Нечестивый союз

IX

На следующее утро, приступив к опросу студентов, Бартоломью выяснил, что они прочли лишь первый из заданных разделов книги, а ко второму даже не приступали. Он приказал им продолжать чтение и в обязательном порядке посетить лекцию по астрономии, которую собирался прочесть мастер Кенингэм. Во время испытательного диспута будущим докторам нередко задавали вопросы, связанные с этой наукой, и Бартоломью надеялся, что лекция поможет им освежить в памяти знания.

Бонифаций выглядел отдохнувшим и не таким угрюмым, как обычно. Он робко приблизился к Бартоломью. Он попросил освободить его от занятий, поскольку намерен провести весь день в церкви, предаваясь молитве. Доктор с готовностью дал разрешение, полагая, что в отсутствие Бонифация занятия пойдут более успешно. Сам же Бартоломью решил посетить лекцию Кенингэма вместе со студентами. Причина была не только в желании удостовериться, что юнцы выполнили его распоряжение. Мастер Кенингэм обладал чрезвычайно глубокими познаниями, к тому же был страстно увлечен своей наукой, и Мэттью слушал его с неизменным удовольствием.

Когда колокол оповестил, что настало время обеда, к Бартоломью подошел Кинрик. Согласно распоряжению канцлера, тела Фруассара и неизвестной женщины должны были сегодня предать земле. Кинрик сообщил, что церемония будет закрытой и гробы уже запечатаны, дабы скрыть покойных от любопытных глаз.

Трапеза проходила в молчании. Тишину нарушал лишь голос одного из студентов-теологов, читавшего вслух главу из Книги Притчей Соломоновых. Судя по всему, студент был не слишком сведущ в латыни. Бартоломью, как и другие преподаватели, недоуменно пожимал плечами: произношение чтеца лишало священные строки всякого смысла. Майкл сидел рядом с Бартоломью и ворчал себе под нос — по обыкновению, он был недоволен пищей. Он попробовал несвежего маринованного угря и с отвращением отодвинул тарелку. В самом деле, и рыба, и жидкая овсяная похлебка выглядели не слишком аппетитно; но Бартоломью был голоден и потому не привередничал. Еды, впрочем, оказалось так мало, что многие встали из-за стола, не утолив голода.

— Будь она неладна, эта чума, — пробурчал Майкл. — Те, кого пощадила черная смерть, теперь рискуют умереть от голода.

Разговор, начатый минувшей ночью, Бартоломью и Майкл решили продолжить в пустующем зале собраний. Зал заливали потоки солнца, и Майкл, лениво рассевшись на подоконнике, прикрыл глаза. Бартоломью мерил комнату шагами и пытался собраться с мыслями.

— Я уверен, что в преступлениях замешана Джанетта, — произнес он наконец. — Возможно, именно она убила женщин.

— Ты думаешь, убийца — Джанетта? — недоверчиво переспросил Майкл. — Но это вряд ли возможно. Она недостаточно сильна.

— Для того чтобы перерезать человеку горло, много силы не нужно, — возразил Бартоломью. — К тому же ей мог помочь кто-нибудь из городских оборванцев, она держит их в подчинении. И возможно, именно Джанетту я заметил в саду колледжа после убийства Фрэнсис.

— Ты забываешь, что Сибилла видела убийцу, — напомнил Майкл. — По ее словам, то был ничем не примечательный мужчина среднего роста. По-моему, даже если страх затуманил ей глаза, она вряд ли приняла бы Джанетту за мужчину. Предположим, Джанетта нарядилась в мужское платье. Но все равно для мужчины она мала ростом. А вот Николас вполне подходит под описание Сибиллы.

— Так же как и Бакли. Нам до сих пор не удалось обнаружить никаких его следов. И то, что он исчез в ночь смерти монаха-взломщика, нельзя считать простым совпадением.

— А мне кажется, все это дело рук Талейта, — заявил Майкл.

Бартоломью резко остановился.

— Да, будучи шерифом, он может отлучаться по ночам, не вызывая подозрений, — произнес он. — К тому же он, подобно своему отцу, состоит в сатанинской секте.

— Если бы нам удалось узнать, кто возглавляет общину Пришествия, разгадка тайны оказалась бы у нас в руках, — заметил Майкл. — Скажи, ты не заметил в его внешности ничего примечательного? Может, он припадал на одну ногу или, скажем, сутулился?

— Нет, и походка, и осанка у него самые обычные, — покачал головой Бартоломью. — Я разглядел лишь, что он прячет лицо под красной маской, как и тот человек, с которым я схватился в саду. Да, нам следовало воспользоваться случаем, окружить церковь и захватить сатанистов. Тем более с нами был проктор.

— Проктор не обладает достаточной властью для столь решительных действий, — возразил Майкл. — В его ведении лишь дела университета, а распоряжаться горожанами он не имеет права. Тут нужен шериф. Но, сам понимаешь, Талейт вряд ли пришел бы нам на подмогу.

Бартоломью устало потер лоб. Тупики, в которые он неизменно попадал, приводили его в уныние. Он попытался направить мысли в иное русло.

— Если мы подозреваем, что убийца городских проституток — Талейт, логично предположить, что именно он является главой секты, — заметил он. — Ты ведь помнишь, этот самый глава предсказал, что до появления новой луны в городе произойдет еще одно преступление. Не иначе, он намерен совершить его сам.

— Да, до появления новой луны, — пробормотал Майкл, задумчиво теребя рукав сутаны. — В пору, когда стоит особенно непроглядная тьма.

Какое-то время они еще строили предположения, но вскоре осознали, что все их версии повисают в воздухе. Для того чтобы мысли обрели четкость и помогли сдвинуть дознание с мертвой точки, требовались доказательства, а их не было. Весьма недовольные собой, друзья вышли из Майкл-хауза и направились в церковь Святой Марии, где готовились похороны. На ярко-голубом небе не было видно ни единого облачка, в воздухе роями носились мухи. Спустившись в церковный подвал, они встретили там Гилберта. Де Ветерсет и отец Катберт, без которых церемония не могла начаться, еще не прибыли. Вездесущие мухи проникли даже в подвал и с жужжанием кружили над запечатанными гробами.

Заметив, что крышки обоих гробов забиты гвоздями, доктор недовольно нахмурился. Проведя пальцами по грубой деревянной поверхности гроба, где лежала женщина, он нагнулся, словно хотел проверить, плотно ли прилегает крышка. Гилберт и Майкл в недоумении наблюдали за его действиями.

— Кто приказал заколотить гробы? — обратился Бартоломью к клерку.

— Я сделал это без всяких приказаний, — пожал плечами Гилберт. — Канцлер сказал: никто не должен знать, что в церковном подвале лежат трупы. Погода сейчас жаркая, а вы не хуже моего знаете, что в такую жару происходит с трупами. Вот я и заколотил гробы. Решил, что если даже кто и сунется в подвал, по крайней мере, не станет глазеть на покойников.

Тут на лестнице показался отец Катберт, за ним следовал де Ветерсет.

— Я привел с собой четырех клерков, — сообщил канцлер. — Они помогут вырыть могилы.

Дабы скрыть свое беспокойство, он с озабоченным видом потирал руки.

— Им я сказал, что мы хороним двух нищих. А чтобы никто не догадался, как долго гробы стояли здесь, мы сами вынесем их из подвала.

Прежде чем все двинулись к гробам, Бартоломью предупреждающе вскинул руку.

— У меня есть просьба, которая, возможно, покажется вам довольно странной, — заявил он. — Тем не менее я на ней настаиваю. Необходимо вскрыть гробы и удостовериться, что там именно те, кого мы собираемся хоронить.

Де Ветерсет посмотрел на гробы с отвращением, а у Гилберта слова доктора вызвали откровенную ярость.

— По-моему, подобные предосторожности совершенно излишни! — процедил он сквозь зубы. — Не лучше ли побыстрее покончить с тягостной церемонией? Не думаю, что вид гниющих трупов доставит кому-то удовольствие!

Канцлер сочувственно похлопал по плечу возмущенного клерка.

— Да, Гилберт, это зрелище не из приятных. Я понимаю, что вы устали. В последнюю неделю вам пришлось выполнять множество поручений, не входящих в обязанности клерка. Но можете не сомневаться, ваши усилия будут достойно вознаграждены.

— Я стараюсь добросовестно выполнять то, что от меня требуется, и не жду за это награды, — покачал головой Гилберт. — Все, чего я хочу, — поскорее покончить с гробами и трупами. Давайте предадим земле тела несчастных, пусть покоятся с миром.

— Пожалуй, вы правы, Гилберт, — кивнул де Ветерсет. — Дальнейшие проволочки излишни.

Он наклонился, чтобы взяться за один из гробов, и сделал знак Бартоломью подойти с другого конца. Однако Бартоломью твердо стоял на своем.

— Дело не займет много времени, — заявил он, не двигаясь с места. — Если вам тяжело при этом присутствовать, подождите на улице. Я справлюсь один.

— Не понимаю, зачем вам лишняя возня? — бросил де Ветерсет, неодобрительно глядя на доктора.

— Когда мы осматривали труп неизвестной особы, разложение зашло уже довольно далеко, — пояснил Бартоломью, указывая на гроб женщины. — Гроб, как вы видите, сработан грубо, крышка подогнана неплотно. А вам, мастер де Ветерсет, без сомнения, известно, что гниющий труп распространяет зловоние и его трудно заглушить даже при помощи ладана. Будь здесь та самая женщина, смрад ощущался бы уже на крыльце.

