Андрей. – Если взлом был во время или до дождя, то следы на песчаной дорожке смыло бы, а если взлом был, когда дождь уже кончился, то откуда вода на подоконнике? Да, это хорошее наблюдение, – и Андрей улыбнулся Елене. – Возможно, что этими следами кто-то специально пытался навести подозрение на охранников.

– Просто Марья Захарова и ее сообщник…

Улыбка на лице Андрея не то чтобы померкла, но оттенок ее поменялся.

– Какие-то выводы делать рано, – мягко сказал он Елене. – Но вы хорошо поработали.

– Вы меня не дослушали.

– Вы обнаружили какие то факты? – Андрей особенно выделил голосом слово «факты. – Свидетельствующие против Марьи Валерьевны?

– Нет, но…

– В преступлении должен быть мотив, – наставительно произнес Андрей. – Марья Захарова единственная наследница своего дяди Игнатия Захарова. Зачем ей грабить саму себя?

Елена не нашлась что ответить, и Андрей еще раз ей улыбнувшись, выразил надежду увидеть ее за ужином и ушел.

И вот тут Елена принялась плакать. Горькие слезы обиды текли у нее по лицу, и она утирала их рукавом.

– Он совсем меня не ценит! – всхлипывала она. – Он меня не слышит! Не понимает! Не видит! Я ему, наверное, совсем не нравлюсь!

И она подняла ко мне лицо, как бы в надежде, что я буду это опровергать.

Я вообще склонна влюбляться. Да, есть у меня такой недостаток. Мой бывший муж залез ко мне в окно с цветами (четвертый этаж) и я была покорена. Через месяц мы поженились. Брак наш вышел… короче тут можно ставить известную шутку про брак, который оказался браком. Но даже это не отбило у меня способность влюбляться, после развода я была влюблена, наверное, еще раза четыре – только теперь уже платонически и безответно. Не потому, конечно, что у меня не было шансов произвести впечатление на данных мужчин, просто обжегшись однажды, я решила тщательнее выбирать себе возлюбленных, и начинать покорять только тогда, когда я уверена в покоряемом на все сто.

И вот – тадам! – мне встретился Андрей, красивый и тд. но еще и спокойный, здравомыслящий, полная противоположность моему крайне неуравновешенному бывшему! Вот уж кого я была готова покорять и покорять, но Елена… Елену мне тоже было жалко, и тут я тоже ничего с собой поделать не могла.

– Он же тебе два раза улыбнулся, и ему твои выводу о мокром подоконнике очень понравились, – проговорила я, безуспешно пытаясь ободряюще похлопать Елену по плечу своей неосязаемой рукой.

– Я так давно… – начала было Елена, но слова о том, как давно она его любит ей не дались. – Он заканчивал университет в тот год, когда я в него поступила, – произнесла она упавшим голосом. – Все тогда только о нем и говорили. Какой он умный, талантливый, какое большое у него будущее. Он ни разу на меня не взглянул.

– Он просто очень увлечен работой.

– Я так старалась попасть к нему! – произнесла Елена, как будто и не услышав моего последнего замечания, – я сама попросила рекомендаций, и сама их ему отправила, видела бы ты, какой взгляд был у ректора когда он эти рекомендации писал! Он, наверное, все понял, он понял, что Андрей мне нужен а не работа вовсе… это было такое унижение! И для чего это все, он на меня даже не смотрит.

– Просто попробуй поговорить с Андреем о чем-то другом, не о расследовании. – Сказала я, внутренне кляня все на свете. – И переодень платье, это синее ну просто ужасно.

Но Елена продолжала плакать.

– Ну, давай мне расскажи, почему ты думаешь, что это Марья ограбила своего дядю, мне это очень интересно!

И это подействовало, Елена шмыгнула носом, достала платочек, высморкалась и сказала:

– Хорошо. Слушай.

9.

– По-моему, вина Марьи Захаровой очевидна, я даже не понимаю, как можно этого не замечать, – утирая нос платочком, говорила Елена. – Взлом якобы был ночью, когда хозяева и гости были за озером, хорошо. Но до или после дождя? Со слов слуг и охраны в поместье дождь был ближе к полуночи. Однако, озеро далеко, и там дождь шел под утро! Это есть в показаниях Игнатия Захарова.

– Ну и что? – пожала я плечами.

– А то, что планы Марьи Захаровой и ее сообщника этот дождь сильно нарушил. Она, подумала, что дождь в поместье был тоже был утром, и залила подоконник в кабинете водой. Никакого хлопанья створки она не слышала, это все вранье. Она пришла к тете, попросила ключи, поднялась в кабинет, открыла витрину, вынула бриллианты, спрятала их, потом исцарапала замок на окне и витрине, залила подоконник водой, и побежала звать на помощь.

– А в соседней библиотеке, между прочим, есть тайник! Целая тайная комната! – воскликнула я, вспомнив свои блуждания по этому дому.

– Нет, – недовольно произнесла Елена. – Я думаю, бриллианты она сначала спрятала на себе, а потом где-нибудь в другом месте. Про тайную комнату в библиотеке Игнатий Захаров не может не знать, это же его собственный дом.

– Ну ладно, – отмахнулась я.

– Ты не дала мне договорить о сообщнике Марьи, – Сдержанно попрекнула меня Елена. – Так вот сообщник ее, наоборот, сообразил, что дождь в поместье шел раньше, может, успел со слугами перекинуться парой слов, или еще как, но он это понял. Поговорить с Марьей у него, видимо, времени не было, и в то же время когда она поливала подоконник, или чуть раньше, он оставил следы на песке. Иначе получилось бы, что преступник прилетел по воздуху, и это неминуемо навело бы на мысль, что настоящий вор не охранник, а кто-то из дома.

– Да, знаешь, когда ты так говоришь, я тебе верю. Да и в обще, мне эта Марья не нравится.

– И мне,– с чувством произнесла Елена. – Мне она с первого взгляда показалась подозрительной, у меня, знаешь, чутье. Но доказательств, способных убедить Андрея Германовича у меня нет.

– Давай зайдем с другой стороны, давай найдем ее сообщника? – Предложила я, предвкушая интересное приключение. – Я тут слышала, как Блохин признается Марье в любви, чем не сообщник? По-моему, он ради нее на что угодно бы пошел.

