Нелетная погода

Глава 8 …Нужно провести разведку боем

Дядюшка Мозес любил покушать и умел покушать. Он уминал пельмени с маслом, уксусом, сметаной, горчицей, перцем и какой-то таинственной приправой, составлявшей кулинарный секрет его родной деревни (он привез в подарок большую банку), опрокидывал рюмочки ледяной водки и успевал при этом нахваливать хозяйку и рассказывать бесчисленные случаи из жизни своего дяди Вилли. Судя по ним, дядя Вилли двадцать четыре часа в сутки только тем и занимался, что без передышки попадал во всевозможные истории и влипал в уморительные неприятности. По слухам, он действительно существовал, был поэтом и смотрителем национального заповедника, но давно уже стараниями племянника превратился в фольклорный персонаж, сродни Ходже Насреддину и Хитрому Петру.

Телестену они включили и смотрели вполглаза какой-то приключенческий фильм – британские драгуны и кавалеристы Дана-Саиба гонялись друг за другом по горным тропам, гремели, рассыпаясь шелестящим эхом, выстрелы, звенели нелюдские вопли, нужно было спрятать клад, нужно было захватить клад, нужно было спасти принцессу, нужно было украсть принцессу, и над всем этим костюмированным переполохом отрешенно сверкали изначальные гималайские снега.

Дядюшка Мозес осторожно взял хрупкую, как снежинка, чашечку, отхлебнул кофе, подмигнул Снергу:

– Не забыл Канченджангу?

«Разве такое забывается?» – взглядом ответил Снерг.

Они сидели на камнях у разбитого мобиля, отхлебывали кофе из саморазогревающихся банок, за спинами среди обломков упрямо свиристел аварийный маяк, а со всех сторон нависали горы, горы, горы – слишком громадные, чтобы быть побежденными, слишком величественные, чтобы стать участливыми. И дядюшка Мозес угрюмо бормотал: «Слишком много снега даже для старого толстого негра…», а Снерг, которому тогда едва исполнилось двадцать два, испытывал лишь откровенный щенячий восторг. Это было восемь лет назад, это была первая экспедиция Мозеса в Гималаи, им еще предстояло понять, что бешеного энтузиазма и фанатичного упорства может не хватить для разгадки тайны…

А Панарин все не звонил. Сигнал дальней связи раздался, когда близилось к полуночи. Снерг включил видеофон, вспыхнуло голубое сияние, потом угол комнаты превратился в кусочек солнечного дня, и в нем сидел Панарин. Снерг перевел видео на панорамный обзор, чтобы Панарин видел их всех.

– Здорово, командор, – сказал Снерг.

– Привет, – сказал Панарин. – Здравствуй, Алешенька. Дядюшка Мозес, и вы здесь? Что там новенького отколол дядя Вилли?

Он смеялся, расспрашивал о новостях, а глаза оставались серьезными и усталыми.

– Не тяни-ка ты кота за хвост, Тимка, – сказал Снерг. – Каратыгин у вас был, я знаю, и все, что он намеревается делать, я тоже знаю. Как дела? Не темни, здесь все свои.

– Плохо, – сказал Панарин. – Ярош ушел. Уходят наши пилоты. Ты сам понимаешь, я никогда бы не стал плакаться в жилетку, но впечатление такое, что нас может спасти только чудо. У вас не найдется в кармане хотя бы подержанного чуда, дядюшка Мозес?

– Давно последнее отдал, Тим… – сказал дядя Мозес. – Но ты не отчаивайся. Чуда у нас нет, зато имеется парочка небесполезных идей. Я тебя заверяю, что Каратыгину вскоре станет не до нападок на вас, а вам – не до меланхолии. Поверь старому колдуну, и будешь спать спокойно. Вот Стах может подтвердить.

– Подтверждаю, – сказал Снерг. – Не могу я тебе всего объяснить – сами не все понимаем, но чрезвычайно похоже, что заваривается большое и многообещающее дело…

Он говорил и сам верил, что все обстоит именно так, что завтрашний день расставит все точки и принесет новые победы, что все будут счастливы и не станет проигравших.

– Да, а как там наша Марина, Тимка? – спросил он. – Очаровала кого-нибудь, кошка киплинговская?

