Не в себе

Глава 5

В течение следующего месяца Гарри пытался привыкнуть к жизни в подземельях. К своему удивлению он стал замечать, что к нему со своими проблемами тянутся малыши. Кто‑то жаловался, что не получается летать – метла все время норовит скинуть его, кто‑то спрашивал где лучше держать яркополза, чтобы его слизь не разъела все вокруг. Судя по тому, как обыденно все происходило, это было обычным делом – просить помощи у Малфоя.

Гарри привык ко всеобщему вниманию и порой даже хотел, чтобы его было поменьше. Но к нему нечасто обращались за советом или поддержкой. Скорее это походило на экскурсию к редкому и очень ценному экспонату в музее – все восторгались, просили показать шрам, жали руку и уходили, оставив его в одиночестве. Здесь он почувствовал себя нужным не в качестве национального героя и орудия борьбы против Волдеморта. В нем нуждались как в старшем товарище, взрослом друге, которым гордятся и к имени которого прибегают в детских спорах. В гостиной, в уголке, где собирались младшекурсники, часто можно было услышать:

— Мне сам Драко так сказал!

После чего так и не разгоревшаяся ссора утихала сама собой. Гарри начал понимать, что авторитет Малфоя был здесь непререкаемым, мало того, он основывался не на страхе, а на взаимном уважении.

Днем Гарри все также ходил на занятия, издали наблюдая за Роном и Гермионой. Сейчас со стороны он стал все чаще примечать ранее упускаемые из виду признаки того, что эти двое небезразличны друг другу. Легкая улыбка, наклон головы, защитный жест. Гарри радовался за друзей. Хотя иногда в душе рождалась злость, как они могли быть счастливы в то время, когда он попал такую переделку и ему необходимо их присутствие. Он тут же одергивал себя, напоминая, что Гермиона вообще ничего не знает, а Рона он сам попросил быть рядом с ней.

Дни шли за днями, повторяя друг друга: уроки, вечер в Запретной секции, занятый бесплодными поисками, ночь на приготовление домашнего задания, чтобы не слишком отставать, а в промежутках – обычная жизнь. Порой Гарри даже забывал, что он не в гриффиндорской башне, и, смеясь над очередной выходкой кого‑нибудь из первокурсников, поворачивал голову, чтобы увидеть во всю хохочущего Рона и укоризненно качающую головой Гермиону, уголки рта которой, тем не менее, слегка подрагивают в еле сдерживаемой улыбке. Но вместо Рона был Крэбб, а вместо Гермионы – Паркинсон. Первое время это сразу же портило Гарри настроение на весь оставшийся вечер. Но постепенно приходило понимание, что не так уж они различны – гриффиндорцы и слизеринцы, одиннадцатилетние дети, волею старой шляпы попавшие на издавна враждующие факультеты. Но кто сказал, что она никогда не ошибалась? А если бы принцип распределения был другим – по алфавиту или жеребьевкой? Куда бы он попал в таком случае? Дружил бы с теми, кого сейчас знает только в лицо и, может быть, презирал бы самых близких для него людей. Гарри знал, что многие недолюбливают Гермиону, называя ее выскочкой и зазнайкой, свысока посматривают на него его самого, считая, что он любимчик Дамблдора.

Гарри задумался над тем, что практически не знает своих однокурсников с Равенкло и Хаффлпаффа, хоть и видит их каждый день. В лучшем случае он знал, что вот этого паренька зовут Терри Бут, а девчушку рядом с ним – Лиза Турпин, и оба они с Равенкло. Так уж повелось, что в основном дружба завязывалась между представителями одного факультета, ведь большую часть времени они проводили вместе, в общей гостиной.

В голову все чаще приходили мысли, а что было бы, если бы он уступил Сортировочной шляпе на первом курсе? Оказался бы менее настойчив или просто не успел бы узнать так много обо всех факультетах вообще и о Слизерине в частности. Смог бы он сдружиться с теми людьми, которые окружали его сейчас, именно как Гарри Поттер? Смогли бы они принять его?

