Начало войны застало теплоход «Сванетия» в проливе Босфор, и турецкие власти поспешили задержать его, дабы сразу дать почувствовать, что их «нейтралитет» во Второй мировой войне весьма относительный. Это было вопиющим нарушением международной конвенции Монтрё 1936 года, и работники советского посольства в Стамбуле через дипломатические каналы под ухмылки нацистских и турецких спецслужб принялись за вызволение «Сванетии» и всей команды из «турецкого плена».
«Сванетия» была построена в Дании в 1937 году по заказу для Советского Союза и предназначалась для Ближневосточной товаропассажирской линии Черноморского пароходства.
Она имела водоизмещение 5050 тонн, длину 102,5 метра, ширину 14,5 метра, осадку 5,5 метра. На теплоходе были установлены мощные дизеля по 2100 лошадиных сил, работавшие каждый на свой вал и винт, что давало возможность развивать скорость 16 узлов.
Экипаж, слаженный и дружный, состоял из 80 человек. Командовал теплоходом опытный капитан дальнего плавания Александр Беляев, немногословный суровый человек, требовательный и справедливый…
Вынужденная стоянка в Стамбуле не нарушила общего распорядка судовой жизни, о чем ежедневно и неукоснительно заботились и капитан Беляев, и его старпом.
Только однажды ритм жизни был нарушен, когда на теплоход портовой жандармерией были доставлены моряки с буксира «Аккерман» вместе с пассажирами — военнослужащими Тендровского боевого участка.
Их буксир застиг жестокий шторм, и его на вторые сутки прибило к берегам Турции. Среди потерпевших оказалось много знакомых по Одессе и Севастополю, и их быстро распределили по удобным каютам «Сванетии». Рассказы об этом приключении и о событиях на Черном море были нескончаемые и малоутешительные. Война коснулась каждого…
После нескольких дней отдыха капитан Беляев собрал всех в салоне первого класса и объявил, что турки все время пропускают через Босфор немецкие и итальянские корабли, чем нарушают нейтралитет и о чем информирована Москва. Для несения дежурства на верхней палубе и в отдельных помещениях теплохода капитал ввел боевое дежурство, в которое включил и экипаж «Аккермана».
7 ноября 1941 года капитан Беляев объявил праздничным днем, были подняты флаги расцвечивания, по громкоговорящей связи транслировался парад войск на Красной площади и речь Сталина. С наступлением вечера «Сванетия», вся в огнях, привлекла на берегу большую толпу турок. Столь бодрое состояние русского духа на теплоходе не прошло незамеченным для турецких и иностранных дипломатов и даже было отмечено на страницах газет.
10 ноября всех людей с «Аккермана» и часть экипажа «Сванетии» удалось переправить на родину законным порядком. На теплоходе остались только 25 человек команды. Но турецкие власти продолжали удерживать «Сванетию», несмотря на протесты капитана и советского посла в Турции, еще три месяца…
Но и у Анатолийского побережья война все время давала о себе знать. 28 ноября под охраной лидера «Ташкент» и двух эскадренных миноносцев «Способный» и «Сообразительный», в условиях плохой видимости и штормящей погоды к Босфору благополучно был проведен большой танкер «Варлаам Аванесов», который проморгали торпедоносцы и бомбардировщики люфтваффе.
Лидер и эсминцы вернулись в Севастополь, но радость успеха была недолгой. 19 декабря в нейтральных водах Эгейского моря танкер был атакован итальянской подводной лодкой и потоплен. Почти всем членам экипажа удалось спастись и достичь на шлюпках и плотах турецкого берега у мыса Баба-Кале, где они были интернированы и вскоре переданы на «Сванетию», как и незадолго до этого люди с «Аккермана».
Капитан Беляев всех спасшихся с танкера поставил на довольствие, и каждому было доверено рабочее место на теплоходе. Беляев заверил, что скоро все будут на родине, и приказал «не вешать носа».
Действительно, в середине февраля турецкие власти официально оповестили капитана Беляева, что причин для удержания теплохода в турецких территориальных водах более не существует и «Сванетии» разрешено покинуть гавань Стамбула…
Беляев и штурман Г. Кухаренко так рассчитали время перехода морем, что большую часть пути теплоход прошел по Черному морю под покровом темноты и в день Красной армии 23 февраля 1942 года встал у причала порта Поти. «Турецкое пленение» закончилось.
