Недоступная и желанная

Глава 4

Зашедшему этой сырой холодной ночью в «Голубую сову» запросто могло показаться, что он спустился в окрестности ада.

Вир регулярно заглядывал в кабаки, таверны и прочие злачные заведения, заполненные шумными пьяными людьми, но даже он слегка опешил. Он-то ждал нормального и даже приличного общества. Ведь основными посетителями «Голубой совы» были писатели и журналисты. Однако их голоса сливались в такой гвалт, какой Виру не доводилось слышать за всю свою многострадальную жизнь. Не помнил он и такого густого дыма, переливающегося из помещения в помещение подобно поднимающемуся с Темзы туману. У каждого из присутствующих в зубах непременно была сигара или трубка.

Свернув в находящийся за баром зал, Вир подумал, что нисколько не удивится, если увидит языки пламени и пляшущего на его фоне Сатану с раздвоенными копытами.

Однако, судя по очертаниям, в зале находились простые смертные. Под лампой, свет которой из-за окутавшего ее дыма сделался тусклым и серо-желтым, сидели двое молодых людей с бледными худыми лицами и что-то кричали друг другу в уши.

За ними была видна открытая дверь, периодически изрыгающая клубы дыма и громоподобные раскаты хохота. Когда Вир подошел к двери, смех стих, но приглушенный шум, свидетельствующий о продолжении веселой суеты, сохранился.

– Еще кого-нибудь! Давай еще! – донеслись до него перекрывающие шум крики.

Вир переступил через порог и увидел группу не менее чем из тридцати мужчин, сидящих на стульях и скамьях или подпиравших стену.

Ее, несмотря на то что дым здесь был еще гуще, он увидел сразу. Лидия стояла вполоборота к нему у большого очага, и отблески пламени создавали дрожащие замысловатые узоры на черной ткани ее одежды.

Вир никогда раньше не обращал особого внимания на то, как она одевается, но сейчас ее костюм его очень заинтересовал. Возможно, причиной тому были дым и адский гвалт. А может, то, что он впервые видел ее с непокрытой головой. Лидия сняла шляпку и без нее казалась слишком открытой для посторонних взглядов и до ужаса беззащитной.

Узел, в который были стянуты на затылке ее густые волосы, немного ослаб, и выбившиеся из-под него золотистые прядки щекотали белую кожу шеи. Слегка сбившаяся прическа смягчала четкие черты прекрасного лица, из-за чего Лидия выглядела совсем юной.

Вир опустил взгляд ниже и сразу ощутил контраст между нежностью шеи и прикрывающей тело одеждой, напомнившей ему о броне. От подбородка до талии четким рядом выстроились пуговицы, одним своим видом предупреждавшие о готовности к защите и уничтожению любого агрессора.

Уже много ночей подряд Вир расстегивал эти пуговицы в своих снах, и он подумал, что сделать это, конечно, мечтает большинство завсегдатаев заведения.

Это естественно. Ведь они мужчины. А она, единственная присутствующая здесь женщина, стояла, демонстрируя себя, перед этим сборищем пошлых бумагомарак, и любой из них имел полную возможность представить ее обнаженной и в любой известной ему позе.

Вир увидел, как Лидия подошла к одному из этих пьяниц и стала что-то рассказывать. Тот явно не столько слушал, сколько глазел на ее грудь. Пальцы герцога непроизвольно сжались в кулаки.

К счастью, Лидия быстро отошла. Однако при этом она взяла в одну руку бутылку, а в другую – сигару. Впрочем, как только Лидия сделала несколько шагов, Вир понял: она разыгрывает сценку. Репортерша с важным видом подошла к стоявшей слева от нее группе мужчин, слегка покачиваясь, постояла, и пьяно уставилась на одного из них.

– Крупная, да. Но вес меньше, чем у меня, – произнесла Лидия, кажется, не так громко, но голос ее легко перекрыл шум зала. – Я дам ей фору в весе в пять с тремя четвертями фунта. И все, что полагается под одеждой, – на десятку. Но, между прочим, чтобы убедиться в этом, я должен буду заплатить пятьдесят гиней.

В этот момент Вир узнал слова, а в следующий – осознал, что слышит не ее голос. Он бы не поверил своим ушам, но взрыв смеха зрителей подтвердил: слух его не обманул. Это были слова, произнесенные Виром на Винегар-Ярд. Нереально, но произнесены они были его голосом!

– Целых пятьдесят? – крикнул кто-то из зала. – Не знал, ваша светлость, что вы можете дать такую высокую цену.

Лидия засунула в угол рта сигару и поднесла к уху сложенную лодочкой ладонь.

– Что за мышиный писк я слышу? О, неужели, черт побери! Это ты, малыш Джой Парвис, а я думал ты все еще в сумасшедшем доме.

Было что-то загадочное и пугающее в том, что слова, сказанные густым голосом слегка пьяного Вира, слетали с прелестных женских губ, в том, как двигалась эта женщина, точно копируя его жесты. Казалось, его душа на время переселилась в ее тело.