Ответов на вопросы не находилось, от размышлений голова шла кругом, они никак не помогали решить проблему возвращения в свое тело, но отбросить их окончательно Гарри не мог.

Прошел ноябрь, началась зима. Все открытые переходы и галереи каждую ночь заметало снегом, и по утрам профессора очищали их, устанавливая новые защитные барьеры, которые злые ветра за сутки раздирали в клочья. Приближалось Рождество, всюду слышались разговоры о том, кто и куда собирается на каникулы. Гарри не участвовал в этих обсуждениях. Они с Малфоем давно договорились, что никуда не поедут, если не успеют вернуть все на свои места.

Однажды, солнечным морозным утром в середине декабря, когда Гарри завтракал в Большом зале, перед ним на стол опустился филин, держа в когтях конверт из плотного пергамента. Прочитав имя отправителя, Гарри шумно сглотнул.

— От отца? – он вскинул голову – Паркинсон внимательно изучала его лицо. Гарри кивнул и продолжил завтрак, тогда как все вокруг принялись тут же распечатывать пришедшие письма и делиться новостями друг с другом. Гарри совершенно не хотелось читать письмо Люциуса. В любом случае, писалось‑то оно не ему и надо передать его адресату.

Засовывая конверт под мантию, он кинул взгляд на гриффиндорский стол, чтобы показать Драко, что тот получит письмо в целости и сохранности, и замер от неожиданности. Обычно смуглое лицо Гарри Поттера приобрело поистине малфоевскую бледность, губы были сжаты настолько крепко, что почти совсем исчезли.

Гарри в сомнении дотронулся через мантию до похрустывающего под пальцами пергамента, вдруг тот загорится или начнет грызть все без разбора неожиданно выросшими зубами. Но ничего похожего не происходило, конверт спокойно лежал, даже не сдвинувшись ни на дюйм. Чем же он так мог напугать Малфоя, что такого написал Люциус своему сыну, чтобы привести его в такой ужас?

После завтрака у слизеринцев занятий не было, и Гарри направился уже привычным путем в библиотеку, чтобы, воспользовавшись свободным временем, продолжить поиски. Почти у самой двери его нагнал Драко и, схватив за рукав, развернул к себе.

— Дай письмо!

— Что, так соскучился за папашей, что не мог дождаться вечера? – не удержавшись, съязвил Гарри, защитным жестом прикладывая руку к груди и прижимая конверт. Он ждал, что Малфой рассвирепеет, начнет нападать на него. Но тот просто стоял, протянув руку, и только повторил требовательным тоном:

— Письмо.

Вдали послышались голоса, кто‑то, решив не терять даром времени, спешил в библиотеку. Драко затравленно оглянулся, снова схватил Гарри за мантию и потянул за собой.

— Эй, куда это мы? – только и успел удивиться Гарри, но особо не сопротивлялся, ему и самому было до чертиков интересно, что происходит.

Всю дорогу до Выручай–Комнаты Драко не отпускал рукав Гарри, но и не отвечал на его вопросы о причинах столь странного поведения. Только когда за ним закрылась дверь, он нарушил молчание и, посмотрев в глаза Гарри, сказал:

— Поттер, пожалуйста, отдай мне это чертово письмо.

Слышать умоляющие нотки в его голосе было настолько странно, что Гарри, не говоря ни слова, протянул ему конверт. Драко схватил его, торопливо вскрыл и погрузился в чтение. Лицо его ничего не выражало, но пальцы все сильнее сжимали пергамент, сминая его. Наконец, он опустил письмо и, закрыв глаза, сел в стоявшее поблизости кресло.

Нарушая затянувшееся молчание, Гарри спросил:

— Что там? Что‑то случилось? Да не молчи же ты! – не выдержав, он сорвался на крик.

— Отец хочет, чтобы на Рождество я приехал домой, – обреченно сказал Драко. Гарри тут же успокоился. Осмотревшись, он обнаружил довольно удобную софу, на которую и прилег, опершись о мягкую спинку.

— И всего‑то, – Гарри поерзал, устраиваясь, – так напиши ему, что не приедешь, мол много задали на каникулы.

Драко открыл глаза и покачал головой:

— Не выйдет.

