Глава V. Сила

Как столь разные культуры оказались соседями? Язычество и вера в Единого бога, каленая сталь против золотой патины, белокожие бринморцы против шорцев, что, как глиняные горшки, обожжены южным солнцем?

На всем континенте, во всех странах разбросаны ветхие памятники времен Первого Царствования. Шор переживал свой расцвет тысячу лет назад. Картографы устали переиначивать странные названия их древних стоянок: «Хур-Саг» в «Южные склоны», «Эш» в «Эшенваль», «Мунус Эр» в «Железное Лоно».

Но никто не вспоминал о Шоре, пока не появился Конаста — «Звездный жеребец» династии Астартов. Молодой император вначале избавился от угрозы своего воцарения, затем объединил враждующие племена, потом подчинил группы архипелагов до самого побережья Оски. К восемнадцати годам он увеличил размер своей страны вдвое! Он вознамерился восстановить карту Первого Царствования. Во времена Золотого века Шора Бринмор был заселен полуголыми племенами варваров, что поклонялись природным явлениям. Отголоски древнейшего населения Бринмора остались с нами в виде вымирающих племен Чернозубых, Краснозубых и прочих «степняков».

Константин Великий — так его теперь называли — вопреки былой разнице развития их держав, уважал короля Бринмора, Калахана Мэлруда, и изначально надеялся на союз с величайшим из потомков апостолов Доброго Бога. Неизвестно, что пошло не так, но вместо альянса мы получили самую кровопролитную войну последнего столетия.

Считается, что Бринмор проиграл, ведь он отдал Шору свою морскую столицу, Сантацио. Однако победоносное шествие Константина остановилось на Девяти Холмах, а Великую Империю Шормаару стали презрительно называть «Шор». Можно сказать, что «Звездный жеребец» подавился костью финика на десерт, до того обширно отобедав.

«Новейшая история Шормаару» Самсона Астарского

Шурх-шурх. Тяжелое дыхание. Шурх-шурх. Скрип, Под лопатками камни перекатываются. Гу-у-ул, или в ушах шумит?

Как же погано.

— Тебе не тяжело? — незнакомая женщина.

— У нас в Бринморе говорят: своя ноша не тянет, — хрипящий от натуги голос Чонсы.

Потом — запах. Так пахнут еловые ветки, которые бросают, провожая карету с мертвецом — чтобы отбить трупную вонь и чтобы явившийся с того света дух не нашел путь домой. Джо шевельнулся. В его планы не входило становиться призраком, но, открыв глаза, он увидел лишь великое тёмное ничто и испугался, что ослеп. Губы не слушались. Руки не слушались. Ноги — тоже. Он парализован? Околдован?

Все-таки мертв?

— Чшшш-сааа, — прошипел он. Шорох стих. Тишину разбивал звук капель. Судя по головной боли, череп Джо проходил пытку водой и сдал в крепости. Когда перед ним появилось бледное лицо в окружении светлых прядей, Джо подумал, что это лик святой. Он с трудом сфокусировался на тонких чертах и тёмных отметинах на коже, потянул носом запах пота, вполне человеческий и земной. Чонса прижала к его губам фляжку, вода была ледяной и потекла по подбородку и шее за шиворот, лишь капля попала в сжатое горло. Она что-то говорила, но он не мог расслышать за грохотом в своей голове. Он и себя-то едва слышал. Джо заскулил, прокусывая губу насквозь. Вкус крови наполнил рот, в сильном спазме скрутило желудок, но Джо не мог пошевелиться, не то что сблевануть.

— Бр-р-рк? — спросил ключник.

Чонса покачала головой.

Плохо. Очень плохо.

И ему плохо. Почему так больно? Словно после первых тренировок, когда его ребра ломались с той же легкостью, что лопается струна в руках неумелого лютниста.

Удивительно, но когда пришла боль, стало лучше. Словно небо очистилось от туч.

Небо… Почему при мысли о небе ему становится дурно?

Джо тихо замычал. Получился жалобный стон.

— Мы идем на юг, — услышал он тихий голос Чонсы. Ему всегда казалось, что она говорит со странным акцентом, хотя откуда тому взяться? Джолант знал её биографию наизусть, каждую строчку в досье, каждый доклад ключников о ней. Она выросла в золотом сердце королевства, в Дормсмуте, но сейчас ему пришлось напрячь слух, чтобы разобрать её речь. Кажется, он сильно ударился головой. Его ударили? — Нам досталось. Тебе больше, чем мне.

— Как… плохо?

— Сломаны ребра, мы стянули их, но потребуется время. Вывих плеча. Ты ударился головой и потерял много крови. И… ногу.

Мы?

Ногу?

Что за бред. Он же чувствует, как она болит. Вот, одна и вот…

С губ сорвалось звериное, неразумное:

— У-у-у!

Мы. Потерял ногу. Брок мертв? Что с небом? Где они? Юг?

Джо сжимает ладонь Чонсы так крепко, что в неё впечатываются кровавые полукружья ногтей. Потом рука опадает.


Чертовы бабы. Двигаются во тьме, как дикие кошки. Чонса длинноногая и ловкая, она иногда оборачивалась на Джо, проверяя, что он не потерял их из виду. Беспокойная — то в сторону отойдет, любуясь светящимися грибами, то прогуляется по краю обрыва, поглядывая в лицо Танной. Вторая, шорка, шла впереди, согнувшись, как ежиха. В какой-то момент Джо показалось, что она на ходу зачерпывает каменистую крошку под их ногами и пробует её на вкус, и сразу после этого девица поменяла направление их движения.

