Нелюбезный Шут

4. Болотник

К вечеру я чувствовала себя совершенно вымотавшейся, но очень довольной. Джастер предложил делать привычные зелья, доверяя только своему чутью. Иногда всё получалось легко, словно само собой. Но было и так, что я подолгу сидела, держа травы в руках и стараясь понять, чем же, например, листья меланжицы будут отличаться от цветков дубозуба, потому что оба входили в состав притирания для кожи, но мне казалось, что надо добавить что-то одно.

Но даже в таких случаях Шут не указывал напрямую, а задавал вопросы в своей насмешливо-язвительной манере. Отвечая ему, я неожиданно понимала, что и как надо делать, и всё больше проникалась уважением к Джастеру.

Кем бы он ни был и как бы ни разговаривал, он очень хорошо знал ведьмовство и прекрасно разбирался в травах. Хотя его манера общения была очень… своеобразной и часто болезненной для моего самолюбия.

Обстоятельно и без своих шуток он объяснил и показал только одно: как приготовить ароматную мазь, чтобы наносить на тело и приятно пахнуть, пожертвовав на это дело горшочек заячьего жира из своей торбы. На мой вопрос, пользуется ли он сам такой мазью, он только фыркнул и ответил, что не любит на себе посторонние запахи.

Записи в своей книге я исправляла сама.

Довольная и счастливая, оглядев результат своего труда и убрав новые зелья в сумку, я расслабилась от добродушно-насмешливого тона Джастера и перестала бояться сказать или сделать что-то не то. Ведь он действительно мне помогал. Значит, я тоже должна хоть что-то сделать для своего обещания.

Поэтому и решилась задать личный вопрос.

— Джастер… Она… умерла?

Шут, снимавший котелок с остатками ухи с огня, резко замер, словно внезапно закаменев. Даже дышать перестал, а кожа на судорожно сжавшихся кулаках побелела. В мгновенно почерневших глазах я увидела смесь боли, горечи и гнева. Что же я наделала…

— Нет. — Он поставил котелок на землю и с усилием глухо вытолкнул ответ сквозь стиснутые зубы, закрыв глаза и утихомиривая внутреннюю бурю. Я молчала, искренне переживая за него, но понимая, что другой возможности узнать хоть что-то о его прошлом у меня нет.

— Нет. — Он не смотрел на меня, в безжизненных серых глазах стояла глухая стена, а лицо застыло в мрачную холодную маску. — Она вполне себе счастлива.

Не сказав больше ни слова, Джастер взял лютню и ушел в лес по берегу реки, оставив меня задумчиво размышлять в одиночестве.

Знал ли он сам, что открыл мне больше, чем хотел? Или именно на это и рассчитывал? Он ведь ничего не говорил и не делал просто так, а о себе вообще не желал рассказывать.

Всё, что мне удалось узнать о его прошлом, он сказал только из-за нашего договора.

Может, мне и не хватало любовного и ведьмовского опыта, но Холисса не зря меня учила.

Похоже, сдержать слово ведьмы будет намного сложнее, чем я представляла…

Рана Джастера не была старой, как я думала. Сколько бы времени ни прошло, разбитое сердце кровоточило до сих пор. Вот почему он равнодушно смотрел на всех женщин и пил, не пьянея. Его мысли и душа витали вокруг прошлого, и никакие плотские утехи не могли облегчить страданий, отвлекая лишь ненадолго.

То, что Шут не убил соперника, с которым, очевидно, и осталась счастливо жить его возлюбленная, говорило о многом. И, в первую очередь, о его глубокой и неподдельной любви к этой женщине.

Что же между ними произошло, и почему она предпочла другого? И что же это за необыкновенная женщина, ради которой Джастер смирился с судьбой отвергнутого?

Я задумчиво смотрела вслед ушедшему Шуту. Вопросов у меня было много, но задавать их напрямую явно не стоило. То, что он разделил со мной постель, помогал с травами и позволял находиться с собой рядом, — ровным счётом не значило ничего.

А мне… Мне хотелось, чтобы он смотрел на меня совсем иначе.

Увлеклась немного, пройдёт, да?..

И даже бесчувственным чурбаном в ответ не назовёшь…

Вот бы с Холиссой поговорить! У неё такой богатый опыт…

Хотя нет. Я прикусила губу и покачала головой. Наставница наверняка бы посоветовала использовать приворотное зелье и не мучиться понапрасну. Но делать такую глупость я не собиралась. И даже не потому, что Джастер прекрасно разбирался в ведьмовстве. Обманывать Шута я не хотела и не смогла бы. Даже попроси вдруг он сам такое зелье, результат мог оказаться настолько непредсказуемым, что лучше не рисковать.

Я очень хорошо уяснила разницу между его природным желанием и магически наведённым. Но если с любовным зельем я отделалась очень бурной ночью, то последствия применения приворотного — когда привороженный кроме предмета страсти ничего не видит, — даже представлять страшно.

Только вот как добиться его признания и ответных чувств — совершенно не представляла…

Этому Холисса меня не учила. И не могла бы научить, ведь она меняла любовников, как богатая дама — платья.

Поужинав в одиночестве, я долго и напрасно прислушивалась: ветер доносил только обычные звуки ночного леса. Шут или ушёл очень далеко, или просто не играл, погрузившись в свои переживания. Возле маленького костра было неуютно и одиноко, но где искать Джастера — я не знала, а заблудиться в ночном лесу могла очень легко. Оставалось только надеяться, что воин скоро вернётся.

Так и не дождавшись, я задремала почти под утро, вздрагивая от холода и каждого шороха.

Проснулась я в таком же одиночестве. Выгнав из котелка насекомых, приползших на оставленную для Шута порцию, я долго отмывала посуду начисто, с песком, глотая слёзы от жалости к голодному Джастеру, бродившему всю ночь по лесу и по остаткам вкуснейшей ухи, которые пришлось вылить. После завтрака всухомятку своими запасами, весь день провела в тревожном ожидании, коротая время за записями и приводя в порядок содержимое магической сумки. Трав у меня не осталось, всё ушло на опыты и новые зелья. Уходить от лагеря дальше десятка шагов я опасалась и очень хорошо поняла, что такое оказаться одной в глухом лесу.

Хотя никто из зверей меня не побеспокоил, без Шута я почувствовала себя чужой. Это в его присутствии лес был для меня безопасным и почти домом. Зато теперь постоянно казалось, что за мной наблюдают, и вовсе не птицы и звери. Джастер словом не обмолвился о других лесных обитателях, но теперь я вспомнила и о лесовиках, и о цветочных пыльниках, и о недобрых моховиках и водниках…

Даже оружие Шута, оставленное вместе с торбой, служило слабым утешением. В случае опасности я не смогла бы воспользоваться Живым мечом. Про фламберг и говорить не приходилось. Он был почти с меня ростом.

Джастер вернулся только к вечеру, когда я успела не один раз обругать себя за свой язык и несдержанность и вся извелась от переживаний и страхов. Шут нёс в руках охапку трав, лютня была у него за спиной.

Вся моя радость от его возвращения мгновенно погасла, едва я наткнулась на непроницаемый взгляд, такой же холодный и мрачный, как в начале нашего знакомства. Хотя небо над головой всё это время оставалось ясным, настроение у воина было совсем иным. Он молча бросил передо мной травы, отошёл к своим вещам, закутался в плащ и устроился спать, повернувшись ко мне спиной.

Я очень остро почувствовала себя обузой, которую он был вынужден терпеть.

Да ещё и голодным из-за меня остался…

Горько, обидно, и… сама виновата.

— П-прости…

Мой тихий шёпот остался без ответа.

Вздохнув и вытерев мокрые глаза, я принялась разбирать принесённые Шутом травы, чтобы успеть до темноты.

Утром он на меня не смотрел и почти не разговаривал, отделываясь по необходимости только короткими резкими фразами.

В лагере на берегу реки мы задержались на несколько дней.

Джастер не спешил возвращаться к людям, но и мне было чем заняться: молчаливый Шут почти целыми днями водил меня по чащобе и буеракам. Именно водил, целенаправленно и без сомнений указывая редкие и магические растения.

