Не называй меня майором...

1.

Борька Качан — коренастый, накачанный молодой мент, в кожаной куртке, в очках, похожий на школьного преподавателя физкультуры — открыл глаза, с тру-дом оторвал голову от промерзшей перронной скамьи.

Электрички уже не ходили.

Близко сбоку нависал переходной мост через пути, он был пуст. В дальнем конце платформы негромко постукивал скребком высокий мужик-уборщик, очищавший асфальт.

Стрелки часов под черным трафаретом «Домодедово» показывали конец вто-рого часа. Выходит, он пробыл в отключке не менее сорока минут.

Неистребимый густой запах креозота, оставшийся от ушедших в небытие де-ревянных шпал, стоял в воздухе.

Качан нагнулся, содрал смерзшуюся корку снега, приложил к вискам. Снег таял между пальцами — колкий, в черной ледяной копоти…

Тошнило. Виски стянула боль.

Неожиданно он коснулся куртки на груди. «Молния» была расстегнута.

«Господи! Это ещё что?!»

Полы оказались разъединены. Между тем он хорошо помнил, что ничего не доставал из карманов. Кто-то сделал это за него.

«Только не это!..»

Рука с хода скользнула вверх, под мышку.

Наплечная кобура была пуста.

Пока он беспомощно лежал на скамье, кто-то расстегнул куртку и выта-щил из кобуры его табельный «макаров».

Милицейское удостоверение в верхнем кармане тоже отсутствовало…

Качан поднял голову.

Ночь стояла морозной, бездонно-ясной.

Самое страшное, что всегда подстерегало и рано или поздно должно было с ним непременно произойти, от чего Всевышний снисходительно и терпеливо его оберегал, в конце концов, все же случилось.

Неотвратимость происшедшего предстала перед Качаном со всей очевид-ностью.

Конец его недостоверной ментовской жизни, которой он жил все эти годы, которую, бывало, клял на все корки за то, что работает без выходных и проход — ных, за гроши, с утра до ночи, и с которой успел сродниться так, что другой уже не мог себе представить, теперь был предрешен.

Закрепленный за ним 9-миллиметровый «макаров» с двумя полными обоймами находился сейчас в чужих руках, и каким образом, и против кого могли использовать с этой минуты его оружие было невозможно представить.

Качан жестко со лба вниз провел рукой по лицу, черная вязаная шапка-»бандитка» легла на глаза…

«Все, Борька! Приплыли… Сливай воду!»

***

Старт ночной поездке дал начальника розыска, он определил и её темп. Игум-нов позвонил Качану из дежурки:

— Едешь в Домодедово. Прямо сейчас. Все оставь…

Игумнов был не только начальник. «Крестный». «Большой брат». «Пахан.» На ветер слов не бросал.

— Готов.

Задание оказалось несложным: проверить сообщение агента, полученное Игумновым минуту назад:

— Звонил Никола. Он видел там нескольких наркодельцов. Прошлой ночью. Возможно это была только пристрелка. Никола тоже едет. Встретишься с ним у платформы. Расспросишь, оценишь обстановку…

— Понял.

Место начальника отделения по борьбе с незаконным оборотом наркотиков пустовало. Качан считался одним из кандидатов. Естественным было направить именно его…

Какое-то движение у соседней скамьи привлекло внимание.

Серая, средней величины крыса подбирала куски чего-то съестного, вмер-зшего в ледяное покрытие. Вокруг было по-прежнему пустынно.

Высокий мужик — уборщик на каширском — конце платформы закончил ска-лывать лед, взялся за лопату. По ту стороны была темень… С московского тор-ца, напротив, сияла привокзальная площадь. Светились огни коммерческих па-латок…

Суетливая ночная жизнь, которую Качан застал по приезду в Домодедово, тут продолжалась. Пассажиры ждали электрички, которые приходили все реже. Еще тусовались заезжие проститутки. То одна, то другая иномарка с крутыми накачанными парнями тормозила у освещенных витрин…

Качан приехал раньше — Николы на платформе ещё не было. Обычно он добирался последним электропоездом.

Потолкавшись у переходного моста , Качан заглянул к знакомым в ком-мерческую палатку. Называлась она коротко и непонятно:

«АОЗТ „Азас“.

Палатка торговала всю ночь.

— Привет! Не спите еще?!

— Мы?! Ну ты даешь! — Охранник у двери признал Качана, успокоился: — Входи, сыщик! — При знакомстве Борька отрекомендовался им частным детективом. — Каким ветром?

— Служба…

— Знаем вашу службу. Все берете неверных жен на горяченьком?!

— Это как заказчик решит…

Кроме охранника в смену заступали ещё две «торфушки» — совсем молодые девчонки из торфяной «столицы» — Шатуры, обе миниатюрные , с аккуратны-ми, с челочками на лбу, похожие друг на дружку, как две ухоженные домаш-ние собачонки.

С обеими у Качана установились необременительные приятельские отно-шения.

— А неверных мужей? Их тоже ловите?! — с намеком спросила одна из «тор-фушек», побойчее.

. У неё разворачивался бурный роман с охранником, другая была свободной. Качан с начала знакомства сразу же положил на неё глаз — светленькую, с кро-шечной грудью.

— Тоже ловим. Особенно, если обижают маленьких…

— Маленькие женщины для любви! — находчиво объяснил охранник. — Боль-шие — для работы! Садись. Будь проще, братан…

Качан продолжил:

— «И люди к тебе потянутся…»

— Именно…

Недолго поболтали ни о чем.

— Главное, чтобы все в кайф, братан! — Охранник запер за ним дверь.

— Тут ты прав, конечно.

Качан и сам давно уже жил по понятиям.