Дрянная ситуация. Невыносимо было видеть сочувствующий мягкий взгляд егозы-малефики, когда она помогала ему идти первое время. Лежать, и чтобы его тащили, как мертвого? Ну уж нет. Хоть одна нога, но была ведь она у него! Кое-как все втроем смастерили из найденной палки подобие костыля, обмотав верх отрезом плаща, и Джо мог ковылять самостоятельно.

Болело адски. Они часто делали привалы. В некоторые из них Джо тихо и слабовольно молился, чтобы Шестипалая и её новая подруга забыли про него.

Все потеряло смысл. Всему конец. Столько смертей, и Брок… Брок мертв. Джо не представлял, как у Чонсы получается вот так запросто идти вперед, переговариваясь с ведьмой, и делать вид, что…

Джо сник. Чесались пустые мочки ушей. Чонса продала серьги этой язычнице, хотя на взгляд ключника, той должно было хватить и его ноги. Неужели мало? Теперь ему приходилось быть начеку. Спасало только то, что Чонса не торопилась сходить с ума… А может, её спокойствие и было проявлением безумия? Так много вопросов. Такая длинная и темная дорога. Малефика шла, не спотыкаясь, зоркая и чуткая, шорка знала это место наизусть, и только Джо плелся в хвосте, ругался, спотыкался и радовался лишь когда в расщелины над их головами попадались ошметки горящих небес. Потом спохватился: да что он за человек, если радуется такой мелочи, как видимость тропы под ногами? И что освещают ему путь кровоточащие небеса?

Всё это казалось нереальным. Здесь, в пещерах, были свои порядки и свои проблемы. Он все еще изумленно поглядывал на обрубок своей ноги и осторожно трогал уцелевшее бедро, проверяя границы боли. Чонса не переставала за ним наблюдать: так, будто это он, а не малефика, здесь опасный зверь. Пфф. Такая чувствительная! Ну и что, что он пытался, едва придя в себя, убить её? Ну и что, что кричал про то, что теперь у него есть все основания сдать малефику в тюрьму как преступницу? При этом и Джолант, и шорка, и Шестипалая, все понимали, что теперь у мира есть дела посерьезнее потери ключа и поводий от одной-единственной малефики.

— Нам нужно вернуться в Дормсмут, — когда от боли побелело в глазах, Джолант опустил руку со своего исхудавшего бедра и наконец опал на лежанку. Шорка держалась стороны, с интересом на него поглядывая и подслушивая разговор, — Нам нужно пойти в малефикорум. Нужно найти в столице прелата… Доложить, что мы видели…

— Мы видели то же, что и все. Краски в небе, чудовищ, мясорубку.

— Пусть так. Но нам надо доложить о Броке. Брок…

Джо запнулся и разозлился на себя из-за дрогнувшего голоса. Отвернулся к огню, с непривычки щурясь, и краем глаза заметил выражение лица Чонсы: потемневшее, уставшее, печальное. А ведь она была знакома с наставником немногим меньше, чем он сам. Наверняка ей тоже непросто.

— Мне жаль, — тихо сказал он, — Ты давно знала Брока, верно? Его потеря…

— Да положить я хотела на Брока, — тихо процедила она, — За это «давно» я ни разу не услышала от старика доброго слова. Он обращался со мной, как со скотиной! Знаешь, сколько раз он назвал меня по имени? Один! Один раз! — она повернула к нему бледное злое лицо, брови сведены у переносицы до морщинки, — Когда велел мне спасти твой зад! Почему я должна горевать о нем?

Её слова звучали жестко, они ранили ключника. Не исключено, что они знали двух разных Броков. Джо свел брови, но не стал вступать с ней в спор. Только добавил сквозь зубы:

— Ты совсем его не знаешь.

И он был прав. Брок не давал и единого шанса узнать его ближе.

Шорка, в темноте похожая на быструю крысиную тень у стен, подала им плошки с жидкой кашей и ягодами. Миски были горячими, задубевшие пальцы налились пульсирующей, распирающей их болью. Южанка же подобрала кисет с трубкой и ушла к каменному краю Танной, где села, свесив в пропасть ноги. За все время она не сказала Джо и слова, а с Чонсой болтала, не затыкаясь.

— Хочешь оправдать его в моих глазах? Можешь попробовать.

— Его сын родился с разноцветными глазами, — Джо недолго колебался, покусал губу и вырвал из рук Чонсы (та хотела накормить его сама) кашу, облившись, — Брок думал, что это просто особенность, но потом понял, что дитя владеет малефецием… Он пытался скрыть его. Воспитать сам, — тут брови Чонсы взлетели вверх, потому что это правда не было похоже на Брока, которого она знала. Джо заметил это и хмыкнул, посмотрев ей прямо в глаза, — Но затем ему исполнилось четырнадцать и у него случился припадок. Брока не было дома, а когда он вернулся, вся семья была мертва, его жена, все животные, даже любимая собака его сына. У них была кровь в ушах, из глаз, из носа и рта. А мальчика нигде не было. Всю оставшуюся жизнь он гонялся за ошибкой, которую совершил в молодости.

— И он нашел его?

— Нет. Как не искал.

