Не та профессия, 0

Глава 19

Дальнейшее время проводим в хозяйственных заботах. Пун лично с уоррентом осматривает казарму, где предполагается размещение первого курса. Потом мы проверяем наличие постельного белья, готовность кухни с утра принять всех на завтрак, наличие и комплектность всех видов формы включая робу на складе у уоррента, и многое-многое другое.

Я таскаюсь за Пуном, как хвостик, поскольку он знает не всё и не везде влёт ориентируется. А успеть за сегодня надо много.

Через какое-то время делаем паузу и садимся пить чай у уоррента. Который к чаю подаёт мёд и орехи, к которым мы с Пуном тактично не прикасаемся.

— Что, решил-таки первый курс на казарму с утра? — спрашивает Пуна уоррент, отхлёбывая чай из пиалы и подцепляя кончиком ореха капельку мёда.

— Ну а как иначе, — даже не думает отрицать Пун. — Иначе эта вольница все четыре курса будет стоять на голове и жить, как ей вздумается. В горах после выпуска им это и аукнется. Да и черт бы с ними, но…

— Да оно так, только ведь гладко не пройдёт. Сам понимаешь, кого-то и ломать придётся, — уоррент пристально смотрит в глаза Пуну.

— На всё Воля Великой, — складывает руки в ритуальном жесте Пун. — Вот уж их-то точно никого в армию на аркане не волочили. Слышали уши, что дальше камни — не жалуйтесь, что пяткам больно.

— Да они не первые у него, батя, — включаюсь в разговор я. — Когда-то и я у него учился. Ничего, жив пока.

— Так ты, паря, не дворянин!

— Так и Пун тогда дворянином не был! — логично, как мне кажется, возражаю в ответ. — Ну и я подсоблю, чем смогу. Не доходит через голову, дойдёт через жопу.

После чая с уоррентом, идём в спортгородок, где намечаем схемы завтрашних занятий.

— Пун, а ты со мной хоть поделись, как ты завтра это стадо будешь к порядку приводить? Ты же понимаешь, что неподчинение будет однозначно? — задаю давно волнующий меня вопрос, провожая Пуна по изобилию местной полосы препятствий.

Пун молча кивает в ответ.

— Ну и что делать будем? Ты хоть намекни мне, чтоб я знал, к чему готовиться.

— Что-что, всё как обычно… Определим неформальных лидеров. И будем гасить по одному. — безэмоционально пожимает плечами Пун. — Перед строем. Посмотрим, у кого нервы крепче.

— Не скажу, чтоб я прямо был против, — осторожно пытаюсь как можно точнее сформулировать свою мысль. — Но как-то в своей армии с такого начинать…

— Худой, начинать будем с разъяснения, не с мордобоя. И с постановки задачи. Предложим помощь, если кто в ней нуждается. Гасить будем только в самом крайнем варианте. — спокойно объясняет Пун. — Ты же видишь, я спокоен. Это ты почему-то нервничаешь.

Зная его близко, я понимаю, что с точно таким выражением лица он и тех четырнадцать человек в рукопашной зарезал. За которых ему КРЕСТ ГЕРОЯ дали.

Что ему тут же и озвучиваю вслух. Вообще, в наших отношениях давно работают два правила: мы всегда говорим друг другу только то, что думаем. И никогда не думаем, что друг другу сказать.

Пун усмехается в ответ:

— Да то вообще история смешная была. Я тогда перепугался не на шутку. На блоке стояли вот с такими, как твои завтрашние «сокурсники», только из тамошнего ополчения. От наших — я один был, до утра. Наши все на прорывах. Эти из ополчения такие все из себя члены дворянского собрания, что жуть какие военные. А на ночь свалили по домам. Ну не стрелять же их было? Свои вроде, я тогда, как ты думал. А ночью по тропе попёрли эти. Как раз пятнадцать человек. Я тогда мысленно уже для себя всё решил, думаю, ну хоть их с собой побольше наберу. Ну вначале отстрелял всё, что с собой было. А было не много. Потом одну мину вручную бросил, за отсутствием вариантов. А потом думаю, чего сидеть? Ну и попёр вперёд… Они то здоровые, ещё больше тебя, но какие-то медленные, что ли. Вначале одного «переиграл». Минус один. Потом второго. А там на блоке, между стенками, втроём и развернуться-то негде. Они по одному пёрли, знали, что я один на всю ночь.

— А чем ты с ними воевал? — мне это давно любопытно, но не было оказии лично спросить.

— Тесаком, — пожимает плечами Пун. — Который в сапёрном планшете для рубки лиан. Потом, когда тесак сломался, лопатой.

— О как, — широко открываю глаза от удивления. — А зачем вы планшет для влажного климата с собой пёрли?

— А это ты у местного ополчения спроси, это они его с собой приволокли, — снова пожимает плечами Пун. — Ну и как-то вышло, что вначале минус один. Потом минус два. Они-то здоровые, но ни в фехтовании не сильны, ни по скорости за мной не успевают. В общем, вышло так, что по одному всех и выпилил. Выхожу после последнего из каменного пристенка, следующего ищу, а следующего нет. Четырнадцать окончились, а пятнадцатого найти не могу.

