Я сидела за пианино у себя в квартире и наигрывала какие-то ничего не значащие мелодии. Предполагалось, что я поработаю над песней, которую должны были сочинить мы с Каем, но я не могла заставить себя сосредоточиться.
Теперь, когда я настроила своё сознание на сочинительство, я не могла уже остановить поток творческой энергии, который ожил во мне.
К чёрту работу. К чёрту договоренности и обязательства. Я просто хотела сочинять, сочинять, сочинять.
И было неважно, хорошо ли у меня получается. И что моему голосу явно не доставало серьёзных кардио-тренировок. Боже, я была крайне не в голосе. Я просто доставала звук, который был похоронен глубоко внутри меня, и пыталась оживить его, выпустив в открытое пространство.
Чёрт, как я жила без этого все эти пять лет?
Прошло уже две недели с нашего ужина и примирения с Каем, а он так и не появлялся в Канзас-Сити. Он часто писал мне, и мы несколько раз говорили по телефону, но все эти разговоры вращались вокруг песни.
Хотя мне было не на что жаловаться. Тем более, когда мы наконец-то во всём разобрались и могли работать вместе, а не ненавидеть друг друга. И не пытаться убить.
Хотя, вероятно, сегодня вечером я могла бы проверить свои домыслы. Ему в кои-то веки удалось найти свободные двадцать четыре часа, и он собирался провести их в Канзас-Сити. Группа уже добралась до Денвера, а потом и до Сент-Луиса, где её участники должны были провести один день дома, а затем собирались завершить свой тур в Колумбусе. Завтра вечером, перед тем как они должны были отправиться в свой канадский этап тура, он собирался снова встретиться с парнями.
И всего от одной мысли об этом меня накрывало усталостью.
Но в тоже время я грустила. Было что-то такое в атмосфере туров, что я любила. Вероятно, это означало, что я была сумасшедшей. Но было нечто такое в том, чтобы играть для одичавшей толпы, в этой безумной и наэлектризованной атмосфере, что зажигало меня изнутри.
И я по-настоящему очень сильно скучала, стоило мне разрешить себе подумать об этом.
Звонок домофона заверещал на всю квартиру, и я чуть не упала с банкетки. Я схватилась за белый деревянный корпус своего пианино, пока костяшки моих пальцев не стали такими же белыми.
Я не должна была так нервничать. Нервничать из-за написания песни. Нервничать из-за новой встречи с Каем. Нервничать из-за того, чем могла обернуться наша дружба.
Мне было на удивление легко переписываться с ним и разговаривать по телефону. Особенно, когда мы оба были слишком заняты, чтобы делать это часто.
Но теперь он был здесь. В моей квартире. И мне надо было каким-то образом с ним разговаривать, сочинять музыку и находиться рядом.
Моё сердце начало подготовку к триатлону у меня в груди.
Домофон снова зазвонил, и я рванула на другой конец комнаты, чтобы он не начал звонить в третий раз.
— Поднимайся, — сказала я в микрофон.
Открыв дверь, я начала просчитывать, хватит ли мне времени добежать до ванной комнаты и убедиться в том, что мои волосы не слишком растрёпаны. Они были распущены и лежали кудрями, плюс влажный летний воздух распушил их, так что они, вероятно, походили на некое подобие клоунского парика.
Я запустила руку в волосы и попыталась уложить их, чтобы они снова легли кудрявыми волнами. На мне были шорты, которые я забраковала в прошлый раз, когда он был у меня, не став обращать внимание на его слова: "Мне понравились шорты". Я надела их не для него. Я надела их для себя.
Это были мои любимые шорты.
Всё это время дверь оставалась открытой, и я осознала, что просто стояла и ждала его, как полная дура. Мне надо было чем-то занять себя.
Его лицо расплылось в широкой улыбке, когда он увидел меня, стоящую у двери. Но, Боже мой, как же мне было больно смотреть на него. И почему ему было позволено быть таким красивым? Его борода была коротко пострижена — почти полностью сбрита — так что от неё остались только лёгкая щетина и тени. Его голубые глаза, смотрящие из-под растрёпанных тёмных волос, пронзали мою душу. Голубая футболка с V-образным вырезом и серые шорты придавали ему совершенно другой вид, чем тот, к которому я привыкла. И хуже всего то, что на нём были сандалии.
Сандалии, чёрт побери.