Очень скоро капитан Беляев убедился, что конвойная служба на Черноморском флоте плохо организована, отчего гибло большое количество транспортов. Военный совет флота не обеспечил должного порядка и безопасности перевозок на морских коммуникациях на Черном море, хотя было совершенно очевидно, что боевые корабли флота, несмотря на налеты немецкой авиации, удерживали превосходство.
Кроме гибели парохода «Ленин» с огромным количеством людей, теплохода «Армения», «Аджария», госпитальных судов «Абхазия», «Чехов», транспортов «Коммунист» и «Чапаев», ушли на дно и многие другие суда, о чем знали только очень немногие.
Впрочем, людскую молву не «засекретишь», и о всех трагедиях на море знали и плавсостав флота, и рыбаки, и жители приморских городов и курортов…
Капитану Беляеву было присвоено военное звание капитан-лейтенант, часть экипажа (мужчины) были мобилизованы, теплоход окрашен в защитный цвет, и на флагштоке взвился военно-морской флаг.
Кроме того, на палубе теплохода было установлено пять 45-мм полуавтоматических пушек и два крупнокалиберных пулемета ДШК. На «Сванетию» прибыл главврач 2-го ранга В. А. Итин и совместно с другим коллегой, В. В. Борисовским, они в короткий срок переоборудовали помещения теплохода для принятия раненых и пассажиров.
После гибели «Армении» с основным составом флотских квалифицированных медработников (7 ноября 1941 года) «Сванетия» была укомплектована почти сплошь студентами старших курсов медицинских институтов, которые в условиях войны быстро обрели хорошую медицинскую сноровку и практику и неплохо справлялись со своими обязанностями.
Для «Сванетии» наступил новый период, полный тревог и опасностей. Теплоход стал военным транспортом Черноморского флота.
29 марта 1942 года «Сванетия» в охранении лидера «Ташкент» (на котором товарищ Сталин до войны любил следовать в отпуск на Кавказ или Южный берег Крыма), а также эсминцев «Незаможник» и «Шаумян» доставила из Новороссийска в Севастополь 570 человек (две маршевые роты), 36 тонн боезапаса, 740 автоматов ППШ, 86 тонн боезапаса для авиации флота, 160 тонн взрывчатки для Приморской армии, 7 тонн детонаторов, 346 тонн продовольствия и 50 тонн фуража…
Эти данные из документа той поры красноречиво свидетельствуют, как много значил для флота и армии каждый такой рейс. Однако сохранились и другие документы, отмечающие большие недостатки и нарушения строгих указаний при конвоировании транспортов при переходе морем, в частности той же «Сванетии». Капитан Беляев, стоя на мостике с биноклем, с тревогой и досадой сказал своему старпому:
— Старшой, на каком удалении следует охраняющий нас славный лидер «Ташкент»?
— Не менее десяти кабельтовых[3].
— Между тем даже в элементарных учебниках морской тактики сказано, что дистанция при охране конвоя не должна превышать двух кабельтовых.
Только после того, как Черноморский флот понес большие потери от налетов авиации Геринга, командующий флотом контр-адмирал Ф. С. Октябрьский издал запоздалый приказ: «Корабли конвоя при движении с караваном уходят от транспортов на дистанцию до 10 кабельтовых. Предупреждаем всех командиров кораблей, что подобные действия граничат с преступлением…»
Только следуя в непосредственной близости от охраняемых судов, боевые корабли огнем зенитной артиллерии и пулеметов в состоянии создать завесу сплошного огня, через которую трудно прорваться авиации противника. Кроме того, при тактически грамотно построенном охранении субмаринам противника также трудно атаковать торпедами. Были и другие просчеты Военного совета флота, как, впрочем, и самого командующего контр-адмирала Ф. С. Октябрьского.
Даже в лаконичной и строго документальной записи в судовом журнале «Сванетии» сквозит неприкрытое недоумение действиями командования флота и как следствие — ожидание худшего.
