Неисправимый грешник

Глава 23

Хью Сиддел смотрел на письмо, которое держал в руке, будучи не в силах оправиться от шока. Оно содержало все­го одно предложение, написанное аккуратным почерком Флер. Без какого-либо объяснения она освобождала его от обязанностей, связанных с постройкой железной дороги.

Он скомкал листок. Ее принудил написать это письмо негодяй Дюклерк. Глупая женщина, по всей вероятности, призналась ему, и он воспользовался возможностью, что­бы отомстить за тот проигрыш в карты.

Заставив себя успокоиться, Сиддел прикинул, что все это могло значить. Кавано вряд ли мог что-либо знать. Если Флер отказывается от проекта Кавано останется в таком же неведении. Те взносы, которые Кавано делал для того, чтобы проект был отложен, могут какое-то время поступать и впредь.

Он улыбнулся про себя. Вообще-то говоря, решение Флер завершить дела очень кстати. Обманывать станови­лось все труднее. Его очень беспокоило, сколько еще он сможет водить ее за нос. Если Дюклерк обнаружил их со­трудничество и запретил ей его продолжать, то он вряд ли мог выбрать более подходящее время для того, чтобы вме­шаться.

Но Дюклерк мог по-прежнему оставаться в неведении. Возможно, ей пришла в голову новая причуда. Какой-ни­будь новый проект. Может, ее жизнь сейчас настолько заполнена светскими раутами и балами, что благотворитель­ная деятельность стала ее утомлять.

Удовлетворенный тем, что это письмо давало ему воз­можность обольщать Кавано надеждами и впредь, Сиддел вышел из комнаты. На лестнице он встретил дворецкого, который поднимался к нему с подносом в руке. Сиддел прочитал визитную карточку.

– Среди ясного дня? Поразительно! Куда ты его проводил?

– Он в утренней столовой, сэр.

Сиддел изменил маршрут и вскоре оказался в утрен­ней столовой, которую мерил нервными шагами Фартингстоун.

– Я удивлен вашим появлением, Фартингстоун. Вы вошли через парадную дверь, где вас могли видеть все?

– Дело не терпит отлагательства до утра, сэр. Я стою перед такой катастрофой, что для меня сейчас не имеет значения, кто меня видел. – Лицо Фартингстоуна покрасне­ло. Он перестал шагать и сделал пару глубоких вдохов, что­ бы успокоиться.

– Садитесь, мой друг, и возьмите себя в руки.

Фартингстоун повиновался. Однако спокойствия ему это не прибавило. Не имея сил говорить, он просто протя­нул листок бумага.

Сиддел взял листок. Это было письмо от Данте Дюклерка. Столь же краткое, как и письмо Флер, – оно состо­яло всего лишь из одного предложения.

«Моя жена построит свою школу, даже если мне при­дется самому распиливать и носить камни для этого».

– Он сумасшедший, – пробормотал Фартингстоун. – Она нашла себе мужчину столь же непрактичного, как и сама. Весьма подходящая пара, благодаря которой я ра­зорен.

– Почему он написал это письмо?

– Я встречался с ним. Я предъявил ему имеющиеся у меня доказательства, а они, сэр, весьма убедительны. В поле моего зрения попали новые факты. Я решил, что Дюклерк правильно понял, какой скандал может последовать, если мы обратимся в суд. Я предложил ему солидную сумму, что­ бы оставить эту собственность в виде фермы.

– Вы решили дать взятку этому человеку?

– Ваша презрительность неуместна. Мне было не­ просто усмирить свою гордость и обратиться к нему как к джентльмену.

– С учетом того, какое состояние он имеет сейчас, я сомневаюсь, что вы способны предложить ему сумму, ко­торая его поколеблет.

– Не стоит напоминать мне, как мало средств в моем распоряжении для того, чтобы вести переговоры. Равно как и забывать о том, насколько это выгодно вам. Человек в ва­шем положении может даже решить, что полхлеба – это лучше, чем ничего, и помочь мне в моем затруднении.

Сиддел пропустил реплику мимо ушей. Если ты отдашь полхлеба, то останешься сам голодным.

Фартингстоун вынужден был признать, что увертюра не рождает симфонии.

– Дюклерк имел бы большую прибыль, получив две сотни фунтов, чем в случае продажи земли. Он дебил, если не понимает этого. Я подумал было, что он понял, одна­ ко… – Фартингстоун указал жестом на письмо. – Дьяволь­ски досадно, когда твое будущее зависит от прихоти глуп­цов.

