Не зарекайся...

Тюремная камера

Камеры следственного изолятора бывают двух типов: маломестные и общие. Официально считается, что маломестная камера рассчитана на количество до семи человек включительно, но в жизни это не так, спальных мест в ней может быть больше, скажем, десять или четырнадцать. Число «семь» показывает, насколько чиновники тюремного ведомства далеки от самой тюрьмы. Кровати в камерах всегда двух или трехъярусные, поэтому спальных мест может быть либо шесть, либо восемь или девять, но семь – никогда. [13]

Для зэков принципиальная разница заключается в том, что в маломестной камере каждому положено спальное место – «шконка». Шконка – это обычная многоярусная кровать (кстати, очень удобная кровать), только вместо пружин в ней стальные полосы. В общей же камере имеются нары – сплошной двухъярусный стеллаж, на котором покатом, вплотную друг к другу, лежат зэки. Интересно, что на нижнем ярусе всегда лежат к стене головой, а на верхнем – ногами. Если, допустим, на восемь шконок никак незаметно не положишь девять зэков, то на нары, рассчитанные на десять человек, можно «воткнуть» и все восемнадцать. И втыкают. Маломестные камеры часто по старинке называют «тройниками». Предположительно, когда-то в них сидело по три человека, впрочем, никто из живых такого времени не помнит. Есть еще камеры санчасти и карцеры, на языке тюремщиков – карцера, на языке зэков – трюм, подвал, яма, чулан.

После вокзала вы пройдете процедуру рассадки и попадете в ту камеру, которую вам определил дежурный опер при вашем поступлении в тюрьму.

То, что вы увидите в первый момент в камере, никак не будет походить на дурацкие картины из дешевых книжек и кинофильмов. Никто на вас не станет рычать, не будет татуированных амбалов, которые сразу же попробуют вынуть из вашего рта золотой зуб, никто не станет пытаться вас трахнуть. Все это нездоровые фантазии литераторов и киношников, рассчитанные на такой же болезненный интерес к тюрьме со стороны обывателя. В тюрьме сидит большинство вполне нормальных людей (слово «нормальные» – применительно к нашему «нормальному» государству), и придурков среди них не больше, чем на базаре или вокзале.

Впрочем, каждая камера – это маленький мирок со своими традициями, укладом и законами. Атмосфера в камере (в прямом и переносном смыслах) принципиально различается в зависимости от того, маломестная она или общая.

Итак, вариант первый – вы попали в тройник.

В тройник попадает большинство новых зэков. Это объясняется тем, что здесь вас легче изучить, в маломестной камере вы будете всегда на виду. Позже, через три-пять-десять дней вас, скорее всего, выкинут в общую хату, так как вы не представляете никакого интереса. А если не выкинут, есть основания хорошенько подумать, какой именно интерес вы представляете и для кого. Интерес может быть трех видов: профессиональный интерес опера к вашим преступлениям, оставшимися нераскрытыми; «любительский» интерес опера или его начальников к содержимому кошелька ваших родственников; ну, и смешанный профессионально-"любительский" интерес (наиболее распространенный).

Когда контролер на посту станет, гремя ключом, открывать дверь камеры, в эту сторону будет обращено внимание всех ее обитателей. Словом «контролер» до недавнего времени официально назывались сотрудники СИЗО, которые несут службу на постах возле камер, проводят прогулку, выводят зэков в санчасть. До семидесятых годов прошлого века контролеры назывались «надзирателями». Надо сказать, это более точное слово – от «надзирать», что, собственно, они и должны делать. Потом появилось «контролер», этот термин уже поглупей, «контролировать» имеет более широкий смысл, чем «надзирать». Несколько лет назад и слово «контролер» было отменено (да здравствует бюрократическое творчество!), вместо него теперь – «младший инспектор», хотя понятие «инспектировать» вообще невозможно привязать к тюремному надзирателю, который выдает зэкам передачи или водит их в баню.

