Солидный мужчина с брюшком ничего не заметил. Он брезгливо отстранился от чумазой, вихрастой девчонки, которая, споткнувшись, случайно налетела на него и ухватилась за рукав в поисках опоры. Отстранился так, словно она была, по крайней мере, больна чумой.
— Простите, — пробормотала Эйлар, опуская глаза и шмыгнув в сторону.
— Ходят тут всякие, — бросил мужчина и зашагал дальше.
Пригнув голову и обхватив себя руками, пытаясь унять холод, пробирающий ее до печенок, девочка юркнула в ближайший темный и грязный переулок. Здесь она ускорила шаг и почти побежала, то и дело попадая ногами в лужи и поднимая тучи брызг. Зимой в Тариоле было мокро и холодно. Дожди шли часто, дул пронизывающий ветер, утром лужи схватывались тонким ледком. В такую погоду хорошо сидеть дома у растопленного камина и попивать горячий чай, а вовсе не бродить по слякотным улицам в тонкой, рваной куртейке с чужого плеча. Другой одежды у Эйлар не было, только то, что на ней. Старое, заштопанное платье, из которого она начала вырастать, демонстрируя голые щиколотки и разбитые локти, тяжелые башмаки на два размера больше, чем надо и куртка, причем, мужская. У Эйлар не было даже чулок. Для тепла она обматывала ноги разным тряпьем. Шапки у нее не было тоже. Косые струи дождя били ее по непокрытой голове, вода затекала за шиворот, расползаясь по озябшему телу все дальше и дальше. Девочка ежилась и шмыгала носом, но бежала резво и споро, преследуя определенную цель.
Этой целью оказалась темная подворотня, где Эйлар остановилась и обернувшись, выглянула на улицу, окинув ее внимательным взглядом. Как будто, ее никто не преследовал. Все же, для верности она подождала минут пять, напряженная и готовая дать стрекача. Но кругом было тихо, лишь завывал ветер и шумел дождь.
Эйлар осторожно достала из-за пазухи свою добычу и взвесила на ладони. Сегодня уже четвертый по счету кошелек. Хороший день и очень удачный. А этот кошелек был еще, судя по всему, почти полным. Впрочем, девочка обладала проницательностью и редко ошибалась в выборе очередной жертвы.
Четыре кошелька — это гораздо больше обычной дневной нормы. Дани хватит и половины, он и без того постоянно ее хвалит за ловкость и сноровку. Лучшая его ученица. Он любил это повторять, похлопывая Эйлар по плечу. А так как повышенной ласковостью Дани никогда не отличался, эти похлопывания были довольно чувствительными.
Развязав тесемки одного из кошельков, Эйлар принялась за дело, повыше задрав юбку, отчего по колено обнажились тощие ноги, грязные, красные от холода и в цыпках. Размотав одну из тряпок, девочка занялась тем, чем обычно занималась всякий раз, когда добыча была хорошей. Утаивала определенную часть от Дани. Впрочем, сама она называла это заначкой.
На этом деле она попалась всего однажды, по глупости. Не продумала до конца, где именно следует прятать деньги и как. Дани быстро нашел «лишний» кошелек и всыпал ей так, что Эйлар несколько дней ходила, приволакивая ногу и щеголяя огромным фонарем под глазом. С той поры она поумнела. Теперь девочка выкладывала монеты по одной на ноги, вдоль по всей поверхности, а потом накрепко заматывала тряпками. Монеты не звенели и не выпадали. Хороший тайник. Дани пока его не обнаружил.
Закончив с этим, Эйлар выбросила пустые кошельки в сточную канаву и оправила юбку. Теперь можно и на рынок, раздобыть что-нибудь поесть. В животе урчало и судя по всему, он намертво прилип к позвоночнику.
Выскользнув из подворотни, девочка направилась обратно, стараясь не стучать зубами. Скорее бы вернуться домой. Точнее, в то место, которое она считала своим домом вот уже почти три года.