Чонса замолчала, переваривая информацию. А затем внезапно издала неприличный звук губами и сказала:

— Теперь понятно, почему он решил подохнуть за малефику и юнца. Искупление старых грешков, увы, не так работает.

Джо посмотрел на неё так долго, словно закапывал каждой секундой зрительного контакта на метр в землю. И повернулся спиной, разочарованный, так и не притронувшись к еде.

Им предстоял долгий путь. Время текло иначе в этих узких, полных теней и затхлого воздуха коридорах. Порой они были так широки, что их шаги разносились эхом, словно по тронному залу. Когда тропа сужалась, им приходилось идти по одному, боком сквозь трещины в мокрых скалах. На них сыпалась каменная крошка, компанию им составляли летучие мыши в глубокой спячке — и больше никто.

— Ты точно знаешь, куда идти? — спросил Джо шорку, когда та повела их какими-то совсем путанными тропами, свернув несколько раз в разных направлениях. Ключник подумал, что ходы под горами прорыли гигантские мыши, и от этого стало немного жутко. Он не ждал ответа от ведьмы. Чувствовалось, что юнец ей не нравится.

— Точно, леле, точно, — кивнула она, будто сама с собой говорила, — Я тут каждый камушек знать.

— И этот путь выведет нас… куда? — за каскадом поворотов, природных мостов и переходов Джолант совсем потерял направление. Единственный его ориентир — Танная — остался далеко позади.

— А ты еще не понял? — шорка обернулась на путников с сияющей улыбкой на лице, — Домой!

— Домой? — это Чонса повернулась к ним.

— К нему домой, — ведьма показывала прямо в грудь Джоланту. Тот как раз случайно задел культей стенку и весь побледнел от боли.

— Сантацио, — прошелестел он.

Ему не хотелось вспоминать о том, что когда-то у него был «дом». Он потерял его, мать и имя. Это куда больнее, чем лишиться ноги.

Зато у него был новый отец, пусть не по крови, а по завету — Брок. Был дом — просторные казематы Дормсмута.

Но оставалась маленькая подушечка с можжевельником и лавандой от головных болей. Её своей рукой сделала мама, настоящая мама, а не та, что, как твердили монахи, была Церковью. На подушке волки гнались за лисами по полю из чертополоха. Вышивка давно поистрепалась, засалилась и побелела, но как она грела сердце!

Где теперь эта подушечка? Где теперь Брок? Где его дом?

— Но это невозможно! — воскликнула Чонса, пока Джо переводил дух, — Если бы у шорцев был выход к Дарре…

— Да сдаться нам Дарра, — отмахнулась горная ведьма, — Камни и злые рожи. Осторожно, тут пропасть! Это вы пытаться откусить кусочек сладкая земли.

— Тем не менее, именно вы откусили от нас Сантацио, — заметил Джо без приязни. Он пополз по стенке, стараясь не смотреть вниз, где камни пиками поднимались из недр. Чонса отошла в сторону, любуясь соляными сосульками, что свисали прямо над их головами.

— Я ничего не кусать, леле, — ведьма обернулась на малефику и подхватила её под руку, как в деревнях девочки хватают подружек, — Тем менее — вы быть ещё в Бринморе. Оттуда до Шор еще дорога. Там есть трактир, остановиться. Его держит мой ста-арый друг. Самсон имя.

Она побежала по каменному парапету над пропастью шириной в две дюжины дюймов.

Джо оступился, попытался по привычке опереться на вторую ногу и в мучительно растянутый по времени миг завис над холодной бездной. Чонса была далеко, ведьма вела их вперед, но каким-то невероятным образом она оказалась рядом и дернула за шиворот Джо, откидывая его спиной о стенку.

— Я же сказать — осторожнее.

Падение было бы избавлением. Но увы.


Небо оказалось злым и низким. Джо с Чонсой замерли двумя призраками у границ подземного царства, запрокинув головы и приоткрыв рты. И только они привыкли к завихрениям алых облаков, как из-за них появилось длинное извивающееся тело, изогнулось лентой и медленно исчезло в верхних слоях небес, будто растворилось. Джолант сильнее навалился на плечо малефики от этого зрелища, а она нашла его ладонь и сжала до судороги, пробежавшей до кончиков пальцев. Странное чувство: они ссорились, но их будто объединило то безумие, что они увидели своими глазами. Разделенное надвое, оно переставало быть настолько пугающим.

Ведьма скинула свою огромную корзину у входа в пещеры, что оказался узкой расщелиной. Они стояли на узкой площадке, нависшей над обрывом, как балкон, и все-же сумасшедшая раскинула руки и рассмеялась, танцуя по горному выступу.

— Какая красота! Красота! — она повисла на их плечах, едва не свалила с края, прижалась чумазой щекой к лицу Джоланта, — Представлять! Когда-то так было всегда! Все эти краски, они вернулись!

— Счастье-то какое, — пробурчала Чонса. Выглядела она неважно — плохо спала в последнее время, больше бродила вокруг их нехитрого лагеря в пещерах и беседовала с Нанной.

Джо не нравилась эта дружба.

За Южными склонами погода была мягче. Казалось, что подземный переход был порталом между мирами: с северной стороны снег, праздник конца года и звездное зимнее небо, здесь — весенние ручьи, зеленая листва и алый шрам непроходящего заката. С уступа было все видно, как на ладони. Отцепившись от малефики и ключника, Нанна показала на долину внизу, где горная река разбивалась на широкие ручьи, становясь мелкой и плоской, и будто неподвижной. Её воды отражали небо. Сколько хватало взгляда, не было ни одного следа человека.