Самое забавное, что неформальной лексике совершенно наплевать на изыски чиновников, «попкарем» называли и надзирателя, и младшего инспектора теперь называют. Вот так, презрительно и обидно – попкарь. Слово «контролер» привычней, поэтому и употребляется в книге.

В кинофильмах о тюрьме контролера почему-то всегда показывают с огромной связкой ключей. Наверное, киношники считают, что так романтичней, а в качестве консультантов приглашают генералов, которые тюрьму знают только с парадного крыльца, живого зэка в глаза не видели и от кого-то слышали, что параша несколько нехорошо пахнет. На самом деле ключ у контролера только один от всех камер на этаже. Да и тот на ночь забирают. [14]

Когда вы с пожитками зайдете в хату, на вас будут смотреть все. Появление новой рожи – всегда событие. Зайдя в камеру, нужно поздороваться. Просто, нормально, без всяких выкрутасов и понтов, сказать «здравствуйте» или «добрый день». Не нужно пытаться «нагнать жути» на окружающих. Мнение о том, что вы обязательно подвергнитесь агрессии, каким-то «пропискам» и нужно сразу же себя «поставить» (слово-то какое «поставить», напрашивается вопрос – в какую позу?), может принести серьезный вред.

В любой камере не все зэки занимают равное положение, обязательно существует своеобразная иерархия. Чтобы определить ее, достаточно беглого взгляда. Кровати на первом ярусе удобнее и потому престижнее, чем шконки второго яруса, а те, в свою очередь, престижней, чем шконки третьего. Лежать дальше от двери и от параши престижней. Поэтому самой удобной и престижной будет кровать в углу наискосок от туалета. Именно там и будет находиться самое важное лицо в камере – «руль», или «смотрящий», или еще как-нибудь.

Почему именно этот человек – руль, сказать трудно. Причин много, основные следующие: он сидит в тюрьме или в этой камере дольше других и потому лучше ориентируется; он имел какой-то «вес» на свободе, и этот вес автоматически перенесся в тюрьму; он умеет улаживать проблемы с тюремщиками; он более наглый, или хитрый, или сильный, или все вместе; он ранее судим, может быть, неоднократно, поэтому имеет незаменимый тюремный опыт, но по ошибке попал в камеру к ранее несудимым. (Ошибок, неразберихи, ротозейства и головотяпства в тюрьме всегда хватало и будет хватать. Умного и рационального там на порядок меньше, чем глупого и бестолкового. Но в данном случае это не ошибка, рецидивист с несудимой публикой сидит по воле опера, хотя рассказывать он будет, конечно, об ошибке).

В любом случае, кто-то должен лежать на лучшей наре. Вам, скорее всего, предложат занять место повыше. Ничего, все с этого начинают, или почти все. Впрочем, в тройнике может оказаться несколько свободных мест, в том числе и нижних. Несмотря на то, что тюрьма переполнена, и в какой-нибудь общей хате, рассчитанной на тридцать шесть человек, живут пятьдесят шесть, в тройниках часто есть свободные места. Иногда в девятиместном тройнике длительное время – месяц, два, три – могут жить всего пять-шесть человек. Официальное объяснение этому, конечно, имеется: в тройнике осуществляется оперативная работа. И это так. Но все же основная причина – рынок. Хочешь иметь хорошее место в хорошей хате – «решай вопросы». Этот термин породили комсомольские работники, затем он распространился на свободе и позже пришел в тюрьму, где имеет точно такой же смысл, как и на воле: решать свои проблемы в тени, в обход официального порядка (естественно, не бесплатно). Очень удобный термин: всем все понятно, и никаких гнилых намеков. Есть еще один красивый термин, который, наоборот, вышел из тюрьмы на волю – «уделить внимание». Попробуй докажи, что на самом деле имеется в виду дать денег.

Несмотря на то, что прямой агрессии вы не встретите, не почувствуете вы и душевной теплоты, исходящей от сокамерников. Это нормально, у каждого в камере своя беда, свое преступление и свой срок маячит впереди. Да и умирает каждый, как известно, в одиночку. В тюрьме это чувствуется, как нигде, остро. Поэтому, если от кого-то из товарищей по несчастью (если, конечно, вы не были раньше с ним знакомы) будет исходить расположение, советую насторожиться и подержать этого «доброго человека» на дистанции. Здесь что-то не так, какой-то подвох. «Добрых человеков» просто так в тюрьме не бывает.