Своего отца Эйлар не знала сроду. Ее мать никогда не упоминала о нем. Злые языки утверждали, что та и сама этого не знала. Мать Эйлар работала поденщицей, то есть, выполняла самую тяжелую, грязную и малооплачиваемую работу, которая была, к тому же, непостоянной. Девочка рано узнала, что такое нищета и голод. С раннего детства она была предоставлена самой себе. Целыми днями пропадала на улице с ватагой таких же ребятишек, оборванных, грязных и тощих, с вечно голодными глазами. Голод вынуждал их на самые различные поступки. Преимущественно, кражи по мелочи. Они таскали булочки с лотков, фрукты и овощи у зазевавшихся торговцев, за что были ими же биты неоднократно.
Эйлар рано для себя уяснила, что на мать надежда плохая. При своей тяжелой, изматывающей и уродующей работе та приносила слишком мало денег, да и те тратила больше на выпивку для себя. В результате всего этого нестарая еще женщина выглядела, как сморщенная старуха. Правда, подобное мало волновало как окружающих людей, так и ее саму. Там, где они жили, было полно подобных женщин, рано состарившихся от нужды, лишений и тяжелого труда.
Мать девочки умерла, когда Эйлар было семь. Хозяин ночлежки незамедлительно вышвырнул ребенка на улицу, не позволив даже ничего взять из немудрящего скарба, оставшегося после пьяных загулов матери. Он заявил, что все эти вещи будут проданы, а деньги пойдут в уплату долгов покойной жилички, коих, по его словам, было предостаточно. И вообще, последний год он держал их из милости.
В жизни Эйлар мало что изменилось. Она по-прежнему пропадала на улице, с той лишь разницей, что теперь ей не было, куда идти ночевать. Девочка пряталась на рынке под пустыми прилавками, выискивала подворотни поукромнее. Но самый праздник был, когда она с группой таких же брошенных оборвышей находила свободный подвал, где они размещались почти с комфортом.
Мысль о том, что куда удобнее и выгоднее воровать деньги, а не еду, была не нова. Они все помаленьку этим занимались. Хотя Эйлар впервые попробовала это спустя полгода после смерти матери. И поразилась, как, оказывается, легко это сделать. Люди очень беспечно относятся к своему достоянию, оставляя в карманах, подвешивая к поясу и даже забывая время от времени проверять, на месте ли оно. Правда, существовали люди осторожные и внимательные, но с такими Эйлар никогда не связывалась. У нее было то, что Дани впоследствии называл чутьем. Каким-то внутренним чувством девочка определяла, у кого можно украсть, а к кому лучше и вовсе не приближаться.
Украденный кошелек помогал их небольшой группке продержаться неделю. В такие дни, которые они называли сытыми, дети пировали, покупая себе всевозможные вкусности, точнее, то, что они понимали под этим словом. Дешевые конфеты у разносчиков, свежую сдобу, дрянные сосиски и колбасу.
Подобной жизнью Эйлар прожила всего несколько месяцев. А потом ее заметил Дани. Сам ловкий вор, он набирал себе команду из уличных сорванцов и с ловкими пальцами и быстрыми ногами. Эйлар оказалась шестой, последней, но очень многообещающей ученицей.
Его ловкие ученики каждый день работали на улицах и были обязаны всю добычу отдавать своему учителю, за что он их кормил и давал место для ночлега. У каждого из них была своя дневная норма, исходя из возможностей и способностей. Для Эйлар — пять монет золотом. Годились также медь и серебро, но как известно, на один золотой приходится пять серебряных монет и десять медью. Далеко не все прохожие носили в своих кошельках золото, такие попадались достаточно редко. Чаще всего, украденный кошель наполняла медь, несколько монет серебром и реже — пара золотых.
Те, кто не выполнял дневную норму, был нещадно бит и лишался ужина. У Эйлар подобные дни выпадали редко, чему она была несказанно рада. Дани был тяжел на руку и лупил их добросовестно, не жалея. Как он сам любил приговаривать: палка — лучший учитель.
Но сегодня палка ей в любом случае не грозила.
До рынка была еще пара кварталов, если идти кратчайшим расстоянием, но девочка словно случайно свернула налево. Точнее, она уговаривала себя, что пусть здесь дольше идти, но зато чище и спокойнее, хотя на самом деле причина была иной.