Взгляд Панарина соскользнул с лица Снерга, как салазки с ледяной горы. Снерг понял, но верить ему не хотелось – судьба порой откалывает жестокие номера, если ко всем Тимкиным невзгодам прибавится еще и это…

– Ну ладно, – сказал Панарин. – Меня тут поторапливают, время расписано. Счастливо, ребята. Ждите как-нибудь в гости.

Голубое сияние заволокло его и растаяло вместе с ним. «Черт…» – прошипел Снерг, прошелся взад-вперед вдоль холодного тусклого стекла погашенной телестены и обернулся к дядюшке Мозесу:

– Дядя Мозес, у вас не найдется снадобья против глупой любви?

– Что это ты такое говоришь, братец? – огорченно всплеснул ручищами дядя Мозес. – Любовь бывает какой угодно, счастливой и несчастной, вялой и горячей, но глупой она быть не может.

– Не знаю, не уверен.

– Марина? – спросила Алена. – А может, рано…

– Ты же его видела, – Снерг ногой отодвинул с дороги стул. – Я ее знаю, чертову куклу, то, что она еще не нашла себя и когда-нибудь ударится о стену, меня не разжалобит. Сердца в золотых ящичках она пока не перестала коллекционировать. Иметь бы, в самом деле, что-нибудь отворотное, чтобы стегнуть наотмашь…

Он осекся под взглядом Алены, по-бабьи жалостливым и сердитым.

– Стах, ну как ты можешь быть таким?

– А что делать? – спросил Снерг, остывая. – Тимке сейчас тяжелее, чем когда-либо, и ко всем прелестям его цейтнота добавилась еще эта кукла, которая считает, что можно утвердить себя в жизни, вешая на пояс покоренные сердца…

– Он же не ребенок, разберется.

– Все мы не ребенки, – сказал Снерг. – Он крепкий парень, но он попал в ситуацию, когда все вокруг зыбко, нет уверенности в будущем, и слаб не ты сам, а дело, которому ты служишь. В такой момент мимолетная иллюзия успеха неважно в чем способна… – он безнадежно махнул рукой. – Я прав, дядя Мозес?

– К сожалению, – сказал дядя Мозес. – Будем надеяться, что он вскоре выйдет из этого штопора, и не только он… Пора мне, ребята. Старому толстому негру нужно торопиться в свою лабораторию, у вас тут уже ночь, а там еще день, эксперимент ждать не может. За угощение спасибо. Стах, ты меня немножко проводишь до станции? Нет, пусть уж один Стах, ты, Аленушка, сегодня на кухне исхлопоталась, и посуду тебе еще убирать…

Он стоял спиной к Алене, и Снерг поймал его многозначительный взгляд.

Когда они вышли из подъезда, Снерг автоматически повернул направо, к ближайшей станции монора, но широченная ладонь задержала его за локоть.

– Да не стоит нам туда, – сказал дядя Мозес. – Я оставил мобиль в квартале отсюда, и лететь мне не к себе в институт, а на Таймыр. У меня там тоже есть лаборатория.

– Впервые слышу, – сказал Снерг.

– И ничего удивительного. Знаешь, кто такой твой старый дядюшка Мозес? Беспардонный он враль, вот он кто, Стах. Завиратъся стал на старости лет. Пойдем-ка вон туда, очень это приятное дело – ночью на воду смотреть. Да и днем приятно, ой как успокаивает…

Они подошли к гранитному парапету набережной. Тихо скользила широкая спокойная вода, на ней подрагивали длинные желтые отражения фонарей. На противоположном берегу светилось пустое здание речного вокзала и за ним скудными созвездиями горели редкие окна темной стены домов. Город спал.

– Ты не особенно слушай Сергачева. И не торопись на Эльдорадо.

– Почему?

– Сергачева заменят в ближайшие дни, – сказал дядюшка Мозес. – Вернее, он уйдет сам – он все понимает. Ему нельзя больше оставаться на своем посту. И многое нужно менять. «Динго» оказалась несостоятельной, вот горькая истина, которую предсказывали лет тридцать назад. Нельзя сказать, что они накопили опыт – нет у них никакого опыта. Гипотезы и прогнозы, разрабатываемые на протяжении тридцати с лишним лет – не опыт. Игра началась по непредвиденным правилам, а это означает, что нужно выдвигать молодых, тех, для кого «Банк гипотез» будет лишь вспомогательным фондом, доставшимся от предшественников. Гипотезы они должны будут выдвигать сами, а не перелицовывать применительно к обстановке старые. Ты заметил, что Сергачев, в сущности, неумело играет в индейцев? Контроль на космодромах, засылка на Эльдорадо агентов… Новое издание давным-давно забытых романов. На нас движется Неизвестное, и правила нужно выдумывать на ходу, а не заимствовать у древних авторов… Ответный ход Эльдорадо мы не в состоянии предугадать. Есть у меня одна мысль, но не уверен, что угадал.