– Когда ты это услышала? – Спросила она Елена после небольшой паузы, во время которой она, видимо, обрабатывала в голове эту версию.

– Да сегодня и услышала, меня же никто не видит. Я ходила по дому и наткнулась на них, на Марью и Блохина они рядом тут сидели.

– Что именно они говорили?

– Он говорил, что она его мучает, а она, что в такое время, когда дядя переживает из-за пропажи бриллиантов не время думать о замужестве.

Елена помолчала еще раз.

– То есть, – сказала она, подбирая слова. – На речь двух сообщников этот разговор похож не был?

– Ну… – Вздохнула я, – наверное, нет. Если бы они оба украли бриллианты, то, наверное, она как-то по другому ему отказывала бы, не ссылалась бы на чувства дяди.

– Она вообще вряд ли отказывала бы своему сообщнику.

– Тогда это точно Маврин! – воскликнула я, удивляясь, как такая простая мысль не пришла мне в голову сразу. – У него такой взгляд наглый, это точно он!

– Да, я тоже вначале о нем подумала, – согласно закивала Елена. – Он ведет себя очень подозрительно, но как раз поэтому… не должен ли настоящий преступник наоборот, стараться быть незаметным? Кроме того Маврин, как говорит Игнатий Захаров, представил действительно стоящий проект дирижабля, новаторский, оригинальный. И по разговору он выглядит вполне в этой области компетентным, это не мое наблюдение, так Захаров говорит. Захаров вообще этого… Этого Маврина очень уважает. Зачем Маврину ставить под удар свою карьеру изобретателя? Ради чего?

– Ради любви, например. Очень хороший мотив, знаешь, в книгах очень часто преступления совершаются из-за сильной и страстной любви, читателям нравиться такой мотив, он интересный. Может, Марья и его очаровала?

– Марья и Маврин… – Елена с сомнением покачала головой. – Не знаю. Все, конечно, может быть.

– Тогда остается третий гость. Это кто?

Елена вздохнула.

– Это, на мой взгляд, самый тупиковый вариант. Николай Нефедов, граф и очень богатый человек. Полярные исследования это его хобби. Зачем ему бриллианты? Он запросто мог купить себе такие же, ну, или почти такие же. Хотя, «Королеву», конечно, не купишь.

– Вот и мотив! Может, этот граф Нефедов всю жизнь хотел себе огромный синий бриллиант!

– Значит, под подозрением все трое. Ты сможешь выяснить, кто из них наиболее близок к Марье?

– Я буду ходить за ней хвостом, – улыбнулась я.

И я, невидимая и неосязаемая, радостно понеслась выслеживать Марью. Заглядывая сквозь стены, и засовывая голову под пол, я выискивала подозреваемых, параллельно размышляя над одним заковыристым вопросом, на который Елена так и не ответила. Да, сообщнику Марьи легко было прилепить мотив – он в нее влюблен и ее слушается. Но зачем кража бриллиантов самой Марье Захаровой? «Вот это я сейчас и выясню» – Подумала я, натыкаясь на самую интересную комбинацию: в столовой за столом сидели Марья и Маврин.

10.

Марья шила. Ее пухлые пальчики сновали по ткани, она внимательно вглядывалась в мелкие стежки и казалась полностью поглощенной своим занятием. Маврин сидел поодаль и листал газету. Все выглядело очень чинно, но я заметила, что Марья, на самом деле, исподтишка разглядывает своего гостя.

– И о чем пишет пресса? – спросила она, наклоняя голову, и еще более старательно вцепляясь в ткань.

Маврин посмотрел на нее, но ничего не сказал.

– Здесь, наверное, очень удобные стулья, – в голосе Марьи прозвучала легкая издевка.

– Стулья? – спросил Маврин враждебно. – Причем тут стулья?

– Вы пришли сюда, сели, и сидите молчите уже полчаса. Вы пришли посидеть на удобных стульях?

Марья явно смеялась над Мавриным и Маврин злился – но не уходил.

– Да, – произнес он сжимая зубы. – Стулья высший класс.

Марья подняла на него взгляд и улыбнулась – насмешливо и победительно, но и заигрывающее тоже.

Безусловно, Маврин был, по своему, привлекательным – если вам нравятся мужчины, на лице которых широкой кистью написано «я плюю на вас всех», но сдается мне, что внешность его была здесь совершенно ни при чем, и Марья старалась из чисто спортивного интереса. Отреагировать, впрочем, на взгляд Марьи Маврин не успел, потому что в этой лазоревой столовой появилось третье действующее лицо, и третий гость лесопромышленника Захарова.

Нефедов Николай Феофилович, сиятельный граф, действительно весь сиял. Это был высокий и весьма представительный человек, еще молодой, но уже с оттенком опытности на лице. Он одновременно и любезно и снисходительно поздоровался с Мавриным, а потом, не меняя выражения лица, подсел к Марье.

– Марья моя свет Валерьевна, – протянул он. – Вы совершенно очаровательны.

– Спасибо, – произнесла Марья, чуть отодвигаясь от него.

– А что это мы тут шьем? – он принялся хватать ее за пальцы.

– Я вышиваю пелерину, – Марья отодвинулась еще дальше.

– Сами вышиваете себе пелерину, как мило!

– Я люблю шить.

– А меня вы любите так же сильно?

Честно, не знаю, как Маврин терпел такое, будь я на его месте, я бы Нефедова прибила бы. Впрочем, сама Марья тоже была не лыком шита.

– Помилуйте, граф, да с чего же мне вас любить, – презрительно произнесла она, отодвигаясь в очередной раз, а Маврин, за спиной Нефедова громко фыркнул.

И Нефедов обернулся к нему, лицо его было совершенно спокойно.

– Дорогой Вадим…Простите, запамятовал ваше отчество.

– Михайлович, – произнес Маврин выставляя на стол оба локтя.

– Вадим Михайлович, удивляюсь вашему терпению, – произнес весь просто сочившийся неискренностью Нефедов. – Нас позвали в гости на три дня, а в результате прошла уже неделя, и конца этому заключения не видно. Не думаете же вы, что эти новые сыщики добьются больших результатов чем старые? Может, уже пришло время взбунтоваться? Я лично в этом деле могу рассчитывать только на вас.

Маврин, смотревший не на своего собеседника, а скорее куда-то сквозь него, ничего не стал отвечать на эту тираду.

