Пол Кэмбел вошел в гостиную и застал супругу, рыдающую на диване.
— Эллисон, что случилось?
Она билась и кричала в истерике.
— Ну что мы делаем не так, Пол? В чем наша ошибка? На сей раз она зашла слишком далеко. На сей раз она… Она… Полиция только что уехала, Пол… — Элли упала на диван лицом и снова зарыдала. Кэмбел имел большой опыт общения с супругой. Они были женаты почти сорок лет. Отогнав собственные тревожные мысли, он обнял супругу и присел рядом с ней на диван, гладя ее, будто она была ребенком, которым, до некоторой степени, все еще оставалась. Эллисон была очень ранимой и через чур чувствительной натурой. Он, несомненно, сильнее.
— Дорогая, скажи мне, что случилось?
— Я… Она…
— Полиция, — напомнил он, — Ты сказала полиция. Что Эми натворила на этот раз?
— Ван… Вандализм… Она и ее ужасные друзья… Мальчишка Хитченсов и та отвратительная девчонка — Кристи Арнольд… Они…
— Они, что? Успокойся, дорогая. Тебе будет легче, если ты все мне
расскажешь.
— Они бросали камни с эстакады, Пол! Понимаешь?! Бросали в
проезжающие машины!
Кэмбел побледнел. Хуже конечно и быть не могло, но что–то здесь не
сходилось.
— Эллисон, но почему полицейские уехали? Разве они не арестовали Эми?
— Нет… — Элли все еще плакала, — Они сказали, нет никаких
доказательств, что это была она. Нет свидетелей — нет обвинения. Но они подозревают ее и хотели, чтобы мы знали… О, Пол, я больше не выдержу! Я больше не могу!
— Тише, дорогая, тише… Ш–ш–ш, не кричи…
— Она ненавидит все, что мы делаем для нее!
— Ш–ш–ш, — шептал Кэмбел, но Эллисон изошлась на крик. Укачивая
супругу, Кэмбел пристально глядел через ее плечо. Он смотрел на фотографии Эми развешенные на стене. Эми в шесть месяцев, спящая на розовом одеяле на поле маргариток. Эми в два года, мычащая как корова. Она была настолько восхитительной малышкой, что люди останавливали Эллисон на улице, чтобы восхититься ею. Эми в семь в балетной пачке. Эми в двенадцать, верхом на лошади. Эми в шестнадцать, в шикарном платье на школьном балу. А вот еще старше, загадочно улыбается…
Четырнадцатилетняя Эми вошла через парадную дверь. Эллисон не дала дочери шанс начать первой.
— Вот она! Мы только что проводили полицейских, Эми, и мы знаем, что вы натворили в этот раз! Это последняя ниточка, вы слышите меня, молодая леди?! Мы прощали вам ужасные школьные проступки! Мы прощали вам грубость и кражи в магазинах — бог вам судья! Но вы преступили черту, бросая камни в авто! Вы понимаете, что могли кого–нибудь убить?! Сколько неприятностей вы еще доставите, ответьте мне?!
— Я не делала этого! — буркнула Эми сердито.
— Ложь! Полицейские мне все рассказали!
— Подожди Эллисон, — остановил ее Кэмбел. — Эми, полицейские сказали, что ты была подозреваемой.
— Я уже сказала, что не делала этого! Кристи и Джед кидали, а я
отошла! И меня не волнует, веришь ты мне или нет, сука!
Эллисон задыхалась. Эми прошла через гостиную, долговязая масса
ярости в преднамеренно порванной одежде, с булавками через губу и бровь, в ядовито–фиолетовой помаде. Она взбежала вверх по лестнице и хлопнула дверью своей комнаты.
— Пол… О, Пол… Ты слышал, как она назвала меня? Меня — ее мать?!
Эллисон рухнула на него. Ее хрупкое тело, тряслось так, что Кэмбел
напряг руки, удерживая супругу. Он чувствовал сраженным и себя. Это не могло дальше так продолжаться. Угрюмая грубость, поединки, и вот теперь нарушение закона… Подумать только, их жизнь угнеталась четырнадцатилетним подростком.
— Пол, — причитала Эллисон, — Ты помнишь, какой она была? О, мой бог! Помнишь день, когда она родилась?! Я была так счастлива, что думала умру! Помнишь ту маленькую девочку, взбирающуюся к нам на колени, чтобы обнять нас… О, Пол, я хочу мою маленькую девочку!
— Я знаю, дорогая, я знаю. Не плачь.
— Господи, верни мне мою маленькую Эми!
Пол долго молчал размышляя. Он тоже хотел вернуть ту малышку Эми, которая была такой сладкой, такой послушной. Тогда он думал, что был самым счастливым отцом на свете. О, это чувство маленького легкого тела в руках, сладкий запах ребенка… И он медленно произнес:
— Ей четырнадцать. Она уже считается совершеннолетней.
Эллисон сразу прекратила рыдать и испуганно уставилась на него.
Помолчав с минуту она кивнула мужу.
— Давай сделаем это. Пусть это отродье забирает кто хочет, хоть
Хитченсы — она как раз в их стиле. Так или иначе, существуют колонии для подобных нигилистов и голодной она не останется.
Эллисон поджала дрожащую губу.
— Может у них и получится вырастить ее нормальным человеком. Может она даже закончит учебу… Как хорошо бы было, если б она это делала здесь.
Кэмбел прикрыл глаза.
— Хочешь попробовать?
Супруга некоторое время молчала, раздумывая, и, наконец, отрицательно покачала головой.
— Это проклятие, которого мы не знали! Если она ничего не хочет от
нас, тогда я ничего не хочу от нее! — и Эллисон снова прижалась к нему. — Это не то, Пол. Ты же понимаешь, что это не то! Я хочу мою маленькую девочку! Я хочу обнять мою маленькую Эми! О, я все бы отдала, чтобы снова обнять ее! Разве ты не хочешь того же, Пол?!
Да, Кэмбел уже принял решение. Сложившаяся ситуация действительно была не справедлива по отношению к Эллисон, которая никогда не была сильна духом. Психика жены была сильно подорвана, но ей больше не придется быть сломанной этой злобной незнакомкой, которая появилась в их семье в прошлом году. Эллисон тоже имеет право на счастливую жизнь.
Супруга продолжала рыдать на его груди, но теперь уже тише. Кэмбел вновь почувствовал себя сильным и уверенным. Он мог сделать хорошо для жены, для себя, и он сказал:
— Осталось еще три эмбриона, Эллисон… Три из шести. Три замороженных пузырька в "Клинике изобилия". Три таких же, от того самого оплодотворения, запасенные как стандартная процедура против неудачи в будущем или любой другой потребности. Еще три
версии того самого эмбриона — процедура принудительного разделения перед первым внедрением. Стандартная процедура по всей стране.
— Я выгоню ее сегодня же вечером, — сказал он Эллисон, — А утром
позвоню в клинику.