Так, в записи от 3 апреля 1942 года говорилось, что в 21 час 12 минут «Сванетия» отвалила от Севастопольского причала и взяла курс на Туапсе за новой партией ценного груза. Однако распоряжением командования лидер «Ташкент» в проводке транспорта «Сванетия» с ранеными и эвакуированными уже не участвует, так как главным грузом при перевозках считалась живая сила и техника. «Сванетию» в море охраняли лишь те же эсминцы «Незаможник» и «Шаумян». Как бы мимоходом в журнале отмечено, что часом раньше из Севастополя в Новороссийск отправился другой лидер «Харьков», который хотя бы на этом участке мог обеспечить охрану транспорту. Но, как говорится, армия и флот управляются не только приказами, но и нравами начальства. А один из афоризмов Козьмы Пруткова гласит, что привыкший распоряжаться судьбой других редко обладает человеколюбием, особливо в баталиях…
На сей раз «Сванетия» даже со слабым охранением благополучно достигла конечного пункта, разгрузилась и, заправившись и взяв часть нового груза, отправилась в Новороссийск. Несколько раз капитану Беляеву докладывали, что замечен самолет-разведчик противника, и он понял, что противник внимательно следит за всеми морскими коммуникациями и что рано или поздно следует ожидать массированного налета авиации. Но «Сванетии» решительно везло!
В Новороссийске в темпе и без суеты было взято на борт 191 тонна боезапаса, 682 тонны продовольствия для осажденного Севастополя и более 150 человек бойцов и командиров.
И этот переход со слабым охранением был удачным! «Сванетия» вышла из Новороссийска 14 апреля в 20 часов, за полчаса до захода солнца. На сей раз конвоировали эскадренные миноносцы «Бдительный» и «Свободный», и весь груз был благополучно доставлен к месту назначения. Так скупо, но предельно точно свидетельствуют документы.
Севастополь обстреливался и систематически подвергался налетам бомбардировочной авиации. Поэтому разгрузка и погрузка шли усиленными темпами в течение всего дня. Капитану Беляеву доложили, что на борт уже принято 240 тяжелораненых, 354 кавалериста 154-го кавполка, отправляемых в тыл для переформирования и отдыха, 50 человек эвакуированных, 10 рабочих морзавода, 65 человек военнослужащих различных рангов, в том числе были и морские летчики, следовавшие за получением новых самолетов. Всего с экипажем — более 900 человек.
Затем последовал срочный приказ из штаба Севастопольского оборонительного района к 21.00 закончить все погрузочные работы и быть готовым к выходу в Новороссийск.
Свидетельствует штурман «Сванетии» Г. Я. Кухаренко: «Когда мы прибыли на корабль, народу было так много повсюду, что вахтенной службе пришлось расчищать проход, чтобы дать возможность нам добраться до штурманской рубки: все помещения, коридоры, трапы, частично даже верхние палубы были заняты тяжелоранеными бойцами и эвакуированными. Сколько их было на борту — тысяча, а может, полторы тысячи или того больше, — никто не знал…»
В последний момент капитану Беляеву было приказано принять дополнительно еще 150 человек…
Капитан Беляев сразу побледнел и осунулся, когда узнал перед самым отплытием, что перегруженную сверх всякой меры «Сванетию» будет сопровождать лишь один эсминец «Бдительный». Капитан стал неразговорчив и раздражителен и по выражению сосредоточенных и усталых лиц своих многоопытных помощников видел, что и они невольно почувствовали угрозу надвигающейся катастрофы.
Первым, согласно строгому флотскому правилу, из широкой Южной бухты Севастополя вышел эсминец «Бдительный», а за ним, содрогаясь в такт работе дизелей, медленно отвалила от причала с небольшим креном и отправилась в свой последний рейс «Сванетия»…
За ночь она ушла далеко в море, достигнув широты 43 градуса, то есть оказалась на одинаковом удалении от турецкого и от родного берега, после чего развернулась и взяла курс на восток. Видимо, этот маршрут был рассчитан на то, что немецкие «рамы» (самолеты-разведчики), усиленно следящие за прибрежными коммуникациями и передвижениям военных кораблей вдоль минных полей у Кавказского побережья, а также Крыма, в нейтральных водах не смогут опознать принадлежность судна или из-за большого удаления вообще не смогут их обнаружить. Но немецкая разведка не дремала…
С наступлением светлого времени суток, в 7 часов 24 минуты, вахтенные доложили, что на северо-западе наблюдают самолет противника. С утра видимость была отличная, море спокойно и безмятежно, отчего тревога капитана только увеличивалась с каждым часом. Дабы не угодить под огонь эсминца, разведчик держался поодаль довольно долго. Наконец он скрылся за горизонтом.
