Угадайте, кто оказался во всём виноват? Правильно Тимоха! А почему? Потому что первый начал! Дескать, не поздоровался и началось. На что я честно отмазался:
— Да он как вошёл, у него сразу на лице было написано, чтоб ему кирпичом врезали!
— Так-то да, — закивал батя, с улыбкой посматривая на сидящего в кресле деда, упившегося зельями и со скорбной миной сжимающего в руке уже не светящийся амулет. Острый приступ ревматизма это вам не шутки. Хотя и миновал уже.
А лечить его я отказался на отрез, потому что устал, сил нету, на себя всё потратил, к слову, руку мне пусть и не прожгло до костей, как я опасался, но ожог был знатный. Так что через недельку, возможно, если дед Гордей будет себя хорошо вести.
Вот бабка и сделала, что смогла, для облегчения страданий. Ему ведь не заклинанием прилетело, которое можно отменить. Короче, он теперь просто болеет и его надо лечить. Да что говорить, вылечат. Та же бабка может. А я не буду.
И вообще, когда меня от боли крутило, все сидели, а как деду пару разочков по зубам дал, так оттащили. Кстати, Игорёк уже пришёл в себя и сидит в моей новой футболке, его вся в крови, и пытается доказать матери, что всё в порядке. Как же хорошо, что Барсик решил, что ему это всё не интересно и куда-то свинтил, ещё до того как всё завертелось, а то и ему бы прилетело. Хотя кто его знает… Он бы всяко, в лоб в атаку не пошёл, а вот сзади… Хм… Хорошо, что не было. А то мало ли, прибил бы его дед Гордей и всё…
Кстати, теть Аня рвалась уйти, после побоища. Мол, что за беспредел и зверства? Но после фразы деда Гордея, которую он произнёс, отчётливо посвистывая выбитым зубом (я постарался), осталась:
— Уйдёшь и можешь не рассчитывать на защиту. Я всего лишь показал твоему сыну, чего он стоит против нас. Тем более, что он напал на меня. Сейчас вы вне закона. У Перевёртыша должен быть хозяин!
— Хозяин? — вскрикнула тётка. — Мы не животные!
— Да ну, — дед гордо скидывает голову и, не смотря на то, что сидел тогда на стуле, посмотрел, как бы, свысока, — не напомнишь, кто это на меня напал? Кстати, только за это я мог его убить. Но прошу заметить, не убил.
Вот теперь все сидят, пялятся друг на друга и фигню всякую про других думают. Я вот точно. У нас патовая ситуация. Пару минут назад прозвучало:
— Немедленно вылечи меня или уйду, и за жизнь твоего брата, сестёр и тётки никто не даст и ломаного гроша, — и криво усмехнувшись, поправился: — Хотя о чем это я? Золотом по весу дадут! Как думаешь, долго они проживут?
— Тима, вылечи, — попросил отец.
— Зачем? — пожимаю плечами.
— Ты же слышал, — дёргает себя за ус отец.
— Пф… — развожу руками, — делов то. Завтра же официально заявлю, что это мои брат, сестра и тётка, а ещё есть дядька, — в этот момент Игорёк с тёткой так на меня посмотрели… удивлённо одним словом. — Пусть не родной, но отец брата, — благодарно кивают. В глазах тётки появляются слёзы. — И я беру их под защиту.
— Ты не совершеннолетний, ты не можешь говорить за весь род… А мы не будем их защищать.
— Ты глухой? — с сомнением смотрю на деда. — Я же сказал под мою защиту.
— И что? Ты не сможешь их защитить, — ох, это посвистывание, от дырки в зубах, прямо, как бальзамом по сердцу.
— Ага, — усмехаюсь, — вот только я досконально расскажу, какие у нас родственные отношения, чтоб все понимали, что батя за сестру с племянниками ПЕРЕВЁРТЫШАМИ порвёт. Ну, а я уж в меру своих сил…
— Ты не посмеешь? — рычит дед.
— Я точно посмею, — усмехается отец, сразу въехавший в мой замысел. — А случись что, неважно потом будет, брали ли вы официально под защиту или нет… Слухи…
Так что у нас пат. Сидим молчим. Удастся ли договориться? Если дед закусит удила? Что тогда? Оно конечно можно сделать, как я сказал, но это так. Полумеры. Даже четверть меры. А вот если Род возьмёт под защиту, то Перевёртыши не дадут своих в обиду. Научат всему, что надо знать и уметь.
— Род возьмёт эту семью под защиту, думаю Радогор будет рад внукам, но у меня есть несколько условий, — смотрит на меня, — и это не обсуждается.
— Тима, вылечи, — произносит бабуля, явно идя на опережение. Вроде, как и не просил, а ответный жест доброй воли.
— Не хочу, — мотаю головой.
— Тимофей! — грозно рычит ведьма на бедного меня.
— Не ори, — вздыхаю. — Я сказал не хочу. Это не значит, что не вылечу.
Встаю и направляюсь к деду, тот настороженно пялится на меня. Жутко захотелось выкинуть какой-нибудь фортель, типа вскинуть руки и крикнуть. Бу-у-у! Сдержался. Чай не маленький уже, такой ерундой заниматься. Вот понимаю выбитый зуб, это дело. Кстати, лечить его или нет? А фиг с ним, лечим всё.
