В один из дней, когда я позависав на студии и почти закончив тяжёлую для меня песню, собираюсь ехать домой, натыкаюсь взглядом на знакомую по фото фигурку. Рыжие волосы, красивая фигура, яркий макияж. Девушка была одета стильно и совсем не вызывающе, хоть на ней и были короткая юбка, сапоги на каблуке и пальто, из-под которого виднелась обтягивающая чёрная кофточка.
— Алла? — щурю глаза от закатного солнца.
— Здравствуйте, Соня, то есть, София, — я вижу, что девушка взволнована. — Вы ничего не подумайте, просто я…
— Ждала Серёжу. Давай на ты.
— Я ничего такого не хотела, — пытается оправдаться девушка.
— Может быть, посидим в кафе? Заодно поговорим? Ты же явно не посмотреть на него хотела? — смеюсь я.
— Я не собиралась его уводить, просто хотела… Ладно, давай в кафе, — немного подумав, соглашается девушка.
Мы идём в ближайшее заведение, где делаем заказ. Алла очень нервничает, поэтому берёт просто кофе.
— Рассказывай, — а я вот себя не ограничиваю, ем торт от души.
— Мы были в отношениях, думаю, ты знаешь. До вас. Потом я ушла от него, потому что он…
— Я знаю, Алла, — серьёзно говорю. — Что ты хочешь сейчас?
— Ничего, — вижу, как в глазах девушки поблёскивают слёзы. — Я не имею никаких прав больше. Я не буду врать, Соня, я люблю его. Но мой поступок — это предательство. Я бросила его в самый тяжёлый момент. У меня не было сил бороться, он меня не слушал, не жалел. Я полгода тянула это на себе, пока он… В общем, я просто хотела посмотреть на него. Не знаю зачем и почему. Не ищи логику. Я очень рада, что группа набрала такую популярность. И мешать вашему счастью я не собираюсь, прости.
Алла смахивает слёзы, быстро вставая и собираясь уйти, пока я раздумываю. С одной стороны, это не моё дело, но с другой, другого случая может и не быть, а так я, возможно, помогу двум влюблённым придуркам.
— Стой, — хватаю за руку, когда девушка почти уходит. — Если бы Серёжа был свободен, что бы ты сделала?
— Попробовала поговорить, — пожимает плечами. — Хотя, думаю, он меня ненавидит.
Раздумываю мучительно долго, но всё же говорю:
— Сядь, пожалуйста, — Алла непонимающе хлопает глазами, но садится. Она была очень красивой и яркой, и я понимаю, почему Серёжа до сих пор любил её. — У нас с Серёжей нет отношений. В это сложно поверить, я понимаю. Это фикция по моей просьбы. Не буду сейчас вдаваться в свою историю. Мы живём вместе, потому что мне негде жить, но между нами ничего нет. Мы дружим около десяти лет, называем себя братом и сестрой. Можешь не верить, дело твоё. Своим уходом ты разбила ему сердце, Алла, но, кажется, он до сих пор тебя любит, поэтому, если хочешь, то можешь поговорить с ним.
Сказав это, я облегчённо выдыхаю, а Алла недоверчиво смотрит в оба своих красивых глаза на меня. Поняв, что это не шутка, не начинает плакать.
— Он не простит меня.
— Лучше попробовать, чем всю оставшуюся жизнь сожалеть. Я вообще не должна была это всё говорить, но я безумно люблю его, как брата и друга, и хочу, чтобы он был счастлив. Если ты, на самом деле, его любишь, то поехали. Но не смей причинять ему боль, — качаю я головой. — Этого у него было достаточно.
— Обещаю.
И я ей верю. Не знаю почему, но, мне кажется, она говорит правду. Мне кажется, что она хорошая. В конце концов, решать Серёже. Мы вызываем такси, а я попутно звоню Логинову.
— Привет, ты дома?
— Привет, да, а где мне ещё быть? Жду, когда ты ужин приготовишь, — бурчит парень.
— Я тебе не прислуга, — смеюсь я. — Сам готовь.
— Ты вообще где? Опять в реанимации зависла?
— Ага, скоро буду, не уходи.
— Да куда уж я уйду, — снова бурчит парень.
Мы подъезжаем, и перед подъездом Алла тормозит:
— Я боюсь.
— Я тоже, пошли, — тяну за руку. Говорю подождать за дверью, пока я попытаюсь Серёжу подготовить.
Встаю в пороге, не раздеваясь.