— Звучит не слишком убедительно, доктор! — воскликнул де Ветерсет. — По-моему, смрада более чем достаточно. Боюсь, потрясение, пережитое во время вскрытия гроба Николаса, губительно сказалось на ваших умственных способностях. Теперь вам всюду мерещится подмена трупов. Я не вижу необходимости в проверке. Не будем медлить и предадим земле сии бренные останки.

Бартоломью оглянулся на Майкла в поисках поддержки. Монах, словно избегая встречаться взглядом с товарищем, возвел глаза к потолку. Тем не менее он все-таки пришел на помощь Бартоломью.

— И в самом деле, не нужно много времени, чтобы открыть гробы, — пробормотал он. — Почему бы нам этого не сделать?

— А почему бы нам не оставить в покое бедных мертвецов? — негодующе возвысил голос Гилберт. — Мало того, что оба они пали жертвами убийцы! Даже после смерти тела их подвергаются поруганию.

Де Ветерсет колебался, не зная, чью сторону принять. Он растерянно переводил взгляд с бледного взволнованного Гилберта на непреклонного Бартоломью.

— Что ж, дабы удовлетворить нездоровое любопытство доктора и избежать дальнейших упреков с его стороны, я не буду чинить препятствий, — наконец изрек канцлер. — Доктор, вы можете открыть гробы.

Гилберт резко повернулся и направился к дверям.

— С меня хватит гниющих трупов, — бросил он на ходу. — Я подожду вас в церкви.

— Я составлю вам компанию, — заявил де Ветерсет. — У меня тоже нет ни малейшего желания любоваться содержимым этих гробов.

Отец Катберт не проронил ни слова и последовал за канцлером и клерком. На пухлом лице его застыло осуждающее выражение.

Оставшись наедине с Бартоломью, Майкл сразу же набросился на него с упреками.

— Скажи на милость, с чего тебе взбрело в голову устраивать покойникам смотрины? Если оба на месте, де Ветерсет будет рвать и метать. А Гилберт поддаст жару.

— Никто не заставляет их смотреть на трупы, — невозмутимо заявил Бартоломью. — Кстати, расследование мы проводим по поручению твоего епископа.

Недовольный монах уселся на ступеньку, всем своим видом показывая, что не желает принимать участие в возне с гробами. Бартоломью извлек из сумки нож, подошел к гробу женщины и принялся вытаскивать из крышки гвозди. Легко справившись с этим, он сдвинул крышку и подался назад, пораженный открывшимся зрелищем. Потом, глубоко вздохнув, он обернулся к Майклу.

— Ну, что там? — вопросил монах.

Не проронив ни слова, Бартоломью перешел к гробу Фруассара, дабы проделать те же манипуляции. Майкл, охваченный любопытством, приблизился к вскрытому гробу. Несколько мгновений он, словно не веря глазам, смотрел на лежавший там труп. Затем повернулся к гробу Фруассара, но Бартоломью захлопнул крышку прежде, чем монах успел бросить взгляд внутрь.

— Можешь поверить мне на слово, там не кто иной, как Фруассар, хотя и далеко не в лучшем состоянии, — процедил доктор.

Майкл в ужасе оглянулся на первый гроб.

— Но куда она могла подеваться? — пробормотал он.

Взглядом он обшаривал темные уголки подвала, словно рассчитывал обнаружить там исчезнувший труп.

— Я бы тоже хотел это знать, — ответил Бартоломью, задумчиво почесывая голову. — Так или иначе, нам следует поставить в известность де Ветерсета.

Майкл отправился за канцлером, а Бартоломью тем временем заколотил гвоздями крышку гроба, где лежало тело Фруассара. Де Ветерсет спустился в подвал и с опаской заглянул в открытый гроб.

— Николас из Йорка! — потрясенно выдохнул он. — Как он здесь оказался?

Бартоломью тщательно осмотрел загадочный труп. Тело успело окоченеть, но, судя по многим признакам, Николас скончался не далее чем сутки назад. Глубокая багровая борозда на шее свидетельствовала: подобно Фруассару, он был удушен гароттой.

Бартоломью сообщил об этом де Ветерсету, однако слова, казалось, не доходили до сознания канцлера.

— Как такое могло произойти? — беспрестанно повторял он. — И где труп женщины?

— Кто-то его похитил, — предположил Майкл. — Правда, Гилберт утверждает, что дверь в подвал все время была заперта. И он следил за тем, чтобы никто к ней не приближался. Каким же образом злоумышленнику удалось совершить очередную подмену?

— Кстати, а где Гилберт? — спохватился Бартоломью.

Он только что заметил, что маленький клерк не счел нужным спуститься в подвал вслед за своим патроном.

— Ему нездоровится, — со вздохом пояснил де Ветерсет. — Я разрешил ему остаться в церкви вместе с отцом Катбертом. Все эти хлопоты довели беднягу Гилберта до полного изнеможения. Так все же как труп мог исчезнуть из запертого подвала?

— Возможно, подвал не был заперт, — вполголоса предположил Бартоломью. — Или у злоумышленника был ключ.

Канцлер воззрился на него, словно ушам своим не верил.

— На что вы намекаете? — процедил он. — Гилберт служит у меня десять лет. Я имел немало случаев убедиться в его добросовестности и всецело ему доверяю.

— Насколько я понял, Гилберт неизменно присутствовал при том, как вы или Бакли открывали университетский сундук, — медленно проговорил Бартоломью. — Он был осведомлен о летописи, над которой работал Николас из Йорка. Вместе с вами он обнаружил в сундуке тело мертвого монаха. Он помогал нам достать тело Фруассара, спрятанное на колокольне. А теперь выясняется, что лишь у него имелся ключ от подвала, откуда непостижимым образом исчезло тело убитой женщины.

— Все ваши подозрения не имеют под собой ни малейших оснований! — гневно возвысил голос де Ветерсет. — Не знаю, доктор, из каких соображений вы возводите на моего клерка напраслину. С таким же успехом можно утверждать, что за этими отвратительными деяниями стоите вы сами.

— Я полагаю, сейчас для нас нет смысла препираться и вступать в пустые споры, — вмешался Майкл, бросив на Бартоломью предостерегающий взгляд. — Самое разумное, что мы можем сделать, — немедленно поговорить с Гилбертом. Идем в церковь.

С этими словами Майкл двинулся вверх по лестнице. Остальные последовали его примеру.

Де Ветерсет направился прямиком к часовне Богоматери, где оставил Гилберта. Однако ни клерка, ни отца Катберта там не оказалось. Канцлер в недоумении окинул пустую церковь взглядом.

— Возможно, они вышли на улицу подышать свежим воздухом, — предположил он.

Однако и в церковном дворе Гилберта не было. Де Ветерсет подозвал служку, подметавшего дорожки. Тот торопливо подошел.

— Ох, боюсь, мастер Гилберт не на шутку захворал, — сообщил он в ответ на вопрос канцлера. — Он вылетел из церкви так быстро, словно она охвачена пламенем, и припустил прямиком в кусты. Вчера он имел неосторожность поужинать в таверне «Кардинальская шапка». Я предупреждал его, что добром это не кончится.

Де Ветерсет бросил негодующий взгляд на Бартоломью.

— Вы довели беднягу до расстройства желудка! — заявил он.

Бартоломью внимательно оглядывал заросли, куда указал служка.

— Думаю, моей вины тут нет.

Он стал выискивать взглядом два могильных камня и дерево — приметы, по которым можно обнаружить тропу, соединяющую церковный двор с улицей Примроуз. Де Ветерсет и Майкл недоверчиво наблюдали, как Бартоломью копошится в кустах. Наконец доктор издал торжествующий вопль.

Когда Майкл и канцлер подбежали к нему, он указал на тропу, едва различимую в разросшихся кустах. Тем не менее можно было не сомневаться, что путь этот часто использовали.

— Не понимаю, что вы доказывали? — пожал плечами де Ветерсет. — Гилберт! — окликнул он, вглядываясь в заросли. — Вы здесь?

Не дождавшись ответа, канцлер решительно двинулся по тропе. Майкл последовал за ним. Бартоломью прекрасно помнил, чем закончилась его собственная попытка воспользоваться потайной тропой, и схватил Майкла за сутану.

— Погоди! — непререкаемым тоном заявил он. — Прежде необходимо позвать проктора и педелей!

Нагнав де Ветерсета, он остановил того почти так же бесцеремонно, как и своего друга-монаха.

— Подождите!

Тут в воздухе раздался свистящий звук, и вслед за ним — глухой удар. Де Ветерсет в изумлении уставился на стрелу, вонзившуюся в ствол дерева всего в нескольких дюймах от его головы. Не проронив более ни слова, он повернулся и, оттолкнув Бартоломью, тяжеловесной трусцой припустил в сторону церкви. Бартоломью последовал его примеру, хотя и без особой поспешности. Он не сомневался, что стрела служила лишь предостережением. Если бы люди Джанетты намеревались убить канцлера, выстрел попал бы точно в цель. Судя по всему, сбежавший Гилберт и правда был предан своему патрону — по крайней мере, не желал ему смерти.

Выбравшись из зарослей, Бартоломью перевел взгляд с бледного де Ветерсета на растерянного Майкла.

— Боюсь, несчастный Гилберт уже мертв, — дрожащим голосом изрек де Ветерсет. — Или тяжело ранен.