– Удивительно спокойный человек, – произнес Нефедов, по слогам разделяя последнее слово. – Хвалю.

Молчала и Марья. Нефедова, впрочем, неразговорчивость его собеседников не смутила. Он продолжал разглагольствовать, ругая полицию вообще, и Андрея с Еленой в частности, говорил он выразительно, неспешно, явно наслаждаясь звуками своего голоса.

– Барышня, вас там просят, – в столовую просунулось немолодое лицо служанки. – Из охраны. На крыльце.

– Увидимся за ужином, – улыбнулась Марья обоим мужчинам, поднялась и вышла.

Без нее Маврин с Нефедовым интересным зрелищем мне не казались, и я побежала за Марьей…

…Побежала, забывая что на крыльцо то мне и нельзя. Я так торопилась, что буквально врезалась ей в спину.

– Простите? – произнесла Марья ошарашено, она едва не упала, и только мощные объятия стоявшего на крыльце человека из охраны спасли ее от столкновения с землей.

– Ой, это вы меня простите, я нечаянно, – залепетала я, краснея от неловкости.

– Да, конечно… Ничего… Все в порядке, – пробормотала Марья моргая.

И Марья, и человек из охраны, тот самый, что показался мне главным среди них, застыв смотрели на меня.

– Я, пожалуй, пойду. – Мне хотелось избавиться от этих двух взглядов, и я торопливо отправилась вглубь сада. Пройдя несколько шагов я обернулась, и увидела, что Марья с охранником идут в другую сторону.

– Ну что? – Елену я нашла у дома, она деловито омахивала кисточкой водосточную трубу.

– Что ты делаешь? – поинтересовалась я у нее.

– Ищу отпечатки пальцев. Я уже везде сняла, осталась только эту труба. Конечно, шансов найти что-то интересное ноль, но надо хотя бы попытаться.

– А в доме есть что интересное?

– Как посмотреть, – вздохнула Елена. – Ни одного отпечатка охранников там нет, потому что охрана в дом не ходит. Отпечатков остальных домочадцев полно, отпечатки Марьи есть даже внутри витрины – но это ни о чем не говорит, дядя разрешал ей открывать ее и смотреть на бриллианты. А у тебя что? Нашла возлюбленного нашей Марьи?

– Ну, в общем… Возлюбленного нет, но человека, способного ради нее на все нашла. Даже несколько. Точнее всех

– В каком смысле всех? – Елена последний раз махнула кисточкой, и повернулась ко мне.

– Всех. Все мужчины смотрят на нее как кролики на удава, и Маврин и Нефедов, и даже охрану не стоит сбрасывать со счетов, потому что она только что пошла с одним из них куда-то в сад.

– А что ж ты не следишь! – возмущенно воскликнула Елена.

– Я пыталась, но меня же на солнце видно, не забывай.

– А, действительно, извини, – Елена нахмурилась и вновь вернулась к своим отпечаткам. – Там возле скамейки фотоаппарат, принеси пожалуйста.

– А Андрей чем занимается? – спросила я, таща тяжелую треногу.

– Андрей? – подозрительно спросила Елена.

– То есть, Андрей Германович. Мне просто интересно, в чем его работа?

– О, у него, знаешь ли фотографическая память на лица, события, на все, – как-то слишком оживленно затараторила Елена. – Он бесконечно гоняет человека по его биографии и по дню, когда совершалось преступление, все записывает, вычерчивает схемы, посылает запросы… Иногда мне кажется, что с его работой справился бы и автоматон. – Внезапно добавила она, и тут же залилась краской, как будто стыдясь, что невольно оскорбила предмет своего обожания.

– Кто такой атоматон?

– Как тебе сказать… эта такая машина, механизм для каких-то действий. Умная машина.

– Робот? Компьютер?

– Да, наверное, компьютер, я слышала такое слово, – Елена нырнула под чехол фотоаппарата, и какое-то время щелкала, выпуская клубы яркого дыма.

– Я попросила, чтобы ужин был в саду, – произнесла она, выныривая из темных недр. – Чтобы не возникало вопросов, почему ты не ешь. Уже скоро все сядут за стол, тебе надо как-то переодеться.

– Это, наверное, будет то еще сборище, – рассмеялась я. – С таким то составом.

11.

Вечерело, солнце завершало свой путь, Андрей, я и Елена стояли у куста роз на своеобразной планерке.

– Нам гораздо удобнее было бы говорить в кабинете, – вежливо заметил Андрей.

Елена, как обычно потерявшая в его присутствии всякую адекватность, принялась краснеть, бледнеть и заикаться.

– Но…но-но-но….

– Это из-за меня, – поспешила я к ней на помощь. – Я не слишком хорошо себя чувствую в замкнутых пространствах.

– У вас агарофобия? – Изумился он.

– Нет конечно, то есть да. Почти, – я не смогла остановиться на каком-то одном варианте ответа и рассмеялась.

– Ладно, – Андрей пожал плечами. – Я допросил большинство участников события, – он понизил голос. – Пока, на данный момент, наибольшее количество вопросов вызывает Маврин.

– Мне он тоже кажется очень подозрительным, – улыбнулась я Андрею, но он этого не оценил.

– Дело не в том, каким он кажется, – произнес он, и любезные его интонации противоречили некоторой грубости слов. – Дело большом количестве пробелов в его биографии. Он известен как гений самоучка, умению проектировать дирижабли учился на практике, на проиводстве. Я посылал запрос, на заводе подтверждают, что он там работал в течении кого-то времени. Но когда я попытался у него выяснить подробности, он просто не стал мне отвечать.

– Ну, – махнула я рукой, – для него это нормально, он вообще никому не отвечает.

– Это не очень разумно, когда речь идет об исчезновении бриллиантов. Он единственный, кто так и не рассказал мне, чем занимался в те сутки, когда произошла кража. Вы, – обратился ко мне Андрей, – Специалист по допросам, может, вы это у него выясните?

– О, – я была польщена, – конечно, я попробую!

– А у вас, Елена Александровна, есть какие-то новости?

– Да, – с готовностью закивала Елена, и я даже почувствовала легкий укол недовольства, почему во время нашего с ней разговора она ни словом об этих новостях не обмолвилась?