— Ты че? Тут спать будешь, мелкая?
— Ты сто лет меня так не называл, — хмурюсь я.
— Наверстаю, — ржёт парень. — Так что? Где ужин-то? Чего не раздеваешься?
— Серёж, ты только не психуй, — Логинов сразу напрягается.
— Что случилось, Софа?
— В общем. Я видела Аллу и даже говорила с ней.
— Где? О чём? Как она? — сходу начинает заваливать вопросами Серёжа.
Молча открываю дверь, за которой стоит девушка, как перед смертной казнью.
— Серёж, я всё рассказала про нас. Дальше решайте сами, думаю, вам надо поговорить.
Но Серёжа удивляет и меня, и Аллу. Он втягивает девушку в квартиру без слов, крепко прижимая к себе. Даже на каблуках она была ниже. Серёжка был высоким, спортивным со смешными чёрными кучеряшками. В карих глазах всегда блестели смешинки и искорки. Как его можно было не любить? И я любила, всем сердцем. Как брата. А вот между ребятами даже по одним объятиям можно было видеть притяжение и химию.
Я улыбаюсь.
— Дай ключи от машины, вряд ли она вам понадобится. Поеду к Кэти.
Серёжа тянется к тумбочке на пару секунд отпуская Аллу, а потом снова крепко прижимает.
— Только для остальных пусть всё будет, как и было, — тихо прошу я.
Серёжа понимающе кивает головой, одними губами произнося:
— Спасибо.
А я уезжаю. Рассказываю обо всём Кате. Заодно спрашиваю, как у них с Егором.
— Дружба, — говорит Катя меланхолично.
— Ты серьёзно?
— Не могу я. Не хочу быть обузой. Он весь такой из себя, и я слепая дура, — впервые девушку накрывает истерика.
— Ты не дура, — крепко обнимаю девушку. — Ему вообще без разницы какая ты. Тем более, это можно исправить.
— Шансы ничтожно малы. Если я хоть раз дам слабину, он никогда от меня не отстанет.
— Не решай за него.
— Сонь…
— Да, — тяжело вздыхаю. — Сама не лучше.
Самой на глаза накатывают слёзы. Так и лежим. Две несчастные глупые дуры.
С утра еду в реанимацию. Серёжа звонит мне сам, уточняя где я.
— Хорошо, я скоро буду, — голос у парня весёлый, и я думаю, что ребята помирились.
Пою песню, когда заходит Серёжа с группой. Они не мешают, слушая до конца.
— Софа, это шикарно. Ты должна одна её выпустить.
— Нет, — качаю я головой. — Я не сольный артист.
— Софа, — серьёзно говорит Серёжка, но я непреклонна.
— У меня для вас новости. В середине мая мы выступаем на весеннем фестивале. Там будет очень много людей, надо две-три песни. Ещё грядёт большой конкурс. Если мы его выиграем, то мы записываем песню с Бастой и выступаем на его концерте в Лужниках в сентябре. Там несколько этапов. Сейчас отбор, нам нужно записать видео с песней. Вы представляете масштаб?
Я вижу, как горят его глаза. Кажется, у нас начинается новый виток. После репетиции едем домой к Серёже.
— Что вы решили?
— Что любим друг друга, — довольный как слон, сообщает Серёжа. — Мы оба были виноваты. Решили оставить всё это позади, попробовать снова.
— Давай тогда я вещи соберу, к Кате перееду.
— Ты чё? Совсем? Ты мне не мешаешь. Или ты думала, что я сразу выкину одного из самых дорогих мне людей? — пробивает меня на слезу Серёжка. — Давай не будем торопиться. Будем смотреть по обстоятельствам.
Алла чувствует себя не в своей тарелке, но я стараюсь не мешать. Занимаюсь своими делами, учу уроки и отсыпаюсь. Думаю, что делать дальше и как жить вообще.
Начало марта плодотворное. Мы готовимся к фестивалю, записываем песню про наших бабушек и дедушек, пока не выкладывая, так как по ней всем станет понятно, что нифига мы не пара. Я всё также живу у ребят, которые навёрстывают упущенное время и где-то пропадают. Иногда я уезжаю к Кэти, чтобы они побыли наедине.
В середине марта у Емельянова день рождения, и мы все приглашены, но Серёжка отказывается, и оно ясно почему. Ребята пытались допытать меня, где Логинов, но я отмазалась его музыкальными делами. Не сильно они и расстроились. Собственно, как и Логинов.