Ловить бандитов. Приказывать и подчиняться. Поддавать. Снимать телок…

Привычный кодекс пристрастий. Всех новых мужиков делать приятелями. Каждую новую девчонку постараться уложить к себе в постель. Потом видно будет, зачем тебе ещё один новый приятель, ещё одна новая телка…

Собственная его семейная жизнь давно шла через пень колоду. Дни понима-ния и общего языка с женой канули в прошлое. Последнее время он практиче-ски обитал в милицейском общежитии, переходя с койки одного отпускника на другую.

Постоянной подруги у него не было. Нынешнее состояние Качана можно было охарактеризовать как перманентное ожидание женщины.

— Останешься, поужинаем?..

Он взглянул на часы: время до последнего поезда ещё оставалось.

— Не откажусь.

— Знаешь че… — Охранник мигнул. — Пока ты тут… Посиди , поохраняй. А мы с Верой ненадолго уединимся. Надо остатки записать в подсобке…

Качан понял:

— В чем проблема?!

Он и вторая торфушка остались одни.

Оба делали вид, что в палатке ничего не происходит.

Между тем из подсобки сразу же донеслись безудержные стоны, в происхо-ждении которых было трудно ошибиться

Покупателей ждали недолго. Сразу же у палатки тормознула «тойота» с ка-вказцами. К окошку подошли двое — медлительные, пластичные, не смотрящие в глаза. Даже через стекло от них веяло опасностью.

Один вежливо спросил:

— У вас не перерыв?

— Да нет, пожалуйста. Хотели чего-нибудь?

— Вон там…

Взгляд за стекло, был короткий, стремительный — чтобы сразу все вы-смотреть.

Может, проверяли, есть ли охрана. Качан оказался на виду, сунул руку глубже под куртку. К пистолету.

Кавказцы перекинулись несколькими словами на своем.

Взяли «абсолют» и бананы. Также медленно вернулись в «тойоту». Быстро укатили.

После их отъезда заскочили ещё два знакомых домодедовских оператив-ника — уже поддатые, смешливые, в одинаковых джинсовых куртках.

Милицейский «газик» ждал их у тротуара.

— Привет. А Вера где?

— Отдыхает…

Они понимающе засмеялись:

— «Гжелки» нам… Пару бутылок. Вере, когда отдохнет, скажи: завтра заско-чим, рассчитаемся…

Пока «торфушка» их обслуживала, незаметно мигнули Качану в её сторо-ну:

«Давай, братан. Не теряйся…»

— Отдадут? — полюбопытствовал Качан, когда «газик» отбыл.

— Вряд ли. Но, бывает, отдают.

— И как же вы?

— За ментами не пропадет. Это как бартер.

— А что хозяин?

— Ерунда. Спишет.

Короткие всхлипы за стенкой постепенно стихли.

«Торфушка», остававшаяся с Качаном, поднялась к электроплите. Картофель в мундире успел развариться, помещение было небольшое. Прилипчивый дух снеди ударил в ноздри.

Охранник с подружкой вернулись из подсобки как ни в чем не бывало:

— Не заскучали?

«Торфушки «быстро накрыли стол.

— Мойте руки, ребята…

В палатку вошел строй ясных привычных звуков — вспарывания консервов, откупоривания пробок, заполнения емкостей…

За ужином поболтали.

«Торфушки» зацепили в разговоре челночный бизнес. Обеим не терпелось развернуть свое дело. Их уже несколько раз подбивали съездить в Турцию, в Пакистан…

— Заработок верный!..

— Да! Слушай, сыщик!.. — Охранник вдруг вспомнил, обернулся к Качану. — Есть дело. Можешь узнать про одного мужика?

— В смысле?..

— Ничего особенного. Фамилия, имя, отчество — все есть. Но боюсь, как бы не фраернуться ! Сам знаешь. Сейчас в бизнесе полно гниляка..

Качан пожал плечами:

— А кто, чего? Попробую…

— Я пытался — у меня не получилось… — Охранник достал из под прилавка блес-тящую, с золотистым теснением карточку. — Вот! Крутой мужик…Вроде серьез — ный. Из «новых русских»…

— И чего он?

— Да ничего особенного. Обещал насчет работы…

— Где ты с ним общался?

— Да тут в палатке. Ночью тоже. Странно получилось… Ты слушаешь?

— Ну!

Ночной гость действительно повел себя необычно. Подошел не к окошку, а сразу к двери — с хода дернул на себя. Охранник перед тем только переступил порог — не успел набросить накладку. Мужик это видел…

— Вошел и сходу запор за собой на дверь: «Чего же вы?! Такое стремное вре-мя?!» Показалось, он, вроде, как уходил от кого…

— Да… — Качан слушал невнимательно.

— Спрашиваю: «Чего вам?» Он вроде замялся. Потом: «Хочу, чтобы об-служили по высшему разряду…» Взял две бутылки коньяка «Наполеон». Боль-шую коробку «ассорти» «Красный Октябрь». Конфеты сразу девчонкам: «Это дамам…» Вторую бутылку «Наполеона» — мне… «Будет время — как-нибудь по-сидим…»

Охранник затянул рассказ. Девчонки шушукались.

— Разговорились. Узнал про меня, что мастер спорта. Третье место России. «Сколько здесь получаешь?» Узнал: «Да разве ж это деньги для бронзового призера?!

— Это уже неделя прошла, — подружка охранника существенно сократила повествование.

На верхней губе у неё чернел след прикуса, впрочем, искусно закрашен-ный. Охранник и сам заметил, что заболтался.

— Короче, оставил эту визитку. Обещал утром зайти. Но что-то мне подсказы-вает, что уже не появится.

— Можно попытаться, — Качан мельком взглянул — «Коржиков» или «Каржин-ков» — сунул визитку в карман.