Это было странно и неловко, но когда-то я была немного повернута на его ногах. Они были такими мужественными. И такой идеальной формы. И такими… невероятно сексуальными.
И вот он был здесь, демонстрируя их мне, словно это был сущий пустяк.
Мне хотелось его ударить.
И заставить его надеть носки.
А самой записаться к психотерапевту по поводу этого странного фут-фетиша.
— Я принёс еду, — сказал он вместо приветствия.
Принюхавшись, я протянула руку и взяла пакет с китайской едой.
— Ням-ням.
— Не знаю, насколько она хороша. Весь полёт сюда я гуглил места поблизости, но их оказалось слишком много. В итоге, я заставил таксиста "Убер" выбрать за меня, и тот сказал, что это его любимая забегаловка с едой на вынос.
Логотипа нигде не было.
— И откуда эта еда?
— "Голубой Лотос".
Мой желудок заурчал.
— Это, и правда, хороший выбор.
Улыбка вновь появилась на его лице.
— Может тогда добавить ему ещё чаевых?
Пройдя в кухню, я начала расставлять на столе всё это огромное количество еды.
— Он узнал тебя?
Я почувствовала, как он равнодушно пожал плечами.
— Кому какая разница.
Посмотрев на него через плечо, я не могла не согласиться с ним. Кому какая разница? Он приехал сюда не ради них. Он приехал ради меня.
Э, ради песни.
— Где Бреннан? Ему надо приготовить тарелку?
— Э, нет, он сегодня не придёт.
— Серьёзно? И как тебе удалось это провернуть?
Он облокотился о столешницу, встав напротив меня, и взял сервировочную ложку, которую я ему протянула.
— Я, как бы, сказал ему, что уволю его, если он хотя бы подумает о том, чтобы поехать со мной.
Я моргнула и уставилась на рис, не зная, как реагировать на это заявление. И что чувствовать. И что думать.
— Уверена, ему это не понравилось.
Кай издал горловой звук.
— Нет, не понравилось. Но, если честно, я попросту не могу работать, когда он стучит по клавиатуре всю ночь напролёт. Я не могу думать, когда он стоит над душой.
— Это аргумент.
— Нам надо двигаться дальше, — добавил он. — Поэтому я здесь.
Я повернула голову и встретилась с ним взглядом.
— Двигаться дальше?
Его взгляд упал на мои губы — "Русский Красный". Он сглотнул, его кадык поднялся наверх, а затем опустился.
— Да.
У меня по спине пробежала такая быстрая дрожь, что внизу моего живота тут же разгорелся пожар.
— Шорты вернулись.
Почувствовав странное желание защитить себя, я сказала:
— Сейчас лето.
— Лето.
— Хорошо, что ты заметил.
Он ухмыльнулся, и его взгляд беззастенчиво прошёлся по всей длине моих ног, начиная от кончиков пальцев и поднимаясь всё выше, и выше.
— Было сложно не заметить.
Я легонько ударила его по плечу тыльной частью руки.
— Я не то имела в виду.
— Ты хорошо выглядишь, Кло. Не уверен, говорил ли я тебе это. Но ты, хм, уже далеко не та Девочка-Железные-Зубы.
Это было не то прозвище, которым он обычно называл меня, но именно так меня звали всю мою среднюю школу. И мои ярко-рыжие волосы и веснушки совсем не спасали положения.
Я запрокинула голову и рассмеялась.
— Ну, спасибо, самый сексуальный мужчина по версии журнала "People". Из твоих уст это особенно круто.
Он тоже засмеялся и последовал за мной к столу в гостиной с тарелкой полной риса и тофу.
— Я занял второе место. Но спасибо, что напомнила.
Мы сели вместе за стол и одновременно распаковали свои деревянные палочки.
— Уверена, это был серьёзный удар по твоему эго. Как ты вообще восстановился после этого?
Его глаза блеснули, и он сказал:
— Как-то справился.
Протянув руку, я подёргала его за короткую постриженную бороду, которая когда-то была его фирменным знаком.
— У тебя новый образ. Может быть, в этом году у тебя будет больше шансов.
Он потёр своё лицо с таким выражением, что мне показалось, что сам он всё ещё привыкал к этому образу.
— Да, я давно уже об этом подумывал. Думаю, ты меня вдохновила, и я решился.
