Неандертальцы

В конце среднего плейстоцена, когда неандертальцы, только-только приобрётшие знакомые нам классические черты, обживались себе потихоньку в Европе и ещё думать не думали об освоении иных земель, далеко на юге, в саваннах Восточной Африки, произошло событие, которому суждено было сыграть роковую роль в их истории. Это событие — появление людей современного анатомического типа, т. е. гомо сапиенс. О нём и о том, как оно отразилось на неандертальцах, и пойдёт речь в этой главе.

Родина гомо сапиенс

При всём многообразии взглядов на проблему происхождения гомо сапиенс (рис. 11.1) все предлагаемые варианты её решения могут быть сведены к двум основным противостоящим теориям, о которых вкратце уже говорилось в главе 3. Согласно одной из них, моноцентристской, местом происхождения людей современного анатомического типа был какой-то довольно ограниченный территориально регион, откуда они впоследствии расселились по всей планете, постепенно вытеснив, уничтожив или ассимилировав предшествовавшие им в разных местах популяции гоминид. Чаще всего в качестве такого региона рассматривают Восточную Африку, а соответствующую теорию появления и распространения гомо сапиенс именуют при этом теорией «африканского исхода». Противоположную позицию занимают исследователи, отстаивающие так называемую «мультирегиональную» — полицентристскую — теорию, согласно которой эволюционное становление гомо сапиенс происходило повсеместно, то есть и в Африке, и в Азии, и в Европе, на местной основе, но при более или менее широком обмене генами между популяциями этих регионов. Хотя спор между моноцентристами и полицентристами, имеющий длительную историю, всё ещё не завершён, инициатива сейчас явно в руках сторонников теории африканского происхождения гомо сапиенс, а их оппонентам приходится сдавать одну позицию за другой.

Рис. 11.1. Возможные сценарии происхождения Homo sapiens: а — гипотеза канделябра, предполагающая независимую эволюцию в Европе, Азии и Африке от местных гоминид; б — мультирегиональная гипотеза, отличающаяся от первой признанием обмена генами между популяциями разных регионов; в — гипотеза полного замещения, согласно которой наш вид первоначально появился в Африке, откуда впоследствии расселился по всей планете, вытесняя предшествовавшие ему в других регионах формы гоминид и при этом не смешиваясь с ними; г — ассимиляционная гипотеза, отличающаяся от гипотезы полного замещения признанием частичной гибридизации между сапиенсами и аборигенным населением Европы и Азии

Во-первых, ископаемые антропологические материалы однозначно свидетельствуют о том, что люди современного или очень близкого к таковому физического типа появились в Восточной Африке уже в конце среднего плейстоцена, т. е. гораздо раньше, чем где бы то ни было еще. Самой древней из известных сейчас антропологических находок, относимых к гомо сапиенс, является череп Омо 1 (рис. 11.2), обнаруженный в 1967 г. неподалёку от северного побережья оз. Туркана (Эфиопия). Его возраст, судя по имеющимся абсолютным датировкам и ряду других данных, составляет от 190 до 200 тыс. лет назад[251]. Неплохо сохранившиеся лобная и, особенно, затылочная кости этого черепа анатомически вполне современны, равно как и остатки костей лицевого скелета. Фиксируется достаточно развитый подбородочный выступ. По заключению многих антропологов, изучавших эту находку, череп Омо 1, а также известные части посткраниального скелета того же индивида не несут признаков, выходящих за рамки обычного для гомо сапиенс размаха изменчивости.

Рис. 11.2. Череп Омо 1 — самая древняя из всех антропологических находок, относимых к гомо сапиенс

К находкам из Омо в целом очень близки по своему строению три черепа, найденные не так давно на местонахождении Херто в Среднем Аваше, тоже в Эфиопии. Один из них дошёл до нас почти целиком (кроме нижней челюсти), сохранность двух других тоже довольно хорошая. Возраст этих черепов составляет от 154 до 160 тыс. лет. В целом, несмотря на наличие ряда примитивных признаков, морфология черепов из Херто позволяет рассматривать их обладателей как древних представителей современной формы человека[252]. Сопоставимые по возрасту останки людей современного или очень близкого к таковому анатомического типа были обнаружены и на ряде других восточноафриканских памятников, например в гроте Мумба (Танзания) и пещере Дирэ-Дауа (Эфиопия). Таким образом, целый ряд хорошо изученных и довольно надёжно датированных антропологических находок из Восточной Африки свидетельствует о том, что люди, не отличавшиеся или мало чем отличавшиеся в анатомическом плане от нынешних обитателей Земли, жили в этом регионе ещё 150–200 тыс. лет назад.