Сиддел снова перечитал письмо. И понял его смысл го­раздо глубже, чем Фартингстоун.

Дюклерк знал все. Даже то, что было неизвестно Фартингстоуну. Хуже всего то, что Флер не сдалась. Она наме­рена осуществить свой большой проект, равно как и по­строить школу, и ее никчемный муж согласился ей это по­зволить.

Если она в этом преуспеет, Сиддел лишится не только выплат Кавано. Прекратятся все поступления, благодаря ко­торым он живет и наслаждается жизнью. Наследство его дяди потеряет всякую цену.

Он вернул письмо Фартингстоуну.

– Разумеется, вы не должны позволить, чтобы это про­изошло.

– Проклятие, я это отлично знаю. Но я не имею поня­тия, каким образом ее остановить! Адвокат Дюклерка за­бросал Верховный суд прошениями и ходатайствами, и мое заявление не может пробиться сквозь них. Пройдут меся­цы, прежде чем его хотя бы примут к рассмотрению, а к тому времени… – Он покачал головой и закрыл глаза. – Я узнал, что она уже спроектировала школу. Она вскоре со­бирается начать строительство.

– Не так уж скоро, если вы пошевелитесь. Эти проекты должны быть заказаны и утверждены, нужно укомплек­товать штат. Чтобы начать, потребуется какое-то время. Од­нако же все это выглядит угрожающе.

– Дюклерк, вероятно, склонит своего брата купить ос­таток земель, так что у нее будут средства для строитель­ства. Или его друга Сент-Джона. Или Бершара. Земля все­гда желанна. А когда у нее в руках будут средства, она нач­нет строительство школы.

– Вы должны удержать их от продажи земель и строи­тельства. Это нетрудно понять.

– Вам легко этого требовать. Но каким образом это сде­лать? Я не вижу способа!

– Он есть.

Фартингстоун замер, уставившись в половицы.

Сидцел подошел к окну и выглянул на улицу. В памяти его возник образ Флер в плаще с капюшоном, которую он впервые увидел в церкви, ее голубые, сияющие от возбуж­дения глаза, когда она рассказывала ему о своем безумном проекте. Она была очень похожа на ту девушку, которую он когда-то любил…

Ладно, ничего путного подобные сантименты сейчас не принесут. Она теперь уже не девушка, а замужняя женщи­на, преисполненная решимости предпринять действия, ко­торые серьезно осложнят ему жизнь.

– Мне интересно знать, Фартингстоун, что случится с собственностью в Дареме, если нынешний ее владелец умрет, не оставив детей?

Ответ последовал не сразу.

– Она завещана благотворительной организации для ре­формирования тюрем.

Сиддел повернулся к нему лицом.

– Я всегда считал, что реформа тюрем – вещь весьма стоящая и заслуживает всяческой поддержки.

Фартингстоун отвел глаза. Он ничего не сказал. Румя­нец на его лице сменился бледностью.

Флер собрала все письма и бумаги, относящиеся к ее большому проекту. Она извлекла их из письменного стола и положила в сундук вместе с чертежами строительства школы.

Закрыв крышку сундука, она подумала, что впредь не будет испытывать трепета при проектировании железной дороги. Раньше это волновало и возбуждало ее. Даже сек­ретность была ей по душе. Она по глупости думала, что спо­собна успешно с этим справиться. Столь сложные планы могут рухнуть при одном неверном шаге. А здесь была боль­шая ошибка. Ее имя – Хью Сидцел.

В конечном счете она построит школу. Независимо от большого проекта. Она найдет способ финансировать ее. Данте ей поможет в этом.

Данте. Она сожалела, что большой проект не увлек ее сегодня. Она сходила в театр с Леклером и Бьянкой, Данте к ним не присоединился. Он куда-то исчез, и Флер стара­лась не думать о том, куда он мог пойти.

Новый вид ревности собирался пустить корни в ее серд­це. Она пыталась противостоять ему, понимая, насколько это разрушительно.

Она решила не думать, какую жизнь ведет Данте, когда покидает дом, а сосредоточиться лишь на том, что их со­единяет вместе.

Было еще не слишком поздно, однако она стала гото­виться ко сну. Она решила, что не откажется от этой при­вычки. Она не станет лгать себе, не будет воображать кар­тину, в которой он проводит время с другой женщиной, но сделает так, чтобы не знать, если он не возвратится ночью домой.