— А я полагаю, что стрелка прислал именно он, — заявил Бартоломью.

Де Ветерсет с неожиданным проворством подскочил к нему и тряхнул за плечо.

— Воздержитесь от вздорных обвинений, доктор! — взревел он. — Иначе университет будет вынужден отказаться от ваших услуг.

Полоснув Бартоломью злобным взглядом, канцлер выпустил его и зашагал к церкви, на ходу приказывая одному из клерков сбегать за проктором. Майкл задумчиво проводил его глазами.

— Ты и в самом деле подозреваешь Гилберта? — обернулся он к Бартоломью.

— Я не стал бы утверждать с уверенностью, что убийства — его рук дело, — сказал Бартоломью, поправляя висевшую на плече сумку. — Но то, что он замешан по самые уши, по-моему, очевидно. Вспомни, ведь он помогал нам извлечь разлагающийся труп, приколоченный гвоздями к колокольному стану, и при этом держался молодцом. А сегодня моя просьба открыть гробы едва не довела его до истерического припадка. Я нахожу этому одно лишь объяснение. Он знал о подмене.

— Да, судя по всему, ты прав, — после недолгого раздумья кивнул головой Майкл. — Кстати, я давно предполагал, что один из церковных клерков — пособник злоумышленников. Гилберт подходит для этой роли лучше всех. Канцлер безоговорочно ему доверяет и посвящает в свои тайны. Именно поэтому наши усилия так долго не приносили результата. Все планы, действия и намерения незамедлительно становились известны преступникам!

— Помнишь, мы едва не раскопали могилу мистрис Эрчер, поскольку именно на ней оказалась метка, — задумчиво потирая подбородок, припомнил Бартоломью. — Метку оставил Гилберт.

— Да, тогда он заявил, что все это проказы мальчишек, игравших в церковном дворе, — подхватил Майкл. — Но, скорее всего, мальчишки здесь ни при чем, и Гилберт сам пытался ввести нас в заблуждение.

— К тому же он прекрасно осведомлен о существовании потайной тропы, — заметил Бартоломью, оглядываясь на заросли. — Он устремился по ней без всяких колебаний. На улице Примроуз он предупредил своих сообщников об опасности, и они выслали нам навстречу стрелка, вооруженного луком.

— Хотел бы я знать, что за темные дела творятся на этой улице Примроуз, — сказал Майкл. — Неспроста тамошние обитатели столь ревниво оберегают свои владения!

Если бы только удалось проникнуть в тайны, что скрывают жалкие хибары и лачуги, теснящиеся за церковью… Бартоломью вздохнул. Возможно, тогда они наконец узнали бы, кто виновен в смерти Фруассара и Николаса и кому понадобилось исчезновение Бакли.

— Откровенно говоря, я в полной растерянности, — заявил он, разводя руками. — Мы не можем попросить Талейта разобраться с жителями улицы Примроуз, ибо шериф вызывает серьезные подозрения. Университетские прокторы бессильны предпринять какие-либо действия, ибо обитатели трущоб не имеют отношения к университету. И наконец, мы не можем сунуться туда сами, ибо в этом случае тамошние головорезы не оставят нас в живых.

На церковном крыльце появилась дородная фигура отца Катберта. Когда священник приблизился к Майклу и Бартоломью, те с удивлением увидали, что на щеках его блестят слезы.

— Это правда? — дрожащим голосом вопросил отец Катберт. — Там, в подвале, лежит тело Николаса из Йорка?

Майкл молча кивнул, не сводя с отца Катберта подозрительного взгляда.

— Последнюю неделю Николас провел в моем доме, — пояснил священник. — Признаюсь, я едва не лишился рассудка, когда передо мной предстал восставший из гроба мертвец. Но Николас сказал, что его преследуют и он был вынужден измыслить собственную смерть, дабы ввести врагов в заблуждение.

— Преследуют? — переспросил донельзя заинтересованный Бартоломью. — И кто же его преследовал?

— Этого я не знаю, — вздохнул отец Катберт, громко всхлипнул и утер лицо рукавом. — Николас сказал, что мне лучше ничего не знать о его врагах. Для моей же безопасности. Я видел, что он испуган, очень испуган.

— Господи боже, но почему вы ничего не рассказали нам? — возмущенно возопил Майкл.

— Потому что Николас умолял меня не делать этого. Сказал, если я проговорюсь хотя бы одной живой душе, то навлеку на него смертельную опасность. Да и на себя самого тоже. Я не сомневался, что он говорит правду, — возвысил голос отец Катберт. — Я знаю Николаса давно, но никогда прежде не видел его в таком смятении.

Взгляд священника тревожно перебегал с Бартоломью на Майкла.

— Служка, запиравший церковь, однажды заметил Николаса во дворе. В ужасе он сообщил мне, что встретил ожившего мертвеца. Я настоятельно посоветовал ему держать язык за зубами. А на следующий день узнал, что служка сбежал из города.

— Отец Катберт! — дрожащим от гнева голосом воскликнул Бартоломью. — Вы не имели права молчать! Разве вы не понимаете, что Николас мог быть беспощадным убийцей, отправившим на тот свет нескольких женщин!

— Он никого не убивал! — с горячностью возразил отец Катберт. — Николас не способен на убийство, — добавил он более спокойно.

— Тем не менее в его гробу найдена убитая женщина, — напомнил Бартоломью. — Как вы объясните сие обстоятельство?

— В ночь, когда мы раскапывали могилу Николаса, я уже знал, что он жив, — сказал отец Катберт. — И понимал, что он никоим образом не может лежать в могиле. Но того, что в гробу окажется труп женщины, я не ожидал. Вернувшись домой, я рассказал Николасу о нашей страшной находке. Рассказ мой поверг его в величайшую печаль. Он был убежден, что в гробу находится та самая женщина, с которой он встречался до того… до того, как ему пришлось прикинуться мертвым.

— Господи, вы так много знали и держали нас в неведении! — с досадой воскликнул Майкл. — Скажите, а вы были знакомы с женщиной Николаса? В гробу действительно была она?

— Не могу ничего утверждать с уверенностью, — покачал головой священник. — У той были роскошные черные волосы, а покойница в гробу оказалась почти лысой. Я сообщил об этом Николасу, рассчитывая его утешить. Однако же он сказал, что его возлюбленная лишилась волос вследствие какого-то недуга и постоянно носила парик.

— Возможно, мертвая женщина — и правда любовница Николаса, — заметил Майкл. — Но из этого отнюдь не следует, что он не мог ее убить.

— Николас был привязан к ней всей душой, — уверенно заявил отец Катберт. — Стоило взглянуть на них, и становилось понятно, что они созданы друг для друга. Верьте мне на слово, никогда бы Николас не поднял на нее руку! К тому же он, как и я, являлся членом общины Святой Троицы. Да будет вам известно, мы стремимся искоренить грех и вернуть заблудшее человечество на стезю добродетели. И никто из нас не запятнает свою душу столь тяжким грехом, как убийство!

Бартоломью не счел нужным возражать, лишь скользнул по лицу отца Катберта недоверчивым взглядом. Майкл вместе с печальным священником отправился в домик Катберта около церкви, чтобы осмотреть место, где провел последние дни Николас. Бартоломью остался в церковном дворе и нетерпеливо прохаживался взад-вперед.

— Ну, что скажешь? — спросил он, едва завидев Майкла. — Такого поворота событий мы с тобой никак не ожидали!

— Надо все хорошенько обдумать, — заявил Майкл, усаживаясь на низкую стену, окружавшую церковный двор. — Итак, по словам отца Катберта, Николас явился к нему неделю назад. Он пребывал в величайшем смятении и просил убежища и защиты.

— Давай начнем со смерти Николаса, — предложил Бартоломью. — Точнее, с мнимой смерти. Если верить словам отца Катберта, Николас решился на столь рискованный розыгрыш, потому что был безумно напуган.

— Именно так, — кивнул головой Майкл. — А разыграть собственную смерть — самый надежный способ скрыться от опасности. Никто не станет преследовать покойника.

— Если женщина, которую мы обнаружили в гробу, действительно была любовницей Николаса, скорее всего, она помогала осуществить его план. Возможно, Николас пустил в ход особые снадобья и притирания, чтоб притвориться мертвым. А в ночь накануне похорон женщина пришла в церковь и хотела помочь ему выбраться из гроба.

— И что произошло после? — вопросил Майкл. — Нам остается лишь теряться в догадках. Может статься, он убил ее, дабы избавиться от свидетельницы своей отчаянной затеи. Но почему лицо убитой скрывала омерзительная козлиная маска?

— Что бы там ни произошло, Николас сбежал из города и вернулся неделю спустя, — сказал Бартоломью. — А когда отец Катберт сообщил ему, что в его могиле найдена мертвая женщина, он сразу понял, кто она такая.

— Но какие причины толкнули Николаса на столь чудовищную мистификацию? — задумчиво произнес Майкл. — Я полагаю, причины эти наверняка связаны с университетской летописью, над которой он работал. Может статься, ему угрожали, требовали рассказать о неких событиях, вошедших в книгу?

— Вероятно, ты прав, — поразмыслив, кивнул Бартоломью. — После мнимой смерти Николаса некто, желавший во что бы то ни стало узнать содержание летописи, решил действовать по-другому. Он нанял бродячего монаха, чтобы тот похитил книгу. Но отравленный замок не дал осуществиться его намерениям.