— Туда! — она указала на скалу в форме головы ястреба, — Вот под ним пройти.

— И там сразу трактир? — Чонса скорчила гримаску.

— А ты любить побыстрее, чон се? Ауф-ауф!

Малефика усмехнулась и оглянулась в поисках спуска. Грива ведьмы уже скрылась за камнем, только мелькнула макушка. У Джо не было выбора — она пошла, он поковылял следом, сжав челюсти до боли в деснах. Спуск был непрост, беспрепятственно его могли преодолеть только ловкие горные козочки, которых они спугнули с крутых склонов.

Джо быстро стало жарко, а потом холодно до жути — реку было не обойти, только перейти вброд. Джолант подумал, что такими темпами он отморозит себе последнюю ногу. Последнюю ногу, ха! Что ж, тогда ничто не помешает ему утопиться совсем.

Что за мысли, Колючка?

Спасало то, что они преодолели переход за один день. Один же? Закат никак не исчез за склонами, только приобрел фиолетовый густой оттенок, и ориентироваться по времени казалось невозможным. После тьмы подземелий негаснущий свет тревожил едва ли не больше, чем первопричина его появления. Если бы не культя вместо ноги и ноющие ребра, тяжелые думы свели бы Джо с ума. Как хорошо, что люди скорее животные. Когда капкан откусывает твою лапу, боль вытесняет все чувства, кроме нее.

Боль — ревнивая тварь.

Они разбили костер в тени под клювом каменного ястреба, и Джо уснул тут же, стоило коснуться головой локтя, даже не потребовался тот отвар, что давала южанка. Он заметил сквозь шоры ресниц, как Чонса окунает бинты в кипящий котелок. Смену повязок ключник уже не почувствовал.

Когда Джо очнулся, след южанки уже остыл.

— Куда делась ведьма? — прохрипел он. Чонса дала ему миску и упала рядом. Она ожесточенно потерла лицо шестипалыми ладонями и зевнула.

— Не знаю. Ушла. Оставила нам котелок и немного еды.

— Паршиво выглядишь, — в миске оказалась похлебка из грибов и корений, как и все прошлые дни до этого, каша с ягодами закончилась уже давно.

Малефика хмыкнула, обняла колени и уставилась в тлеющий костер. Джо не мог отвести от неё взгляд. Свет причудливо падал на лицо северянки, ключник заметил и залом губ вниз, и мелкие морщинки в уголках глаз, делающие Чонсу похожей на лесную кошку. Сейчас, с каменистой серой крошкой в волосах, она выглядела старше своих лет, но все еще казалась Джоланту красивой. Как-то странно, непривычно — малефика уж точно не была похожа на героинь рыцарских песен, за которых короли могли развязать новую войну.

Ключник поспешно отвел взгляд.

— Я плохо сплю с тех пор как… — она болезненно поморщилась, щурясь на шрам в небе. Глаза у девушки были красные и слезились. Джо передал ей еду. Чонса приняла миску и начала прихлебывать без аппетита.

Звонко пели поблизости мелкие птицы, затихнувшие, когда в небе закричал тетеревятник. Должно быть, сейчас рассвет.

— Надеюсь, скоро отдохнем в трактире. Скоро же?

— До Ан-Шу сутки пути.

Слух Джоланта резануло непривычное шорское название. Как будет «Новый Шор» на их языке? Он забыл. Что значит «Ан-Шу»?

В задумчивости он снова начал разминать больную ногу, мышцы бедра ныли, похожие из-за спазма на морские узлы.

— Сутки пути или сутки ползком?

Чонса вяло пожала плечами.

На дорогу ушло двое суток. Чонса улыбнулась, завидев мерцающий вдалеке огонек света. В то, что человечество все еще существует, верилось с трудом. Джо помнил, что было до отчаянного прыжка в реку, не мог выкинуть это из головы, сколько бы не старался. Может, те твари не смогли преодолеть Южные склоны? Может, наелись бринморской плоти и залегли в спячку, как летучие мыши в пещерах?

Ан-Шу, внезапно вспомнил Джолант карту, «Небесная ладонь». Бринморцы переиначили шорское словечко в «Аншур», но звучание все равно осталось непривычным.

Постепенно появлялись следы человеческого пребывания: тропы, мусор, охотничья стоянка из шалашей, пялок для сушки звериных шкур, глубоких ям-коптилен, и мостки там, где разливались широкие ручьи.

У Джо болело всё тело. Чонса шаталась.

— Ещё немного, — сжалилась девушка, когда ключник не выдержал и попросил остановку.

Немного — это ещё пара часов, и из фиолетовой тьмы проступили очертания домишек. Их было немного, но по сравнению со звенящей тишиной пещер звук чужого голоса, детского смеха и блеянья лохматых овец был подобен песне. Дальше — выше по зеленому склону — виднелось большое поселение с каменными домами.

Трактир стоял с самого края Ан-Шу, где обычно стоят хижины деревенских знахарей. Джо едва успел заметить пару человек, темноволосых и быстрых. Они спрятались, как мыши, стоило путникам появиться на горизонте, и с интересом следили из-за приоткрытых дверей.

По привычке Чонса натянула на лицо капюшон. Когда она попыталась открыть дверь в трактир, она оказалось запертой.