Бессчетное количество «товарищей по несчастью», прошедших перед моими глазами, позволяет сделать одно утверждение. Обычно, когда произносят это выражение, акцент делается на слове «товарищ», и смысл это приобретает соответствующий. А надо бы делать акцент на словах «по несчастью», тогда будет гораздо меньше ошибок в жизни. В говне товарищей не найдешь, а противоположное мнение – это наивные грезы, навеянные перепевами радио «Шансон».

Сокамерники в первом же разговоре начнут вас «прощупывать». Узнать о вас максимум информации – это вполне объяснимая мера безопасности, поэтому и вопросов будет достаточно много. На все придется отвечать. Это правило неукоснительно соблюдается во всем тюремном мире. Любая попытка уклониться от ответа вызовет подозрения, которые потом развеять будет очень сложно. Имейте в виду, нравятся вам эти рожи или нет, но среди них придется находиться двадцать четыре часа в сутки. Кстати, трезво подумайте, а ваша-то рожа намного приятней? Поэтому на все вопросы надо не спеша, подробно и «честно» дать ответ.

Если мама с папой научили вас никогда не врать, это очень здорово. Здорово для джентльменского клуба, гусарского полка и отряда пионеров-ленинцев. В других обществах это уже не совсем здорово. Быть правдивым в тюрьме – значит быть идиотом. Перефразирую великого пролетарского писателя: правда – бог только свободного человека, религия рабов и хозяев – ложь. Слова «честь», «честно» вообще лучше на время забудьте. Посудите сами, какая честь может быть у человека, который живет в сортире, по команде какого-то дурака и взяточника встает, приседает, поворачивается носом к стене и скидывает штаны для шмона. Если у вас есть представления о чести и достоинстве, спрячьте их как можно глубже, замкните на все возможные замки и не давайте никакой мрази к ним прикасаться.

Сказанное должно быть правильно понято, это написано не для того, чтобы оскорбить всех бывших и настоящих зэков. Речь идет не о свободе духа, а о свободе тела. Свободу духа можно защитить только таким образом. Если же будете размениваться на каждодневные мелкие протесты, то через пару месяцев станете неврастеником, через полгода – выраженным психопатом, а через год у вас появятся телесные заболевания – сердца, желудка, почек. И не будет у вас тогда ни духа, ни силы, ни воли, ни достоинства, одни только истерики, визги и пускание слюней.

Врать в тюрьме нужно всегда. Но при этом соблюдать ряд правил.

В любом вашем рассказе процентов девяносто должна составлять правда, только тогда ложь растворится в ней незаметно. Никогда не говорите о вещах, о которых вас не спрашивают.

Если в чем-то соврали, хорошо запомните это, теперь всегда нужно врать только так, ни в коем случае нельзя украшать и усовершенствовать ложь – запутаетесь.

Соврав одному человеку, точно так же нужно врать и другим, они вашу информацию когда-нибудь обязательно обсудят, и ложь вылезет наружу.

Не врите без нужды, только в случае крайней необходимости. Когда врете (или просто о чем-то рассказываете), не смотрите постоянно в глаза собеседнику, глаза могут выдать. Поглядывайте иногда ему между глаз, а, в основном, смотрите мимо его рожи на какой-нибудь предмет, в окно, например. Но так, чтобы взгляд оставался открытым. Прятать глаза, уставившись в пол или под кровать, не надо.

Если вы сказали что-то не совсем удачно, надо было бы покрасивей, – не смущайтесь и не пытайтесь исправить, будет восприниматься фальшиво.

Если есть возможность умолчать о чем-то, то лучше промолчите, чем врите. Молчание лучше любой, даже самой красивой лжи, и, наверное, лучше любой правды.

Знайте, чтобы вы ни говорили, правду или ложь, вам все равно не верят, поэтому не усердствуйте в доказательствах. Чем больше вы будете приводить аргументов, тем меньше вам будут верить.