— Основываясь на наших предположениях, можно сделать один вывод, — изрек Майкл. — Какие бы тайны и разоблачения ни скрывала университетская летопись, злоумышленнику не удалось ею завладеть. Ведь из книги не пропало ни единой страницы. Ты помнишь, как тщательно проверил ее де Ветерсет.

— Напрашивается еще один вывод, — заметил Бартоломью. — Не лишено вероятности, что некто, питающий столь настойчивый интерес к университетской летописи, и убил Николаса.

— А также Фруассара, — подхватил Майкл. — Ведь они оба удушены гароттой. И очень может быть, эти убийства — дело рук тихони Гилберта.

— Да, на него указывают многие обстоятельства, — согласился Бартоломью. — Лишь у Гилберта были ключи от подвала. Следовательно, он один мог заменить труп женщины на труп Николаса.

— Пока мы не знаем, зачем он это сделал, — заметил Майкл. — Но если убийца — Гилберт, становится понятно, каким образом мертвый монах оказался в закрытом сундуке. Гилберт мог спрятаться в подвале, так что у монаха не было ни малейших подозрений, что в церкви он не один. Потом, когда служка запер церковь, а монах поднялся в башню за сундуком, Гилберт вышел из своего убежища. Возможно, он намеревался лишь удостовериться, что все идет по задуманному плану. Обеспокоенный тем, что монах слишком долго возится, Гилберт поднялся в башню. Он обнаружил мертвеца, в приступе паники затолкал тело в сундук и захлопнул крышку.

— Де Ветерсет тщательнейшим образом пролистал книгу и заявил, что ни одна страница не исчезла, — напомнил Бартоломью. — Если эту рискованную авантюру затеял Гилберт, почему же он не похитил важную для него часть летописи?

— Я почти уверен, что именно так он и поступил, — заявил Майкл, задумчиво почесав голову. — Да, я прекрасно помню: в то утро, когда в университетском сундуке нашли мертвого монаха, канцлера более всего заботила сохранность летописи. Он пролистал ее и убедился: страницы, о которых он беспокоился, целы и невредимы. Но листы, извлеченные Гилбертом, представлялись де Ветерсету столь маловажными, что он не обратил внимания на их отсутствие. Таким образом, в пресловутой летописи есть по крайней мере две главы, исполненные особого значения, — та, что заботила де Ветерсета, и та, что похищена Гилбертом.

— Предположим, все это верно, — продолжал размышлять Бартоломью. — Внезапная смерть монаха, скорее всего, не особенно встревожила Гилберта. Никому и в голову не могло прийти, что между ним и мертвым взломщиком есть какая-либо связь, и он прекрасно понимал это. Итак, затолкав труп в сундук, он спустился в церковь, открыл дверь, запертую монахом на засов, и вышел прочь. Один из клерков сообщил мне, что кто-то, без сомнений, отодвигал засов. По его мнению, это доказывало, что в церкви помимо монаха находился еще один человек.

— Мы совсем забыли о некоем отце Люции — по словам стражников, его пустил в церковь Фруассар, — напомнил Майкл. — Возможно, то был Гилберт?

— Нет, вряд ли, — покачал головой Бартоломью. — Со стороны Фруассара пускать кого-либо в церковь — чистой воды безрассудство. Я почти уверен, что дверь для отца Люция отпер Гилберт, до нужного момента скрывавшийся в подвале. Фруассар к тому времени, скорее всего, был уже мертв. Чтобы втащить труп на колокольню, Гилберту и понадобилась помощь неизвестного отца Люция.

— И Фруассар, и Николас удушены гароттой, — сказал Майкл. — Скорее всего, с ними разделался один и тот же преступник. Пока что концы сходятся. Но нам неизвестна причина, толкнувшая Гилберта на целую череду злодеяний.

— Пока де Ветерсет будет играть в свою игру, мы обречены блуждать в потемках, — заявил Бартоломью. — А канцлер, судя по всему, не собирается посвящать нас в тайны летописи.

— Да, похоже на то, — кивнул Майкл. — О, гляди-ка, Кинрик, — воскликнул он, увидав маленького валлийца, торопливо шагавшего через двор. — Видно, кому-то нужен доктор. А я, пожалуй, попробую убедить канцлера сменить гнев на милость. Попытаюсь доказать ему, что необходимо отыскать сбежавшего Гилберта.

Бартоломью поспешил навстречу Кинрику, и тот сообщил, что доктора просят навестить раненого солдата из замка. Кинрик вызвался сопровождать его. Он признался, что ему некуда девать время, оставшееся до вечернего свидания с Рэйчел Аткин.

Сержант, встретивший Бартоломью минувшей ночью, ожидал его у ворот. Вслед за ним доктор и Кинрик прошли через внутренний двор и просторный холл замка и оказались в комнате, где лежал раненый. Комнату заливал яркий солнечный свет, проникавший сквозь открытые окна. Вокруг раненого во множестве толпились товарищи. При виде доктора они почтительно расступились, давая ему дорогу.

Молодой солдат сел на тюфяке и протянул Бартоломью руку. Сняв повязку, доктор с удовлетворением оглядел чистую рану без признаков нагноения.

— Заживает превосходно, — сообщил он, накладывая новую повязку. — Но помните, приятель, руке необходим покой. Иначе рана может открыться вновь.

— Доктор, вы сотворили чудо! — воскликнул солдат. — Отец Филиус заявил, что я непременно умру, Робин из Гранчестера собирался отрезать мне руку. А вы сумели извлечь стрелу и заживить рану!

— Никакого чуда здесь нет, — решительно возразил Бартоломью.

Он вовсе не желал, чтобы по городу пошли слухи о его чудесных исцелениях. Мэттью прекрасно понимал, что это приведет к самым нежелательным последствиям. Во-первых, к нему устремится поток страждущих, которым он не в силах будет помочь; во-вторых, раздосадованные коллеги непременно обвинят его в шарлатанстве, а то и в ереси.

— Ну, если это не чудо, то я уж и не знаю, как это назвать! — расплылся в улыбке молодой солдат. — Так или иначе, вы спасли мне жизнь и сохранили руку. И со временем я стану столь же метким стрелком, как мой отец, — добавил он, указывая на сержанта.

Бартоломью еще раз напомнил парню о необходимости быть осторожным с раной и поднялся, чтобы уйти. Сержант вышел во внутренний двор вслед за ним.

— Доктор, прошлой ночью я заметил, что вы чем-то встревожены, — сказал он, сжимая руку Бартоломью. — Вы спасли моего сына, и я хочу отплатить добром за ваше добро. Я знаю, вы ищете убийцу городских потаскух. Скажите, могу я как-нибудь помочь вам?

— А вам известны какие-либо обстоятельства, что могут пролить свет на эти убийства? — спросил Бартоломью.

— Увы, нет, — покачал головой сержант. — Можете не сомневаться, знай я хоть что-нибудь, безотлагательно сообщил бы вам. Откровенно говоря, шериф палец о палец не ударил, чтобы найти убийцу. Да и разбойников, разграбивших повозки с товаром, он явно искать не собирается.

— Вы говорите о повозках Освальда Стэнмора? — уточнил Бартоломью.

— Да, — кивнул сержант. — Я полагаю, что разбойники рассчитывали не только на удачу. Они заранее выбрали место и время. Уж я-то способен понять разницу между случайным нападением и тщательно спланированной атакой. Можете мне поверить, здесь не обошлось без солдат. Причем солдат, которые хорошо знают свое дело.

Заявление сержанта немало озадачило Бартоломью. Неужели Талейт использует часть своих солдат и грабит обозы на больших дорогах? И именно по этой причине не торопится расследовать преступления, совершаемые в городе?

У самых ворот Бартоломью лицом к лицу столкнулся с Талейтом.

— Опять вы! — дрожа от негодования, взревел шериф. — Какого черта вам надо?

— Я уже ухожу, шериф, — учтиво ответил Бартоломью, не желавший затевать препирательства. Участь арестанта отнюдь не привлекала доктора.

— Убирайтесь немедленно! — бросил Талейт. — И чтобы ноги вашей больше здесь не было.

Бартоломью вперил в разъяренного шерифа изучающий взгляд. Талейт был моложе доктора, но сейчас выглядел на десять лет старше. Лицо его покрыла нездоровая бледность, под глазами залегли темные круги. Бегающий взгляд красноречиво свидетельствовал о том, что этот человек пребывает в крайнем исступлении. Возможно, именно он убил нескольких женщин и ныне готовится к новому убийству, о чем было объявлено на сатанинском ритуале в церкви Всех Святых. Как опытный медик, Бартоломью понимал, что шериф находится на грани умопомешательства.

Не проронив ни слова, Бартоломью вышел из ворот. Кинрик последовал за ним. На улице валлиец вздохнул с облегчением.

— В городе ходят слухи, что шериф наш не в себе, — сообщил он. — Поговаривают, он тронулся умом после того, как упустил Фруассара. Он так на нас набросился, что я уж боялся, не миновать нам подземной камеры. С него станется изобрести какой-нибудь пустой предлог и отправить невинных людей за решетку. Ему теперь в каждом мерещится сбежавший Фруассар. Он арестовал уже нескольких человек, мало-мальски на него похожих. Теперь им придется доказывать, что они никогда не имели чести быть Мэриусом Фруассаром.