Рис. 11.3. Некоторые звенья эволюционной линии, приведшей, как предполагается, к появлению вида Homo sapiens: 1 — Бодо, 2 — Брокен-Хилл, 3 — Лэтоли, 4 — Омо 1, 5 — Бордер

Во-вторых, из всех континентов только в Африке известно большое количество останков гоминид переходного характера, позволяющих хотя бы в общих чертах проследить процесс трансформации местных гомо эректус в людей современного анатомического типа[253]. Считается, что непосредственными предшественниками и предками первых гомо сапиенс в Африке могли быть гоминиды, представленные черепами типа Синга (Судан), Флорисбад (ЮАР), Илерет (Кения) и рядом других находок. Они датируются второй половиной среднего плейстоцена. В качестве несколько более ранних звеньев этой линии эволюции рассматриваются черепа из Брокен-Хилл (Замбия), Ндуту (Танзания), Бодо (Эфиопия) и ряд других образцов (рис. 11.3). Всех африканских гоминид, анатомически и хронологически промежуточных между гомо эректус и гомо сапиенс, иногда относят вместе с их европейскими и азиатскими современниками к гомо гейдельбергенсис, а иногда зачисляют в особые виды, более ранний из которых именуется гомо родезиенсис (Homo rhodesiensis), а более поздний гомо гельмей (Homo helmei).

В-третьих, данные генетики, по мнению большинства специалистов в этой области, также указывают на Африку как наиболее вероятный первоначальный центр формирования вида гомо сапиенс[254]. Не случайно наибольшее генетическое разнообразие среди современных человеческих популяций наблюдается именно там, а по мере удаления от Африки это разнообразие всё более убывает[255]. Так и должно быть, если теория «африканского исхода» верна: ведь популяции гомо сапиенс, первыми оставившие свою прародину и обосновавшиеся где-то по соседству с ней, «захватили» в путь только часть видового генофонда, те группы, что затем отпочковались от них и продвинулись ещё дальше — только часть части и так далее.

Наконец, в-четвёртых, скелет первых европейских гомо сапиенс характеризуется рядом особенностей, которые типичны для обитателей тропиков и жарких субтропиков, но никак не высоких широт. Об этом уже говорилось в главе 4 (см. рис. 4.3–4.5). Такая картина хорошо согласуется с теорией африканского происхождения людей современного анатомического типа.

Исход

К середине позднего плейстоцена ареал гомо сапиенс включал уже, кроме востока, юг и север африканского континента, а также по крайней мере один из соседствующих с этим континентом районов Западной Азии, а именно Ближний Восток. В Южной Африке останки людей близкого к современному анатомического типа (зубы, нижние челюсти, фрагменты черепов и костей посткраниального скелета) возрастом свыше 70 тыс. лет назад были найдены при раскопках пещер в устье р. Класиес. Близкую древность могут иметь и относимые некоторыми исследователями к гомо сапиенс антропологические находки из ряда других южноафриканских пещер (Бордер, ди Келдерс)[256]. В Северной Африке человеческие костные останки, обнаруженные на таких археологических памятниках, как Джебел Ирхуд, Дар-эс-Солтан, Мугарет эль Алия (все Марокко), Хауа Фтеа (Ливия) и Тарамса (Египет), тоже принадлежат индивидам, приближающимся по ряду важных анатомических признаков к людям современного физического типа[257]. Не исключено, что возраст наиболее древних из них превышает 70, а то и 100 тыс. лет.

На Ближнем Востоке гомо сапиенс появляются около 120 тыс. лет назад. Возможно, такое расширение ареала нашего вида на север было связано с потеплением и увлажнением климата в ходе последнего межледниковья и являлось одной из составляющих значительных зоогеографических изменений, происходивших в этот период. Согласно широко распространенной точке зрения «ранние современные люди Леванта представляли собой волну иммигрантов, пришедших с юга в течение изотопной стадии 5, в процессе северного распространения афро-аравийской фауны»[258]. Правда, долгое время ранних современных людей Ближнего Востока, известных благодаря находкам их останков в израильских пещерах Схул и Кафзех (см. рис. 10.3 и 10.4), рассматривали не как гомо сапиенс, а как «прогрессивных неандертальцев», но в конце концов от такого определения пришлось отказаться. С одной стороны, было показано, что по большинству основных анатомических параметров черепа и другие кости из Схул и Кафзех не выходят за рамки изменчивости, свойственной людям современного анатомического типа; с другой, оказалось, что с неандертальцами их сближают в основном черты, унаследованные теми и другими от общих предков, тогда как специфически неандертальские признаки свойственны им в гораздо меньшей мере. Впрочем, первая попытка расселения за пределы Африки оказалась, как мы уже знаем из предыдущей главы, неудачной. Судя по всему, около 70 тыс. лет назад неандертальцы, пришедшие на Ближний Восток с севера, вытеснили оттуда гомо сапиенс.

Генетические данные и хронология антропологических находок говорят о том, что первая и наиболее мощная волна расселения современных людей за пределы африканско-ближневосточного региона была направлена на восток и, пройдя через южные районы Азии, достигла в итоге Австралии. Вероятнее всего, путь мигрантов пролегал через Баб-эль-Мандебский пролив, а далее через Аравийский полуостров и побережье Индийского океана, не выходя при этом сколько-нибудь далеко за пределы тропической зоны (см. рис. 10.6). Отсутствие костных останков «первопроходцев» на ближней к Африке половине этого пути не позволяет пока определить время начала «исхода», но, судя по тому, что «финиш» (Австралия) был достигнут 40–45 тыс. лет назад, «стартовать» они должны были не позже 60 тыс. лет назад. Близкая датировка предложена и генетиками[259].