Мы с Катей решаем съездить после заверений Ники о том, что всё будет пучком и будут только свои. На удивление мы хорошо проводим время, веселимся, а Кирилл играет на гитаре и мы напеваем весёлые песни, пока он не начинает перебирать аккорды даже не нашей песни, но так метко бьющей по больным местам. Песня называется "Терпкий дым". Она просто о нас со Стасом. Про нашу борьбу, про то, как много боли я причинила ему, про то, как мы терпим это друг от друга. Песня, как обычно, задевает самые больные струны души. И я вижу, как Стас не сводит с меня глаз. После нашего с Серёжей поцелуя на сцене он не доводил меня и не изводил. Похоже, после нашего поцелуя в клубе он понял, что это не имеет смысла.
Парни, как обычно, напились. Егор держался отстранённо от Кати. Берд больше жалась к Нике. А я после этой песни решаю пойти спать. Как только я подхожу к кровати, слышу, как дверь за спиной хлопает. Обернувшись, вижу Стаса.
— Что такое? — мирно спрашиваю. Сил на вражду больше нет. — Опять будем выяснять отношения и ругаться?
Стас молчит, глядя на меня исподлобья. Его как будто трясёт. Внешне, он спокоен, но эти волны я чувствовала на расстоянии. Да и в глазах был шторм. Смотрю на него и понимаю, как же я по нему скучаю. Не по злому и обиженному, а по нежному и влюблённому в меня. Решаю позволить себе слабость на одну ночь. Подхожу к парню и, не давая времени себе передумать, целую. Стас не ожидал, но быстро сориентировался, отвечая на поцелуй, быстро углубляя его. Руки крепко прижимают меня к его телу, а я не против. Тяну его футболку за край, снимая через голову и разрывая поцелуй.
— Стас, это ничего между нами не меняет, — шепчу я.
— Как скажешь, — вижу в его глазах дикое желание, и, полностью давая отчёт себе, отдаюсь ему.
Парень быстро и умело раздевает меня, словно не было этих двух лет, в перерывах целуя всю кожу, которая попадается ему. Затем возвращается к губам. Затуманенный взгляд блуждает по телу вместе с руками.
— У меня нет резинки, но я чист, — быстро говорит Стас.
— Я тоже, — двухлетнее воздержание тому доказательство. После него я никого не хотела. Это было просто невозможным.
Стас резко входит, наращивая темп, и я себя не держу. Целую его, кусаю, стараясь запомнить привкус солоноватой кожи, сильные руки и накачанный торс, самые любимые губы на свете и взгляд, полный желания.
Вскоре меня накрывеает оргазм, а следом кончает и Стас прямо в меня. Не знаю, чем мы думали, но в подростковом возрасте как-то проносило, когда пару раз мы забывали про презервативы. Ещё какое-то время Стас лежит на мне, а потом без слов поднимает и ложится, всё так же крепко прижимая к себе, накрывает покрывалом. Сегодня, только сегодня позволю себе эту слабость. А завтра всё будет как прежде. И уже с утра я выскальзываю из постели и уезжаю без объяснений.
Через месяц мы ждём решения отборочного тура и готовимся к фестивалю, а я на каждой репетиции понимаю, что меня тошнит и мутит. Серёжа косо смотрит, а я живу на автомате. После той ночи мы со Стасом не пересекались. Думаю, ребята догадались почему мы закрылись, но все молчали. Про Аллу до сих пор никто не был в курсе, так как они с Серёжей хорошо шифровались во избежание новостей в социальных сетях. Мы с девушкой подружились, я даже рассказала ей свою печальную историю. Она оказалась бойкой девчонкой, которая яро заступалась за меня, обещая всем, кто меня обидит надрать задницы. Правда, было это всё под бокал вина.
— Иди сюда, воительница моя, — обнимает её Серёжка, а у меня глаз радуется.
— Вы такие красивые, — умиляюсь я.
У Кати начались отчётные концерты, какие-то мероприятия, в которых она погрязла, сбегая от реальности.
Я догадывалась, что со мной происходит. Взглянув в календарь понимаю, что тянуть некуда, и надо покупать тест, который показывает две полоски. Сижу в комнате на полу и плачу. Я и рада, мне и страшно, и не знаю, что делать. После этого я вообще на всех репетициях туплю и ничего не могу сделать.
— Соф, что с тобой? — выводит меня Серёжа на улицу.
