– Народ, вечером жду всех в кофейне.
Закрыв ежедневник, я убрала его вместе с ручкой в рюкзак. Моя привычка делать записи сформировалась ещё в детстве. С тех пор не отказываюсь от пометок на бумаге. Подруги посмеивались надо мной по этому поводу. Есть же электронные заметки, зачем напрягать пальцы?
– Мне так удобно, – отвечаю им.
Пошла третья неделя работы над проектом. В городе февраль, всё ещё много снега и мало солнца. Но даже эти редкие лучи, пробиваясь сквозь серую завесу облаков, радуют и греют меня. Я жду весну. Я жду свой День Рождения. И я надеюсь встретить его в самой приятной компании, какая только может быть.
– Эля, когда тебя ждать в гости? – спрашивала мама.
– Пока не знаю. По уши завалена делами.
Это чистая правда. В прошлом семестре я тоже редко выбиралась, но всё же чаще, чем теперь. Тогда у меня был дом, родительский дом, где я жила много лет. А сейчас его нет. Мама с Андреем перебрались в его квартиру. По её словам они планируют расширяться, но ближе к лету. Не уточнили, какого года. Но это всё неважно. Я остаюсь в городе. Комната в общежитии меня вполне устраивает на ближайшие четыре с половиной года. А если с проектом всё получится так, как я мечтаю, то у меня появится жилье.
Отличные планы.
Вчера звонила Оля. Её я не видела уже достаточно давно. Сказала, что с бариста у них всё в порядке. А я подумала, что может быть не в порядке, если Саша (тот самый бариста) – самый предсказуемый человек из всех, кого я знала. Он же без Оли шагу лишнего не сделает. Вот кто самый надежный парень. За таких надо замуж выходить. Жаль, что мне нравятся нестабильные и токсичные.
Мои напарники разбежались. И я только хотела последовать их примеру, как на мою руку легла чья-то уверенная холодная ладонь.
– Наталия Игоревна?
Ей-то что от меня надо?
– Поговорим, Эля.
Попробуй возрази. Замдеканша строгая. А сейчас смотрит на меня, словно я ей что-то должна.
– Как твоя рука?
– Спасибо, не болит.
– Это радует. Как проект?
Я кивнула.
– Мы активно работаем над его продвижением.
Я прекрасно понимаю, что она задержала меня не для того, чтобы задать эти ничего не значащие для неё вопросы. И терпеливо жду.
– Как ты относишься к нашему учредителю?
Вот что её волнует. Ну, разумеется. Мне следовало сразу догадаться. Но я продолжаю изображать святую невинность, которая не в курсе. Правда, Мацуев всегда говорил, что я хреновая актриса.
– Эля?
Кажется, я выдержала паузу дольше, чем нужно для того, чтобы у неё не возникло никаких подозрений.
– Да, Наталия Игоревна, – откликнулась. – Я просто не поняла вопроса. Что вы имеете в виду?
– А что тут понимать? Я спросила про отношение к человеку.
– Да нормально я к нему отношусь. Он дал здание, я выполняю.
– Эля, я не о том. Как тебе кажется, он достаточно корректен в обращении со студентами?
Честно говоря, я перетрусила. Когда она произнесла слово «корректен», перед глазами всплыла картинка из прошлого. Я в его спальне в его постели без всего, и Мацуев сверху. Секса не было, но было всё, что может предшествовать. Такое никогда не забыть.
– А почему вы спрашиваете?
Она что-то знает о нас. Или догадывается. Но откуда? Я универе ни с кем это не обсуждала.
Наталия Игоревна склонилась ко мне так близко, что я видела каждую веснушку на её бледном лице. И горящие заговорщическим огнем глаза из-под окуляров.
– Вчера я видела, как из его квартиры выходила Майорова. Наша студентка!
– Майорова? – пытаюсь вспомнить, кто это.
– Со второго курса. Майорова Света.
Так… уже что-то знакомое.
– Она участвовала в конкурсе красоты в прошлом году, – продолжала рассказывать замдеканша.
И тогда я поняла, что это за девушка.
Та самая Майорова, которая стал вице-мисс Студенческая краса. С отменной внешностью и даже не самым заурядным умом.
А ещё у неё родители какие-то шишки в городе. Так что полный набор «добродетелей» ей обеспечен.
Интересно только, что она забыла у Мацуева?
– Как вы сказали, Наталия Игоревна? В его кабинете?
– В квартире, Эля. В той, которую он снимает.
– А… а вы откуда знаете, где он живет?
– Эля, – замдеканша посмотрела на меня с явным недовольством, – я обязана всё знать о своих коллегах.
Ну, это она преувеличивает. Знать всё – это, в том числе, кто с кем спит. Сомневаюсь, что ей кто-то предоставит подобную информацию.