Врите только тогда, когда твердо знаете, что никто не сможет доказать обратное. Не думайте наивно, что в тюрьме не дознаются о ваших поступках на свободе. Дознаются. Может, попозже, но дознаются. Чем скрывать какой-то факт, лучше представьте его в выгодном для вас свете.

Старайтесь врать не словами, а интонацией. Интонация вообще передает больше информации, чем слова. Если о серьезном событии рассказать легко и с улыбкой, оно и будет воспринято, как незначительное.

В рассказе не украшайте свои действия, мысли и чувства, наоборот, принижайте их. Скажете, что «было страшно, но я не испугался» – не поверят, скажете, что «я чуть не обосрался со страху» – поверят.

И последнее. Если вам надоело отвечать, после очередного вопроса посмотрите внимательно человеку, задавшему его (желательно, чтобы это было не первое лицо в камере), точно в переносицу и спросите (только серьезно, без улыбки и без угрозы): «Ты, случайно, не мент? Ты до хуя вопросов задаешь». А после короткой паузы, не дожидаясь реакции, все же ответьте на его вопрос. Новых не последует.

Учтите, что в тюрьме все зэки обращаются друг к другу на «ты». Полная демократия. Сидят, например, в камере восемнадцатилетний ублюдок-наркоман, пятидесятилетний депутат горсовета и авторитетный урка, и все равно между собой они Вася, Коля и Аркаша. Впрочем, никто от этого не страдает, так удобней, многие условности «слободской» жизни в тюрьме ни к чему.

Навязчивые вопросы типа: ты кто? за что сидишь? чем занимался? вроде бы объясняются «понятиями», необходимостью выявлять людей, причастных к «нехорошим» преступлениям. С понтом существуют такие преступления, которые человека делают уже и не человеком. Например, изнасилование. Благодаря безграмотным публикациям, кино– и телефильмам считается, что человек, попавший в тюрьму за изнасилование, непременно спит под нарой, или на «дючке» (параше), его все, кому не лень, бьют, а любители гомосекса (подается это так, что все зэки – любители гомосекса) еще и постоянно трахают. Это все – патологические фантазии. Активных гомосексуалистов среди зэков не так уж много. Поговорка «мой хуй на мусорке не валялся» для большинства является непоколебимым принципом. С другой стороны, я знаю вора в законе, который первый срок сидел за ряд преступлений, в том числе и за изнасилование. И ничего, нормальный вор, вполне уважаемый.

Тюремный контингент очень тонко чувствует разницу между обстоятельствами изнасилования. Основная масса привлеченных по этой статье (не менее 90%) с точки зрения преступного мира вообще никакого преступления не совершила, а сидит по беспределу. Если изнасилование было совершено в отношении знакомой (тем более не самого тяжелого поведения), в компании, во время или после пьянки и совместных гулек – то виновата сама потерпевшая, нечего было жопой вертеть. Сидеть за такое изнасилование на жаргоне пренебрежительно-насмешливо, но в то же время вполне добродушно называется «сидеть за лохматый сейф».

Проступком считается изнасилование незнакомой женщины где-нибудь на темной аллее. За это уважать точно не будут. Каждый зэк вправе думать, что на месте несчастной могла оказаться его жена, сестра или дочь. У таких насильников могут возникнуть проблемы в камере. Хотя, скорее всего, серьезных проблем не будет, просто рассчитывать на авторитет такому не придется.

Вот у кого проблемы возникнут точно, так это у маньяков и растлителей малолетних девочек и мальчиков. Этим лучше прятаться сразу. Впрочем, такие же проблемы могут возникнуть и у хулигана, который, как выяснится, сидит вовсе не за драку в кафе с сыном прокурора, как он рассказывал, когда заехал в хату, а за то, что пьяным избил больную мать. Или у уличного грабителя, сорвавшего цепочку с шеи беременной, напугав ее до смерти, а у этой беременной, оказывается, муж сидит в тюрьме, и вполне уважаемый человек. Или у ворика, который украл у своего. Вариантов много. Преступный мир к благородству не имеет никакого отношения, но показать и увидеть себя благородным очень любит. Это по кайфу. Особенно приятно почувствовать себя благородным рыцарем, унизив другого. Возвышаешься над каким-то уродом, и вроде уже сам почти не урод.