Я схватилась рукой за грудь, словно была перепуганной неопытной девочкой. Но его слова нелепым образом удивили меня.
— Я? И как же я тебя вдохновила?
Теперь была его очередь подёргать меня за мои кудри.
— Я искал тебя в толпе все эти пять лет. Я искал ярко-розовые волосы. Прямые. Голубые. Цвета сахарной ваты, с такими… — он сделал плавное движение рукой. — Волнами, которые тебе делали. А ещё бирюзовые. Фиолетовые. Серебряные. Я ни разу не подумал поискать рыжие.
Я улыбнулась, посмотрев на свою вкусную еду. Таксист "Убер" знал, о чём говорил.
— Ты всё равно не нашёл бы меня. Меня не было в той толпе, где был ты.
Он снова потянул меня за волосы.
— Твоя ошибка.
Я искоса поглядела на него.
— Может быть.
После этого мы сосредоточились на еде, разделив спринг-роллы и китайские пельмени. Мы поговорили о парнях, и о том, чем они занимались. Малькольм только что расстался с какой-то актрисой, с которой у него были серьёзные отношения. И был опустошён. А она уже встречалась с кем-то другим. Грэй снова начал учиться и брал онлайн уроки, которые мог совмещать с турами. Теперь его стиль жизни стал более спокойным, потому что ему надо было писать статьи и сдавать тесты между выступлениями. А вот Пит вообще не изменился.
Я также спросила про Кэйда, но с ним не случилось ничего такого, о чём я уже не знала. Он был одинок. И он был упрямым. Он был предан группе и только группе.
Эти парни были трудоголиками. У них не было никакой жизни за пределами группы. Они либо писали музыку, либо записывали музыку, либо играли музыку.
Сейчас они, казалось, были счастливы, но я переживала, что в будущем их мнение могло измениться.
Неужели они не скучали по семьям? По жизни? По хобби?
Чёрт, даже Бреннан умудрился жениться, и у него даже родились дети. Даже он знал, что жизнь не может заключаться только в работе.
Но вместо того, чтобы сказать ему всё это, я собрала наши с Каем тарелки и унесла их в раковину.
— Думаю, мне надо почистить зубы, прежде чем мы начнём. Либо я буду всю ночь плеваться в тебя рисом.
Он жестом указал мне на коридор, ведущий в мою спальню и ванную.
— Валяй. А я пока приготовлюсь…
Он указал на моё пианино в углу. Моим соседям не нравилось, когда я играла поздно вечером, но я всем им написала, предупредив их о том, что буду работать над новым проектом. Я уже была готова разыграть карту "Кая Портера", если кто-то из них начал бы ругаться со мной, но все оказались не против.
Вернувшись из ванной, я увидела, что Кай склонился над пианино и наигрывал спокойную нежную мелодию. Я никогда в жизни не слышала, чтобы он играл. Раньше он мог только нажимать на отдельные клавиши, так как у него были весьма ограниченные познания о том, как функционировал этот инструмент.
Когда я увидела, как осторожно и медленно он играет, что-то необратимое произошло с моим сердцем. Слёзы тут же подступили к моим глазам, и я не могла отделаться от желания упасть на колени и зарыдать.
Его гитара стояла прислонённая к стене, забытая и покинутая. Вместо этого его чарующая мелодия поднималась на самый верх моего лофта с его высокими потолками, рассказывая историю, которую я не знала, и оставляя в моей душе неизгладимый отпечаток.
Когда его голос присоединился к мелодии, мне пришлось обхватить свою шею рукой, чтобы удержать голову на своём теле.
Его хриплый голос напевал слова песни, которую мы написали с ним вместе много-много лет назад. И только тут до меня дошло, что я всё-таки знала мелодию, которую он сейчас исполнял. Я никогда не играла её так, но это была та самая мелодия. Слова слетали с его губ, точно молитва, преклоняясь перед огромной и трагичной любовью.
Ночью поздней пришла ты ко мне.
Ты победила в этой войне.
И приказала отдать тебе сердце.
И никуда мне теперь уж не деться.
Ты расколола меня на куски.
Я твой трофей.
Меня собери.
Слепи меня снова и обними
И вместе с собой мою жизнь забери.
Опасная дерзкая женщина.
Он повернул голову, и теперь я видела его профиль, но он продолжил играть.
— Ты помнишь?