— Почему?

— Ну, во–первых, письмо придется писать тебе, поскольку почерк мой отец, конечно, знает, а у меня сейчас получаются только твои каракули.

— Ой, не придирайся к словам, это и так понятно, что перо буду держать я, но текст‑то сочинишь ты, – Гарри уже оглядывался по сторонам в поисках бумаги и письменных принадлежностей, которые не замедлили появиться на столе.

— А во–вторых, – не обращая внимания на его слова, продолжал Драко, – от этого вообще нельзя отказаться. Это как приглашение на чай к королеве – не важно, хочешь ты туда идти или нет – все равно придется.

— Да брось ты. Не может быть, чтобы сын своего отца не нашел способа отвертеться от Рождества дома.

— Поттер, как ты не можешь понять, – Драко наклонился вперед, будто порываясь встать, и даже положил ладони на подлокотники, – за все годы учебы в Хогвартсе мне ни разу не присылали такое официальное приглашение. Всегда было ясно, что я сам решаю, что мне делать. Хочу – приеду, а нет, так останусь в школе. Мне нужно было только отправить письмо и предупредить родителей, ждать меня или нет. Но если отец написал, что хочет увидеть меня дома на каникулы, значить он решил поговорить со мной о чем‑то посерьезней юношеских прыщей и оценок. А все остальное – это лишь предлог.

— Но ведь можно что‑нибудь придумать, – Гарри совсем не улыбалась перспектива провести почти две недели в Малфой–мэноре.

— Вряд ли. Я, конечно, могу сделать вид, что не понял просьбы и написать что‑нибудь вроде: «Очень хочу приехать, но не получается. Куча заданий, профессора злобствуют», но сомневаюсь, что подействует.

— А ты не сомневайся, давай диктуй, – Гарри подскочил с софы и, сев за стол, схватил перо. Придвинув стопку бумаги, он приготовился писать.

Часа через полтора совместных усилий письмо было готово, переписано начисто и запечатано.

— Я пойду, отправлю его, – Гарри поплотней запахнул мантию, зная, что на улице жуткий мороз, – а ты иди на занятия, а то и так уже заклинания прогулял. Гермиона опять зудеть будет.

— Не будет. Она теперь не замечает вокруг ничего, кроме своего рыжего и книг. Хотя не уверен, что именно в такой последовательности.

Гарри замер у двери.

— Все настолько серьезно?

— Ага, – Драко тоже направился к выходу, – они, правда, не целуются у всех на виду, но смотрят только друг на друга.

Они вышли из Выручай–Комнаты и дверь тут же слилась со стеной, исчезнув в ожидании другого студента, которому что‑то понадобится.

— Только подумать, я содействовал счастью Уизли. Ведь если бы всего этого не случилось, Гарри Поттеру не надо было втихаря от Грейнджер бегать в библиотеку, а Уизли прикрывать его, постоянно находясь с ней рядом и отвлекая ее от его отлучек.

Гарри захихикал, представив, как Рон и Гермиона будут в старости говорить своим внукам, провожая их в Хогвартс с платформы 9¾: «Видите вон того высокого старика в застегнутой до подбородка мантии и с залысинами? Ну того, который смотрит на всех свысока? Если бы не он, может, вас и на свете бы не было».

— Да ладно тебе. Они ведь и так нравились друг другу. Просто им нужно было больше времени проводить вдвоем, а тут вечно я рядом. Гермиона постоянно решала мои проблемы, а Рон, наверное, боялся ее.

Они шли рядом по коридору и говорили о всяких пустяках, беззлобно подшучивая друг над другом. Свернув в галерею, которая вела в совятник, они увидели Дамблдора, шедшего навстречу. Прятаться было уже поздно, он их заметил и, радостно улыбнувшись, помахал рукой.

— Гарри, Драко, я рад вас видеть.

Они невнятно что‑то пробормотали в ответ.

— У вас все в порядке?

— Да, – Гарри нашел в себе силы, взглянуть в глаза директору, – мы тут прогуливались.

— Я тоже частенько прохаживаюсь здесь. Свежий воздух, чудесный вид. Можно спокойно подумать.

