Неизвестные приключения Баранкина

СОБЫТИЕ САМОЕ СЕДЬМОЕ

Баранкин быстро шагал по улице, и хотя казалось, что Малинин медленно плелся за ним, вместе с тем он ухитрялся не отставать от друга. Разве мог Баранкин не заметить, что за ними следят? Конечно, не мог!

– Между прочим, слева по курсу на той стороне улицы велошпионы, – сказал он тихо Малинину.

К этому времени Юра и Костя подошли к стоявшему у обочины автобусу, так что он загородил их от Веньки Смирнова и других прочих соглядатаев. Баранкин успел разглядеть, что на борту старенького автобуса было красивыми буквами выведено: «Споемте, друзья!»

– Ты заметил, Малинин, – спросил остановившегося Костю Баранкин, – что нам все время с тобой подают автобус за автобусом?

Малинин даже вздрогнул от этих слов, настолько он был погружен в свои усталые и голодные размышления. При слове автобус ему померещилось, что они с Баранкиным опять что-то нарушили и их опять под конвоем дружинников повезут в ГАИ, где еще раз им будут читать всевозможные нотации – и проверять их знания о переходе улиц в положенных для того местах. Поэтому, увидев автобус, Малинин стал пятиться от него, успев сообщить Баранкину скороговоркой, что еще одного ГАИ он не переживет и «вообще, сколько можно скрываться от своего класса, если уже нет сил и очень хочется есть?!»

– Скрываться нужно не сколько можно, а сколько нужно, – сердито выговорил Баранкин Малинину. – А бегство наше может закончиться только тогда, – продолжал выговаривать своему другу Юра, – когда они сдадутся всем классом и попросят: "Баранкин, пощади! ", и поднимут кверху руки со словами: «Мы сдаемся!» Вот тогда мы придем в школьный сад и прямо на земле, где нужно будет выкопать ямы под деревья, мы сначала решим задачи и потом эту землю вскопаем.

У дверей автобуса стояли две девочки с красными повязками на руках и с какими-то бумажками в руках.

– А вы из какой школы? – спросила одна из них Баранкина, уже поднявшего ногу, чтобы вступить на подножку.

– А вы из какой школы? – спросил ее Баранкин.

– Мы из двести третьей, – ответила девчонка, щуря кокетливо глаза.

– Если вы из двести третьей, – сказал Баранкин, – то мы с ним (жест в сторону Малинина) из триста второй.

– А вы кто такие? – поинтересовалась девчонка у Малинина.

– А мы братья-близнецы, – ответил Малинин, принимая ее кокетство на свой счет. – Мы самые непохожие братья-близнецы на свете!

– А-а-а, – протянула девочка и смешливо фыркнула.

– А что будут делать непохожие близнецы на вечере нашей самодеятельности? – спросила вторая девочка.

– Ах, этот автобус, значит, для самодеятельности? – настороженно спросил Баранкин. Он-то знал, что там, где слово «самодеятельность», там и работа до седьмого пота, а может, даже до восьмого или даже до десятого.

– Ас чем вы будете выступать? – продолжала их выпытывать дежурная.

– Он поэт, – сказал Малинин, представляя Юру, – а я – чтец, личный исполнитель всех его произведений.

– Как поэт и чтец? – удивилась девочка. – У нас же здесь хоровой коллектив, и вообще, кто вы такие и как ваши фамилии?..

– Мы внуки племянников сыновей братьев Стругацких, а вы кто такие? – выпалил Малинин, не моргнув даже глазом.

Девочка долго не могла разобраться, что это все значит и как все это надо понимать.

– И не запомнишь, и не выговоришь, – пожала плечами одна из девочек, которая назвалась Ниной, а другая сказала:

– Ну, если вы внуки племянников сыновей братьев Стругацких, то мы внучки племянников сыновей братьев Гримм… А теперь сказки в сторону! Говорите свои настоящие фамилии и что будете читать?

Баранкин представился Баранкиным, а Малинин – Малининым.

– А что будем читать? – повернулся Костя к Юре.

Так как Баранкин за всю свою и без того короткую жизнь не только не написал ни одного стихотворения, но и не прочитал (кроме, конечно, тех, что задавали на дом по школьной программе), то он ответил витиевато и непонятно: «Из ненаписанного!»