Слова Кинрика заставили Бартоломью задуматься. Возможно, нужно сообщить Талейту о том, что Фруассар мертв. Узнав об этом, шериф будет вынужден освободить невинных людей из-под ареста. Но вполне вероятно, что все повернется иначе, возразил сам себе Бартоломью. Если Талейт действительно убийца, известие о смерти Фруассара ничуть его не обрадует. А Бартоломью, сообщивший эту новость, тем самым подпишет себе смертный приговор.

Погруженный в тревожные размышления, доктор не замечал ничего вокруг. Внезапно Кинрик схватил его за руку, заставив вздрогнуть. Бартоломью растерянно осмотрелся. Они остановились возле церкви Всех Святых, окруженной густыми зарослями.

— В церкви кто-то есть! — прошептал Кинрик.

И прежде чем Бартоломью успел его остановить, шустрый валлиец исчез в кустах. Бартоломью оставалось лишь последовать за ним. Осторожно заглянув в приоткрытую дверь, он убедился в том, что Кинрик прав. Некто, облаченный в мантию университетского магистра, подобную той, что носил сам Бартоломью, опустился на колени и рассматривал темные пятна на полу. Окинув церковь взором, Бартоломью удостоверился, что незнакомец здесь один. Тогда он скользнул в дверь и стал приближаться к человеку в мантии, укрываясь за колоннами.

Кто же это такой, мысленно вопрошал себя Бартоломью. Может статься, сам глава сатанинской секты, решивший еще раз проверить, не оставил ли он в церкви каких-либо следов? Тут доктор наступил на кусок дерева, упавший с потолка, и громкий треск нарушил царившую в церкви тишину. Незнакомец издал пронзительный крик и вскочил с колен.

— Хесселвел! — в изумлении воскликнул Бартоломью.

При звуке собственного имени Хесселвел, не тратя времени на то, чтобы разглядеть говорившего, бросился наутек. Бартоломью позабыл об осторожности и побежал за ним. Хесселвел метнулся к алтарю, за которым находилось большое окно, и обеими руками вцепился в подоконник. Бартоломью настиг его, когда тот уже собирался выпрыгнуть, и изо всей силы схватил за мантию. Оба полетели на пол. Пытаясь вырваться, Хесселвел награждал противника чувствительными пинками.

Однако Бартоломью удалось скрутить ему руки и, навалившись всем телом, прижать к полу. В таком положении Хесселвел был вынужден прекратить сопротивление.

— Вы! — сдавленно прошептал он, узнав Бартоломью. — Так это были вы!

Ужас, мелькнувший в глазах противника, поразил доктора. Хесселвел вновь принялся отчаянно дергаться. Но при виде Кинрика, спешившего на подмогу Бартоломью, он счел за благо покориться своей участи.

— Что за чушь вы несете? — недоуменно осведомился Бартоломью. — Где это я был?

— Мне следовало догадаться раньше, — пробормотал Хесселвел.

— О чем? — рявкнул Бартоломью.

Он выпустил Хесселвела, и Кинрик помог дрожащему магистру подняться на ноги, при этом не выпуская его запястья. Донельзя испуганный Хесселвел в своей грязной и пыльной мантии имел весьма жалкий вид.

— Что вы здесь делаете? — спросил Бартоломью, отряхивая собственную мантию. — Я видел, вы что-то искали! Что именно?

Хесселвел тщетно пытался овладеть собою. Взглядом он ощупывал доктора, словно проверял, нет ли у того оружия.

— Я хотел узнать, была то настоящая кровь или краска, — пробормотал он наконец.

— Значит, вы принадлежите к общине Пришествия? — уточнил Бартоломью. Теперь странные действия Хесселвела обрели для него смысл.

— Вы знаете об этом не хуже меня, — прошептал Хесселвел, искоса глядя на Бартоломью.

— С какой это стати? — пожал плечами Бартоломью.

Только загадка начала проясняться, как слова Хесселвела вновь вызвали у врача недоумение.

— Потому что вы — глава секты! — глубоко вдохнув, заявил Хесселвел. Набравшись храбрости, он посмотрел Бартоломью прямо в глаза. — Удивляюсь, как я не догадался раньше. Вы часто отлучаетесь из колледжа по ночам. Вы вечно возитесь с какими-то отварами и снадобьями. И многие студенты подозревают вас в ереси. Теперь все объяснилось. Это вы вручили мне это, — добавил он, протягивая Бартоломью маленький стеклянный пузырек. — И все же до сего дня я пребывал в неведении.

Бартоломью, от изумления лишившийся дара речи, переводил взгляд с бледного лица Хесселвела на стеклянный пузырек у него в руках. Вне всякого сомнения, то была одна из склянок, в каких он оставлял больным лекарства. На горлышке даже сохранился обрывок пергамента с выведенными рукой Бартоломью рекомендациями по применению снадобья. Теряясь в догадках, доктор протянул руку за пузырьком.

Хесселвел неверно истолковал причины его замешательства и проворно спрятал за спину руку, сжимавшую склянку.

— Я могу быть вам полезен, — исподлобья взглянув на Бартоломью, пробормотал он. — Обещаю молчать как рыба. В конце концов, до сих пор я неплохо служил вам. Не вижу причин, которые помешали бы мне продолжать.

— О чем вы говорите? — процедил Бартоломью.

По спине у него пробежал неприятный холодок. Вполне возможно, не один Хесселвел подозревал, что доктор является главой сатанинской секты. Мысль эта заставила Бартоломью содрогнуться.

Хесселвел подался вперед и произнес, понизив голос:

— Вы ведь помните, я успешно выполнил ваше поручение и оставил предостережение брату Майклу.

Бартоломью принялся вышагивать вокруг алтаря, чтоб привести в порядок свои сумбурные мысли. Итак, козлиную голову на кровать Майкла подбросил Хесселвел; их догадка, что это дело рук чужака, не имеющего отношения к Майкл-хаузу, оказалась неверной. Теперь понятно, откуда злоумышленник знал комнату Майкла и то, что монах уже вернулся из Или. Спал Майкл очень чутко, но долгий путь утомил его, и он не проснулся, когда Хесселвел вошел в комнату.

Продолжая шагать, Бартоломью пытался припомнить, как принял Хесселвел известие о покушении на Уолтера. Тогда он стоял рядом с отцом Эйданом. Изумленные лица обоих отчетливо вспыли перед внутренним взором Бартоломью. Или Хесселвел наделен незаурядным талантом лицедейства, или он был потрясен и напуган не менее всех прочих обитателей Майкл-хауза.

— Вы едва не отправили привратника на тот свет, — проговорил Бартоломью, не сводя с Хесселвела испытующего взгляда.

— Это не моя вина, — воскликнул Хесселвел, и в глазах его вспыхнуло отчаяние. — Вы оставили мне бутылку вина и приказали передать ее Уолтеру так, чтобы он не догадался, от кого она. Вы сами заверили меня, что в ней всего лишь снотворное снадобье, но никак не смертоносный яд.

— Я ни в чем вас не заверял и ничего не поручал вам, — сказал Бартоломью. — К вашей богопротивной секте я не имею ни малейшего отношения. Все ваши домыслы ошибочны, мастер Хесселвел. Да, я часто выходил из колледжа по ночам, но лишь для того, чтобы навестить больных. Я вожусь со снадобьями и настоями, потому что без этого невозможно заниматься медициной. Если наиболее тупоумные из моих студентов считают меня еретиком, это происходит лишь от их неспособности понять, чему я пытаюсь их обучить. Более того, мне прекрасно известно, что привратник Уолтер имеет обыкновение спать на посту и потому нет никакой надобности потчевать его снотворным зельем.

Хесселвел смотрел на него, выпучив глаза от удивления.

— Но к какой же общине вы принадлежите? — пробормотал он. — К общине Очищения?

Бартоломью отрицательно покачал головой. Хесселвел поник и сгорбился. Кинрик по-прежнему крепко держал его за руку.

— Как вы теперь намерены поступить? Вы ведь не станете никому рассказывать, что я принадлежу к общине Пришествия?

Дрожащий голос Хесселвела был полон мольбы.

— Я не имею права скрывать это, — непререкаемым тоном заявил Бартоломью. — Мой долг — сообщить мастеру, что вы являетесь членом этого нечестивого союза. А уж он решит, какого наказания вы заслуживаете.

— Но они убьют меня! — простонал Хесселвел. — Умоляю, не губите мою жизнь! Вы не представляете, насколько велико их могущество!

Взгляд его был полон ужаса, и Бартоломью невольно ощутил приступ жалости.

— Если вы упорствуете в своем намерении, доктор, прошу вас, поговорите с мастером после заката! — взмолился Хесселвел. — Дайте мне возможность собрать пожитки, нанять лошадь и скрыться из города! В противном случае меня неминуемо ждет смерть.

Бартоломью поднял глаза к небу. До заката оставалось около двух часов. Хесселвел переводил полный отчаяния взор с Бартоломью на Кинрика. Бартоломью подумал о том, что опасения магистра законоведения должны иметь под собой веские основания.

— Так и быть, я отложу разговор с мастером на несколько часов, — после недолгого колебания изрек Бартоломью. — Но вы должны сообщить мне все, что вам известно о секте, членом которой вы являетесь.

— Если я расскажу, мне не жить, — побелевшими губами прошептал Хесселвел.

— Если я отправлюсь к мастеру немедленно, не дав вам возможности скрыться, вам грозит та же участь, — пожал плечами Бартоломью. — Выбор за вами.