Воин настолько легко находил дорогу в густом лесу, часто шагая напрямик к ведомой ему цели, что я скоро перестала этому удивляться. На мой робкий вопрос, как ему это удаётся, он коротко бросил через плечо: «Просто вижу», и на этом разговор был исчерпан. Я уже поняла, что некоторые его ответы лучше просто принять, чем искать объяснения.

Много раз нам встречались звериные тропы. Но крупные хищники обходили нас стороной, а остальное зверьё вело себя так, словно никаких людей рядом вообще не было. Дорогу перебегали зайцы и олени, белки скакали над головами, а лисы охотились, не обращая внимания на мою возню рядом. Однажды мы услышали жалобный рёв, и Джастер, не колеблясь, свернул в его сторону, жестом дав понять, чтобы я оставалась на месте. Я бы послушалась, но любопытство взяло вверх. Осторожно крадясь и держась на границе видимости, я последовала за ним, чтобы с изумлением и потрясением увидеть, как Шут, что-то негромко говоря, бесстрашно подошёл к поваленному дереву, из расщелины которого жалобно ревущий медвежонок не мог достать лапу. Озабоченно рычащая возле детёныша медведица не кинулась на Джастера, а лишь протяжно заревела, словно просила помощи. В ответ воин взялся за расщелину и расщепил ствол на две части. Освобождённый медвежонок, радостно вякая, кинулся к матери, а Джастер с довольной улыбкой отряхивал руки. Я не стала ждать, когда он или медведи меня заметят, и, как могла, тихо вернулась на тропинку, сделав вид, что никуда не уходила.

По пути Шут не ленился собирать грибы, несколько раз мы ели землянику. А ещё, пока я копала корешки или собирала цветы и листья, он по-хозяйски осматривал деревья и кустарники, где-то убирая сухостой, где-то подвязывая сломанные ветки, при этом иногда негромко разговаривая с деревьями, как будто лес и в самом деле был ему домом.

Бывало, что Джастер с едва заметной улыбкой наблюдал за какой-нибудь белкой или лисицей, и я стояла рядом, слушала и впитывала неведомую раньше магию леса. В такие моменты я начинала чувствовать себя глубже и мудрее, и мне казалось, что Шут относится ко мне немного лучше.

В своём бережном отношении к лесу Джастер даже комаров не трогал, лишь отмахиваясь от надоедливого зудения да ставя на ночь магическую защиту.

Я не сразу поняла, что в этом скрыто нечто большее, чем простое нежелание убивать.

Он и в самом деле искренне любил и уважал лес с его обитателями. Им он улыбался, радовался и заботился о них, как любящий хозяин. Он вообще был добр к животным.

А вот к людям, в том числе ко мне, он относился совсем иначе.

Как бы горько и обидно от этого ни было, я оставалась для него таким же пустым местом, как в момент нашей встречи. Вот почему он хотел разорвать наш договор… Я не впечатлила его, как женщина, и ничем не смогла помочь, как ведьма. И он передумал.

Только разорвать заключённый договор можно было со взаимного согласия, а я отказалась это делать, потребовав исполнения…

И, когда он стал ко мне чуточку лучше относиться, опять всё испортила.

После моей неуклюжей попытки разузнать о его прошлом, Шут снова помрачнел, всё время думая о своём. Я же чувствовала себя лишней и виноватой: он-то по-прежнему мне помогал, а я ничего не могла для него сделать.

Думала ли я совсем недавно, что буду скучать по его грубоватым замечаниям и колким насмешкам? Но как исправить свою оплошность — я не знала. Извинения не помогли, и мне оставалось только молчать да заниматься своей работой.

Пока я разбирала травы и готовила зелья по новым рецептам, в том числе то, что Джастер назвал «духами», он занимался ужином, а в ожидании еды вырезал из подобранных веточек всякие фигурки. Иногда это были звери, иногда люди, а иногда очень странные существа. Готовые поделки он убирал в торбу, и я только украдкой вздыхала, не решаясь попросить посмотреть игрушки поближе.

Всё-таки я взрослая ведьма, а не маленькая девочка.

Когда я заканчивала свою работу, то ложилась спать, а он так и сидел у огня, строгая очередную фигурку. Я засыпала, глядя на его печальное и сосредоточенное лицо, чтобы спустя какое-то время вновь проснуться от звуков музыки. Джастер уходил в лес и играл для себя, но я, затаив дыхание, слушала.

Одни мелодии уносили меня в таинственные места, где над холмами под светом незнакомых звёзд танцевали крохотные человечки со стрекозиными крыльями. Другие увлекали в бескрайние просторы, где вольно гулял ветер и не было ничего, кроме высокой травы и неба, под которым неслись табуны прекрасных коней. Третьи поражали мерным рокотом волн, бьющих в деревянные борта кораблей, хлопаньем парусов и пронзительными криками птиц над головой. Четвёртые уводили в глубокие пещеры, и я слушала эхо шагов и рокочущие голоса таинственных подземных жителей. Иные убаюкивали журчанием ручейка, бегущего под пологом леса, и переливчатыми трелями птиц. Но иногда я слышала тяжёлую поступь неведомых армий, яростный звон мечей и звуки битвы. Такие мелодии славили победу, но при этом часто оплакивали павших.

Свирель же иной раз плакала так, что у меня невольно на глаза наворачивались слёзы.

Тосковал ли Джастер каждую ночь, или бессонница настигала его лишь в полнолуние, а может он не мог уснуть из-за растревоженной по моей вине раны — я не знала. Только чем круглее становилось ночное светило, тем больше горечи и надрывной тоски звучало в музыке.

В такие моменты мне хотелось пойти в лес и найти Шута, чтобы успокоить или просто побыть рядом. Но он хотел быть один, и я уважала это его желание. Слушая незнакомые песни, я думала, откуда же он пришёл и сколько всего ему довелось повидать, пока не засыпала под очередную волшебную мелодию.

Да и вправе ли я была вмешиваться в это его одиночество?

Днём я по-прежнему делала вид, что ничего не слышала, потому что Джастер явно не хотел об этом говорить. Он вообще не хотел со мной разговаривать.

Зато приносил новые травы и отсыпался после ночных прогулок почти до полудня.

Когда моя сумка была доверху набита склянками с зельями по новым рецептам, а торба — запасами трав, Шут решил, что нам пора возвращаться к людям.

— Куда пойдём? — Он затушил костёр и собирал вещи.

Я задумалась, вспоминая, какие городки есть поблизости.

— Можно в Грихаун, Солектор или…

— Ты что, собралась с такими зельями по деревням ходить? — Хмурый Джастер посмотрел на меня, как на дуру. — И продавать за медяки и полсеребрушки? Приди в себя, ведьма. Крестьянам будешь мусор за мелочь предлагать, а эти — только в город и по настоящей цене, за серебро и золото, не дешевле. Это не помои, это настоящие зелья. Твоего любовного теперь пять капель на кружку воды с лихвой на всю ночь хватит. Да и остальные не хуже.

За серебро и золото?! Ладно, раз уж он сам про это заговорил…

— Джастер, что ты со мной сделал?

— В каком смысле? — он смотрел по-прежнему хмуро.

— В смысле денег. Почему раньше я не могла столько за неделю заработать, как с тобой за один день?

— А где ты раньше торговала?

Неожиданный вопрос меня ошеломил.

— Что значит — где? В Вышгосе, конечно! И потом в попутных деревнях, пока тебя не встретила…

— Вышгось? Что это?

— Я там жила с наставницей. Это городок на… — я беспомощно огляделась, пытаясь сориентироваться, и тут же поняла, что это бесполезно. — Неделя пути на восток от Кокервиля, где мы встретились.

— И такая же деревня? — усмехнулся Шут. — То есть ты в обычном городе не была ни разу? А только по следам своей наставницы ходила?

— Вышгось — не деревня! Это город! Может, он тихий, маленький и…

— В большом городе другие люди, ведьма. И они готовы платить за твои зелья настоящую цену. Главное, знать, как предложить свой товар.

Я сердито смотрела на хмурого Шута. Опять он прав оказывается… Конечно, по сравнению с тем же Стерлингом, Вышгось был небольшим, но не настолько, чтобы мне там с деньгами не везло! У Холиссы-то прекрасно всё получалось!