Вир замер без движения, не отводя глаз от Лидии, почти не слыша раздававшихся в зале раскатов смеха.

Она вынула изо рта сигару и кивком привлекла внимание одного из зрителей.

– Интересуешься, умею ли я считать, да? Что ж, иди сюда, и ты увидишь, как я пересчитаю твои зубы… когда будешь собирать их с пола. Или ты предпочитаешь судить обо всем с помощью головы? Пожалуйста. Я помогу тебе, простофиля ты наш. Знаешь как? Возьму твою голову в одну руку и прокомпостирую ее второй.

Смеха практически не последовало.

Вир перевел взгляд с нее на зрителей.

Все головы были повернуты к дверному проему, в котором стоял он – герцог Эйнсвуд.

Он посмотрел в прежнем направлении и почти физически ощутил ответную волну, направленную на него голубыми глазами новоявленной актрисы. Нарочито демонстрируя отсутствие малейшего страха и замешательства, Лидия поднесла к губам бутылку, отпила из нее и поставила на место. Сделав небольшую паузу, Лидия вытерла губы тыльной стороной ладони и легким кивком обозначила, что узнала его.

– Ваша светлость…

Он изобразил на лице добродушную улыбку. Затем поднял руки вверх и зааплодировал. Все находящиеся в помещении замерли, и удары его ладоней друг о друга были единственным звуком, нарушающим возникшую вдруг тишину.

Вир вновь сунула в зубы сигару, сняла воображаемую шляпу и отвесила ему преувеличенно низкий поклон.

На какое-то мгновение Вир забыл, где находится и что здесь происходит. Мысли перенесли в прошлое, мозг лихорадочно пытался выхватить из памяти нечто важное. Что-то похожее с ним уже происходило, только очень давно. Он видел это раньше, испытал это…

Однако странные мысли улетучились так же быстро, как возникли.

– Отлично сделано, дорогая, – сказал Вир. – Невероятно смешно.

– Не настолько смешно, сколько оригинально, – ответила Лидия, смело оглядевшая его с головы до ног.

Не обращая внимания на закипающее в нем раздражение, Вир рассмеялся и под аплодисменты публики шагнул в ее сторону. Идя сквозь толпу зрителей, он наблюдал, как спокойное выражение ее красивого лица постепенно меняется на более жесткое, а губы расползаются в презрительной полуулыбке.

Вир явно видел этот холодный насмешливый взгляд раньше, но уже и сам переставал верить этому своему ощущению.

Ему показалось, что неуверенность мелькнула и в ее глазах. Причиной тому мог, конечно, быть табачный дым или тусклый свет. Однако он вновь увидел в этом монстре обычную девушку. Ему захотелось взять ее на руки и унести из этого логова, подальше от этих пьяных свиней, их буравящих глаз и блудливых мыслей. Если ей необходимо дразнить кого-то и смеяться над кем-то, пусть этим кем-то будет только он. В памяти всплыло: «…вы не хотите, чтобы я била кого-нибудь, кроме вас».

Усилием воли Вир выбросил из головы эти злые слова, которые, несмотря на свой абсурдный смысл, оказались своего рода пророчеством.

– Позвольте все-таки сделать небольшое критическое замечание, – сказал Вир, останавливаясь в шаге от нее.

Она удивленно вскинула брови.

Вокруг них звучали приглушенные голоса. Кто-то раскашлялся. Кто-то громко рыгал. Тем не менее не оставалось никакого сомнения, – к их разговору жадно прислушиваются. В конце концов, здесь собрались те, кто делает для публики новости.

– Я имею в виду то, что вы курите от моего имени, – сказал Вир, указывая глазами на сигару в ее длинных, слегка запятнанных чернилами пальцах. – Сигара у вас явно не та.

– Да что вы говорите? – Лидия слегка наклонилась, всем своим видом изображая насмешливое недоумение. – Но это, между прочим, настоящая Тричинополи.

Вир достал из внутреннего кармана куртки изящный серебряный портсигар, открыл и протянул ей.

– Как вы можете видеть, мои длиннее и тоньше. Цвет табака указывает на высокое качество сигары. Возьмите одну.

Лидия скользнула по нему взглядом, бросила свою сигару в огонь, взяла из его портсигара, грациозно покрутила в пальцах и понюхала.

Очевидно, все это было проделано на публику, однако стоявший ближе всех к ней Вир успел заметить то, чего не могли видеть другие: на ее щеках проступил чуть заметный румянец, а грудь резко поднялась и опустилась.

Нет, Лидия владела собой не до такой степени, как думали, благодаря ее усилиям, окружающие. И Лидия была совсем не столь бесчувственной, циничной и непоколебимо уверенной в себе, какой казалась.

Вира так и подмывало наклониться к ней поближе и посмотреть, покраснеет ли она еще сильней. Проблема была в том, что он уже начал ощущать ее аромат, а это, как он понял вчера вечером, сулило ловушку.

Вир Эйнсвуд повернулся к зрителям, несколько из них уже обрели дар речи и соревновались в остроумии по поводу сигар.