– Как это из ненаписанного? – удивилась та девочка, что была Ниной.

– Ну что тут непонятного? – пришел на помощь Юре Баранкину Костя. – У вас есть чистая тетрадь?

– Есть, – ответила Нина, доставая в доказательство из сумки, что висела через плечо, действительно школьную тетрадь.

Малинин взял тетрадь в руки, раскрыл ее и, указывая на чистый разворот, сказал:

– Вот это стихотворение мы и будем читать с Юрой…

– Но тут же ничего нет, – еще больше удивилась Нина.

– Не успеет ваш автобус доехать до места назначения, как все это, – Малинин потряс в воздухе чистой тетрадкой, – все будет исписано стихами!.. И какими стихами!..

Девочки недоверчиво и даже подозрительно посмотрели на Юру и Костю. Нина сказала:

– Похоже, что вы и впрямь внуки племянников сыновей братьев-фантастов Стругацких!..

А «не Нина» добавила:

– Сочиняйте, только поскорей, нам ведь ваши вирши еще художественному руководителю нашей передачи нужно показать!

Малинин совершенно был не уверен в своих заявлениях, но он был уверен в том, что нет такого затруднительного положения, из которого не вывернулся бы его лучший друг Юра Баранкин, чего на этот раз нельзя было сказать, судя по выражению Юриного лица…

– Проходите в автобус на самые почетные места! – пригласила их, так, видимо, и не поняв степень родства со знаменитыми писателями-фантастами, Нина.

– Малинин, за кого ты нас выдал, что нас так принимают? – спросил Баранкин уже в автобусе, плюхнувшись на сиденье. – Значит, я – поэт, а ты – чтец? Хитрый какой! Я должен сначала написать стихи, а ты потом прочтешь! Но ведь читать легче, чем писать. По написанному-то просто… Ты же знаешь, что я ненавижу стихи, – продолжал ворчать Баранкин, – не только писать, но и читать!..

– Ну как, братья Стругацкие, – спросила девочка, подходя к ним и восхищенно разворачивая бумажку со списком участников. – А для чего же вы здесь, если не поете? А не в автобусе для речевиков?

– Мы здесь специально для повышения художественного уровня вашей самодеятельности и именно вашего автобуса!

В автобусе было шумно. Сзади, у последнего сиденья, где на плечиках висело множество всевозможных живописных костюмов и нарядов, были свободные места, и дружки пересели с таким расчетом, чтобы при случае можно было за эти костюмы и спрятаться, что они и сделали, когда в автобус, продираясь с силой через не пропускавших его мальчишек и девчонок, влез Венька Смирнов, разыскивая глазами Баранкина и Малинина. Не заметив их, он добровольно подчинился выдворению его из салона автобуса. В это время колдовавшая в первых рядах автобуса над корзиной другая девочка стала разносить на подносе булочки и стаканчики с «фантой».

– Баранкин, – вздохнул Малинин, – если ты сейчас скажешь, что я не должен есть булочку и пить воду, то я моментально упаду в обморок. – При этом он так многозначительно посмотрел на булочки, которые лежали на подносе у девчонки, и на кувшин с «фантой», что Баранкин тут же понял, что если он скажет не угощаться, то Малинин действительно упадет в обморок.

– Из-за тебя, – сказал с укоризной Баранкин Косте, – придется отрабатывать этот легкий завтрак!.. Угроза воздушного нападения пиратов двадцатого века миновала. Отбой! – скомандовал Баранкин. – Я пишу стихи!.. И кто только тебя за язык дернул сказать, что я поэт?!

– Баранкин, а ты вообще-то умеешь писать стихи? – спросил Малинин.

– Не знаю, – ответил Юра. – Не пробовал. Нет… вообще-то, я, конечно, все могу… Но, может, не до такой степени, – продолжал Баранкин, грызя, как Пушкин, но не конец гусиного пера, а колпачок шариковой ручки.