Помнила ли я? Моё сердце выскочило у меня из груди и, приземлившись на деревянный пол, разбилось на куски.
— С каких пор ты играешь? — прошептала я, не в силах ответить на его вопрос.
Он наклонил голову, приглашая меня присоединиться к нему. Его пальцы стали двигаться быстрее, летая вверх и вниз по клавиатуре. К тому моменту, как я присоединилась к нему на банкетке, я уже едва дышала. Я знала его всю свою жизнь. Я и раньше пробовала учить его. Ему никогда не было это интересно. Всё чего ему хотелось, это играть на своей гитаре.
Не смотря на меня, он ответил:
— Я брал уроки, когда проходил реабилитацию. Думаю, я, хм, проникся.
— Ты думаешь?
— У меня была мотивация, — он постарался выровнять дыхание, прежде чем признался. — Это напоминало мне о тебе, пока я переживал всё это. И когда я учился играть, мне казалось, что ты была рядом со мной.
И до того, как я успела ответить, он улыбнулся в пианино, и с лёгкостью переключился на другую песню в другой тональности.
— И я сражён, — запел он, протянув слово "я" и выдав резкую трель на слове "сражён". — Твоей походкой…
Я хлопнула его по руке. И хотя магия момента не была полностью разрушена, его фальшивая версия одного из наших ранних хитов вынудила меня рассмеяться.
— О, нет!
Он не угомонился.
— И я пропал… о, как неловко.
Я засмеялась ещё сильнее.
— Не могу поверить, что ты это помнишь.
Он подмигнул мне.
— Лично я думаю, что это моя лучшая песня.
— Представляешь, — я не могла перестать смеяться. — Я так хотела, чтобы ты показал эту песню "Мэнифолд". Как там звали этого старика? Эммм… Барт? Или что-то в этом роде. Бифф?
Из него вырвался смешок.
— Брент.
— Точно, Брент. Он бы просто умер. Ты бы убил его прямо там, на месте, в душном зале.
Кай сделал голосом резкое крещендо, и я усомнилась в том, что это было намеренно. Его пальцы напряглись, когда он услышал название своего старого музыкального лейбла.
— Жаль, что тебя не было рядом, чтобы предложить это.
— Я разве не предлагала? Наверняка, предлагала. Этот текст гораздо веселее, чем та любовная лирика, которую мы обычно сочиняли.
Его улыбка вернулась, и я почувствовала гордость из-за того, что именно я была тому причиной.
— Мы были командой мечты, Кэловей.
— Хммм… — я пихнула его плечом. — Я в этом не уверена. Ты сейчас зарабатываешь гораздо больше денег, чем когда мы были вместе.
— Но песни-то дерьмовые, — простонал он. — Бессмысленные. Пустые.
— Коммерческие, — мягко добавила я. — Они дают слушателям то, что они хотят. То, что они точно любят. Это неплохо.
— Они меня убивают, — простонал он. Его пальцы упали на клавиши, издав отвратительный звук, состоящий из перемешанных нот и резких диссонансов. — Я не могу написать очередной безвкусный хит, Кловер. Я не могу себя заставить.
Я не смогла сдержать смех и попыталась поднять ему настроение.
— Так ты поэтому настоял на том, чтобы я написала с тобой песню? Поскольку знаешь, что я облажаюсь?
Он улыбнулся мне своей мальчишеской улыбкой, которая была такой очаровательной… как сама жизнь.
— Бинго.
Убрав его руки с клавиатуры, я грациозно положила свои ладони на середину пианино и сыграла несколько аккордов.
— Ты проросла в моё нутро, проникнув прямо ко мне в душу. В груди дыра, и корни душат, но не отпустят всё равно.
Он подпрыгнул на ноги и практически нырнул за своим гитарным чехлом, в котором лежали его блокнот и карандаш.
— Это прекрасно. Продолжай.
Я сыграла ещё несколько трезвучий, в попытке поймать нужное настроение песни.
— Они обвили моё тело, связали даже… родинки.
Кай усмехнулся моей неудачной попытке.
— Они обвили моё тело, связали даже пальцы ног. Но не отпустят эти корни, — добавил он.
Мои пальцы двигались, продолжая наигрывать песню. Они двигались сами собой, мне даже не надо было ничего им говорить.
— И ты меня не отпускай, — эхом пропела я.