Дамблдор, казалось, никуда не собирался уходить. Он отрешенно теребил свою бороду.

— Ну, мы пойдем, – слова Драко вывели директора из задумчивости.

— Да–да, – все еще рассеянно произнес он, глядя на двух спешащих подростков и, прежде, чем они скрылись за очередным поворотом, добавил: – Гарри, очень хорошо, что ты правильно понял мои слова, – после чего продолжил свой путь.

Гарри и Драко, обернувшиеся, заслышав голос Дамблдора, удивленно смотрели на его удаляющуюся фигуру.

— Что это он имел в виду? – спросил Драко, когда они снова направились в сторону совятника.

— Не знаю. Он часто говорит загадками. А ты чувствуешь себя при этом таким дураком.

— Поттер, для этого тебе не надо общаться с директором, ты и так не очень‑то… – Драко не договорил, заметив, что Гарри отстал.

— Малфой, вот ты не можешь промолчать, да? У тебя что, вечное словесное недержание?

Вопреки ожиданиям Гарри Драко весело рассмеялся:

— Браво, Поттер, пребывание в моем теле, явно благотворно влияет на тебя. Ты уже почти научился ехидничать. Но до признанных мастеров этого искусства тебе еще далеко.

— Ты имеешь в виду себя?

— Я имею в виду профессора Снейпа. По сравнению с ним даже я блею как ягненок, а не язвлю.

— Ну, если в комплект к этому умению идут скверный характер, длинный нос и полный рот ядовитой слюны, то надеюсь, что никогда не заслужу звания мастера.

Драко захохотал:

— Все лучше и лучше, только смотри, чтобы он не услышал твои попытки, а то места мокрого не оставит. Пойдем лучше, письмо отправим.

И они пошли дальше как два закадычных друга, посмеиваясь над хорошей шуткой. Если бы кто‑то сейчас увидел их, мадам Помфри заполучила бы в Больничное крыло нового пациента, считающего, что он доучился до галлюцинаций.

Следующие дни проходили в тревожном ожидании. Оба, и Гарри, и Драко, каждое утро высматривали знакомого филина среди почтовых сов, залетающих в Большой зал во время завтрака. Гарри надеялся, что их уловка сработает, и Драко разрешат не присутствовать на Рождество в Малфой–мэноре. Драко же напротив совсем не был в этом уверен, более того, он боялся, что такое явное неповиновение разозлит отца, и тогда он лично явится в Хогвартс, чтобы забрать своего непослушного отпрыска.

Походы в Запретную секцию прекратились как‑то сами собой, чаще они встречались в Выручай–Комнате и подолгу молчали, не решаясь начать разговор. Они приносили с собой учебники и занимались или делали вид, что занимаются.

И вот как‑то вечером Гарри не выдержал:

— Слушай, Малфой, я никак не могу понять кое–чего.

— Почитай внимательней, поймешь, – не отвлекаясь от книги, отозвался Драко.

— Да нет, я не про учебу, – Гарри поднялся с давно облюбованной им софы и сел за стол напротив Драко.

— А про что? – тот нехотя поднял голову.

— Я уже полтора месяца живу в ваших подземельях и до сих пор не могу разобраться, какой ты на самом деле.

— А тебе это так важно? – Драко откинулся на спинку стула и сложил на груди руки.

— Ну, ведь я – это ты.

— Не обольщайся, Поттер, мной ты не станешь никогда.

— Ты понял, о чем я, – Гарри нетерпеливо отмахнулся.

— Ну хорошо, что именно тебе не понятно?

— Ты занимаешься с Крэббом и Гойлом, без тебя они не сдали бы ни одного экзамена, это и ежу понятно. Ты утешаешь плачущих малышей. Вокруг тебя постоянно крутятся первокурсники, как будто ты их всеобщая любящая бабушка. Зачем тебе это?

— Что значит «зачем»? Это моя жизнь, Поттер. И если она не соответствует твоим о ней представлениям, это твои проблемы, – жестко начал Драко.