– Прошу прощения, что прервал ваше развлечение, джентльмены, – обратился он к публике. – Теперь можете веселиться дальше. Выпивка за мой счет.

Не бросив назад ни единого взгляда, будто вовсе забыл о существовании Лидии, Вир направился к выходу.

В эту напоминающую ад таверну на Флит-стрит он пришел, чтобы расставить некоторые точки относительно своего утреннего появления перед исправительным домом. Серьезная роль здесь отводилась ее карандашу. Он планировал вернуть его наглой журналистке в подходящий момент перед толпой писак, с видом, прозрачно намекающим на то, что данный инструмент для письма был не единственным, что его хозяйка оставила в карете прошлым вечером.

Начиная действовать, Вир Эйнсвуд исходил из того, что Лидия, вне всякого сомнения, считает его несносным, тщеславным, самодовольным дебоширом, что согласно ее представлениям в принципе соответствовало истине. Поэтому нескольких намеков было бы достаточно, чтобы представить дело следующим образом: герцог вышел из веселого дома, который по воле случая оказался неподалеку от того места, где Вир наткнулся на Трента и мисс Прайс. О существовании же Мэри Бартлес его светлость до этого момента вообще не вспоминал.

Учитывая все это, вряд ли можно заподозрить Вира Эйнсвуда в организации освобождения молодой матери. Если ему это и пришло в голову, когда он увидел исправительный дом, то только из желания отправить назойливую девицу подальше из Лондона, чтобы никогда более не слышать о ней и о ее чахлом потомстве. Лишь ради этого он был готов немного помочь.

Таким образом, Вир хотел всем доказать: если доброе дело и свершилось, то только благодаря Берти Тренту.

План казался безупречным, особенно если учесть, что он был разработан после продолжавшегося ровно двадцать две минуты сна, за которым последовал чуть не убивший его приступ головной боли.

Однако этот детально разработанный план начал рушиться сразу же, как только Вир остановился в дверях прокуренного зала и увидел золотовласую девушку. Теперь же, вспоминая о легком румянце на ее щеках и участившемся дыхании, Вир окончательно отказался от задуманного.

Получалось, что он ошибался в ней. Лидия была совсем не такой, какой хотела казаться в глазах окружающих. И к герцогу, вопреки его прежней уверенности, у нее не было столь сильной неприязни. В общем, крепость оказалась не такой неприступной, в ее обороне обнаружилась щель.

А поскольку герцог Эйнсвуд несносен, тщеславен, самодоволен и так далее и тому подобное, он просто обязан проникнуть в эту щель и постепенно демонтировать все защитные сооружения крепости. А если конкретнее, подумал Вир, угрожающе улыбнувшись, расстегивая пуговицу за пуговицей на ее блузке.

Блэкслей, Бедфордшир

В первый понедельник после встречи лорда Эйнсвуда и мисс Гренвилл в «Голубой сове» леди Элизабет и Эмили Мэллори семнадцати и пятнадцати лет отроду прочитали об этом происшествии в «Сплетнике».

Вообще-то, считалось, что они не читают подобных изданий. Более того, им не разрешалось просматривать даже респектабельные газеты, ежедневно доставляемые в Блэкслей. Их дядя лорд Джон Марс выделял в семейном распорядке дня специальное время для ознакомления девочек с прессой и сам читал вслух публикации, которые считал подходящими для их непорочных ушей. Его собственные уши и глаза были далеко не так невинны, поскольку всю сознательную жизнь он занимался политикой и, соответственно, читал все, включая скандальную хронику.

Газету, которую изучали юные леди этой ночью при свете горящего в их спальне очага, извлекли из кучи периодики, дожидающейся под лестницей старьевщика. Как и все прочие, ранее добытые аналогичным способом, эта газета должна была отправиться в огонь сразу после того, как из нее будет выужена вся информация, касающаяся их опекуна.

Опекуном являлся седьмой герцог Эйнсвуд, а сами они были дочерьми Чарльза и сестрами Робина.

Языки пламени весело плясали, освещая склонившиеся над газетой девичьи головки. Но вот они дочитали заметку, посвященную их опекуну, леди Гренвилл и происшествиям у «Крокфорда» и в «Голубой сове». Взгляды двух пар одинаково темно-зеленых глаз встретились. В них засверкали смешинки.

– Очевидно, что-то интересное случилось и в карете, когда дядя Вир провожал ее из «Крокфорда», – сказала Эмили. – Я же говорила тебе, что происшествием на Винегар-Ярд эта история не кончится. Леди надрала ему задницу, и он не мог оставить это без внимания.

Элизабет кивнула.

– К тому же она наверняка красивая. Уверена, иначе дядя Вир не попытался бы поцеловать ее.

– И умная. Хотелось бы посмотреть, как она проделала тот трюк. Я понимаю, что можно сделать вид, что потеряла сознание, могу представить, что она смогла нанести ему хороший удар. Но как можно было свалить его на землю?

– Мы выясним это, – заговорщически прошептала Элизабет. – Мы просто попробуем делать все, как Леди.

