Не твоя…

Глава 6

Сумбурные картины прошедшего дня и ночи смешались в блуждающем сознании Влады в кашу. Вот, она падает в яму, но эта яма– багажник автомобиля. Потом вдруг появляется яркий свет– она пытается на него бежать, но к земле ее придавливает Карим. Он громко смеется, она смотрит на него и почему– то видит в нем черты Васеля. Еще секунда– и черты ее любимого становятся все более отчетливыми. А потом картинка снова какая– то неясная и размытая. И вот, она сидит в опере и слушает какую– то протяжную песню в плохом исполнении певца. Он пытается петь нараспев, старается. Но выходит как– то комично и крайне бездарно. По телу Влады словно бегут мурашки, ей очень плохо от этого пения, неприятные ощущения от которого усиливаются заметным ознобом.

Влада проснулась. За окном протяжно тянул мулла. Он еще не начал читать свою призывную к утреннему намазу молитву, а словно распевался, беря те или иные аккорды. Его пение было каким– то страдальческим, измученным. Как будто это дело давалось ему с большим трудом или же он переживал какую– ту тяжкую душевную драму. Наверное, так и читают молитву, когда ты на войне. Слишком много боли вокруг, слишком много смертей… В комнате было очень холодно. Шуфаж почему– то затух, а ворочаясь во сне, Влада, видимо, раскрылась. Девушка прислушалась к звукам в доме– было заметно тише, чем тогда, когда ее покинул Карим. Но она все же различала шаги людей, тихие разговоры…

Влада снова тяжело вздохнула, понимая, в каком ужасном положении оказалась. Все это не было сном… Сюрреалистичным кошмаром, который оставляет неприятный осадок на душе, не покидающий тебя в течение нескольких часов после сна… Слез, однако, уже не было. Да и вообще плакать как– то не хотелось. Надо было думать, как выбираться из этого положения. Как жить дальше. С той унизительно драмой, которая уже успела нанести столь глубокую рану, но отнюдь пока не заканчивалась… Заснуть она больше так и не смогла. Светало– так она поняла, что проспала больше десяти часов– легла еще днем, а теперь был рассвет. Ее ждал новый день, исход которого предугадать было невозможно. И только одно она знала точно– этот амбициозный мудак, старше ее всего на пару лет, не сможет ее сломать… Никогда…

***

Солнце в то утро так и не постучало в их окна. – Бывает оно здесь вообще,– пронеслось у Влады в голове, когда она, наконец, разлепила глаза. На улице было немного сумрачно, словно все было покрыто дымкой или пылью. Свинцово– серое небо, тяжело нависающее над этим унылым местом, словно прижимало этот пессимистичный пейзаж к земле. В отдалении слышалась какая– то стрельба. Однако расстояние, судя по всему, было неблизкое. Такие выстрелы можно было услышать и в центре Дамаска, когда в каком– нибудь из пригородов проводили спецоперацию. В комнате было очень холодно, а когда Влада высунула из– под одеяла ноги и коснулась ими пола, ее словно обдали ледяной водой из крана. Собравшись с духом, она, наконец, встала, одев свои туфли, так несуразно смотревшиеся в этой обстановке, и укутавшись в одеяло, пошла в ванную. Лампада еле– еле светилась, доживая свои последние минуты, чем поспешила воспользоваться девушка, посмотрев на свое отражение в висевшем на стене зеркале. Картина, представшая ее взору, мягко говоря, была мало привлекательна. Под слабым тусклым светом она смогла разглядеть свои огромные синяки под глазами, от растекшейся туши и переживаемого стресса, доходящие почти до середины щек, спутавшиеся волосы, распухшее от слез лицо. –Вряд ли я понравлюсь ему в таком виде,– с сарказмом подумала она.

В этот момент в двери послышались повороты ключа. Влада не была к этому готова, поэтому быстро кинулась обратно на кровать, укутавшись с головой в одеяло,– меньше всего она хотела сейчас встретиться лоб в лоб со своим пленителем.

Но это оказался не он. С деловитым видом, внося поднос в комнату, зашла и поспешно захлопнула за собой дверь ее вчерашняя русская знакомая.

Все с тем же суетливым опекунским выговором она завела свою трель:

– Доброе утро, дорогая. Хороший день сегодня. Тихо. Никто не стреляет, значит, никто не гибнет. Значит, всем хорошо.

Влада раздражено вздохнула,– говорите за себя! Мне, например, очень плохо, я хочу вырваться из этого чертового места!

