Не называй меня майором...

7.

Цукановым с водителем гнали из Домодедова на Юго-Запад.

Заместитель Игумнова знал эти места. Иногда они подбрасывали сюда Ксению в общежитие иностранных студентов, а иногда забирали её из гостей. Район был сравнительно недавно освоенный, зеленый.

Нигериец-курьер с наркотической начинкой в желудке был уже по дороге к общежитию на Островитянова, где его никто не ждал. Ксения передала все открытым текстом..

Приметы наркокурьера Цуканов отлично знал: пятно на видном месте — у лба.

«Как у последнего советского президента, у Горбачева…»

С этим все было просто. Останавливало другое:

«Игумнов не поручал заниматься наркокурьером. Он послал искать пистолет Качана. А не наркотики…»

Надо было решать самому.

«В коммерческой палатке нечего больше делать. Документы изъяты. Я переговорил с уборщиком. Разобрался со „Штирлицем“… — тот остался на станции в Домодедово. — Освободил Николу…»

***

Николу передали ж е л е з к е официально.

Домодедовский начальник розыска подошел к ИВС, чтобы им полюбоваться. Ничего необыкновенного он, впрочем, не увидел.

Выведенный из камеры Никола стоял на выходе, прикованный наручником к водителю — безцветный, останавливающий на себе взгляды разве только розыскников и уголовников, чуявших в нем неистребимый воровской дух. При обыске у него отобрали шнурки. Теперь их ему возратили.

— В машину! — Цуканов махнул рукой водителю.

— Пошли!

Никола сунул шнурки в карман.

«Штирлиц» изображал из себя второго мента.Вдвоем они отконвоироали задержанного к машине. Цуканов вышел следом.

— Я сейчас вернусь…

Он должен был накоротке расспросить Николу о задержанном, оставшемся в камере.

— Я покурю пока… — Начальник розыска Домодедова не мог докурить ни одной сигареты до конца. Бросал, закуривал снова.

Цуканов с Николой разговаривали в машине. Водитель уже снял с Николы наручник, приготовился отъехать. «Штирлиц» устроился рядом с ним.

Цуканов занял место рядом с Николой на заднем сиденьи.

— Давай к платформе. — скомандовал он. — И сразу назад!.. — Он обернулся к Николе. — Ну чего он базарит п о к а м е р е?

Никола показал глазами на Штирлица впереди. Цуканов мигнул:

«Свои…»

— В основном молчит…

Никола недолюбливал Цуканова. Тот был для него «мусором» — со всеми пороками, приписываемыми молвой ментам.

«Крысятник…»

Воровской глаз — ватерпас…

У Цуканова были грешки. Однажды, после комиссионной выгрузки вагона на холодильнике, охрана задержала его с несколькими банками мясных консервов в портфеле. В то время это был дефицит. Зам уверял, что консервы были в портфеле, когда он ехал на выгрузку. Охрана холодильника была уверена, что кладовщик дал ему их при выгрузке…

Дело было темное. Но последствий не имело.

Цуканов чувствовал отношение Николы, но всерьез не принимал.

— Что-нибудь-то его интересовало?

— Сто двадцать шестая статья…

— Похищение человека? — Цуканов спросил, как и сам Никола:

— Где? В Чечне?

— Здесь, в Домодедове. Это все.

Цуканов ни о чем больше не спросил.

Водитель снова подъехал к дежурке. Цуканов вышел. Он и домодедовский начальник обменялись короткими репликами. Время, указанное Ксенией, поджимало. Цуканов уже принял решение:

«Теперь на Юго-Запад. Брать наркокурьера…»

Он вернулся к машине, открыл дверцу. Спросил у Николы:

— Мы едем в Москву.Ты с нами?

Тот цыкнул зубом.

— Остаюсь.

— Ну давай.

Никола исчез, как растворился в темноте.

Неподалеку , к удивлению Цуканова, неожиданно покинул машину и «Штирлиц»…

— Пожалуй, мне лучше на электричке…

Несмотря на то, что их осталось двое — он и водитель — Цуканов был доволен. «Штирлиц» был чужой человек. А особенностью национального сыска уже давно было балансирование на грани нарушения закона.

Довериться можно было не каждому…

***

Они уже подъезжали.

Общежитие иностранных студентов находилось на оставшемся невырубленным крохотном островке Тропаревского леса, который подходил вплотную с другой стороны улицы. Здесь же, за коммерческими киосками, виднелось высокое крыльцо с вывеской «Мишель», о котором предупреждала Ксения. Тут Мосул Авье назначил встречу наркокурьеру.

Африканцы питали нежные чувства к маленькому магазину с французским звучанием известного имени. Как, впрочем, и слушаки ментовской Академии МВД , чья круглосуточно охраняемая общага находилась через дорогу. Между сохранившимися деревьями от «Мишеля» к подъезду студенческого общежития иностранцев в сугробах была протоптана узкая тропинка.

Вокруг было пусто. Осмотревшись, Цуканов поднялся по крутым Ступеням, рванул тяжелую на пружине дверь и попал в другой мир.

Внутри был чисто, тепло и сонно. Одинокий продавец за прилавком тщетно боролся с дремотой. Какой-то человек в в глубине, в куртке, в вязаной апочке, спиной к дверям, рассматривал витрины с молочными продуктами. Он был единственным покупателем и видимо, находился в магазине достаточно долго.

Звук хлопнувшей двери заставил его обернуться.

Цуканов увидел африканское темное лицо, приплюснутый нос. Вязаная шапочка скрывала верхнюю часть лба и виски…

«Он? Не он?..»

Цуканов шагнул к сонному продавцу, на ходу, не раскрывая, махнул милицейскими корочками.

— Шугани-ка его… — Он незаметно показал на африканца. — Он нам нужен.

Продавец — молодой простоватый парень — сразу проснулся:

— Я уж пробывал. Не уходит…

— Когда я выйду, ты выключи свет!

Африканец показался снаружи уже через несколько минут вслед за Цукановым. Спустился с крыльца.

Цуканов махнул рукой водителю. Тот подошел — молодой парень из Сасова. Зам взглянул с надеждой:

— Английский знаешь?

— Учил когда-то…

— Будешь на подхвате, — Цуканов учил немецкий. Ничего не помнил. На всю жизнь сохранилась только первая строчка из учебника — «Анна унд Марта баден»

«Анна и Марта купаются…»

— Это, должно быть, он… У нашего хорошая примета. Я сейчас посмотрю.

— Мне идти с вами, товарищ майор?

— Погоди…

Цуканов достал сигарету. Прикуривать не стал. Подошел к африканцу.

Тот стоял, опершись рукой о ствол, его словно рвало. Цуканову показалось, что африканец застонал. Отставив сигарету, зам спросил по-русски:

— Тебе плохо? Помочь?

Африканец что-то пробормотал на своем.

Цуканов оглянулся. Между деревьями ближе к киоскам мелькнула чья-то тень.Он решил переждать. Так они постояли несколько минут…

Африканец клонился все ниже, голова его едва не касалась сугроба. Ему было совсем плохо. Словно желая помочь, Цуканов, улучив момент, сдернул с него шапочку…

Слева над виском мелькнуло что-то темное…

«Родимое пятно… Он! Наркокурьер!..»

