Неизвестный сепаратизм. На службе СД и Абвера

ПОЛЬСКИЙ СЛЕД

В начале мая 1937 года из НКВД Сталину, Молотову и Ворошилову была направлена информация о том, что представитель польской разведки вел переговоры с турецкими властями о доставке в район турецко-советской границы значительного количества стрелкового вооружения. Турки формального разрешения на проведение такой операции не дали, однако поляки тем не менее намерены приступить к реализации своего плана, рассчитывая, что в Анкаре закроют глаза на это предприятие. Речь шла о транспортировке в один из промежуточных пунктов на Черноморском побережье Турции десяти тысяч винтовок. Для этого предполагалось использовать регулярные рейсы грузопассажирского судна «Полония», курсировавшего на линии Констанца — Александрия со стоянкой в Стамбуле. Затем имелось в виду на небольших моторно-парусных судах каботажного плавания доставить груз по назначению.

А предназначалось оружие, по замыслу польского Генштаба, для партизанских формирований, которые, как полагали, неизбежно возникнут на Кавказе после начала военных действий Германии против СССР, что считалось делом недалекого будущего. Свою роль должна была сыграть и радикальная кавказская эмиграция, с которой поляки интенсивно работали, во всяком случае, в Варшаве на это очень рассчитывали. Реализуемость этой акции (заметим, что речь шла о количестве стволов, достаточном для оснащения стрелковой дивизии) не могла не вызывать сомнения, но сама постановка вопроса как нельзя лучше давала наглядное представление о военно-политической идеологии тогдашних польских верхов.

О польской активности в этом направлении свидетельствовала и другая информация. Полковнику Хорашкевичу из польского Генштаба была поручена деликатная миссия: как-то уладить трения, возникшие между руководящими деятелями кавказской эмиграции, которые обосновались в Польше и патронировались его ведомством. Вообще-то польские службы — и военная разведка и контрразведка — довольно плотно занимались эмиграцией, имея в виду ее использование в работе по Советскому Союзу. И дело было не только в том, что из этой среды удавалось пополнять агентурную сеть, которая была задействована для получения разведывательной информации о положении в таком важном регионе СССР, как Кавказ. Ставилась задача стимулировать деятельность тех эмигрантских организаций и их лидеров, которые исповедовали идеи сепаратизма и на этой основе были готовы к далеко идущему сотрудничеству.

Не все было гладко в этом деле. Соперничество между отдельными деятелями эмиграции, претендовавшими на исключительную или, по меньшей мере, значительную роль, а то и откровенные склоки не позволяли, несмотря на все усилия, создать работоспособную объединенную организацию. Приходилось с этим считаться, но все же хотелось как-то сорганизовать все более или менее влиятельные группы, способные на оживление сепаратизма в Кавказском регионе. И хотя осязаемых результатов еще не было, а широковещательные заверения лидеров эмиграции об их возможностях среди соотечественников в СССР на деле оказывались несостоятельными, работа в этом направлении продолжалась.

В Варшаве находился один из влиятельных деятелей Азербайджанского национального центра, уже упоминавшийся М. Э. Расул-заде. Конечно, человек, как говорится, был уже на излете, но за ним — большая группа сторонников, и этим пренебрегать не следовало. У него что-то не ладится с другими сподвижниками, с теми же Мехтиевым и Векиловым, а те, как известно, поддерживают контакт не только с польским Генштабом. Им даны определенные авансы, вот они и бунтуют, желая играть самостоятельную роль, тем более что их германские, японские и турецкие друзья все время говорят о предстоящих больших событиях. Под этим понимается надвигающаяся война Германии с СССР, которая по всем расчетам должна актуализировать идею независимого Кавказа .

При благоприятном стечении обстоятельств вековая польская мечта расчленить наконец Россию, оторвать от нее Кавказ, Украину, Дон, Кубань, может быть, и Среднюю Азию, обещает стать вполне осуществимой.

Вполне возможно, что это очередная иллюзия, как человек военный полковник этого исключать не может, тем более что он неплохо осведомлен о военно-техническом и экономическом потенциале СССР и боеспособности Красной Армии. Да к тому же у Гитлера свои планы переустройства Европы. Но приказ есть приказ, и ему надлежит провести совещание с кавказцами.

Вообще-то служебное помещение Генштаба не лучшее место для подобного рода собеседований, означающее неприкрытое вмешательство во внутренние дела соседней страны. Закрадывается и мысль, что у НКВД такая агентура в эмиграции, что, по сути дела, ни на кого нельзя положиться. Самый наглядный пример — это недавняя история с бывшим уже теперь председателем Русского общевоинского союза Миллером, похищенным средь бела дня в Париже с помощью его ближайшего соратника генерала Скоблина, оказавшегося советским агентом. И инцидентов меньших масштабов не счесть. На подставах советских органов госбезопасности уже много раз обжигались коллеги полковника из военной разведки. Это только то, что известно, а сколько людей еще внедрено в агентурную сеть 2-го отдела Генштаба, одному господу богу известно. Но это эмоции, дело все равно нужно делать, несмотря на возможные издержки. Начальство предупредило, что наверху ждут серьезной активизации эмиграции в целях ведения работы непосредственно на советской территории, иначе выбрасывать деньги на ветер, и немалые, нет никакого резона.

