Недавно друг из АТО вернулся. Выпили, посидели. Он рассказал историю — божится, что все чистая правда. Жила, короче, на Житомирщине одна дивчина. Да такая страшная, что ее не только замуж не брали, но собаки поднимали вой, когда она шла в сельпо за солью и спичками. В общем, не было в ее личной жизни никакого эротического просвета. Пока не случилось ней вот такая история.
Надя — так дивчину звали — пошла добровольцем в батальон «Донбасс», который сейчас героически защищает Крещатик от зрадников. Но в те дни стоял тот батальон на Донбассе.
В то время украинская армия тяжелые времена переживала, не то, что сейчас. Тогда снаряды к пушкам выдавали по разнарядке: столько-то на школу, столько — на детский садик, а что останется, всадить в больницу. И не дай Б-г промахнуться! Затаскают по СБУ.
Но армия придумала пускать в сепарские города своих наводчиков, которые переодетые в ватники бродили возле школ и больниц, да корректировали артналеты. Чтобы ни один снаряд зря не пропал. Надька, само собой, на эту работу добровольно вызвалась. Хочу, сказала, побольше ваты истребить.
Так и прозвали ее за это рвение: Надька-налетчик.
Да только недолго она корректировала. Схватили ее саперы, помяли немного, притащили на подвал, допросили. Потом хотели изнасиловать — у сепаров так положено. Да вот тут загвоздка вышла: никто не решался.
Тот сепар, что спичку вытянул, сказал, что он лучше на танк без гранатомета нападет. А тут он трусит, и нечего ржать. Потом пришел чеченец, который вечно своими сексуальными подвигами хвастался. Да тоже не смог, оробел. Видел, сказал, много разного. Но тут не могу, не тот случай.
Загрустили террористы. Как же это будет ходить корректировщица неизнасилованная? Засмеют соседние подразделения.
А Надька видит, что приссали колорады, хохочет над ними.
Тут выходит из толпы мелкий такой, невзрачный сепар. Дайте, говорит, я попробую.
Надька еще громче смеется: куда тебе, клоп! Тут и смелые испугались, а ты-то куда лезешь?
А ничего, сказал тот сепар, мал золотник, да вонюч! Ты, голубушка, еще первой моей жены не видела. А уж про вторую и говорить страшно, не то, что представлять. Потом сепар попросил принести ему бутылку водки и дать двух товарищей в помощь.
Выпив всю водку с двумя собутыльниками, сепар ногой распахнул дверь Надькиной камеры. Уставил на нее пьяные, налитые дурной кровью глаза, заорал.
Ты, говорит ей, курва, почто бутылку самогона в раковину вылила? Да как даст ей в ухо! И продолжает: а заначку, заначку кто из ватника вытащил, а? И тут же во второе ухо — на! А с Сенькой Косым кто на 23 февраля обжимался на складе унитазной арматуры? А?! Н-н-н-а!
И тут Налетчик-Надька почувствовала (…вырезано цензурой…). Его рука опустилась (…вырезано цензурой…). Зубы сомкнулись (…вырезано цензурой…) указательный палец (…вырезано цензурой…) к нежной (…вырезано цензурой…). И вот наконец он (…вырезано цензурой…). Дразнящий, медленный ритм и краткие мгновения (…вырезано цензурой…). Опьяняюще (…вырезано цензурой…) фрикции, которые заставили затрепетать (…вырезано цензурой…). (…вырезано цензурой…) упала на пол в полном изнеможении и сладостной неге.
В результате Налетчик-Надька с тем сепаром поженились. Детей наплодили — страшных, как черти. И ничего: детки уже в школу кикбоксинга записались, чтобы айфоны отжимать было легче.
Время от времени Надя покупает сепару бутылку водки. Режет сальце и соленый огурец, наливает в алюминиевую миску жирного борща — непременно с чесноком и черным хлебом. Рядом ставит запотевший стакан. И говорит:
— А давай… как в тот день, когда мы познакомились, а?