Флер легла, но сон к ней не шел. Сквозь приступы дре­моты к ней являлись образы Данте, и на сердце у нее было тяжело.

Внезапно она сразу проснулась. Повернув голову, уви­дела свет в комнате, возле двери в гардеробную.

– Данте?

Он подошел к ней:

– Я думал, ты уже спишь.

– Пока нет.

Он поставил канделябр из двух свечей на стол и присел у нее на кровати.

–Понравилось тебе в театре?

– Очень. Ложа твоего брата была заполнена. Жаль, что тебя не было. – Флер тут же спохватилась. Спеша испра­виться, она села рядом с ним. – Прости меня. Я понимаю, что даже быть по-настоящему женатым не означает, что мы должны каждый вечер проводить вместе. Это неразумно с моей стороны.

Он развязал галстук и отбросил его в сторону.

– Не извиняйся. Я не хочу, чтобы ты становилась слишшком разумной. Я хорошо знаю, что означает безразличие.

Данте молча снял воротник и жилет. Она словно слы­шала, как работает его мозг.

Он сделал довольно долгую паузу, прежде чем продол­жил раздеваться.

– Ты не спросила меня о том, как я провел вечер, Флер.

Она не знала, что на это сказать.

– Я понимаю, почему ты не спросила. Ты тренирова­лась в том, чтобы быть разумной, не так ли?

– Да. И не слишком преуспела в овладении этим искусством.

– Я посетил свои клубы. Это было довольно скучно. Карты меня сейчас не интересуют, как бывало раньше.

– Ты выиграл?

– Да, но все равно спустя некоторое время мне стало тоскливо. Я подумал, что твоя компания мне гораздо инте­реснее.

– Я рада этому.

– Маклейн считает, что моя сдержанность – это твоя вина. Он сказал, что брачные игры убили во мне любовь ко всем остальным.

– Мне хотелось бы верить в это, Данте. Однако ты был светским человеком в течение многих лет, и я думаю, что ты знаешь гораздо больше игр, чем я могу себе представить.

– Никакого сравнения. Ты вне конкуренции.

Это была неправда. Безгрешная Флер Монли мало что могла предложить мужчине с таким богатым светским опытом. Даже богиня Флер Дюклерк проигрывала в этом плане.

Он повернулся к ней и принялся расстегивать пугови­цы ее ночной рубашки.

– Ты хочешь научиться другим играм, Флер?

– Я настолько невежественная, что не представляю, ка­кие они могут быть, и потому не знаю, хочу ли им научиться.

– Я уже показал тебе одну.

Она понимала, что он имеет в виду.

– Другие, должно быть, доставляют удовольствие жен­щинам, а не мужчинам.

– Я получаю огромное удовольствие, когда заставляю тебя вскрикивать и стонать.– Он спустил с нее ночную ру­башку, и она оказалась совершенно нагой. – Если быть точ­ным, я показал тебе лишь половину всего.

Он поцеловал ее, продолжая обнимать, словно они си­дели рядышком не на кровати, а на садовой скамье.

Флер судорожно пыталась сообразить, что он имел в виду. Данте почувствовал ее недоумение. Когда он снова поцеловал ее, она заметила, что он улыбается.

Повернув ее, Данте уложил ее на спину к себе на коле­ни, так что ее голова и плечи оказались на одной стороне его бедер, а ее бедра—на другой. Ее тело оказалось выгнуто вверх и выглядело весьма уязвимым. Она даже не могла его обнять.

Он стал обводить медленным взором все ее тело. Его ладонь повторяла тот же самый маршрут. Ее тело сделалось чувствительным, предвкушая неведомые ощущения.

Легкие поглаживания щекотали и возбуждали. Ожида­ние более целенаправленных прикосновений едва не сво­дило с ума. Его пальцы скользили близко от сосков и бе­дер, но не дотрагивались до тех мест, где ей хотелось их ощутить. Тем не менее ее возбуждение медленно и неук­лонно возрастало.

– Нет никакого сравнения, Флер. – Он опустил веки, его рука коснулась соска, заставив ее ахнуть и податься вперед. – Мне бесподобно хорошо с тобой.

Его ладонь нежно кружила вокруг груди. Лежать вот так, наблюдая за тем, как он следит за нарастанием ее возбуж­дения, не имея возможности обнять его или спрятать соб­ственное вожделение, было невероятно эротично.