Сомнительно, чтобы преступному миру была какая-то польза оттого, что один зэк унижает другого, хотя между ними и отношений-то никаких не было. Воры, кстати, пытаются отучить тюрьму от этих традиций и сплотить преступный мир. Но толку из этого выходит мало, зэки – контингент разношерстный и плохо управляемый. Кому точно на руку подобные унижения, а следом за ними расслоение, разделение, размежевание преступного мира – это тюремной администрации и, в первую очередь, оперотделу. Вот уж кто всегда выигрывает от подробного рассказа о своих или чьих-то преступных делах, от появления обиженных, угнетенных, недовольных и завистников. [15]

Поэтому, рассказывая сокамерникам о своем деле, говорите только то, что уже известно ментам, лишние подробности забудьте. Учтите, в любой камере уши растут прямо из стен. Попытаться их обнаружить и оборвать – занятие глупое и вредное для здоровья. Многие такие искатели жестоко пострадали. В камере безопасно болтать о различных смешных или забавных случаях из вашей жизни. Не смущайтесь, что вы и сокамерники слишком разные люди, и вас могут не понять. Поймут, и поймут с удовольствием. Одно из самых угрюмых качеств тюремной камеры – недостаток информации и общения. Телевизор (если он есть) [16], иногда поющее тюремное радио и рваные, отбракованные из продажи позавчерашние газеты этот недостаток восполнить не могут. Поэтому любые байки воспринимаются с интересом.

Кстати, слово «прикол» вышло из тюрьмы, где так называются смешные истории. Хороший рассказчик – приколист – ценится в любой камере. А вот приколы как розыгрыши в тюрьме применяются гораздо реже, чем на свободе. Их могут не понять и агрессивно отреагировать, слишком нервы у всех напряжены. Когда-то один зэк дразнил другого, искажая его фамилию так, что получалось женское имя. Ему, дурачку, казалось, что это остроумный прикол. Другому надоело, и он осколком стекла перерезал шутнику горло. Такой вот прикол.[17]

В самом начале общения нужно наметить линию своего поведения. В камере, как в любой группе людей, «работает» психологическая закономерность: человек будет вести себя так, как ожидают от него окружающие. Какое ожидание появится у сокамерников относительно вашего поведения – зависит от вас. Поэтому очень важны первый день и даже первые часы нахождения в камере. Настроитесь на свободное, непринужденное, доброжелательное общение – таким это общение и сохранится. Настроитесь на замкнутость, изолированность, уход в свои мысли – вас и потом никто не будет «доставать». Настроитесь на веселое, дурашливое поведение – будете потом все время хохмить и смешить камеру, да и себе поднимать настроение. Есть еще варианты, выбирайте сами. Но запомните: позже вы из сложившегося образа уже не выскочите.

Поведение сокамерников может быть самым разным, как у людей на улице, но в силу тесноты тюремной камеры вы не сможете уйти от общения ни при каких обстоятельствах. Даже уснуть вряд ли получится – голоса и смех будут мешать. Поэтому надо общаться.

Спросите у смотрящего и других зэков о том, какой порядок заведен в камере. Спросите обо всем: когда засыпают, когда встают, как ходят на прогулку, как убирают. В общем, стесняться нельзя, нужно разузнать все. Это исключит недоразумения в будущем. Не бойтесь, что их будет раздражать множество вопросов. Не будет. Рассказывать новичку о тюремном житье-бытье интересно всем.

Обязательно нужно определиться с продуктами и сигаретами. В каждой камере свои порядки. Различаются они незначительно, но все же различаются. Где-то продукты объединяют, а сигареты каждый держит при себе, где-то у каждого все свое. Узнайте и принимайте этот порядок, каким бы нелепым он вам не показался. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Позже появится возможность – установите свой порядок, а пока принимайте все как есть.

