Теперь у Нелло была тайна, которую знал только Патраш. Около лачуги находился сарайчик, пустой и неуютный, но достаточно светлый. Никто, кроме Нелло, туда не заглядывал. Мальчик из старых досок смастерил себе подобие мольберта и натянул на него серую бумагу, чтобы зарисовать то, что ему пришло в голову. Нелло никогда ничему не учился. Красок ему не на что было купить. Он и так много раз отказывал себе в хлебе, чтобы приобрести даже самые несложные рисовальные принадлежности. Он мог рисовать только черным или белым то, что видел. На серой бумаге он набросал мелом очертания крупной фигуры старика, сидящего на срубленном дереве. Он не раз видел, как старый дровосек Мишель по вечерам сидел в этой позе.
Каждый день, возвратившись с работы, Нелло трудился над своим рисунком, и Патраш часами лежал около его мольберта. Нелло питал тайную и, может быть, смелую надежду представить свой рисунок на конкурс, объявленный в Антверпене. Конкурс был открыт для всякого даровитого юноши не старше восемнадцати лет, который представит сделанную без посторонней помощи работу мелом или карандашом. Судьями назначены были три выдающихся художника из Антверпена. Юноша, заслуживший премию, будет получать двести франков в год.
Всю весну, лето и осень Нелло работал над своим рисунком. Если рисунок получит премию, то это даст ему возможность учиться искусству, которое он так сильно любил.
У мальчика не было никого, кто мог бы объяснить ему необходимые для рисования правила, но все же он так изобразил морщинистое, изможденное лицо старого дровосека, что одиноко сидящий в раздумье старик на срубленном дереве, окруженный сгущающимися сумерками, был как живой. Конечно, в рисунке были некоторые неправильности и ошибки, но он был так правдив и так передавал настроение старика, что производил сильное впечатление.
Нелло никому не говорил о своем рисунке. Дед не понял бы его, а с Алоизой он больше не виделся. Только Патрашу он рассказывал о своих надеждах и шептал:
— Рубенс мне дал бы премию. Я думаю, что дал бы.
Патраш смотрел на него своими умными глазами, и мальчику казалось, что он его понимает.
Рисунки нужно было представить первого декабря, а решение будет объявлено в последний декабрьский день, чтобы получивший премию мог радостно встретить Новый год. В полутьме раннего зимнего утра Нелло, у которого сердце билось то надеждой, то тревогой, поставил свой большой рисунок на зеленую тележку и с помощью Патраша повез его в город.
«Может быть, мой рисунок нестоющий? Как знать?» думал он, робея.
Когда он уже сдал свой рисунок, то ему стало казаться, что слишком смело, слишком глупо мечтать о том, чтобы он, босоногий, малограмотный мальчик, мог написать такую картину, на которую настоящие художники согласятся хотя бы взглянуть. Однако, понемногу он успокоился. Ему мерещилось в сером тумане величавое лицо Рубенса с ободряющей улыбкой, и он подумал:
«Не надо падать духом. Если бы Рубенс был слабым трусом, то не прославился бы навеки».
Зима стояла суровая. Когда Нелло возвращался из Антверпена, началась вьюга, и после того снег шел не переставая каждый день. Все дороги и тропинки покрылись белой пеленой, ручьи замерзли, было очень холодно. Становилось трудно обходить соседей по утрам, когда еще было совсем темно, чтобы забирать у них молоко и в темноте везти его в спящий город. Особенно трудно приходилось Патрашу, так как Нелло с годами вырос и возмужал, а он от старости уже еле волочил ноги по мерзлой земле. Нелло помогал ему и подталкивал сзади тележку, которая тяжело передвигалась по плохой дороге.
— Останься дома, Патраш. Пора уж тебе отдыхать. Я и сам дотащу тележку, — не раз уговаривал его Нелло.
Однако, когда Нелло становился на его место между оглоблями, то Патраш ворчал, не пускал его и не хотел оставаться дома.
— Бедняжка Патраш, мы с тобою скоро будем лежать в земле, — сказал однажды дедушка Даас, протягивая свою худую, сморщенную руку, чтобы погладить Патраша. — А что будет с мальчиком без нас?
Как-то, возвращаясь с Патрашем из Антверпена по снежной поляне, замерзшей и скользкой, как стекло, Нелло нашел на дороге хорошенькую куколку. Это был паяц, в красном костюмчике с золотым галуном и с тамбурином в руке, весь величиною с ладонь. Игрушка была красивая. Кругом никого не было, и кто ее потерял — было неизвестно. Нелло не знал, что с нею делать. Тут ему в голову пришло, что эта вещица понравилась бы Алоизе. Уже смеркалось, когда он проходил мимо дома мельника. Он взглянул на окошко Алоизиной комнаты и подумал:
«Отчего бы не отдать ей эту находку? Ведь мы столько лет дружили с нею».
Под окном Алоизы был покатый навес. Нелло взобрался на него и тихонько постучал в решетчатое окно. В комнате виднелся слабый свет. Девочка открыла фортку и в испуге выглянула. Нелло протянул ей куколку.
— Вот тебе игрушка, которую я нашел на снегу, — шепнул он. — Возьми ее на память, Алоиза.
С этими словами он соскочил с навеса так быстро, что девочка не успела даже поблагодарить его, и убежал.