Нежный аромат смерти

Глава 4

«Осознай все, как есть, поверь лишь себе, ничего подобного ты не испытывал. Серьёзно. Совладай с собой на основе нового опыта цветочной магии и триады. – Так рассуждал Николай Николаевич, придя в свой дом. – Хорошо, что я предложил соседу отгородиться друг от друга не сплошным высоким забором, а невысокой оградой из тонкой проволоки, рабицы. Рядом со мной его злополучные пионы, так нюхай их, вдыхай их тонкий аромат… Потом сам себе устроишь такие же цветочные клумбы для… Для чего?.. Для выхода на новый уровень восприятия мозгом чего-то тайного, непонятного пока для меня, запредельного, удивительного, чудесного…»

Он уже долгие годы ничего подобного не чувствовал, именно по тем причинам, что упомянул сосед: не было желания откликнуться на природную магию. Желание взбодриться чем-то неизвестным и вдохновляющим время от времени просыпалось. Но как-то мгновенно спадало всё, нивелировалось, выпадало в осадок. И всё же была часто подступавшая к сердцу тоска по нереализованным планам и мечтаниям, которые иногда побуждались в сердце и душе после ярких впечатлений или после блаженных часов скорострельных разговоров с близкими душами. Сосед – близкая душа? В какой-то мере, да, близкая и пытливая душа. Раз сосед по случайным проблескам его сознания в обсуждении момента феномена цветочной магии оперся на него, продемонстрировал власть и чудо природного тайного начала, влияния цветочной магии на человеческий мозг. А для рядового обывателя, каким считал себя Николай Николаевич, это давно перестало быть жизненной актуальной проблемой. К тому же жажда новых знаний и впечатлений напоминали грусть по ранним этапам молодости, и потерянной, нелепо оборванной нити прежних увлечений и мечтаний…

И от самих этих грустных размышлений о своей собственной недореализованности, даже появлялось мягкое чувственное ощущение новизны. А что, если действительно попробовать вернуться в этот странный, весело журчащий поток, да, поток жизни, в его чудном соцветье красок с цветочными бодрящими запахами. Николай Николаевич вспомнил эти цветочные запахи юности и молодости, разбуженные духом пионов на клумбе сада Игната Демьяновича и его кодовыми словам, и почему-то не нашел ничего лучшего сказать, как пожаловаться себе же на собственную незадавшуюся судьбу:

– Стар я уже для таких новых прорывных дел и потрясающих душу жизненных проектов…

И тут же остановил себя, скомкал жалость к себе, обывателю и неудачнику, вспомнив, как что-то новое и потаенное его кольнуло в душу, в воспламенившийся мозг шурупчиком мысли нетривиальной. Подумал мрачно о своём:

«Напрасно я пытаюсь вспомнить то, что мне сказал сосед-визионер. Это всё в прошлом. А в настоящем для меня важнее самому нацелиться на то, что было упущено по молодости, но то, что воистину интересовало, двигало, будоражило. Ведь когда-то по примеру Высоцкого я научился играть на гитаре, на трех аккордах сочинял музыку, песни, разумеется для девиц, чтобы те не отвергали, а притягивались музыкой, давали, наконец… Так и жену к себе притянул… А потом быт, работа… И уже было не до гитары… Быт сжевал барда-менестреля, а ещё странный неразвитый дар врачевателя, когда мне удавалось голыми рукам, приложенным к голове жены, дочки, устранять их головные и прочие телесные боли… Но и этот дар не развился, забылся за ненадобностью… А сейчас я вспомнил почему-то о своём скромном даре барда-менестреля и врачевателя… Только раньше я иногда пытался будировать тот же дар менестреля-гитариста порцией хорошего алкоголя, коньяка, в первую очередь… Но ведь об ошибочности тонизирования рецепторов, нейронных сетей в мозгу предупредил осторожно сосед… А через цветочную магию запахов никаких физических побочных эффектов нет и не предвидится в будущем… Чего ты об этом переживаешь. Цветочные запахи почему-то именно у него легко и естественно нашли те рецепторы и узловые точки нейронных сетей в моем живом мозгу, чтобы активизировать специфические ощущения, в которых я, оказывается нуждался… Без всякого насильственного раздражения, а естественно и непринужденно… И я от неожиданности споткнулся и упал на клумбу пионов…»

Он был просто уверен, что цветочная природная магия решит многие его бытовые проблемы, охлаждение супружеских отношений с женой, да и с дочкой и её семейством отношения наладятся. Он ещё долго размышлял на тему развития своего практически загубленного дара менестреля-гитариста, да и восстановления дара доморощенного врачевателя, доставшегося ему от бабки-кудесницы, запросто снимавшей голыми руками порчу и головные боли у паломников, валивших к ее деревенскому дому со всех сторон света.