Пока Малинин, пересев на соседнее кресло, уплетая булочку и запивая ее «фантой», говорил какой-то незнакомой школьнице всевозможные глупости и выслушивал от нее еще большие и просто даже невозможные глупости, пока Зина Фокина с Эрой Кузякиной и Светой Умниковой в сопровождении Марины успели выскочить из здания ГАИ и поспешили к телефону-автомату, выслушивая от Марины, в общем-то фантастические, невероятности насчет того, что в кино «голос Баранкина» был, а самого его не было, пока Венька Смирнов заглядывал в водопроводный колодец, что находился впереди автобуса и в котором, по расчетам Веньки, могли схорониться Баранкин и Малинин, но обнаружил там водопроводчиков, ремонтировавших чтото под землей и шумевших своей паяльной лампой, как картошкой, жарившейся на сковороде, Баранкин уже закончил, к своему удивлению, небольшую поэму в стихах примерно на двух с половиной страницах. Подсев к Баранкину и прочитав стихи, Малинин просто обалдел и замер, как дети в цирке, с разинутым от удивления ртом, и если бы ему не нужно было высказывать Баранкину свое обалдение и восхищение, то он бы так и просидел неизвестно сколько времени.

– Переписывай! – сказал Баранкин. – С цифрой один читаешь ты, с цифрой два – я! С буквой "В" читаем вместе!..

Малинин стал с интересом переписывать стихи в свой блокнот.

– Ну, Баранкин, – сказал Малинин, – если ты написал стихи, то ты все можешь!..

Баранкин подумал и сказал:

– Ну, Малинин, я не потому все могу, что написал стихи, а потому что я все могу, поэтому я и написал стихи.

Костя не знал, что Баранкин имеет в виду, говоря все это, но что Баранкин что-то имеет в виду, это он понял. Как раз к этому времени автобус подъехал к московской школе поблизости от Москвы-реки и Киевского вокзала. Началась суматоха высадки и переселения автобусного населения из автобуса в помещение школы, возле которой уже стояла машина – ретранслятор с лакированной семицветной радугой на бежевом корпусе. Черные кабели, уже раскатанные и еще не раскатанные, как змеи, лежали и грелись на асфальте. Суматоха переселения в школу еще более усилилась. Все бегали – кто вдоль по коридорам, кто поперек. Сталкивались. Расходились и снова налетали друг на друга. Баранкин и Малинин даже и представить не могли, как из всего этого может получиться организованная и благоустроенная телепередача.

– Может, сбежим? – предложил Малинин Баранкину, но тот в ответ только сердито сдвинул брови.

Разыскав Баранкина и Малинина и отняв на ходу у Кости Малинина Юрино стихотворение, девочки – «внучки братьев Гримм» – исчезли и вскоре так же бегом вернулись обратно.

– Художественный руководитель сказала, что это стихотворение поднимет нашу телепрограмму на космическую высоту! – сказала Нина, а «не Нина» попросила: «Можно я его спишу?»

– Я это сделаю лично для вас своею собственной рукою, – пообещал Малинин предельно любезным голосом.

Тем временем большая суматоха, разделившись на маленькие суматошки, достигла своего накала и неразберихи. Поудивлявшись всему этому, Малинин спросил Баранкина уже в который раз: «Может, сбежим с концерта?..» Только теперь – еле слышно. В горле у Кости пересохло от волнения с тех пор, как они вошли в здание школы, и он уже не мог говорить во весь голос.

– Сбежим?! – передразнивал его то и дело Баранкин. – Если бы ты не съел незаслуженно не принадлежавшую тебе булочку и не выпил стакан «фанты», мы бы могли не сбежать отсюда, а преспокойно уйти!

Малинин, уязвленный справедливым обвинением своего друга, тяжело вздыхая, пытался сглотнуть уже несуществующую слюну.

Передача началась с того, что стоявшие в актовом зале перед занавесом школьники из Москвы и подмосковного совхоза долго жали друг другу руки, обменивались школьными вымпелами и обещали приезжать друг к другу в гости и помогать друг другу.

Малинин, стоявший в задних рядах рядом с Баранкиным, понял, что школьники из Москвы будут приезжать к подмосковным школьникам и помогать им работать на поле, но он никак не мог понять, что будут помогать делать в Москве ребята из Подмосковья?

– Как же ты не понимаешь, Малинин? – удивился Баранкин Костиному вопросу. – В подмосковном совхозе они помогут нам с тобой решить задачу, решение которой мы с тобой не понимаем, а у нас в Москве они помогут нам выкопать ямы под деревья!..