– Я еще раз изучила фото с места преступления, и нашла кое-что стоящее. Я даже взяла эти фотографии с собой, – она взяла со скамьи большую папку и открыла ее. – По счастливой случайности, место преступления фотографировали дважды, непосредственно в утро обнаружения пропажи, и на следующий день. Вот первое фото, – и фото это она протянула Андрею, – на нем есть букет цветов в вазе.

– Да, я вижу, – ответил Андрей, окидывая взглядом снимок.

– А на фото сделанном во второй день, букет уже завял.

– Да, но… Что в том необычного? – с интересом спросил Андрей, он явно верил в догадки Елены. – Место преступления было трогать нельзя, и увядший букет просто не убрали.

– Посмотрите внимательней, на первом фото цветы совсем свежие, я даже пыталась узнать, когда их поставили в вазу, но никто не помнит. Однако, на втором фото они увяли все, разом. Букеты так не вянут, даже если все цветы срезали в одно время. Все равно какие-то цветы более стойкие, какие-то более нежные, букет вянет постепенно, а тут и хризантемы и вот эти мелкие цветочки, все разом пожухли. Такое может быть только в одном случае – если из вазы вылили воду.

– То есть, вы считаете, что вода на подоконнике была именно из этой вазы? – Задумчиво спросил Андрей.

– Да. Я в этом уверена. Раньше еще можно было сомневаться, и думать, например, что следы дождя на подоконнике – настоящие, а следы ног под окном – подделка. То есть, можно было думать, что ограбление было совершено во время дождя, слугами, потому что хозяев и их гостей во время дождя в поместье еще не было. Но эта ваза опровергает все. Ограбление было после, утром, и грабил кто-то из хозяев или гостей.

– Вы прекрасно поработали, но с выводами торопиться не стоит. – Улыбнулся Андрей. – Воду на подоконник мог налить кто угодно, даже кто-то из охранников. Если следы дождя на подоконнике ложные, то, возможно, следы ног под окном настоящие? Вор прошел по дорожке, забрался по водосточной трубе, вскрыл окно и витрину, а потом, чтобы отвести от себя подозрения, вылил воду на подоконник и ковер.

– И он, при этом, не сообразил, что следы на влажном песке выдают его с головой? – С крайним скепсисом в голосе произнесла Елена.

– Вор не обязан быть умным.

– А мне кажется, что это все ерунда, – сказала я, краем глаза замечая, как Елена делает мне знаки молчать. – Мы с вами в книге, и это женский роман. Тут никак преступником не может быть глупый охранник, это скучно, да и вообще все они на одно лицо. Исполнителем он может быть, но его явно подбил на преступление кто-то другой, кто-то более значимый.

– Нет никаких веских доказательств того, что наша книга это женский роман, – произнес Андрей, как-то слишком уж напрягаясь.

– Но Андрей Германович, – возразила ему Елена. – Это известный факт. Все свидетельствует о том, что мы живем в жанровой прозе и…

– Это одна из точек зрения, но стопроцентных доказательств этому нет, – твердо сказал Андрей.

И это было даже мило – безупречный Андрей, оказывается, не хочет быть персонажем женского романа! Настолько не хочет, что это выбивает у него почву из под ног.

– Хорошо, – произнесла я, чувствуя, как лицо мое расплывается в улыбке. – Может, я ошибаюсь, может эта книга какой-нибудь суровый детектив.

– Я не говорю, что это непременно детектив, – произнес Андрей, нервничая еще больше. – У меня не настолько большое самомнение, чтобы считать себя главным героем книги, наша линия может быть абсолютно побочной и никак на жанр не влиять. Я только утверждаю, что нет никаких веских доказательств тому, что мы живем в женском романе.

– Ну, нет так нет, – я похлопала его по руке. – Я беру свои слова обратно.

– А вы, вообще, чем тут занимались? Какие у вашей деятельности результаты? – спросил Андрей, хмуря на меня бровь.

– Я выяснила, что все гости влюблены в Марью Валерьевну, – сказала я. (Ну не врать же мне было). – Блохин спрашивал, когда она выйдет за него замуж, Маврин пришел к ней, и сидел рядом с ней полчаса, хотя она над ним издевалась, А граф Нефедов вообще к ней приставал, хотя он показался мне таким… Может он ко всем пристает. И еще один охранник позвал ее на крыльцо, и они куда-то ушли вместе.

– Охранник? – спросил Андрей. – Который?

– Тот, что больше всех с нами разговаривал, он впереди стоял, такой, стриженный в веснушках весь.

– Да, я помню.

Раздумья Андрея прервало мелодичное бяньканье гонга.

– Зовут к столу.

12.

Как и любой бывший ребенок, переживший все эти «что подумают люди» и «ты меня позоришь» я долгое время считала что хорошие манеры придумали неискренние люди, для того чтобы мучить других. Но все, конечно, познается в сравнении, и эталоном для сравнивания я выбрала полярника Блохина.

Взять любого моего приятеля или коллегу по работе и поместить в его ситуацию – ужин, общий сбор, девушка, измучившая его отказами, сидит за одним столом с толпой мужчин и напропалую любезничает то с одним то с другим… по-моему, без мордобоя не обошлось бы. И чего-то такого я от этого ужина и ожидала, но Блохин был не таков. Он, конечно, весельем не искрился, но от бесед не отказывался, был со всеми вежлив, обходителен, и мрачные взгляды на Марью почти не бросал, вообще он никак и ничем не портил окружающим жизнь. Он был воспитанный, вежливый, он был молодец.

Прочие ухажеры Марьи тоже держали себя в руках. Маврин, видимо, понимая что силы противника его превосходят, забился в тень и выходил из нее только чтобы внимать Марье и кивать ей. Граф Нефедов, напротив, весь светился, сиял и щедро оделял своим вниманием всех присутствующих дам, но и на него большое количество народа оказывало сдерживающий эффект, и наглость его имела некоторые границы.

– Позвольте сделать вам комплимент, – велеречиво покатил ко мне он, когда чаи были допиты, и вся толпа поднявшись, разгуливала по лужайке.

– Позволяю, – сказала я, и Нефедов рассмеялся своим фальшивеньким смехом.

– Не знаю, каковы ваши профессиональные способности, – произнес он с отчетливой язвительностью в голосе, – но выглядите вы великолепно. Давно я уже не видел такой непосредственной красоты.