– Что? – жадно спросил Снерг.

– Не хочу создавать у тебя раньше времени пристрастного впечатления. Ты должен будешь прийти ко всему сам – ты, тот, кто придет на смену Сергачеву, кто-то еще… Главное, не бойтесь всего, исходящего от Эльдорадо. Не руководствуйтесь логикой Сергачева: «Сегодня они доброжелательны, но кто знает, что будет завтра…» Нельзя так думать о людях, которые, что бы там с ними странное ни происходило, рождены и воспитаны Землей. Меньше бойтесь, больше думайте. Не отрицайте опыт стариков, но и не руководствуйтесь только им.

– Как-то это вы… – сказал Снерг. – Будто прощаетесь, ей-богу…

– Возможно, и прощаюсь… Ты ничего не понял, Стах? Превосходно, дядюшка Мозес еще не разучился владеть собой. Прощаюсь на всякий случай. Лечу ставить эксперимент; самый, думаю, опасный в моей жизни. Не спрашивай, ничего я тебе сейчас не скажу. Из суеверия и из обычного человеческого желания не выглядеть смешным – вдруг да выставлю себя на посмешище в случае неудачи? И так кое-кто, глядя мне в спину, думает, что старый толстый Мозес всю жизнь валял дурака, именуя это занятие «случайным поиском».

– Все же вы…

– Не нужно, – мягко сказал дядюшка Мозес. – Не притворяйся. Ничего у меня не вышло. Шамбалу я не нашел. Пытался вскрыть корни и истоки парапсихологических способностей – свою «единою теорию» так и не создал. Свел кое-что в систему – так, по мелочам, нашел кое-какие закономерности… Вот и все. Пытался конкурировать с крупными научными центрами, создавая свой любительский институт. Нет, я до сих пор считаю, что поступил правильно, что крупные научные центры раздробили проблему и узкой специализацией лишь навредили. Но то ли нет у нас человека, способного создать единую теорию, то ли не настало время. Вот и приходится идти на эксперимент. В худшем случае будет что-нибудь вроде мгновенной остановки сердца… Знаешь, мне приходит в голову, что Эльдорадо замкнулось по той же причине – мало у них пока данных, рано выбегать на улицу с архимедовским воплем. Возможно, имеет смысл сравнить всю их планету с ма-аленькой лабораторией, с одним добросовестным исследователем, осмотрительным и неторопливым?

– Но они все-таки не «ма-аленькая лаборатория», – сказал Снерг.

– Да, – согласился дядюшка Мозес. – Это одна из тех загадок, которые нужно обязательно разгрызть… Рискну я, знаешь ли, Стах. Пойду в разведку боем. Я, конечно, изо всех сил постараюсь уцелеть. Но если что – никого в случившемся не винить и изучать то, что после меня останется, народу у меня мало, но ребята головастые, отчаянные, сам знаешь, по всей Ойкумене подбирал… И на тебя надеюсь. И знаешь, в случае чего… Пусть Шеронин споет что-нибудь вроде «Сотворения человека» – нравится мне… И на похороны, если уж совсем не повезет, пусть никто из вас не является – я так хочу.

– Если бы вы хоть что-то… – тоскливо сказал Снерг, наперед зная ответ. – Не буду я над вами смеяться, вы же понимаете…

– И не проси. Сумасшедшие гипотезы требуют схватки один на один. Ну, пора расставаться. Времени у меня… – он глянул в какую-то бумагу. – Времени у меня меньше трех часов. В три тридцать начнется, а мне еще добираться до Таймыра. И Алена беспокоиться будет – тебе давно пора вернуться.

Он тут же спрятал бумагу, но Снерг успел рассмотреть гриф Проекта «Икар» и узнать стандартное расписание испытательных полетов.