Зам обернулся к водиле:

— Машину. Быстро!..

Машина была припаркована на другой стороне улицы, у ворот ментовской общаги.

— Есть… — Водила потопал назад.

— Быстрее! — Цуканов нагнулся над африканцем. — По русски говоришь?

Инглиш?

Тот слабо кивнул. Он не говорил по-русски.

— Тебе плохо?

Наркокурьер на его глазах оседал на снег.

В магазине «Мишель» снова хлопнула дверь. Возникший на крыльце парень был в форме, слушатель милицейской академии. Африканец оглянулся. Увидев полицейского в форме, он весь сжался.

С л у ш а к ничего не заметил, занятый своими мыслями. В руках он нес длинный французский багет, банку консервов и двухлитровую бутылку «колы». Из вежливости он сошел с тропинки, уступив её Цуканову с его спутником.

— Эй. друг! — Цуканов махнул рукой менту. — Английский знаешь? Спроси, что с ним… — Тот был уже рядом со сползшим в снег африканцем. Состояние курьера свидетельствовало за себя.

— Минуту!

Слушак поставил бутылку в снег, нагнулся над африканцем. О чем-то спросил. Нигериец вяло забормотал, он не спускал глаз с багета.

— Вроде чего-то с животом?! — Слушак скривился. — Может жрать хочет?

— Наерное!..

Наркокурьеры с наркотической «начинкой», отправляясь в дорогу, обычно начинали голодать за два дня, ничего не ели и лишь потом заглатывали капсулы с наркотиками. Затаренные в резиновые контейнеры, чаще в презервативы, опасные грузы распределялись в желудке.

. В дороге такие гонцы питались только витаминами, но и в этих случаях как сообщали в ориентировках — в результате внешнего воздействия нитка, которая связывала контейнер, разъедалась, и курьер нередко умирал от передозировки. В России от этого уже погибло несколько наркокурьеров, которые перевозили наркоту в презервативах внутри себя.

Надо было срочно принимать меры.

— Переведи ему, чтоб держался. Мы отвезем его к врачу…

Слушак перевел. Курьер помотал головой.

— Чего он?

— Пусти, говорит. «Я пойду…»

Африканец сделал несильную попытку освободиться, но Цуканов удержал его. Достал наручники. Задержанный оказался коренастым жилистым.

В другое время Цуканов давно бы лежал у него в сугробе. Но сейчас нигериец был слишком слаб.

— Давай сюда…

Африканец несколько раз громко рыгнул.

Наркокурьеров из Нигерии обучали перевозить и героин, и кокаин на специальных курсах. На экзаменах им приходилось глотать крупные виноградины, а потом их отрыгивать.

— Потерпи. Сейчас…

Сбоку под деревья уже выруливала машина…

— Погнали. В Первую Градскую…

***

До больницы добирались недолго, но нервно. Гнали через пустые перекрестки. На Ленинском проспекте транспортный поток только просыпался.

На всякий случай с африканца не сняли наручники. Тот чувствовал себя плохо, с трудом открывал глаза, что-то просил…

Цуканов реагировал вяло. Африканца он рассматривал, в первую очередь, как наркокурьера то-есть преступника. Потому привычно старался втянуть в разговор, чтобы не дать собраться с мыслями, сконцентрироваться — опасался внезапной подлянки с его стороны…

— Слышь, как тебя зовут?

Зам ткнул себя в грудь точно, как Робинзон, когда обучал на острове дикаря Пятницу.

— Иванов. Я — Иванов…

В отличии от Робинзона, настоящее имя свое Цуканов из осторожности не назвал:

«Еще накатает т е л е г у. Куда-нибудь в Страсбургский европейский суд…»

Африканцу было все безразлично. Главное все же он уразумел, назвал себя:

— Уши Бат Сантес…

«Небось такой же „Уши“, как я „Иванов“, — документов у задержанного не было. — А вдруг он никакой не курьер. Мало ли негров ошивается тут в Конькове»?!

— Ты понимаешь меня? Да или нет?

Африканец жалобно забормотал свое.

Цуканов встревожился. Теперь он следил за нигерийцем, как за ребенком. Подозрительность уступила место опаске…

«Если что — за него голову снимут! „Штирлиц“ как чувствовал слинял…»

***

В приемном покое Первой Градской царило обычное для этого часа затишье перед утренним всплеском срочных доставлений. Врачи расползлись по кабинетам — отдыхали.

Цуканов — в расстегнутой куртке, с опустившимся книзу брюшком, с неизменной «Советской Россией» в руке — дергал все двери подряд. Наученные горьким опытом врачи под утро запирались изнутри, не спешили ни откликаться, ни отпирать.

Цуканов объяснял положение через дверь. В конце концов нашелся молодой чудик — врач, заинтересовавшийся необычной задачей.

— Где он? Давайте его сюда…

Цуканов сходил в машину за африканцем, тот еле двигался. .

Врач знал язык. Задал несколько вопросов на английском.

Цуканов снова расслышал то же имя:

— Уши Бат Сантес…

Заместитель тут же подоспел с просьбой:

— Доктор, спросите вы — у меня не получается.Узнайте: он понял, какая опасность ему угрожает…

Врач приемного покоя перевел вопрос и затем ответ нигерийца:

— Он говорит, что в нем нет никаких наркотиков…

— Обрисуйте последствия, которые его ждут…

Врач снова перевел. Уши Бат Сантес помотал головой. Со стены на него смотрела красочная схема внутренних органов человека — здоровый жлоб со снятым скальпом и без кожи…

— Он полностью отрицает наркотики внутри…

— Мы можем сделать ему рентген?

Теперь уже врач приемного покоя отрицательно покрутил головой:

— Рентген может ничего не показать. Нужен ультразвук или компьютерное исследование… У нас в эту минуту нет ни того, ни другого….

— А что делать?!

— Везите его в Боткинскую …

Цуканов не собирался брать на себя такую ответственность.

— А если по дороге что-то произойдет? Вы дадите справку?! Это гражданин другой страны. Они предъявят иск к вашей больнице. И к вам лично! На сотню тысяч…

— Я-то причем?!

— При том! Вы должны сделать все возможное…

Врача удалось основательно напугать. На ноги был поставили не только приемный покой.

Рентген сделали без особой проволочки.

На ренгеновском снимке были хорошо видны какие-то инородные тела по всему ходу пищевода и в желудке.

Врач-рентгенолог — армянин или грузин — тоже на английском поинтересовался:

— Что у вас там внутри?

— Я наелся хог-догов… — Уши Бат Сантес отверг любую помощь.

Цуканов рискнул предложить:

— Доктор, а что, если слабительное…

Дежурный врач категорически отказался:

— Ни слабительного, ни клизьмы! Иначе можно повредить упаковку наркотика. Вы этого хотите?!

— Может показать токситологу?

— Его нет сейчас…

Цуканов не знал, что делать.

— Это городской телефон ? — Он показал на аппарат.

— Городской в соседнем кабинете.

Цуканов позвонил Игумнову на сотовый — тот не ответил. Дозвонился до дежурного:

— Игумнов далеко?