Свернула на тихую, аккуратную улочку, где жили законопослушные жители Тариолы. Нужда и бедность сюда и не заглядывали, но и до богатства также было далеко. Эйлар замедлила шаг, повернув голову и окинула внимательным взглядом один из домов. Этот дом имел три этажа, что, конечно, не сравнить с дворцом или поместьем какого-нибудь богача, но все-таки, по местным меркам это был высокий дом. Эйлар интересовал второй этаж, а конкретно, несколько окон, занавешенных плотными шторами кремового цвета. Эти окна приковывали ее взгляд. Очень красивые шторы, из дорогого материала. Немало богатых дам не побрезговали бы подобной тканью на платье. Это был атлас. Должно быть, за этими шторами живут обеспеченные люди.
Посмотрев еще раз, девочка отвернулась и зашагала дальше, наклонив голову пониже. Волосы у нее уже были совершенно мокрыми, хоть выжимай, да и одежда — не лучше. Но Эйлар привыкла испытывать лишения и всевозможные трудности. Она уже не помнила, когда жила иначе. Должно быть, этого не было вовсе.
Девочка и сама не могла бы объяснить, почему ее так притягивает этот дом и эти окна. В Тариоле было полно и подобных домов, и подобных окон. Но вот шторы… Сами шторы выбивались из общего фона. Наверное, в них было все дело. Люди, живущие в подобных местах, не вешают на окна таких дорогих штор. А те, кто могут себе это позволить, живут в богатых и фешенебельных районах.
Эйлар прожила под крылом Дани достаточно, чтобы понять и выучить несколько правил, которыми руководствовались люди, зарабатывающие себе на жизнь присвоением чужого. Первым и самым главным было то, что преступный мир подчинялся строгой иерархии. Это значило, что каждый занимался только своим делом, причем, только на отведенной ему территории. То есть, к примеру, карманник никогда не должен заниматься кражей со взломом, а воры — замочники никогда не пойдут на открытый грабеж. Тем, кто нарушал эти правила, приходилось несладко.
Однако, будучи любознательной, Эйлар этого было мало. В районе хижин, где она, собственно, и жила, девочка познакомилась со смышленым пареньком лет двенадцати. Мике был учеником вора — замочника, довольно усердным, за что и ценился. С ним Эйлар общалась мало, ибо каждый был слишком занят для долгих и регулярных встреч, но все же, она сумела кое-чему научиться у Мике. Ей это было интересно, к тому же, Эйлар полагала, что все это вполне может ей когда-нибудь пригодиться. А если и не пригодится, то и не помешает. Правда, у нее хватало ума скрывать полученные знания от других учеников Дани и от самого Дани. Если б до него дошли слухи, что одна из его учениц умеет вскрывать замки и засовы, это привело бы его в ярость. Эйлар доводилось видеть Дани в ярости, ничего хорошего это не сулило. Тот парень, который довел его до такого состояния, остался калекой на всю жизнь. Впрочем, его судьба оказалась не самой плачевной, сейчас он промышлял нищим на улицах и его увечья были направлены на то, чтобы давить на жалость сердобольных прохожих.
По крайней мере, он получил свои увечья случайно. А ведь Эйлар слышала, что некоторые главари побирушек намеренно калечили тех, кто был у них под началом. Калеки и женщины с грудными детьми ценились выше, чем обездоленные старики, старухи и беспризорные дети.
В общем, у нищих были свои тайны и правила. Эйлар они не интересовали. Вступать в эту когорту она не собиралась. Попрошайничество вызывало в ней необъяснимую брезгливость и казалось унизительным. Хотя, с другой стороны, что может быть унизительнее, чем ее нынешнее положение? И все же, девочка была из тех людей, которые предпочитают красть, чем просить.
Заниматься кражей на рынке было чревато. Эта территория принадлежала группе Кривого Джека, и его ученики расправлялись с нарушителями границ без пощады. Но Эйлар все же рискнула. Она выбрала момент, когда поблизости не было никого, кто мог бы уличить ее в «браконьерстве», стащила большую, сдобную булку, еще горячую, и штук десять сосисок у зазевавшихся торговцев. Это было простым и привычным делом.