Капитан дал отбой воздушной тревоге, но приказал усилить наблюдение по всем секторам. Рассекая форштевнем легкие волны, «Сванетия» торопилась пройти опасный участок моря.
В 14.00 на высоте 3 тысяч метров показался первый бомбардировщик, а вскоре — восемь «Хейнкелей-111» и четыре «Юнкерса-88». Они зашли со стороны солнца и энергично атаковали теплоход. Капитан все время менял курс, описывал циркуляцию или стопорил машины, и бомбы, обдавая теплоход дождем брызг, рвались за кормой или у бортов. В первый заход насчитали 48 разрывов, и только одна «зажигалка», угодив прямо в трубу, разворотила ее и, рикошетом чиркнув по шлюпочной палубе, улетела за борт.
Зенитчики «Бдительного» и «Сванетии» стреляли неплохо, заставляя бомбардировщики и торпедоносцы сворачивать с боевого курса. Один «Юнкерс» загорелся и упал в море, а другой, видимо подбитый, стал терять высоту и скрылся…
Сделав еще несколько заходов, бомбардировщики ушли, как полагал капитан Беляев, ненадолго, дабы вернуться с новым грузом бомб до наступления темноты.
Между тем к нему стали поступать доклады о результатах налета. Из-за слабого охранения теплоход получил множество повреждений разного характера. От близких разрывов бомб в левом борту зияли пробоины, топливная магистраль повреждена, не работали компасы, лаг, телефонная связь, пожарный насос сорван с фундамента…
— Еще один такой налет — и немцы сделают из нас «дуршлаг», — хмуро сказал старпом капитану, но тот ничего не ответил. И так было ясно, что при столь отличной видимости и погоде «Сванетия» для немецких летчиков представляет почти идеальную мишень.
— Штурман, какова скорость судна? — полуобернувшись, спросил капитан Беляев и стал смотреть в свой сильный бинокль.
— Почти шестнадцать узлов, — коротко бросил штурман Кухаренко.
— Еще шесть часов светлого времени, — негромко сказал Беляев, высказав общую беспокоящую всех мысль…
В 15 часов 55 минут с западного сектора на горизонте показались самолеты. С каждой минутой характерный гул моторов усиливался, и скоро поступил доклад:
— Сзади по правому борту девятка торпедоносцев «Хейнкель-111»!
Самолеты шли на предельно малой высоте. Разделившись на три группы, они развернулись и легли на боевой курс. Первые восемь торпед были сброшены с высоты 30–40 метров на расстоянии 6–7 кабельтовых, и стоявшие на мостике люди видели, как одна из торпед вошла в воду под тупым углом и от удара о воду взорвалась. Остальные, оставляя пузырчатый след на спокойной глади, приближались, как стая акул.
— Рулевой, правый координат! — выкрикнул Беляев, и опытнейший старший рулевой Куренков бешено стал вращать штурвал.
Все, что не было закреплено, по инерции полетело за борт. Те, кто был на палубе, хватались за поручни. Лежа в крене, «Сванетия» выписала немыслимую кривую, и торпеда прошла мимо в каких-то 4–5 метрах. Куренков успел уклониться еще от четырех торпед, но все-таки две угодили в носовую часть судна. Последовало два мощнейших взрыва. Капитал Беляев успел взглянуть на часы — было 16.10. Нос «Сванетии» подпрыгнул, и почти сразу образовался дифферент на нос и крен на левый борт.
И тут началось самое страшное: паника обезумевших от страха людей! Краснофлотцы боцманской команды Данченко и Воронов сумели спустить на воду лишь две шлюпки. Неожиданно появившиеся на кренящейся палубе кавалеристы, не имевшие понятия о механике спуска шлюпок на воду, выхватили шашки и в мгновение ока перерубили первые попавшиеся на глаза блоки (лопаря), удерживающие шлюпки, и они, сорвавшись вместе с людьми, полетели за борт, переворачиваясь или разбиваясь о воду. Люди страшно кричали.
Крен судна быстро увеличивался. Зенитки продолжали вести огонь, и один из атакующих торпедоносцев, зацепив крылом воду, взорвался. Капитан Беляев дал команду в машинное отделение:
— Задний ход!
Почти сразу его швырнуло новым взрывом на шлюпочную палубу, и он потерял сознание. «Сванетия» медленно погружалась под грохот зениток и крики людей.