Во время своих спонтанных размышлений он, напоследок, отметил, что сам сосед Игнат Демьянович был похож на странную неизбывную силу природы, тем более, с опорой на цветочную магию, он был фанатически преданным своему делу первопроходца-визионера, с выстраданными по жизни суждениями и мнениями по всем интересующим его вопросам. То, чем занимался на работе Николай Николаевич, соседа совсем не интересовало. Но он с редким энтузиазмом уцепился за возможности соседа снабжать его редкими доставаемым книгами и статьями по межбиблиотечному абонементу научной библиотеки почтового ящика. Любил Николай Николаевич увлеченных людей, фанатов своего дела жизни, потому и живо откликнулся на просьбу и помогал, чем мог. И ещё поможет, и сам за советами обратится в ходе развития своих способностей и даров из прошлой жизни. И с этими мыслями он вышел из своего дома и подошел к рабице, чтобы надышаться тонким ароматом пионов. Подумал как-то автоматически, свысока, что в прошлой жизни он никогда не уловил бы, не понял этот тонкий аромат, запах вечерних пионов. А сейчас – пожалуйста, о это чувствует снова, наполняет свои лёгкие, свой мозг ранее невиданным и неслыханным ощущением полноты и восторга жизни.

Чтобы не вызвать подозрения у соседей действиями заурядного бытового алкаша, – вот назюзюкался и вдыхает аромат клумбы. Чтобы алкоголь развеять или смешать винные пары с цветочными ароматами, он не долго задержался у забора из рабицы. Поспешил к себе домой к гитаре, которую по инерции прихватил из своего супружеского гнезда. Ведь он давно ничего не бренчал на гитаре жене, тем более, замужней дочке, которых на дачный участок никакими калачами не выманишь. Не интересовала его домашних ни дар менестреля-гитариста, ни задрипанный участок на шести сотках. Но только он пять же автоматически и свысока заметил, что, снова поймав «приход», вдохновение от цветочной природной магии, он шел в свои пенаты, выложенные изнутри самой дешевой вагонкой, озвучить вертящиеся в его мозгу какие-то непонятные неизвестные пока мелодии. Он просто обязан разрядить эту толпу мелодий, накрывшей его своим звучанием, выбрать одну-другую для песен, которые он обязан, под кураж, сочинить сегодняшним вечером, ночью.

«Гитара, наверняка, расстроенная, – подумал он мгновенно без всякой обреченности, даже весело и озорно, – так настрою по ходу дела, в творческом порыве авторского музицирования. Главное я что-то ощущать стал – чувственное, трепетное, музыкальное, надышавшись пионами. А Кодовые слова. Ничего вслух не было мной сказано. Просто свежая мысль: начни новую жизнь с новым музыкальным сочинением – и баста! – все будет хорошо и все получится».

Простое, «как два пальца об асфальт», чувственное смещение в восприятии, лёгкое трепетание от цветочных запахов клумбы пионов, желание творить и сотворить нечто путное на раздолбанной гитаре. Но, когда он по узкой внутренней лестнице дома, взобрался на второй этаж, в маленькую комнатенку, где под диваном хранилась гитара его молодости, бодрое весёлое ощущение полноты жизни набрало свою животворящую силу. И он мгновенно и резко сфокусировался на своих внутренних ощущениях, напевая вслух самую яркую запоминающуюся мелодию из толпы оных, копошащихся в его мозгу. И почему-то при напевании чудной ритмичной и мелодичной одновременно мелодии вдруг родились какие-то случайные слова, сначала без ритма и рифм, а потом уже с нужным ритмом и единственно необходимыми для песни рифмами…

И ежесекундное изменение своего психического состояния, с мелодией, словами, потребовали от него быстрее взять гитару, мгновенно за пару пассов настроить необходимый тембр звучания, – и тут же заиграть и запеть сразу же первый куплет. И все было в унисон цветочному настроению и вдохновению, ничего не выпадало и не скособочилось. Он почему-то подумал о том, сколько чудесных мелодий и сочиненных стихов исчезли из его памяти только потому, что под рукой не было гитары, не было бумаги с пером, чтобы воспроизвести все на месте, на бумаге. Но тут же прогнал отвлекающие от процесса сочинительства ненужные пустопорожние мысли. То было в той прошлой жизни. А в нынешней цветочно-магической жизни все случилось вовремя, и все под рукой – и гитара, и лист бумаги с шариковой ручкой на столе.