Его фаллос прижался к ее правой груди, и она согнула руку, чтобы потрогать его. Он впился в нее взглядом, в то время как его руки продолжали рисовать захватывающие дух узоры на ее теле. Она слегка дотронулась до фаллоса, и теперь их эротическая пытка будет взаимной.

Он приподнял ее плечи, и она подумала, что он собира­ется ее поцеловать. Однако он мягко покачал ее, и ее лицо и груди прижались к простыне, а бедра приподнялись. Он стал ласкать ей спину, начиная с шеи, и это было знаком того, что она должна оставаться в этом положении. Теперь она ничего не видела, могла лишь чувствовать.

– Ты такая милая, Флер. И днем, и ночью. – Его рука стала гладить ей ягодицы. Она не подозревала, как возбуж­дающе было лежать в такой покорной позе. Ее чувственность стремительно нарастала, несмотря на то что его ласки были нежными и деликатными.

Его рука скользнула к внутренней части ее бедер. Мгно­венно центр ее возбуждения сосредоточился в районе его руки, и ее взбаламученный мозг стал безмолвно требовать большего.

– Никогда не видел ничего более красивого, чем ты в тисках страсти, дорогая.

Медленные, нежные ласки спины, ягодиц, бедер при­вели к тому, что она утратила контроль над собой. Она слы­шала собственные стоны изумления и восторженные вздо­хи. Ожидание стало изумительным и одновременно невы­носимым.

Другой рукой он приподнял ей плечо.

– Стань на колени.

Она не поняла. Он показал ей. Руки на одном его бедре и колени на другом. Он протянул руку, чтобы потискать ей груди, и ощущения были настолько сильными, что по ее телу пробежала сладостная судорога. Бедра ее нетерпеливо заерзали, по мере того как его другая рука подбиралась все ближе и ближе к заветному месту.

– Раздвинь колени сильнее.

Она повиновалась, почти обезумев от вожделения.

Прикосновение к интимной плоти заставило ее вскрик­нуть. Одновременное сдавливание соска многократно уси­ливало ощущение. Ее желание все возрастало, несмотря на то что он отчасти его удовлетворил.

Его рука скользнула к спине и снова к ягодицам. Паль­цы двинулись к ложбинке между ягодиц, чтобы пощупать ее ноющую жаркую плоть сзади. Она прижалась плотью к его руке, приподняв бедра и опустив плечи, требуя боль­шего, умоляя о логическом завершении.

Совершая все эти движения, она прижалась рукой к его фаллосу. Она ошеломленно повернула лицо и поцеловала его.

Данте мгновенно оцепенел.

Почувствовав свою власть и поддавшись порыву, Флер поцеловала фаллос в самый кончик.

– Нельзя?

Его пальцы вцепились ей в волосы на голове.

– Можно. – Голос его сделался хриплым.

Она уселась поудобнее и поцеловала снова. Ею овла­дело невероятное, какое-то безумное возбуждение. Она провела языком по поверхности, довольная своей смело­стью. Все оказалось совсем не так скандально на поверку, как в мыслях. Она стала действовать ртом еще более агрес­сивно.

Пальцы Данте приподняли ее голову, и он стал яростно целовать ее, так что у нее онемели губы. Он положил ее на спину, согнул и прижал ей колени к ее груди и глубоко во­шел в нее. Приподнявшись на руках, он полностью вышел, а затем вошел снова – медленно и до конца.

Медленные, но энергичные и ритмичные толчки про­должались, и ее лоно воспринимало их с благодарностью. Флер приподнималась навстречу при каждом толчке, что­бы принять его как можно глубже. Концовку вряд ли можно было назвать слишком нежной, но Флер была рада этой неистовой ярости. Ей доставляло удовольствие видеть и чувствовать его оргазм. А больше всего ей понравилось то, что после этого он заснул рядом с ней, заключив ее в объ­ятия.

–Моя жена уже спустилась вниз, Хорнби?

– Не мне замечать подобные вещи, сэр.

– Да, конечно. Тем не менее она ушла?

– Поскольку вы требуете от меня ответа, то скажу: миссис Дюклерк вышла из спальни некоторое время назад.

Данте тоже собрался идти.

– Только я не думаю, что вы найдете ее внизу, сэр, если именно для того вы задавали вопрос. – Хорнби подошел к открытому окну и сделал глубокий вдох. – Какое чудес­ное утро. Сейчас тянет человека побыть среди трав и цве­тов.