— Взбодрись… — Охранник открыл бутылку. — А, узнаешь, — с меня коньяк. «Наполеон».

Качан взглянул на часы. Время уже поджимало. Электричек из Москвы не было уже минут двадцать. Никола должен был вот-вот подъехать. Надо были идти.

— Ну, на посошок… — Охранник достал из-за полки стакан.

— А сам?

— Нас проверяют… Если перебор хозяин сразу выбросит. Ты че, Вера?!

Подруга за спиной Качана подавала ему какие-то знаки.

— Уж сразу «че!» — Торфушка заулыбалась, показала на его джинсы — «мол-ния» на гульфике была расстегнута. — Ничего не потеряешь?

— А что каждую минуту дергать туда-сюда… — Он и его подруга были уже поддаты. — Только «молнию» ломать!

Парочка засмеялась.

После ухода Качана у них предполагалось повторение пройденного, но уже по полной программе.

— За вас…

Водка была ледяной. Пошла прямо в душу.

Только потом распробовал:

— Из «левых «что ли?

Торгаши засмеялись.

«По-видимому, „осетинка“… — По ночам, пользуясь бесконтрольностью, в палатках приторговывали фальшивой осетинской водкой.

— Не забудь про визитку…

Мутить начало, едва Качан вышел из палатки.

Фальшивая водка, хронический недосып, «усиленный» вариант несения службы, в котором вся столичная к о н т о р а пребывала беспрестанно. Сначала в связи со взрывами на Каширке, потом всякий раз, когда в Москве гремело и затем снова и снова, когда министру надо было успокоить общественность, Государственную Думу, президента…

Каждый опер к ночи ходил, как во хмелю…

На платформе Качан почувствовал себя и вовсе хреново.

Опустился на скамью. Последнее, что слышал, — свист электропоезда за деревьями впереди. Электричка шла из Москвы. Судя по времени, предпоследняя, отправлявшаяся до ночного технического перерыва. Следующую он уже не слышал…

Крыса под соседней скамьей юркнула в щель…

Качан поднялся, сделал несколько шагов. В висках колотило Его снова вырвало. Тут же, у скамьи. Он почувствовал себя легче.

Вдалеке снова постукивал скребок уборщика…

Электрички до утра не ходили.

Все было похоже на тяжкий сон.

«Вот и кончилось все…»

Обозримое будущее было легко предсказуемым.

«Утром — рапорт начальнику Управления, отстранение от должности, инс-пектора Службы собственной безопасности…»

В заключении особистов можно было не сомневаться.

«Связь с сомнительными лицами из коммерческих структур, пьянка, жен-щины легкого поведения и как результат потеря бдительности и утрата табель-ного оружия и удостоверения личности…»

Классическая этиология ментовского преступления!

Утром на его службе можно поставить крест.

«То-то жена будет рада!»

Впереди предстоял ещё суд чести среднего и младшего начальствующего состава. Увольнение с передачей материала в прокуратуру для возбуждения уголовного дела.

В реакции прокуратуры можно было не сомневаться.

У транспортного прокурора на оперативников уголовного розыска был давний зуб.

«Полный облом…»

Закончивалась другая жизнь, о которой не расскажешь никому, кто ею не жил…

Легкий с вечера морозец усилился. Сбоку послышались голоса.

По другую сторону путей за высокой платформой прошли двое работяг. Качану видны были только их шапки.

«Ночная смена..».

Один из путейцев отбросил окурок. Сигарета прочертила в воздухе огненную петлю, упала, рассыпав искры на междупутье.

Работяги из Дистации пути трудились где-то поблизости, могли что-то ви-деть.

Качан помедлил. В конце концов отвернулся.

Не бежать же вслед: «Мужики, вы тут давно? Пистолет „макаров случайно не видели?!“

Уборщик, скалывавший снег в конце платформы, прошелся ещё метлой по кромке, сложил орудия труда. Он уходил на перерыв, остановился. Качана поймал неожиданный поворот головы — тот смотрел в его сторону.

«А вдруг?!» — отдалось в груди.

Качан двинулся к нему.

Еще кружилась голова, но слабость понемногу проходила.

Уборщик не уходил. Ждал его. Встретил вопросом:

— Что? Пооблегчили?

— Есть немного.

Качан узнал его.

«Пенсионер-подполковник, бывший начальник патрульно-постовой службы …»

Качан ещё застал его действующим:

«Бравый строевик — хохол из правофланговых…»

Сейчас перед ним был худой высокомерный старик. Он не стал прираба-тывать по месту прежней службы. В Совете ветеранов… Работал физически по ночам, с коллегами почти встречался .

Качана он не помнил. Спросил, как обрадовался:

— Сняли часы — то?!

— Ну! — Старший опер не стал разочаровывать:

Отставник был удовлетворен. Предположил уверенно:

— Еще и бумажник, наверное… — Его радовала собственная сметливость. — Кошелек — это они берут обязательно! Денег, наверное, много было?! — Он быстро смекнул. — Вчера на ЗИЛе получка … До рубля взяли или чуть оставили?..

— На метро осталось… Вы все видели?

Бывший милиционер осклабился:

— А как же! — Он плохо слышал, потому почти кричал. Голос разносился далеко по платформе. — Двое. Оба высокие, в коротких куртках. Знаешь, какие сейчас носят. И без головных уборов… Тут как раз электричка отправлялась…

— Из Москвы?

— Да.

— Откуда они подошли? С электрички?

— Этого не скажу… Когда мне смотреть? — Отставник кивнул на расчищенный прямоугольник платформы. — Да и наблюдать-то?! Сам понимаешь… Запросто голову оторвут!

— Ушли они через мост?

— Не знаю, куда делись… — Розыскная сторона дела его уже больше не интере-совала. — Может на мост ушли или туда, к палаткам, чтобы сразу пропить. Может в электричку сели…

— Электричка была последней?

