В среду утром весь воздух в Манхэттене был кондиционирован… в обратную сторону. Уважающий себя пингвин отдал бы концы за пять минут. По дороге на Фоли-сквер, мой пиджак ехал на сиденье рядом со мной, но, заплатив водителю и выйдя из такси, я надел его. Даже обливаясь потом, я должен был показать миру, что настоящему частому сыщику по плечу и не такое.
Когда, после недолгого ожидания, меня допустили в большой угловой кабинет Венгерта, хозяин кабинета предстал передо мной в рубашке с закатанными рукавами, расстегнутым воротничком и полуразвязанным галстуком. Он встал, чтобы пожать мне руку, и пригласил присесть. Мы перебросились парой слов:
— Я не видел вас, — сказал я ему, — с тех пор, как вы получили повышение. Поздравляю.
— Спасибо.
— Пожалуйста. Я заметил, что у вас добавилось металла в голосе, но, думаю, тут уж ничего не поделаешь. Мистер Вулф передает вам привет.
— Передайте ему привет от меня, — его голос едва заметно потеплел. — Я никогда не забуду, как он распутал дело со ртутью, — он взглянул на наручные часы. — Так что я могу сделать для вас, Гудвин?
Несколько лет назад, когда мы служили в одном подразделении, он называл меня просто Арчи, но тогда у него не было углового кабинета с пятью телефонами на столе. Я положил ногу на ногу, давая ему понять, что никуда не спешу.
— Сущий пустяк, — сказал я. — Мистер Вулф просто хочет внести ясность. Вчера к нему пришли мистер Рэкил с женой. Они хотят, чтобы он расследовал гибель их племянника, Артура Рэкила. Вы в курсе дела, или вам нужно пригласить кого-нибудь? Миссис Рэкил разговаривала с мистером Энстреем.
— Я в курсе. Давайте дальше.
— Тогда мне не нужно вам всё объяснять. В банке нам сообщили, что состояние Рэкила оценивается цифрой с семью нолями, и мы с удовольствием заработали бы гонорар, изобличив убийцу, но не знаем, какую услугу окажем при этом нашей стране. Нам не хотелось бы торпедировать государственный корабль в столь неблагополучную погоду. Рэкилы пришли к мистеру Вулфу, так как считают, что ФБР и нью-йоркская полиция рассматривают смерть Артура как достойный сожаления, но незначительный эпизод. По их мнению, его убил какой-нибудь комми, который узнал, что Артур работает на ФБР. Но перед тем, как мы начнем двигаться в этом направлении, мистер Вулф хочет выяснить всё у вас. Конечно, вы можете не захотеть сказать, даже нам, по секрету, но это дело ваше. Так захотите?
— Сегодня жарче, чем вчера, — констатировал Венгерт.
— Да. Вы не хотите дать нам никакого знака, например, намека?
— Нет.
— Тогда я попробую более общий подход. В газетах ничего не было по поводу коммунистов, и поэтому не упоминалось о ФБР. ФБР занимается этим убийством. Официально или как-то ещё?
— Намного жарче, — сказал он.
— Так точно. А как насчёт остальных пяти гостей? Конечно, эти — только наше дело, я понимаю. Есть у вас какие-нибудь предложения, просьбы или приказы? Может быть, вам не хотелось бы, чтобы мы касались каких-то струн?
— А ещё эта влажность.
— Совершенно верно. Я так понимаю, что вам хотелось бы посоветовать нам бросить все это, исходя из общих соображений, но вы боитесь, что завтра в газетах появятся заголовки: «ФБР ПРЕДУПРЕЖДАЕТ НИРО ВУЛФА: РУКИ ПРОЧЬ ОТ УБИЙСТВА РЭКИЛА». Между прочим, если вы хотите зажечь для нас стоп-сигнал, то сперва объясните причину, или мы будем продолжать. Удовлетворите моё личное любопытство, ответьте, есть какой-то вопрос, который я мог бы задать, чтобы отвлечь ваши мысли от этой погоды?
— Нет, — он встал. — Я был рад видеть вас, в память о старом времени, и вы по-прежнему ещё можете передать Вулфу мой привет, но скажите, что у него ничего не выйдет. Какое нахальство. Присылать вас с этой чепухой, насчёт внесения ясности! Почему бы просто не попросить прислать ему наши досье? В следующий раз приходите, когда меня здесь не будет.