Вам сразу же начнут давать советы, слушать надо все, верить нельзя ничему. Не верить – это не значит с ходу все отбрасывать, а значит – ко всему относиться критически, как говорится, пробовать на зуб. Не возражайте, а запоминайте. Что-то пригодится позже, а что-то окажется пустой болтовней.

Вариант второй – общая камера. Она имеет, помимо описанных выше качеств тройника, свои особенности. Общая камера почти всегда перенаселена, причем иногда настолько, что при первом взгляде похожа на муравейник: во всех углах кто-то копошится, возится, встает, ложится, разговаривает, спит, читает. От муравейника общая хата отличается вонью, особенно, если стоит жара. Вони пугаться не нужно, хотя первое впечатление будет, что попал в бомжатню. Это не так. Бомжи, конечно, есть в любой камере, но есть в ней и вполне нормальные люди. А вонь – так куда ж от нее денешься.

Так же, как при заходе в тройник, нужно поздороваться, только громко, чтобы слышали все, камера-то большая. Определить «блатной» угол и двигаться прямо туда. Не топтаться, не озираться по сторонам, не здороваться по пять раз чуть ли не с каждым, а смело идти в угол, вежливо раздвигая всех, кто стоит на пути. Как в трамвае. В общей хате в этом углу будет находиться так называемая первая «семья». Семья – это неформальное объединение зэков, впервые попавших в тюрьму. У рецидивистов семей не бывает, там отношения носят гораздо более циничный характер. Там есть «кенты по салу»: пока у тебя есть сало – ты мне кент.

Семья – название очень точное: она, действительно, похожа на настоящую семью, только сексуальных отношений в ней нет. Цель создания семьи – помощь, поддержка, коллективное принятие решений, коллективная защита и взаимная ответственность. Пожалуй, во всем сложном тюремном мире семья – это единственное объединение людей, которое можно считать коллективом, потому что только в семье у группы зэков появляются более или менее устойчивые общие цели.

В общей камере всегда есть несколько семей, расположенных в иерархии: первая, вторая, иногда третья. Дальше счет не идет, хотя практически все зэки объединяются в семьи. Территорию каждой семьи легко распознать по тому, как лежат на нарах матрасы: у первой – свободно, с промежутками, у второй – поплотней, у третьей – совсем плотно, а дальше совсем матрасов нет.

Численность семьи в среднем – от трех до пяти человек. Как правило, во главе первой семьи, и стало быть, всей камеры, находится лидер, но, бывает, что его нет, тогда жизнь в камере коллегиально регулирует первая семья. Влияние администрации на выстраивание камерной иерархии и, следовательно, организации сложной системы отношений, практически равно нулю.

Процесс первого общения с верхушкой общей хаты похож на такой же процесс в тройнике. Но одно отличие будет обязательно – больше понтов. В условиях публичности (за беседой вольно или невольно будет наблюдать вся камера, а это двадцать, тридцать, пятьдесят человек) каждый из первых семейников, претендующий на лидерство, обязательно будет надувать зоб. На такую демонстрацию презрения, развязности и враждебности не нужно обращать никакого внимания, делается это в расчете не столько на вас, сколько на публику и самого себя. Считайте такое обращение нормальным, в конце концов, у этих ребят есть перед вами, как минимум одно преимущество: они уже прошли те этапы, которые у вас еще впереди. Тюремный опыт можно пополнять и двадцать лет, но наиболее стремительно он накапливается в первые недели пребывания в тюрьме.

После общения с первой семьей вам определят спальное место. Оно не будет самым удобным, но и самым плохим тоже не будет. Вас еще не знают, а места возле дючки уже заняты теми, кто в силу обстоятельств записан в разряд шнырей, полотеров и чертей. Петухов, вопреки расхожему некомпетентному мнению, в камере нет. Сидеть с петухом – «западло». Выявленный или «вновь созданный» петух должен «выламываться» из хаты и в последующем сидеть в одной камере с такими же, как он сам. Надо признать, в последнее время это правило стало частенько нарушаться, жесткость традиционных норм поведения постепенно смягчается.