Хесселвел безнадежно огляделся по сторонам.

— Что ж, терять нечего, — проронил он. — Но вы дадите мне время для побега?

Бартоломью молча кивнул.

— У меня нет никаких гарантий, что вы меня не обманете, — заявил магистр права.

— Никаких, — согласился Бартоломью. — Однако положение у вас безвыходное, и торговаться не приходится.

Несколько мгновений Хесселвел молчал, понурив голову.

— Я вступил в общину Пришествия, как только прибыл в Кембридж, — заговорил он. — В Лондоне я тоже принадлежал к подобной общине и нередко выполнял различные поручения, причем не безвозмездно. Среди членов таких союзов существует обыкновение пользоваться услугами друг друга. Приехав сюда, я сразу же получил приглашение вступить в общину Пришествия.

Так вот откуда у скромного законоведа богатая одежда, догадался Бартоломью. Его всегда удивляли щегольские наряды Хесселвела, столь выделявшиеся на фоне дешевых поношенных мантий других магистров.

— Поначалу все шло хорошо, — продолжал Хесселвел. — Время от времени мы устраивали ночные собрания в заброшенной церкви. Но месяц назад глава нашей общины исчез и на его место заступил другой. С тех пор все переменилось. Собрания стали более частыми, а обряды — жуткими и устрашающими.

— Что вы можете рассказать об этом новом главе?

— Он не единожды обязывал меня выполнять некоторые поручения, — вздрогнув, сообщил Хесселвел. — Иногда он передавал их через своих помощников, иногда говорил со мной сам. Но лица его я ни разу не видел. Однажды один из его приспешников дал мне склянку с некоей горючей смесью и приказал натереть зельем задние ворота Майкл-хауза. В другой раз, после смерти дочери де Белема, глава секты решил ночью отправиться в Майкл-хауз и приказал мне сопровождать его.

Произнеся эту фразу, Хесселвел внезапно уронил голову в ладони.

— Сейчас только я понял, что вы никак не могли быть главой общины, — прошептал он. — Ведь тогда, в саду, вы вступили с ним в драку и едва не сорвали с него маску! Он приказал нам не вмешиваться, что бы ни случилось. Но когда я увидал, что он вот-вот потеряет маску, я поджег ворота и дал ему возможность скрыться. Откровенно говоря, я взял на себя смелость нарушить его приказ лишь потому, что опасался предательства с его стороны. Окажись он в ваших руках, он не стал бы меня выгораживать.

— С вами был еще один, — напомнил Кинрик. — Детина огромного роста. Кто он такой? Дьявол собственной персоной?

Хесселвел вновь содрогнулся.

— Я никогда не видел его без маски. Как, впрочем, и всех других приспешников главы секты. И я ровным счетом ничего о них не знаю.

Сказав это, Хесселвел погрузился в молчание.

— Более вы ничего не имеете нам сообщить? — подал голос Бартоломью.

— Я едва не убил беднягу Уолтера, — покаянно понурившись, признался Хесселвел. — И я подбросил козлиную голову на кровать брата Майкла.

— Зачем глава секты приказал вам сделать это? — спросил Кинрик.

— Не имею понятия. Он отдавал приказы, а я беспрекословно выполнял их. Этот человек внушал мне трепет. Я не представляю, зачем ему понадобилось смазывать задние ворота колледжа горючей жидкостью. Одно мне доподлинно известно: все его помыслы проникнуты злом. Господи боже, как горько я сожалею о том, что позволил втянуть себя в водоворот темных деяний!

— Какие еще поручения вы выполняли? — осведомился Бартоломью.

— Помимо тех, о которых я вам рассказал, всего лишь два. Он велел мне ночами бродить по улицам и выслеживать убийцу непотребных девок. Однако же я полагал, что убийца — это он, ибо он заранее предсказал их смерть. Думаю, это его поручение было хитростью. Посылая членов секты на поиски убийцы, он давал им понять, что сам не обагрял рук кровью.

— А второе поручение? — спросил Бартоломью.

Он припомнил, как недавно Хесселвел едва не заснул во время утренней мессы. В этом не было ничего удивительного, если учесть, что ночи напролет ему приходилось рыскать по улицам.

— Вместе с двумя его пособниками я поднялся на крышу церкви и во время ночного ритуала выпускал оттуда птиц и летучих мышей. Я начал подозревать, что таинственные знамения, которыми сопровождались наши церемонии, являются делом рук человеческих. Как видно, подозрения мои не укрылись от главы секты. И тогда он решил удостоить меня своим доверием. Он слишком хорошо сознавал: чем глубже я погрязну в пучине греха, тем надежнее будет мое молчание. А если бы этот человек почувствовал, что я представляю для него угрозу, он убил бы меня без малейшего колебания.

— Значит, вы отдавали себе отчет в том, что совершаете грех, — произнес Бартоломью. — Почему тогда вы не отказались способствовать гнусным деяниям вашего патрона? Почему не порвали с дьявольской сектой?

— Я боялся, — прошептал Хесселвел. — Один из членов секты имел неосторожность досаждать главе расспросами. Неделю спустя его нашли в Королевском рву с перерезанным горлом. К тому же я уверен, что все сатанистские секты — лишь слепые орудия некоего тайного промысла. Они служат тому, чья власть беспредельна, тому, о ком я боюсь говорить и думать.

Последние слова Хесселвела полностью отвечали предположениям Бартоломью. Он тоже подозревал, что за устрашающими ритуалами и фальшивыми знамениями скрывается нечто куда более грозное и зловещее. Благодаря сведениям, которые им удалось вытянуть из испуганного законника, некоторые вопросы наконец обрели ответ, другие же по-прежнему оставались загадкой. Теперь Бартоломью понимал, что произошло той ночью, когда был отравлен Уолтер. Хесселвел просто выполнял приказ и не имел понятия, зачем его патрону понадобилось посылать привратнику бутылку с отравленным вином. Таким образом, предположение Бартоломью, согласно которому привратника отравил чужак, в конце концов оказалось верным.

Хесселвел обеспокоенно взглянул на солнце, неумолимо клонившееся к западу.

— У меня остался всего один вопрос, — сказал Бартоломью. — Зачем глава секты дал вам пузырек с лекарством?

— Вскоре после смерти Фрэнсис де Белем он приказал мне выйти ночью в сад колледжа и открыть для него ворота. Это поручение повергло меня в величайшую тревогу, ибо я опасался ночного дозора. Заметив мое смятение, глава секты дал мне пузырек и сказал, что снадобье меня успокоит. Предупредил, что принимать его надо в соответствии с рекомендациями на ярлычке. Я должен был вернуть ему склянку, но волнения, пережитые в ту ночь, заставили меня позабыть об этом. Снабдив меня успокоительным снадобьем, глава секты поступил очень предусмотрительно, — с печальной улыбкой добавил Хесселвел. — Если бы не лекарство, у меня никогда не хватило бы присутствия духа поджечь ворота и тем самым помочь ему убежать.

— Вы рассказали нам все? — уточнил Бартоломью.

Хесселвел молча кивнул.

— Все, что мне известно. Более он не давал мне поручений. Лишь расспрашивал о слухах, которые ходят по колледжу. Теперь вы меня отпустите?

Бартоломью кивнул. Хесселвел вздохнул с явным облегчением.

— Я хочу поделиться с вами кое-какими соображениями, — сказал он, выходя из церкви вслед за Бартоломью и Кинриком. — Приехав сюда, я узнал, что в городе есть две общины сатанистов. Однако, несмотря на все попытки, мне не удалось получить хоть сколько-нибудь достоверных сведений относительно общины Очищения. Если верить молве, община эта соперничает в могуществе с общиной Пришествия. Но мне ни разу не довелось встретиться с кем-либо из ее членов. И, откровенно говоря, само существование этого союза вызывает у меня сомнения.

Кинрик весьма неодобрительно отнесся к тому, что Бартоломью позволил Хесселвелу скрыться из города. Майкл, услышав о случившемся, полностью разделил негодование валлийца.

— В любой момент он может вернуться и наделать бед, — угрюмо заявил монах. — Подумать только, ты держал в руках сатаниста, и он сам признался в своих нечестивых деяниях. Как ты мог его выпустить?

— Это человек донельзя запуган, брат, и вряд ли пожелает вернуться, — заметил Бартоломью. — Его отсутствие не помешает нашему дознанию. А если его опасения справедливы и ему действительно угрожает опасность? В таком случае я был бы виновен в его смерти.

— Почему ты говоришь, что его отсутствие не помешает нашему дознанию? — процедил Майкл. — Он единственный человек, кто знаком с главой секты. Он должен знать, что тот искал в саду!

— Уверяю тебя, Хесселвел рассказал нам все без утайки, — устало возразил Бартоломью. — Глава секты попросту использовал его, не считая нужным пускаться в объяснения.

— И все же я не понимаю, как ты мог отпустить с миром мерзавца, подбросившего мне козлиную голову, — не унимался Майкл. — Этот человек едва не стал убийцей! Ведь он пытался отравить Уолтера.

— Он не знал, что в бутылке смертоносный яд, — заявил Бартоломью, вытаскивая из кармана пузырек, полученный от Хесселвела. — Может статься, эта вещица сослужит нам добрую службу. Надо только определить, что за снадобье в ней содержится. Тогда по своим записям я выясню, кому из больных его прописывал, и мы узнаем имя главы секты.