Дежурный что-то почувствовал, не стал томить.

— За городом. Скоро будет. Тебе очень нужен?

— Да.

— Пиши: Варсонофьевский переулок, дом….

***

Коржаков дремал.

Около пяти утра на Варсонофьевском, наконец, установилась относительная тишина. В течение нескольких часов после их приезда сюда из Домодедова вокруг все время что-то происходило.

На диване во второй комнате с заклеенным скотчем ртом, с металлическими браслетами на руках и ногах, как совсем недавно и он сам, Коржаков, томился Мосул Авье , которого они отбили на переходном мосту.

В квартире их было трое. Еще один сотрудник «Освальда» бывший офицер — десантник набирался сил перед сменой — лежал на тахте одетый. Коржаков на всякий случай поднял его, когда у двери на площадке послышался голоса, а потом топот нескольких пар ног вниз по лестнице.

Ночь выдалась беспокойной. В дверь несколько раз звонили. Все чужие. Раздавался собачий лай.

Искали его и нигерийца.

Несколько раз Коржаков безмолвно приникал к дверному глазку.

Вторая группа — поддержки, для которой временно сняли квартиру напротив, тоже бодрствовала, сотрудник «Освальда» — бывший десантник — выходил на лестничную площадку, разводил стрелки…

Двоих из приезжавших Коржаков узнал сразу, хотя оба были в камуфляжах, а он видел их в ментовской форме — старлей и сержант, которые кормились у нигерийцев…

Еще неделю назад он в первый раз познакомился с ними совсем близко — ночью в Домодедове, когда он убедился, что они сидят у него на хвосте. Ощущение ведущейся слежки он почувствовал ещё выезжая из санатория. Но удостовериться не мог, его вели профессоналы — несколькими машинами.

В Домодедове к топтунам подключили двух купленных ментов.

Эти повели его плотно, едва он вышел из «фиата». Несколько минут он еще походил по привокзальной площади — проверялся. Подозрения подтвердились. Ускользнуть от наружного наблюдения было невозможно. Едва патрулям начинало казаться, что они теряют объект из вида, топтуны тут же рассходились по сторонам — перекрывали обзор.

Профессионалы-филеры исчезли, когда их работа была выполнена. Как потом оказалось, Коржакова заказали троим азерам — небритым молчаливым дзюдоистам, мастерам спорта, прилетевшим в Москву на заработки.

Судьба поначалу мирволила к Коржакову. Он выскользнул из капкана, заскочил в ближайшую палатку. Тут его тоже ждала удача. Спортсмен-охранник и две девчонки из Подмосковья показались ему заслуживающими доверия. Впрочем, выбора у него не было. Совсем чужим людям он доверил имевшиеся при нем документы. В том числе заграничный паспорт. На этом ресурс везения его закончился.

Скрутили его сходу, недалеко от «Азаса». Сразу сунули в машину.

Спеленутого, с шапкой на глазах Коржакова увезли в подмосковную Тьму-Таракань. Попытались запугать. Назначили крупный выкуп за освобождение.

Раздетый до трусов, с закленным ртом, скованный по рукам и ногам, целую неделю, пока ему не удалось бежать, он маялся в сельском доме, вспоминая прошлую свою жизнь .

Как назло, вспоминалось все нелегкое, стыдное…

Казус в ночь под Новый год в Доме офицеров в Моздоке в первую чеченскую, с которого все началось…

С вечера все шло хорошо. На стол поставили две бутылки — «боржоми» и «Шампанское» и все подливали водку в бутылку из под «боржоми», а «Шампанское» всю ночь так и стояло нетронутое. Этой бутылкой он и разбил голову наглецу — из тех, кто этого заслуживает…

Коржаков попал под горячую руку. О пьянках, о беспределе в войсках ходили ужасающие слухи. Общественность требовала крови. Военной прокуратуре пришлось вмешаться. Командование не в силах было помочь…

Одни сутки напрочь изменили всю его жизнь. Его взяли под стражу. На г у б е пьяный г у б а р ь выводил содержавшихся на гауптвахте офицеров во двор, глумился, как мог.

— Гоните уродов из камер! — кричал он своим костоломам. — Дрочите, чтоб помнили!

Коржаков был рад, когда его этапировали в Москву в Следственный Изолятор 2, где он провел почти год, чтобы потом его освободили за отсутствием состава преступления прямо на заседании военного трибунала.

Своим освобождением он был обязан не только Трибуналу.

Помогло Руководство. После освобождения ему выделили квартиру на Варсонофьевском, оставшуюся после смерти одинокого старика — полковника в отставке…

Тут, в Тьму-Таракани, куда его увезли, в обшарпанном совхозном доме воспоминания об этом были особенно остры. Сменялись конвоиры, Коржаков не доставлял им беспокйства. В конце — концов на него вовсе перестали обращать внимание…

Новая служба в Москве нашлась для него очень быстро. Вскоре после получения жилплощади ему позвонили:

— Полковник Холин, если вы меня ещё не забыли…

— Что вы!

Холин был советником генерала Ткачука. Какое-то время все трое контактировали в Таджикистане оперативные мероприятия двух своих могущественных ведомств..

— С приездом…

— Спасибо, товарищ полковник.

— Мне поручено сообщить приятную новость. Генерал Ткачук приглашает вас к себе. У него интересное предложенение. Перезвоните минут через десять. Я уточню. Запишите телефон…

Через десять минут Коржаков набрал номер. Холин уже ждал его.

— Все в порядке, товарищ подполковник. Генерал просит вас подъехать к нему в санаторий. Это недалеко. Вот адрес. Его чуточку прихватил радикулит…

Все была сплошная игра. Коржаков не был больше подполковником, а Холин и Ткачук были отправлены в отставку по компрометирующим основаниям. Уголовное дело, которое было возбуждено против них, едва не дошло до суда — помогли старые связи.

— Вот адрес. Машина у вас на ходу?

— Пока не обзавелся.

— Тогда электричкой с Белорусского. На станции вас встретят. Я распоряжусь…

Коржакова действительно встретили, сопроводили к Ткачуку.

Главной новостью для него оказалось то, что генерал снова попал Наверх. Ткачук в санатории занимал значительную часть большого корпуса, здесь у него располагалась собственная зона.

Подполковника уже ждали. Коржакова и ещё нескольких гостей вместе с Ткачуком и Холином, первым делом, проводили на контрастные ванны — снять усталость. Потом всей капеллой отправились в парную. Оттуда плавно перешли за стол. Легкий парок поднимался над головами.

В течение застолья Коржаков несколько раз ловил на себе испытующий взгляд хозяина. Держался спокойно. Никто, впрочем, не собирался проверять его на спецпригодность. И, вообще, не говорил о делах. Все происходило непринужденно. Засиделись далеко за полночь.

Пили профессионально.

Под утро, когда ни у кого уже не было сил, генерал произнес последний тост:

— Хай жэвэ… — Господа офицеры, как могли, подтянулись. Думали, Ткачук вспомнит президента или министра обороны. Но нет. генерал подождал. — Хай жэвэ… хто с кем можэ…

Уже уходя к себе, перед разъездом, генерал поманил Коржакова:

— Создается охранная фирма — «Освальд». Считай, что ты приглашен.