— Последняя, — он снова засобирался уходить.

Сочувствия в его голосе Качан не почувствовал.

В глазах отставника он был потерпевшим. Таких — фуцанов, фраеров, лохов , терпил — надо было учить и учить, чтобы знали!..

Качан все понял.

— Последний вопрос. Вы их узнаете?

— Чего я узнаю?! — Бывший начальник отделения даже возмутился — ему быть свидетелем! — Чего я видел? Высокие молодые… Подходили… А взяли или нет… Меньше пить надо!

Он позорно бежал.

Качан снова на секунду прикрыл «бандиткой» глаза. Но слезы не было.

«Японский бог!..»

Дальнейшее пребывание его в Домодедове было бессмысленным и ненужным. О случившемся следовало немедленно поставить в известность руководство. Игумнов как ответственный и майор — дежурный должны были, не откладывая, протрубить общий сбор. По горячим следам всем составом тут же начать поиск…

«А как быть с Николой?!» — Игумнов поручил ему встретить своего агента, проверить его сообщение о встречающихся в Домодедове наркодельцах.

С места, где Качан стоял, был виден телефон — автомат. Старший опер собрался с мыслями. Подошел, набрал номер. Игумнов не отвечал. Качан позвонил в дежурку.

— Слушаю… — У телефона был помощник. — Дай трубку дежурному… — Не могу. — А Игумнов? — Он тоже вышел. Пожар у нас…

***

Огонь на перроне вспыхнул сразу после полуночи. Как раз против дежурной части Линейного Управления внутренних дел

Загоревшийся фирменный магазинчик — чистенький, аккуратный — был сверху донизу набит теле-фотоаппаратурой, микрокалькуляторами, фотопленкой. Причиной возгорания мог быть и поджог, и неисправная электропроводка.

Пожар заметили своевременно, в первые же минуты. Его нельзя было не заметить.

Горело лихо, в двух шагах от дежурки. Трещала пластмассовая обшивка, искры летели во все стороны.

Немедленно сообщили по «01».

Пожарные прибыли почти сразу, но огонь распространялся с пугающей быстротой. Были приняты все меры. Пожарные рукава подсоединили где могли и к гидранту в помещении Управления. Бойцы в робах бесстрашно пробивались внутрь, к очагу возгорания.

Начальник розыска Игумнов — тяжелый крепко сбитым молодым телом, с искривленным в юности носом и металлическими фиксами в верхней челюсти — к началу действа опоздал — он проверял посты на Москве-Товарной. Пригнал на вокзал, как оказалось, почти что к шапочному разбору.

Пожар он и водитель увидели ещё издалека, раньше чем машина свернула на привокзальную площадь. Огромное красное зарево в ночи…

Пламя поднялось на полнеба. Искры разносило по перрону. На деревьях в парке по другую сторону ограждения у музея, носившего длинное название — «Павильон-музей „Траурный поезд В.И. Ленина“, уже вспыхивали ветки.

Пока подъезжали, и оттуда, от музея, тоже ударили мощные струи. Там тоже появились пожарные.

Игумнов выскочил ещё на ходу, кинулся по пандусу вверх, к платформам. Картина, представшая ему, напоминала военную хронику. То ли Афган, то ли Чечня…

С открытым огнем, правда, было покончено.

Пассажиры с вокзала, все, кто не спал, высыпали из залов на перрон. Менты с трудом сдерживали любопытных.

Платформу перекрыли.

Огонь начал сдавать позиции.

Первый, с кем Игумнов столкнулся на перроне, был дежурный — высокий, в майорских погонах шкаф. Он стоял на ступеньках у входа в Линейное Управление с сигаретой в зубах — любовался огнем. Позади хлопал глазами постовой, охранявший вход, — в бронежилете, с автоматом. Напротив в нескольких десятках метров пылал догоравший магазин. Вокруг суетились брандмейстеры.

Игумнов мгновенно оценил обстановку.

Мордастый пожарник, выскочивший из горящей палатки, согнул руку колесом — под мокрой робой у него было засунуто что-то громоздкое.

Игумнова как ветром подхватило. Он догнал брандмейстера, дернул сзади. — Ты что делаешь?! Неси сюда!

Тот обернулся. Увидев гражданского, попер буром:

— Ты кто такой?!

— Начальник розыска…

— Документ покажи!

— Ах, ты…

Игумнов схватил его за ворот, потащил в сторону.

— Что за народ!?

Пожарные даже в воровстве не хотели себя затруднить: «Взять на хапок и все!»

Краем глаз заметил: у пробегавшего второго пожарника роба тоже оттопырена…

— Крысы, мать вашу…

Не отпуская первого брандмейстера, Игумнов достал пробегавшего ногой.

— Куда?! Клади!

— Перебьешься…

Игумнов взорвался:

— Дежурный! Давай понятых! Где следователь?!

Майор — дежурный, наблюдавший до того благодушно, тотчас дал задний ход.

— Вы че, козлы?! Рехнулись?!

Грабеж прекратился.До пожарников дошло, наконец: тому, что они делают, есть четкое определение: «подсудное дело»!

Брандмейстеры пошли на попятный.

— Капитан! — Пожарники сменил тон. — Извини!

Молоденький лейтенант-пожарник тоже подскочил.

— Ребята, тут какое-то недоразумение…

— Какое недоразумение?! Кладите здесь…

Брандмейстеры не стали скандалить, молча сложили добычу . У обоих под робами оказались японские цветные телевизоры.