— Даже не знаю что сказать, поёжиться охота. — честно признаюсь Пуну.

— Да мне и самому тоже. — поднимает и опускает брови Пун. — А наутро и эти ополченцы воевать возвернулись, и наши с отряда подтянулись. А я ещё не отошёл, сижу в прострации, четырнадцать трупов.

— А пятнадцатый-то куда делся?

— А он самым умным оказался, и в пристенок, видимо, даже входить не стал. Я видел, как по тропе пятнадцать человек прут. В пристенке их встретил. А когда всё окончилось, трупов было только четырнадцать. Пятнадцатый куда-то сбежал.

— Да и хрен с ним, — машу рукой.

— Точно. Так, Худой, ну мне тут всё ясно, пошли обратно к Декану, потом в кубрик. Сегодня бы выспаться, дальше такой возможности может и не быть.

Тут я с Пуном полностью согласен.

У Декана Пун буквально за пять минут излагает свой уточнённый концепт, учебные планы на ближайшую неделю и мы идём к себе.

Чтоб в коридоре второго этажа встретиться с Лю. Они с Пуном, завидев друг друга, что-то говорят друг другу на языке, которого я не знаю. Потом Пун церемонно кланяется, сложив руки ладонями перед собой и задаёт какой-то вопрос. Лю отвечает ему, сложив руки ладонями аналогичным образом. Потом они подходят друг к другу и начинают что-то щебетать и даже местами улыбаться. Пун незаметно рукой делает знак его не ждать, что и выполняю.

В кубрике принимаю душ, достаю учебник и успеваю сделать три упражнения полностью, когда появляется Пун, цветущий, как майская роза.

— И что это было? — с искренним любопытством спрашиваю его сквозь открытую дверь своей комнаты, поскольку лично я ничего не понял.

— Да она из соседей, знает мои места, перекинулись парой слов. — думая о чём-то своём, бросает мне Пун с кухни.

— Вы разве из одного народа? — удивляюсь.

— Нет, как раз из соседних.

— А на каком языке говорили?

— А у нас есть общий для всех язык, его более-менее народов тридцать понимает. Там слова из каждого языка понемногу, а грамматика такая, как у нас с ней в языках. Объясниться всегда можно. По крайней мере, ЖеньГуо и Таманг всегда между собой объясниться могут, — легкомысленно отмахивается Пун, заходя ко мне в комнату.

— Пун, а чего это ты такой странный, и взгляд масляный? — подозрительно спрашиваю, зная друга, как облупленного.

— Мы сейчас с ней договорились, что она детей уложит, а потом вместе прикинем, какие травмы она может залечить быстро. Чтоб понимать пределы наших с тобой физических воздействий на занятиях завтра, когда твои «однокурсники» упираться начнут, — смущаясь, говорит Пун.

— Понятно всё с вами, — бормочу, поворачиваясь на другой бок и устраивая поудобнее учебник.

Через пятнадцать минут в нашу дверь дверь раздаётся очень тихий сдвоенный стук и Пун исчезает «обсуждать медицину».

Ночевать он уже не возвращается. Вместо этого, он появляется с рассветом и развивает бурную деятельность, переодеваясь в робу, обвешиваясь снарягой и укладывая в планшет какие-то стопки документов. На закуску, поверх робы зачем-то цепляет дворянский жетон.

Семь утра встречаем перед строем моих бывших однокурсников.

Вместе с курсом, присутствует юрист из прокуратуры гарнизона, которому Пун передаёт стопку документов из своего планшета. Это оказываются индивидуальные расписки об ознакомлении с Приказом о вводе наших уставов на период обучения. Юрист за полчаса собирает подписи со всего курса, информируя каждого лично, фиксирует окончание процедуры и удаляется.

Пун строит курс и начинает прохаживаться перед строем:

— Обычно я не объясняю своих действий. Но сейчас, из уважения к вашим славным предкам, идя навстречу их памяти, объясню, чем мы будем заниматься. Вы должны будете научиться всего лишь четырём вещам!

Пун поднимает над головой ладонь с оттопыренными четырьмя пальцами.

— Первое! Умение лично применять все основные, вспомогательные и специальные НЕМАГИЧЕСКИЕ средства и вооружение, используемые в горах. Знать их сильные и слабые стороны.

Как ни странно, но замечаю, что слушают его все, и внимательно. Или может дело в дворянском жетоне, который он нацепил поверх робы?

— Второе! Знать все НЕМАГИЧЕСКИЕ тактические приёмы и схемы по подразделению до взвода. С учётом применения всех основных, вспомогательных и специальных средств, включая их особенности в горах!

Снимаю шляпу. Пун за это время успел адаптировать программу под текущие задачи, судя по всему, действительно серьёзно подойдя к вопросу.

— Третье! Мы приведём вашу личную физическую форму в соответствие с нормативами Боевого Устава Погранвойск, минимум по 2 классу простого Стрелка! И последнее, четвёртое, по усвоении пунктов один три, вы освоите основные техники противодействия магическим подразделениям противника!