— И кто закрывает дверь в трактир?! — недоумевала девушка. Джолант проверил, вдруг ошиблись? Но нет, все как говорила в пещерах Нанна — деревянная табличка с хвойной веткой и кружкой, есть даже надпись на бринморском — «Еловый грог». Они были на месте.

— Шорское дружелюбие! — прокомментировал Джо, сползая плечом по бревенчатой стене. Он научился кое-как держать равновесие, опираясь на палку, но спина от постоянного напряжения окаменела.

— Мы все еще в Бринморе, если Нанна не солгала нам.

— Выглядит как Шор, пахнет как Шор и называется как Шор… — пробубнил в ответ ключник и грохнул по двери кулаком.

— Иду, иду, — захрипело изнутри.

Им открыл огромный, бородатый и похожий на вепря мужик. Бринморец на вид. Задержался на пороге, разглядывая странников, но молча подвинулся и дал пройти.

В трактире было неожиданно людно и тоскливо — кажется, воодушевившись наступлением конца света, публика пила не просыхая и теперь пребывала в тяжком похмелье. За столами уныло потрошили алую соленую форель, макали жирные куски в томленый лук, и пахло это так замечательно, что Джо согнулся от воя своего желудка. Бывалого вида полная девица, отдыхающая на коленях второго звероподобного мужика (охотника, должно быть, судя по звериной шубе и украшениям из костей и клыков животных), приподнялась им навстречу и провела к единственной свободной лавке. Охотник проводил их недружелюбным взглядом.

— Где ближайший монастырь? — допрашивал её по пути Джо, — Нам нужно отправить гонца или голубя в столицу. Срочное дело!

Его плащ испачкался и порвался. Жёлтый цвет ткани потерял насыщенность, стал песочным, а без Кости мира только малефика рядом была символом того, что он ключник. Чонса, впрочем, не вмешивалась. Села и начала разминать шею и ноги, постанывая. Служанка не отвечала, а когда открыла рот, издала невнятное мычание, гулкое и низкое, которое самую малость напугало Джо. Чонса, заметив это, ухмыльнулась.

— Она глухонемая, — ворчливый трактирщик подошел к столу и грохнул тарелки, полные рыбной каши, — Есть только это. И грог.

— Дайте угадаю — еловый? — Чонса положила острый подбородок на гамак пальцев.

— А то ж, — важно кивнул мужчина-вепрь, совершенно карикатурно хрюкнул простуженным носом и ушел — видимо, за грогом.

— Отдохни, Колючка, — посоветовала Чонса, вытягивая ноги и расслабляя шнуровку на груди, — Тебя на одну ногу меньше, надо беречь силы!

— Мы обязаны доложить, — продолжал гнуть своё Джо, — Должны узнать о ситуации…

— Давай выпьем, отдохнем, а с утра узнаем, что и как?

Джо вздохнул и откинулся на скамью. Он еще не выпил, а уже почувствовал приятную усталость. Впервые в новой жизни они были в тепле, здесь пахло домом, да даже каша эта вонючая, а не грибная похлебка…

— Ладно, — миролюбиво согласился он.

— Нам все равно нужно будет передать трактирщику привет от Нанны. А вот кстати и он, и… Оооо, чувствуешь запах?!

Чонса вцепилась в кружку мертвой хваткой. Пахло замечательно: горным медом, крепким алкоголем и хвоей.

— Ох, не зря Нанна вас рекомендовала!

— Что за Нанна? — свел лохматые брови трактирщик, и кинул на стол половину буханки хлеба, — Не знаю такой.

— Так, а разве не вы, любезный, владелец этого трактира?

Вепрь пару раз моргнул. Джо оставил разговор Чонсе. У него были свои дела. Хлеб был весь в саже, а каша — комочками и пересолена, но вкусная. Джо ел.

— Не. Эт вам Самсон нужен. Он уехал щас… Завтра вернется. Ночевать тута будете?

— А есть где еще?

— Нет.

Чонса усмехнулась, зачерпывая кашу. Вепрь подождал пол-минуты её ответа, о чем-то догадался, ругнулся и ушел.

— Проблемка, — вздохнула она, — Деньжат-то у нас не осталось. Я рассчитывала на «дружескую» помощь от трактирщика. Готов расплачиваться натурой, Джо?

— Так я уже, — ключник фыркнул в кружку с грогом, Чонса посмотрела на него широко раскрытыми глазами:

— Погоди, ты что же, удачно пошутил?!

После чего звонко рассмеялась в скорбной тишине трактира.

Джолант не обладал эмпатией малефиков, но чувствовал отчаяние в воздухе. Внешне казалось, что ничего не изменилось: их проводили, как провожают обычно посетителей, на улице все так же бегала домашняя скотина, и где-то там все еще кричали ястребы.

Если закрыть глаза и уши, можно сделать вид, что ничего не произошло. Если много выпить, об этом можно забыть.

Паров алкоголя в темной комнате с очагом было больше, чем дыма от поленьев, ставни закрыты, двери никого не выпускали. Кто-то спал за столом, кто-то пил, иные — переговаривались тихими, надорванными голосами, срываясь в истеричный хохот и звуки, с которыми из человека выходит не первая порция грога.

В трактире поселились люди, отрицающие иной мир за пределами этих стен, понял Джо. У них были потухшие глаза, дрожащие руки и улыбки смертников. Они ели и пили на последние деньги, и теперь, когда ключник увидел правду, было тяжело перестать её замечать. Им еще предстояло узнать, что здесь случилось и как откликнулся праздник конца года на жителях Аншура.