Оклад… — Он назвл четырехзначную сумму . — З е л е н ь ю. Завтра тебя познакомят с твоими обязанностями. Кроме того я дал команду — ты включен в число учредителей… Подумай.

— Я согласен.

Коржаков ни разу потом не раскаялся в своем выборе.

«Освальд» предоставлял к р ы ш у бывшим офицерам, начавшим собственное дело и впервые почувствовавшим искус шальных денег.

Но было и много других направлений.

В его задачу входило ограждение нигерийских наркодельцов на случай рэкета и ведение деловой разведки в отношении конкурентов.

«Освальд» охранял Мосула Авье и его команду, а также время от времени сдавал прилетающих в Москву нигерийких наркокурьеров.

Настал день, когда закулисная деятельность фирмы и, в частности, его Коржакова, стала явной.

За неделю до предполагавшейся сделки в Домодедово за ним установили слежку. А потом и похитили, когда он вышел из палатки «Азас»…

В бесплодных размышлениях, замешанных на воспоминаниях прошла неделя…

Бежать из Тьму-Таракани ему удалось ночью, перед самым рассветом, когда его сонный страж снял с него наручники и кивнул на помойное ведро-парашу в углу…

Конвоиром, кстати, оказался все тот же старлей — мент, подрабатывавший после дежурства у видновской братвы, дававшей крышу нигерийцам. Старлей не догадывался, с каким профессионалом он имеет дело: в свое время Коржаков прослушал полный курс «Организации побега заложника» с практическими занятиями на местности…

Старлей оценил это в полной мере потом, когда Коржаков надел ему помойное ведро на голову — потому тот должен быть на него особенно зол. Можно было себе представить, как он поступит, окажись Коржаков снова в его руках…

Из Тьму-Таракани Коржаков бежал на собственном «фиате», который бандиты отогнали с Домодедова на территорию бывшего совхоза…

Дороги были пустынны. Еще через час Коржаков был уже в санатории у генерала Ткачука, а ещё через час уже в другой части города — готовил ночной наезд. Мосул Авье и его комнда должны были дорого заплатить за нанесенный моральный и физический ущерб «Освальду».

Ночная операция в Домодедове была задумана и проведена профессионально: бандиты, наркобароны и люди генерала Ткачука вполне могли все развести между собой, не привлекая милицию…

Если бы…

Видновский авторитет Соха — в прошлом вторая перчатка Европы приехал обкуреный, предпочел разбираться с позиции силы. Бывший контрактник ВДВ — ныне охранник «Освальда» Руслан видел авторитета Соху впервые, забыл, что он не на Кавказе, выхватил «макаров»…

Люди Ткачука потащили Мосула в «джип». Надо было срочно линять. К станции уже устремились ментовские машины…

Охранник Руслан прокололся снова — его схватили менты. И, видимо, с пистолетом. Теперь приходилось ломать голову — как вытаскивать и его, и оружие. «Макаров», зарегистрированный как принадлежащий «Освальду» теперь наверняка должен был фигурировать как вещественное доказательство…

Полученные от операции плюсы не шли ни в какое сравнение с минусами.

Генерал приказал перевезти Мосула Авье на Варсонофьевский. Тут помогали и родные стены…

С африканцем, прежде, чем заклеить ему рот скотчем, они выпили по чашке кофе, переговорили. Нигериец был уверен, что на платформе его пасли:

— Кто же это?

— Мент, который давал показания на суде… — Африканец пристально вглядывался в своего визави — искал подтверждения. Видя, что Коржаков не врубился, он пояснил. — Мент этот был в «Шереметьеве» когда арестовали Ису Раки Зария и Моди Ибрагима Бари…

«Качан!» — Мосул Авье говорил о старшем опере с вокзала.

— И что ?

— Он притворился пьяным …

— Не понял!

— Вроде заснул на платформе. Его, пьяного, вроде обыскали. Вытащили все из карманов… — Мосул Авье неплохо объяснялся по русски. — Комбинация твоя и генерала…Так?

Все было не очень понятно. На всякий случай Коржаков тут же передал сообщение о старшем опере в «Освальд». Безусловно, это не было никакой комбинацией фирмы…

Коржаков неожиданно отвлекся. Поднял голову.Во дворе что-то произошло. Чем-то тяжелым ударило по металлу. Потом послышался грохот катящегося по асфальту пустого ведра…

Он продолжал вслушиваться. Час мусоросборочных машин ещё не настал. Время мартовских котов не пришло…

Внезапно послышался шум подъехавшей машины.

«Что-то происходит во дворе…»

«Освальд» действовал в криминальной сфере. В ней могло произойти что угодно. Внезапно Коржакова отвлек телефонный звонок. Звонили на номер африканца.

Через минуту он уже слушал сообщение на автоответчике.

«— Morning!..»

Коржаков узнал голос советника. Холин обращался к Мосулу Авье с просьбой дать необходимую информацию господину Игумнову.

Трубку взял и Ткачук:

«— Приветствую… Велкомм, Мосул!.. О кэй!»

Коржаков ничего не понял. Генеральская игра была слишком тонкой. Фамилия «Игумнов» ни о чем не говорила…

Оставалось ждать разъяснений.

Звонок начальства последовал через несколько минут. На определителе был номер санатория. Коржаков поднял трубку. Звонил Холин. Он тоже не все уразумел. Понял главное:

— Разборка на мосту — ментов не интересует. По крайней мере того, что сейчас приезжал…

Дальнейшее выглядело как одна из версий:

— Что-то действительно у них произошло со старшим опером … С Качаном. Поэтому начальник розыска был у генерала… Как там твой гость?

Коржаков поднял голову. Во второй комнате было тихо.

— Все спокойно…

— Произошла досадная случайность: мы оказались замешаны в чужую историю. Со старшим опером на платформе…

Постепенно Коржаков в ъ е х а л:

«Им нужен Мосула Авье. Он стоял на мосту и все видел …»

— Действуй с учетом обстоятельств… — Холин прервался — на том конце провода генерал Ткачук давал последнее указание. Через секунду он продолжил. — Аккуратно переходите на вторую позицию… — Советник имел в виду квартиру напротив. — Мы не можем заключать сделку с ментами. Мы вам, вы — нам… Опасно. В случае чего уходите черным ходом…

***

К утру стало ещё темнее. Но край неба с той стороны, где находилась столица, был высветлен едва ли не сразу, как только Игумнов отъехал от военного санатория.

Игумнов гнал гудящим от машин Можайским шоссе.

Вокруг мелькали приметы ночи. Редкие огни в домах, безлюдье, нервозность гаишников…Рядом гнали автопоезда, рефрижераторы, треллеры. В ночное время всегда больше шансов проскользнуть мимо постов. Не заплатить. Провести…

После четырех неожиданно запорошило.

Игумнов гнал занятый своими мыслями. Они тянулись словно несколькими слоями одновременно.

«Патрулям-оборотням в Домодедове был нужен Коржаков. Поэтому они накинулись на Качана. Старлей был уверен, что Качан знает, где тот должен находиться…»

Сбоку ему едва не подрезал дорогу какой-то чайник. Погруженный в свое Игумнов даже не обратил на него внимания…

Жилые здания в темноте по обочинам видны не были. Перелески вдоль шоссе значились за военными, были напичканы сложной современной техникой.