— Это невозможно! — звучит голос из строя.

— Кто вы, представьтесь! — Пун безошибочно определяет говорившего, подойдя е нему.

— Курсант Тала.

— Ну почему невозможно, — как-то неожиданно спокойно и по-домашнему возражает Пун, — хавилдар Атени вон всё ещё жив. Да и я тоже. А чтоб развеять ваши сомнения, на спортивном празднике вам покажем, как «давить» магическую терцию трубкой Брауна. А пока — бего-о-о-ом МАРШ!

И Пун припускает неторопливой рысью вокруг спортгородка во главе колонны. Я, как договаривались, бегу замыкающим.

Начинается всё бодро, но проблемы начинаются быстро. Из дистанции примерно в пять километров, намеченной Пуном для первого пробного теста на управляемость подразделения, без проблем удаётся пробежать только первые два. Затем пара моих теперь уже бывших однокурсников останавливается и со словами «ну хватит!» направляется в сторону «блиндажа», рядом с которым виднеется скамейка.

Условным свистом из хвоста колонны даю сигнал Пуну. Он останавливает колонну и подходит к двум отдыхающим.

— Господа, вы слышали команду «вольно»? — почти что вкрадчиво обращается он к ним, стоя у скамейки.

Они бросают на него взгляд, но не отвечают. Зря. Но это они сейчас увидят сами.

Удар пяткой в грудь опрокидывает первого со скамейки на землю спиной вперед. Второго Пун бьёт в голову голенью, тут глубокий нокаут.

Первый, улетевший спиной вперёд, пытается подняться, но Пун не даёт ему такой возможности. Методически пиная его носком ботинка с разных сторон и не давая подняться, Пун спокойно сообщает:

— Вы очень напрасно не уважаете устав. А ведь только что расписались в приказе. Ничего личного, не примите на свой счёт. Если вы не продолжите бег в течение минуты, я просто вынужден буду забить вас прямо тут.

«Воспитуемый», кажется, бежать уже не сможет.

Лично я никогда не одобрял методов Пуна. Но он — единственный в этом учебном заведении, кто не сомневается в результате. В успешном результате перехода на новую программу.

И у меня есть личный опыт, однозначно подтверждающий, что как преподаватель Пун более чем эффективен.

В данной ситуации, к сожалению, альтернативы методам Пуна я не вижу.

— Встаньте смирно, курсант, — не повышая голоса, обращается Пун к лежащему на земле. Тот, даже если и в сознании, не может встать.

Пун поворачивается к строю:

— Если б так лежал мой друг, я бы, как минимум, помог ему подняться. Чтоб его не забили насмерть в назидание остальным. Сейчас ему просто хватит пары носков в голову, и каблуком в висок — и наш курс станет на одного человека меньше.

От строя отделяются четыре человека, подхватывают под руки пару «любителей скамеек», лежащих на земле, и утаскивают тех в строй.

— Благодарю вас, господа, — серьёзно кивает Пун этой четвёрке.

После чего разворачивается ко всему строю и громко продолжает:

— Давайте проясним сразу один момент. Если вы для обороны страны бесполезны, даже если я вас всех забью, страна ничего не потеряет. НЕ заставляйте меня лишать Родину хотя бы надежды на то, что вы сможете её защитить.

— Как насчёт коронного суда? — хмуро бросает белокурая девушка из второй шеренги. — Как насчёт того, что мы — из родов первой двадцатки?

— Так я тоже дворянин, — Пун касается большим пальцем левой руки жетона баронета на своей груди. Теперь мне понятно, зачем он его вывесил, как колокольчик на корову. — И ниже Её Августейшества в наш с вами образовательный процесс никто не имеет права лезть. А она, как думаете, будет за вас? Или поддержит мою точку зрения? С учётом вашей бесполезности Родине в трудную минуту?

— Мы найдём возможность донести нашу точку зрения, — доносится ещё один голос из строя.

— Мой жетон и его крест, — Пун указывает пальцем на меня, — нам с ним лично вручала Она. Это к вопросу о том, на чьей стороны она будет. А лично вы хоть с ней знакомы с ней лично? Извините за тавтологию, ваш язык для меня не родной.

— Роды Большой двадцатки вхожи на приёмы. — хмуро отвечает всё та же бесконечно храбрая светловолосая девушка.

— Так то — ваши родители и деды. Не вы. — белозубо улыбается Пун. — Мне думается, лично мне к этому жетону ещё что-нибудь набавят, если передавлю как клопов тех будущих офицеров, которые в любой конфликтной ситуации прячутся за дедушку. — Пун продолжает улыбаться, шагая вдоль строя и заглядывая почти каждому в глаза. — Страна воюет. Какая польза от такого балласта, как вы? А вообще, решать вам. Доживем — узнаем… Кто следующий?

Этот раз — первый на моей памяти, когда мой первый курс добегает положенные пять кэмэ. Вернее, их местный эквивалент.