Джо доел кашу и теперь пил.

Их обнесли раз, другой. Глухонемая девушка, помогавшая Вепрю, оставила на столе пузатый кувшин грога, и он не успел остыть. Во всем зале горела лишь пара масляных лампадок, от которых веяло тяжелым рыбьим духом, и фонарь на столе хозяина, ближе к двери. Пока они пили, Вепрь переставил его с единственного окна, вырубленного в бревенчатой стене — так, словно ждал, что кто-то найдет путь домой, но не дождался.

Разомлев, Джолант почувствовал, что усталость растекается приятной слабостью, вытесняет тяжкие думы и муки тела. Он потянулся всеми костьми и глянул на притихшую Чонсу, которую совсем развезло. Она высунула язык, вытряхивая на него хмельные капли.

— Мне кажется, что у тебя зависимость от алкоголя, — заметил Джо.

Малефика помолчала, придумывая колкость в ответ. Потом отпила из его кружки.

— А мне кажется, что лишение ноги пошло на пользу твоему характеру. Какими еще новостями обменяемся?

Джо закатил глаза.

— Мир изменился. Может, меня задело?

— Или отсутствие Брока так помогло тебе?

Чонса словно пощечину ему отвесила. Едва заметная улыбка исчезла с его лица. Он ведь так и не понял, что произошло тогда, у реки. Запомнил только полный ужаса крик (чей?) и то, как девушка метнулась к нему и потащила к обрыву. Даже не смог вспомнить свой прощальный взгляд на Брока. Прыжок, холод и боль — всё, что осталось на память о его приемном отце.

Джо с отвращением глянул на обрубок своей ноги.

— Я теперь не смогу сражаться.

— А ты рассчитывал заниматься только этим? — Чонса оперлась скулой о поднятую руку. Она тоже согрелась, напилась — на бледных щеках заиграл румянец, подсвечивая полупрозрачные веснушки, — Только сражаться? И больше ничего? Ты же в курсе, что сила — она не только про умение заехать по черепу твоим молотом?

— Мой молот тут причем?

Чонса покачала головой:

— Стоит мужику услышать что-то про свой молот, как остальная фраза куда-то исчезает, — она цыкнула зубом и положила ладонь на руку Джо, заставив его посмотреть на себя, — В малефикоруме нас учили, что мы больше, чем пара кружек крови, чем кости и мышцы. Ту силу, что у тебя здесь, — она ткнула пальцем в его грудь, — Никто не отнимет. Ни злая река, ни…

Она запнулась. Джо понял — она вспомнила монстров. Что, если её глаза видели что-то иное? Более ужасное? В конце концов, органы чувств малефиков гораздо острее, они отличаются от человеческих.

— Сила — не-сила… Легко говорить тебе. Ты и без меча можешь уложить человека, а я…

— А что ты? Бедный мальчик, который без меча в руках превращается в лягушку? А? Ну, давай. Расскажи.

— Ты что же, хочешь услышать мою историю? — усмехнулся Джолант, подаваясь вперед.

Его настороженный взгляд скользнул по ехидному лицу Чонсы, остановился на узких розовых губах. Кто-то из посетителей не выдержал и внезапно в голос расплакался. Немая служанка вывела его на улицу.

— Нечего рассказывать, — пробубнил ключник, болтая алкоголем в полупустой кружке, — Я родился в Сантацио. До десяти лет рос при дворе, обо мне заботилась служанка, Цера, а я помогал на конюшне. Потом пришел Брок, он, кажется, был дальним родственником моего отца. Я всегда знал, что неродной, родная мама умерла… Но Цера воспитывала меня, как своего ребенка, хотя у неё был ещё один сын. Его звали Гвидо.

Чонса затихла, кажется, дышать перестала. Джо улыбнулся своим мыслям.

— Нам было весело вместе. Он просился со мной, но Брок забрал только меня. Брок тогда уже был ключником, увез меня в малефикорум за Канноне. С тех пор я не был в столице. Годы войны я провел за обучением. Рвался в бой, но меня отправили только дальше на север… Потом я познакомился с тобой. Вот и вся история славного Джоланта Лорки.

Еще один кувшин хмельного напитка. Чонса подняла свою кружку и встала с места. Её хрипловатый голос раскатился по «Еловому грогу» рычанием горной львицы:

— За славного Джоланта Лорку! И за возвращение домой!

Джо смущенно кашлянул в кулак, когда пьянчуги разразились поддерживающими криками.

— Спасибо. Это довольно… мило.

Чонса упала на место и промурлыкала:

— О, Колючка, не начинай. Ты знаешь, я не могу сдержаться, когда ты так стесняешься! Ты же покраснел, да? — она наклонилась над столом, показав обнаженные тонкие ключицы в расстегнутом вороте шерстяного платья, — У-у, в темноте не видно.

Джо не сдержался и хмыкнул. Чонса в ответ совсем по-детски стукнула его по здоровой ноге под столом, а ключник поймал её за пятку и дёрнул. Рывком сползая вниз, она ахнула и шлепнула ладонями по столу, выпустив кружку, плеснув себе на исподнюю рубашку и испугав задремавшую на соседней лавке кошку.

Это было так глупо, так неуместно, учитывая всё с ними произошедшее, и их разговор, и все эти смерти, что Джолант засмеялся. Тот самый охотник шикнул на него — уставшая глухонемая служанка уснула на его плече. И чего шикать? Она же глухая.