— Ещё вопросы, ведьма? — холодно осведомился Джастер. Его тон предполагал, что от вопросов я как раз должна воздержаться. Но я же не о его возлюбленной снова спрашиваю, в конце концов!

— Хочешь сказать, что того торговца ты в Тормане нашёл, и только поэтому он заплатил тебе за пять дней золотом, а не серебром, как любому другому наёмнику?

— А ты знаешь, кто он? — усмехнулся Шут.

— И кто? — Я с подозрением смотрела на него. Только пусть попробует сказать, что это какая-то важная шишка… Ни за что не поверю!

— Ювелир. — Джастер сложил руки на груди, глядя на меня сверху вниз. — И состоятельный ювелир. Но договаривался я не с ним.

— А с кем?!

— Ты же ведьма любовной магии. Неужели не поняла, кто там главный? — Он насмешливо приподнял бровь.

«Берёт очень, очень дорого… Очень вежливый и обходительный… .»

Ах ты ж… Ну что я за недогадливая ведьма…

— И как ты убедил его жену заплатить золотом? Ты с ней…

— Поговорил. По душам. — Он вновь холодно пресёк все мои невысказанные подозрения. — Она разумная и здравомыслящая женщина, поэтому мы договорились.

— И что ты ей сказал?

— Правду, разумеется. — Джастер смотрел спокойно и невозмутимо. — У её мужа хватает врагов и завистников, дорога опасная, разбойников много. Под моей охраной они доберутся благополучно, а без меня их просто убьют. Если тебе интересно, сколько стоят мои услуги охранника: две «розы» за день.

То есть… Это он десять «роз» получил?! А я, как простушка деревенская, купилась на жалобы о тяжёлой доле и продешевила со своим товаром?!

Я смотрела на Шута, открыв рот. Торговец в добротной, но небогатой одежде, который путешествует с женой и детьми на простой телеге, без прислуги и всего с одним охранником, к тому же одетым как бродячий шут, и в самом деле не навевал мыслей о скрытых под обычным скарбом сокровищах. А запрошенную цену Джастер только на моих глазах оправдал дважды…

Выходит, разбираться в людях и торговаться он умеет намного лучше меня.

Но это всё равно не объясняло странностей с моими покупателями.

Впрочем, пытаться выяснять правду дальше бесполезно. По его лицу понятно, что других ответов я не получу.

— И что ты предлагаешь? — Я так же хмуро смотрела на него.

Хотя это была наша первая беседа за последние несколько дней, обидно услышать, что в его глазах я куда больше деревенская простушка, чем настоящая ведьма. И, как ни обидно признавать, услуги Шута-наёмника мне совсем не по карману.

— В Кронтуш пойдём. Это большой торговый город, самое то о себе заявить. Там постоянно проходят ярмарки. Дня за три дойдём, как раз к очередной успеем.

В Кронтуш?! Он серьёзно?! Это же…

— Три дня?! Ты шутишь?! Да до него три недели пути! Он же…

— Это если по дорогам петлять и в каждую деревню заходить. А напрямую — три дня. Может, чуть побольше.

— Напрямую? — Я осмотрелась. Лес. Кругом лес, густой, дикий, звериный. А ещё глубже, куда мы не ходили, — не просто лес, а настоящая чаща. Там наверняка нечисть водится. Куда тут напрямую?

— Да. — Джастер был холоден и непреклонен. — Нечего время зря терять. Идём.

Лесную реку мы пересекли вброд. Шут долго шёл вдоль берега, пока не скомандовал переправу. В самом глубоком месте воды оказалось мне по пояс, но я справилась, потому что он забрал мои вещи и перенёс их вместе со своими на плече, хотя вода едва достигала его бёдер. Так как день клонился к вечеру, Джастер решил не углубляться в лесные заросли, и мы устроили лагерь на берегу. Вечер прошёл в молчании: я больше не осмеливалась беспокоить мрачного Шута, а он думал о чём-то своём.

В эту ночь он не играл и не разводил костра, и утром мы проснулись рано, разбуженные поднявшимся с реки туманом и выпавшей росой. Позавтракав из моих запасов, мы углубились в настоящую чащу.

Я никогда не думала, что деревья и подлесок могут образовывать такие густые заросли. Мне казалось, что в них невозможно даже руку просунуть, но Джастер шёл вперёд, и заросли словно расступались перед ним. Идти за ним след в след и не отставать требовало определённых усилий. Временами оглядываясь, я видела со всех сторон всю ту же сплошную стену стволов и зелени.

А ещё я постоянно ощущала чужие взгляды. Неласково смотрят, но пропускают…

Вечером мы неожиданно вышли к болоту. Стена леса оборвалась, выпустив нас на пологий берег когда-то огромного лесного озера. Осока и бычий хвост ещё не зацвели, и только острые, как лезвия, листья тихо шелестели на ветру. Земля под ногами поросла мхом и редкими кустиками какой-то низкой травы, в чёрной воде виднелись россыпь кочек и полузатопленные остовы давно мёртвых деревьев. Над самой водой кое-где стелился туман. Где-то невидимо чавкало, ухало и тяжело вздыхало. Тяжёлая водная гладь иногда вздыбливалась пузырями, которые лопались, оставляя после себя отвратительный запах.

Длинные косые лучи заходящего солнца делали болото одновременно красивым и жутким.

По доброй воле я бы сюда ни за что не пошла. Даже присутствие Джастера не успокаивало. Я спиной чуяла, что на нас недобро смотрят, хотя никого не видела.

Лес на другой стороне болота зловеще скалился густым тёмным ельником, у подножия которого подозрительно быстро сгущались сумерки, и мне совсем не хотелось туда идти.

Но именно в ту сторону и смотрел Шут.

— Джастер, — я почти шептала, боясь громким звуком привлечь к нам внимание и нарушить то невидимое, что мнилось мне защитой. — А может, обойдём?

Шут недоуменно посмотрел на меня.

— Зачем? — Он говорил, не стесняясь, громко, и все болотные звуки разом стали тише, словно к нам внимательно прислушивались. — Вон тропа, идти всего ничего.

— Мне страшно. — Я решила честно признаться. — Мне кажется, что на нас смотрят отовсюду.

Шут хмыкнул и небрежно огляделся.

— Ну смотрят, и что? Вон утенцы, там гнобыши, а там тёмник сидит.

Он кивками указывал в сторону невидимых наблюдателей, пока у меня кровь застывала в жилах от перечисления опасной нежити. Да нас же сожрут, как только солнце скроется! А оно очень скоро скроется!

— Обычные кровососы и падальщики, делов-то. Ты же ведьма, чего ты боишься?

Я с изумлением уставилась на воина. И что, что я ведьма?! Их я и боюсь! Это ж нежить! Чего непонятно-то?!

— Ясно. — Джастер хмуро кивнул, не скрывая, насколько он во мне разочарован. — Значит, с болотником тоже не договоришься… Ладно, сам поговорю.

Мне оставалось только закрыть рот, одновременно обижаясь, боясь и негодуя. Нет, а чего он от меня ждал?! Что я должна мановением руки всю эту нежить жуткую разогнать, потому что ведьма?! Или своих зелий им предложить?! И что значит: тоже не договорюсь?! С кем это он уже договориться успел, что я даже не видела?

Или… Все эти взгляды в чаще мне не казались, а были такими же настоящими?!

Да кто он такой, что среди всякой нечисти как у себя дома ходит?!

Шут, не оглядываясь, подошёл к редкой цепочке кочек, ведущих на ту сторону болота, прямо в ельник, где поджидал свою добычу тёмник.

— Эй, хозяин! — Джастер приложил ладонь ко рту, чтобы было громче, и крикнул куда-то вглубь болота. — Пройти бы нам на ту сторону! Твоего не тронем ничего, не боись. Пропустишь?

В болоте что-то ухнуло, булькнуло, и через какое-то время по чёрной глади прошла слабая волна, плеснув на берег и едва не замочив обувь вовремя отступившего Шута.

— Ну ладно, — с непонятным выражением процедил Джастер и оглянулся на меня. — Пошли, пока солнце совсем не село.