Гарри испугавшись, что он сейчас замкнется в себе и не скажет больше ни слова, поспешил исправиться:

— Я не то хотел сказать. Глядя на то, как ты относишься к ученикам с других факультетов, и подумать нельзя, что со слизеринцами ты совсем другой.

— Моей благосклонности хватает не на всех.

— Ты опять уходишь от ответа. Ведь они тебя действительно любят, значит, есть за что. Тогда почему только слизеринцы знают тебя с этой стороны?

Драко внимательно смотрел на Гарри, думая, что же такого неправильного произошло во вселенной, что они с Поттером сидят вот так друг напротив друга и обсуждают, почему не все любят Малфоя.

— Я помогаю Винсу и Грегу, потому что они мои друзья. Когда мы познакомились, им было наплевать на мою фамилию. Им был интересен маленький мальчик с забавным именем, который почему‑то с гордостью представлялся незнакомым людям. А мне, в свою очередь, было интересно, почему они не спешат навязаться мне в приятели. Ведь многие, даже взрослые, узнав, что я Малфой, старались всячески ублажить меня, исхитриться, чтобы я запомнил именно их и непременно упомянул в разговоре с отцом. Какое‑то время это доставляет удовольствие, развлекает, но потом начинает раздражать. Ты видишь, что тебя используют, и начинаешь поступать также. Уже в одиннадцать лет я был циником, считал, что все должны радоваться знакомству со мной. Пока не встретился с одним нахальным очкариком. Он был единственным, кому я первым протянул руку, и единственным, кто ее не принял.

Гарри опустил глаза. Многое из того, что говорил сейчас Драко, он понимал и пережил сам. Кое‑кто общался с ним, только потому, что он был тем самым Мальчиком–который–выжил. А если бы он был самым обыкновенным подростком, им бы даже не заинтересовались.

— Ты хочешь сказать, что я виноват в том, что ты ненавидишь всех вокруг, кроме своего факультета?

— Я этого не говорил. Как не говорил и того, что ненавижу всех. Мне нет до них никакого дела.

— Ну хорошо, оставим это. А что насчет малышей? Они же просто боготворят тебя.

— Наверное, потому, что я всегда хотел иметь младшего брата или сестру.

— Вот так просто?

— Да. А обязательно все должно быть запутанно?

Гарри пожал плечами. Он получил очередную порцию информации для размышления и создания в своем мозгу нового образа Малфоя.

— Что‑то я разговорился. Знаешь, Поттер, мне начинает казаться, что ты подлил мне Сыворотку Правды.

— Не такой уж я и коварный. Это так действует мой честный и открытый взгляд, – Гарри наивно похлопал ресницами.

— Ты хочешь сказать мой честный и открытый взгляд.

Гарри рассмеялся, улыбнулся и Драко.

— Ладно, на сегодня откровений хватит, в следующий раз будет твоя очередь рассказывать о себе.

— Мне и рассказывать‑то особо нечего, – возразил Гарри, – до одиннадцати лет любой волшебник знал обо мне больше чем, я сам. Да и сейчас порой случается услышать о себе что‑нибудь такое, чего даже не подозревал.

Услышав бой часов, Гарри и Драко засобирались, чтобы успеть до отбоя попасть к себе в спальни.

На следующее утро пришло долгожданное письмо. Взяв его в руки, Гарри выскочил из‑за стола и, не оборачиваясь, понесся в Выручай–Комнату. Он знал, что Драко последует за ним. Гарри не терпелось узнать, что же ответил Люциус, но вскрыть письмо он не решался.

Драко догнал его, когда дверь уже открылась. Они поспешили внутрь и Гарри протянул ему конверт. Драко нерешительно вертел его в руках, словно не зная, что с ним делать.

— Не тяни, открывай.

Драко кивнул, вскрыл письмо и начал читать вслух:

«Мистер Малфой!

В прошлом своем письме вы сообщили, что не можете присутствовать на рождественских каникулах в Уилтшире по причине большого объема домашних заданий. Смею напомнить, что в нашей библиотеке вас ожидает достаточное количество книг по предметам школьной программы и даже свыше того. Не сомневаюсь, что вы сможете найти все, что вас интересует и вне стен так вами любимой школы. Еще раз настоятельно прошу вас прибыть на Рождество в Малфой–мэнор.