— Хватит ржать, — произнесла Чонса, — Что, не нашлось других баб, чтобы посмущать — так и я сойду?

— Звучит так, как будто ты ревнуешь.

— Ты недооцениваешь мою брезгливость, ключник, — язвительно пропела малефика, — И переоцениваешь свою привлекательность.

— Единственное, что я переоценил — это количество выпитого тобой грога.

Он едва не покраснел от сказанных слов, но — к черту, он был пьян!

Чонса на мгновение опешила, а потом показательно, большим глотком, допила грог. И испытующе посмотрела на Джоланта. Он благосклонно кивнул и жестом показал Вепрю повторить. Хвала Святым — как бы далеко они не находились от столицы, слуги в питейном заведении всегда понимали, когда гости хотят напиться до забытья.

На рассвете в трактире появились новые люди — Шестипалая тогда уже клевала носом, а Джо мутило от запаха хвои. Посетителями оказались гладковыбритые мужчины с быстрыми глазами, они побросали с лавок спящих пьяниц и едва ли уважили иную публику взглядами. Если честно, Джо было всё равно на них, пока Чонса мурлыкала что-то себе под нос, распластавшись щекой по плечу.

— Отвести вас в комнату? — на смену Вепрю пришла его более молодая версия. Должно быть, сын, с теми же утопленными в щеках голубыми глазами и вздернутым носом. Он помог им подняться наверх.

Комната была маленькой, но теплой, лавка с лежаком — одна. Джо едва смог усадить очнувшуюся Чонсу и снял с неё сапоги, обшитые лохматым волчьим мехом. Она сосредоточенно мешалась ключнику, ероша его волосы — он поджимал плечи и шипел с напускной злостью. Потом она потянула его за кудрявые пряди у висков к себе. Растерянный, он завалился на неё, а она помогла ему лечь рядом на спину.

Какие у неё потрясающие глаза, подумал Джолант. Как пруд, поросший водяными лилиями, как грудки у павлинов в королевском саду. Большие и круглые глаза дикого зверя.

— Чонса, — тихо позвал он, склоняясь над ней. Так близко, что он может пересчитать веснушки на её переносице.

Но она внезапно упала щекой на его грудь, закинула на него ногу, пропустила ступню под коленом и обернулась вокруг змеей. Она едва касалась его культи, но было небольно. Другое, более сильное чувство отвлекало Джоланта. Чонса равномерно, глубоко задышала. Уснула.

Джо ударился затылком о сбившийся тюфяк под головой раз, второй. Будь проклята эта девчонка. Она сведет его с ума.

Остаток утренних сумерек он провел, перебирая её короткие волосы. Потом уснул, и сны были сладкими, как девичье дыхание на шее.


Первая мысль?

Он никогда больше не будет столько пить.

Вторая — о Чонсе. Джолант неожиданно быстро привык к теплу её тела, и сейчас, ощутив пустоту под боком, проснулся.

Девушка стояла в паре шагов от кровати. Чонсу со спины держал мужик на пол-головы ниже. Она не убила его на месте, потому что в руках у разбойника был кинжал с костяной рукоятью. Мужчина был красив, как полубог, а оружие показалось Джо знакомым.

Где он его видел? Точно. Как можно забыть?

Епископ монастыря под Раузой, дородный и молодящийся, подарил старику этот баллок. Он говорил:

— Я отыскал его во время паломничества к Королевским криптам и вначале не поверил, что святым мощам самого Мэлруда можно придать столь кромольную форму, любезный! Я был возмущен! А потом, — тут он расхохотался, — решил, что тебе, негодный ты медвежатины кусок, не повредит заиметь второй, в твоем-то возрасте!

Брок осматривал рукоять со смешанными чувствами на смурном лице. Два костяных шарика у оголовья органично сливались с черенком. Само острие было попорчено, с зазубриной типа рикассо, но красивое, четырехгранное. Клинок был длиной в полторы ладони и выглядел смертоносным. Точно не работа бринморского кузнеца, в оружейных таких кинжалов Джо не видел.

— Это что, — буркнул Брок, скрипнув ногтем по левому шару, — У него вихры на яйцах прорисованы?

Он же и загоготал от этой шутки первым. Брок редко шутил. Оттого Джо и запомнил эту попытку.

Теперь этот кинжал был приперт к боку малефики. Красавчик знал, кем являлась Чонса — он задрал на ней платье и похабно скользил оголовьем по нагой коже от тяжелой округлости груди до края льняного исподнего. Там, где он вел, оставались ожоги. Малефики не выносили касаний к Кости мира.

Когда он уткнулся носом ей в шею, стал виден безобразный шрам на щеке, какой бывает от клыков волка. Чонса шипела сквозь зубы, сражаясь с болью, но не могла утаить крупные слезы и запах жженого мяса от чернеющего волдырями бока.

Они пытали её. Пытали его Чонсу! Малефику, которую он поклялся защищать — в том числе и от самой себя. Джо дернулся за мечом.

— Ну-ну, голубщик, — второго он не заметил, так тихо он сидел в ногах, с интересом разглядывая лицо ключника. В руках у него был меч. Это оружие Джолант тоже знал. Не один вечер он провел, монотонно скользя оселком по клинку, заостряя его до прозрачности стали по краям. Заточка была что надо. Одну за другой преступник отпорол пуговицы с его рубашки и провел длинную линию по впалому животу. Закровило.