За пределами Африки и Ближнего Востока пока не известно достоверных находок останков гомо сапиенс, древность которых превышала бы 45 тыс. лет. По-видимому, ближе всего к этому рубежу находится череп вполне современного типа из пещеры Ниах в Сараваке (о. Борнео). По образцам древесного угля из слоя, непосредственно перекрывающего горизонт, где была сделана эта находка, получены радиоуглеродные даты порядка 42–43 тыс. лет назад[260]. Сходную древность можно предполагать также для анатомически современных скелетных останков из пещеры Гайтоу на юге Китая, происходящих из отложений с торий-урановыми датами от 38 до 45 тыс. лет назад[261], для фрагментов скелета гомо сапиенс из пещеры Тяньюань близ Пекина[262], и для человеческих костей из погребения Мунго 3 на юго-востоке Австралии.

Расширение ареала гомо сапиенс в северном направлении (точнее, вторая и успешная попытка такового) началось, видимо, где-то в интервале от 50 до 40 тыс. лет назад. Ближний Восток в это время был ещё заселён неандертальцами. Скудость антропологических материалов и отсутствие надёжных датировок не позволяют точно определить, когда один вид уступил здесь место другому, но, скорее всего, это произошло не ранее 40 тыс. лет назад. Вполне возможно, что, вопреки традиционной точке зрения, миграционная волна или поток генов, ставшие причиной очередной смены антропологического типа обитателей региона, пришли не с юга, из Африки, а с востока, из Передней Азии, или даже с севера, из Европы (хотя последнее менее вероятно). Сама же Европа, видимо, заселялась гомо сапиенс через Малую Азию или юг Русской равнины. Многие генетики сейчас считают, что продвижение людей современного анатомического типа на север, за пределы тропиков и субтропиков, шло не непосредственно из Африки (через долину Нила, Ближний Восток и т. д.), а скорее откуда-то из района Персидского залива, будучи сравнительно поздним ответвлением от первоначальной волны исхода, направленной на восток[263].

В Европе люди современного анатомического типа впервые появляются, вероятно, где-то в интервале от 36 до 40–42 тыс. лет назад. В течение последующих 10 тысяч лет они заселили почти весь этот континент и начали осваивать северные районы Азии, проникнув даже за полярный круг. Ареал неандертальцев по мере распространения гомо сапиенс всё более и более сокращался. Довольно скоро он распался на ряд небольших изолированных областей. В некоторых из этих областей реликтовые неандертальские популяции могли сохраняться ещё долгое время, но судьба вида как такового была предрешена.

Почему так произошло, т. е. почему исконные обитатели Европы не смогли выстоять под натиском пришельцев, мы попробуем выяснить в следующей главе. Здесь же просто констатируем сам этот факт. Судя по антропологическим и археологическим данным, последние неандертальцы исчезли в большинстве районов их некогда весьма обширного ареала не позднее 35 тыс. лет назад. Лишь на крайнем западе Европы, в южной части Пиренейского полуострова, лежащей за рекой Эбро, а также, возможно, на Балканах, в Крыму и где-нибудь в глубине Центральной Азии они продолжали обитать ещё в течение 5–10 тысяч лет.

О том, что на юге Пиренейского полуострова неандертальцы продержались на несколько тысяч лет дольше, чем в большинстве других областей Европы, свидетельствуют, в частности, радиоуглеродные даты для пещеры Каригуэла в Гранаде. Они указывают на то, что слой V этого памятника сформировался в интервале от 29 до 21 тыс. лет назад. Между тем в этом слое, как и в нижней части перекрывающего его слоя IV, были найдены костные останки неандертальцев (фрагменты теменных и лобных костей), сопровождаемые мустьерскими каменными орудиями[264]. Кроме того, большая серия довольно поздних дат — порядка 28–24 тыс. лет назад — получена недавно и для мустьерских слоев пещеры Горхэмс на Гибралтаре[265]. Человеческих костей в этих слоях, правда, не встречено, но в Европе мустье всегда связано с неандертальцами, и нет никаких оснований думать, что Гибралтар был в этом отношении исключением.

Очень молодые радиоуглеродные даты, сопоставимые с гибралтарскими, имеются и для нескольких среднепалеолитических комплексов Крыма (Шайтан-Коба 4, Пролом 2, Заскальная 6)[266], где, по мнению некоторых исследователей, неандертальцы тоже могли дожить до эпохи последнего ледникового максимума. Правда, в силу неясностей со стратиграфией отложений, из которых были взяты образцы для анализа, датировки, на которых основывается такое предположение, пока трудно признать надёжными, но даже и без них остаётся достаточно данных, свидетельствующих о том, что Крым был одним из последних неандертальских убежищ. Целый ряд мустьерских и микокских индустрий здесь имеет возраст не древнее 35 тыс. лет назад, и первые косвенные следы присутствия гомо сапиенс в этом регионе тоже появляются не ранее этой даты.

Наиболее поздние костные останки неандертальцев на Балканах имеют радиоуглеродный возраст около 30–32 тыс. лет[267], а на северо-западе Европы — около 36 тыс. лет[268]. Их действительная древность, однако, может быть несколько бо́льшей. Дело в том, что из-за колебаний содержания C¹⁴ в атмосфере радиоуглеродный возраст материалов, относящихся ко второй половине изотопной стадии 3, обычно отстаёт от реального («календарного») на 4–5 тысяч лет.