Люциус Малфой».

По мере прочтения лицо Драко теряло все краски, голос прерывался, во рту пересохло, а ладони наоборот стали мокрыми.

Гарри поразился, услышав столь официальный тон письма. «Как будто и не сыну вовсе пишет, – подумал он, – а в Министерство. И не домой на Рождество зовет, а претензии предъявляет. Неужели Малфой все письма такие получает?»

— Ну что ты так распереживался, – вслух сказал он, – попробуем еще раз.

— Нет, – еле слышно проговорил Драко, словно процесс чтения вытянул из него все силы, – тебе придется ехать.

— Что–о-о? – Гарри не верил своим ушам. – Я не могу. Там же будут твои родители. Уж они‑то должны понять, что под видом их сына к ним в дом попался неизвестно кто!

— Не кричи. Дай подумать, – Драко тяжело опустился за стол. Позабытое письмо выскользнуло из ослабевшей руки и плавно опустилось на ковер. Гарри заметался по комнате.

— Даже представить страшно – отправиться в Малфой–мэнор. Что я им скажу? Здравствуй мама, здравствуй папа! А дальше что? Лучше сразу признаться. С ходу. Привет Люциус, не обращай внимания на лицо, это я – Гарри Поттер. Произошло ма–а-аленькое недоразумение. Только сперва надо завещание написать. Потому что это будут мои последние слова, – бормотал он себе под нос.

— Послушай, я же просил тебя помолчать, – раздался недовольный голос Драко, – и перестань мельтешить перед глазами, у меня уже голова закружилась.

Гарри рухнул как подкошенный прямо там, где стоял, и уселся на полу. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату влетел взъерошенный Рон.

— Что случилось? Вы оба выскочили из Большого зала, как ошпаренные. Я еле успокоил Гермиону. К счастью у нее сейчас нумерология. Она пошла на занятия, а я к вам, – затараторил он. – Ну что вы молчите?

— Да ты же слова не даешь вставить. А мне вообще молчать сказали, вот я и молчу, – обиженно надулся Гарри.

— Он едет на Рождество в Малфой–мэнор, а я пытаюсь придумать, как сделать так, чтобы он не только туда уехал, но и вернулся обратно живым и здоровым.

Рон, открыв рот, переводил взгляд с одного на другого.

— Малфой… Рождество… Гарри, я только что вспомнил! Мама прислала на прошлой неделе письмо и просила напомнить, что ждет тебя на каникулы в Нору. Ты еще летом обещал приехать.

— Этого еще не хватало, – возмутился Драко, – напиши, что приедешь один. Придумай что‑нибудь, что у него отработки или он едет к родственникам.

— Во–первых, у Гарри нет родственников, кроме его опекунов, а к ним он на Рождество никогда не ездит, и мама это прекрасно знает. А во–вторых, все равно уже поздно. Джини ответила, что мы все обязательно будем.

— А сразу ты не мог мне об этом сообщить?

Рон смутился и покраснел.

— Я забыл… не до этого было…

— Знаю я, до чего тебе было!

Не дав Рону ответить и затеять очередную перебранку, Гарри вклинился в разговор:

— А что ты так возмущаешься, Малфой? Я поеду к твои родителям, ты к родителям Рона, и мы все проведем самые незабываемее каникулы в нашей жизни!

— Что незабываемые, это точно, – кивнул Драко. – Помнить будем до конца своих дней, который, кстати, может наступить раньше, чем закончатся эти самые каникулы.

— Тебе‑то что волноваться, ты с Роном едешь. Он в случае чего поможет, подскажет, что и как, а я?

— А ты, Поттер, будешь заниматься очень важным делом. Если ты не забыл, книга, из которой я взял это злосчастное заклинание, находится в кабинете отца. А это значит, что у нас появился шанс отыскать ее и внимательно изучить.

— Все это здорово, но как мне пробраться в кабинет твоего отца и как отыскать эту книгу?