Сомнительный, конечно это был комплимент, когда в одной фразе он успел и посомневаться в моей компетенции, и намекнул на то, что внешность это все, что у меня есть да и то, она, на его взгляд, глуповатая.

– Вы тоже не фонтан, – сказала я Нефедову.

– Не фонтан? В каком смысле? – Улыбнулся он, видимо, весьма довольный тем, что меня задел.

– В самом прямом, – сказала я, и отчалила, не имея никакого желания дальше кормить этого тролля.

Марья, тем временем, готовилась развлекать гостей пением. Горничная, не та, что звала ее на крыльцо к охраннику, а другая, молодая и круглолицая, принесла гитару с большим бантом на грифе, Марья уселась в плетеное кресло, поставила свою толстенькую ножку на специальную подставочку, и начала представление.

Что тут скажешь – ее очень спасало четкое знание своих границ. Играла она вполне сносно, ее учитель музыки явно не зря ел свой хлеб, но с вокальными данными ей повезло меньше, так же как и с актерским мастерством, однако выжимать из себя супер певицу она и не пыталась. Марья, скорее, напевала, чем пела, а легкая улыбка блуждавшая по ее губам, прямо говорила, что воспринимать слишком всерьез ее занятие не стоит. Довершали картину выразительные глаза, нежное выражение лица и красивое платье. Закономерным итогом этого всего было то, что присутствующие мужчины буквально не могли оторвать от нее взгляд.

– Андрей Германович, – позвала я Андрея, на мой взгляд тоже, как-то уж слишком пристально наблюдавшего несравненную Марью, – можно вас на пару слов?

– Это срочно? – вежливо осведомился Андрей.

– Э-э-э… Нет, – ответила я, потому что, на самом деле, еще не придумала о чем же я собираюсь с ним говорить. – Нет, не срочно.

– Тогда поговорим позже, после ужина, – сказал Андрей, и снова вернулся к созерцанию Марьи.

Видеть это было выше моих сил, да и солнце уже начало садиться, а мне вовсе не хотелось, демонстрировать всем мое постепенное исчезновение. Поэтому я поднялась и вышла за пределы огороженной кустами лужайки. Там не было тени, там резвясь, бегали две собаки Захарова, а еще там была та самая круглолицая девушка, горничная в крахмальном фартучке и наколке на волосах, она из-за кустов наблюдала за Марьей, и выражение ее лица было более чем красноречиво.

– Она просто ужасная, да? – сочувственно спросила я у девушки.

– Нет, что вы, барышня очень… очень… – но, видимо, ни одно хвалебное слово так инее пришло ей на ум.

– Очень бессердечная кокетка, – подсказала я.

И горничную прорвало.

– Ладно бы господа, – тихо сказала она, показывая рукой на сидевших в кружок мужчин, – но Вася то ей зачем? – в ее голосе послышались слезы.

– А Вася это кто? – Спросила я.

– Вы его видели сегодня с ней, – прошептала служанка, отворачиваясь от Марьи. – На крыльце.

– Это охранник, с веснушками, который?

– Он обещал на мне жениться, – девушка уже и не пыталась не плакать, – мы договорились осенью поехать к моим родителям, а теперь…

– Вот ведь ведьма! – вполне искренне возмутилась я.

– Я даже думала… я хотела… я всю ночь на крыльце его прождала, всю ночь, а он так и не пришел.

Не знаю, может, у меня тоже было чутье как у Елены, или еще что, но что-то заставило меня спросить:

– Это когда все на озере были? Ты тогда его ждала?

– Да, – девушка покраснела. – Господ не было, слуги спали, и я думала, может он ко мне вернется, если я…

И она смутилась окончательно. Мне было ее искренне жаль – но мозг мой свербила одна единственная мысль – крыльцо черного, служебного входа (не на парадном же крыльце ждала она своего Васю!) находилось на той же стороне, что и окна кабинета.

– Это же значит, что ночью никто в окно кабинета на лазил, – поделилась я с девушкой своей догадкой. – Если ты действительно всю ночь там сидела. Ты точно сидела всю ночь?

– Ну нет… сначала же был дождь, – сказала она, – в дождь он точно не пришел бы. Или, может он приходил? – проговорила она с отчаянной надеждой. – А меня не было?

– Ты лучше спроси у него начистоту, – посоветовала я. – Прямо сейчас пойди и проси. И про Марью спроси. Про свадьбу тоже.

– А если он скажет, что все? Что…

«Я же этого не переживу» – было написано у нее на лице, но я никогда не была сторонницей отрезания хвоста по кусочкам.

– Зато точно будешь знать.

Но колебания ее были прерваны самым грубым образом. Елена наша свет Александровна, большая любительница подслушивать чужие разговоры, шагнула из-за куста.

– Ты можешь повторить свои показания перед Андреем Германовичем? – вцепилась она в девушку.

Я разве что не взвыла. Показания! Какие еще показания, девушка о своей трагедии рассказывала, рассказывала мне, как другу, как человеку, который ей посочувствовал, и сведения ее были явно не из тех, спокойно можно повторить перед посторонним мужчиной. Но Елене это было, видимо, невдомек.

– Но я вовсе не хочу… – залепетала несчастная горничная, которой явно не хотелось сообщать всему миру о том, что она готова была отдаться своему жениху, лишь бы его удержать.

– Но это же очень важно! – напористо произнесла Елена, довольно громко произнесла, и Андрей, и Игнатий Олегович повернули свои головы в нашу сторону.

– Елена, хватит! – я так резко дернула ее за рукав, что он треснул.

Елена замолчала, она зажимала прореху на плече, на лице ее был гнев, а Андрей уже шел к нам.

– Бежим! – сказала я горничной, и, схватив ее за руку, побежала прочь.

– Что мне теперь делать! – зарыдала девушка, когда мы оказались у дверей черного хода, у того самого крыльца.

– Для начала найди своего Васю. Поговори с ним, а потом расскажи все Андрею Германовичу, но по другому. Как будто это Вася твой тебе велел его ждать, сказал, что это срочно, вопрос жизни и смерти, а сам не пришел. А ты по доброте душевной его ждала до рассвета до самого возвращения господ. Ты до их возвращения ждала?

– Да, – вытирая лицо фартучком произнесла девушка, – я ушла когда услышала автомобиль.