Женщина только махнула на нее рукой, словно поспешила избавиться от назойливой мысли, и невозмутимо продолжала:

– И тебе станет хорошо сейчас, милая. Вот, поешь, подкрепись. Мне велено было тебя хорошо кормить, чтоб не отощала. А мы с девочками тебе сейчас ванную организуем, искупаем тебя, причешем, и будешь ты у нас красавицей.

– Что? – продолжала Влада все с более растущим негодованием. Оказалось, что сегодня сил противостоять этой даме у нее стало больше, чем вчера. – Как это вы меня искупаете? Что за бред? Тут даже воды нет– она отключена! И вообще, оставьте меня в покое, если ничем нормальным мне помочь не можете!

– Ах ты, дурочка– дурочка, вместо того, чтобы ругаться, лучше бы попокладистей стала, поприветливее. Что ж ты такая бука– то? Как сыч, ей богу.

– Оставьте меня в покое! – прокричала на нее Влада и сложила руки на груди, явно демонстрируя, что не хочет ни есть, ни вступать в дальнейшие дискуссии.

Лицо Марии Павловны стало серьезным, она нахмурилась и пробурчала:

– Не хочешь по– хорошему, будет тебе по– плохому. Велено тебя, чумазую, отмыть– отмоем. Ничего, придут сейчас девочки, посмотрим, как ты запоешь…Они– то свое дело знают…И она проворно повернула ключ в двери и вышла..

Влада с удивлением слушала все, что говорит эта русская женщина, имя которой она вчера вечером не запомнила – и никак не могла понять, как это все возможно. Как возможно тут, посреди окопавшегося района Хомра, где давно отключили электричество и водоснабжение, говорить о каких– то ванных? И вообще, зачем это все?

Мысли ее, однако, снова вернулись к реальности, когда ключ в двери опять повернулся. На этот раз вместе с Марией Павловной в комнату вошли еще три женщины– две молодые и худые, вернее такие, жилистые, а замыкала эту процессию отвратительная толстая женщина– китиха, с которой накануне Влада имела «счастье» познакомиться…

Женщины не спеша зашли внутрь, закрыли за собой дверь и одновременно обратили свои взоры на Владу. Мария Павловна что– то умело и тихо нашептывала им на мало понятной местной аммие (араб.– диалект), кивая в сторону бедной распластанной на кровати девушки. При этом китиха одобрительно кивала, присвистывая и причмокивая, в то время как молодые смотрели на пленницу враждебно и с нескрываемой противоречивой смесью зависти, презрения, недоверия и любопытства. С настороженным вниманием, полусидя на кровати, обмотанная, как в кокон, на эту процессию взирала Влада. Семеня ногами, в ее направлении медленно поплыла китиха, при этом ее огромный живот двигался по своей собственной, хаотичной траектории.

Вдруг она вытащила из кармана веревку– еще секунду– и от ее нелепых медленных движений не осталось и следа, китиха проворно закрепила веревку у изголовья кровати, обмотав о перекладину, служащую единственным украшением этой кровати. Не успела Влада начать сопротивляться, как к ней подскочили две другие женщины помоложе, оперативно схватили ее за руки, при том, с силой, о существовании которой вряд ли можно было догадаться по их субтильной комплекции. Они быстро и эффективно помогли старухе умело примотать руки брыкающейся девушки к кровати. Всего за какие– то считанные секунды Влада оказалась прикованной к изголовью кровати, и, несмотря на все отчаянные попытки вырваться, не могла справиться с умело завязанными узлами, больно врезающимися в ее руки. На ее запястьях и так остались синяки от вчерашней бечевки…

Тем временем Мария Павловна распахнула входную дверь, у которой уже стоял какой– то гигантский чан. Видимо, его принесли заранее. Она и две другие молодые женщины быстро зашли в ванную, выйдя оттуда с тремя ведрами, которые Влада, почему– то не заметила, когда ранее заходила туда. Видимо, процедура вот такого «купания» здесь была неновой. Каждая из них умело зачерпывала ведром из чана воду, быстро занося ее в уборную и наливая в ванную. Влада поняла это по звукам. В это время китиха взяла стоявший у двери полиэтиленовый черный пакет, принесенный ими, и стала доставать оттуда разные предметы, назначение многих из которых было известно Владе.

Бутылка с жидким оливковым мылом, кииса– специальная перчатка с абразивом из конского волоса, используемая в традиционных арабских хаммам, белые платяные бинты, свеча, зажигалка, маленький металлический круг, который Влада где– то видела, но не могла вспомнить, где.