– Нет не все. Я не собираюсь курить сигары, – ответила Эмили, поморщившись. – А сигары того сорта, который курит дядя Джон, – вообще ни за что. Один раз я уже попробовала. Думала, что после этого никогда не смогу есть. Не понимаю, как она делала это, не опасаясь, что ее стошнит прямо на дядю Вира.

– Леди Гренвилл журналистка. Подумай, в каких мерзких местах ей приходится бывать, чтобы собрать материал для своих историй. А сигары она может курить, потому что у нее крепкий желудок. Если бы у тебя был такой же, ты бы так не мучилась тогда.

– А о дяде Вире она напишет, как ты думаешь?

– Поживем – увидим, – пожала плечами Элизабет. – Следующий номер «Аргуса» придет послезавтра.

Эмили и Элизабет знали, что журнал на самом деле принесут не раньше четверга, так же как и то, что после этого ему, прежде чем попасть в кучу под лестницей, предстоит пройти через множество рук, начиная с дворецкого. Сестрам до этого счастливого момента придется ждать еще как минимум неделю. А в список периодики, из которой дядя Джон выбирал материалы для чтения вслух, «Аргус» не входил. Он не читал им даже роман «Фиванская роза». Героиня, по его мнению, была «слишком разбитной» – это было самое мягкое определение, – что могло оказать неблагоприятное влияние на неокрепшие умы юных леди.

Лорд Джон Марс получил бы настоящий шок, узнай, как сильно хотят дочери брата его жены быть похожими на вымышленную Миранду. А если бы он узнал, как они относятся к порочному герою романа Диабло, это закончилось бы еще хуже. Лорд Марс, скорее всего, решил бы, что они повредились рассудком от горя, и послал бы за доктором.

Однако Элизабет и Эмили, несмотря на свой юный возраст, научились переносить многое. Они уже успели пережить потерю близких, каждая из которых наносила болезненный удар и вызывала острое чувство злости. Именно злости, потому что отец утверждал: испытывать гнев в таких обстоятельствах естественно. Со временем злость смягчается, а острое ощущение горя постепенно сменяется простым сожалением. Сейчас, спустя два года после кончины обожаемого отца и почти восемнадцать месяцев со смерти малыша, как в семье называли Робина, естественный в молодости интерес к различным сторонам жизни у Эмили и Элизабет начал возвращаться.

Мир вокруг больше не был в исключительно черных тонах. Небосклон порой затягивали темные тучи, но проглядывал и солнечный свет. И одним из ярких лучей этого света для сестер был их опекун, сообщения о различных происшествиях с участием которого компенсировали им полное отсутствие чего-либо интересного в Блэкслее.

– Бьюсь об заклад, в половине писем, полученных тетушкой Доротеей, рассказывается о дяди Вире, – сказала Элизабет и тяжело вздохнула, представив, как долго придется ждать.

– Не думаю, что эти кумушки могут сообщить что-то, о чем не пишет «Сплетник». Все они получают информацию из вторых, а то и из третьих рук. – Эмили внимательно посмотрела на сестру. – И сомневаюсь, что папа одобрил бы наш интерес к почте тети Доротеи. Мы не должны даже помышлять об этом.

– А я не думаю, что он одобрил бы то, что нам ничего не рассказывают о нашем опекуне, – парировала Элизабет. – В конце концов, это неуважение к памяти папы. Ведь опекуна назначил он. Разве не так? Вспомни, как отец, читая письма друзей, смеялся и говорил: «Только послушайте, что опять натворил ваш дядюшка Вир. Вот уж плут так плут!»

Эмили улыбнулась.

– Папа называл его озорником. «Настоящий Мэллори – озорник, – говорил он, – такой же, как ваш дедушка и его братья».

– «Последний из старой гвардии со всеми присущими ей чертами», – процитировала еще одну реплику отца Элизабет. – У римлян – «In vino veritas», «истина в вине», а наш истинный дух в Вире, – напомнила она его шутку.

– Эйлуин умеет быть настоящим другом. Вон как он подружился с Робином, помнишь?

– Конечно. По-настоящему. – В глазах Элизабет блеснули слезы. – Они не смогли остановить его. Нас они не пустили к Робину, когда он умирал, потому что боялись. А дядя Вир ничего не боится. – Она взяла сестру за руку. – Робин был так похож не него.

– И мы должны быть на него похожи.

Сестры улыбнулись друг другу.

Элизабет бросила «Сплетника» в огонь.

– Что ж, подумаем-ка о тетиных письмах, – сказала она.

– Да не так туго, черт возьми! – взмолилась Лидия. – В этой штуке и без того трудно двигаться. Вовсе не обязательно, чтобы в ней было невозможно дышать.

«Штука», которую она имела в виду, представляла собой модификацию корсета, специально придуманную для того, чтобы превращать женскую фигуру в мужскую. А женщину, на которую фыркнула Лидия, звали Елена Мартин.