Плоды конкуренции

Примерно 40–45 тыс. лет назад, т. е. как раз тогда, когда гомо сапиенс всерьёз приступают к освоению северного полушария, в культурах Европы, значительной части Азии и некоторых районов Африки происходит ряд важных перемен, маркирующих начало новой археологической эпохи — верхнего палеолита. Широкое распространение в этот период получают технологии обработки камня, ориентированные на массовое производство пластин и орудий на пластинах — скребков, резцов, наконечников разных типов, проколок и т. д. Ещё более важной новацией является появление разнообразных и притом часто стандартизированных орудий из кости и рога (наконечников, лопаточек, шил), изготовленных посредством строгания, шлифовки и других методов, почти не применявшихся к камню. Наконец, в некоторых регионах появляются сначала несомненные и многочисленные вещи символического назначения (украшения, музыкальные инструменты), а несколько позже даже настоящие произведения искусства (настенная живопись, скульптура).

Долгое время ни у кого не возникало и тени сомнения в том, что всеми абсолютно достижениями верхнего палеолита мы обязаны исключительно гомо сапиенс. Теперь, однако, можно считать уже твёрдо установленным, что некоторые из древнейших культур этой эпохи были созданы неандертальцами. Наиболее известный пример такого рода — культура шательперрон[269], существовавшая на территории Франции и Испании в период приблизительно от 40–42 до 35 тыс. лет назад. Она представлена десятками археологических памятников, и на двух из них (Арси-сюр-Кюр и Сен-Сезер) найдены костные останки неандертальцев, причём в одном случае (Сен-Сезер) предполагается намеренное погребение скелета. Никаких следов пребывания гомо сапиенс на шательперронских стоянках нет, а значит, нет и оснований предполагать их причастность к этой самобытной культуре. В том, что она действительно самобытная, убеждают оригинальные формы характерных для неё изделий. Это не только каменные ножи, которые получили название ножей типа шательперрон (рис. 11.4), но и многочисленные изделия из кости, включая украшения — бусы, подвески, браслеты (рис. 11.5). Они найдены пока лишь на двух шательперронских памятниках, но по совершенству форм и сложности технологий изготовления эти изделия практически ни в чём не уступают орудиям и украшениям ориньякской культуры, существовавшей примерно в то же время, но созданной, по-видимому, гомо сапиенс. Впрочем, как уже говорилось в главе 8, «авторство» ориньяка точно ещё не установлено, поскольку в отличие от неандертальцев ранние носители этой культуры, видимо, не хоронили своих умерших сородичей, и их скелетные останки сохранились очень плохо. Есть даже исследователи, склонные считать, что неандертальцы тоже были причастны к появлению ориньяка.

Рис. 11.4. Каменные орудия, типичные для шательперрона: 1 — нож типа шательперрон, 2 — резец, 3 — скребок на отщепе, 4 — остроконечник (источник: Bordes 1968)

Кроме шательперрона, с неандертальцами связывают и ряд других индустрий раннего верхнего палеолита: улуццо на Апеннинах, линкомб-ранис на северо-западе Европы, селет в её центральной части[270].

Некоторые археологи, признавая факт существования неандертальских верхнепалеолитических культур, объясняют этот феномен благотворным влиянием контактов с людьми современного физического типа, у которых неандертальцы якобы заимствовали новые, более совершенные формы каменных и костяных орудий, а также обычай украшать своё тело вырезанными из кости, рога и бивня изделиями. Эта гипотеза, однако, совершенно безосновательна. Конечно, не приходится сомневаться, что коль скоро в отдельных районах популяции двух видов соседствовали на протяжении тысяч лет, то какие-то культурные взаимодействия и взаимовлияния были, но проследить, в чём конкретно они заключались и кто, на кого и как влиял, очень трудно. Во всяком случае, многие костяные изделия шательперрона совершенно оригинальны — их просто неоткуда было заимствовать[271]. Да и появились они по крайней мере не позже того времени, когда в Западную Европу проникли первые группы гомо сапиенс. Поэтому гораздо более правдоподобным кажется предположение, что свой вклад в становление культуры верхнего палеолита неандертальцы сделали самостоятельно, а сапиенсы сыграли здесь лишь косвенную роль, послужив для коренных обитателей Европы не столько источником «передовых» идей и технологий, сколько стимулом для рождения таких идей и, главное, их практического осуществления.

Рис. 11.5. Украшения (подвески) из зубов животных и костяное шило. Культура шательперрон. Неандертальцы

Появление пришлых человеческих популяций в районах, издавна и прочно освоенных неандертальцами, или даже только на подступах к этим районам, обязательно должно было повлечь за собой обострение соперничества за жизненно важные ресурсы и стимулировать тем самым усложнение методов жизнеобеспечения, технологические новации и прочие изменения в культуре. При этом, разумеется, речь идёт о соперничестве не только между неандертальцами и гомо сапиенс, но и внутри каждой из этих групп. Задолго до проникновения людей современного анатомического типа в Европу их всё более интенсивная инфильтрация в окраинные области ареала неандертальцев могла привести к оттоку части последних во внутренние районы[272], где в результате росло давление на ресурсы. В этих районах становление верхнего палеолита началось до появления там гомо сапиенс и, следовательно, без их прямого воздействия. В окраинных областях (Ближний Восток, юг Восточной Европы, возможно, север Центральной Азии), напротив, этот процесс совершался в результате не только прямой конкуренции, но и контактов популяций гоминид разных видов. Как я ещё попытаюсь показать ниже, есть даже некоторые основания предполагать, что иногда в результате таких контактов люди современного анатомического типа могли заимствовать у аборигенов отдельные элементы их культуры и становиться, таким образом, продолжателями тех или иных неандертальских традиций.