Пошли — это он пошутил. Нет, он сам действительно почти шёл, а мне приходилось перепрыгивать с кочки на кочку, каждый раз поднимая юбку, придерживая тяжёлую торбу и стараясь не упасть в чёрную воду. Волосы падали на лицо, торба норовила опрокинуть меня в сторону, а поднявшиеся комары старательно пытались напиться моей крови. Но это лучше, чем оставаться на берегу, где слишком подозрительно шуршали заросли осоки, а спину буравили невидимые и жадные взгляды.

Солнце склонялось всё ниже, последние лучи слабо пробивались через густой лес по правую руку, вокруг заметно похолодало, и клочья тумана почти на глазах затягивали чёрную маслянистую поверхность воды. Ещё немного, и я даже кочки под этим туманом не разгляжу!

Джастер, ну зачем ты полез в это болото?! Да ещё на ночь глядя?!

Откинув падавшие на глаза волосы, я увидела, что Шут стоит на крохотном — в несколько шагов — островке, поперёк которого лежит голый тонкий ствол то ли осины, то ли ещё какого дерева. Комель вместе с когда-то обвалившимся левым берегом мок в воде, а обломанный ствол преграждал Джастеру путь. Но не это остановило хмурого и настороженно прислушивающегося воина.

— Быстро сюда. — Он протянул мне руку, и я молча прыгнула, уцепившись за его ладонь, чтобы не соскользнуть в воду, прямо на глазах исчезающую в коварном тумане. Никогда не думала, что так приятно почувствовать человеческое тепло рядом…

— Тс. — Настороженный воин приложил палец к губам, жестом показывая мне, чтобы я пригнулась, а ещё лучше — присела на землю, где стою.

Спорить я и не собиралась. Я тоже слышала подозрительный плеск воды о наш крохотный островок. Туман глушил звуки, небо над головой ещё оставалось светлым, но длинные тени сгущались и наливались опасными и голодными сумерками.

Единственной и желанной добычей на всём болоте были мы.

Слева от меня о кочку легко плеснулась волна…

Огромная, чудовищная туша с широко раскрытой пастью внезапно и бесшумно вынырнула из воды, и я в ужасе попрощалась с жизнью…

— Да щас же!

Разгневанный рык — и полузатопленная осина с пинка взвилась в воздух, в руки Шута, чтобы почти мгновенно заполнить пасть чудовища своими корнями и отправить его в полёт через голову взьярённого мужчины.

Я не успела ничего понять, как с обиженным рёвом неведомое чудище, больше всего похожее на огромного головастика, брюхом кверху рухнуло в воду шагах в двадцати от нас, разом разгоняя туман. Чёрная вода высокой волной помчалась к нам, слизывая кочки и траву на них. Я и вздохнуть не успела, как Шут вскинул свободную руку, и вода ударила в невидимую защиту, скатываясь по волшебному куполу.

— Ах ты, сволочь безмозглая… — негромко, но очень страшно прорычал Джастер. Чёрное призрачное пламя окутывало его фигуру, а глаза полыхали алым. Несчастное дерево, которое он держал обглоданным комлем вверх, напоминало пародию на волшебный посох. Только это зрелище не веселило. Шут был в такой же ярости, как тогда, на дороге, и даже сомневаться не приходилось, что сейчас он не станет сдерживаться.

Я сжалась в комочек, боясь даже напомнить о себе.

— Чтобы я из-за тебя в гнилой воде ещё марался… Ну всё, пеняй на себя…

Болото глумливо булькнуло.

— Что?! Думаешь, спрятался?! — Взбешённый Шут с боевой осиной в руках, в несколько мощных прыжков оказался на месте падения чудища. — Думаешь, не достану, жаба тупомордая?! Я тебе что, не человечьим языком сказал: пропусти — не трону, скотина тупая?!

В следующий миг он вскинул осину наподобие боевого копья и с силой метнул комлем вперёд, но не туда, где ещё расходились круги от падения чудища, а заметно правее. Осиновый ствол вспыхнул зелёным светом и вонзился в чёрную воду, как горячий нож в масло, скрывшись под водяной гладью полностью.

Через удар сердца болото встало на дыбы и содрогнулось от нового рёва, полного боли. Что бы там ни случилось в глубине, чудовище металось, отчего всё вокруг ходило ходуном, а чёрные волны то и дело скатывались с волшебной защиты. Я лишь крепко вцепилась в траву, всем телом прижавшись к трясущемуся островку, и надеялась, что в этом ужасе сумею не свалиться в беснующееся болото…

— Я тебя по-человечьи просил: дай пройти?! Просил! А ты что удумал, жаба недобитая?! — не меньше чудища бушевал Шут. — Совсем страх с разумом потерял, не видишь, на кого пасть раззявил?! Так я тебе быстро всё на место вставлю, тварь безмозглая!

В длинных тенях, густеющих сумерках и чёрных приливах я не видела, что сделал Джастер, но новый столб зеленого света, ударивший в воду, на некоторое время ослепил меня.

Болото жутко взвыло и застонало на разные голоса. Куда там гнобышам и утенцам! Куда тёмнику и болотнику… Самым опасным здесь был тот, кто называл себя Шутом.

Это глупую ведьму он пожалел, но болотная нечисть — совсем другое дело.

— А ну тихо все! — Громогласный приказ сопроводила такая волна силы, что разгладились даже волны. Ни один звук не нарушал установившуюся тишину. Не квакали лягушки, не звенели комары, не булькала и не вскипала пузырями вода. Даже туман перестал струиться и попрятался в камыши. Мне чудилось, что все обитатели замерли в один миг, даже не закончив движения. Никто не хотел испытать на себе новую вспышку гнева неожиданного повелителя болота.

— Вот так и сидите! — Джастер легко перепрыгивал с кочки на кочку, возвращаясь на наш островок. — А то совсем охамели, ни стыда, ни совести… Одичали вконец…

Я поднялась на ноги, молча и как можно тише отряхивая платье. Не буду я ничего говорить, пусть думает, как хочет! А то вдруг опять рассердится…

— Тропу вернул! — негромко прорычал Шут новый приказ, едва ступив на островок.

Торопливый плеск воды и от островка к чёрному ельнику пролегла цепочка обнажившихся травянистых и мокрых кочек. По такой тропе даже я могла пройти безбоязненно.

— Идём, — хмуро бросил Джастер через плечо и зашагал к ельнику, который заметно посветлел. Я шла за ним, глядя под ноги, чтобы не оступиться в сумерках, и думала, что тёмник тоже поспешил убраться подальше от шагающего к берегу Шута.

Нечисть тоже хотела жить.

К моему удивлению, уходить от болота Джастер не стал. Всего в десятке шагов от края он нашёл сухую высокую полянку и развёл костёр. И, пока я молча варила кашу, с болота не раздавалось ни звука. Я прямо чуяла, как боятся пошевелиться все его видимые и невидимые обитатели. Честно говоря, я их очень понимала. Ведь в случившемся была и моя вина. Это из-за меня у Шута испортилось настроение на несколько дней, просто он срываться на мне не стал, потому что у нас был договор…

Ещё я думала: повезло мне с таким удивительным спутником, сейчас мрачно смотрящим в огонь, или наоборот?

С одной стороны, Джастер оказался опаснее всего и вся, что я знала, но в то же время был самым надёжным защитником, какого можно вообразить. Разбойники?! Да чихать он хотел на каких-то разбойников! Да и на всю болотную и лесную нечисть и нежить заодно.

Он ведь даже оружия не достал, просто первой попавшейся дубиной чудище усмирил… А уж что за заклинания он использовал — я даже не представляла. Это была не сила волшебника и не ведьмовская магия. Ни о чём подобном мне даже слышать не доводилось.

С момента нашего знакомства Джастер не переставал меня удивлять, часто заставляя чувствовать себя глупой девчонкой, которая ничего не понимает в жизни. Но только сейчас я осознала насколько он сильнее меня магически.

Интересно, что бы сказала бы про него Холисса?

«Держись за такого парня крепче, девочка». Голос наставницы прозвучал в голове как наяву, и я грустно улыбнулась своим мыслям. Да уж, рядом с Шутом бояться нужно только самого Шута…

Только вот я для него была деревенской ведьмой-простушкой, навязавшейся со своим словом…

Но хотя бы что-то правильное и достойное умной ведьмы я сделать могу.