– Вот и прекрасно. Беги к Васе, предупреди его, о том, что он должен говорить. А я задержу своих коллег.

13.

И все то я предусмотрела, все-то просчитала, но реальность бывает сурова к персонажам даже в женских детективах. Не успела моя горничная сделать и нескольких шагов, как вдали показалась толпа. Охранники. Они полным составом шли к господскому дому и Василий, жених и изменник был с ними – он был связан.

– Что это? Что происходит? – пробормотала горничная, хватая меня за руку.

– Позови Игнатия Олеговича, и инспектора Горина, – сказала я, полная сама недобрых предчувствий.

Горничная метнулась в дом, а молодые люди тем временем подошли ко мне.

– Госпожа… – начал один из них.

– Старжинская, – подсказала я.

– Госпожа Старжинская, вы просили сказать, если мы заметим что-то подозрительное, Вася вел себя подозрительно и в его вещах нашлись попавшие бриллианты. Все они там, или почти все, большой синий точно есть.

Я посмотрела на Василия – он глядел в землю, и крепко сжимал губы.

– Вася, – спросила я его, – откуда у тебя бриллианты?

Но он стоял и молчал, а на крыльцо уже поднимался Андрей, Елена, Захаров – и Марья.

– Он слишком долго сидел у своего рундука, я подошел и увидел что он прячет драгоценности, – отчитался охранник Захарову, – мы спрашивали его откуда у него камни, но он не стал нам говорить.

– Может, – попыталась я вступиться за Василия, – он просто в шоке? Может он сам удивился?

Я уверена была, что эти драгоценности Василию подбросили, но моя попытка вступиться за него никакого эффекта не возымела. Впрочем, защитить возлюбленного горничной можно было и другим способом, и Елена быстро придумала как.

– Но ведь эта девушка, – Елена кивнула в сторону горничной, – только что говорила нам, что всю ночь просидела на этом самом крыльце, на котором мы сейчас стоим, и при ней никто в окно кабинета не лазил. Это значит, что скорее вор действовал изнутри, из дома.

– Всю ночь? – спросил Андрей, поворачиваясь к девушке. – Почему вы сразу этого не сообщили?

– Я..я-я-я… – бедняжка явно не знала что сказать.

– Они жених и невеста, Василий и эта девушка, – мрачно произнес Игнатий Захаров. – Возможно весь секрет в этом.

– Нет! – горничная залилась слезами, – я и не знала что бриллианты найдут у Васи! Я действительно прождала его всю ночь на крыльце, но он не пришел! С самого дождя ждала, его не было! Никого не было!

– Он велел вам ждать его? – спросил Андрей, и я испугалась было, что девушка, как я ее учила, начнет врать, но ей сейчас было не до своей репутации.

– Нет! – воскликнула она, – Это я его позвала, я боялась, что он уйдет от меня к ней! – И она мотнула головой на Марью.

А ведь против Марьи стояла целая толпа народу, почти все из них были мужчинами – но она ни на миг не смутилась этим обвинением. Пару раз хлопнув ресницами, она взглянула на своего дядю и сказала:

– Это смешно, – голос е при этом дрогнул, но истолковать это можно было как угодно. – Это смешно, я действительно несколько раз говорила с Василием, но я просто интересовалась ходом расследования. Я спрашивала у него как идут дела, что слышно среди охранников вот и все. Ведь именно их подозревали. Но я никогда… Эти обвинения, это просто нелепость, – тоном усталого долготерпения закончила она.

И я ей чуть было не поверила. Она говорила так естественно, так спокойно себя обеляла, что я на какой-то миг решила, что она и вправду ни в чем не виновата – но тут Василий поднял на нее лицо. Он пристально посмотрел на нее – но ничего не сказал. Свою Марью он не выдал.

И одного этого взгляда мне было достаточно, чтобы понять все то, что понял в этот момент несчастный Василий – Марья якшалась с ним только ради этого, ради того, что бы сунуть бриллианты к нему в рундук, и подставить его. По взгляду Елены я поняла, что это и ей очевидно, но рассудочные мужчины судили по-другому.

– Марья, ступай к себе, – коротко сказал Игнатий Захаров, – я хочу осмотреть этот рундук, – произнес он, обращаясь к охранникам. И той же плотной толпой они отправились через сад.

– Елена Александровна, – повернулся Андрей к Елене, – что именно сказала вам го…

И он осекся. Он глядел уже не на Елену, он глядел на меня, куда-то мне в пояс, и лицо его при этом имело несколько удивленное выражение.

– Элеонора Сергеевна, вы наполовину исчезли, – сухо произнес он. – Как это понимать?

За всеми этими делами я не заметила, как солнце окончательно склонилось к горизонту, и на меня упала густая тень.

– Я…Э… дело в том, что… – начала было я.

– Это сейчас не важно, – дрожащим от напряжения голосом произнесла Елена. – Важно то, что горничная говорила правду, я, Андрей Германович, могу в этом поклясться. Я могла бы объяснить вам, но времени нет. Элеонора Сергеевна – она повернулась ко мне, – не могли бы вы проследить за Марьей Валерьевной?

– Да, – я с готовностью кивнула, – конечно.

И не мешкая я побежала в дом.

– Элеонора, постойте! – услышала я за своей спиной голос Андрея, и я даже обернулась и улыбнулась ему – но вряд ли он это увидел, я была уже в дверях, и фигура моя полностью растворилась в сумраке.

14.

Марья была в своей комнате. Она успела переодеть свое платье на другое, багровое и драматичное. В зеркало она вглядывалась с напряженным вниманием, и мне было очень интересно, для кого же она так старается.

– Барышня, – вместе с осторожным стуком за дверью раздался голос пожилой служанки, – барышня начальник полиции…

– Скажите ему, сейчас буду! – оживленно воскликнула Марья. Она еще раз повернулась перед зеркалом, обрызгала себя духами и проворно выбежала из комнаты.

Действия ее было сложно понять. Я думала, она станет перед полицейским выгораживать себя, или может, даже Василия (в глубине души у меня жила такая надежда) но весь этот поток кокетства был лишь для того, чтобы усатый начальник полиции отвез Марью на своем автомобиле до казарм охранников. Народу там было полно: охранники вполголоса переговаривались, столпившись в одном углу, Игнатий Захаров сидел за столом, перед ним была впечатляющая горка сияющих ювелирных изделий, рядом слонялся праздный Нефедов, Елена в соседнем помещении возилась со своими кистями, порошками и фотоаппаратом – через открытую дверь мне были видны мельтешения ее рук.