— А если там какое-нибудь распространенное средство, прописанное нескольким десяткам больных? — недоверчиво вопросил Майкл. — Например, имбирное масло или настой пустырника.

— Нет, — покачал головой Бартоломью. — Такие склянки я использую только для сильнодействующих снадобий.

Он вынул из пузырька пробку и осторожно принюхался. Определить, что содержалось в бутылочке, не составило труда. Даже не заглядывая в записи, Бартоломью вспомнил, что в последнее время прописывал его лишь одному больному. Вне себя от изумления, он повернулся к Майклу.

— Это лекарство мастера Бакли! — воскликнул доктор. — В жаркую погоду кожный зуд особенно досаждал ему, и я лечил его этим успокоительным настоем.

— Значит, старина Бакли — глава общины Пришествия? — сосредоточенно нахмурившись, пробормотал Майкл. — Похоже, мы приближаемся к разгадке тайны. Кстати, солнце уже давно опустилось. Отправляйся к мастеру и поведай ему о гнусных поступках Хесселвела. Ты выполнил обещание, и откладывать беседу более нет нужды.

Поспешно пересекая двор, Бартоломью заметил, что в ворота колледжа вошел какой-то человек. Узнав Ричарда Талейта-старшего, Мэттью от удивления замер на месте.

— Доктор, — тихо произнес Талейт, приближаясь к нему. — Я бы хотел поговорить с вами и братом Майклом. Но так, чтобы беседа не стала достоянием любопытных ушей.

Кинрик провел их в зал собраний и зажег в настенных канделябрах свечи из личного запаса Элкота. Талейт не проронил ни слова, пока валлиец не удалился, плотно закрыв за собой дверь.

— Мне следовало бы обратиться к вам раньше, джентльмены, — произнес Талейт, переводя взгляд с Майкла на Бартоломью. — Но я не знал, можно ли вам довериться.

Бартоломью понимал, что происходит в душе у Талейта, однако не счел нужным прерывать молчание.

— Вы правы, я действительно принадлежу к общине Пришествия, — вновь заговорил Талейт. — И две ночи назад я принимал участие в сатанинском ритуале в церкви Всех Святых, — с содроганием добавил он. — В общину меня привело отчаяние. Черная смерть похитила всех моих дочерей и внуков. Церковь утверждает, что Господь наказывает нас за грехи. Однако я, запятнавший себя столькими прегрешениями, до сих пор жив, а невинные дети оставили этот мир. Я решил, что церковное учение ложно, и не желал более внимать ему. На вопросы, мучившие меня, община Пришествия давала осмысленные ответы, в то время как нерадивые священники отделывались невразумительным бормотанием. Простите за кощунственные речи, брат. Но таково положение вещей.

Признания Талейта почти дословно повторяли откровения де Белема. Опасения, которыми епископ поделился с Бартоломью еще до начала чумного поветрия, полностью оправдывались. Удрученные разразившимся бедствием, люди покинули лоно истинной церкви, а духовные пастыри были слишком малочисленны, дабы спасти заблудших овец.

— Поначалу община стала мне родным домом. Я даже привел туда всех своих родных. Однако месяц назад начались пугающие перемены. У общины появился новый глава. При нем все пошло совсем не так, как при Николасе.

— При Николасе? — удивленно переспросил Майкл. — Значит, прежде главой общины был Николас из Йорка, клерк церкви Святой Марии?

— Да, лишь я один знал о том, что Николас является главой общины Пришествия, — кивнул Талейт. — Месяц назад он умер, и слова мои не могут причинить ему вреда. После его смерти мы решили избрать нового главу. Но стоило нам вскинуть руки для голосования, как в облаке густого черного дыма возник какой-то человек… а может, и не человек вовсе. Он сообщил, что сам дьявол прислал его возглавить нашу общину.

Устроить облако густого черного дыма нетрудно, отметил про себя Бартоломью. Надо взять охапку сухой травы, облить ее дегтем и поджечь. К тому же у ловкого трюкача наверняка были помощники.

— С тех пор собрания наши стали для меня истинной мукой, — продолжал Талейт. — Ритуалы, исполненные жутких знамений, внушали ужас и омерзение.

Я хотел порвать с общиной, хотел уберечь свою семью от мракобесия. Но мне сказали, что, если я сделаю это, моих родных ожидает смерть. Новый глава заявил, что убийства, происходящие в городе, совершаются по воле самого дьявола. Я должен сделать еще одно признание. Жена моя состарилась, а я еще полон мужской силы. Иногда мне случалось посещать одну девицу. Звали ее Фрита. Она стала второй жертвой неведомого убийцы.

Талейт закрыл лицо руками, а Майкл и Бартоломью обменялись поверх его головы многозначительными взглядами.

— Новый глава нередко донимал меня расспросами, — продолжал Талейт. — Он хотел быть в курсе всех городских новостей и пересудов. Расспрашивал меня о моей торговле и моих компаньонах.

Этот загадочный посланник сатаны на редкость любопытен, мысленно произнес Бартоломью. Хесселвела он тоже расспрашивал, как идут дела в Майкл-хаузе.

— Вам известно, кто глава вашей общины? — мягко осведомился Бартоломью. — Как его имя?

Талейт вскинул голову. Глаза его испуганно бегали.

— Нет, — проронил он. — Никому из нас это не известно. Но меня терзает догадка. Чудовищная догадка.

— И вы пришли поделиться с нами этой догадкой? — спросил Бартоломью.

— Да, — кивнул Талейт. — Больше мне некому об этом рассказать. Его необходимо остановить. Он провозгласил, что вскоре в городе совершится очередное убийство, и намерен лишить жизни еще одну жертву. — Талейт набрал в грудь побольше воздуху и выпалил: — Я полагаю, глава общины — не кто иной, как сэр Реджинальд де Белем.

— Де Белем! — изумленно воскликнул Майкл. — Но это невозможно. Или вы забыли: одна из жертв — его дочь. Он не стал бы убивать ее!

«Как не стал бы убивать и Исобель, с которой провел столько приятных ночей», — явственно читалось во взоре Майкла.

«Тем более что де Белем был главой общины Очищения», — мысленно добавил Бартоломью.

По крайней мере, так утверждал он сам. Правда, Хесселвел заявил, что само существование общины Очищения представляется ему до крайности сомнительным. Устроить подобную мистификацию довольно легко. Необходимо лишь распустить по городу слухи о таинственных ночных собраниях да время от времени окроплять кровью алтарь церкви Святого Иоанна Захарии. По словам Стэнмора, последнее собрание общины Очищения посетили всего пять человек. Возможно, там был глава секты и несколько его ближайших приспешников. И встретились они лишь для того, чтобы поддержать горожан в этом заблуждении.

Бартоломью задумчиво провел рукой по волосам. Они с Майклом только что предположили, что Николаса, скорее всего, убил Гилберт. Как же связаны между собой все эти темные дела? Пузырек с успокоительным лекарством, который глава общины Пришествия вручил Хесселвелу, мог принадлежать одному Бакли. Во всей этой запутанной истории слишком много претендентов на роль сатанинского главы — как, впрочем, и на роль убийцы гулящих женщин. Кого Бартоломью встретил в саду вместе с Хесселвелом? Бакли, Гилберта или же де Белема? Кто, помимо Хесселвела, прятался на крыше церкви, выпуская птиц и летучих мышей во время магического ритуала? И с какой целью де Белем заверил Бартоломью, что является главой общины Очищения, если подобной секты не существует?

— Я долго, очень долго ломал голову над этой загадкой, — подал голос Талейт. — Но все факты указывают на де Белема. Я уверен, что не ошибся.

— Откровенно говоря, мы подозревали, что главой богопротивной секты является ваш сын, — буркнул Майкл.

— Ричард? — воскликнул Талейт, в ужасе подавшись назад. — Но что натолкнуло вас на это несуразное предположение?

— Прежде всего его нежелание должным образом выполнять обязанности шерифа. Все в городе знают, что он не стремился поймать убийцу проституток и чинил препятствия тем, кто пытался сделать это.

— Увы, сын мой оказался в безвыходном положении, — устало проронил Талейт, откинувшись на спинку стула — Он опутан по рукам и ногам.

— Почему? — вопросил Майкл. — Что мешает ему выполнять свой долг?

— Сын Ричарда находится в руках де Белема, — пробормотал Талейт, в отчаянии закрыв лицо руками. — И если Ричард сделает хоть шаг против сатанинских сект, де Белем лишит жизни невинное дитя.

— Сын Ричарда? — недоверчиво переспросил Бартоломью. — Вы имеете в виду ребенка, что родился в прошлом году?

— Да, де Белем похитил моего единственного внука, появившегося на свет после чумы, — кивнул Талейт. — Единственного сына Ричарда. А вы ведь сами сказали, доктор, что его жена более не сможет иметь детей.

— Но почему вы так уверены, что похититель — де Белем? — спросил Майкл.

Талейт вновь набрал в грудь воздуха.

— Вскоре после того, как ребенка похитили, Ричард получил письмо с угрозами. Там говорилось, что он должен незамедлительно прекратить любые попытки расследовать деятельность сатанинских сект, или ребенка ждет неминуемая смерть. Ричард подозревал, что секты имеют прямое отношение к убийствам городских потаскух. Поэтому ему пришлось прекратить поиски убийцы. Кстати, Ричард единственный из моей семьи, кто отказался вступать в общину Пришествия. Он заявил, что не желает оказаться в ситуации, когда его долг перед общиной вступит в противоречие со служебным долгом.