В далекие времена, когда они вместе играли в лондонских трущобах, Елена имела авторитет успешной воровки. Сейчас она была еще более известной куртизанкой. Несмотря на то, что долгие годы они жили далеко друг от друга, и на изменение положения в обществе, старая дружба сохранилась. Сейчас они находились в Кенсингтоне в шикарной квартире Елены, а точнее, в ее заваленной элегантными предметами туалета гардеробной.

– И должно быть туго, – спокойно ответила Елена, – ведь, когда мы сплющиваем твою грудь, чтобы она стала мужской, все остальное начинает вылезать в других местах.

С этими словами Елена безжалостно затянула шнуры, завязала последний узел и отошла.

Лидия осмотрела свое отражение в зеркале. Благодаря хитроумному устройству грудь ее теперь напоминала голубиную, а в целом Лидия выглядела при этом очень стильно. Вполне можно посоперничать с мужчинами, которые используют подкладки, чтобы сделать более выпуклой грудь, более широкими плечи и затягивают в корсет бедра. Но к Эйнсвуду это не относится. Формы его прикрытого одеждой тела никаких искусственных дополнений не требуют.

Подумав так, Лидия приказала себе выбросить его из головы. Наверное, в тысячный раз за неделю, прошедшую со времени их встречи в «Голубой сове», Она отошла от зеркала и быстро оделась. Надетый поверх хитрого корсета мужской костюм сидел вполне удовлетворительно.

Елена придумала этот наряд месяц назад для маскарада и с его помощью сумела одурачить всех его участников.

Лидия рассчитывала, что после небольшой доработки (Елена была немного ниже ее) костюм поможет ей добиться аналогичных результатов, хотя собиралась она отнюдь не на маскарад. Ее целью был игорный дом «Джеример», расположенный в тихом уголке Сент-Джеймс-стрит. Макгоуэну она сказала, что собирается написать материал, который, вне всякого сомнения, ждут очень многие читательницы. Ведь в нем будет рассказано о заведении, где женщинам, по крайней мере порядочным, бывать запрещено, причем рассказано порядочной женщиной, сумевшей туда проникнуть.

Это было правдой. Однако сбор материла для статьи был не единственной ее целью, и уж точно не этим объяснялось решение отправиться именно в «Джеример». До Лидии давно дошли слухи, что в этом игорном доме тайно скупают краденое. А поскольку ни один из ее информаторов не смог узнать что-либо о судьбе драгоценностей Тамсин, Лидия решила поискать другие источники.

Правда, сама Тамсин не видела в этом смысла.

– Ты уже потратила две недели на поиски моих украшений, – ворчливо заметила она прошлым вечером. – А между тем есть вещи куда более важные, требующие внимания. Когда я думаю о Мэри Бартлес, мне хочется плакать от стыда за то, что жалела о какой-то горстке камешков и металла.

Лидия успокоила свою подопечную, сказав, что в редакции ждут статью. Если в процессе сбора материала удастся узнать что-то новое о драгоценностях, будет неплохо, но специально сосредоточивать усилия на этом она не собирается.

Сейчас, повернув голову, чтобы увидеть в зеркале, как выглядит ее наряд со спины, Лидия подумала, что вряд ли вообще можно на чем-то сосредоточить усилия в этой тесной клетке из жесткой ткани и китового уса.

– У тебя могут возникнуть серьезные проблемы, если кто-то догадается, что ты не мужчина, – сказала Елена.

– Не забывай, это всего лишь игорный клуб, – ответила Лидия, отходя к туалетному столику. Его посетители не думают ни о чем, кроме карт, костей и рулетки. А внимание хозяев и обслуги поглощено наблюдением за их деньгами. – Из сваленных в кучу на столике косметических средств, пузырьков с ароматными жидкостями и украшений она выудила сигару, которую дал ей Эйнсвуд, и сунула во внутренний карман пиджака. Затем перевела взгляд на встревоженную Елену. – Послушай, – попробовала Лидия успокоить подругу, – гораздо опаснее было, когда я опрашивала проституток на рэтчлифской дороге, но даже тогда ты так не волновалась.

– То было раньше. А теперь ты порой так странно себя ведешь… – Елена подошла к комоду, где стоял поднос с графином бренди и двумя бокалами. – Тогда ты лучше себя контролировала и довольно часто это доказывала. И ты проявляла куда больше хитрости, чтобы одолеть тех, кто рисковал выступать против тебя. – Елена взяла графин и наполнила бокалы. – А теперь… Твое столкновение с Креншоу напомнило мне о той драке с уличным бродягой. Помнишь, когда он стал дразнить Сару, коверкая ее имя, и довел ее до слез. Тебе тогда было восемь лет.

Лидия потянулась за предложенным Еленой бокалом.

– Да, с Креншоу я, пожалуй, переусердствовала.

– Излишняя эмоциональность мешает исполнению желаний, – напомнила Елена с легкой улыбкой.

– Боюсь, исполнение моего желания вошло бы в противоречие с законом, поскольку я была готова кое-кого убить.

– Ты же прекрасно знаешь, что я имела в виду другого плана желание, – сказала Елена.