Свидетельствует штурман Г. Я. Кухаренко: «Через десять минут после попадания торпед вода на судне поднялась почти до штурманской рубки. Из-за большого крена стало невозможным спустить на воду шлюпки по правому борту. Люди метались, хватаясь за что попало, отчаянно крича и взывая о помощи. Особенный ужас был написан на лицах тех, кто не умел плавать…
С помощью старшего рулевого Куренкова мы чудом отыскали среди этого орущего хаоса капитана Беляева и кавторанга Андреуса, командира санитарных транспортов, и оттащили их на спасательный плот. Потом я кинулся в рубку за корабельными документами, сгреб их и оказался на правом борту, еще возвышавшемся над водой. Вокруг плавали люди на поясах, спасательных кругах с надписью и просто на различных плавающих предметах, судорожно вцепившись в них. Некоторые, продрогнув и закоченев в холодной воде, пытались взобраться обратно на тонущее судно. Дул четырехбалльный северный ветер, и вода была очень холодной… Вместе с командиром БЧ-4 Чайкиным мы бросились в воду и попытались отплыть подальше в сторону. Слышно было, как стучали крупнокалиберные пулеметы, — это не прекращали вести огонь наши матросы.
Вдруг они разом смолкли. Мы обернулись. Корма «Сванетии» поднялась высоко над водой. С нее беспорядочно сыпались люди. Один из матросов у самой трубы держался за тросик гудка, как бы оповещая всех натруженным ревом о страшной гибели. Так, под крики людей и рев гудка «Сванетия» быстро стала уходить под воду, накрыв своим корпусом сразу три шлюпки. Образовалась большая воронка, и многих людей засосало под воду… На воде остались две переполненные шлюпки, плоты, доски, матрасы, чемоданы, спасательные пояса и круги, за которые держались полуобессиленные люди… Всего сумели подобрать лишь 61 человека, в том числе и меня…»
Спасшиеся из экипажа «Сванетии» рассказали другие подробности. Поразительно, что, когда взрывом весь боевой расчет орудия № 2 был выброшен за борт, комендор Арсланбеков стал вести огонь с помощью санитарки Лизиченко и старшей медсестры Бердичевской. До самого момента погружения стреляло и орудие № 1, и тоже с помощью медсестер Е. Г. Дорошенко и О. С. Соколовой. Все они погибли вместе со «Сванетией»…
Известно, что мужественно до последнего дыхания действовали моряки БЧ-5 (электромеханической части) «Сванетии».
После взрыва торпед мостик дал команду «полный назад», чтобы уменьшить динамический напор воды на носовую часть (это была последняя команда капитана Беляева. — С. С). Но сильное сотрясение корпуса нарушило работу двигателей — стали греться подшипники, крышки цилиндров дали течь, и из картеров дизелей пошел дым. В машинное отделение начала поступать вода. Воентехник 1-го ранга В. И. Бирюков и его зам П. П. Ананьев брезентом и одеялами пытались заделать пробоины в корпусе, пустив в дело цемент, клинья и деревянные подпорки… Из-за соленой воды загорелся главный распределительный щит, пришлось обесточить судно. В помещениях, где сновали люди, стало темно. Моряки БЧ-5 погибли почти все, включая Бирюкова и Ананьева…
Спасшиеся рассказали, что военврачи «Сванетии» В. А. Итин, В. Б. Борисовский, А. П. Тарасенко и медсестры — недавние студентки — до последнего гудка «Сванетии» оказывали помощь раненым, надевали на объятых страхом людей спасательные пояса, круги и выводили женщин и детей на палубу. Вот их имена: Таня Королева, Клава Калугина, Лида Барсук, Зина Демченко, Лиза Дорошенко, Ева Клычьян, Фрося Кардашева и другие. Многие погибли…
Согласно архивным документам, «Сванетия» держалась на плаву лишь 18 минут. Известны координаты ее гибели: 43 градуса 00 минут северной широты, 36 градусов 55 минут восточной долготы. Глубина 2150 метров…
Командир эскадренного миноносца «Бдительный» (фамилия пока не выяснена), начав бой с атакующими «Сванетию» и его самого самолетами противника, постепенно удалился за горизонт. Вернулся он к месту гибели теплохода лишь через два часа. С поверхности моря был подобран только 61 человек, из которых 18 скончались от переохлаждения…