Например, не подавать вида, как сильно напугало и удивило всё произошедшее, и не задавать вопросов, пока он не подобреет. Придя к такому решению, я сняла котелок с огня, разложила готовую кашу и молча протянула воину его порцию.

— Ладно, отомрите, — смилостивился Джастер, когда его миска опустела наполовину.

Болото облегчённо вздохнуло и ожило. Подул лёгкий ветерок, зашелестели травы, зазвенели комары, снова забулькала вода, и пополз туман.

Осмелела и я.

— Джастер, кто это был?

— Болотник, кто ж ещё. — Он покосился на меня. — Ты что, никогда на болоте не была?

Я покачала головой. Откуда мне? В такие дебри вообще никто не ходит, даже травники: кому охота с жизнью расстаться?

В болоте тяжело вздохнули.

— Сам виноват, — негромко бросил через плечо Джастер, как будто подводное чудище могло его слышать. — Тебя попросили по-хорошему — вот и нечего было выёживаться, жабья морда. А теперь сиди и не булькай, пока не выпущу.

Новый вздох, тяжелее предыдущего. Слышит, значит…

— Не, не интересно. — Шут доскрёб остатки каши из котелка и облизал ложку.

Вздох.

— Чего ещё? — Джастер прислушался к бульканью и чавканью. — Снежноягодник? Да на кой он мне?

Я чуть не подскочила на месте, разом забыв про все свои страхи и переживания. Что значит «на кой»?! Это же летний снежноягодник! Он чуть ли не от всех болезней лечит! И стоит безумно дорого, потому что растёт на таких вот болотах с нечистью, жадной до человеческого мяса. Да я за пригоршню этих ягод могу столько золота получить — на несколько лет безбедной жизни хватит! В этом Кронтуше одну ягодку можно за «бутон» продавать, а то и целую «розу» просить!

Шут же лишь мельком взглянул в мою сторону, по-прежнему разговаривая с болотником.

— Ладно, присылай утром своего проводника. Посмотрю, что у тебя там за снежноягодник…

В ответ на мои полные горячего любопытства взгляды хмурый Джастер ничего не сказал, только закутался в плащ и улёгся спать. Мне ничего не оставалось, как последовать его примеру.

Тёмник, чьё присутствие я ощущала неподалёку от лагеря, прятался под лапами елей и даже не смел приближаться к нашему лагерю.

Проснулась я на рассвете, стуча зубами от холода. Плащ насквозь промок от росы, от болота шёл холод, а белый туман поднялся настолько высоко, что почти добрался до нашей полянки. Собственно, вместо болота в сером утреннем свете я видела только белесое одеяло, укрывшее собой всё.

Я уж совсем решилась подобраться к Джастеру поближе, желательно под плащ, когда из тумана беззвучно появилась сначала одна белая когтистая и скользкая на вид лапа с острыми длинными пальцами, а за ней вторая. Старая хвоя бесшумно проминалась под лапами отвратительной твари. Следом из тумана возникла большая и приплюснутая голая голова с алыми точками глаз и двумя дырками вместо носа. Выползень скалил редкие острые зубы и принюхивался, отвратительно дёргая верхней губой. Почуяв мой ужас, тварь уставилась на меня, и я не выдержала.

— Джастер! — Путаясь в юбке и плаще, я кинулась к спящему Шуту, чтобы врезаться ему прямо в грудь.

— Ты чего орёшь, ведьма? — хмуро вопросил он, сидя и придерживая меня одной рукой. Во второй был Живой меч.

— Вы-вы-вы… — я только клацала зубами, трясущейся рукой указывая в сторону чудовища, прижавшегося к земле на границе тумана.

— А, проводник явился, — лениво зевнул Шут, отпустив и меня, и оружие. — Я уж думал, тебя тут заживо едят. Стоило так орать…

П-п-проводник?! Да он же людей жрёт! Он меня чуть не съел!

— Ладно, подожди пока. — Джастер небрежно махнул рукой, и выползень послушно отступил под нависшие лапы елей, снова скрываясь в тумане.

Да уж, вот так уснёшь на берегу болота, а утром от тебя одни косточки и найдут, если найдут…

— Всё, успокаивайся уже, — хмурый взгляд Шута подействовал на меня отрезвляюще. — Собирайся и пойдём тебе за ягодами.

Болото тяжело вздохнуло под туманным одеялом, медленно таявшим под первыми лучами солнца.

— Вот увижу, тогда отпущу, — ответил болотнику Шут. — Ничего, потерпишь ещё, не помрёшь. Всё, собирайся, ведьма. Хватит зря время терять.

Мне не оставалось ничего, кроме как встать на ноги, торопливо привести себя в порядок и собрать свои вещи. Судя по всему, Джастер мог отпустить болотника откуда угодно, и навряд ли мы сюда вернёмся.

Выползень бесшумно перебирал перепончатыми лапами, враскорячку перешагивая с кочки на кочку и почти распластываясь над водой. Если бы не лёгкий ветерок, разогнавший туман над тропинкой, жуткая тварь легко могла бы в нём скрыться и подобраться к утратившим бдительность путникам, чтобы полакомиться свежим мясом. Впрочем, Джастер шагал настолько спокойно, что я стыдилась своего страха, хотя замечала мелькающие по бокам и за спиной белые тени, почти сразу растворяющиеся в тумане. Конечно, я понимала, что болотник не настолько глуп, чтобы повторить вчерашнюю ошибку, но зубы всё равно нервно выбивали дробь. Я просто старалась, чтобы это было не так заметно.

Снежноягодник рос в глубине болота, на сухой возвышенности, в окружении редких кривых сосёнок. Памятуя, мимо каких топей и как извилисто мы шли, просто так сюда не добраться, даже если никто не тронет.

Выползень замер на краю этого острова, отступив в сторону и пропуская нас. Красные точки сверлили мне спину, пока я поднималась к кусту. Остальные выползни прятались по окрестным кочкам и зарослям камыша, бесшумно поднимали плоские головы из воды, внимательно следя за нами.

Впрочем, Джастера это ничуть не волновало.

— Устроит тебя? — равнодушно кивнул он в сторону куста, усыпанного белыми ягодами.

Я кивнула, одновременно чувствуя страх из-за окружившей нас нежити и ликование при виде драгоценного ягодного изобилия.

— Ладно, гуляй, заслужил. — Шут поднял руку и по-особому прищёлкнул пальцами. Где-то далеко довольно ухнуло, и по чёрной воде пошла мелкая рябь, словно чудище радостно плескалось, как рыба в речке. Выползни скрылись: солнечные лучи уже разогнали туман, а эти твари не терпели прямого света. Под чёрной водой тускло мелькали алые глаза и белёсые тощие тела: выползни вовсе не собирались оставлять нас без внимания.

Опасность как была, так и осталась.

— За одного битого двух небитых дают, — усмехнулся Шут, наблюдая как солнце превращает жуткое обиталище нечисти в обычное заболоченное озеро, пока я торопливо собирала ягоды в свою миску. Придётся ещё на полденька задержаться, чтобы их подсушить, но уж очень ценный откуп.

Отвечать на непонятную фразу я не стала: мало ли, вдруг опять рассердится…

— Ну что? — Воин обратил внимание на меня. — Готова?

Я кивнула: миска была полна с горкой. Я бы ещё взяла — весь куст обсыпной, да только деть некуда.

— Не жадничай, ведьма. Сколько раз тебе говорить… — проворчал Джастер, и я торопливо отвела взгляд от куста.

И вовсе я не жадничаю… Просто когда ещё будет такая возможность?!

— Идём. — Шут не собирался давать мне поблажек. А учитывая, кто охранял этот кустик, спорить было просто глупо.

Я не сомневалась, что одинокую ведьму никто бы из местной нечисти не пожалел. Дёрнуть за ногу в воду — и всё. Только булькнуть успею.

Уходили от снежноягодника мы самостоятельно и не той тропой, что пришли. Островок соединялся с берегом узкой грядой. Наверняка раньше это был далеко выступающий мыс или даже полуостров. В любом случае, сейчас мы шли посуху, пробираясь между редких чахлых сосенок, и я не сразу обратила внимание, что Джастер что-то ест.