Все еще таскающая с другими женщинами воду Мария Павловна заметила, что взгляд Влады прикован к содержимому пакета и между делом бросила на русском:

– Умм Бушер всю жизнь проработала в хаммам. Она все знает о том, как приготовить женщину.

К чему приготовить? О чем она говорит? Что это за цирк? Что за странные предметы,– Влада с ужасом и раздражением взирала на происходящее вокруг нее, ощущая себя попавшей в какой– то голливудский фильм о людоедах, готовящих жертву к трапезе.

Зачерпнув последнее ведро воды, Мария Павловна снова захлопнула дверь и повернула ключ. Две молодые женщины с беспристрастным видом подошли к недоумевающей Владе и умело отвязали ее руки, однако не для того, чтобы освободить. Они с той же несвойственной для их внешнего вида силой подняли ее сопротивляющееся тело с кровати и потащили в ванную.

Там уже с новой силой горела лампада, от заполненной водой ванной исходили клубы пара. Дверь в уборную закрылась. В помещении остались только толстая женщина, названная Марией Павловной Умм Бушер. Сейчас Влада вспоминала, что так ее называл и Карим. Еще две молодых арабки. Сама Мария Павловна суетилась в спальне. Толстая женщина не спеша подошла к девушке и с силой сорвала с нее простынь, которую на ходу успела стащить с кровати Влада, чтобы хоть как– то скрыть свою наготу перед посторонними. И вот, она предстала перед троицей совершенно голой. Те оценивающе стали ее изучать, отчего Влада почувствовала, как щеки ее загораются от стыда и унижения. Она быстро попыталась прикрыться, но женщины не обратили ни малейшего внимания на ее попытки. Умм Бушер показала пальцем Владе на ванную, дав понять, чтобы она лезла в воду. Девушка повиновалась, понимая, что сопротивление тут бесполезно, к тому же вода служила единственным спасением от их испытующих взглядов. Погрузившись в источающий пар кипяток, Влада почувствовала, как по ее коже пробежали сотни тысяч раскаленных иголочек, но это не затмило чувства удовольствия от соприкосновения тела с нежной, обволакивающей жидкостью, которая словно уносила Владу далеко– далеко. Вода истончала какой– то приятный запах от добавленных в нее благовоний. Она забылась, стараясь не обращать внимание на суетящихся вокруг женщин. Ощущение расслабленности и умиротворения, так недостающих все это время, помогли ей отключиться от реальности, однако, ненадолго. Уже через минуту одна из ее банщиц пристроилась к ее голове и грубо начала намыливать волосы оливковым мылом, не обращая внимание на то, что стекающие по лбу девушки вспененные потоки сильно щиплют глаза. Тем временем китиха что есть мочи умеючи начала скрести киисой по телу Влады. Ощущение было не из приятных, особенно в свете того, что ни одна из них и не пыталась быть деликатной и никак не церемонилась с Владиными ощущениями.

Когда первая стадия пытки была закончена, девушку подняли на ноги, обернули в большое платяное полотенце и вывели из ванной. В комнате было на удивление тепло– пока проходили банные процедуры, Мария Павловна включила шуфаж, а также расставила несколько лампад и свечей. Владу подвели к кровати и также умело привязали ее руки обратно к изголовью. Вышедшая последней из ванной Умм Бушер подошла к вываленному из пакета на трюмо содержимому и взяла тот самый странный металлический диск. Влада пригляделась и вспомнила– именно такие продаются на рынке Хамидия. Китиха не прикасалась к нему руками, а подцепила его железными щипцами и поднесла к одной из толстых свечей, разожженных Марией Павловной на трюмо, так, что пламя было под диском.

– Воск,– подумала Влада и сердце ее упало в пятки. Больше всего на свете она ненавидела восковую эпиляцию, болезненную даже в условиях элитного салона красоты, не то, чтобы в таких полевых в буквальном смысле условиях.