Что касается тех регионов, где в позднем плейстоцене неандертальцев не было и где, следовательно, некому, было составить достойную конкуренцию расселяющимся гомо сапиенс, то там верхнего палеолита либо нет вообще, либо он представлен только сравнительно поздними памятниками (п-ов Индостан, Восточная и Юго-Восточная Азия, Австралия). Даже на территории Африки к югу от Сахары, несмотря на раннее и длительное присутствие людей современного анатомического типа, масштаб и интенсивность культурных инноваций в период, соответствующий переходу к верхнему палеолиту, не сопоставимы с тем, что наблюдается в северной части Старого Света, в областях, расположенных в пределах неандертальского ареала.

Неандерталец + гомо сапиенс = ?

Итак, как мы уже знаем, генетические и палеоантропологические данные говорят о том, что широкое распространение людей современного анатомического типа за пределы Африки началось около 60–65 тыс. лет назад. Сначала ими были колонизированы южные районы Азии и Австралия, а в период примерно от 40 до 30 тыс. лет назад они заселили почти всю Европу и начали освоение Северной Азии. Имело ли при этом место смешение автохтонного и пришлого населения — до конца не ясно. Антропологи расходятся во мнениях на этот счёт. Тем не менее в последнее время явно наблюдается некоторое сближение позиций сторонников противоборствующих точек зрения. С одной стороны, сейчас уже мало кто отстаивает тезис об абсолютной невозможности даже минимальной гибридизации, а с другой, лишь очень немногие продолжают утверждать, что гоминиды, предшествовавшие гомо сапиенс в Европе и Азии, сыграли такую же роль в происхождении современного населения этих континентов, как и последние.

Наиболее активно проблема гибридизации между поздними видами гоминид изучается применительно к неандертальцам. Могли ли они скрещиваться с гомо сапиенс? И внесли ли хоть какой-то вклад в генофонд современного человечества? Эти вопросы давно занимают не только учёных, но и всех любознательных людей, в том числе и писателей. И они, как и учёные, тоже расходятся во мнениях на этот счёт.

Герберт Уэллс, например, как мы уже не раз могли убедиться, неандертальцам явно не благоволил. Он и мысли не допускал, что эти «жуткие создания» могли вызывать у «подлинных людей» какие-либо иные эмоции, кроме страха и отвращения, и какое-либо иное желание, кроме желания побыстрее привести их к ногтю. Ещё бы! Ведь неандертальцы, как было доподлинно известно английскому фантасту, охотились на человеческих детей, считая их «честной добычей и вкусным кушаньем». А посему, когда «человек, подлинный человек, вторгся во владения неандертальца, они должны были сойтись в битве». И таки сошлись. «Поколение за поколением, век за веком продолжалась упорная борьба за существование между этими людьми, которые были не вполне людьми, и людьми — нашими предками, пришедшими в Западную Европу с юга. Пещеры и дебри холодного и ветреного мира позднеледниковья были свидетелями тысяч схваток и погонь, убийств из засады и панических бегств. И так продолжалось до тех пор, пока, наконец, последний несчастный нелюдь, загнанный преследователями в тупик, не увидел перед собой, в ярости и отчаянии, их копья». Это всё из уже цитировавшегося выше рассказа «Люди-нелюди».

Абсолютно в тех же тонах изобразил в одной из своих книг отношения неандертальцев с гомо сапиенс и московский журналист А. Никонов. Правда, он, в отличие от Уэллса, признал за людей и тех, и других, но в остальном пошёл за английским фантастом: «Война между разумными видами людей — неандертальцами и кроманьонцами шла несколько тысячелетий и закончилась нашей полной и безоговорочной победой. Пленных тогда не брали <…> и война переросла в тотальный геноцид. „Наши“ не щадили ни женщин, ни детей, уничтожению подлежали все встреченные ненавидимые „чурки“. А то, что кроманьонцы ненавидели неандертальцев (и наоборот) сомнения не вызывает»[273].

А вот Джин Ауэл, писавшая свой «Клан пещерного медведя» много позже, чем творил Уэллс, и, видимо, знакомая лучше, чем Никонов, с новыми веяниями в антропологии и археологии палеолита, смотрела на вещи несколько иначе. Большой любви между неандертальцами и гомо сапиенс она тоже не предполагала, но вот случайные связи допускала. И даже попыталась представить, как могли бы выглядеть дети, родившиеся от таких связей. У одного из них, неандертальца по отцу и сапиенса по матери, «были выступающие надбровные дуги, но высокий выпуклый лоб разительно отличал его от соплеменников. Затылок его тоже словно был срезан и скруглен самым странным образом, нос казался необычно маленьким. Челюсти развиты хуже, чем у младенцев, рождённых в клане, к тому же ниже рта выступала какая-то кость…».