В агентурном сообщении, полученном от источника советской внешней разведки из Варшавы, ход совещания был представлен следующим образом.

Хорошкевич в своем вступительном слове говорит, что наступают серьезные события, к которым кавказская эмиграция должна быть готова, объединив вокруг себя все способные к борьбе силы. Момент требует забыть личные мотивы, объединиться и создать авторитетную и дееспособную организацию .

Мехтиев в довольно резком тоне заявляет, что Расул-заде показал свою несостоятельность, нужно выбрать нового руководителя и перестроить всю работу.

Хорошкевич задает вопрос Мехтиеву, признает ли он лично так же, как и его коллега Векилов, решения организации и ее нынешнего руководителя? И тот и другой отвечают отрицательно: они в выработке линии участия не принимали, а посему не считают эти решения правомочными, как и избрание Расул-заде председателем исполбюро.

Хорошкевич обращается к Расул-заде и просит его отреагировать на высказанную другими участниками позицию. Расул-заде высказался в том смысле, что он не возражает против определенной реорганизации их деятельности, но при условии сохранения большинства в руководящем органе за его группой и оставлением за ним поста председателя национального центра.

Мехтиев, обращаясь к полковнику, заявляет, что председательство Расул-заде исключает возможность объединения.

Хорошкевич расстроен. Все уговоры участников совещания накануне проведения форума, их обещания пойти на компромисс ни к чему не привели. Значит, опять надо преодолевать амбиции, мирить, убеждать, а это занятие хлопотное и малоприятное. Но нельзя же докладывать наверх, что дело не удалось.

Резюме полковника таково: уважаемому Расул-заде, господам, представляющим различные группы, предлагается (последнее слово было повторено дважды, что придавало ему оттенок приказания) договориться самим в интересах дела. Через пару недель на Лубянке получили сообщение, что примирение-таки состоялось, хотя со всякого рода оговорками.

Те, кто давал поручение Хорошкевичу, не ошиблись в выборе исполнителя: он уже лет десять, если не больше, занимался кавказцами и имел немалый опыт решения разнообразных проблем. И вообще Хорошкевич понимал психологию своих подопечных, которые, в конечном счете, находились у него на содержании. Так что музыку, как принято говорить, заказывал он, хотя и с вариациями .

А два года спустя обнаружились дополнительные детали служебных обязанностей этого польского офицера, когда в числе интернированных в СССР польских военнослужащих оказался некто, назвавшийся Караевым. Как только выяснилось, что он вовсе не поляк, а кавказец-эмигрант, уже много лет служащий в польской армии, он был допрошен более подробно. В его показаниях фигурировала и фамилия Хорошкевича.

На вопрос, каким образом он попал в польскую армию, Караев ответил, что, перейдя нелегально границу и оказавшись в Турции, он связался с известным деятелем эмиграции М. Э. Расул-заде. Тот через некоторое время познакомил его с офицером польского Генштаба Хорошкевичем, работавшим в начале тридцатых годов в Стамбуле. Он же попросил поляка содействовать зачислению соотечественника на польскую военную службу.

Вопрос:

Как реагировал Хорошкевич на эту просьбу Расул-заде?

Ответ:

Хорошкевич дал свое согласие и сказал, что о принятом в отношении меня решении сообщит Расул-заде.

Вопрос:

Эту свою просьбу Расул-заде согласовывал с Вами?

Ответ:

Расул-заде имел со мной беседу, сказал, что намерен направить меня в польскую армию в целях подготовки кадров на случай польско-советской войны и последующей отправки в Азербайджан для участия в организации там восстания.

Вопрос:

Каков был результат разговора с Хорошкевичем?

Ответ:

По возвращении из Варшавы в Стамбул Хорошкевич объявил, что ходатайство о зачислении меня в армию удовлетворено, и предложил явиться в польское посольство за получением визы.

Далее Караев пояснил, что ему было рекомендовано написать письменное прошение о зачислении на военную службу в польскую армию на имя военного министра, что он и сделал .

Вопрос:

Каким образом Вы, имея турецкое гражданство, получили разрешение турецких властей на выезд в Польшу?

Ответ:

По просьбе Расул-заде турецкие власти выдали мне паспорт как студенту, едущему на учебу.