— Придется мне снова заняться рисованием. Вот смотри, – Драко протянул руку и взял верхний лист из появившейся перед ним стопки бумаги. Рядом материализовалась чернильница с пером. Подсев к столу, Гарри внимательно следил, как на пергаменте появляются прямоугольнички и квадратики со стрелками, условными обозначениями, показывавшими, где окно, а где дверь. Начертив сперва план всего дома и надписав все помещения, Драко приступил к детальному изображению каждой комнаты, где чей портрет висит, и чем изображенный на нем был известен.

— Сомневаюсь, что все это ему понадобится, – сказал Рон, наблюдавший за появлением на бумаге подробного плана древнего поместья.

— У отца есть привычка, застав меня в коридоре, интересоваться знаю ли я, кто изображен на портретах. Поэтому пусть лучше эта информация тебе не пригодится, чем совсем не знать ее.

Гарри с ужасом смотрел на растущую перед ним гору уже исписанных листов. Бесчисленные гостиные, библиотеки, спальни, чердаки и подвалы, лестницы и коридоры. И портреты, портреты, портреты…

— Господи, Малфой, сколько же у тебя родственников?

— Достаточно. А теперь главное – отцовский кабинет, – Драко нарисовал очередной квадрат, штрихами пометил окно и дверь, вдоль одной из стен вычертил узкий длинный прямоугольник.

— Это книжный шкаф, в котором она стоит. Я не помню названия, но книга очень старая и очень большая, больше всех остальных. Я думаю, найти ее будет не так уж сложно. Отец не запирает двери кабинета заклинаниями, когда уезжает, нет даже сигнальных. Я проверял. Поэтому тебе надо дождаться, когда его не будет дома, пробраться в библиотеку и прочесть эту книгу.

— Рон, мне нужна моя мантия, она в сундуке.

Рон понимающе кивнул, а Драко удивленно воскликнул:

— Поттер, ты с ума сошел? Тебе моих мантий мало? Зачем еще какую‑то тащить?

— Такой у тебя нет.

— Я смотрю, для тебя не проходит бесследно общение с Дамблдором, тоже загадками говоришь.

— Не переживай, мои загадки совсем не сложные. Может быть, я когда‑нибудь их тебе раскрою. А теперь мне пора все это учить, – Гарри сгреб со стола кипу бумаг и засунул их в сумку.

— Обязательно расскажешь. Не забывай, ты мне должен вечер откровенности.

— О чем это вы? – не понял Рон.

— Да так, не важно, – Гарри уже шел к двери, – пойдемте, а то одновременное отсутствие на зельевареньи сразу трех студентов из двенадцати может показаться подозрительным.

До начала каникул оставалось все меньше и меньше времени, и Гарри охватывала настоящая паника. Люциус и Нарцисса, мягко говоря, очень удивились бы, застав своего сына, пытающегося найти дорогу в фамильном поместье с помощью чего‑то, подозрительно напоминающего карту. Он пытался удержать в голове чертежи, сделанные Драко, и все пояснения к разным значкам и закорючкам. По ночам ему снился какой‑то странный дом, в котором двери и окна появлялись и пропадали в самое неподходящее время, а то вдруг начинали играть с ним в догонялки, ускользая в последний момент. Комнаты меняли свой интерьер, стоило ему только моргнуть, а портреты устраивали перекрестный допрос, выпытывая имена, даты, события. После таких снов Гарри просыпался с твердым намерением найти Малфоя и заявить ему, что никуда не поедет и пусть тот сам разбирается со своими проблемами. Но ночь уходила и забирала с собой принесенные страхи. Утром все кошмары казались далекими и расплывчатыми.

Драко тоже ходил сам не свой, все пытался вспомнить, не забыл ли он чего, не перепутал ли в спешке, поместив на плане свою комнату на место будуара матери. А еще он боялся, как бы Нарцисса не устроила глобальную перестановку мебели, включающую и перевешивание портретов. Глупо выглядел бы наследник древней фамилии Малфоев, перепутавший двоюродную бабку с троюродным племянником.

Но вот подкрался и последний вечер перед отъездом из Хогвартса. Времени для страхов и сомнений не осталось.