— Что ты ешь?

Он показал горсть, наполовину полную белых ягод. И когда успел?

— А разве их можно есть? — Моё чутьё травницы, которое за последние несколько дней заметно обострилось, подсказывало, что обращаться с ягодами надо осторожно. Было в них что-то мне непонятное. Какая-то неуловимая двойственность. Но раз он так спокойно их ест… Я потянулась к своей миске, которую так и несла в руках, но тут же была неожиданно остановлена Шутом.

— Нет, вообще-то. — Он двумя пальцами придержал меня за запястье. — Они почти ядовитые.

— Тогда почему ты ешь?

— Мне можно.

— Почему?!

Джастер смерил меня внимательным взглядом и усмехнулся.

— Хорошо, Янига. Место для лагеря найдём — узнаешь.

С этими словами он опустил мою руку и снова пошёл вперёд, окончательно распалив моё любопытство. Но нарушать негласный запрет я не осмелилась, только тихо обрадовавшись, что Шут снова стал со мной разговаривать. Подожду до привала. И кроме как о ягодах, вопросов у меня много. Надеюсь, они его не рассердят…

— Джастер… Почему ты их не убил?

— Кого?

— Болотника, выползней, тёмника, и…

— А почему я должен был их убивать? — Нахмурился воин, оглянувшись через плечо. — Мы здесь гости, они у себя дома, за порядком следят, травы-ягоды редкие охраняют, людям хитничать не дают. Ну, сглупил у них хозяин, бывает, жабья морда — она и есть жабья морда. Я его просто на место поставил, чтобы не забывался и за своими следил. Теперь поумнее будет, нахрапом не полезет и своим закажет. Ягодами этими он передо мной извинялся. Что ты так на меня смотришь?

— Хочешь сказать, что это ты не меня защищал, а…

— А от кого тебя защищать-то было? Тебя же никто не трогал. Даже не пытался. И рот закрой, комары залетят.

Джастер развернулся и продолжил идти между деревьев, оставив меня потрясенно переваривать совершенно иной взгляд на случившееся.

Выходит, лесная нечисть и впрямь оказалась умнее болотной…

Когда под ногами оказалась настоящая твёрдая земля, Шут остановился и осмотрелся из-под руки.

— Далеко ушли… — Он недовольно хмурился. — И короткой тропы нет…

— Очень далеко? — осторожно полюбопытствовала я.

— Ну да. Мы на север ушли, а нам к югу надо. А чаща здесь совсем непролазная, даже местные не жалуют, обходить придётся. Дня два уйдёт. Затем к дороге выйдем.

Местные не жалуют? Это он опять про нечисть всякую?

— Разве ты не рад?

— Чему?

— Мне кажется, что ты не очень любишь людей. — Я осмелилась высказать свои наблюдения. Но ответ получила неожиданный.

— В каком виде? — невозмутимо поинтересовался Джастер. — В сыром, жареном, варёном, копчёном, тушё…

— Ты прекрасно меня понял!

— В сыром и болтливом я их определенно не люблю. — Он сделал вид, что не расслышал. — А вот если выпотрошить и пожарить на костре, то вполне себе…

— У тебя отвратительные шутки! — рассердилась я. И чего жалела, спрашивается, когда он молчал?! — Не хочешь говорить, так и скажи, а не…

— И да, и нет. — Он перебил меня сухо и холодно. От шутливого тона не осталось даже тени. — От конкретного человека зависит. Если это всё, то будь добра — помолчи. Мне надо сосредоточиться.

Он снова осмотрелся, выбрал направление и пошёл вдоль края болота, постепенно углубляясь в лес. Мне ничего не оставалось, как молча идти следом, сердиться на хмурого Шута и думать, почему нечисть и нежить ему дороже людей…

На ночёвку мы остановились довольно поздно, зато Джастер нашёл родник, что было очень кстати: я с удовольствием умылась и напилась.

— Ты обещал объяснить про снежноягодник. — Я раскладывала добычу на просушку, пока Шут разводил костёр и набирал воду из родника.

— Ты по деревьям лазать умеешь? — Он повесил котелок над огнём.

— По деревьям? — Он опять меня удивил. — Нет, конечно. Разве это надо для…

— Да нет, — перебил Джастер в своей неподражаемой манере. — Иди сюда.

Он отошёл к крепкому молодому ясеню, росшему на краю крохотной полянки. Я убедилась, что все ягоды разложены ровно, отряхнула руки и подошла к нему.

— Спиной к стволу встань и руки назад сделай, — спокойно попросил воин.

Недоумевая, я выполнила его просьбу и тут же пожалела об этом, ощутив на запястьях веревочную петлю.

— Ты что делаешь?! Развяжи меня немедленно!

— Это для твоей безопасности. Ещё спасибо мне скажешь. — Джастер невозмутимо сделал своё грязное дело, отошёл к разложенным ягодам и почти сразу вернулся.

— Ты что задумал?! — Я пыталась испепелить его гневным взглядом, но видела только насмешку в серых глазах.

— Ты хотела ответы, вот сама всё и узнаешь. — Он поймал меня за подбородок и впихнул белую ягоду мне в рот. — Жуй тщательно. Семечко тоже.

Всё ещё сердясь на этого грубияна, я перекатила ягоду языком. Шершавая, тугая… Мякоть была плотной и сладковатой, а крупное семечко оказалось не твёрже ядра лесного ореха и почти таким же на вкус.

— Ну как? — поинтересовался Шут.

— Вкусно… — Я задумчиво разжевала приятную смесь и посмотрела на мужчину. В наступивших сумерках его кожа даже через одежду светилась золотистым цветом, а волосы напоминали всполохи огня, если бы огонь был цвета солнца…

При виде такого восхитительного зрелища кровь в моих жилах побежала быстрее.

— Ты очень красивый… — почти промурлыкала я, надеясь, что он подойдёт ближе и поступит со мной так, как должен поступать мужчина с женщиной.

— О, действует, — удовлетворённо кивнул синеглазый и золотой Джастер. — Наслаждайся, ведьма.

Он развернулся и пошёл к тусклому костру, оставляя за собой в воздухе мерцающий искрами след, а я рванулась за ним следом. Точнее попыталась, потому что проклятое дерево не пускало меня!

— Джастер, стой! Подожди! Вернись! Я хочу тебя!

Шут оглянулся, усмехнувшись, и остался у костра.

Волны вожделения накатывали на меня одна за одной, доводя почти до безумия. Я кричала, стонала, умоляла его прийти ко мне. Я мечтала сорвать с себя одежду и отдаться ему, как пожелает. Я была готова бежать за ним на край света и дальше, лишь бы он дал мне желаемое. Я была готова умереть за него и убивать за него…

Ночь стала чёрной водой, лес и костёр отражениями заплясали на её волнах и растворились в небытии. Я не видела ничего, кроме Шута.

Неистово желанный и такой недостижимый, Джастер представал передо мной прекраснейшим янтарным и солнечноволосым обнажённым богом с глазами синее неба. За его спиной раскрывались крылья, сотканные из света и ветра. Крылья исчезали, и золотой бог становился белокожим брюнетом в чёрном, глаза которого меняли цвет с вишнёвого на густой зелёный. В следующий миг белоснежный плащ гладких волос, взрезанный острыми кончиками ушей, падал на обнажённую спину. Из-под верхней губы появлялись тонкие клыки, а глаза обретали глубину и цвет речного льда. Я видела, как за спиной Шута распахивались кожистые крылья, а тело покрывалось лиловой чешуей, и он обретал облик чудовищного огромного ящера, каких не бывает в мире. Ящер же уступал место сгустившемуся облаку мрака, у которого были только очертания человека, а вместо глаз сияло такое жуткое золотисто-коричневое нечто, что кровь стыла в жилах, и сердце почти отказывалось биться от ужаса. Но даже в таком виде Шут оставался невыносимо прекрасным и самым желанным для меня…

И я рвалась, тянулась к нему, билась, не в силах разорвать путы или освободиться иным образом…

Наконец, он смилостивился над моими мольбами.

— Ну что, хватит тебя мучить, ведьма? — Прекрасный и ужасный, с каждым шагом меняющий облик, солнечноволосый Джастер шёл ко мне.