Игумнов обернулся к дежурному:

— Пошли помощника и пару ребят, пусть осмотрят машину! Кто знает, сколько они успели перетаскать… Прикажи, чтобы все складывали здесь у дежурки. Выставь охрану, пусть все перепишут. Сам проверь…

Дежурный заметил кротко:

— Их можно понять, Игумнов, ребята жизнью рискуют. Так хотя бы знать за что! — Майор цыкнул зубом. Пахнуло добрым коньячком. — Опять же зарплату им задержали…

Игумнов вскинулся:

— Ты понял меня?!

— Понял. Сейчас сделаем…

— Хозяину магазина позвонили?

— Да — он трубку не берет. У него таких магазинов, как у сучки блох…

— Ты мне персонально отвечаешь!

Дежурный зажевал карамельку.

— Будет порядок, начальник!

Игумнов отвернулся. Относительно майора-дежурного он ни секунды не заблуждался:

«Ничего делать не станет. Пожарники сунут наряду пару фотоаппаратов, а остальное оставят себе… Спрячут назад в машину…»

— Можешь быть спокоен, Игумнов!

— Я дам «можешь быть спокоен!» — Игумнова даже затрясло. — Иди, занимайся! Кого поймаю — жаловаться не пойду… Разберусь сам. Прямо тут в тамбуре… Предупреди своих архаровцев. — Автоматчик в дверях — молоденький милиционер, студент-заочник — услышав разговор на басах, сразу убрался . Дежурный козырнул.

— Слушаюсь, господин капитан…

За ерниченьем скрывалась опаска. Игумнов знал многие его грехи.

После дежурства в портфеле у него всегда лежала бутылка хорошего коньяка. Кто ему покупал? За что? Дежурный наряд? Отпущенные на свободу задержанные?! Мзда могла не ограничиться только спиртным…

— Начинай!

— Есть, господин капитан!

Майор надул щеки, глазки-пуговицы его ещё больше округлились.

Он уже не шутил. Громко заорал по-боцмански:

— Мать вашу!.. Кого ещё увижу с ящиком, пусть пеняет на себя!.. — Он поднял жирный кулак.

Приказ подействовал. Пожарники оставили залитую водой электронику, отошли в сторону.

Игумнов заговорил спокойнее.

— Качан не звонил еще?

— Нет пока…

— Если прорежется, пусть его сразу соединят со мной…

Игумнов отстранил автоматчика, он уже входил в Управление.

***

Громкие крики за окном известили: на пожарище прибыл кто-то из хозяев.

Игумнов выскочил из кабинета.

Магазин принадлежал кавказскому бизнесмену. Как потом оказалось, собственника вызвал вокзальный носильщик. Он же сообщил владельцу некоторые особенности национального тушения пожаров.

Носильщик стоял напротив. Он видел, как один из борцов с огнем сунул под робу несколько коробок с импортными фотоаппаратами — «мыльницами». Дальнейшее воровство тоже происходило у него на глазах.

Пока остальная команда боролась с пламенем, двое или трое бойцов тащили все, что попадало под руку: телевизоры, плейеры, аппараты. Ворованное уносили в машины.

Носильщик ходил в доверенных лицах бизнесмена, знал его сотовый. Быстро связался. На том конце провода его сразу оценили сообщение:

— Спасибо, дорогой. Еду!

— А то остатки растащут. Это уж верняк! Такие дела.

Владелец магазина — приземистый молодой «новый азербайджанец» — прибыл на вокзал вместе с несколькими приятелями и телохранителями прямо из-за стола.

Побросав машины на водителей, вся команда вихрем пронеслась на перрон. Еще выбегая из цокольного этажа, собственник поразился, увидев морозное звездное небо в верхней части арки, просвет которой вчера ещё перекрывал высокий шатер магазина. Вокруг колыхалась толпа.

— Пропустите…

— Дай пройти, мужик.

Экипажи борцов с огнем уже уехали. Пара молоденьких охранников и милиционер болтали о своем. Два оставленных лейтенантом пожарника ждали посланную за ними машину.

Зрелище грязного пепелища на месте чистенького, набитого дорогой аппаратурой магазина подействовало ошеломляюще. Однако, не меньше, чем пожар, хозяина взволновали обстоятельства тушения, услышанные им от носильщика.

Подступы к пепелищу заливала вода. Снег растаял, вокруг стояли лужи. Черпая ледяную жижу туфлями, владелец уничтоженного имущества растолкал круг любопытных…

— Вай…

На дымящихся досках тлели обгоревшие платы, оплавившиеся корпуса радиотоваров. В беспорядке валялись оставшиеся металлические детали, коробки, стекло. Все было черно от пепла и копоти.

В ярости предприниматель бросился к двум ни о чем не подозревавшим пожарным, но один из телохранителей — рослый кавказец — обогнал его, подскочил первым, рванул за робу того, что шел сзади.

Спецодежда оказалась расстегнутой. Подскочивший собственник вцепился в оттопыренный карман униформы.

— Сволочи…

Из кармана показалась обгоревшая японская «мыльница» — «Аkica» на шнурке…

Кавказец выхватил фотоаппарат, замахнулся. Брандмейстер едва успел подставить локоть. Азер — телохранитель сбил с ног второго пожарника. Прибывшая с хозяином команда бросилась избивать обоих, а заодно всех, кто попадался под руку.

Народ шарахнулся в сторону. Никто и не подумал оказать сопротивления.

Кавказцев побаивались.

Подоспевший Игумнов бросился в самую гущу дерущихся:

— Прекрати! Милиция! Уголовный розыск!

Старт оказался неудачным. Игумнов с ходу получил сбоку по почкам. Охнул. Второй удар обрушился на него сверху. Он чудом сохранил равновесие, а через секунду сам уже врезал ногой по подбородку кому-то из ч е р н ы х.

— Назад, милиция!

Надо было продержаться ещё несколько минут.

Автоматчик у входа в Управление растерялся, закричал. Выскочивший из помещения дежурный, сноровисто вырвал у него автомат:

— Назад, сволочь! — Он дал очередь поверх голов.