– Законно! – поддержал слова Баранкина Малинин.

Затем начался концерт, который вели Федя Редькин (высоченный худющий мальчик) и Редя Федькин (мальчик маленький и толстенький). Интермедия, которую они разыгрывали, Косте и Юре понравилась, потому что она была из школьной жизни. Речь в ней шла о том, как одного мальчика выбрали старостой класса. Они говорили, какой он умница, что его все уважают, что им гордятся. Мальчику это все нравилось, и постепенно в разговоре с ребятами он начинает зазнаваться, просит называть его на «вы», не слушает ничьих советов, всем только приказывает, перечеркивает всю программу художественной самодеятельности и составляет свою, никуда не годную. Ребятам это не понравилось, и через десять минут они переизбрали старосту. Он пробыл в этой должности десять минут и девять секунд – рекордное время.

– Наша Фокина, как только ее выбрали старостой, тоже начала зазнаваться, вроде этого, – сказал Малинин.

– Только, к сожалению, она чересчур медленно зазнается, а то мы могли бы ее тоже вот так свергнуть!.. – добавил Баранкин.

– И Кузякину тоже хорошо бы было свергнуть с трона, – поддакнул Малинин.

После этой интермедии хор школьников спел несколько песен, а после хора на сцену вышли Баранкин и Малинин.

– Эти стихи, – сказал Баранкин, – мы с Костей Малининым посвящаем Шуре Гостину. Есть такой мальчик, про него даже фильм снят. Он очень здорово играет в футбол, ну, прямо как Пеле, может, он и будет вторым Пеле. Но этот фильм можно увидеть в одном из отделений ГАИ. А чтобы его увидеть, надо нарушить правила дорожного движения. – В зале засмеялись. – Да, да, – продолжал Баранкин. – Мы вот с Костей нарушили правила перехода, и нам показали этот фильм… А вообще-то, мы желаем Шуре Гостину больших успехов и чтобы он стал вторым Пеле, а еще лучше, чтобы первым.

И Юра начал:

Юра:

Малинин:

Юра:

Хором:

Малинин:

Хором:

Малинин:

Баранкин:

Хором:

Раздались шумные рукоплескания, аплодировали даже за кулисами. А Костя Малинин обнял Юру Баранкина и чмокнул в щеку.

– Телячьи нежности, – сказал Баранкин. – Учти, что в следующий раз мы поменяемся ролями: я буду чтецом, а ты будешь поэтом.

За кулисами к Юре Баранкину подошла молодая женщина в очках и долго трясла его руку, поздравляя с успехом.

– У тебя все стихотворения такие замечательные?!

Так как у Баранкина это было единственное в жизни стихотворение (в чем он ужасно ошибался! Не пройдет и нескольких месяцев, как ему придется сочинять в рифму волшебные заклинания!), то Малинин имел полное право сказать, что у него все стихотворения такие замечательные! Затем к Баранкину и Малинину подбежали «внучки братьев Гримм» и тоже трясли им руки, плюс к тому же еще просили дать им переписать стихи на память! Раскрасневшиеся от волнений Баранкин и Малинин подошли к раскрытому окну, чтобы подышать свежим воздухом. От множества прожекторов в актовом зале было душно-предушно.

– А ботинки, наверное, не Шурины, а Юрины, – сказала девочка «не Нина», хитро прищурив глаза.

– Шурины! Шурины! – успокоил ее Баранкин.

Зина Фокина и Эра Кузякина могли поверить всему, даже самому невероятному и фантастическому, кто бы, когда бы и что бы ни рассказал им о Юре Баранкине! Не поверили бы они никогда и ни за что и никому на всем белом свете, только если бы этот кто-то поклялся самым святым, что он видел не только своими глазами, как Юра Баранкин сочинял стихотворения, но и читал их! Поэтому когда случайно, пробегая все в тех же поисках Баранкина и Малинина по Тверской улице мимо магазина, где продают телевизоры, они увидели на экранах двух друзей, Фокина замерла перед телевизором, словно споткнулась. Эра Кузякина, Света Умникова и другие тоже замерли на бегу.