Он чувствовал, как ползущие с крыши мысли и слова заползали в песню, ложились в русло ритмичной и мелодичной музыки. Не прочь от мозга все это ползло, а в нужную сторону. Плевать, что он не знал нотной грамоты, не мог положить все сочиненное на нотную бумагу, но ведь недаром изобретены смартфоны со встроенными микрофонами и магнитофонами. И летящие навстречу мозгу мелодии куплетов и припевов не могли разминуться с мозгом. Ему навстречу ползли и летели нужные слова, ритмы и рифмы и они не могли пролететь мимо цели. Все было гармонично и специфично для его нового чувственного состояния записного сочинителя. Раньше такого с ним не бывало, откуда-то бралась энергия заблуждения, расслоения слов на зерна и плевела: зерна в куплеты, плевела прочь, как все избыточное и ненужное. И еще почему-то цветочные запахи принимали черты и проблески милых незнакомых лиц, явно не враждебных, а сочувствующих процессу сочинительства и самому сочинителю.

Он воспринимал все это в естественном гармоничном ключе, без всякого насилия над собой. Он автоматически вспомнил, как пытался сочинять мелодии и песни под влиянием алкогольных паров: там был эффект насилия над собой и мозгом. А здесь только под влиянием цветочной природной магии все казалось удивительно естественным, не насильственным, скорее, дружелюбным и милосердным, и через некоторое время возник эффект ускорения событий… Трудно было завершить творческий процесс, поставить точку, вырубиться, отключиться…

Но ничего лишнего – до последнего восторженно-физического предела усилий. Никаких нездоровых вариантов развития творческих устремлений, наоборот, концентрация мыслительных мозговых стараний без тщеты и ущемления воли, свободы воли. Какое-то ощущение мозгового и душевного здоровья от проделанной работы, которую и работой-то трудно назвать. Скорее, это прихоть и радость сотворения чего-то чудного от избытка сил и верного не растраченного здоровья. Но здесь было что-то другое, какая-то резкая цветочная реакция, чудо природной магии клумбы, не похожая ни на что из прошлого житейского опыта бытия и быта.

Когда было сочинено три классных песни, когда все это было записано на смартфон, возникло новое желание: сообщить о твоих достижениях всему миру. Можно было бы выслать файлы песен старым знакомым, даже послать их на какие-то радиостанции. Только вдруг все эти суетные желания уперлись в плотную ледяную стену – а зачем? кому это нужно кроме тебя?

И было какое-то бесчувственное бессильное ощущение, мол, тщеславная суета сует только развращает воображение. Неужели ты сочинял только для признания, славы, для денег в низменных устремлениях насытиться и обогатиться? Зачем и кому нужно твое корыстное сочинительство под влиянием цветочной природной магии на полную катушку?..

От ощущения ненужности только что сочиненного, от нелепости корыстного распорядительности своим даром вдруг неожиданно стали напоминать хорошо знакомые ранее, казалось бы, давно забытые головные боли. С этим надо было что-то делать. Но что? Хоть применяй прежний опыт врачевания самим доморощенным врачевателем после сеанса терапии цветочной магии. Но надо было на что-то же опереться – а на что? – когда под кураж сочинительства, в пылу трепетного ощущения полноты духовитой и гармоничной жизни легко были разрушены все прежние опоры. Но было все же странное ощущение, что после первого порыва сообщить о своих достижениях всему миру, всё-таки возобладало желание избегать чужих людей, чуждых душ. И с этим ощущением сотворения песен только для близких душ можно было бы попробовать возобновить свой прежний опыт врачевателя. Вдруг этот наследственный дар врачевания головных болей не пропал окончательно?

– Вот так в некоторых случаях герои неизвестных никому произведений и накладывают на себя руки…

Так пошутил над собой и своим странным даром Николай Николаевич. Он обнял ладонями голову, стал ощупывать голову, потом перестал двигать ладонями, пальцами уперся в нужные болевые точки и очень быстро отпустил головную боль, оставив голове чёткое, неискаженное болями сознание просветления.

– Слава богу, все цело и здорово после цветочного помешательства… Нет, после цветочной благодати… Слава богу, я не чувствую себя уязвимым злом, напастями, суетой сует…

Он заснул бодрым и уверенным, что в его жизни ещё возможны подарки, но излишнюю самоуверенность легким напряжением воли прогнал, с единственной целью, чтобы сегодня ему приснились добрые здоровые сны.