Но это — беллетристика. А что же говорит наука? А наука однозначного ответа на вопрос о возможности гибридизации между неандертальцами и гомо сапиенс пока не даёт, но чем больше появляется новых данных, тем более реалистичной начинает казаться картина, нарисованная Ауэл.

Как уже знают те, кто прочёл главу 3, сопоставление последовательностей нуклеотидов в митохондриальной ДНК неандертальцев и современных людей позволило установить, что в этой части генома количество расхождений между первыми и вторыми в три с лишним раза превышает количество расхождений между ныне существующими расовыми группами человека. Тем не менее, по мнению большинства генетиков, имеющиеся данные не исключают полностью вероятность гибридизации между людьми современного анатомического типа и неандертальцами, а лишь свидетельствуют о том, что вклад последних в генофонд Homo sapiens был, скорее всего, весьма ограничен[274]. Более того, в самое последнее время в геноме как неандертальцев, так и современных людей, были выявлены некоторые особенности, которые, по мнению описавших их исследователей, проще всего объясняются, если допустить обмен генетическим материалом между этими группами гоминид[275].

В пользу возможности — по крайней мере, потенциальной — такого обмена косвенным образом свидетельствует и то обстоятельство, что эволюционные пути неандертальцев и гомо сапиенс разошлись никак не раньше среднего плейстоцена. Иными словами, наш с ними последний общий предок жил всего-навсего каких-то пятьсот-шестьсот, ну или от силы семьсот-восемьсот тысяч лет назад. Как показывает пример целого ряда других видов и родов приматов, да и иных млекопитающих, этого времени недостаточно, чтобы между разошедшимися группами возник непреодолимый барьер репродуктивной изоляции, т. е. образовались поведенческие, анатомические и генетические препятствия для взаимного скрещивания и гибридизации[276]. По некоторым оценкам такой барьер образуется лишь по прошествии 2–3 млн. лет с момента расхождения от общего предка, и не случайно для обезьян не редкость не только межвидовые, но и межродовые гибриды[277].

Следует учитывать также, что в генофонде современного человечества могло просто не сохраниться или почти не сохраниться ДНК тех популяций гомо сапиенс, которые первыми пришли в Европу, контактировали с неандертальцами и несли в своём геноме следы этих контактов. Ведь приток нового населения с юга и востока продолжался и в последующие эпохи — на протяжении всего верхнего палеолита и в неолите, в период распространения земледелия[278], и не исключено, что потомков первых европейских гомо сапиенс, в конце концов, постигла та же судьба, что и неандертальцев[279]. В этом случае никаких свидетельств гибридизации между ними в генах ныне живущих людей быть не может независимо от того, происходила такая гибридизация или нет. Ещё одна возможность, с которой нельзя не считаться, — постепенное «вымывание» неандертальских генов из генофонда анатомически современных популяций вследствие отрицательного отбора или случайных процессов (генетический дрейф). Наконец, вспомним о том, что митохондриальная ДНК, по которой до недавнего времени только и можно было судить о геноме ископаемых людей, наследуется исключительно по материнской линии. Следовательно, если от связей мужчин-неандертальцев и женщин-сапиенсов рождались дети, отцовский вклад в их наследственность в мтДНК не отражался.

Таким образом, вопреки чересчур поспешным и категоричным заключениям некоторых авторов, сделанным сразу после появления первых результатов изучения неандертальской ДНК, генетика не позволяет пока ни доказать, ни исключить гибридизацию между неандертальцами и современными им гомо сапиенс[280]. А что говорят на этот счёт ископаемые кости? А кости говорят то же, что и гены: может, нет, а может, и да.

Доказать присутствие сапиентного компонента у поздних неандертальцев, живших в период, когда в Европе уже появились люди современного анатомического типа, очень трудно, хотя попыток такого рода было немало. В некоторых случаях наличие «промежуточных» анатомических признаков на неандертальских черепах кажется вполне очевидным[281], но при желании это можно объяснить не межвидовым скрещиванием, а, скажем, большой вариабельностью морфологии неандертальцев либо их адаптацией к меняющимся условиям существования[282]. Например, целый ряд необычных («прогрессивных») черт выявлен на костях из пещеры Виндия в Хорватии (сглаженность надбровных дуг, относительная тонкость свода черепа, наличие слабого подбородочного выступа, отсутствие шиньона и др.). Однако, по мнению оппонентов гипотезы гибридизации, их вовсе не обязательно рассматривать как следствие смешения поздних неандертальцев с гомо сапиенс или, тем более, самостоятельной эволюции в сапиентном направлении, хотя такая точка зрения высказывалась[283]. Возможно, они просто отражают специфику облика обитателей присредиземноморского юга, отличавшихся от представителей северных внутриконтинентальных популяций. Столь же по-разному объясняют разные авторы и наличие отдельных «прогрессивных» признаков на неандертальском черепе из Сен-Сезер (рис. 11.6).