– Предатели! Ренегаты! Это они нам назло! – завозмущалась Эра Кузякина.

– Точно, что назло, – поддержала ее Света Умникова. – Когда я их пригласила принять участие в нашем классном концерте, так они: «Ты с ума сошла, мы устали! У нас сил нет!..» А тут и не устали и силы откуда-то взялись!..

– Этот Баранкин на все способен, даже на стихи!..

– Точно, от него все можно ожидать!.. Даже стихов!..

– Он же ненавидит стихи!

– Ну и что, что ненавидит, а нас он ненавидит еще больше, чем стихи!..

Пока концерт продолжался, за кулисами шел разговор о том, что после концерта все школьники поедут в совхоз помочь им по хозяйству.

– Вы все, как было договорено, спросили разрешения у своих пап и мам? – спросила руководительница.

– Мы у своих пап и мам не отпрашивались, – сказал Баранкин, – поэтому нам с тобой, Малинин, в совхоз ехать нельзя.

– Тем более что мы опять с тобой попались" – вздохнул Малинин.

– Как это попались? – удивился Баранкин.

– А вот так… взгляни в окошко!..

Внизу у школьного подъезда сидел верхом на мотоцикле здоровенный парень – брат их одноклассника Котова.

– Наверное, тот самый изобретатель адской машины наших поисков, – напомнил Костя Юре.

«А чего он сам-то подключился к поиску, – спросил Баранкин самого себя, – потому что машина не сработала?» Баранкин еще раз выглянул в окошко. Возле школьных автобусов внизу вертелись уже Венька Смирнов, Мишка Яковлев и другие велошпионы.

– Все пути отрезаны, – сказал Малинин.

– А вот совсем и не все, – не согласился с Костей Баранкин, – а Москва-река зря, что ли, рядом протекает?.. Водная артерия все-таки… Речной катер к нашим услугам, а остановка на том берегу возле Лужников! У этого Смирнова велосипед-то не водный как-никак. Придется отсюда уплыть, – сказал Баранкин загадочным голосом.

– Почему? – спросил Малинин.

– Потому что уйти от них не удалось, убежать не удалось, значит, придется уплыть.

– Куда уплыть? На чем уплыть? – засыпал Юру вопросами Малинин.

– На «Доме Сойере» уплыть. Есть у меня такой плавучий дом, который называется «Дом Сойера».

Баранкин и Малинин не знали, что у старшего брата Котова за плечами была пристроена в рюкзаке карта Москвы с хитроумным устройством, по которому можно было следить за всеми перемещениями Баранкина и Малинина. (Баранкин и не предполагал, что в карман его курточки Венька Смирнов давно уже опустил датчик, который и сообщал о его местонахождении!) План бегства родился в голове Баранкина молниеносно. За кулисами шла подготовка к следующему танцевальному номеру под названием знаменитого мультфильма «Ну, погоди!» Десяток Зайцев и Волков в масках разминались перед выходом на сцену. Подойдя к костюмерше, Баранкин спросил:

– У вас есть запасные маски?.. Мы с другом тоже хотели бы разучить этот танец!..

Костюмерша, польщенная вниманием такого талантливого поэта, каким показался ей Баранкин, с удовольствием вручила ему маски Зайца и Волка…

– Ну, Заяц, – крикнул Баранкин, выскакивая в маске Волка на школьное крыльцо. – Ну, погоди!..

Малинин в маске Зайца прыгнул в сторону остановки речного катера. Баранкин за ним. Они уже бежали к кассам речного трамвая, когда на школьном крыльце появился Смирнов.

– Прошляпили Волка! То есть Баранкина! – крикнул он ребятам. – Ну, Баранкин! Ну, погоди!..

Пока преследователи успели добежать до дебаркадера, катер уже отплыл от пристани… Хриплый мужской голос спросил себя под музыку в репродукторе: «Как провожают пароходы?..» и сам ответил на свой вопрос: «Совсем не так, как поезда!.. Морские медленные воды не то, что рельсы в два ряда!..»

– Как провожают пароходы? – крикнул Баранкин оставшимся на берегу прошляпившим его уже в который раз преследователям. – Не знаете? – продолжал издеваться над ними Юра. – А теперь будете знать, что совсем не так, как поезда!!!