Смотрю на него, думая, стоит ли сказать, но мне не помешала бы поддержка. Молча показываю ему справку от врача, к которому успела сбешать
— Ты беременна? — потеряно и радостно одновременно спрашивает парень. Меня хватает лишь на кивок. — От Стаса?
Снова кивок.
— И он не в курсе?
— Нет. Это была разовая акция, — усмехаюсь. — Правда, получилось 1+1.
— Ты должна ему рассказать.
— Его родители точно не примут меня никогда. Тем более с ребёнком. Его мать столько грязи выльет, что мне заранее страшно. Да и потом, мы ничего не обещали. Просто секс.
— Сонь, у него к тебе явно что-то есть. И это не просто секс. Расскажи. Делали вместе, решать тоже вместе. Я надеюсь, ты будешь оставлять?
— Я не знаю. Мне дали сразу направление на аборт, потому что я сидела и хлопала глазами, — со слезами на глазах сообщаю я.
— Ну тихо, мелкая, всё будет хорошо, я с тобой в любом случае и при любых раскладах, — Логинов притягивает меня, утыкаясь носом в волосы и поглаживая по спине. — Давай отменим репетицию.
— Нет, работать надо. Я сейчас соберусь. Так хоть отвлекусь.
Мы продолжаем работать. Серёжа, жук такой, оказывается написал музыку к моей песне. Самой тяжёлой для меня. Репетируем, и у меня слёзы текут, не переставая. Логинов отдаёт мне машину, сам собираясь куда-то с Аллой.
— Там Егорыч приедет сегодня, отдай ему флешку. Она дома на тумбе лежит.
Соглашаюсь, даже не спрашивая зачем и почему. Когда заезжаю во двор, вижу машину Егора, в которой сидит и Стас. Но Гиреев даже не выходит, что, собственно, и к лучшему.
— Привет, Сонька, — приобнимает меня парень. — Ты как? Опять Серый где-то шляется?
— Привет. Да нормально, — нагло вру я. — Да, у нас очень напряжённый график сейчас. Фестиваль, конкурс, записи. Клипы потихоньку начинаем записывать.
Мы заходим в подъезд, поднимаясь на наш этаж, а около нашей квартиры стоит какой-то мужик. Когда он поворачивается, я узнаю в нём отца Серёжи. Его что, уже выпустили? Я видела один раз на фотографии, но этого хватило, чтобы запомнить. Его внешность была пугающей.
— Здравствуйте. Вы что-то хотели?
— Где этот щенок, который тут живёт? Весь день его жду, — развязно общается этот недочеловек. Егор, кажется, тоже его узнаёт, но не обозначается.
— Для чего? — ледяным тоном спрашиваю я.
— Он незаконно здесь живёт. Это квартира моей матери! — орёт на весь подъезд.
— Эту квартиру оставила ему бабушка, оформив дарственную. И вы не имеете на неё никаких прав. А если сейчас же не уйдёте, то я вызову полицию, — таким же тоном продолжаю я.
— А ты кто? Шлюшка его что ли? Точно-точно, мне мамаша его рассказывала. Гастролируете, бабла небось много.
— Пошёл вон отсюда, — громко и твёрдо произносит Егор.
— Чего? Ты вообще кто такой?
— Че слышал. Вон пошёл. Лучше тебе не знать, кто я, а то в штаны наложишь.
— Ну всё, урод, ты доигрался.
Это создание достаёт нож, замахиваясь на Егора, а я начинаю кричать. Происходит потасовка, и в конце концов он втыкает нож куда-то в живот. Поняв, что натворил, он выбегает в испуге.
— Егор, Егор, слышишь? — Горячёв сползал по стенке, держась за рану.
В слезах за одну минуту преодолеваю три этажа, выбегаю за Стасом. Парень сразу понимает, что что-то не так, вылетая из машины.
— Что случилось? — серьёзно спрашивает, хватая меня за плечи.
— Там Егор… ножом порезали, — сбивчиво обясняю.
Мы бежим обратно, Стас подхватывает Егора с одной стороны, а я с другой. Стараемся не травмировать. Всё похожее уже происходило два месяца назад, только на моих коленях лежал Серёжа.
— Его-о-ор, ты слышишь? Не смей закрывать глаза, говори со мной.
— Брат, всё будет хорошо, — кричит Стас.
Я снимаю свою куртку, а затем кофту, оставаясь в одной майке. Затыкаю рану парня кофтой.
— Егор, ты слышишь меня? Не смей оставлять Катю.