Занимайте свое спальное место и попытайтесь устроиться на нем с «комфортом». Хорошо, если вам достанется кусочек нары шириной сантиметров сорок, может вообще не достаться, тогда придется спать по очереди с кем-то. Попробуйте не расстраиваться, отнеситесь к этому, как к испытанию, которое вы обязаны преодолеть. Вы не первый – другие выдержали, должны выдержать и вы. Во всяком случае, по сравнению с арестом и возможным (или неизбежным) сроком теснота, духота и недоброжелательность – мелочи жизни.

В камере к кому попало обращаться не следует. Если этот человек в камерной иерархии стоит выше вас, то он может расценить ваше обращение как выпад и претензии на более высокое место, если он ниже вас – в глазах окружающих вы уроните себя. Так как у вас возникнет много вопросов по устройству быта, обращайтесь за советом к тем, кто лежит рядом с вами. Они такие же, как вы, поэтому общение будет достаточно легким.

Взаимоотношения между зэками в общей камере в силу ее многолюдности и тесноты складываются гораздо сложней и конфликтней, чем в тройнике. Причем возня (именно возня, а не борьба) за «место под солнцем» происходит на всех уровнях, а не только в лидирующей верхушке. Вариантов этой возни много, но общие принципы противодействия ей имеются.

Во-первых, относитесь к недобрым проявлениям в свой адрес максимально спокойно, не давайте нервишкам шалить. Обдумывайте каждое свое действие и слово. Маловероятно, что вы встретитесь с открытой неприязнью, агрессией или оскорблениями. Так в тюрьме себя может повести только шизофреник или провокатор, обычный зэк ведет себя покорректней, чувствует свою беззащитность и зависимость от множества обстоятельств. Если же это произошло, то нечего думать – бить в рожу или не бить? Конечно, бить! Причем бить сильно, точно, жестоко, бесстрашно и без остановок. Хуже не будет. Вас остановят, можете не сомневаться. Хуже будет, если проявите трусость или милосердие. Евангельская модель поведения в тюрьме не годится. Если вас ударили по левой щеке, а вы подставляете правую, то можете уверенно рассчитывать, что скоро придется подставить и другую часть тела. Но такое стремительное развитие конфликта случается редко, обычно время на размышление есть.

Во-вторых, анализируйте ситуацию. Если вас кто-то попытается подмять под себя, то будет делать это постепенно, должна быть заметна динамика. Если этот кто-то разговаривает с вами так же развязно, как и со всеми, то нечего тратить на него нервы. Тут ничего не поделаешь. Рожденный чертом умрет с рогами. Если этот кто-то сегодня разговаривает с вами чуть развязно, завтра развязно, а послезавтра совсем развязно, то нужно что-то делать, чтобы его подвязать. Если этот кто-то разговаривает с вами развязно, а с другими нет, то нужно срочно что-то делать.

Обычно достаточно просто строго поговорить. Без угроз и оскорблений, без негритянской жестикуляции, обезьяньей мимики, брызганья слюной и других понтов. Нужно просто объяснить человеку, что его рожа вам не нравится, а в камере достаточно места, чтобы не замечать друг друга. Во время подобного разговора смотреть в глаза нельзя, прятать глаза нельзя, «бегать» глазами нельзя. Все это проявление слабости. Нужно либо смотреть в переносицу, это всегда сбивает с толку – взгляд вроде бы открыт, а ничего в нем не прочитаешь, либо смотреть постоянно в одну точку мимо лица собеседника – у любого это подсознательно вызывает тревогу – что он там видит? Смерть с косой? Архангела Михаила?

В-третьих (и в главных). Не провоцируйте конфликт сами, не реагируйте на поведение окружающих болезненно. Неосторожный толчок, неприличный жест или невежливое слово могут вырваться у кого-то случайно. Учтите, у сокамерников нервы напряжены так же, как и у вас. В тюрьме расслабленными бывают только мертвецы.