Лидия сделала несколько глотков бренди, разглядывая подругу сквозь стекло бокала.

– Эйнсвуд потрясающе красив, – продолжила между тем Елена. – У него есть и мозги и мускулы. Не говоря уже об улыбке, от которой могли бы расцвести розы среди арктической зимы. Беда в том, что он принадлежит к распутникам того типа, что презирают слабый пол. Женщины для него имеют лишь одно известное предназначение и лишь с точки зрения исполнения этого предназначения ненадолго завладевают его вниманием. Если Эйнсвуд заставил тебя задуматься о том, чтобы слегка отступить от пути праведного, Лидди, я рекомендую выбрать другой объект. Подумай, например, о Селлоуби. Он отнюдь не презирает женщин, а ты определенно заинтриговала его. В общем, тебе стоит только поманить своим маленьким пальчиком.

Лидия знала, что ее подруга требовала за свои услуги больше любой другой профессиональной содержанки Лондона, и на то имелись причины. Елена обладала редким талантом точно уловить момент, когда следует ответить на ухаживание мужчины, чтобы превратиться в женщину его мечты. Несомненно, ее советы заслуживали внимания. Однако воспользоваться рекомендацией «подумать о Селлоуби» Лидия не могла, поскольку знала, чем она заинтриговала его.

Главный лондонский коллекционер слухов заметил Лидию в толпе журналистов, собравшейся перед собором Святого Джорджа во время свадьбы Дейна. На следующий день он рассказал Елене, что, когда взглянул на толпу перед собором, в ней мелькнуло лицо женщины, будто сошедшей с одного из портретов родовой галереи Афкорта. А название Афкорт носило родовое имение маркиза Дейна в Дивоне. С того момента, как Лидия узнала об этом разговоре, она старалась за версту обходить Селлоуби. Увидев ее с более близкого расстояния, он вполне мог заняться исследованиями в Афкорте и раскопать то, что ее гордость требовала похоронить навсегда.

– О Селлоуби не может быть и речи, – сказала Лидия подруге. – Светский сплетник и журналистка априори обречены на конкуренцию. Да и в любом случае сейчас для меня совсем не время затевать интрижку с каким бы то ни было мужчиной. Скандал, конечно, может способствовать увеличению продаж журнала, однако то небольшое общественное влияние, которое у меня сейчас имеется, неизбежно сведется к нулю, если я в глазах общества стану падшей женщиной.

– В таком случае, может, тебе следует подумать о другой работе? – предположила Елена. – Ты не становишься моложе, и тратить время…

– Возможно, ты права, милая. По крайней мере, не сомневаюсь, что ты желаешь мне добра. Но давай отложим дискуссию о том, что мы теряем и что нам мешает, на потом. – Лидия допила бренди и поставила бокал на поднос. – Уже довольно поздно, а мне еще надо побывать в городе.

Она надела шляпу, взяла прогулочную трость и, напоследок посмотревшись в зеркало, направилась к двери.

– Я буду ждать тебя! – крикнула ей вслед Елена. – Не забудь, ты должна вернуться сюда, а не…

– Конечно же, я вернусь именно сюда, – заверила ее Лидия. – Не думаешь же ты, что мне хочется, чтобы соседи увидели странного мужчину, входящего рано утром в мое жилище? Да и мисс Прайс не буду утруждать расшнуровыванием этого чертова корсета. Сие сомнительное удовольствие я готова предоставить только тебе. Надеюсь, что и ты не забудешь оставить для меня рюмочку на ночь.

– Будь осторожна, Лидди.

– Да, да. – Лидия обернулась и изобразила наглую ухмылку. – Да пошло оно все к черту, девочка! Думаешь, надо доставать парня, чтобы удержать его навсегда?

Надув щеки, она вразвалочку вышла под сдавленный смех подруги.

В эту среду Гренвилл из «Аргуса» отсутствовала на традиционных ночных писательских посиделках в «Голубой сове», и поэтому проходили они весьма скучно. Правда, на счастье Вира, Джо Парвис там был. Его Вир увидел практически сразу, в холле, когда тот в очередной раз возвращался из туалета. Однако одного стаканчика джина оказалось явно недостаточно, чтобы развязать язык Джо и подтолкнуть его к размышлению о том, где сейчас может находиться его напарница по работе над статьями. Иллюстратор «Аргуса» и без того был уже изрядно пьян, что серьезно обострило его ущемленное достоинство.

Первым делом он начал жаловаться Виру на то, что приятели стали называть его Писклявым. Обидная кличка прилепилась с прошлой среды из-за того, что Гренвилл, передразнивая его, запищала будто мышь. Это уже не говоря о том, что она вообще ухитряется устраивать так, что при совместной работе все сливки достаются обязательно ей.

– Вообще-то я собрался пойти с ней в «Джеример», – продолжил жаловаться Парвис. – Ведь должен же я увидеть то, о чем она собирается писать в центральной статье следующего номера, тем более что под материал готовится обложка. Однако ее величество сказала, что в Лондоне нет игорного дома, где бы не знали меня в лицо, а стало быть, могут заметить и ее. Да и в целом мне, дескать, лучше держаться подальше от азартных игр. Можно подумать, что такую каланчу могут не заметить в тесной дыре.