Покинув чужую территорию, Эйлар пошла в обратном направлении, на ходу поглощая сосиски и откусывая от булки огромные куски. Дождь и холод в этот момент ее не интересовали. На щеках даже проступил слабый румянец. Урчание в животе прекратилось, казалось, стало теплее.
Она покончила с едой гораздо раньше, чем добралась до района хижин.
Вот, куда добропорядочные граждане предпочитали не заглядывать. Здесь было куда грязнее, чем в любом другом месте Тариолы, убогие домишки, сложенные так, словно вот-вот рухнут, погребая собой своих жителей. Да и жили здесь те, с кем никто в здравом рассудке предпочитал не иметь дела. Карманники, воры, грабители, нищие, проститутки и мошенники всех мастей. И жили они совсем не так плохо, как это казалось снаружи. Во всяком случае, не все.
— Эй, Лари, подожди! — услышала девочка и нехотя обернулась.
За ней бежала девчушка чуть поменьше ростом и возрастом, такая же чумазая и оборванная. Это была Лилин, другая ученица Дани, но в отличие от Эйлар, неуклюжая и нерасторопная. Лилин случалось ронять украденный кошелек в лужу прямо перед носом владельца. Неудивительно, что Дани учил ее чаще остальных.
Лилин догнала Эйлар, безостановочно шмыгая носом.
— Ты уже все? — спросила она, дрожа и обхватив себя руками, — выполнила норму?
У нее не было ни куртки, ни другой накидки, чтобы хоть немного сберечь тепло. Только тонкое платьице с коротким рукавом, а на ногах — веревочные сандалии. Эйлар и смотреть на нее было холодно, а уж каково синей от холода Лилин — лучше было не представлять.
— А ты? — отозвалась Эйлар.
Лилин открыла, было, рот, чтобы ответить, но закашлялась. Кашель был слишком долгим и слишком надсадным, девочка хрипела и корчилась. Лицо покраснело, а на лбу даже выступили капли пота, хотя этого и не было заметно из-за дождя.
Эйлар невольно отступила на шаг назад. Недотепа Лилин. Ей вечно не везло. Ничего-то она не могла сделать, как следует. Дани все сильнее злился и даже грозил, что выгонит ее. Любой, кто знал Дани, понимал, что это не пустая угроза. Вот и теперь, Лилин умудрилась подхватить такой нехороший кашель. Это уже была не просто простуда. Часто бывает, что застарелая простуда перерастает в нечто большее.
Девочка наконец откашлялась и тяжело задышала, переводя дух. И тут же заплакала, тихо и жалобно. Слезы смешивались с дождем и текли по лицу сплошным потоком.
— У меня два к-кошелька, но они п-почти п-пустые, — сквозь плач ответила Лилин, — там и одного золотого не наберется. А нужно два. Дани меня убьет.
— Не реви, — сказала Эйлар, — знаешь ведь, не поможет.
Лилин знала, но перестать не могла.
— Он уже давно грозился меня выгнать. Сказал: еще раз столько принесешь — шкуру спущу, а потом выброшу.
— Так, вместо того, чтобы тут реветь, шла бы на улицу и попробовала хоть что-нибудь набрать.
— Не могу, — Лилин попыталась вытереть лицо ладонью, но лучше от этого не стало, — один тип, у которого я кошель стырить попыталась, меня засек. Еле удрала.
Эйлар досадливо вздохнула. Ну вот, как всегда. Похоже, эта девчонка даже по улице пройти не сумеет, чтобы в лужу не шлепнуться. И что с ней делать?
— Мне хоть бы один золотой принести, — всхлипывала девочка, — тогда Дани побить — побьет, но хоть не прогонит.
— Чтоб черти тебя взяли, Лили, — в сердцах выругалась Эйлар, — почему ты такая неуклюжая?
— Я не знаю. Я все стараюсь делать как надо, честное слово. Все, как он учил. Но… когда это происходит на самом деле… страшно становится. Скажи, Лари, тебе тоже страшно?
— Нет, — ответила девочка, — мне весело. Знаешь, такой холодок между лопатками пробирает, но от этого почему-то весело.
Лилин шмыгнула носом.
— Сколько у тебя денег? — спросила Эйлар, сдвинув брови.