– Ну что же… – сказал дядюшка Мозес. – Давай руку. Хотел бы я поговорить и о вас с Аленой, глупые вы ребята, но из суеверия воздержусь – получится, что я заранее настраиваюсь на худшее. А я и не собираюсь. Риск – это не означает неизбежность. Не говорю ни «до свиданья», ни «прощай». Всего хорошего, Стах.

Он крепко сжал руку Снерга, тряхнул несколько раз, посмотрел в глаза, улыбнулся:

– А все-таки смерти нет…

Повернулся и, по-медвежьи переваливаясь, пошел вдоль парапета, потом свернул и скрылся за углом. Снерг не шевелился, глядя в ту сторону. Минутой спустя над домами взвился мобиль, и голубые бортовые огни растаяли в темноте. Снерг смотрел вслед, сердце щемило, тоска и злое бессилие смешались с прямо-таки детской растерянностью перед нахлынувшими странностями. Неужели все-таки следующая ступенька, – молодые люди сто четвертого года? Почему же в голову лезут всякие глупости, почему упорно думаешь: «Я никогда больше его не увижу»? Глупости упрямы, но нужно быть еще упрямее, эксперименты в наши дни не должны заканчиваться смертью ученых…

Алена сидела на тахте, поджав ноги, с выражением безграничной скуки на лице уставилась в телестену – музыка была едва слышна, проплывали горные пейзажи. «Четвертый канал, программа для Внеземелья», – машинально отметил Снерг.

– Проводил? – Она не обернулась к двери.

– Ага, – Снерг взял пенальчик дистанционного управления, щелкнул клавишей. Стена погасла.

– Ох, как ты любишь иногда проявлять мужское начало.

– Я же вижу, что тебе скучно и совсем неинтересно.

– Ну тогда – спасибо, самой не пришлось вставать.

– Давай не будем? – примирительно предложил Снерг, чувствуя, что барометр за время его отсутствия снова упал.

– Давай не будем. А что мы будем?

– В смысле?

– А без всякого смысла, – сказала Алена. – Не вижу я никакого смысла.

– В чем, Алешенька?

– То-то и беда, что ни в чем. Ни за что я на тебя не злюсь, не думай. Может быть, я на себя злюсь. Или нет. Сама не пойму, Стах, что со мной? Или что с тобой? Или с миром?

– Ты же чуткая, как нерв, суеверная актриса, – Снерг сел рядом, усталость давала о себе знать, и он растянулся во весь рост, положив голову Алене на колени. – Тебе положено понимать.

– Вот я и понимаю, что ничего не понимаю, – Алена запустила пальцы в его шевелюру, перстень царапнул висок. – Взбалмошная, сама знаю. То ли тянет тебе сцену устроить, то ли хочется, чтобы ты мне сцену устроил.

– С чего бы вдруг?

– Ну, приревновал бы, что ли. Знаешь, сколько народу вокруг меня вьется?

– Передушу, – сказал Снерг.

– Хочется тебе изменить, так я тебя люблю.

– Ты это брось, – сказал Снерг. – Тоже мне, нашла доказательство…

– Хорошо, не буду… Стах, тебе не кажется – что-то должно произойти? Что-то метельное, вихревое?

– Мне многое кажется, – сказал Снерг. – И не только мне.

– Впечатление, будто нас разносит в разные стороны, разбегаемся, как галактики, перестаем понимать друг друга. Я о нас с тобой говорю. Если бы мне попалась в тексте пьесы подобная тирада, я обозвала бы это жуткой банальщиной и наотрез отказалась играть, но когда твои собственные мысли облекаются в такие выражения…

– Ты просто устала, Алешенька, – сказал Снерг. – Влад напрочь замотал и себя, и вас.

– Дай-то бог, если так. Будь это война, я бы тревожилась и ждала, я была бы, как все, тебя отнимали бы у меня суровая необходимость и долг, но можно было бы надеяться и верить…

– Верь и сейчас, что ничего плохого не происходит и не предвидится.

– Постараюсь…

Хорошо, что она была обеспокоена собственными тревогами, – то есть это было плохо, но и состояния, в каком находился Снерг, она не замечала, как непременно заметила бы в другое время, будь она в лучшем настроении…

– Ты устала, – сказал Снерг. – Хочешь, привезу мини-тигра? Забавная животина – тигр размером с кошку, совсем ручной.