Десятки ворон, облюбовавших соседний парк, поднялись в воздух.

Тревога передалась смежникам по «Траурному поездуЛенина». Из караульного помещения, топая сапогами, выскакивали толстомясые сонные ВОХРовки, охранявшие музей.

Кавказцы уже бежали к машине. Преследовать их не стали.

Майор вернул автомат.

— Сходи, почисть…

Он обернулся к Игумнову:

— Сейчас звонил т в о й ч е л о в е к. Ну, ты знаешь!

«Никола! «— Он уже звонил Игумнову. Его сообщение заслуживало интерес.

— Передал что-нибудь?

— Сказал, что поехал в Домодедово. Он с тобой ещё свяжется…

***

Бывший вор в законе, бывший авторитет, бывший сука, а ныне негласный помощник начальника розыска первый раз звонил до полуночи.

Звонок Николы прозвучал неожиданно.

— Ты где? — только и спросил Игумнов.

До этого тот не звонил несколько дней.

— В Домодедово?

— Пока ещё по дороге…

— Живой?

— Вроде да…

Загулы бывали у старого вора и прежде. В такие дни от него можно было ждать всего. Игумнову не раз приходилось вытаскивать своего агента, считай, что с тюремных нар.

Когда у Николы наступал отходняк, он к ночи любыми путями добирался до Домодедова, где прошло его воровское сиротство — иногда один, иногда вместе со знакомыми старыми ворами, а то и просто с попутными бомжами, накатывавшими сюда с последними электричками.

Сообщение, которое Никола тут же сделал куму, было столь же непредвиденным, как и его звонок.

Накануне ночью на платформе он встретил двоих …

— Ты ими как-то интересовался… Помнишь?

Никола звонил через коммутатор МПС с одного из многочисленных железнодорожных предприятий, разбросанных вдоль линии.

— Не понял тебя…

— Ну те, которые приезжают…… — Никола продолжал темнить. Говорить приходилось в присутствии посторонних. Он перемежал разговор всякой мутотой, чтобы повесить тем, кто его слушал лапшу на уши. — Как ты вообще-то… Ничего?

В отличии от своего помощника Игумнов мог спрашивать обо всем прямым текстом.

— Ты имеешь в виду ориентировку о розыске. Какую именно, помнишь?

— Недавно разговаривали. И с ними был м а к с и м к а …

«Африканец…»

— Какой ?

— Высокий, симпатичный…

С трудом разобрались.

Никола видел вблизи платформы двух находившихся в разработке наркодельцов, сопровождавших высокого красивого африканца, в котором Никола узнал нигерийца. Фото всех троих ему показывали в Линейном Управлении.

«Мосул Авье…»

Выходило, что он оказалсял свидетелем встречи наркобаронов, выбравших накануне для встречи пустую платформу.

«Качан под рукой… — Игумнов уже набирал телефон старшего опера. — Надо срочно посылать в Домодедово…»

— Не померещилось?!

— Обижаешь, начальник…

Вообще-то, сообщения Николы всегда, в конце концов, подтверждались.

Главной удачей были задержанные по его наводке подмосковные таксисты-убийцы, ночные охотники на одиноких-женщин. На их счету было не меньше десятка трупов, прикопанных в лесистых частях Подмосковья.

— Значит так. Туда сейчас едет Качан. Свяжись с ним.

— Понял. Я ещё позвоню. Осмотрюсь и позвоню…

***

Никола осмотрелся около часа ночи.

Телефон Игумнова не ответил. Поэтому он перезвонил в дежурку.

— Линейное управление… — У коммутатора был майор-дежурный.

— Командир, дай трубку Игумнову…

— Он вышел… — Тот сразу узнал его. — Может что передать?

— Скажи: «Поехал в Домодедово. Будет звонить.»

— Понял. Что-нибудь еще?

Никола повесил трубку, двинулся неубранным к ночи безлюдным туннелем дальше по переходу. Сверху дробно грохотал проходивший товарняк.

К Нижним Котлам Никола добрался без приключений. Он любил наезжать в Домодедово отсюда и, как правило,последними поездами.

Платформа была расположена в стороне от жилой зоны, вблизи пустырей за речушкой Котловкой. Работяги с ЗИЛа, с других крупных предприятий на Варшавском шоссе, пересаживались тут на электрички.

Железнодорожная платформа и линия метро были удачно сопряжены.

К ночи, после окончания смен и «часа пик», в подземке и на платформе народу бывало немного. Николу это устраивало. Он избегал толпу.

И на этот раз тут было почти пусто. Тишина, десяток молчаливых пассажиров — обычная картинка бомжующего ночного Подмосковья.

Никола прошел к одной из колонн и сразу вписался в обстановку, застыл, уткнув лицо в воротник…

Бесцветная личность — мелкие черты безбрового узкого лица, взгляд, устемленный в сторону, бледные вытянутые скулы. Подстать был и прикид — старое пальто, кепка. Худые плети рук, которые знали и финку, и лезвие. Заточка и сейчас грела ему ладонь…

***

Последняя электричка уже показалась на дуге. Вскоре её уже было видно всю — черную, похожую на развернутую кинопленку с огоньками в квадратных окошках перфорации.

На платформе её заметили. Среди пассажиров произошло движение.

Никола не поднимал головы, но все видел.

Двое — молодых, спортивного вида, в одинаковых куртках, без головных уборов — показались из подземного перехода неожиданно. Всматриваясь в ожидавших поезд, быстро пошли по платформе — они кого-то искали.

Оба были не из тех, кто мотается ночью по пригородным электричкам. Никола обратил внимание на их обувь: подошвы и каблуки выглядели абсолютно новыми, несношенными…

«Только что вышли из своих тачек… Не менты!»