Тот начал быстро шкворчать и булькать, превращаясь в подвижную раскаленную массу. Китиха убрала диск подальше от огня и оставила на пару минут – схватиться. Поспешившие ей на подмогу женщины быстро разрезали полотняный бинт на кусочки по 15– 20 сантиметров. Воск на диске был все еще жидким, но скорее в состоянии крема, чем воды. С ножом в руках и тряпками они толпой подошли к Владе. Одна из молодых банщиц крепко зажала ей ногу на уровне ступни. Умм Бушер умело намазала на нож горячий воск и, словно масло по хлебу, вмиг распределила его по ноге Влады. Тут же сверху него прилепили полотняную тряпку. Адское орудие для «красоты», придуманное арабками, больно жгло кожу, но когда оно застыло и Умм Бушер с силой отодрала кусок материи от кожи Влады, та заорала от боли, словно ее облили кипятком. Женщины переглянулись и захохотали. Одна из них даже издала характерный гортанный звук, который они делают с использованием языка. Влада называла его «улюлюканьем». Оно служило своего рода выражением любой эмоции этих женщин – радости, грусти, удивления… Его использовали на свадьбах, на похоронах, при рождении ребенка, при женских посиделках, в том числе и в хаммамах. Конечно, образованные высокородные арабки не позволяли себе издавать подобные трели, но среди деревенских жительниц эта традиция передавалась из поколения в поколение, при том, не только в Сирии, но почти во всех арабских странах.

Умм Бушер что– то проговорила на неразборчивом для Влады, совсем народном наречии, и оскалилась. Такой же была реакция на ее слова и у других женщин.

Мария Павловна, усевшаяся в голову к Владе расчесывать ее волосы, перевела ей: Умм Бушер говорит, что женщина мусульманина должна быть без единой волосинки. А еще она сказала, что ты будешь горячей в постели– когда невестам перед свадьбой убирали волосы, смотрели на ее реакцию– если она кричала и билась, то мужчину ожидала тигрица, если же молча терпела– холодная рыба. – Она тоже оскалилась, с силой вычесывая очередной ковтун в спутавшейся шевелюре Влады.

Сама девушка не знала, куда ей деваться от разрывающей ее с одной стороны боли, а с другой– раздражения и возмущения. Ее готовят для развлечения этого козла!!! Словно она рабыня из Средневековья, а не современная независимая женщина. Девушка снова начала брыкаться и вырываться, но ее попытки были совершенно напрасны. Веревки у изголовья и руки молодых помощниц толстой матроны не давали ей возможности вывернуться от ее нестерпимой экзекуции.

Когда, наконец, от лишней растительности было избавлено все ее тело, руки Влады освободили, подняли ее с кровати и привязали к железной палке у окна, с помощью которой раскрывались и закрывались железные жалюзи, так популярные в арабских домах. На нее накинули полотенце, чтобы прикрыть наготу. В это время женщины коллективно стали застилать новую постель. Влада стояла привязанная у окна, чувствуя себя разбитой, униженной и беспомощной. Она посмотрела наружу и увидела, как во внутренний двор дома, на который окна и выходили, въехал маленький белый топик (араб.– микроавтобус), каких миллионы шныряют по всей Сирии. Через мгновение к авто из дома вышли двое мужчин в форме с оружием, в одном из которых Влада узнала Карима. Его мощная фигура возвышалась над всеми остальными. Дверь топика открылась– и оттуда выпрыгнули пять– шесть мужчин в штатской одежде, лица которых было не разглядеть, как, впрочем, и номера автомобиля. Зная, как выглядят сирийские номерные знаки, Влада поняла, что машина была сирийской, но вот название города, где она зарегистрирована, который всегда пишется на металлической пластине, было заляпано грязью. Карим стоял лицом к приехавшим и оживленно о чем– то с ними беседовал. Казалось, они не спешили заходить внутрь дома, то ли чего– то ожидая, то ли что– то обговаривая. В диалог вступил спутник Карима, который стал показывать рукой в сторону города. В это время Карим внезапно резко обернулся назад и поднял голову к окнам, где сидела Влада. Она тотчас спряталась за стеной, надеясь, что он ее не заметил. Что заставило его посмотреть именно туда, где стояла она? Неужели в силе ненависти ее взгляда столько мощи?

Через минуту ее отвязали от железной палки и опять примотали руки веревкой к изголовью кровати. К ней снова подошла Умм Бушер и бесцеремонно стала обмазывать ее тело каким– то ароматным маслом. Ее жирные руки коснулись не только кожи Влады, но и ее сокровенных мест, при том Умм Бушер ехидно прихихикивала под одобрительные улюлюканья ее помощниц, которые тем, временем, в очередной раз наполняли ванную водой из бака, поставленного снаружи у комнаты.

Голова Влады закружилась от очередного прилива ярости, которая, однако, почему– то стала уступать место странной слабости. Она не помнила, когда ее мучительницы покинули комнату, провалившись в какую– то полудрему, словно голова была одурманена.