Игумнов был уже у Кольцевой автодороги, у гостницы «Можайск», когда раздался звонок мобильника.

— Я слушаю…

Снова звонила мать Витьки. Они там, на поминках, успели основательно поддать. Голос у неё был нетверд.

— Извините. А мы все-таки ждем вас… А-то ни одного человечка с его работы! Вы были его непосредственный начальник. Он вас всегда вспоминал… Придете?

Что он мог ответить?

— Я постараюсь.

— Скоро?

— Пока не знаю.Тут у меня ещё одно дело…

— Мы будем ждать…

Простившись, Игумнов набрал номер дежурного:

— Что там нового…

— Игумнов! Ты где?

— По дороге в Варсонофьевский…

— Я искал тебя…

— Мне пришлось выключить сотовый…

— Сейчас позвонили. У домодедовцев есть данные об убийце…

— Он не задержан?

— Нет, скорее всего, выбирается сейчас первыми электричками…

— А пистолет?

— «Макаров»… Сейчас у них несколько версий…

— Это потом…

Игумнов знал об этой разборке больше, чем домодедовские менты, которые вели розыск по горячим следам.

Только он полностью владел информацией. Все, с кем он встречался этой ночью — Качан, Никола, Ксения, Цуканов, генерал Ткачук — каждый внес свою лепту в понимание случившегося. Игумнов представлял себе планшет, на котором были обозначены позиции противоборствующих сторон. Мосул Авье. Коржаков… Патрули, ушедшие в криминал. Убитый видновский лидер бывший чемпион Соха…

Если бы дело передали ж е л е з к е, Цуканов и Качан под его началом вдвоем могли за сутки размотать это убийство на переходном мосту.

Впрочем…

«О чем я?! Какой Качан, если мы не найдем пистолет…»

***

Качан ждал в одном из подъездов на Сандуновском, недалеко от серебристого «фиата». Игумнову не пришлось его искать. Старший опер появился сразу, едва машина с Игумновым заехала в переулок — коренастый, в кожаной куртке; очки в сочетании с накачаным торсом и шеей делали его похожим на школьного преподавателя физкультуры.

— К утру знобко… — Первым делом он расстегнул куртку, вынул из наплечной кобуры «макаров». Протянул Игумнову. — Спасибо. Он не понадобился…

Качан бодрился, но и одного взгляда на Игумнова ему было достаточно, чтобы понять: надежд на возвращение его табельного пистолета не прибавилось.

Игумнов сказал только:

— Тебя искал кто-то из домодевских оперов. Он звонил к ним в дежурку. Там в это время был Цуканов…

Качан поднял голову.

— И что сказал?

— Ничего. Просто спросил тебя… Что там может быть?

Качан пожал плечами:

— Не знаю… — Он подумал. — Может это… Я видел, как они ночью заправлялись в палатке «гжелкой»…

— В «Азасе»?

— Да. Может их засекло начальство и он хотел предупредить…

— А если… — Игумнов не договорил.

Старший опер качнул головой:

— Исключено. Если бы он узнал про пистолет, он поставил бы в известность Цуканова или своего дежурного… — Он незаметно вздохнул. — Как там, в Домодедово?

— Звонил дежурный. Домодедовцы дали приметы подозреваемого в убийстве Сохи….

— Вооружен?

— Да, — он не стал уточнять марку оружия. Кивнул на «фиат»:

— Коржаков не появлялся?

— Нет. Но мы можем спокойно отъехать…

— Устроил подлянку с шиной?

— Да. Теперь никуда не денется.

Качан забрался на переднее сиденье к Игумнову. По дороге рассказал о визите к Коржакову:

— Напротив в квартире залаяла собака. Вышел сосед. «Чё? Нет дома?!» Мы с понта договорились с ещё на службе, что заедем: «Должны встретить одного человека, он летит ночным рейсом…»

Из рассказа Качана можно было сделать вывод, что сосед не видел Коржакова уже несколько дней — «Может куда уезжал….»

— Сам-то он почему на ногах?! — Игумнов не склонен был доверять.

— Я спросил. Говорит: «Сова! Ложусь спать наутре, когда телевизор выключают…» Коржаков будто бы к нему всегда заходил по ночам, когда бы не приехал. «И в час и в два ночи…» «Я, говорит, психолог. Профессия моя мирная…» Да. И вот еще! Он рассказал, что приходила милиция…

— Он сам заговорил с вами о ментах?

— Я спросил: «Никто не приезжал из наших?» «Да нет, из милиции, правда, были. Двое. Еще днем. Старший лейтенант и второй — сержант…»

Я ещё уточнил : «Рыжеватый?» — «Да, да…»

Они уже подъезжали. Варсонофьевский переулок был пуст. Как, впрочем, и Сандуновский. Но только на въезде.

Со двора дома Коржакова впереди сдавала назад милицейская машина. Но она не уехала, а только продвинулась метров на сто, вильнула к арке…

— Патрули!

Качан сразу узнал номер:

— Это они!

В патрульной их тоже заметили. Патрульная попятила, сохраняя дистанцию. Внезапно со двора донесся громкий стук. Там что-то происходило…

— Что-нибудь с Карпецом!..

Шум подействовал на водителей обеих машин по разному. Игумнов рванул вперед, сидевший за рулем патрульной водитель напротив продолжал быстро подавать назад по переулку к Большой Лубянке…

У дома Коржакова Игумнов резко затормозил, выскочил почти одновременно с Качаном. Бегом устремились под арку…

Внутренний двор оказался неосвещен. Тень от здания закрывала въезд и дальний угол с мусорными контейнерами. Кроме бродячих кошек и крыс там мог скрываться кто угодно. Игумнов на ходу подхватил старое худое ведро, издалека метнул в темноту…

Качан в это время уже подбегал с другой стороны.

— Милиция!..

— Свои! — Навстречу из-за контейнера с корточек поднимался Карпец.

У ног его за мусоркой кто-то лежал. Качан разглядел человека в камуфляже. Он не двигался.

— Ё-мое! Карпец! А это кто?!

Качан нагнулся над лежащим. Правильные черты лица, симпатичные конопушки…

— Старлей…

— Точно! Старший лейтенант Залетнов, — Карпец протянул удостоверение.

Раненый уже приходил в себя, негромко постанывал.

— Вызови скорую… — Игумнов передал Качану мобильник. — И звони в Восемнадцатое. Это их з е м л я. Скажи: нападение на сотрудника. Они тогда скорее приедут.

Восемнадцатое было занято. Качан вызвал скорую.

Он все не мог придти в себя.

— Ты меня напугал, блин! Благо без оружия! А то бы стрелял!

— А я тебя вооружу! — С хитроватой улыбочкой, за которую многие в Линейном Управлении его недолюбливали, Карпец полез рукой во внутренний карман. — Держи…

Он вытащил из куртки «макаров».

Игумнов замер.

Качан взял в руки ствол. Все «макаровы» были похожи друг на друга, как клонированные овечки, но Качан сразу почувствовал:

«Не мой…»

И не ошибся. Незнакомая цепочка цифр, рассыпавшаяся сбоку ни о чем не говорила памяти. Он цокнул цокнул языком.