– Вчера я прогуливалась недалеко от дома. И вдруг увидела Майорову. Она выходила из подъезда дома, где живет наш учредитель. Ты спрашиваешь, как я узнала об этом? Он сам себя выдал. Высунулся из окна, и Майорова помахала ему рукой. Знаешь, как будто они старые добрые друзья.
Почему-то я сомневаюсь, что Мацуев может дружить с этой девицей.
В груди неприятно сдавило. И к лицу прихлынула кровь. Я стараюсь не думать о плохом, но каждое слово замдеканши мешает делать это.
– Эля, у меня появилось подозрение, что Майорова приходила к нему не просто так.
И тут я выдавливаю самую глупую идею, какая только могла родиться.
– Может, у неё тоже проект, и она решила задать ему уточняющие вопросы.
Вполне резонно замдеканша посмотрела на меня как на лишившуюся ума.
– Эля, нет. Исключено. Майорова не настолько хорошо учится. К тому же на вторых курсах совсем другие задания.
– Тогда что? – те самые подозрения липким холодом покрыли тело. Не хочу об этом думать.
– Вот и я хочу узнать: что. Мне не нравится, что студентка может запросто прийти в гости к преподавателю. То есть, учредителю. Но это не играет роли. Важен статус. В университете должны быть только производственные отношения.
Я могла бы ей возразить, что ни в одном учреждении это правило не работает. Но в данный момент меня это не волновало. Мацуев и Майорова – вот что единственно беспокоило. И если замдеканша права, то я…
Я с ума сойду.
– Эля, я решила поговорить с тобой, потому что ты девушка серьезная, ответственная и никогда не была замечена ни в чем плохом.
Я поперхнулась от таких слов. Видела бы меня Наталия Игоревна сидящую на ступенях в подъезде дома одноклассника в компании с бутылкой алкоголя. Нет, ни в чем плохом не замечена, это точно.
– К тому же, – тут её голос стал почти медовым, – я узнала, что наш учредитель знаком с твоими родителями. Вы же из одного города, верно?
– Да. Но мы не общаемся, – быстро сказала я.
– Это понятно. Ты девушка совершенно другого рода. У тебя на первом месте учеба. Но Мацуев, к нашему сожалению, мужчина очень видный. К тому же он молодой. Неудивительно, что студенткам он нравится. Кстати, он неженат?
– Нет.
Мог бы жениться на мне, пусть и в качестве фикции, но свадьба расстроилась.
– Я считаю, с его стороны общаться в такой тесной форме со студентками – недопустимо. А ты как думаешь?
– Но ведь ничего не доказано.
– Как сказать… Я считаю, надо быть начеку.
– Наталия Игоревна, даже если между ними действительно что-то есть, какое нам дело до этого?
В этот момент я могла бы гордиться собой, если бы на душе не было так гадко. Да, я сказала то, что должна. Нехорошо подсматривать за другими людьми. Тем более, оба совершеннолетние и действуют в рамках закона. Но Мацуев… Мой Мацуев. Неужели он мог изменить?
– Эля, я надеялась в твоем лице обрести поддержку, – несколько обиженно заметила замдеканша. – И уж точно не собираюсь слушать твои нравоучения.
– Я не хотела вас задеть, Наталия Игоревна. Просто… это меня не касается. Я, как вы правильно сказали, занимаюсь учебой. А что происходит в личной жизни нашего учредителя, мне всё равно. Нас связывает только проект. И я намереваюсь выполнить его хорошо. Простите, мне нужно идти.
На этот раз она не стала меня удерживать. Я вылезла из-за стола и бегом побежала к выходу. Гардеробщик окликнул: «Куда без пальто?»
Пришлось вернуться и, отдав номерок, взамен получить верхнюю одежду. Но едва накинув пальто на плечи, я снова бросилась бежать. Мне не хотелось оставаться здесь. Как можно дальше от всех этих ужасных людей, ужасных слов, которые они произносят. Сами того не зная, они делают больно. И я начинаю думать, что лучше бы мне изолироваться от всех, только бы жить в тишине и покое.
К сожалению, это невозможно.
Я бегу в старый город, где обычно меньше прохожих. Сбиваю по пути снег с ветвей, и он ложится на моё пальто, делая всё больше похожей на снеговика. Мне всё равно. Подальше от универа. Подальше от заговоров и подозрений.
Я прибегаю к старой набережной, где стоят брошенные с лета разбитые лодки. Осенью их не потрудились убрать, и теперь они занесены снегом, словно навсегда пригвожденные к берегу. И уплыть не могут, и с места сдвинуться. А я бы сейчас с удовольствием уплыла. Только рассудок не позволяет творить глупости как раньше. Я обещала маме, обещала Мацуеву, что попробую изменить свою жизнь. Только он забыл предупредить, что сам решил изменить свою.
Что он мог найти в этой девке?