Вопрос:

Куда Вы должны были явиться по прибытии в Варшаву?

Ответ:

Расул-заде дал адрес Векилова. От него я узнал, что получил назначение в 6-й стрелковый полк, дислоцированный в Вильно. После этого Векилов пригласил меня поехать вместе с ним во 2-й отдел Генштаба.

Вопрос:

Как Вас приняли в Генштабе?

Ответ:

Векилов привел меня к Хорошкевичу, который к тому времени вернулся из Турции, мне выдали деньги — 1000 злотых и решили вопрос с обмундированием. Хорошкевич сказал напутственные слова, высказав уверенность, что я оправдаю возлагаемые на меня надежды.

Когда Караева попросили рассказать, что ему известно о деятельности 2-го отдела Генштаба в отношении эмиграции, то он обнаружил осведомленность по отдельным фактам финансирования поляками кавказской эмиграции, а также в структуре и функциях его подразделений. Сказал, что один из секторов отдела занимается разведывательной работой по Закавказью, Северному Кавказу и Крыму, возглавляет его пан Хорошкевич.

Варшавское совещание с эмиграцией показало, что ориентироваться на какой-то единый центр нецелесообразно, а в таком деле, как организация конспиративной работы против СССР, просто опасно. Поэтому польские службы пошли по пути поддержания негласной связи с активистами отдельных эмигрантских групп, в том числе на территории других стран, вчастности Турции.

Об этом нюансе в деятельности польских представителей за рубежом и некоторых их конкретных шагах на Лубянке стало известно. Из резидентуры пришло сообщение, что советник польского посольства в Анкаре Залевский в начале февраля 1938 года сразу после возвращения из Варшавы, куда выезжал для получения инструкций, пригласил к себе Курбана Байрамова, возглавлявшего в Стамбуле автономную эмигрантскую группу, и предложил ему сотрудничать независимо от организации Расул-заде. Более того, поляк сказал, что возлагает на такую совместную работу большие надежды. Залевский, изложив свое понимание задач эмиграции, попросил собеседника подготовить программу действий группы, план работы, а также смету предполагаемых расходов.

Курбан Байрамов ответил, что кроме Польши есть и другие государства, которые проявляют интерес к совместной работе, но поскольку, мол, поляки первыми перевели дело в практическую плоскость, то его группа готова к сотрудничеству.

Когда Залевский поинтересовался, кого собеседник видит руководителем стамбульской группы, то была названа фамилия Хамид-бея Хасмамедова. Залевский предложил Байрамову деньги на первоначальные организационные расходы. Тот, однако, заявил, что речь должна идти о серьезном финансировании конкретной конспиративной работы в общих интересах. Залевский на это ответил, что разделяет такой подход, своим азербайджанским друзьям он полностью доверяет. Откровенно говоря, заявил поляк, от успеха их работы во многом зависит и его служебная карьера, а поэтому надо работать в тесной связке — к обоюдной пользе и удовлетворению.

Таким образом, контактируя с организацией Расул-заде, квартировавшей непосредственно в Варшаве, поляки вышли и на Курбана Байрамова в Стамбуле. План работы, который Байрамов по просьбе польского представителя ему составил, последнего вполне удовлетворил. Предложение определить в качестве официального руководителя группы Хасмамедова также не встретило возражений. Через некоторое время он и Байрамов посетили Залевского и дали согласие на сотрудничество, не преминув заметить, что с организацией Расул-заде дела иметь не хотят. Что касается последнего, то Залевский уклонился со своей стороны от каких-либо обязательств, заверив, что обо всем информирует Варшаву. Он еще раз подчеркнул, что, предлагая кавказским друзьям работать на советском направлении, он действует по поручению своего правительства, и выразил надежду, что эта совместная работа принесет желаемые плоды.

За обтекаемыми формулировками скрывалось желание иметь в определенных районах Кавказа надежные источники информации и рычаги влияния на обстановку, когда необходимость этого будут диктовать внешние условия. Под этим собеседники молчаливо понимали нападение Германии на СССР, неизбежность которого уже ощущалась в европейских столицах — вопрос был лишь во времени. Другое дело, что военно-политическая конфигурация событий оказалась вовсе не такой, как она мыслилась в Варшаве, а Польша стала жертвой гитлеровской агрессии. Но это уже другой вопрос, который ничего не меняет в том, что польские спецслужбы самым активным образом работали с эмиграцией с целью ее последующего использования для дестабилизации внутриполитической ситуации в Советском Союзе.

Из имевшегося в распоряжении нашей разведки доклада стамбульской полиции в свое МВД следовало, что активность польской разведки в части работы с кавказской эмиграцией в Турции не была секретом для местных властей. Так же, как и цель всей этой работы, которая квалифицирована в этом документе как направленная на подготовку восстаний на советской территории .