Данте не смог скрыть раздражения, услышав прозрач­ный намек на то, что Флер опять прогуливается одна по ут­рам. После последней ночи он не сможет сердиться на нее, что бы она ни сделала.

– Я, пожалуй, прогуляюсь по парку, Хорнби. Есть ли какое-нибудь место, которое особенно приятно навестить утром?

– Я слыхал от лакея Кристофера, что очень приятно утром совершить прогулку вокруг озера.

Данте вышел из дома, прошел несколько кварталов и оказался в Гайд-парке. В этот час здесь экипажей не было вовсе, людей очень мало. Женщин сопровождали горнич­ные или друзья, несколько немолодых мужчин прогулива­лись бодрым шагом явно для моциона. Тишину нарушало лишь пение птиц.

Данте шел неспешным шагом, наслаждаясь покоем и красотой природы. Он редко приходил сюда просто так, делая это лишь для того, чтобы, как и большинство людей, кого-то увидеть и показать себя. Парк служил своего рода сценой для светских драм в условное время.

Данте нравился парк в этот ранний час. Он понимал, почему Флер приходит сюда по утрам. Было бы хорошо по­гулять здесь с ней сегодня вместе.

Он приблизился к пруду и поискал взглядом Флер. Од­нако поблизости женщин не было вообще, прогуливались одни лишь мужчины. Данте остановился и огляделся во­круг, надеясь увидеть фигуру в плаще с капюшоном. Все другие женщины, которых он видел, были одеты более модно.

Вероятно, он упустил ее. Может быть, она вышла через другие ворота, пока он входил сюда.

Данте все-таки решил обойти вокруг пруда. Он шел, гля­дя чаще в землю, чем на деревья или воду, думая о событи­ях прошедшей ночи и последних нескольких дней. Его мысли обратились к школе Флер и ее большому проекту, он задумался о вероятности его осуществления.

Он тихонько засмеялся. Фартингстоун заявил, что она помешанная. Отнюдь нет, хотя найдется немало мужчин, которые решат, что женщина, замахнувшаяся на подобный проект, полностью лишена рассудка.

Она была дерзкой и умной, но никак не сумасшедшей. Данте подошел к той части пруда, где рос тростник. Угол­ком глаза он увидел вертикальные стебли и то, как их обте­кала вода.

Что-то бросилось ему в глаза и заставило забыть о сво­их мыслях. Он посмотрел внимательнее на воду. Прошло, наверное, секунд пять, прежде чем он понял, что именно он видит. .

Крик вырвался из его груди. В ужасе он вскочил на ог­раждение вокруг пруда и бросился туда, где под водой ко­лыхалась темная тень.

Данте схватил за край плавающий предмет – и похоло­дел. Он уже знал, что это такое. Он изо всех сил потянул плащ и почувствовал, что в воде его что-то держит. Данте потянул сильнее, и на поверхности воды показалось тело.

Крик перешел в дикий, отчаянный вопль. Схватив те­ло, Данте поднял его на поверхность. Намокший плащ не пускал, тянул вниз, но Данте удалось поднять лицо Флер над уровнем воды, подтащить ее к берегу и положить на землю.

Почти ослепнув от горя, он огляделся вокруг. Он смог различить лишь едва заметные фигурки вдалеке. Позвать на помощь было некого. Он еще раз взревел, затем повер­нул Флер на бок и попытался выдавить из нее воду.

Она не подавала признаков жизни. Далте повернул ее и стал нажимать ей на спину. Изо рта Флер хлынула вода.

Лишь тогда он увидел кровь. Она сочилась среди волос. Данте нагнулся пониже и разглядел на затылке рану.

Внезапно им овладела нечеловеческая ярость. Через не­сколько мгновений она ушла, сменившись холодной реши­мостью.

Он убьет любого, кто это сделал, даже если она выжи­вет. Если же она погибнет, он заставит умирать этого по­донка медленной смертью.

Он вдруг услышал звук, похожий на кашель. По телу Флер пробежали конвульсии. Данте снова перевернул ее на бок и выдавил еще немного воды из ее рта.

Приложив ладонь к ее лицу, он ощутил подобие тепла.

– Очнись, дорогая. Посмотри на меня.

Ее ресницы дрогнули. Тело шевельнулось. Затем при­поднялись веки. Какое-то время ее глаза казались невидя­щими, затем ее взгляд сфокусировался на нем.