— Чужой. Куда его?

Игумнова пистолет больше не интересовал.

— Карпец, протри его. Сунь в куртку к старлею. И удостоверение тоже.

Младший инспектор принялся исполнять. Качан вернулся к мобильнику.

— Восемнадцатое все ещё занято. Что им сказать: как мы сюда попали?!

— Нам-то с тобой врать нечего… Все, как было! «Едем. Слышим шум, остановились. Вбежали во двор…» — Игумнов прикинул. — Оружие старлея цело, Вомсемнадцатое шум поднимать не станет…

***

Пока старший опер вызывал ментов, Карпец успел рассказать, что произошло после того, как патрули оказались внутри дома.

Поведение соседа снова показалось Игумнову странным.

«Всю ночь, как на часах…»

Каждый раз, когда звонили в дверь напротив, начинала лаять собака и сосед появлялся на площадке.

— А, когда приехали менты…

Карпец подумал.

— Со старлеем и сержантом?! То же самое, тот же текст. Ни о чем особенном не они спросили, сосед тоже. Потом показал на меня: «Я им тоже самое говорил…» Ну, тут и понеслась. Я сразу вниз по лестнице. Они за мной…

***

Игумнов подвел мысленно итог:

«Сосед рассказал Качану и Карпецу о патрулях, а потом сержанту и старлею сдал и самих…»

Издалека в переулок донесся звук милицейской сирены.

— Едут!..

Обе машины — ментов и скорая — заехали с Рождественки.

Было, как Игумнов и предвидел. Восемнадцатое прислало своих быстро. Одного в форме и двоих в гражданском. Мощным фонарем они осветили лежащего у мусоросборника старлея. Тот пришел в себя, но встать не рискнул.

Сотрудник, что был в форме, нагнулся над ним:

— Что случилось?

— Неожиданное нападение… — Он снова застонал. — Стал проверять документы. А в это время… Трое. Сзади…

— Приметы помнишь?

— Не шибко.

Качан и Карпец на всякий случай держались поодаль, старались не попасть на глаза…

— А что с оружием?

— Не знаю. Не проверял…

— Обшмонай его, — приказал один из штатских другому. Повторять не пишлось.Привычные руки заскользили по одежде. — Есть! И удостоверение… Вот! «Старший лейтенант…» Все на месте.

— Что-то им помешало…

Коллеги из Восемнадцатого сразу повеселели, заговорили о своих делах.

Примчавшаяся скорая была представлена машиной реанимации.

Старлея внесли внутрь. Реаниматоры начали процесс священнодействия.

Восемнадцатое могло уезжать. В последнюю минуту притормозили:

— А это кого ещё несет?!

С Варсонофьевского донесся звук подъезжавшей машины, под аркой мелькнули огни…

Игумнов узнал машину Линейного Управления.

«Дежурный прислал …»

Тот знал, где они находятся.

Из припарковавшей машины показался Цуканов, одной рукой он поддерживал брюшко, во второй держал неизменную газету. Игумнов сразу понял, что его зама привели в Центр серьезные проблемы. Цуканов приехал не один.

Все решил вопрос одного из оперативников Восемнадцатого, который заглянул в машину:

— Японский бог! Чего это за обезьяна у тебя там, командир? В Африку что ли собрался?

Все подошли к машине. На заднем сидении Игумнов увидел темное скуластое лицо. Цуканов захватил с собой на Варсоновьевский задержанного нигерийца. Он пояснил:

— Это — привет от Ксении. Наркокурьер…

Игумнов ругнулся. Именно в эту ночь он был удивительно некстати.

— Медики смотрели?

— Мы ездили на рентген: у него в желудке целая аптека. Никто не хочет заняться…

Игумнов выругался.

— Он свяжет нам руки…

— Я сам доведу все до конца. Что у вас тут?

— Засор…

Игумнов вернулся к разговору с младшим инспектором: что-то в рассказе Карпеца от него ускользнуло.

— Вы представлялись соседу? Что он знает о вас?

За младшего инспектора ответил Качан:

— Я сказал: «мы из „Освальда“. Сослуживцы…»

— Он спросил, что это за фирма?

— Нет.

— Выходит, знает её.

— Да. Он, кстати, спросил, когда мы видели Коржакова: «Утром?»

Игумнов насторожился:

— А вы что?

— «После обеда…»

Прозрение было немедленным:

— Падла! После обеда Коржакова не было на службе! Он уехал из «Освальда» утром…

Качан хрустнул переплетенными пальцами.

— Выходит, сосед проверял! А я ещё ломал голову: «Почему он спросил, когда я видел Коржакова?!»

— Мосула Авье увезли люди из «Освальда»… — Игумнов не сомневался. — Нигериец тебя узнал. Он видел, как к тебе подходили на платформе. Думал, что ты и Коржаков работаете вместе…

— Он все ему рассказал…

— Ну! А тот — начальству. Генералу Ткачуку.

Качану это ни о чем не говорило. Зато он мог теперь спросить о главном:

— Почему ты думаешь, что нигериец и Коржаков здесь, в доме?

— Коржаков недавно прибыл. «Фиат» тут. Сосед всю ночь на стреме…

— И…

— Будем брать. Прямо сейчас.

Выбора не было.

Качан занервничал. Ему не хотелось никого подставлять.

— А, может, послать все по-дальше?! — У него словно перехватило в горле. — У нас ни санкции прокурора, ничего… Коржаков и этот сосед тоже — народ непростой… Пересажают к черту!..

— Что ты предлагаешь?

— Ничего. Меня уволят. Если не посадят, попрошусь в «Лайнс». Может Рэмбо возьмет частным охранником…

Игумнов как отрезал:

— Тебя выгонят с волчьим билетом. Никакой «Лайнс» тебя не лицензирует…

— А здесь ребята продвинутся. Карпец из младших придет опером…

Игумнов прервал его:

— Когда кончится время, я сам скажу: «Это конец «.

Цуканов и Карпец слушали молча. Качан привел последний довод:

— А как с дверью?! Она же стальная!..

— Возьми врача… — Цуканов показал Игумнову на машину реанимации. — Скажем: «Надо оказать первую помощь…» Врачу они откроют. В глазок видно: белый халат…

— Ну ты прямо Жеглов! — Игумнов покачал головой. — Навесить знаки Красного Креста!.. — Со стороны Игумнова это выглядело прямым чистоплюйством.

— А если там отморозки?! И вооруженные?!

Цуканов подумал не о жене, не о дочери с мужем — о внучке, тоненькой хитрющей змейке…

Если Коржаков или кто он там положит его — брюхатого — на пороге своей квартиры, останется ли он в её памяти, когда она вырастет?!

— Не через такое переступаем, а тут… Подумаешь, две полоски крест на крест на белой тряпке… И вообще. Может вызвать с Петровки?! Коржакова-то ищут они!

Но Игумнов уже решил.

— Брать будем мы. Без посторонних. Надо надо переговорить с Коржаковым и нигерийцем наедине… Потом передадим.

— Может им? — Цуканов кивнул на отъезжавшую машину.