Не спешите «утвердиться» в камере. Не лезьте со своим мнением или советом. Можете не сомневаться, что пройдет немного времени, недели две, месяц и, если вы умный, все будут знать, что вы умный, если вы дурак, все будут знать, что вы дурак. Тюремное общественное мнение обмануть невозможно, это только встречают по одежке, а потом каждый занимает то место, которое он должен занять.

Если в первый или второй день после вашего прибытия в камеру вам предложат влиться в чью-то семью, не спешите с согласием. Не исключено, что чуть позже вам предложат стать семейником люди более уважаемые. Но и грубо отказывать нельзя, так вы потеряете расположение, которое к вам проявили люди. Надо поблагодарить и что-нибудь соврать. Например, что адвокат уже решил вопрос об изменении вам меры пресечения с ареста на подписку о невыезде, и вы не сегодня-завтра будете на свободе. Или что вы решаете вопрос о переводе вас в тройник. После этого нужно еще раз поблагодарить. Вообще, в тюрьме не нужно бояться быть вежливым. Вежливость и заискивание – абсолютно разные вещи. Пройдет немного времени, рассмотритесь в хате – тогда и входите в семью.

«Прописок» бояться не надо. Прописка как обязательный ритуал встречи новичка давно исчезла. Потеряла она также строгий порядок и последовательность действий и сопровождающих их слов. Но не исключено, что кому-то придет в голову проверить вас на «вшивость»: посмотреть, как вы поведете себя в неприятной ситуации. Если вы не знаете, как отвечать на вопросы типа «что будешь есть – хлеб с параши или мыло со стола» (а эти вопросы и ответы на них сейчас могут знать только придурки, которых больше ничего в жизни не интересует), то и не отвечайте ничего. Посоветуйте спрашивающему уйти от вас, не мельтешить, у вас голова болит. А если он будет настойчив, спросите у камерного рулевого, здесь чертей принято бить или как-то по другому поступать? [18] Если вдруг скажет, что принято бить – значит, надо бить. Даже если вы на пять весовых категорий легче и никогда подобную науку не осваивали. Победителем здесь будет не сильный или умелый. В тюрьме оценивают не технику или артистичность исполнения, а характер. Но руль вряд ли так скажет, ему нужна тишина в камере. Поднимется шум – постовой контролер нажмет кнопку тревоги, через две минуты прибежит буц-команда, и тогда в камере всем душно станет, всем без разбора, разборы будут потом. А после разборов душно станет уже рулю.

Существует еще одно абсолютно глупое массовое заблуждение о тюремных обычаях, мол, чуть сделал что-то не так, и тебя «опустили». Заблуждение это распространяется потому, что на свободе более всего эту тему развивает тот, кто сам, как говорится, весь срок от члена бегал (говорится, конечно же, чуть грубее). Гомосексуализм в тюрьме развит гораздо меньше, чем хотелось бы тем, кто любит на эту тему поговорить. Интереса он для основной массы зэков не представляет никакого, и обсуждать это явление считается неприличным. «Опускают» же в тюрьме либо в виде наказания (это, действительно, страшное наказание, обратной дороги из этого позора нет, даже если «опустили» по ошибке), либо по беспределу (это бывает намного реже).

В виде наказания могут «опустить» за серьезный проступок: невозвращенный долг, предательство, беспредел, контакт с петухом. Нормальному зэку это нисколько не грозит – не делай гадостей и не будешь наказан. По беспределу же «петушат» каких-то несчастных людей: физически ущербных, дебилов, опустившихся наркоманов или алкоголиков. Иногда для любителей интерес представляют молоденькие зэки со смазливой мордашкой, но все зависит только от их поведения. Нормальному зэку это опять же не грозит.

Крайне редко бывает, когда кого-то «опустили» по оговору. Но и в этом случае несчастные были сами виноваты в том, что не смогли непреклонно защитить свое достоинство. По тюремным понятиям, если тебя в чем-то обвинили, а ты не стал активно себя защищать – это явный признак вины. Но эти случаи настолько редки, что не стоит принимать их во внимание. [19]