– А кто за ним будет присматривать? Лучше полетим на Эльдорадо с ребятами.

– Отличная идея, – сказал Снерг, притворяясь ужасно обрадованным новизной и неожиданностью этой идеи. – Вот только мне придется на пару дней задержаться – дела.

– Ты не хочешь лететь?

– Честное слово, хочу. Но у дяди Мозеса важный эксперимент, и я не могу улететь, не узнав результатов…

– Снова я, я и я… а я?

Что ей на это ответить? Рассказать о лице дядюшки Мозеса, о его тихом решительном голосе, проникнутом сознанием неминуемой опасности и надеждой на то, что опасность покорится человеку, как это в большинстве случаев и происходило – но часто получалось и наоборот… К чему ей это рассказывать?

– Черт-те чем мы занимаемся, – сказала Алена. – Я пытаюсь шокировать дух Иоганна-Вольфганга, ты ищешь в третичных отложениях следы пришельцев, дядюшка Мозес пытается усилием воли находить под землей клады и связаться с андромедянами… Нет, я знаю, что мы делаем нужное кому-то дело, но временами кажется, будто жизнь буксует, как элкар на таежной дороге… У тебя так не бывало последнее время?

– Иногда, – сказал Снерг. – Хочешь шальную еретическую гипотезу? На нас воздействует ноосфера. Нам давно пора становиться галактической расой, а мы, сидни, никак не раскачаемся, так что ноосфера подталкивает наше сознание, навевает неудовлетворенность, вынуждая заниматься глобальными вопросами мироздания и бытия, толкает к звездам.

– Какой ты у меня умный… Сам придумал?

– Чуточку развил идеи дяди Мозеса. Недавно он ухватился за статистику рождаемости. Понимаешь, еще лет сто назад отметили загадочный феномен – во время войн и после них начинает рождаться больше мальчиков. Почему так происходило, наука не объяснила до сих пор. Дядя Мозес утверждает, что в наше время наблюдается та же диспропорция – и это действительно так, мы проверяли. Он полагает, что Природа готовит кадры для освоения землянами Вселенной. Как тебе?

– Лихо закручено, – сказала Алена без особого интереса, – может быть, все и правда – насчет ноосферы?

– Кто знает, – сказал Снерг. – Но, во-первых, нужно сначала доказать все же, что ноосфера существует, и понять, что она такое. Во-вторых, коли уж ей невтерпеж отправить нас во Вселенную, могла бы и помочь Проекту… Как ты думаешь?

– А на Эльдорадо я все равно полечу, – сказала Алена, следуя типично женской логике. – Ты задерживайся на сколько тебе угодно, а я лечу завтра с ребятами, немножко отдохну от тебя, от себя и от всего сразу.

– Я прилечу самое позднее послезавтра, – сказал Снерг рассеянно. Он думал о расписании испытательных полетов в кармане дяди Мозеса.

Вероятно, его эксперимент каким-то образом был связан с полетом, который начнется… возможно, и не в три тридцать, прикинем приближенно – между тремя и четырьмя часами ночи по времени этого пояса. Это очевидно, но имеются две загвоздки. Во-первых, ни один из полетов Проекта не связан с какими бы то ни было экспериментами на Земле. Во-вторых, что касается поведения самого дяди Мозеса: кто это, готовя какой-то важный и рискованный эксперимент, забывает срок его начала – всего за несколько часов до начала, – так что вынужден заглядывать в бумажку? На дядюшку Мозеса с его необъятной и точной, как морской хронометр, памятью это решительно непохоже. Он не хотел ничего рассказывать, но оставил зацепку, след, тонкую ниточку? Похоже на то… Запросить расписание полетов?

Снерг хотел встать, даже сделал движение, но остался лежать. Почему-то показалось, что, узнав подробнее об этом полете, он заранее похоронит и эксперимент, и дядю Мозеса. Лучше потерпеть немного, скоро появится сам дядюшка Мозес, живой и веселый, расскажет все, и в жизни станет одной загадкой меньше…

– Что с тобой? – спросила Алена. – Как-то ты напрягся…

– Вспомнил об одном деле, но оно подождет, – сказал Снерг чистейшую правду.