— Она меня никогда не простит, — горько усмехается.
— Она не винит тебя. Никогда не винила. Катя любит тебя, слышишь? Всегда любила. Просто эта дурёха не хотела становиться обузой.
— Что? — вот это срабатывает и Горячёв открывает глаза шире обычного.
— Я тебе клянусь, чем захочешь, что она будет с тобой, живи только, — в слезах говорю я, держа одной рукой кофту, другой руку.
— Тогда точно выживу. Любит, — мечтательно лыбится парень. — Только ей не говорите, а то она будет нервничать.
Мы подъезжаем к больнице, и на входе у нас забирают Егора. Стас, видя мой внешний вид и состояние, надевает свою куртку, крепко прижимая к себе.
— Кто это был? — глухо спрашивает парень.
— Отец Серёжи. Он сидел за разбой, видимо, вышел недавно. Серёжа не общается с ним. Вообще с родителями.
Больше Стас не задаёт вопросов, но меня не отпускает. Чувствую, как начинает ныть живот, видимо, от нервных переживаний, но сейчас я думаю о том, чтобы Егор выжил. Время тянется, как резина, и у меня заканчивается резерв сил. Врач выходит через час, сообщая, что жизненно важные органы не задеты, но крови было потеряно много.
— Жить будет, организм сильный и молодой.
Мы со Стасом выдыхаем. Я звоню Серёже, сообщая об этом. Логинов прилетает в больницу через пятнадцать минут без Аллы, крепко прижимая меня к себе. Вижу, как глаза Стаса темнеют и обещаю себе обязательно с ним поговорить. Логинов темнее тучи. Егор приходит в себя ближе к утру, но мы не уезжаем, пока не увидим его.
— Блять, Горыныч, как ты напугал, уёбок, — ругается Стас.
— Сори, брат. Сам пересрался, — тяжело, но всё же смеётся Егор.
— Егор, прости, — начинает Серёжа. — Я не знал, что он вышел и додумается до такого.
— Брат, ты че? Ты то здесь причём? Хорошо хоть Соня была не одна.
Три пары глаз смотрят на меня, а мне становится ещё хуже. Живот болит, сил почти нет.
— Скоро полиция придет. Мне что говорить? — спрашивает Егор у Серёжи.
— Правду, — ни секунды не думая, отвечает тот. — Пусть пиздует туда, где ему место, раз его ничему там не научили.
— Уверен?
— Более чем, — серьёзно говорит Серёжа.
— Сонь, это правда? — спрашивает Егор. — То что ты сказала в машине.
— Не забыл, — устало улыбаюсь я. — Пусть я буду ужасным другом для Кэти, но да. Я пыталась переубедить эту балду, но бессмысленно. Она считает, что тебе такой груз по жизни не нужен, а шансы в операции ничтожно малы.
— Как с вами сложно, — стонет Егор. — То есть мои клятвы в любви на протяжении двух лет — это вот я просто так, блять, говорю хожу?
— Я расскажу ей обо всём через пару дней, — смеюсь я. — Когда у неё отчётники закончатся. Я тебе её даже привезу. Сам убеждай.
— Спасибо, — искренне говорит парень.
— Мальчики, вы меня простите, но я домой поеду. Я устала. Да и Егору надо отдыхать.
— Я отвезу вас — заглядывая в душу, говорит Стас.
И мы не спорим. Гиреев идёт с нами, проверяя на всякий случай этаж. Домой тоже приходит полиция, и я даю показания, как есть. Серёжа отчитывает меня, что я до сих пор не поговорила со Стасом. Оказывается, дать обещание и выполнить — это разные вещи.
Через два дня Егора выписывают под его ответственность, потому что он задолбал всех врачей. Серёжиного отца быстро находят, а мать устраивает ему скандал, узнав, что ранили Егора.
— Могли бы и не писать заявление! — визжала эта женщина.
— Да что ты, мама? Он чуть брата моего не убил!
— Ой, да какой там брат. Что он тебе полезного сделал? Так, седьмая вода на киселе.
— Ты знаешь, он мне гораздо ближе вас. И за него я переживал, а за этого ублюдка нет. Можешь сухари сушить, удачи.
Серёжа очень переживал, но мы с Аллой его немного раскачали. А через пару дней после выписки Егора, когда у Кати заканчиваются концерты, я всё рассказываю ей.
— Кэть, тут такое дело, я всё рассказала Егору.
— Что ты сделала? — шокированно кричит Катя.