Рис. 11.6. Череп неандертальца со стоянки Сен-Сезер (источник: Tattersall 1995)

Столь же непросто и продемонстрировать наличие неандертальского «вклада» в анатомию верхнепалеолитических гомо сапиенс. Бесспорно гибридных черепов или целых скелетов среди имеющихся антропологических находок пока нет, да и непонятно, как бы они должны были выглядеть, чтобы ни у кого не осталось никаких сомнений в их смешанном происхождении. Скажем, костяк граветтского ребёнка, похороненного около 25 тыс. лет назад в Лагар Вельо в Португалии (рис. 11.7), обладает рядом особенностей, более свойственных неандертальцам, чем гомо сапиенс. У него укороченные берцовые кости и, соответственно, низкий круральный индекс, подбородочный выступ почти не заметен, а на сохранившихся фрагментах затылочной кости просматривается часть надынионной ямки. Однако по большинству остальных анатомических характеристик он не отличается от современных людей. Одни антропологи охотно признают, что такое сочетание признаков могло быть последствием гибридизации (пусть даже отдалённым во времени от неё самой)[284], другие с этим не согласны, полагая, что мальчик из Лагар Вельо по всем анатомическим параметрам вполне вписывается в рамки вариабельности, обычные для нашего вида[285].

Рис. 11.7. Скелет ребёнка из граветтского погребения в Лагар Вельо, Португалия (источник: Duarte et al. 2002)

Давно замечено также, что на черепах гомо сапиенс из Центральной Европы, датируемых началом верхнего палеолита, нередко встречаются признаки, отсутствующие у их африканских и ближневосточных сородичей, но обычные для неандертальцев[286]. Факты такого рода свидетельствуют как будто в пользу присутствия неандертальского анатомического компонента у части европейцев ранней поры верхнего палеолита, а наиболее простым и правдоподобным объяснением такого присутствия является гибридизация. По мнению американского антрополога Э. Тринкэуса, вообще все скелетные останки первых гомо сапиенс в большинстве районов земли, идёт ли речь о Северной Африке, Центральной Европе, Западной Европе или Восточной Азии с Австралией, несут те или иные архаичные черты. Понять особенности морфологии ранних людей современного анатомического типа, полагает Тринкэус, можно, лишь допустив ту или иную степень смешения с автохтонными популяциями более «архаичных» гоминид[287]. Оппонентов, однако, эти аргументы не убеждают. Они твёрдо стоят на своём, на каждый довод отвечая контрдоводом, или отбиваясь афоризмами. Например: «Как одна случайная ласточка совсем ещё не делает лета, так и выступающий затылок на черепе кроманьонца (или германца исторического времени) не делает и никогда не сделает из него гибрида с неандертальцем»[288].

Возразить на это, в общем-то, нечего, но коль скоро уж речь зашла о германцах с неандертальским затылком, было бы грешно не упомянуть то редко упоминаемое обстоятельство, что иногда отдельные анатомические особенности, свойственные в гораздо большей степени неандертальцам, нежели гомо сапиенс, действительно, довольно чётко прослеживаются даже на антропологических находках голоценового возраста (напомню, что голоценом называют последние 10 тыс. лет геологической истории Земли). Наиболее известный пример тому — лобная кость из Ханёферзанда на севере Германии, найденная в 1973 г. вне археологического контекста и по ошибке или в результате фальсификации получившая радиоуглеродную дату порядка 36 тыс. лет. Последующая проверка показала, что действительный возраст этой находки составляет около 7500 лет, но неандерталоидные черты, включая массивность, сильно развитый надглазничный рельеф и ряд метрических характеристик, которые первоначально послужили основанием для интерпретации её как «переходной» или «гибридной», от передатирования никуда не исчезли[289]. Эти же черты, усугубляемые ещё и сильно выступающими носовыми костями, зафиксированы на найденном в 1997 г. неолитическом черепе из грота Рипаро делла Росса в центральной части Италии[290]. Среди антропологических находок с неолитической стоянки Стржелице в Южной Моравии выделяется своей не совсем обычной морфологией обломок затылочной кости взрослого мужчины. Кроме очень большой толщины, он характеризуется ещё и наличием хорошо выраженного затылочного валика. По словам чешского антрополога Я. Елинека, «если бы этот фрагмент был найден сам по себе (т. е. вне неолитического контекста. — Л. В.), его, несомненно, определили бы как неандерталоидный»[291]. В той же работе Елинек упоминает ещё ряд похожих находок из Центральной и Восточной Европы, и в том числе голоценовый череп из Рюнды в Германии, который первоначально рассматривался как неандертальский.

Небольшой раздел, посвящённый подобным находкам, есть в книге Г. Вейнерта «Происхождение человечества». Он так и называется: «Современные неандертальские формы». Вейнерт упоминает, в частности, лобную кость из Подкумка под Ростовом-на-Дону («здесь налицо не неандертальский период, но, конечно, неандертальская форма»), лобную кость из окрестностей Хвалынска в среднем течении Волги («совершенно сходная с подкумской»)[292] и ряд находок из Германии предположительно послеледникового возраста, но с развитыми надбровными дугами. Он заключает, что «на сегодняшний день всё же приходится признать, что признаки неандертальцев ещё не окончательно исчезли. И хотя сам неандерталец исчез ещё до окончания ледникового периода, он всё же должен был принимать участие в развитии современного человечества»[293].