— Три монеты серебром и семь — медью, — без запинки отозвалась та.
Ни она, ни другие ученики Дани никогда не учились в школе и понятия не имели, что такое грамота. Но вот считать они все умели, как первоклассные казначеи. Особенно, деньги. В этом они никогда не ошибались.
Эйлар снова вздохнула, на сей раз тяжело. Бестолочь, бестолочь и есть.
Она бросила взгляд по сторонам, потом мотнула головой:
— Пошли.
Лилин, с надеждой посмотрев на нее, без слова возражения отправилась следом.
Как ни было жаль глупую девчонку, Эйлар все же не собиралась отдавать ей деньги из своего улова. Жалость — жалостью, но есть еще и чувство самосохранения. «Лишние» деньги, бережно откладываемые ею на черный день, могли понадобиться.
Они вышли на ближайшую улицу, граничащую с районами хижин. Эйлар молча указала Лилин на место у ограды, а сама ловко нырнула в жиденькую толпу, глазеющую на небольшое представление. Плотник перегнул какого-то мальца через колено и охаживал его веником из ивовых прутьев. Должно быть, провинившийся подмастерье. Мальчишка громко ревел и вскрикивал, а плотник поминал парнишку, его родителей и всех святых в самых крепких выражениях. На это в самом деле стоило посмотреть.
Но Эйлар была здесь не за этим. Она вернулась к Лилин довольно скоро.
— Уходим, — велела она и дернув ее за руку, быстро пошла обратно к «хижинам».
Лилин покорно бежала следом.
За углом девочка выпотрошила два тощих кошелька и высыпала на ладонь Лилин горсть мелочи.
— Должно хватить, — сказала Эйлар, закинув пустые кошельки в лужу.
Ее соученица, раскрыв рот и вытаращив глаза, смотрела на этакое богатство.
— Чего встала? — недовольно прикрикнула на нее Эйлар, — убери это, пока не забрали. Живо.
Лилин сунула руку в карман и всхлипнула.
— Ну, что еще?
— Спасибо, Лари. Ты просто… просто…
— Дура, — закончила за нее Эйлар, — точно, дура. Мне что, больше всех надо? Давай, иди первая. И смотри, не вздумай проболтаться.
— Что ты! — ахнула Лилин, — ни за что.
И помчалась вперед, крепко прижимая к себе карман. Эйлар покачала головой, посмотрев ей вслед. Кто додумался взять эту остолопку в ученицы к карманнику? Даже последнему идиоту видно, что она не годится для этого дела.
А она поступила глупо. Зачем помогла ей? Для чего? Чтобы отсрочить то, что все равно рано или поздно случится? Не будет же она вечно ей помогать.
Переждав несколько минут, Эйлар направилась к нужному дому. День подходил к концу. Пора явиться на глаза Дани и отчитаться о проделанной работе.
Их учитель и наставник сидел в продавленном кресле у жарко пылающего очага и попивал что-то из стакана. Эйлар подозревала, что это был вовсе не чай, но благоразумно молчала и держала свои догадки при себе. Дани давно взрослый и сам знает, что ему пить. Хотя в пьяном виде он еще более нежелателен, чем в трезвом.
— Явилась, — протянул Дани, повернув голову, — последняя, что ли?
— Нет, — вмешался кто-то из противоположного угла, — Свири еще нет.
Эйлар глянула туда мельком и заметила вихрастую, нечесаную голову и пару блестящих глаз. Узнать, кто это не составляло труда. Анди, приближенное и доверенное лицо Дани.
Анди уже было почти пятнадцать и в чем-то он был еще хуже учителя. Постоянно наблюдая, подслушивая и подсматривая, он доносил Дани на учеников, за что имел лишнюю миску еды, благосклонное расположение учителя и тихую ненависть остальных учеников.
— Свири у меня давно по загривку не получал, — пробурчал Дани, делая еще глоток питья из стакана, — сегодня меня тянет заняться вашим воспитанием, охламоны. Дождемся Свири — и приступим.
Анди угодливо захихикал.
Эйлар уселась в углу рядом с остальными четырьмя учениками. Все четверо были сосредоточенно бледны. Когда Дани решал заняться воспитанием, доставалось всем.