Начальник полиции по приезде сразу влился в эту компанию, он переговорил с Захаровым, пообщался с охранниками, перекинулся парой слов с Еленой, и отправился искать Андрея, очевидно, занятого допросами. Марья, все это время сидела в уголочке, делая вид, что ее нет. Время тянулось медленно, я слонялась по всему зданию, Елена продолжала свой труд, Захаров смотрел на бриллианты, Василий молчал. Наконец, начальник полиции вышел, и снова сел в свое авто. Марья последовала за ним, я, пользуясь своей полной невидимостью, тоже.

– Я так устала сидеть в этой духоте, – пропела Марья, бросая взгляд на бравого полицейского. – Может, покатаете меня? Мне хочется свежего воздуха.

– Конечно, Марья Валерьевна. – Полицейский улыбнулся себе в усы, и крутанул руль.

– Давайте, поедем к воротам, – проворковала Марья, – надеюсь теперь, когда все бриллианты вернулись, нас скоро выпустят?

– Вернулись-то не все, – беззаботно заметил начальник полиции, – четырех небольших камешков нет. Их просто выковыряли из оправы.

И так как Марья ничего не сказала на это его сообщение, он продолжил.

– Наверное, преступник рассчитывал где-нибудь их быстро продать, камни неприметные, подозрений он мог ими и не вызвать.

– Да… Наверное это так, – задумчиво произнесла Марья. – Остановите у большого дуба, – попросила она полицейского, – хочу выйти, прогуляться.

– Позвольте предложить вам руку? – галантно произнес спутник Марьи, когда его авто остановилось под раскидистым деревом. Была уже настоящая ночь, тусклый свет фар выхватывал из окружающей тьмы лишь пустоту.

– Откройте окно, пожалуйста, мне душно, – с улыбкой просила Марья.

И пока начальник полиции возился с не самыми быстрыми механизмами окна, Марья с удивительной для ее грузной фигуры ловкостью выскочила из автомобиля. И тут же ее место занял кто-то другой – мужчина с аккуратно подбритым затылком, и стойкой косовортки, выглядывавшей из-за суконного сюртучного воротника. Он повернул свой профиль к полицейскому – это был Маврин.

– Что? – изумился полицейский чин, – как? А где Марья Валерьевна?

Вместо ответа Маврин, задрав локоть, наставил на него пистолет. Аккуратный маленький револьвер, по виду дамский – но в смертоносности его сомневаться не приходилось.

– Послушайте! – возмущенно воскликнул полицейский, и Маврин в ответ взвел курок.

– Мне терять нечего, – ухмыляясь проговорил он.

– И что вам нужно? – зло спросил начальник полиции.

– Марья, садись, – небрежно приказал Маврин, и Марья, открыв дверцу, села на заднее сиденье автомобиля. Сказать, что полицейский помрачнел – значит ничего не сказать. Он искоса посмотрел на Марью, закусил губу, и завел мотор.

– И куда прикажете ехать? – язвительно спросил он.

– За ворота, – ответил Маврин.

– Далеко вам не уйти, город оцеплен, – сказал начальник полиции. – Без разрешения, подписанного инспектором Гориным, даже меня не пропустят.

– Просто езжай, – равнодушно отозвался Маврин. – Молча.

И автомобиль тронулся с места. Вообще, начальник полиции быстро сориентировался – увидел Марью, и сразу понял что надо ехать. Мне было несколько сложней. Безусловно, было очень важно узнать, куда же отправятся Маврин с Марьей, какими тайными ходами они собираются сбегать из этого охраняемого городка – но такие сведения ценны если у вас есть под рукой хоть какой-нибудь телефон, а что было делать мне? Пока я нашла бы как добраться из этого тайного места до Елены (если еще нашла бы!) Маврин с Марьей давно бы исчезли в неизвестном направлении. И, проклиная все на свете, я выскочила из машины и хрустя колесами по отсыпанной галькой дорожке она унеслась прочь. Было темно хоть глаз выколи, дом Захарова светился вдали маленькой точкой, до него было идти и идти. Да, в своей призрачной ипостаси я могла проходить сквозь стены – но не сквозь пространство и время, к сожалению.

15.

– Марья и Маврин взяли в заложники начальника полиции и скрылись в неизвестном направлении, – отчиталась я Елене.

– Чего?! – буквально промычала она.

Надо сказать пару слов о том, где этот мини-диалог происходил: ярко освещенная гостиная, за столом сидят Игнатий Захаров с супругой, Андрей, Елена и оба гостя. Обсуждают Василия, и тут посреди деликатного разговора на пониженных тонах Елена вопит:

– Чего?!

– Елена Александровна, я просто говорил что… – несколько возмущенным тоном начал оправдываться Игнатий Захаров, видимо, до выкрика Елены речь держал он.

– Постойте! – Андрей остановил его жестом руки, – Елена Александровна, что случилось?

– Эля, Элеонора…

– Пусть будет Эля, – отрезал Андрей, – Что она сказала?

– Марья Захарова сбежала с Мавриным, начальника полиции они взяли в заложники.

– Но послушайте! – госпожа Захарова аж подскочила, лицо ее дрожало от гнева, – мою племянницу и так…

– Каким образом госпожа Старжинская вам это сообщила? – прервал свою жену Захаров, он сурово глядел на Елену, и по голосу его было явственно слышно, что пощады от него не ждать не стоит.

– Она сейчас здесь, – Елена совершенно напрасно кивнула на меня, для всех кроме нее я была буквально пустым местом.

– В каком смысле здесь? – все так же гневно вопросил Захаров.

– Она попаданка в книгу, – четко произнесла Елена, – я вижу ее всегда. Остальные только при солнечном свете.

– Ерунда! – воскликнула жена Захарова, – это смешно.

– Давайте позовем сюда Марью Валерьевну, – понизив голос предложил Андрей, – и тогда все станет ясно.

– Ничего не будет ясно! – взвилась госпожа Захарова, но муж ее уже тянулся к колокольчику.

– Позовите Марью, – коротко приказал он прибежавшему слуге.

