(Не)настоящий ангел

Глава 8

Ангелина

– Подвинься! – пихаю локтем в ребро сидящего рядом Арсеньева. В ответ получаю тяжёлый взгляд из-под кустистых бровей и гневное шипение кота.

Прости, Вискас, я метила не в тебя. Но на пути к ребрам засранца встал облезлый кошачий бок. Кот, на удивление, ведёт себя прилично. Наверное, опыт дворовой жизни подготовил его ко всему и мелкие порезы не кажутся уже чем-то за гранью терпимого.

Мы представляем из себя весьма странное трио: я – в рубашке с кровавыми потеками, Антон с запеленованным чудищем на руках и, собственно, кот – великий и ужасный. Больше, конечно, ужасный. Интересно, тетя Валя заметит появление новых шрамов на этой неосторожной морде или мне повезет? Эх, вот если бы кота можно было подменить так же просто, как неожиданно сдохшую рыбку.

– Что ты ерзаешь все время?! – гневно шипит на меня нервный мужчина рядом.

Да потому что скоро мой красивый круг сзади превратится в квадрат от этого пластикового стула! Почему так долго, серьезно? Что-то я не вижу тут очереди из окровавленных котов к ветеринару. Только мы и гуляющая по коридорам бабулька. Ее пудель сейчас как раз в руках доблестного врача.

– Не мог другую ветеринарку найти, с мягкими стульями? – огрызаюсь я. По дебильному, понятное дело, просто раздражение требует найти выход и сорваться на кому-нибудь – потребность.

– По мнению гугл карт, это ближайшая круглосуточная, – устало выдыхает Арсеньев.

Он прислоняется спиной к жутко выкрашенной стене позади, вытягивает ноги и прикрывает глаза. Серьезно? Решил поспать?

– Слыш, – бью его кулаком в плечо. – Страдать – так вместе!

Но тут даже Вискас не на моей стороне. Прикрыл глаза и тарахтит на мужской груди, закутанный в полотенце. Пригрелся, гад. Ему что, вообще не больно? Может мы зря труханули и сорвались к врачу и всё само зарастет?

Но острое чувство вины напрочь затмевает усталость и желание махнуть рукой на двух неприятных мне самцов. Всё-таки я разбила бутылку, я же не выкинула осколки, даже не подумав о коте. Хотя так этой мохнатой пьяни и надо! Никакого инстинкта самосохранения, чисто бомжатские привычки – лезть куда не следует ради бухла. Никакой породы и самоуважения.

– За что мне все это, – чуть слышно бухтит старый добрый недруг.

– Серьезно? – фыркаю я, да так громко, что тетка за стойкой ресепшена поднимает взгляд на нашу парочку. – Долго еще? – не упускаю возможность рявкнуть в ее сторону.

Ну, не то, чтобы рявкнуть, но громко и раздраженно спросить.

– У врача срочная операция, вам же объяснили, – чуть ли не сквозь зубы говорит она.

– А врач только один, ну конечно! – не унимаюсь. Вот было бы у меня винишко – я была гораздо добрее.

– В ночную смену дежурит только один, – коротко отрезает не очень приятная сотрудница. Или это я на ее взгляд не очень приятная?

– Зашибись сервис, – тихо ворчу.

Прислоняюсь головой к стене позади и пару раз гневно выдыхаю, пытаясь совладать с раздражением. Нужно поесть. Срочно. А то я голодная и уставшая могу и покусать кого-нибудь. Предпочла бы знакомую мужскую задницу, но чую, не обойду стороной и тетку за стойкой.

Кидаю взгляд на Антона, сохраняющего пойманный дзен. Он немного развернул голову в мою сторону и смотрит из-под опущенных век на меня. Тяжело и вдумчиво. Классический взгляд, пронесенный через года.

– Чего? – рявкаю и на него.

– Ты совсем не изменилась, – ставит диагноз.

И это тот случай, когда слова – не комплимент.

– Много ты знаешь, – выходит чуть более отчаянно, чем хотелось бы. Я отвожу взгляд и встаю с пластикового стула – орудия пыток двадцатого века. Последний раз такие в садике видела.

– Ты куда? – спрашивает сурово.

– Успокойся, размяться схожу, задница затекла, – кидаю из-за плеча и иду на выход. Чувствуя, как чей-то взгляд приклеивается к той самой, почти квадратной части тела.

Наглец.

Красиво дефилирую до разъезжающихся дверей, превозмогая боль в ноющих ступнях. Я выброшу эти туфли, как только доберусь до дома, отвечаю. Но пока – это отличное орудие мести. Пусть смотрит и впитывает, насколько я изменилась.

Выхожу на улицу, вдыхаю посвежевший вечерний воздух. Даже курить не тянет, от голода уже подташнивает. Вижу мигающую в темноте вывеску продуктового магазина и срываюсь туда. Выбор в маленьком магазинчике такой же, как и его размер – никакой. Беру пачку печенья и бутылку воды. Возвращаюсь в самую убогую клинику из всех, что я видела.

Антон положения так и не сменил: сидит с вытянутыми ногами и прикрытыми глазами, отросшие патлы лезут в лицо. В какой день за прошедшие семь лет он решил, что бритва и парикмахер его враги? Я помню его совсем другим и это странно. Этого нового человека хочется изучить, разобрать на косточки и препарировать. Последнее – из мести. Грудь с дрыхнущим котом мерно приподнимается и опускается в такт вдохам, и я позволяю себе немного вольностей. Скольжу взглядом по длинным крепким ногам в высоких ботинках, останавливаюсь на паху. Там, кажется, тоже произошли изменения. Определенно, в лучшую сторону. Я почти уверена, что Арсеньев отрубился и не заметит моего пристального внимания, но все же отвожу взгляд и даю себе мысленную оплеуху.

Не. Интересно.

Тихо присаживаюсь на стул рядом, стараюсь бесшумно открыть пачку печенья, но в тишине приемной шелест упаковки – сродни танковым гусеницам, проезжающим по гравию. Щеку тут же обжигает знакомое тепло. Ненавижу то, что привыкла чувствовать этот взгляд за километр.

– Будешь? – милостиво протягиваю Арсеньеву пачку.

– Ореховое? У тебя есть шикарный план по моему устранению?

Точно. Аллергия. Кое-что время все-таки вымывает.

– Как хочешь, – пожимаю плечами и засовываю в рот сразу половину “Юбилейного”. – М-м-м, – мычу специально и совсем не от удовольствия. Я не поклонница сладкого, тем более на голодный желудок. Просто было либо оно, либо килька. Кильку точно отобрал бы кот.

Антон шумно сглатывает, сверля меня глазами. Вот кто точно не отказался бы от печеньки. Как он весь этот пресс нарастил со своим пагубными пристрастиями?

Я продолжаю нагло и с упоением жевать, наблюдая за кислой миной проснувшегося мужика. Потом открываю бутылку воды и присасываюсь к горлышку. Господи, ненавижу сухомятку, рот словно песком забили. Арсеньев наблюдает и за этим процессом, смотрит, как во мне исчезает сразу половина бутылки воды, потом на мои губы, плотно обхватившие горлышко и снова нервно сглатывает.

М-м, кажется, у кого-то настоящая жажда.

А я очень, очень мстительная зараза.