— Что вам надо? — спросил сквозь зубы ключник, потому что не знал. Вернее, вариантов было слишком много. Они вихрем пронеслись в голове: работорговцы с юга, голодные постояльцы, культисты, охранники Вепря (они так и не оплатили постой, еду и питье), просто грабители или же наёмные убийцы.

Насильники?

Джолант бросил взгляд на Чонсу. Заметил — руки и бедра связаны, как у норовистой кобылы. Когда смазливый ублюдок тянул за узел назад, она извивалась в попытке устоять. Ему, кажется, нравится прогиб её спины.

— Что вам нужно? У нас нет денег, — произнес Джо голосом тверже. Тот, кто срезал пуговицы, ухмыльнулся. Зубов у него не было. Ключника передернуло, когда тот показушно, языком снял с его меча его же кровь.

— Кловь, — картаво промяукал он, — Твоя кловь, ублюдок.

— Жжет! — не вытерпела и вскричала Чонса. Её колотило от боли. Джо хотел рвануть к ней, однако меч крепче прижался к его животу. Больно! Еще немного и ливер полезет наружу.

Чонса снова закричала. Безумно и исступленно, как раненое животное.

— Лади вшех Швятых, угомони эту млащь!

Удар в висок. Четкий, знающий. Значит, наёмники. Девушка ослабла в путах и истязающий её разбойник довольно захихикал.

— Но пока мы повешелимся, а? Ты такой шимпатишный мальщик, — беззубый причмокнул и потянулся к лицу Колючки. Тот вскинул подбородок, приподнялся на одной руке. Что же делать? Мужчина накрыл весом его культю, запылало белым от боли, вылетел стон — и душегуб взвизгнул от восторга. Он проговорил с гнилостным придыханием в его губы, — Тш-о-олант…

Они даже не побеспокоились связать ключника. Что взять с калеки?

"Твою силу здесь, — тычок в его грудь, — Никто не отнимет". Никто.

Колючка оскалился.

Меч соскользнул с его живота и вспахал бок, когда Джо дернулся. Брок всегда говорил, что у него крепкая голова. Еще бы он не пил накануне… Чёрт с ним. Удар в переносицу. Беззубый нелепо крякнул, пошатнулся. Ещё! Джо рыкнул, довольный кровавым месивом вместо лица своего противника. Красавчик рванул к ним, перестав окучивать Чонсу. Джо кинул в него картавым извращенцем, успел выгадать миг и поймать занесенную руку с кинжалом.

— Это кинжал, — прошипел он, сдавливая жилистое запястье, выкрутил до приятного хруста, — моего отца! Моего отца!

Красавчик заверещал от боли, выронив баллок. Кинжал заплясал по полу. Джо перехватил свой меч, но неудачно, за клинок, порезался, полоснул от себя, очертил сияющий полукруг. Этого было достаточно, чтобы поднявшийся беззубый отпрянул, поскользнулся на лужице собственной крови и упал. На шум распахнулась дверь. В комнату заглянуло третье лицо, заметило корежащегося дружка на полу, воющего красавчика.

Здесь и сейчас они умрут, тут же сообразил Джо. Мысль была спокойной, рациональной.

У привратника был арбалет.

А он даже не успел поцеловать проклятую малефику. Не успел рассказать ей всё. Джо тяжело дышал от боли. Его силы закончились, не начавшись. Он впервые нормально поел за неделю, ослаб, исхудал, был искалечен, его ребра так и не срослись, а голова гудела от похмелья. Это был конец.

Ключник посмотрел на Чонсу последним отчаянным взглядом. Её глаза были закрыты. Жива ли она?

Неважно. Джо тоже опустил веки.

Раздался свист, слившийся воедино, ещё:

Чавк-чавк!

Пара глухих ударов — и в комнате стало тихо. Только Джо сипло дышал, не понимая произошедшего. Его кровь испачкала тюфяк, капала на пол. Клинок вошел глубже, чем ему показалось в запале.

— Пёсья задница, ненавижу это делать, — раздался басовитый голос.

Неужели он ослышался?

— Брок?!

Дверной проем потемнел от мощной фигуры. Человеку пришлось пригнуться, чтобы пройти.

Нет. Не Брок. Старик — здоровый и жилистый медведь, сухая охотничья порода, а этот — бугры мышц, настоящий амбал, громила с горящими в сумраке глазами. Джо не сразу понял, что на ломанной переносице у него сидят миниатюрные очки, как у писчих клириков. Это они блестели, инфернально отражая свет от фонаря в его руке.

— Я очень надеюсь, что ты приберешь за собой, мальчик, — незнакомец выдернул тончайшей работы хирургический инструмент из груди того, со шрамом. Когда он шел, металлические колечки в прядях звенели. Почему шорцы так любят украшать волосы?

Громила оставил фонарь на сундуке и поднял с пола Чонсу, будто она ничего не весила. Переложил её на кровать и поцокал языком, увидев, что из Джо хлещет, как из резаной свиньи. Колючка недоверчиво зыркнул на него, на всякий случай потянувшись кончиками пальцев за кинжалом.

— Но вначале мы тебя подлатаем. Одно дело — безногий бастард, и совсем другое — безногий и бездыханный бастард.

Колючка замер и сглотнул. Он почувствовал, как от мурашек шевелятся кудри.

— Верно, Ваше Высочество?

Загрузка...