Наконец-то странное поведение шерифа получило объяснение, отметил про себя Бартоломью. Теперь понятно, почему при каждой встрече с Бартоломью и Майклом он принимался громогласно извергать угрозы. Угрозы предназначались не столько для доктора и монаха, сколько для тайных осведомителей главы общины Пришествия. Шериф доказывал, что ставит палки в колеса расследования. Тем самым он надеялся сохранить жизнь ребенку. Неудивительно, что в последнее время бедняга пребывал на грани умопомрачения.

— Значит, ваш сын полагал, что убийства гулящих женщин — дело рук де Белема? — уточнил Бартоломью.

— Он рассказал мне, что на пятках всех убитых женщин кровью был нарисован круг, — кивнул Талейт. — Так преступник подтверждал, что совершает убийства по воле общины Очищения. Но стоило Ричарду начать дознание, и его ребенка похитили.

Но если преступником действительно является де Белем, почему он с такой горячностью умолял найти убийцу Фрэнсис? Доктор потряс головой, словно пытаясь привести в порядок разрозненные мысли. Противоречия упорно не желали разрешаться.

— Единственной уликой, по которой Ричард мог определить, кто же похитил его сына, было письмо с угрозами, — продолжал Тал бит. — Разглядывая пергамент, он обнаружил на нем следы желтой краски.

— И лишь по той причине, что де Белем занимается окрашиванием тканей, вы вменили ему в вину похищение ребенка? — недоверчиво пожал плечами Майкл. — Но в городе есть и другие красильщики.

— Нет, ты ошибаешься, — возразил Бартоломью. — В последнее время красильным ремеслом в Кембридже занимается один де Белем.

Стэнмор изрядно надоел доктору сетованиями на то, что де Белему удалось захватить монополию и взвинтить цены. Другого красильщика невозможно было найти не только в Кембридже, но и на много миль вокруг.

— И все же эта улика не представляется мне убедительной, — упорствовал Майкл.

— Я не все сказал, — произнес Талейт, и в голосе его послышалось легкое нетерпение. — За день до смерти Исобель Уоткинс явилась к Ричарду. Вам наверняка известно, что она была девкой де Белема. Так вот, она рассказала, что у него в доме случайно зашла в тайную комнату. Там она обнаружила труп молодого козла, а также птиц и летучих мышей в клетках. Но более всего ее напугал детский плач, доносившийся неведомо откуда.

— Говорите, она видела птиц и летучих мышей? — уточнил Бартоломью, припоминая зловещий ритуал в церкви Всех Святых.

— Черных ворон и летучих мышей, огромных и омерзительных, — глядя прямо в глаза доктору, подтвердил Талейт. — И мертвого козла. Без сомнения, вы знаете, что козел является символом нашей общины. Две ночи назад в церкви Всех Святых состоялась ужасающая церемония — вы оба, судя по всему, видели ее собственными глазами. Вы помните, как под сводом церкви появились черные птицы и мыши, как на алтаре возник труп козла. До сегодняшнего дня я не связывал рассказ Исобель с отвратительным ритуалом, свидетелем которого имел несчастье быть. Он поверг меня в такой ужас, что я попытался выбросить из головы события этой ночи. Но стоило задуматься, как разум мой озарила догадка.

— Если ваш сын уверен, что ребенка похитил де Белем, почему он не явился к нему в дом в сопровождении солдат? — спросил Бартоломью. — Что мешало шерифу вернуть ребенка, лишить де Белема возможности диктовать ему свою волю и выяснить, каким образом убийства связаны с общиной Очищения?

— Я советовал Ричарду поступить именно так, как вы говорите, доктор. Но жена его решительно воспротивилась. Она боялась, что де Белем убьет ребенка, едва Ричард переступит порог его дома, — вздохнул Талейт. — Мой несчастный сын колебался в нерешительности. К тому же хотя его осведомители постоянно следили за домом де Белема, они ни разу не видели ребенка.

Бартоломью прислонился к стене, задумчиво потирая подбородок. Де Белем был красильщиком, а это означало, что он знаком со свойствами различных веществ, способных взрываться, производить огонь и клубы черного дыма. Если принять на веру рассказ Исобель о птицах и летучих мышах, свидетельства против де Белема становятся неопровержимыми. Образ закутанного в плащ человека, справлявшего дьявольский ритуал в церкви Всех Святых, всплыл перед внутренним взором доктора. Несомненно, ростом и сложением глава сатанинской секты напоминал де Белема. Впрочем, то же самое можно было сказать про множество других людей. И как быть с Фрэнсис? Отчаяние де Белема при вести о смерти единственной дочери казалось искренним и неподдельным. И уж конечно, он не мог убить ее собственными руками. Может, прошептав за несколько мгновений до смерти, что ее убил «не он», Фрэнсис стремилась оградить от подозрений отца? Но, возможно, де Белем скрыл лицо под маской, как и во время богохульной церемонии в заброшенной церкви? Не исключено, именно эту красную маску Бартоломью видел на незнакомце в саду Майкл-хауза.

— И как мы, по вашему разумению, должны поступить? — вопросил Майкл, обращаясь к Талейту.

— Вам решать, — пожал плечами Талейт. — Наступает новолуние, а глава нашей общины оповестил, что еще до него в городе опять совершится убийство, — добавил он, глядя в окно. — Страх и отчаяние в последние дни окончательно лишили Ричарда самообладания. Я полагаю, пока он не вернет ребенка, ему не следует ничего предпринимать. Вы моя последняя надежда, — заявил Талейт с внезапной горячностью.

— Когда был похищен ребенок? — уточнил Бартоломью.

— Почти четыре недели назад, — ответил Талейт. — Отличный мальчуган, здоровый и крепкий. Совсем не похож на того желтенького заморыша, которого вы когда-то спасли от смерти. Но он еще очень мал и не может обходиться без материнской заботы.

Значит, ребенок пропал примерно месяц назад, размышлял про себя Бартоломью. Примерно в то же время, когда Николас рискнул разыграть собственную смерть. Его место в гробу заняла убитая женщина. Де Белем стал новым главой общины Пришествия. А еще около месяца назад в городе появилась Джанетта.

— Нам необходимо поговорить с де Белемом, — заявил Майкл. — И при этом не спугнуть его.

— Прошу вас, джентльмены, будьте осмотрительны, — взмолился Талейт. — Если де Белем догадается, что вам известна его тайна, он убьет моего внука.

— Де Белем настоятельно просил нас заняться поисками убийцы его дочери, — сказал Бартоломью. — Наш визит не вызовет у него подозрений. Думаю, нам стоит отправиться к нему прямо сейчас. Чем дольше мы будем откладывать, тем сильнее риск, что он причинит вред ребенку.

— Но если ваша поспешность окажется роковой! — дрожащим голосом твердил Талейт. — Помните, жизнь невинного младенца висит на волоске!

— Если ребенок находится на попечении мужчины, не умеющего заботиться о младенцах, его жизни уже угрожает опасность, — заметил доктор.

— Вы думаете, он может умереть от дурного ухода? — в тревоге воскликнул Талейт.

— В интересах де Белема сохранить мальчику жизнь, — успокоительно вскинул руку Бартоломью. — Но, разумеется, в чужих руках ребенку куда хуже, чем дома.

Талейт, охваченный нерешительностью, переводил умоляющий взгляд с Бартоломью на Майкла.

— Нельзя более допускать, чтобы шериф оставался игрушкой в руках преступника, — мягко произнес Майкл. — К тому же вы сами сказали, вашему внуку необходима материнская забота. И если у нас есть возможность предотвратить очередное убийство, мы не должны ею пренебрегать. Вспомните о Фрите.

— Прошу, не забывайте об осторожности! — с жаром повторил Талейт. — Все мы, взрослые, запятнали себя грехом. А душа беззащитного младенца чиста и непорочна.

С этими словами Талейт, бледный и несчастный, поднялся и направился к дверям. Майкл ободряюще похлопал его по плечу.

— Вам нельзя сейчас возвращаться домой, мастер Талейт, — сказал он. — Тревога ваша слишком бросается в глаза. Боюсь, ваш сын увидит, в каком вы состоянии, попробует вмешаться в дело и натворит новых бед. Мой вам совет: отправляйтесь к мастеру Кенингэму и ждите там нашего возвращения. Расскажите ему все, что открыли нам. А как только мы вернемся, вы узнаете, к каким результатам привел наш визит.

Талейт молча кивнул. Бартоломью вышел из комнаты, намереваясь позвать Кинрика и просить его проводить посетителя к мастеру.

— И все же по какой причине вы решили обратиться именно к нам? — спросил Майкл, оставшись с Талейтом наедине.

— А у кого мне искать помощи? — вздохнул Талейт, и губы его тронула слабая улыбка. — Горожане настроены против меня, ибо сын мой не выказал должного рвения на посту шерифа. Церковь более не дарует мне утешения, ибо я продал душу дьяволу. Оставалось искать помощи и поддержки лишь в университете. Я давно уже набирался решительности для разговора с вами. И теперь чувствую, что поступил правильно.

Тут вернулся Бартоломью в сопровождении Кинрика. Талейт отвесил прощальный поклон и двинулся через двор, понуро опустив плечи.

— С чего начнем? — осведомился Майкл, проводив его взглядом.

— У меня есть одна идея, — сообщил доктор.