– Барышни нет, – ответил тот.

– И где она в такой час? – скрипучим голосом осведомился Захаров.

– Она уехала с господином …

Слуга назвал фамилию начальника полиции, но это было уже неважно, потому что другой лакей влетел в гостиную и с поклоном вручил Захарову какой-то пакет. Разорвав обложку Захаров углубился в чтение, и лицо его каменело с каждой прочитанной строчкой.

– В одном вы оказались правы, – произнес он, швыряя пакет Андрею, – Маврин действительно не тот, за кого себя выдает. По вашему совету я отправил короткое описание его проекта нескольким ведущим производителям дирижаблей. Этот проект был украден в Италии полгода назад. Мне только что телеграфировали. Маврин знал, что я буду делать запрос, я сам ему об этом сказал, – Захаров сжал зубы, – Я ему верил, – произнес он, и лицо его выразило брезгливость.

– Наверное, это и подтолкнуло его к побегу, он знал, что со дня на день его раскроют, – торопливо произнес Андрей, – Игнатий Олегович, вы предоставите нам автомобиль? – спросил он Захарова

– Я сам поеду с вами, – мрачно ответил тот.

Жена его прижала платок к глазам, плечи ее тряслись. Я посмотрела на Блохина – для него вся эта сцена должна была быть не меньшим ударом – и он его стоически вынес. Он вытащил сигарету, закурил, глаза его смотрели мимо нас. Все свои переживания он держал при себе. Ну а графу Нефедову, конечно, был праздник, он чуть ли не пританцовывал от возбуждения, он тоже готов был ехать – куда угодно, и преследовать кого угодно, да только его не взяли.

Я поначалу тоже чувствовала какую-то приподнятость духа, но интересной погони не вышло. Торопились мы, оказывается, вовсе не за машиной начальника полиции, мы ехали в управу. Перебудив всех там, Андрей вызвал специалистов с собаками, и послал их выслеживать Марью от самых ворот поместья. На этом все и застопорилось, собаки ходили и искали, а мы сидели в машине и зябли – вернее, это Елена зябла, мужчины чувствовали себя лучше, мне же, в моей призрачной фазе, ночная прохлада была нипочем. Спустя несколько часов бесцельного сиденья автомобиль начальника полиции был найден, так же как и он сам, он сидел, привязанный к рулю, кругом него шелестели ивы, некогда щегольские усы его были обрезаны под самый корень, он был весь в грязи. Куда делись Марья и Маврин было неясно, собаки их не нашли. Занимался рассвет. Меня стало видно, но спутникам моим было не до того.

– Они могли уйти лесом, – предположил Захаров нервно теребя манжету.

– Крайне сомнительно, – произнес Андрей, – здесь сейчас охраняют лучше чем государственную границу. Кража такого количества бриллиантов…

– Они могли уйти рекой, – перебил его Захаров.

– Там тоже все стерегут, – ответил Андрей, – кроме того я ввел временный запрет на все плавсредства…

И он замолчал, потому что мимо нас по этой самой реке, на которой был введен запрет на плавсредства царственно плыл невероятных размеров корабль, странной квадратной формы, как будто не сделанный, а просто сложенный из досок, он белел низко посаженными бортами, на самом верху его была изба с флагом.

– А это что? – спросил Андрей, глядя не на это сказочное видение, а, почему-то на Захарова.

– Это беляна с лесом, – произнес Захаров, и голос его выдавал некоторое замешательство, – беляны сейчас надо сплавлять, потом уже поздно будет.

– Даже одну неделю нельзя было подождать? – с какими-то слишком уж вежливыми интонациями осведомился Андрей.

– Давайте лучше проверим лесопилку, – вместо ответа сказал Захаров, – она находится на притоке, это не так далеко отсюда.

Много от посещения лесопилки я не ждала. Эти сумбурные розыски, когда всем заправлял Андрей, а мы с Еленой шатались за ним навроде балласта, совсем мне не понравились, это было не интересно и отдавало рутиной. Я десять раз уже успела пожалеть, что не поехала с Марьей и Мавриным, я бы тогда принесла бы хоть какую-то пользу, все равно, о том что преступником является Маврин, Андрей смог узнать и без моей помощи. А еще я начала мерзнуть, утро было зябким, от реки поднималась сырость, а за воротами лесопилки нам пришлось идти пешком…

Но все это оказалось ерундой, все, абсолютно все искупила финальная точка нашего похода по опилкам и деревянным обрезкам, потому что Марья никуда не уехала. Марья сидела не пеньке, ее багровое платье вздулось, туго обтягивая обреченно ссутуленную спину. Марья смотрела на реку, Марья была одна.

– Ты почему тут сидишь? – сухо спросил ее Захаров, – ты не ночевала дома, объяснись.

– Чего объяснять, – равнодушно бросила Марья, – Маврин меня бросил. Прямо здесь. Сказал, что мне с ним не надо.

– И вы позволили ему уплыть вместе с бриллиантами вашего дяди? – сурово спросил Андрей.

Марья неопределенно пожала плечами, и ничего не стала говорить.

– Ты меня очень разочаровала, девочка, – отрывисто произнес Захаров.

– Теперь вы лишите меня наследства? – безэмоционально спросила Марья, поднимая на своего дядю глаза.

– Я пообещал твоей матери заботиться о тебе, – с отвращением произнес Захаров, – обещание данное умирающему нельзя нарушать, и я не нарушу. Ты мой крест, пусть и не я воспитал тебя такой. Но лучше бы я взял в свой дом сироту.

– Вадим забрал ваш синий бриллиант, – в голосе Марьи прозвучало что-то вроде вызова, – тот, что вы нашли в рундуке Василия, это подделка. Я сама украла все ваши драгоценности, я сделала в вашей тайной комнате еще один тайник, и прятала все там. Я знала, что о своей тайной комнате вы полиции не расскажете.

– И что, ты гордишься этим? – осведомился Захаров ледяным тоном, – рада, что ограбила меня?

Марья закусила губу, но плакать не стала – сердце ее не было разбито, просто потому, что биться там было нечему, а для того, а справиться с покареженной гордостью сил ей хватило.

– Нет, – ответила она, – я не рада. Вадим говорил, что это будет весело. Мне не весело.

Захаров фыркнул, отвернулся и пошел прочь.