«Джеример» действительно был очень небольшим заведением. Тем не менее, войдя туда, Вир не увидел своей знакомой.

Не ушел он из-за неожиданно привлекшей его внимание сигары.

Идя через зал, Эйнсвуд мельком посмотрел на какого-то молодого человека и, сам не зная почему, остановил на нем взгляд. Ничего особенного. Парень был одет так, как обычно одеваются молодые клерки – не дорого, но с заявкой на стиль, и, судя по всему, был увлечен рулеткой. Между тем, оказавшись с ним рядом, Вир уловил знакомый запах.

В Лондоне был только один торговец табаком, у которого можно было купить сигары этого особенного сорта. Они были необычно длинными и тонкими, на что Вир и указывал неделю назад Госпоже Лицедейке. Он мог бы рассказать ей также, что табак, из которого они сделаны, имеет специфический вкус, что поставляются они ограниченными партиями по его эксклюзивному заказу.

На собраниях представителей высшей знати ему встречались истинные ценители табака, с которыми Вир с радостью делился этими сигарами. Но последний раз он участвовал в таком собрании много месяцев назад.

Между тем Парвис сказал, что горгона обещала быть здесь.

С трудом сдерживая улыбку, Вир подошел поближе.

Лидия знала, что рулетка стала национальным сумасшествием англичан. В «Джеримере» она убедилась в популярности этого увлечения наглядно. Комната, где крутилось колесо рулетки, была буквально набита человеческими телами, зачастую немытыми. Впрочем, воздух в тюрьме Маршалси и во многих других местах, где ей довелось побывать, был немногим чище, а самые скверные запахи Лидия решила перебить ароматом сигары. Кроме того, зажатую в зубах сигару можно было пожевывать, делая вид, что наблюдаешь за колесом, а это помогало хоть как-то унять нарастающую злость за свое бессилие.

В принципе она могла бы гордиться кучкой лежащих перед ней фишек, которая все более и более увеличивалась в размерах, но это не шло ни в какое сравнение с призом, маячившим над столом чуть далее чем на расстоянии вытянутой руки.

Именно такая дистанция отделяла ее сейчас от Коралии Бриз.

В ушах бандерши сверкали рубиновые серьги. Рубиновое колье украшало ее шею, на запястье красовался браслет из того же гарнитура. Гарнитура, точно соответствующего описанию Тамсин.

Небольшая комната была набита под завязку. Игроки и зрители пытались оттеснить друг друга, расталкивали окружающих локтями. В такой обстановке мадам Бриз едва ли заметила бы несколько ловких движений, которые освободили бы ее от краденых драгоценностей.

Проблема состояла в том, что сама Лидия сделать эти особые движения была не в состоянии. Для этого требовались опыт и талант Елены, которая находилась в нескольких милях отсюда, в Кенсингтоне.

Вот сбить сводницу с ног и сорвать с ее вонючего тела украшения Лидия смогла бы. Это было в ее репертуаре. Однако она прекрасно понимала: для подобных методов сейчас не время и не место.

Даже если бы на ней не было корсета, который в несколько раз замедлял движения, имелось достаточно серьезных причин, заставляющих испытать терпение: темнота, тесные, не дающие простора для маневра улочки ближайших кварталов, отсутствие потенциальных союзников, обилие потенциальных противников. Количество последних еще больше увеличится, если Лидия будет демаскирована или сама скинет меняющий ее внешность наряд, что весьма вероятно в драке. В лучшем случае ее просто унизят, в худшем – могут избить, ранить и даже убить.

Все верно. Но как сдержать себя, видя, что драгоценности Тамсин украшают самую гнусную сводницу Лондона? Как перестать думать о бедной девушке, ее любимой тете и о том, что именно эти украшения связывали их?

И все-таки Лидия не имеет права позволить раздражению снова взять верх над разумом. Она должна справиться с излишней эмоциональностью, как назвала это Елена, из-за которой презирающий женщин Эйнсвуд сумел превратить ее в драчливую восьмилетнюю девчонку.

Лидия прогнала вновь всплывший в памяти образ и постаралась сосредоточиться на проблемах, которые следовало решить немедленно.

Шарик на колесе рулетки остановился на поле «21. Красное».

Крупье с каменным лицом пододвинул к Лидии ее выигрыш. Одновременно противно вскрикнула и разразилась богохульствами Коралия.

Проигравшаяся бандерша с неохотой отошла от стола, и это навело Лидию на новую мысль.

Если у мерзавки кончились деньги, она вполне может продать драгоценности. Так поступают здесь многие, и Лидия уже засекла место, где осуществляются подобные сделки. Она быстро подсчитала свой выигрыш – две сотни. Не слишком много по стандартам элитных клубов типа «Крокфорда», где в течение минуты порой проигрывались тысячи, но, возможно, достаточно, чтобы выкупить набор рубиновых украшений здесь у охваченной азартом шлюхи.