Он снова проскользнул на банкетку рядом со мной, продолжая яростно записывать.
— Никогда… не отпускай.
Мне пришлось остановиться, потому что я не знала, что делать дальше. Но, чёрт побери, это было хорошее начало. Мы с Каем обменялись взглядами. Его глаза ярко сверкали в предвкушении.
— Вот так, — сказал он спокойно. — Это прекрасно.
— Мне надо это записать, — сказала я ему. — А то я забуду.
— Я запишу, — предложил он, после чего достал свой телефон и положил его перед нами.
Когда включилась запись, я начала сначала. Я сыграла песню ещё пять раз, прежде чем звучание удовлетворило меня. В последний раз я спела её вместе с Каем на терцию вниз.
Моя кровь закипела от забытого ощущения чего-то великого и от адреналина, который я ощущала каждый раз, когда мы с Каем были на пороге чего-то большого.
Иногда было сложно сказать, стоящей ли получилась песня, над которой мы работали, или нет. Но были и другие моменты, как этот, когда масштабность происходящего буквально ощущалась у меня во рту. Именно в такие моменты всё мое нутро сотрясалось от ощущения будущего успеха, которое эхом раздавалось в закоулках моего сердца.
Такой была и эта песня.
Этот текст и эта мелодия, плюс непревзойдённый голос Кая, включая всю группу. Боже, это должно было получиться так здорово.
— Нужен оркестр, — сказала я ему, представив, каким прекрасным мог быть звук.
Я закрыла глаза и снова увидела его в Театре "Аптаун". Свет приглушён, толпа затихла. Вступают струнные. Низкие ноты виолончелей, вибрато скрипок. От этого образа у меня по телу пробежал холодок.
— Я думаю, тебе надо спеть её вместе со мной.
Его слова удивили меня и, открыв глаза, я увидела, что он пристально смотрит на меня.
— Ты сумасшедший.
Он покачал головой.
— Послушай.
Он наугад выбрал какую-то часть нашей записи, попав именно в то место, где мы с ним сначала шли в унисон, а потом мелодия раскладывалась на голоса.
Это действительно звучало здорово. Но у Кая был такой голос, который звучал бы здорово с кем угодно. Теперь мне надо было приложить все усилия, чтобы убедить его в этом. Я видела, насколько решительно он был настроен. Он упрямо сжал челюсть, а глаза задумчиво сверкали.
— Давай сначала закончим сочинять, а потом будем распределять роли.
— Тебе, вероятно, просто надо вернуться в группу.
От его слов у меня перехватило дыхание.
Нет. Это были не его слова. А тон его голоса. Он был предельно серьёзен.
Попытавшись обратить всё в шутку, я снова начала играть.
— Спасибо, но нет.
Он прошёлся взглядом по моей коже, воспламеняя её. Словно кто-то провёл зажигалкой по сухому дереву.
— Для начала, тебе вообще не надо было уходить. Мы могли бы расстаться, если ты этого хотела. Тебе не обязательно было уходить.
О, только вот я ушла. Как раз из-за этого. Если он чего-то хотел, он не мог так просто отказаться от этого.
— Я думала, мы больше не будем вспоминать прошлое. Я думала, что мы станем друзьями.
Он резко отклонился назад, его плечи сгорбились, словно он был обиженным ребёнком.
— С тобой сложно быть друзьями.
Я не могла не издать разочарованный горловой звук.
— Мне знакомо это чувство, — убрав руки с клавиатуры, я сложила их на коленях и посмотрела на него. — Если тебе так сложно, мы можем использовать электронную почту. Я могу записывать и отправлять тебе что-то, ты можешь всё это соединить и сообщить мне, чего бы тебе хотелось, когда у тебя будет время.
Его голубые глаза яростно сверкнули.
— Я не сдамся, Кловер. Ни за что на свете.
Когда он произносил такие речи, было попросту тяжело дышать, не говоря уже о том, чтобы придумать какой-нибудь разумный и рациональный ответ. К тому же, что он вообще имел в виду? Он не откажется от написания песни? Или чего-то ещё?
Решив, что он имел в виду написание песни, я сказала:
— Ну, хорошо, давай вернёмся к сочинительству и забудем обо всём остальном. К тому же, ты не сможешь ничего записать, пока у нас не будет законченной песни.
— Это хороший аргумент.
— Спасибо.
Он подтолкнул меня локтем.