Я уже уходил, но, не дойдя до двери, повернулся:
— Утром по радио сказали, что жара может дойти до девяносто пяти градусов[2], — злорадно заявил я и вышел.
На Фоли-сквер такси всегда хоть пруд пруди. Я снял пиджак, залез в одно из них и назвал адрес на Западной Двадцатой улице. Когда мы приехали туда, моя рубашка приклеилась к спинке сиденья. Я вырвался на свободу, расплатился, вылез, надел пиджак и вошёл в здание. Штаб-квартира уголовной полиции западного Манхэттена была знакома мне куда лучше, чем Верховный Суд Соединенных Штатов. Так же как и её обитатели, особенно один из них, сидящий за маленьким выцветшим столом в маленькой выцветшей комнате, к которому меня провели под эскортом. С того памятного дня, когда я сфотографировал хранящийся у них клочок бумаги, мне больше не дозволялось расхаживать по этому зданию в одиночку, хотя они так и не смогли доказать мою вину.
Крупного и пышущего здоровьем сержанта Пэрли Стеббинса я бы красавцем не назвал. Увидев меня, он откинулся на спинку старого, покрывшегося вековой ржавчиной вращающегося кресла, которое жалобно заскрипело и застонало.
— О, чёрт, — сказал я, садясь. — Совсем забыл. Сто лет уже собираюсь принести тебе банку масла для этого кресла, — я вздернул голову. — Чего уставился? Я что, лицо перепачкал?
— На твоей физиономии грязи все равно не разглядишь, — он продолжал пялиться на меня. — Дьявольщина, ну почему они должны были выбрать именно Ниро Вулфа?
Я слегка задумался, секунды, может, на две:
— Мне приятно узнать, — любезно сказал я, — что полиция и федеральные служащие так тесно сотрудничают. Граждане могут спать спокойно. Венгерт, должно быть, позвонил, как только я ушёл. Что он сказал?
— Он говорил с инспектором. Что тебе нужно?
— Может быть, мне стоит поговорить с инспектором.
— Он занят. Итак, Рэкилы наняли Вулфа.
Я задрал нос.
— Мистер и миссис Рэкил попросили мистера Вулфа расследовать смерть их племянника. Прежде чем он налетит с яростью циклона и начнет сокрушать преступников, он хотел бы знать, не окажется ли стеснён в выборе способов проведения расследования по соображениям национальной безопасности. Я встречался с Венгертом, но жара его доконала. Он не заинтересовался. Теперь я встречаюсь с тобой, поскольку в газетах по поводу коммунистов ничего не было. Если наше согласие взяться за эту работу противоречит общественным интересам, то скажи почему. Я знаю — вы с Кремером думаете, что общественным интересам противоречит даже то, что мы с Вулфом принимаем, не говоря уж о нашем занятии частным сыском. Но этого недостаточно. Нам нужны факты.
— А-га-а, — протянул Пэрли, — мы предоставим вам факты, и Вулф решит, что сможет их использовать лучше, чем мы. Чепуха. Я поделюсь с тобой фактом: это дело вам не по зубам. Отступитесь.
Я сочувственно кивнул:
— Возможно, это хороший совет. Я передам его мистеру Вулфу, — я встал. — Мы будем очень благодарны вам за подписанные показания, содержащие основные фрагменты нашей беседы. В трёх экземплярах — один…
— Отправляйся на все четыре стороны, — проскрежетал он. — Прочь, с глаз долой!
Я подумал, что Пэрли утратил бдительность, но оказалось, что мой конвоир, пузатый ветеран с приплюснутым носом, ждал в коридоре. Пока я размашисто шагал к выходу, он, не отставая, переваливался за мной.
Когда я вернулся в нашу контору, шёл уже двенадцатый час, и Вулф, проведя свои два часа в оранжерее, сидел за столом, обставившись пивом. Ни одно создание, в котором теплилась жизнь, не могло выглядеть менее похожим на циклон.
— Ну, — проворчал он.
Я сел:
— Мы депонировали чек. Венгерт передает вам привет. Пэрли — нет. Оба подумали, что вы послали меня просто, чтобы попытаться хоть что-то разузнать, и посмеялись над самой мыслью о том, что мы можем заботиться об общественном благосостоянии. Венгерт позвонил и наябедничал про меня Кремеру, как только я ушёл. Пользы от них — как от козла молока. Мы знаем только то, что прочитали в газетах.
Вулф промычал:
— Свяжись с мистером Рэкилом.
Значит, мы всё-таки обзавелись клиентом.