– Данте…

– Не разговаривай. Не двигайся. – Он освободил Флер от плаща. Затем стянул с себя сюртук и подоткнул под нее. Он чуть не разрыдался от облегчения. Его удержала мысль, что нужно немедленно позаботиться о Флер. Только сей­час он осознал, что он мог потерять.

На ближайшей дорожке появился экипаж. Встав на ко­лени, Данте поднял Флер. Его тянуло к земле, но он знал, что, если потребуется, он способен нести ее целую милю.

Он направился со своей ношей вдоль пруда, крича, что­бы экипаж остановился.

– Ты должен успокоиться, прежде чем идти к ней, —сказал Леклер. Они мерили шагами гостиную Флер, пока врач осматривал ее в спальне. – Она не должна видеть тебя такого.

– Какого?

– С яростью в глазах, готового убить.

Данте подошел к каминной полке, взял в руку фарфо­ровую фигурку и стал ее рассматривать.

Брат не прав. Ему не нужно успокаиваться. Он никогда в жизни не был более спокоен.

– Это будет не убийство. Бершар скоро возвратится и скажет мне, где я могу его найти.

– Вызвать на дуэль такого, как Фартингстоун, равно­ сильно убийству. Ты даже не уверен, что это он…

– Меньше всего я хочу, чтобы ты именно сегодня чи­тал мне нотации. Я знаю, что это он организовал. Если бы на ее месте оказалась твоя жена, ты не был бы столь бес­страстным. Если ты пришел для того, чтобы отговаривать меня, то лучше уйди.

Верджил сел в кресло возле секретера Флер.

– Приношу извинения. Разумеется, ты можешь посту­пить с этим человеком так, как считаешь нужным. – Он сделал паузу. – Я не бесстрастный, Данте. Я был в таком же положении, как и ты, когда женщина, которую я любил, оказалась в опасности. Я смог вызвать на дуэль человека от имени другого, но моя совесть не была совершенно чиста…

Данте скрестил руки и посмотрел на холодный камин. Верджил говорил о той дуэли, которая произошла во имя защиты чести их мертвого старшего брата. Эту тему они ни­когда не обсуждали.

Это было щедрое признание, не свойственное Верджилу. Оно притупило раздражение Данте.

– У Фартингстоуна был человек, который следил за ней, – сказал Данте в попытке убедить брата. – Он знал, что она гуляла в парке по утрам. Однажды я видел этого человека, да и Фартингстоун рассказал мне достаточно о ее передвижениях, чтобы я мог сделать вывод, что он хо­дил за ней довольно долго.

– Ты знаешь, для чего он следил за ней?

– Чтобы собрать доказательства о том, что она недее­способна. – Данте покачал головой. – Лучше бы он добил тогда меня… Когда я думаю о том, как близка она была… всего несколько минут, и…

– Не думай об этом. Ее жизнь сейчас в безопасности, и это самое главное. – Верджил поднялся и подошел к ками­ну. – Однако что ты имеешь в виду, когда говоришь, что лучше бы он добил тебя?

Раньше чем Данте успел ответить, дверь распахнулась, и на пороге появился Адриан Бершар.

– Где этот подонок? – обрушился на него Данте.

– Его нет в Лондоне. Слуга сказал, что он уехал в свой дом в Эссекс.

– Похоже, тебе придется дожидаться встречи с ним, – сказал Верджил.

– Я хочу знать, когда он вернется в Лондон. Хочу быть уверенным в том, что он не окажется рядом с Флер до того момента, как я увижусь с ним.

– Я знаю одного добропорядочного человека, кото­рый сможет понаблюдать за домом в Эссексе, если ты хочешь, – сказал Адриан. – Как только Фартингстоун со­берется оттуда уезжать, он даст нам знать.

– Нет ли у тебя еще одного доброго малого, который мог бы взять под наблюдение Сиддела?

– Это можно устроить.

– Сиддел? А какое отношение он имеет к этому делу? —удивленно спросил Верджил. – И что это за история о том, будто кто-то пытался тебя убить? Когда это случилось и по­ чему мне об этом никто не сказал?

– Спроси Сент-Джона, – пробормотал Данте. В это время открылась дверь из спальни Флер, и вышел врач.

Верджил двинулся по коридору с таким выражением лица, по которому можно было догадаться, что Сент-Джо­на ожидает суровый допрос.

– Я не больна, Данте.