— А у тебя всё ещё получается. Тебе, должно быть, приятно.
— До этой самой минуты я не думала, что у меня получится. Но, как я уже сказала, давай сначала закончим песню, а потом будем рассуждать, какая я классная. Впереди ещё много работы.
Он улыбнулся, и меня пробрало до самых пальцев ног.
— Ты никогда не понимала, насколько ты хороша. Это проклятье всех Кэловейев.
Я покачала головой и, по какой-то непонятной причине, наклонилась к нему. Я осмелела и поцеловала его в щёку, почувствовав шероховатость его странно короткой и сексуальной бороды.
— И к тебе это тоже относится, Портер. Ты никогда не понимал, какой ты удивительный.
— Мои Грэмми говорят об обратном.
Я знала, что он намеренно косил под дурачка, и я не собиралась спускать ему это с рук.
— Я говорила не о пении, и ты это знаешь. Ты хороший человек, Малачи. Один из лучших.
Его взгляд стал тёплым и растаявшим, и я чувствовала, с какой страстью он сейчас разглядывал мой профиль. Но я отказывалась смотреть на него. Я не могла. Я была готова разрыдаться и повалиться на пол.
Я сражалась с ним на эту тему с тех самых пор, как познакомилась с ним. Я пыталась убедить его, что он хороший, что он достоин любви и всего прекрасного. Его родители выбили из него эту истину много лет назад и наполнили его голову ложью. А потом единственный человек, которому он доверял и которого любил, и который любил его в ответ, умер раньше, чем он смог узнать об этом.
Я делала всё, что могла, но меня ему всегда было недостаточно.
Такой была трагичная история наших жизней.
— Кловер, я всё ещё…
Испугавшись того, что он собирался сказать, я снова начала играть, отдав всю себя припеву. Он не стал прерывать меня. Он не останавливал меня. Он позволил мне сбежать, и я поняла, что это происходило уже не в первый раз.
Несколько часов спустя я поднялась с банкетки и отошла от пианино. Спина болела, как и попа, а моей шее, вероятно, навсегда суждено было остаться в этом положении.
— Я давно этого не делала, — застонала я. — Сомневаюсь, что я теперь вообще восстановлюсь.
Малачи тоже встал и потянул руки над головой, обнажив полоску загорелой кожи в том месте, где приподнялся край его футболки. Я постаралась отвернуться, но получилось у меня только с третьей попытки.
Он издал какой-то дикий звук, который смешался с зевком.
— Чёрт, — прорычал он. — Который сейчас час?
У меня перед глазами стояла пелена, и мне понадобилось около минуты, чтобы мои глаза смогли разглядеть время на часах микроволновки.
— Там что уже два часа?
Он издал смешок, и сказал:
— Время летит незаметно, когда у тебя что-то получается.
У нас действительно получалось. В конечном итоге он прислонился спиной к моему плечу, держа гитару на коленях. Мы играли мелодию, которая нам на самом деле нравилась, и хорошо отработали первый куплет и припев.
Честно говоря, раньше мы писали гораздо более сложные песни быстрее, чем эту, но эта песня казалась особенной, по сравнению с ними. Мы решили не торопиться. Мы заново узнавали особенности нашего рабочего процесса. Нам надо было сделать что-то противоположное его нынешним радио-хитам.
Именно этого он хотел.
Я знала, что эта песня всё равно окажется на вершине чартов, но я позволила ему поверить, что она никому не понравится.
Ну, хорошо, может быть, он и не хотел, чтобы она никому не понравилась. Но по какой-то причине, он не хотел, чтобы она звучала как песни из его нового альбома.
— Мои соседи меня возненавидят, — простонала я.
— Нам, вероятно, давно пора было остановиться. Я совсем потерял счёт времени.
Я встретила его взгляд и улыбнулась мягкой и искренней улыбкой.
— Я тоже. Я совсем… увлеклась.
Мы застыли на какое-то время, рассматривая друг друга, и наслаждаясь гениальностью песни и близостью наших тел в последние восемь часов.
— В каком отеле ты остановился? — спросила я его.
Мне вдруг отчаянно захотелось нарушить эту тишину.
Его лицо побелело.
— О, чёрт. Я забыл забронировать номер.
— Что?
Он потёр руками уставшее лицо.
— Вот чёрт. Я идиот.