Лидия встала и начала пробираться к ней сквозь столпившихся у стола зевак.

Стараясь не выпускать жертву из поля зрения, Лидия инстинктивно обошла неряшливо одетого рыжего мужчину, который ранее пытался привлечь ее внимание, и оттолкнула локтем явного карманника. Однако, торопясь сократить расстояние между собой и Коралией, она не заметила чью-то оказавшуюся на этом пути обутую в тяжелый ботинок ногу.

Лидия споткнулась и не упала лишь потому, что чьи-то руки подхватили ее и поставили на ноги. Руки были большие и сильные, способные сжать будто тиски.

Лидия подняла голову… И встретилась с взглядом ярко-зеленых глаз.

Вир начал было придумывать язвительное замечание, достойное ее многослойного убранства. Однако Лидия его опередила. Она всего лишь раз удивленно моргнула, вынула изо рта сигару и разразилась целой тирадой.

– Да это вы, Эйнсвуд, черт меня возьми! Сколько лет! Как ваш геморрой? Все еще беспокоит?

Поскольку Вир уже заметил Коралию Бриз и двух ее дюжих телохранителей, он не решился разоблачить присутствие мисс Сары Сиддонс[8] Гренвилл в игорном доме. Он продолжил играть роль человека, случайно встретившего здесь приятеля, и Лидию, судя по ее поведению, это устраивало. Они направились к выходу и быстро покинули душное заведение. Однако он не выпустил руку спутницы и, продолжая сжимать ее, пошел рядом вдоль Сент-Джеймс-стрит в сторону Пиккадилли. Она шла развязной походкой, поблескивая белыми зубами, сжимавшими огрызок сигары, его сигары, и помахивая тростью, которую держала в свободной руке.

– Это превращается в обычай, Эйнсвуд, – сказала Лидия. – Как только какое-то дело начинает идти у меня более-менее гладко, появляешься ты и все портишь. Я была на волне выигрышей, сообщаю на случай, если ты не заметил. Более того, я работала. Впрочем, общественно полезный труд находится за пределами твоего жизненного опыта, поэтому позволь объяснить кое-что из базовой экономики.

Если авторы журнала не сделают того, что им было поручено, в журнале не будет статей. Если не будет статей, читатели не станут покупать журнал, поскольку покупают они его, пусть это не покажется тебе странным, из-за того, что в нем что-то написано. А коль скоро потенциальные читатели оставят свои денежки при себе, будет нечем заплатить авторам. – Лидия сердито посмотрела на него. – Я не слишком быстро излагаю?

– Ты перестала играть в рулетку до того, как я вмешался. И сделала это потому, что решила сыграть в другую игру. Пока ты наблюдала за сводницей, я следил за тобой. Мне уже знаком такой взгляд, и я знаю, что он предвещает: скоро будет скандал.

Пока Эйнсвуд говорил, Лидия подчеркнуто спокойно затянулась и выдохнула сигарный дым, прекрасно копируя известный тип равнодушного к наставлениям молодого горожанина, в костюм какового она была одета. Виру потребовалось усилие, чтобы сдержать неуместное желание рассмеяться.

– Позволю себе указать кое на что, чего ты, видимо, не заметила, – продолжил он. – Рядом с бандершей находилась пара громил. Если бы ты пошла за ней на улицу, эти скоты затащили бы тебя в ближайшую темную аллейку и порезали на мелкие кусочки.

Они подошли к Пиккадилли. Лидия бросила в сторону остаток сигары.

– Ты имеешь в виду Джосайю и Билла, насколько я понимаю, – уточнила она. – Хотелось бы посмотреть на того, кто, не будучи слепым, мог не заметить эту парочку уродов.

– Твое зрение тоже не очень надежно. Меня-то ты просмотрела, – ответил Вир, знаком подзывая извозчика.

– Как я понимаю, эта повозка нужна тебе, – сказала Лидия. – У меня имеется задание, выполнение которого я должна завершить.

– Тогда поищи задание вне стен «Джеримера», – предупредил Вир. – Туда ты не вернешься. Если тебя узнал я, то могут узнать другие. А если, как я подозреваю, там обделывают кое-какие незаконные делишки, то их исполнители постараются сделать так, чтобы Гренвилл из «Аргуса» не выполнила свое задание. И не только. Они захотят получить полную уверенность в том, что больше о ней никогда не услышат.

– Как ты узнал, что меня там интересует нелегальный бизнес? – удивленно спросила Лидия. – Это задание держалось в секрете.

Наемный экипаж подъехал. Это был не один из новых компактных кабриолетов Дэвида Дэвьеса, а громоздкая закрытая повозка, которая, похоже, служила в качестве городской кареты для джентльменов еще лет сто назад. Кучер сидел спереди, а не сбоку, как в современных кэбах. Сзади имелась платформа, предназначенная для пары лакеев, наверняка, давным-давно умерших и похороненных.

– Куда ехать, господин? – спросил извозчик.