Прошло где-то минут пять, когда отворилась скрипучая дверь и в хибару вошел последний. Свири был мокрым и заляпанным грязью. Должно быть, шлепнулся в лужу.
— Последнему — порка, — сказал Дани и громко расхохотался удачной по его мнению шутке.
Свири шмыгнул носом и насупился.
— Ну, начнем, — Дани отставил стакан и потер ладони.
Развернул кресло лицом к остальным и спиной к очагу. Рядом с ним на столе лежала крепкая палка, с которой он никогда не расставался.
— Анди, ты первый.
Парень кивнул и подойдя, высыпал на стол внушительную кучку монет. Попадались и золотые, так что, некоторые из детей завистливо вздохнули. Впрочем, норма у Анди была значительно выше, чем у них, в силу возраста и умения.
Дани сосредоточенно пересчитал деньги, кивнул и указал ему в сторону другого стола, длиннее и массивнее, чем первый. Там уже стоял большой котелок, от которого шел аппетитный дымок и груда мисок.
— Будешь разливать жратву, — продолжал Дани.
Анди почти всегда этим занимался, нагло не докладывая еду остальным, зато сам трескал за троих. Но бороться с несправедливостью никто не рисковал.
— Чин, — Дани указал на тощего мальчишку лет одиннадцати, — сюда.
Пацаненок подошел ближе и выложил на стол свою норму.
Судя по спокойному лицу, все было в порядке, но Дани явно так не считал. Он схватил его за шиворот и быстро перевернул вверх ногами. Хорошенько потряс, после чего просто бросил на пол. Чин крепко стукнулся, но не издал ни звука. За хныканье учитель мог и выдрать.
— Лили.
Лилин загодя размазывала слезы по лицу.
— Мелкая паршивка, — протянул Дани, — опять не выполнила норму. Один золотой, две серебряных и три медью. Видит Бог, я долго терпел.
Он подхватил со стола палку.
Дети отвернулись кто куда. Лилин жалобно закричала, но напрасно. Уж чем-чем, а этим Дани было не пронять.
— Без ужина, дубина, — заключил он, закончив экзекуцию и сбрасывая девочку на пол, — ты у меня научишься работать.
Всхлипывая, Лилин на четвереньках проворно отползла в угол и там затихла.
— Лари, — сделав паузу, позвал Дани.
Эйлар была спокойна в одном: дневная норма выполнена. Здесь учителю не придраться. Но мало ли, что ему могло стукнуть в голову. Она у него была на особом счету.
И правда, Дани сперва хорошенько потряс ее, держа вверх ногами, куда сильнее и дольше, чем Чина. А потом велел:
— Ну-ка, снимай куртку.
Анди захихикал, набив рот похлебкой. Под шумок он уже успел слопать почти полную миску. Дани словно не замечал этого.
Эйлар подчинилась.
Учитель как следует прощупал ее одежку, а потом занялся платьем девочки. Бесцеремонно обшарив ее тело, он пинком ноги отправил к ней куртку.
— Вали, — милостиво разрешил он, взглядывая на оставшихся двоих.
Эйлар отправилась к столу. Анди окинул ее внимательным взглядом и шепотом поинтересовался:
— Что, ничего заныкать не удалось?
Девочка мотнула головой. Она не сомневалась, что парень занимался этим постоянно, но делал это слишком умело.
— Жрать, небось, хочешь? — продолжал Анди.
— Угу.
— А полную миску хочешь?
Эйлар посмотрела на него с подозрением. Анди ничего не делал просто так.
— Приходи ко мне сегодня ночью погреться, получишь, — закончил он.
Девочка хорошо знала, что это значит. В их маленьком мирке секретов не было. Тот же Дани, немало не стесняясь учеников, приводил в дом на ночь женщин и занимался с ними тем, чем обычно занимаются мужчина с женщиной в постели. Все это было очень хорошо и слышно, и видно. А последние полгода и Анди занялся тем же. Но на взрослых потаскушек ему то ли денег не хватало, то ли их было просто жаль. Эйлар несколько раз замечала, как он возился с Тари, еще одной ученицей Дани. Тари было уже тринадцать, по мнению Анди, она достаточно сформировалась для женщины. Да и сама девочка тоже так считала. Хотя с другой стороны, той же Лилин было всего десять. А за миску каши она была готова на все, что угодно и Анди этим пользовался.