— Подожди, я что-то не понимаю.
— Обычно это делает за меня Бреннан. Или его ассистент. Но я не разрешил ему приехать. Я собирался заняться этим в самолёте, а потом отвлёкся, выбирая место, где можно взять еду на вынос, и совсем забыл, — он сцепил руки за головой. — Вот дерьмо.
О, нет.
— Ничего страшного, — услышала я свой голос — Ты можешь остаться здесь.
Он опустил руки и скептически посмотрел на меня.
— Ты уверена?
Это, вероятно, была худшая идея в моей жизни, но я не могла уже остановиться и ответила:
— Уверена, — откашлявшись, я добавила. — Ничего страшного, — это было очень страшно. — Если ты не против поспать на диване.
— Я не против, — тут же ответил он.
— У тебя есть багаж?
Он кивнул на свой рюкзак, лежащий рядом с гитарным чехлом.
— Ага.
— Хорошо.
В его глазах блеснули невысказанные ранее слова.
— Хорошо.
Я сделала шаг назад и показала в сторону ванной.
— Всё, что тебе нужно, находится там. Я приберусь на кухне и пойду спать. Мне рано вставать.
— Мне тоже.
— Тебя подвезти в аэропорт?
Ситуация быстро становилась неловкой. Но он покачал головой и сказал:
— Я закажу "Убер".
— Хорошо.
Его губы подёрнулись в неком подобии улыбки, которая так и не появилась.
— Хорошо.
Мы расстались. Я пошла на кухню, а он запрыгнул в душ и подготовился ко сну. Быстро загрузив нашу небольшую стопку тарелок в посудомоечную машину, я направилась в свою спальню и, по какой-то неизвестной причине, заперла дверь.
Двадцать минут спустя, после того, как я тщательно умыла лицо, завязала на голове небрежный пучок и переоделась в пижаму, я решила перестать быть такой трусихой и проверить, как там он.
Я обнаружила его лежащим на диване, который едва ли мог вместить его длинное тело. Он сразу же посмотрел на меня, как только услышал мои шаги по деревянному полу.
— Привет, — поприветствовал он меня мягкой полуулыбкой.
— Я просто хотела убедиться, что ты в порядке. Может тебе что-нибудь нужно?
— Я в порядке, — эхом отозвался он. — Могу я взять ещё одно одеяло?
— Да, конечно. Не стесняйся.
Наши взгляды встретились. Они сражались между собой в какой-то беззвучной непрекращающейся битве, которую я никогда не понимала. Он приподнялся на локте и собрался что-то сказать.
А я была трусихой. Я знала это. Но я не могла ничего с этим поделать.
У нас наконец-то получилось стать нормальными друзьями, и я очень боялась откатиться назад и всё испортить. Тем более что мне нравилось писать с ним музыку. Может быть, я была эгоисткой, но если бы он сказал мне что-то, что испортило бы всё это и сделало бы так, что я больше не смогла бы писать с ним эту песню, я никогда бы его не простила.
— Тогда хороших снов. Увидимся утром.
— И тебе, Кэловей. Спасибо, что разрешила мне перекантоваться у тебя.
Поспешив к себе в спальню, я нырнула под одеяло и закрыла лицо подушкой. Мне понадобилось больше времени, чем я рассчитывала на то, чтобы успокоить дыхание, и к тому моменту, как я поняла, что оставила дверь открытой настежь, было уже слишком странно вставать и закрывать её.
Вместо этого я пролежала ещё целый час, прежде чем уснула. Движения Кая в гостиной слишком отвлекали меня. Я не могла слышать всё, но если он менял положение на диване, кашлял, похрапывал или даже моргал, я начинала напрягать слух, чтобы услышать его.
Наконец я заснула, но мой сон был прерывистым и беспокойным. Мне снился он. Наше прошлое. Вечер, когда он поменял текст в той песне, сделав его непристойным, сделав его нашим. Мне снилось, как он заходит ко мне в комнату. Как стоит надо мной. Протягивает руку, чтобы коснуться меня. Это видение было таким ярким, что я не была уверена, был ли это сон.
И когда я проснулась утром по будильнику, его уже не было.
От него не осталось никаких следов, кроме разве что гитары, прислонённой к моему пианино. И записки, в которой говорилось: "Я скоро вернусь к тебе".
Я очень надеялась, что это было адресовано гитаре.