Заглотив на радостях сто грамм коньяка и запив всё это пол-литрой пива и прижав зад возле стола, на котором стояла очередная откупоренная бутылочка, дед выдвинул своё условие:
— Хочу знать, за что ты меня ненавидишь? С дочерью и внуком понятно, но что я сделал тебе? — молчу. Не могу я рассказать этого. Это моя личная детская травма. Отвалите. Мотаю головой.
Дед чешет бороду, дёргает себя за кончик уса и добивает:
— Слово сказано, Тимофей, либо ты рассказываешь, либо жизнь твоих новых родственников может оказаться очень короткой. Выбирай. Такова плата за их жизни.
Вздыхаю. Похоже, выбора нет. Как пить даст упрётся. А если что случится с тёть Аней или Игорьком? У ведь ещё же есть две сестры, которых я не видел. Ну вот, как начать?
— Когда-то давно, когда ходил в детский садик, на Новогодних утренниках всегда были дед Мороз и Снегурочка. Это было так весело, так прекрасно. Казалось, что вот сейчас случится чудо. Подарки, которые появлялись из волшебного мешка… Надо было всего лишь рассказать стишок. Но однажды когда мне было то ли пять, то ли шесть лет, я увидел, как они переодеваются и понял, что они не настоящие, это было крушение сказки, — замолкаю, сглатывая комок в горле.
— Пять, тебе было пять, — безжизненным голосом, напомнил отец. Кажется, он уже догадался, откуда ноги растут. — У тебя была настоящая истерика, а я сказал тебе, что дедушка Мороз очень занят и не успевает везде. Но рано или поздно он обязательно придёт. И принесёт самый лучший и дорогой подарок, а пока тебе подарки будем дарить мы с мамой.
— Да ладно, братишка, — Игорёк хлопает меня по спине, — мне вон тоже ещё в садике сказали, что дед Мороз не настоящий. Обидно было. Но ничего живой! — радостно скалится.
— Может, не стоило давать ложную надежду ребёнку? — спросила у отца тёть Аня. — Поплакал бы один раз и всё. А так вон до сих пор помнит и прадеда ненавидит. Кстати так и непонятно почему.
Смотрю на задумчивого Гордея:
— Как думаешь, сколько раз ко мне пришёл дед Мороз?
— Ни разу? — отбивает барабанную дробь пальцами по столешнице.
— И как догадался-то? — взмахиваю руками. Тёть Аня хихикнула в кулак. Игорёк и дядь Саша перемигнулись, посмеиваясь над удачной шуткой.
— Можешь не продолжать, — раздражённо хрустнув шеей, махнул рукой Гордей. — Я всё понял.
— Что ты понял? — вскакиваю и, уперев руки в стол, нависаю над ним. — Это его косяк, что он ни разу не пришёл к родному внуку, но ты-то ничем не лучше! Ты хуже!
— Почему это я хуже? Я, по крайней мере, раз пять приезжал, — возмущённо машет руками.
— Приезжал, — соглашаюсь, — но вспомни, что ты мне сказал, когда я был в первом классе.
— Что? — чешет в затылке.
— Я спросил тебя, почему дедушка Мороз не приходит ко мне? Чем он так сильно занят? Помнишь, что ты мне сказал? — очень тяжело выталкивать из себя слова. Потому что в горле застрял комок, а глаза щиплют слёзы. И новоприобретённые родственники смотрят на меня, как на больного. Ещё и сзади раздалось всхлипывание, Тома не выдержала и заплакала.
— Прости, — неожиданно дед опускает голову, — я тогда зол был на твою бабку. Поругались мы сильно, а я отыгрался на тебе. Сорвался. Брякнул не подумав. Прости дурака старого. А? Ну хочешь, ещё зуб выбей. Да если бы я только мог догадаться, что всё из-за обронённой в гневе фразы, — и, схватив себя за волосы, дёрнул несколько раз, — ты же ребёнок был. Вот я дурак старый. Думал же, Машка тебя против меня настраивает, злился. А оно всё, вон оно как. Я же всегда помириться хотел. Прости, внук!
— Так что же ты сказал? — бабка цепко ловит взглядом, бегающие глаза деда.
Тот вздыхает, пытается спрятать взгляд и всё же признаётся:
— Я сказал, Тимофею, что дед Мороз не приходит, потому что, ему стыдно за него.
— Ну и гад ты, отец, — бабуля отворачивается и жуёт губу.
— Дать бы тебе в рыло. Но только подлечили… — вздыхает батя.
— А я ничего не поняла, — вздыхает тёть Аня. — Ну не красиво, конечно, поступил, Гордей… э-э-э… а как вас, кстати, по отчеству?
— А ты не поняла ещё, сеструха, — батя улыбается и пихает меня в бок: — Прикинь, так и не поняла, — и широко взмахнув рукой, пафосно представил: — Дорогая, сеструха, познакомься с моим дедом, кстати, весьма отвратительный тип, как выяснилось, детям психику на раз травмирует. Гордей Морозович Древомиров. И да, Мороз тот самый дед Мороз, самый сильный колдун-погодник в этом мире.