У ментов таких возможностей не было.

«Но тоже прошли подготовку. Обученные… — Никола продолжал д о г о н я т ь. — И платит им не власть, а кто-то по-богаче…»

Оба направлялись в сторону головного вагона.

Они поравнялись с Николой, когда у одного в руке протарахтел сотовый. Белесый, с прямо — угольным лицом поднес трубку ко рту:

— На связи…

Никто из блатняков не стал бы так отвечать.

«Тебе бы ещё руку к козырьку…»

— Мы сейчас на перроне в Нижних Котлах… — Тот четко отчитался перед кем-то выше по званию. — Начинаем зачистку…

Словечко было знакомое, но из чужой «фени» — не тюремной, не блатной.

Эти тоже были бандиты.

«Но не блатняки. Бывшие менты или фээсбэшники…»

Нынешние авторитеты, их бойцы устроили на воле полный беспредел . Дергались, как хотели. Ни с кем не считались.Только в тюрьме начинали понимать: главная-то власть в зоне не у них — у в о р о в. На воле по-скромнее бы…

Никола, не подняв головы, сделал несколько шагов по платформе. Было интересно.

До него долетело несколько фраз. Белесый продолжил:

— Сейчас оттуда звонили. О н и уже в Домодедове н а п а р к е. Ждут остальную команду…

Никола не удивился, когда он закончил по-военному:

— Да, товарищ подполковник…

Разговор оказался короткий, сухой.

Никола заметил: куртки у обоих были надеты поверх одинаковых добротных костюмов. Похоже, это было формой одежды…

Он, наконец, в ъ е х а л по-настоящему:

«Частные охранники под чьей-то сильной крышей… Бывшие офицеры спецслужб!»

Теперь все стало понятно.

На всякий случай Никола быстро направился в обратную сторону — дальше от них по перрону.

Приближавшийся со стороны Москвы сцеп уже тормозил.

Почти все садились в первые вагоны — ближе к поездной бригаде: время ночное, серьезное…

Посадку не затянули. Машинист дал свисток…

В ближайшем от Николы тамбуре свет не горел. Несколько молодых парней, по виду поддатых, задиристых, в поисках потехи, поглядывали на платформу

Эти были опаснее всех.

Старый вор миновал тамбур и оказался в соседнем вагоне — моторном, обшарпанном, дребезжащем. Пассажиров в нем было мало — четыре человека, все в разных углах.

Никола прошел в конец вагона. Сел лицом по ходу. Сзади была стенка. Отсюда ничего не грозило. Секретный агент к о н т о р ы не мог об этом не заботиться постоянно. Впереди он наблюдал тех, кто мог идти по составу от головы, сбоку косил глазом в ближайший тамбур.

Появление частных охранников неизвестного агентства в электричке насторожило. В любом случае следовало быть настороже.

«Кто знает, что у них на уме, у этих к о з л о в…»

Свою жизнь Никола прожил как человек вне общества, вне закона. Про воровские годы не сле — довало и говорить — вышел, подсел, снова вышел, снова зона… Но даже в последние годы. Несмотря на работу с Игумновым, а, может, и благодаря ей…

В любой момент — на улице, у ларька, в электричке его мог окликнуть кто-то, кто сидел с ним в камере, по чьим расчетам он сейчас давно в к р ы т о й, на усиленном режиме и неизвестно когда освободится. А он вот он…

«Не объяснишься…»

Все заказано: ни знакомств, ни друзей, ни откровений.

Менты охранять не станут.

«У них и на себя-то нет сил… Только сам. Смотреть и смотреть в оба…»

Загул не решил ни одной из проблем. C отходняком они возвращались. И даже добавились новые.

Предстояло помириться с сожительницей. Явиться к Куму. С повинной, с пустыми руками…

Игумнов, конечно, разыскивал его. И в Истре, и в Домодедове. Должно быть, послал за ним своего старшего опера — Качана.

Никола не любил ментов, хотя и работал на них. Его подписали на сотрудничество с ментами против желания. В зоне. Выхода не было — впереди корячились вилы: новый срок. Тут на все пойдешь. Исключение он делал для Игумнова. На кума можно было положиться. Никола в том убедился…

Впереди на межвагонной площадке стукнула дверь. Кто-то шел вдоль состава. Потом со стуком отъехала вторая — малого тамбура …

«Они…»

Частные охранники, которых Никола видел в Нижних Котлах, показались в проходе. Они шли гуськом — кого-то разыскивали.

Никола смежил веки — вроде дремал. Украдкой привычно наблюдал за окружающим. Когда бандитского вида стражи были совсем близко, прикрыл глаза вовсе.

У его скамьи они остановились. Что-то подсказало, что бесцветный мужичек на последнем сиденье — не прост, как кажется.

— Эй, отец…

Тот, что с прямоугольным лицом, белесый — дернул его за рукав.

— Деревню свою не проехал?!

— А? — Никола с понта только проснулся.

— Я говорю: выходить не пора?

Никола поморгал маленькими бесцветными глазками, какие бывают у беспородных дворовых кобельков на первых днях их жизни. Глянул непонимающе.

— Че?

— Не понял?! Делай ноги, говорю…

Никола поднялся. Стараясь не встречаться глазами, снова быстро срисовал обоих. Лица были ему совершенно незнакомы. Он не мог вспомнить ни одного.

«Кажется не встречались. Просто так пристебываются…»

Впрочем, через него прошли сотни людей. Многих уже никогда не вспомнить.

Электричка притормаживала. Сбоку за окном смутно светились огни.

Платформа была безлюдной, на ней и днем-то садились обычно всего несколько человек. Сейчас, ночью, она и вовсе выглядела глухой…

— Не понял?!