— Нельзя. Этих мы не знаем. И неизвестно, как они поступят с нигерийцем.

Может к и н у т их на сотню — другую баксов тут же в Варсонофьевском. И выпустят…

— От сотни-другой и я бы не отказался… — Цуканов подмигнул.

Игумнов уже не слушал его, набрал номер на мобильнике.

— Алло… — Ему повезло. Старший опер МУРа Самарский оказался на месте. — Кто это?

— Это Игумнов. По поводу Коржакова…

— Что-нибудь новое?

— Я думаю, Коржаков сейчас у себя, на Варсонофьевском. Можешь подъехать?

— Считай: я уже в машине, Игумнов… — Старшему оперу нравилась грубоватая мужественная риторика — С одним условием: вы блокируете здание. Берем его мы…

***

Реанимобиль с раненным старлеем-оборотнем и медиками отъехал.

Сразу вслед, поблагодарив ментов с ж е л е з к и, попрощавшись, отбыло Восемнадцатое. Вновь стало тихо.

Медленно потянулись минуты.

Самарский со своей группой отсутствовал. Что-то ему помешало. Он даже не позвонил. Зная условиях работы не исключалось, что старший опер МУРа едет куда-нибудь на задание и совсем в противоположную сторону от Варсонофьевского.

Между тем время не ждало.

Что-то вокруг все время напоминало о приближении рассвета, хотя небо оставалось по-прежнему темным. Пара бродячих псов, привлеченных появлением людей, возникли поодаль в надежде поживиться.

Машина с Петровки все не появлялась.

Игумнов прошел в ночной подъезд.

— Я поднимусь посмотрю. Где его квартира?

— Я покажу.

Вдвоем с Карпецом, не вызывая лифт, они тихо поднялись на пятый.

Назад Игумнов вернулся с готовой схемой.

— На лестничной площадке нигде не укрыться. Все, как на ладони. Придется задействовать лифт… — Он кивнул заму. — Давай своего африканца.

— А он зачем?

— Подойдет к двери. Только не с врачем. С тобой…

Заместитель вздохнул.

— Может лучше мне?! — Качан как виновник предпочел бы видеть себя в главной и рискованной роли.

— Тебя знают. Пойдут Цуканов с курьером. Готов?

— Погоди…

Зам все делал основательно. Достал пистолет, обтер, передернул затвор. При солидном брюшке и бросающейся в глаза неповоротливости, Цуканов слыл отличным стрелком.

— Давай африканца…

Цуканов убрал пистолет в куртку, вернулся к машине..

Коренастый жилистый Уши Бат Сантес не мог понять, что от него требуется. Самочувствие его стабилизировалось, он больше не качался, не рыгал. Цуканов пристегнул его наручником за руку. Стараясь идти в ногу, повел к подъезду.

Игумнов взглянул на часы:

— Пошли…

В лифте поднялись все вместе.

Лифт был старенький. Останавливаясь, подъемник оглушительным по-ночному времени стуком известил весь дом о своем прибытии.

Медлить было нельзя. Цуканов с африканцем сразу вышли.

Поддерживая нигерийца, зам свернул к двери в квартиру Коржакова.

Вторая рука лежала на пистолете. Игумнов , Качан и Карпец остались в кабине.

— Звони! — Цуканов показал нигерийцу на кнопку звонка.

Уши Бат Сантес удивленно взглянул на него.

— Звони, звони…

***

Из ночной поездки генерал Скубилин не вернулся домой, приехал в Управление разъяренный. Он даже не заскочил на Комсомольскую — Площадь Трех вокзалов, как это обычно делал. В Управлении сразу поднялся к себе.

Подполковник-дежурный — худощавый, самолюбивый, в прошлом ответственный сотрудник Секретариата, переведенный из министерства — знал о приезде начальника. Сидел, как на иголках.

Характер генерала был хорошо известен. Как и его манера срывать зло на подчиненных.

То, что Скубилин не заглянул в дежурку, было плохим знаком. Выждав несколько минут, дежурный позвонил сам:

— Докладываю, товарищ генерал. Происшествий в ваше отсутствие не зарегистрировано. Замминистра генерал Жернаков просил позвонить ему домой, когда приедете…

Ответом было молчание.

Дежурный подождал, пока начальник Управления положит трубку, нажал на рычаг.

Генерал тем временем набрал номер замминистра.

— Борис Иванович… — Начальственный фальцет, каким он разговаривал у себя в Управлении, сразу исчез. — Скубилин. Просили позвонить…

— Да, Василий. Что там по Каширскому ходу? Что тебе докладывают?

— Я сам ездил. Там все по-другому…

— Я знаю. Дежурный по Главку обрадовал… — Жернаков несколько секунд находился в задумчивости.

— Что — нибудь случилось?

— Как тебе сказать, Вася…

Жернакову не хотелось до конца приоткрывать министерские карты.

Начальство Наверху вроде не знало, каким образом менты Внизу, н а з е м л е, могут держать установленную планку высокой раскрываемости.

В конце концов, замминистра вынужден был объяснить:

— Заявление об этом разбое должен был сделать старший инспектор Черных. Они там в Главке так решили с подачи… этого хрена . Кублатого…Тут ничего нельзя было поделать. А уж вокзал выбрал я…

Скубилин уже догадался об этом.

«Если уж подставлять кого, так лучше друзей своего конкурента…»

— Но Черныха будто бы сразу засекли, едва он появился на перроне. Подошли, проверили документы. И все, естественно, пошло насмарку. Куда после этого заявлять?!

Скубилин подыграл:

— Я говорил. Они сейчас бдительнее…

— Ты-то хоть не крути мне яйца, Василий… — Жернаков вспылил. — Ты Черныха себе хорошо представляешь?! Чтобы к нему подойти проверить документы! Да он сам у кого хочешь проверит… Да и с какой стати к нему подходить?!

— Вы считаете, Борис Иванович…

— Там сделка у тебя на вокзале! Водят за нос!

— Может бутылку ему пообещали?!

— Черныху ?! Да ты что?! — Жернаков и сам ломал голову, не зная, чем все объяснить. — Черных рвался на Каширский ход… — Неприязнь замминстра к «каширянам» была известна. — Хотел мне услужить…

Скубилин поддакнул:

— Естественно…

— Выходит, кто-то был заинтересован отвести удар от Каширского хода…

— Змеиный клубок…

— Кто-то за спиной Черныха мог стукнуть на вокзал.. . «Так и так, мол … Едет…» Я хочу знать, откуда растут ноги… — Жернакова, когда ему что-то втемяшивалось в голову, свернуть было уже невозможно. — Там твой сегодняшний дежурный… — Его уже повело. — Это ты там у себя сидишь, ничего не знаешь… Не обижайся, Василий. А я здесь и знаю, что у тебя творится на вокзале… — Он разразился целой филиппикой. — Он с дежурства меньше сотни долларов не приносит. Мне докладывали. Машина, дача… Ему все платят. Носильщики, охрана, таксисты. Он там их к р ы ш а на вокзале. Разводит стрелки. Этот и Черныха мог запросто купить…

— Вы считаете…

— Значит так… Придержи утром дежурный наряд и розыскника, кто ночью разбирался…

— Это Игумнов. Начальник отделения розыска. Но… — В интересах Скубилина было спустить дело на тормозах. Рикошетом скрытый на вокзале разбой бил по нему. — Может, в плане-задании Черныху чего-то напутали…

Жернаков щелкнул зажигалкой.