Ещё до Вейнерта, в самом начале прошлого века, о неандерталоидных признаках на голоценовых — и в том числе современных — черепах много писал польский антрополог К. Столыгво, считавший наличие таких черт свидетельством видового единства двух форм гоминид и полемизировавший по этому вопросу с Г. Швальбе[294]. Интересные работы близкой тематики были и у отечественных исследователей[295].

Я вспоминаю всё это вовсе не для того, чтобы намекнуть читателю, что, мол, неандертальцы ещё могут быть среди нас, и призвать его к бдительности[296]. Я также далёк от мысли, что лобная кость из Ханёферзанда или затылочная из Стржелице являются «железными» доказательствами гибридизации. Тяжёлые надбровья, толстые кости свода черепа и прочие черты, кажущиеся нам архаичными, вполне могли появиться у современных людей независимо, тем более что и встречаются они не только там, где сапиенсы могли сосуществовать и скрещиваться с неандертальцами, но и в регионах, никогда не являвшихся частью ареала последних (например, в Австралии). И всё же факты такого рода заслуживают внимания. Случайно ли, например, то обстоятельство, что чаще всего сообщения о поздних черепах с архаичными признаками поступали из Центральной и Восточной Европы? Ответа на этот вопрос у меня нет, но есть некоторые чисто археологические наблюдения, которые, возможно, пригодятся для его решения.

Рис. 11.8. Треугольные двусторонне обработанные наконечники с вогнутым основанием: 1 — Костенки 1/V (по А. Н. Рогачеву); 2 — Гординешты (по Н. А. Кетрару); 3 — Пролом 1 (по Ю. Г. Колосову); 4 — Тринка 3 (по Н. А. Кетрару). Верхнепалеолитические наконечники из Костенок и Гординешт сделаны гомо сапиенс, а вот изготовителями среднепалеолитических наконечников из Пролома и Тринки были, скорее всего, неандертальцы

Конечно, археология в силу специфики своего объекта изучения — вещественных древностей — не может прямо решать вопрос о том, была гибридизация или нет. Зато она даёт основания предполагать существование в отдельных регионах культурной преемственности между неандертальцами и анатомически современными людьми. Одним из таких регионов, возможно, была Восточная Европа. Не исключено, что здесь гомо сапиенс верхнего палеолита восприняли и продолжили развивать некоторые традиции, заложенные в среднем палеолите их предшественниками-неандертальцами, например, традицию изготовления треугольных двусторонне обработанных наконечников с вогнутым основанием (рис. 11.8). В верхнем палеолите региона такие наконечники — их называют наконечниками стрелецкого типа — встречаются от Прута до Дона и от Азовского моря до Камы. Они представлены многими десятками экземпляров. В среднем палеолите их гораздо меньше: сейчас известно всего три или четыре экземпляра, но при этом все они найдены в южной части ареала стрелецких наконечников и, главное, полностью отсутствуют за его пределами (рис. 11.9). Столь близкое совпадение формы и ареала и позволяет ставить вопрос — но пока не более того — о возможности культурной преемственности[297].

Рис. 11.9. Карта археологических памятников, где были найдены треугольные двусторонне обработанные наконечники с вогнутым основанием

Оснований ставить тот же вопрос для Центральной Европы, на мой взгляд, недостаточно, но тем не менее некоторые чешские археологи пытались сделать это, указывая на отдельные аналогии между селетом (центральноевропейская индустрия, связываемая обычно с неандертальцами) и граветтскими комплексами региона[298]. Для полноты картины добавлю, что похожая гипотеза предлагалась и для северо-запада Европы[299].

Кстати, как ни странно, в качестве археологических примеров контактов между аборигенным и пришлым населением Европы и Ближнего Востока в начале верхнего палеолита пока можно привести лишь несколько случаев вероятного восприятия анатомически современными людьми неандертальских традиций, а не наоборот. Может быть, преимущество гомо сапиенс перед конкурентами как раз в том и состояло, что они были более открыты в культурном плане и не гнушались перенимать то полезное, что видели у других? Этот вопрос позволяет нам плавно перейти к следующей и последней из тем, рассматриваемых в этой книге, а именно к выяснению причин исчезновения неандертальцев.

Литература

Происхождение и расселение Homo sapiens: Козинцев 1994, 2009; Оппенгеймер 2004; Bräuer 2008; Klein 1992, 1995, 2008; Lahr and Foley 1998; Mellars 2006; Liu et al. 2006; Oppenheimer 2009; Pearson 2004; Rightmire 2008, 2009; Stringer 2002; Tattersall 2009; Weaver and Roseman 2008.

Верхнепалеолитическая революция: Вишняцкий 2008; Bar-Yosef 2002; D’Errico 2003, 2007; McBrearty and Brooks 2000; Roebroeks 2008.

Проблема гибридизации: Беневоленская 1996; Козинцев 2003, 2004а; Green et al. 2010; Hawks 2006; Hawks and Cochran 2006; Herrera et al. 2009; Holliday 2006; Lukács 2001; Serre and Pääbo 2006; Smith 2010; Trinkaus and Zilhão 2002; Wolpoff 2009; Zilhão 2006.