Я же изнемогала от сжигающей страсти, опустившись на колени, изо всех сил стремясь к этому мужчине.

— Возьми меня… Хочу тебя…

— А как же. — Прекрасный бог протянул руку, двумя пальцами приподняв мой подбородок. От этого горячего прикосновения захлестнуло новой волной сумасшедшего вожделения. Шут же с лёгкой улыбкой обвёл большим пальцем контур моих губ, и я чуть не захлебнулась от этой ласки.

— Дай… — Я жадно попыталась поймать его пальцы губами. Прикоснуться хотя бы так, почувствовать его частичку в себе…

— Да-ай…

— Дам, — усмехнулся он, и в следующее мгновение его пальцы глубоко проникли мне в рот, дразняще пощекотав у самого горла. Но вместо наслаждения тело вдруг сотрясла совсем другая волна!

Ошеломлённая и испуганная, я согнулась в рвотных позывах, а он держал меня за волосы и издевательски подбадривал.

— Вот и молодец, вот и умница, девочка…

Когда миновал первый порыв, Шут приподнял мне голову и поднёс к губам чашку с водой.

— Пей, — серые глаза воина смотрели требовательно и внимательно. — Пей, и повторим ещё раз. Тебе надо очистить желудок от яда.

Я послушно выпила, и меня снова рвало.

Только после третьего раза, когда я уже без сил легла на землю, он счёл издевательство оконченным, развязал мне руки и помог добраться до костра.

— Ну что, ты удовлетворила своё любопытство, ведьма? — Джастер в своём нормальном виде и со знакомой усмешкой смотрел на меня. — Или дать тебе ещё полакомиться? Очень уж ты просила, чтобы я пришёл. Я чуть не поддался.

Он ещё и издевается… Я с содроганием покосилась в сторону белеющих в темноте ягод и покачала головой. Состояние было отвратительным. Перед глазами всё плыло, и даже лёжа мне казалось, что я куда-то падаю. Да и стыдно было за всё, что я наговорила… Как уличная девка…

— Что… что это было?

— Яд, я же сказал. — Джастер протянул мне чашку. — Вот, выпей. Это целебный отвар. Он тебе поможет. Только пей маленькими глотками.

Сесть удалось с трудом, но чашку я удержать смогла. Приятно горячая, терпкая и пахнущая хвоей жидкость лилась в горло, и я действительно начинала чувствовать себя лучше. Земля обрела твёрдость и не стремилась сбежать из-под меня.

— Мякоть вызывает в женщинах безумную страсть, а семечко заставляет любого человека видеть то, чего нет, — пояснил Шут, не дожидаясь моих вопросов. — За это ягоды и ценят так высоко. И очень быстро к ним привыкают.

— А как… же… ты? — прохрипела я осипшим голосом, протягивая чашку обратно. Натёртые веревкой запястья горели огнём, да и остальные суставы тоже болели. Рвалась к Джастеру я нещадно. И ведь даже жуткие видения не отпугивали…

— Я? — Он усмехнулся. — Так я семена не ел. А мякоть на мужчин не действует.

Вот ведь хитрюга какой…

— П-поэтому ты… удержался?

Джастер коротко взглянул на меня, забрал опустевшую чашку, налил в неё остатки отвара из котелка и снова протянул мне.

— Во-первых, я не терплю насилия и принуждения, ведьма. Особенно в этом. Говорил уже. Во-вторых, если бы я поддался или подождал ещё немного — ты бы с ума сошла. — Он не шутил. — От целой ягоды исход всегда один, но с получением желаемого это будет быстрее и приятнее. Вообще, с этих ягод ты бы на любого мужика кидалась, даже самого неприятного и отвратительного для тебя. Так что я не обольщаюсь.

— С… спасибо… — Я уткнулась лицом в чашку, чувствуя стыд, и благодарность, и… тихое ликование глубоко в душе оттого, что он всё же не остался равнодушным.

— На здоровье, — отозвался Шут. — Допивай, ложись и спи. Сейчас для тебя это лучшее лекарство.

Я кивнула и легла, уже сквозь наваливающийся сон почувствовав, как бережно опустился на меня плащ.

На следующее утро я встала поздно. Точнее, просыпалась на рассвете от холода, но Джастер укрыл меня вторым плащом, и я снова заснула, очень быстро согревшись.

— Доброе утро. — Шут сидел у костра, вырезая очередную игрушку, когда я высунула нос из своего укрытия. — Как себя чувствуешь?

— Лучше, спасибо. — Я только поразилась внезапной смене его настроения. Сейчас он совсем не походил на мрачного и жуткого воина, одним махом поставившего болотника на место и распугавшего всю нежить в округе. Да и от грубого хама и насмешника не осталось и следа.

Напротив меня сидел красивый ясноглазый парень, с добрым и чуть насмешливым взглядом, балагур и сердцеед, в руки которому напрашивалась лютня, а не оружие. Светлые пряди задорно падают на весёлые глаза, улыбка ироничная и мальчишеская одновременно. Берет с пером, наряд яркий — и у обаятельного красавца-менестреля отбоя от женщин не будет.

Неужели он на самом деле вот такой? Молодой шут и музыкант, чьё призвание дарить людям радость и улыбки…

И ведь до чего очарователен, нахал…

Я поспешно отвела взгляд, чтобы не выглядеть совсем уж влюблённой дурочкой.

Странно, что вместо настоящего Джастера я вчера видела нечто невообразимое. И ведь оно мне казалось самым настоящим. Особенно та жуть с глазами… Брр!

Накорми он меня только семечком, я бы от ужаса в лес рвалась, сбежать куда подальше, а не к этому чудовищу.

Так, всё, хватит о ненужном думать. Пока он в хорошем настроении, можно кое-что спросить.

— Откуда ты всё это знаешь? Ты же меня на год-два всего старше!

В ответ на удивлённо приподнятые брови я довольно пояснила:

— У тебя усы не растут ещё.

— А, это да-а. — Он задумчиво погладил гладкие щёки и подбородок, знакомо усмехнулся и сразу стал похож на себя обычного. — Так я в книге ведьмовской прочитал. Настоящей.

Ну вот. Только стоило порадоваться, что он грубить перестал… Но на это я больше не поведусь, не дождётся.

— И почему сразу не сказал?

— Один битый умнее двух небитых. — Он внимательно смотрел на меня, заодно пояснив вчерашнюю непонятную фразу. — Я бы объяснил, а ты бы всё равно попробовала. Проще и быстрее было накормить тебя под приглядом, чем ловить потом по всему лесу. Или отбиваться посреди ночи от сумасшедшей ведьмы.

Хмм… то есть, если бы я решила попробовать только мякоть, он бы не устоял?

— Даже не думай, ведьма. — Шут проследил мой взгляд и посерьёзнел окончательно, сразу становясь грозным воином. — Выпорю. Жгучкой. По голой заднице. Неделю враскорячку ходить будешь.

Я только фыркнула и рванула в кусты, так как потребность облегчиться дала о себе знать.

В серьёзности угрозы я ничуть не сомневалась. Жгучкой выпорет… Брр!

Да от неё волдыри только неделю сходить будут, а язвы и рубцы от них — еще дней десять! Хорошо, если шрамы не останутся, а то так и буду рябая ходить ниже пояса, даром что ведьма… Ни один мужик не соблазнится!

И не важно, что жгучка — отрава редкая, он — найдёт!

Я же не его возлюбленная, а всего лишь навязавшаяся деревенская ведьма…

И тут меня озарило: неужели он так ведёт себя именно потому, что хочет заставить меня отказаться от исполнения договора? А я, глупая, не понимаю его прямых намёков…

От таких мыслей настроение резко испортилось, и на поляну я вернулась в мрачном расположении духа.

Джастер же только покосился в мою сторону, но расспрашивать ни о чём не стал, только хмыкнул, чем ещё больше укрепил меня в ужасных подозрениях.