Я рассказываю ей обо всём без прикрас, от чего у девушки руки ходят ходуном.
— Так что, извини, я поклялась, — улыбаюсь я, хоть девушка и не видит.
— Отвези меня, — просит Берд, роняя слёзы на колени.
Я привожу девушку к Егору, оставляя явно надолго.
— Кать, я поеду? Вы же явно надолго, — усмехаюсь я.
— На всю жизнь, — довольно сообщает Егор, пока Катя крепко, но аккуратно цепляется своими тоненькими пальчиками за парня. Дальше они и сами со всем разберутся. Уж Егор о Кате точно позаботится. Думаю, она поняла, что могла его вот так потерять, а он и не знал бы ни о чём. Когда осознаёшь подобные вещи, всё остальное как-то теряет смысл.
Отбор мы проходим, как и основной этап. Скоро будет финал, на который съедутся все, а финалиста будет выбирать сам Василий.
Приглашаем ребят на весенний фестиваль. Алла остаётся с нами за кулисами, а остальные располагаются в первых рядах по блату. Кроме Стаса. Он не приехал. Мне всё также нехорошо, и Серёжа грозится, что завтра сразу после фестиваля отвезёт меня сам. Я думаю, что история с Егором наложила свой опечаток на моё состояние. Перенервничала я тогда знатно.
Мы поём две песни. Я выкладываюсь, как могу, хотя выгляжу достаточно амёбной. Стараюсь взаимодействовать с Серёжей, но парень большую часть берёт на себя. Когда по плану идёт третья песня, Серёжа говорит в микрофон:
— И сегодня, друзья, Соня представит вам свою новую сольную песню, — и я понимаю, о чём он. — Сейчас она, конечно, убьёт меня взглядом.
Фанаты смотрят с непониманием, но смеются.
— Это не значит, что она начинает сольную карьеру. Я её не отпущу, — смеюсь я на этих словах. — Эту песню Софа написала сама, и я знаю, как ты старалась, — смотрит парень уже на меня. — И пусть она прозвучит и покорит сердца наших слушателей, и дойдёт куда надо.
Не дойдёт, его здесь нет.
— Я бы с удовольствием, но у меня нет записи бэк-вокала, — пытаюсь я съехать, но Серёжа всё предусмотрел.
— У тебя есть мы, — и ребята в сговоре. — Мы всё сделаем.
— Вот так, ребята, — обращаюсь к аудитории. — Вроде, и подставили, а, вроде, и спасибо.
Смиряюсь с тем, что придётся спеть. Потом Логинов, конечно, отхватит.
Вступаю вместе с ребятами. Эта песня, как я уже говорила, самая тяжёлая для меня. Она о том, что я жалею о словах, сказанных Стасу в квартире Егора. О том, что я всю жизнь мечтала быть с ним одним. Когда порушились планы, и Стас бил меня словами, я мечтала не устать от этих вечных столкновений. Каждый раз я пыталась запоминать именно плохое и больное, но даже сейчас ничего подобного не могла вспомнить. Эта песня о том, что я хочу сохранить всё хорошее между нами. Всё красивое между нами. Ведь у нас были общие друзья, общие воспоминания, которые имели гораздо больше значения, чем обиды. Начиная петь второй куплет, я всё же натыкаюсь на внимательный взгляд Стаса, и вздрагиваю. Да, у меня было не меньше обид, чем у него, и я так устала от всего, что свалилось за последние два с половиной года. Мне просто хочется всё сохранить с ним. Хотя бы светлые воспоминания, если нас спасти уже не получится. А связывает нас теперь гораздо больше, чем он знает.
Боюсь, что не смогу вытянуть конец песни, но всё получается. Серёжа помогает на бэках, при этом он играет мою партию на синтезаторе. Если честно, я высказала в этой песне всё, и мне стало легче. Наши ребята пребывают в смятении, ведь все поняли, кому была адресована песня. При этом инициатором её исполнения стал мой якобы нынешний парень. Да, бедные, у них там слом в голове.
— Спасибо за такой тёплый приём, — снова включается Серёжа. — А я напоминаю, что сегодня выходит новая песня.
Да, мы решили выпустить песню про наших бабушек и дедушек. Мы завуалировал всё так, что вряд ли кто-то что-то поймёт, кроме тех, кто должен.
После концерта я сразу уезжаю домой, не пересекаясь ни с кем. У меня всё болит и мне плохо. Дома рыдаю в подушку, а утром всё же иду в больницу.