— Пошел ты, — огрызнулась Эйлар.
— Ну, как хочешь, — ухмыльнулся парень, — не больно и хотелось, оглобля тощая, на твоих костях валяться. У тебя и сисек-то еще нет.
И поставил перед ней миску, лишь наполовину наполненную похлебкой. Эйлар молча придвинула ее к себе и взяла ложку. Подобным наказанием за неповиновение ее было не напугать. Особенно, после сосисок и булки, которые даже еще не успели перевариться. Недаром учитель называл ее лучшей ученицей, минуя даже Анди. И подобный обыск, что он ей учинил, было своеобразным знаком уважения. Ту же Лилин Дани никогда не обыскивал, должно быть, считая, что у нее ума не хватит что-то утаить.
Свири Дани всыпал просто так, за то, что он задержался. Без злобы, только для проформы. И не запретил ужинать, ведь дневная норма была выполнена.
— Паршивые поганцы, — сказал напоследок Дани, снова принимаясь за свое пойло, — плохо работаете, вяло, без огонька. А жрете — каждый за четверых.
Никто давно не обращал внимания на его ворчание. Все быстро ели, стараясь успеть раньше, чем что-нибудь случится. Иногда учителю приходила охота пошалить. Он мог подойти к столу и одеть чью-то миску с едой кому-нибудь на голову. А потом долго покатывался от хохота вместе с верным Анди.
Эйлар заметила, что миска Тари была полной до краев. Должно быть, старший ученик все-таки нашел, с кем «погреться», как он это называл.
После ужина все отправились спать. Ученики Дани устраивались кто где мог и подкладывали под головы все, что было под рукой. К примеру, Эйлар удалось нагрести с пола кучку соломы, а накрылась она своей курткой. Рядом с ней прикорнула Лилин, прямо на голых досках.
Эйлар никогда не прятала «лишние» деньги в доме. Это было опасно. Их могли найти как Дани, так и остальные ученики. У нее был небольшой тайничок в другом месте и время от времени она к нему наведывалась, избавляясь от своей добычи.
Девочка занималась этим уже достаточно давно и накопила приличную сумму, хотя ни на что серьезное ей все равно не хватило бы. Например, на то, чтобы уйти от Дани и жить самостоятельно. Деньги закончились бы через месяц, а что потом? Так что, Эйлар продолжала быть ученицей вора — карманника и делать свои заначки. На будущее.
Оставаться здесь слишком долго не стоило. Непредсказуемый Дани, способный покалечить любого просто так, из интереса, ежедневные нормы, выполняя которые, можно было нарваться на стражей порядка и оказаться в тюрьме, наглый Анди, с каждым днем становящийся все наглее. В общем, причин уйти было много, но вот, куда? Это был серьезный вопрос, над которым Эйлар ломала голову не один месяц.
Девочке было всего одиннадцать, но жизнь на улице заставила ее рано повзрослеть, научиться заботиться о себе, добывать пропитание, а главное, думать и принимать решения. Более благополучные ее сверстники еще вовсю резвились и играли, не зная никаких забот и не думая ни о завтрашнем дне, ни о хлебе насущном. У них были родители, которые их кормили, одевали и все за них решали. У них был теплый дом. Им было, кому пожаловаться на свои детские обиды. У Эйлар ничего подобного не было.
Для того, чтобы уйти от Дани, ей нужны были деньги. И не те скудные сбережения, что лежали в укромном месте, а хорошие деньги. Эйлар хотела жить нормальной жизнью. Она частенько видела, что дети ее возраста работали в лавках, мастерских, трактирах, в слугах, наконец. Но кто возьмет на работу грязную замарашку с темным прошлым и воровскими ухватками? Для начала следовало хотя бы внешне выглядеть прилично.
Выполняя дневную норму и откладывая заначки, достичь этого можно было не скоро. И у Эйлар сложился план, как приблизить этот момент.