На лесную дорогу, ведущую к торговому тракту, мы вышли до того, как солнце поднялось над вершинами деревьев. Моя торба была забита редкими травами, а сумка — отличными зельями, что сулило невиданные прежде заработки. Белые ягоды, по совету Шута, я вышелушила от семян, но выкидывать ядра не стала, ссыпав в отдельный мешочек, который Джастер забрал себе, «от греха подальше», как он выразился. Я спорить не стала, решив, что потом попробую приготовить любовные зелья именно для женщин. По крайней мере, Шут не возражал против этой идеи. Учитывая, насколько сильное действие оказывала мякоть одной ягоды, — запаса для зелий хватит надолго.

Туфли и платье после лесного путешествия пообтрепались и требовали чистки и стирки, зато плащ выдержал все испытания и выглядел вполне прилично.

Но, прежде чем возвращаться к людям, я остановилась, глядя в спину идущего впереди Шута.

Не могу я так больше. Не могу.

Может, я снова делаю глупость, но я должна знать, что он думает обо мне на самом деле.

— Джастер… — Он чуть замедлил шаг, а я решительно набрала воздуха и выпалила на одном дыхании: — Скажи честно: ты хочешь разорвать наш договор? Да или нет?

Он развернулся и внимательно посмотрел на меня. Сердце в груди забилось, а в коленях появилась предательская слабина.

Но Шут себе не изменял.

— Ты передумала, ведьма? И почему же?

Пришлось сглотнуть комок в горле. Почему… Опять он надо мной издевается.

— Потому что я… я много глупостей наделала. — Я смотрела в землю. — Я не знаю, как тебе помочь. Ты считаешь меня плохой ведьмой. И, как женщина, я тебе не нравлюсь.

Шаг, другой — и он уже рядом. Ноги по щиколотки утопают в траве, на чёрной ткани играют яркие солнечные отсветы. Серебряная пряжка на поясе, ладонь на рукояти Живого меча. Едва уловимый тёплый запах. Его запах. Ставший для меня таким родным и желанным…

— Ты хорошо подумала, Янига? Ты на самом деле этого хочешь?

Мне показалось, или в его голосе прозвучала… горечь?

Я подняла голову и неожиданно увидела не стальную стену, а живой взгляд серых глаз. Внимательный, глубокий и… с затаённой грустью?

Это стало последней каплей.

— Нет. — Я обхватила Шута руками, обняв и прижавшись лицом к груди, не обращая внимания на впившуюся в щёку перевязь. — Я хочу остаться с тобой и помочь тебе. Очень хочу.

Джастер молчал. Молчал так долго, что я, слушая, как размеренно бьётся его сердце, потеряла всякую надежду и мысленно прощалась и с Шутом, и со своими мечтами стать настоящей ведьмой в его глазах, и…

Воин глубоко вздохнул, вынуждая меня отстраниться. Я разжала руки, отступила назад и замерла с опущенной головой, как ученица перед наставником, ожидая отказа. Но он вдруг легко взял меня двумя пальцами за подбородок и заставил посмотреть на него. Глубокий взгляд тёмно-серых глаз проникал в самую душу и был настолько серьёзен, что у меня даже дыхание перехватило от волнения.

— Знаешь, в чём твоя беда, ведьма? Ты не ценишь себя и то, что делаешь. Я подтверждаю наш договор, Янига. Ты помогаешь мне, я помогаю тебе. Твоя судьба исполнима. Всё, не спрашивай меня больше об этом.

Каждое слово весомо падало куда-то вглубь меня, и оставалось там каменной глыбой под тёмной поверхностью моего дара, становясь основанием чего-то очень важного… Ничего подобного я не испытывала раньше. Я понимала только одно: всё сказанное связало нас с Джастером намного сильнее, чем моё слово ведьмы.

Но не успела я обрадоваться и осмыслить пережитое, как он снова стал обычным насмешником, резко выводя меня из этого нового, глубинного ощущения самой себя. Словно из настоящей глубины на поверхность одним рывком вытащил.

— Поэтому выброси ерунду из головы, вытри слёзы и хоть причешись, а то народ распугаешь. — В его руке неожиданно появился резной гребень с длинной ручкой. — Подумают ещё, что ты чудище лесное.

Вот ведь! И приятно очень, что он для меня такую вещь сделал, и… Только я обрадуюсь и расчувствуюсь, как он обязательно скажет какую-нибудь грубость! Можно подумать, я не расчёсываюсь каждый день!

Мне было одновременно и смешно, и обидно, но в то же время я вдруг поняла, что эти мои переживания лежат высоко над той глубиной, которую я внезапно обнаружила в себе. Так, хватит. Потом обо всём этом подумаю.

Прикусив губу, чтобы справиться с противоречивыми чувствами, я взяла подарок. Гребень был прост и при этом незатейливо красив, как все поделки Джастера. В руке он лежал очень удобно и по волосам прошёлся неожиданно легко. Не дёргал, не путался, а словно гладил бережно…

— Не увлекайся, а то весь день простоим. — Насмешливый Шут опять развеял приятное. — Теперь запомни. С этого момента ты — госпожа ведьма Янига, а я — твой охранник. Всё. Ничего личного. Голову не опускай, спину держи прямо и веди себя достойно госпожи ведьмы. По сторонам не пялься, как девка деревенская, пальцем не показывай, ко мне, как к охраннику, обращайся. В общем зале долго не сиди, лучше в своей комнате и ешь, и посетителей принимай. С ценой не продешеви. Меня к другим женщинам не ревнуй. Комнаты будем снимать разные.

Теперь я обиделась куда сильнее, чем на «лесное чудище». Только спорить с Джастером бесполезно.

— Ничего, потерпишь. — Усмехнулся этот нахал, сразу поняв причину моего настроения. — Думай о деле, а не о постели, ведьма.

Вот ведь, хам! Я что — девка беспутная?! И что он там говорил про «сидеть в комнате»?!

— Мы же на ярма…

— Ярмарка — это моя забота. Делай, как говорю, и всё будет хорошо.

Опять он всё с ног на голову переворачивает! Где это видано, чтобы ведьмы от людей прятались?! Всегда мы с Холиссой по ярмаркам и улицам ходили или в общем зале сидели, чтобы люди нас видели и за товаром подходили. Это когда Холисса дома жила, тогда, конечно, горожане к ней шли…

Но Джастер чихать хотел на все обычаи.

— Ты хочешь, чтобы я вообще в город не выходила?

— Почему? Выходи, только веди себя соответствующе. А ещё лучше охрану бери с собой. Не ты в покупателях нуждаешься, а они в тебе.

— С охраной? Так ты же всех покупателей своим видом распугаешь!

— Мой вид — не твоя забота, Янига. Думай о себе.

Он несколькими движениями поправил на мне платье и плащ, игнорируя моё недоумение.

— Вот, так намного лучше. Теперь духи доставай.

— Зачем?

— Чтобы ими пахнуть, разумеется.

— За…

— Хочешь поспорить, ведьма? — Джастер нахмурился.

Я, мигом вспомнив болотника, торопливо покачала головой и полезла в сумку за баночкой с душистой мазью.

— Вот сюда и вот сюда, — воин пальцем легко мазнул меня по запястьям и за ушами, заодно поправив волосы. — Запомнила?

— Да, — кивнула я, убирая баночку обратно в сумку. — А ты что будешь делать?

— Охранять молодую, привлекательную и богатеющую госпожу ведьму, конечно же, — усмехнулся воин, положив ладонь на рукоять Живого меча. — Как и положено наёмнику. Идём.

Сам Джастер выглядел так, словно и не бродил ни по каким чащобам и болотам. Одежда чистая, волосы слегка растрёпаны, как обычно. А ведь я ни разу не видела, чтобы он себя в порядок приводил. Отряхнулся, волосы пятернёй расчесал и пошёл…

Шут и в самом деле уже шагал по дороге в сторону тракта. Я вздохнула, убрала гребень в торбу и поспешила следом за своим необычным спутником.

Привлекательную госпожу ведьму…

Это он, правда, так думает или опять посмеялся надо мной?

То соблазняй его как женщина, то веди себя как госпожа… Я бы ещё знала, как они себя ведут. Издалека видела, конечно, но знатные господа и дамы к нам с Холлисой не приходили, слуг присылали.

— Ты бы уж сам определился, что от меня хочешь, — тихо пробормотала я себе под нос и, догнав Шута, постаралась идти следом за ним с прямой спиной и поднятым подбородком.