– Ты перенесла шок, и тебе необходим отдых.

Флер откинулась на подушки, терпеливо позволив ему подоткнуть покрывало.

У нее не было желания спорить с ним. В конце концов, он спас ей жизнь. На его лице читалось выражение обеспо­коенности, когда он вошел в спальню, прогнал Шарлотту и возложил все обязанности сиделки на себя.

Он был предельно любезен и даже не заикнулся о том, что ему не пришлось бы ее спасать, если бы она пошла в парк в чьем-то сопровождении.

Но пожалуй, не спорила она главным образом потому, что была напугана и сделалась послушной. Призрак смер­ти дышал ей в спину и, похоже, отказывался этим удовле­твориться.

– Я буду отдыхать, если ты считаешь, что это нужно, но вряд ли я засну. Ты не мог бы попросить Шарлотту сно­ва прийти ко мне?

– Я останусь с тобой, если тебе не хочется быть одной.

– Не хочется. Пока.

Данте подтянул кресло поближе и сел в него, уперев­шись ботинком в край кровати.

– Мы можем провести время за игрой, поскольку ты не расположена к тому, чтобы оказаться соблазненной.

Флер засмеялась. На сердце у нее стало тепло от при­знания того, что он, как и она, помнит часы, проведенные в коттедже.

– А что за игра?

– Другими играми мы с тобой займемся, когда ты оп­равишься. А сейчас это будет очень простая игра. Я задаю тебе вопросы, а ты на них отвечаешь.

– Если я сыграю сейчас в эту игру, ты обещаешь, что устроишь ту игру, когда я оправлюсь?

– Конечно.

– Совершенно новую? Мне еще предстоит многому на­учиться.

– Дорогая, ты выглядишь прекрасной в этой постели. Даже бинты тебе к лицу. Постарайся не искушать меня по­добными предложениями.

– Извини. Задавай первый вопрос.

– Ты могла бы узнать мужчину, который прошел мимо тебя, когда ты огибала озеро?

– Определенно сказать не могу. Я не смотрела на него. Я не спеша шла, он приблизился, мы разошлись, и тог­да… – После этого она больше ничего не помнила, вплоть до того момента, когда, открыв глаза, увидела Данте, на лице которого были написаны тревога и отчаяние.

Она пощупала бинт на голове.

– Должно быть, он основательно бабахнул меня чем-то по голове.

Глаза у Данте тут же превратились из ласковых в гнев­ные, в них блеснули холодные льдинки.

– Есть еще вопросы?

– Есть ли причина, из-за которой Фартингстоун мог бы устранить тебя от строительства этой школы?

– Должно быть, ему не по душе, что в ней будут обу­чаться мальчишки низших классов.

– Это недостаточная причина для того, чтобы убить че­ловека.

– Мы не знаем, стоит ли за всем этим Грегори, Данте.

– Никого другого я придумать не могу. Именно он хо­чет отговорить тебя от строительства школы, Флер. Очень хочет. Я думаю, чтавсе, что он делал раньше, служило этой цели. Он приходил ко мне и предложил мне деньги, чтобы я отговорил тебя от этой затеи.

– Он пытался подкупить тебя? Это оскорбительно.

По выражению глаз Данте можно было понять, что для него было пощечиной предложение принять деньги в ущерб лояльности к своей жене.

– Нападение произошло сразу после того, когда я от­казал ему. Это не случайное совпадение.

– Нет ничего особенного в этом участке земли, Данте. Там находится коттедж, сад и немного полей. Почвы там не из лучших, преимущественно глинистые, именно по этой причине я и собиралась использовать участок под школу.

– Нет ли там чего-нибудь под землей? Скажем, угля или полезных ископаемых?

– Если бы там что-то было, он мог бы получать при­быль тогда, когда был женат на моей матери. Тогда фермы находились под его контролем. Он не мог их продать, но волен был эксплуатировать.

Данте задумался.

– Упорство, с которым он преследует тебя, ординарным не назовешь, Флер. Для этого есть какая-то причина. Очень весомая. Нападение на тебя говорит о том, что этот человек дошел до крайности.

– Я не могу представить, что это за причина. Если бы ты согласился принять от него деньги, земля не переменила бы собственника. Она осталась бы в том же положении, что и сейчас, в течение многих лет.

– В таком случае он, видимо, хочет, чтобы она такой и оставалась. Нам нужно узнать почему. А ответ можно по­лучить в Дареме.