Никола кивнул.

Спорить было бесполезно.

«Все равно выкинут…»

Он догадывался о причине, по которой к нему подошли.

Подполковник, звонивший на сотовый в Нижних Котлах, отдал приказ зачистить последний электропоезд от «братков». В Николе оба безошибочно определили последнего…

Охранники действовали в рамках общего плана действий своей фирмы, в него входила не только зачистка электропоезда. Главное как раз находилось вне его.

«О н и уже в Домодедове н а п а р к е. Ждут остальную команду…» — доложил Белесый.

«В Домодедове что-то готовится…»

Бывшие менты или фээсбэшники, или кто они там, расступились, давая дорогу. Никола поднялся, быстро пошел по проходу в сторону дальнего тамбура.

Сидевшие в вагоне пассажиры все видели. Отвернулись, чтобы не впутываться. Все тот же белесый охранник — видимо, старший из них — сделал несколько шагов следом. За Николой.

— Давай…

Пневматические двери открылись ещё на ходу. Не оглядываясь, Никола шагнул в ночь на безлюдную платформу. Он уже все решил.

Соседний тамбур шел без света.

Поддатая компания, из-за которой Никола с самого начала на Нижних Котлах миновал этот вагон, все не успокоилась.

— Мужик. Такая мать…

Выбора не было.

Никола сделал шаг и был снова в поезде. Двери за его спиной сомкнулись.

Состав уже двигалась.

— Гляди! Да у нас пополнение!

Несколько отморозков — поддатые или обкуренные — шумно толкали друг друга, мотались по тамбуру. Одного сразу толкнули на Николу, с другого угла тамбура на них налетел второй…

Никола схватился за ручку двери, главным сейчас было пробиться в темный салон. Это ему на первых порах удалось. В последний момент, видя, что жертва уходит, один из парней сзади с силой схватил его за плечо.

— Мужик! Дай огонька!

Требование «дать огонька» была лишь поводом. Парням требовалось размяться, сбросить в кровь адреналин…

С тех пор, как линейные менты перестали сопровождать последние электропоезда, мелкая шпана творила в них беспредел, шустрила до тех пор, пока кто-нибудь жестко-безжалостно не указывал ей её место.

— Не курю…

Никола до последней решительной секунды при любых обстоятельствах всегда держался в рамках. Особо-опасный рецидивист должен быть особенно сдержанным…

— Тогда я дам тебе, сука. Держи…

Резкий удар пришел ему сбоку. В скулу. Но Никола не обернулся. Он был уже в салоне.

Кепка слетела с него, он подхватил её на лету.

Вагон был пуст. Все пассажиры покинули его, опасаясь рискованного соседства. На помощь пассажиров рассчитывать не приходилось.

Сзади его снова прихватили, но Николе удалось вырваться.

— Не спеши! Куда ты?!

Впереди был второй темный тамбур.

Никола наметил его для себя как последнюю опорную точку. Бежать дальше он не собирался. В поле пальто у него была спрятана заточка. Достать её было секундным делом.

Ему снова удалось вырваться. В дверях второго тамбура он обернулся. Его преследовали только двое.

— Надо поговорить, мужик! — первый — совсем молодой, с бледным бескровным лицом — чуточку прихрамывал.

В свете проплывшего за окном светильника Никола сразу вспомнил, где его видел.

«Ласковый летний день, обносившиеся, как портянки, спортивные стяги, пустой запущенный стадион….»

Молоденький баклан хотел посмотреть, как поведет себя пьяный Никола, в одиночестве приторчавший у бутылки на траве за воротами, если над ним слегка подшутить. Озорник подвел мяч совсем близко и поддал ногой не по мячу, а по бутылке. У Николы потемнело в глазах. Он поднялся и почти не шатаясь двинулся к дыре в заборе. А баклан спокойно, не обернувшись, погнял дальше к приятелям, которые все видели, заорали:

— Беги, беги, мужик! Пока магазины открыты…

Никола вернулся скоро. О нем уже успели забыть. С ним был нож. Удар пришелся хулигану чуть выше паха. Снизу вверх. Озорника спасло чудо. На несколько месяцев он превратился в инвалида. В дело вмешался Игумнов. Николе пришлось подарить молодому наглецу цветной телевизор, чтобы замять дело…

В тамбуре Никола обернулся, поднял заточку :

— Забыл меня?!

Баклан отпрянул. Узнавание было мгновенным.

Никола быстро прошел вперед — дальше по составу.

В Домодедове он выскочил из головного вагона одним из первых. Спрыгнул на рельсы. Перед кабиной машиниста перебежал через пути.

Примыкавшая к маневровому парку эта сторона станции была темнее и глуше.

Электричка глухо свистнула, что-то задержало её. Потом отправилась.

Никола подождал, пока поезд ушел. Еще через минуту ему открылась платформа, с которой он только что спрыгнул. Прибывшие пассажиры быстро удалялись, а все, кто ждал электричку, уехал с ней.Платформа быстро пустела.

Прямо напротив себя вор неожиданно увидел бывшего мента-подполковника.

Теперь бывший мент прирабатывал уборщиком — счищал скребком лед .

Вор постарался не попасть ему на глаза. Отвернулся. Вражда была взаимной.

Никола не взлюбил его. По-пьянке не раз бывало пытался свести счеты. Прямо в дежурке.

Не оборачиваясь, Никола двинулся дальше к переходному мосту. Цепким взглядом жулика мгновенно заметил: в дальнем конце платформы кто-то лежал неподвижно, закинув голову далеко за спинку скамьи.

«Ошмонали?!»

От лежавшего быстро удалялись уже знакомые Николе оба бандитского вида частные охранники, которые наехали на него в поезде. Высокие, в одинаковых куртках, без головных уборов, несмотря на морозец…