— Я думал об этом. Сейчас Черных поехал домой. Утром он будет у меня. Я приказал, чтобы он представил мне план-задание…

На том и закончили.

Скубилин снял трубку прямой связи с дежурным .

— Скажи, чтобы подали машину и зайди ко мне. Сейчас поедешь.

***

Подполковник — дежурный, проинструктированный лично генералом Скубилиным, появился на вокзале около пяти.

Было ещё темно. Но уже шла большая предутренняя чистка перрона.

Вокруг разносился стук мусорных контейнеров. Пользуясь затишьем в перерыве движения поездов, носильщики ночной смены разбрелись с метлами и скребками. На ближайшей платформе тарахтел снегоуборщик…

Воспитанник Секретариата Министерста подполковник не стал ловчить.

Черная «волга» тормознула прямо у входа в дежурку.

Автоматчик в дверях взял под козырек.

— Сюда, товарищ подполковник…

На секунду высокопоставленному гонцу генерала предстала пустая дежурка с помощником у пульта. Тот сразу вскочил, ловко отрапортовал. Подполковник остался доволен.

— А что дежурный?

— Одну минуту…

Дежурный — майор ночные бдения переносил с трудом, за многие годы он так и не смог к ним привыкнуть. На каждом суточном дежурстве ему необходимо было хотя бы чуть покемарить перед рассветом. Наряд это знал.

«Хоть минуту! В машине, на корточках рядом с сейфом, даже в туалете. Все равно!»

Приезд поверяющего застал его на этот раз в неосвещенном помещении оружейной комнаты на стуле…

Разбуженный помощником он, ещё не проснувшись, на автопилоте, начал движение. Левая рука ещё проверяла галстук-регату и верхнюю пуговицу, а правая уже зацепила со стола форменную фуражку , на ходу водрузила и… Ноги уже двигались в верном направлении. Еще минута и он уже входил в дежурку — оживленный, насмешливый, словно и не спал вовсе…

— Наряд, смирр-но!.. — Заорал он на полном серьезе.

Его хобби было дурить головы начальству.

С места ударил строевым навстречу.

Подполковника из Управления он видел насквозь. В редкие свои приезды тот держался с большим достоинством, соблюдал дистанцию и обожал лесть.

— Здрр-равия желаю, товарищ пол-ковник…За время несения службы…

— Ладно, ладно… — подполковник остался доволен. — Я к тебе не проверять. Просто так завернул…

— Вот и хорошо… — Майор сразу насторожился. — Может чайку, Виктор Васильевич? Тут «эрл грэй» с бергамотом. Как раз заварили. Вам с сахаром? Там ведь у вас и чайку попить некогда… — Он крикнул в коридор. — Быстро! Чашку помыть и как следует! Для господина полковника. А пока вот… Рапорта, суточная ведомость…

— Да оставь ты это… — Подполковник устроился за пультом, он был по-особому приветлив.

Все подтверждалось.

— Давай просто поговорим…

— С удовольствием.

— Как жизнь идет?

— Разве это жизнь. Между нами говоря…

— Начальник ничего относится?

— Наш? Да он как отец родной.

— Серьезно?

— Вполне.

— А как у тебя с этим…

Орешек был ему не по зубам, но посланец Скубилина этого не замечал. Вокзальный дежурный представылялся ему мелкой сошкой, которой должно было льстить внимание сиятельного управленца. Посчитав подготовку законченной, схода перешел к заданию генерала.

— С Черныхом?

Подполковник явно что-то напутал. Дежурный был озадачен.

— А кто это?

— Из министерства! Старший инспектор…

— А, Черных… — Майор не знал, как лучше ответить:

«Сказать „не знаю“? Или „мой лучший друг…“ Выбрал неопределенное:

— Нормально…

На всякий случай он имитировал оживленность: глазки у него округлились, на щеках заиграли сипатичные ямочки.

— Он сегодня вроде заезжал к вам… — Подполковник взглянул испытующе.

Дежурный не знал, что ответить.

«Может пока я был в ружейке…»

Пришлось признать:

— А я и не видел!

— Его не было?!

Для подполковника это был момент истины.

«Черных на вокзале не приезжал!»

— Может, когда я выходил на вокзал. Подожди, я спрошу помощника… Ты послушай пока, вдруг позвонят… — он кивнул на пульт, пошел к двери. Подполковник и не заметил, как дежурный быстро перешел с ним на «ты».

Открытие его потрясло:

«Черных тут не появлялся! Обманул руководство!»

Он и не думал, что так легко и, главное, успешно выполнит поручение Скубилина. Пользуясь тем, что в дежурке никого не было, он набрал номер начальникаУправления:

— Товарищ генерал…

— Слушаю, — Тот ответил недоводльно.

«Наверно, прилег…»

Подпорлковник коротко отчитался.

Скубилин внимательно выслушал. К концу сообщения настроение у него поднялось.Отчет его устроил.

— Молодец. Возвращайся!

— Есть возвращаться!

Подполковник приободрился. На секунду его отвлек вспыхнувший огонек на пульте. Он снова поднял трубку.

— Слушаю, подполковник… — Теперь он уже выступил в качестве дежурного.

— Привет! — Голос в трубке был молодой, настырный. — Как там Качан.

Вернулся из Домодедова?..

— Качан?!

— Ну! У меня к нему дело. Давай, командир, по-быстрому! Нам надо с ним побазарить…

Звонивший явно не представлял себе, с кем разговаривает.

— В темпе. А то меня сейчас отключат, а отсюда никакой связи… Давай, друг!

Фамильярное «друг» явилось последней каплей.

Подполковник надулся, как индюк:

— Советую сначала научиться разговаривать, когда звоните в официальное учреждение!

— Ты че, старик, не доспал?!

— Молокосос! — он уже швырнул трубку.

Дежурный появился радостным чуть хмельным чертиком, несомненно, успел хлебнуть. Во рту у него уже болталась конфетка.

— Что там? — показал на трубку.

Подполковник полон был желчи, однако, сдержался:

— Звонят будто не в милицию, а в бордель! Спрашивали какого-то Качана…

— Это старший опер…

— Какая разница?! Предупреди его! И крепко! А то я ему прочищу мозги! Насмотрелись сериалов…

— Конечно! — Майор поддакнул. — Пусть фильтруют базар!..

Звонок был необычный — ни по времени, ни по месту, где Качана искали, — «в дежурке…». Майор сразу это заметил.

— Ему перезвонят?

— Нет.

— А по какому аппарату звонили?

— По этому вот, справа…

«Через коммутатор МПС…»

— С линии?

— Он что-то спросил про Домодедово… Где он сейчас, Качан? — Подполковник был не против лично снять стружку с виновного. — На вокзале?

Дежурный цыкнул зубом.

— Отъехал. В Домодедово вагон пришел без пломбы … Они и кинулись все. Игумнов, Цуканов… Ну и Качан…