Как найти Детскую лигу?
Да никак.
Разузнать у окружающих не получится, потому что ни одна живая душа в Лос-Анджелесе не признает существование подобной организации, чтобы у президента Грея мгновенно зачесались руки. Иметь под боком Федеральную коалицию – дорогое удовольствие. Те, кто мог поделиться информацией, если бы и продали свой секрет, то за такую цену, которую мало кто потянет. Это была закрытая организация, чужие с улицы туда не попадали. Правила предписывали избавляться от каждого, кто мог выдать агента даже взглядом.
Лига сама находила тебя. Привлекала в свои ряды, если признавала достаточно ценным кадром. Если ты был готов сражаться. Это стало первым, что я усвоила по пути сюда, сидя рядом с Кейт, или, по крайней мере, эта мысль первой закрепилась в моем сознании, пока наш внедорожник мчался по шоссе, направляясь прямиком в сердце города.
Главная оперативная база – Штаб, как все ее называли – была скрыта глубоко под землей, под зданием завода по производству пластиковых бутылок, который продолжал фурычить, добавляя свои выбросы в коричневый смог, в котором тонул складской район Лос-Анджелеса. Многие агенты и высокопоставленные чиновники Лиги формально числились в компании «Бутилирование П&C».
Я прижала руки к животу. В Термонде мы хотя бы небо видели, и сквозь электрический забор просматривались деревья. Здесь у меня не будет даже этого – до тех пор, пока Лига не решит, что я могу подняться наверх.
– Все принадлежит Питеру Хиндерсону. Возможно, ты с ним тоже встретишься. Он – преданный сторонник Лиги с самого дня ее основания. – Кейт собрала волосы в хвостик, а машина взяла курс на нечто, похожее на еще одну крытую автостоянку.
Таким был этот город – выцветшие краски приглушенных тонов и кругом бетон…
– Создание Штаба – его заслуга. Все помещения располагаются прямо под его заводом, так что, если нас попробуют засечь со спутника, тепловые выбросы из вентиляции будет несложно объяснить.
Кейт с гордостью продолжала рассказывать, глаза ее горели, а мне было абсолютно наплевать. Меня начало тошнить еще в самолете, когда мы вылетели из Мэриленда, а потом в машине укачало еще больше. От стойкой бензиновой вони голова просто раскалывалась. Я мечтала вдохнуть сладкого чистого воздуха Вирджинии.
Из других автомобилей тоже вывалились агенты, но стоило им увидеть нас обеих, как болтовня и хохот тут же стихли. Они пялились на меня весь полет, пытаясь понять, чем же я настолько важна для Кейт, что та организовала мое похищение. Судя по всему, другие развлечения им были не столь интересны. До меня, будто игрушечные кораблики на пруду, доплывали слова: шпионка, беглая, Красная. Все мимо кассы.
Мы приотстали, пропуская остальных агентов вперед, к серебристому лифту на другом конце стоянки – их шаги эхом отдавались от крашеной цементной поверхности. Кейт устроила целое представление, преувеличенно долго вытаскивая наши вещи из багажника: каждое движение проделывалось мучительно медленно, идеально выверенно, чтобы дать им фору. Пока не пришла наша очередь, я все прижимала кожаную куртку Лиама к груди.
Кейт приложила пропуск к черной панели рядом с дверями лифта, и те с грохотом разъехались. Я ступила внутрь, не сводя глаз с потолка, пока панели снова не открылись и нас не обдало волной тяжелого влажного воздуха.
Наверное, здесь когда-то проходила канализация. Да, судя по наличию крыс, едкому запаху и слабой вентиляции, в этом месте точно была канализация или ливневый сток. Выходя, мы запустили какой-то детектор движения, и темные цепочки крошечных лампочек, идущие по обеим стенам, ожили, выхватывая яркие взрывы граффити и лужи конденсата на цементном полу, куда медленно и с громкими шлепками плюхались капли.
Я уставилась на Кейт, ожидая эффектного завершения этой явно затянувшейся неудачной шутки. Но женщина только пожала плечами.
– Знаю, выглядит не… красиво, но ты постепенно… ладно, здесь никому не нравится. Но когда все здесь изучишь, привыкнешь.
Чудненько. Есть чего ждать с замиранием сердца.
Мне хватило расстояния в один квартал, когда от влажного, заплесневелого воздуха в туннеле к горлу снова подступила тошнота. Еще четыре таких дистанции расширяли границы того, что может вынести человек. Для большинства из нас потолки были достаточно высокими, чтобы ходить, не нагибаясь. Но тем, кто отличался изрядным ростом, включая Роба, приходилось «кланяться» каждой металлической балке. Стены смыкались вокруг, словно мимические морщинки вокруг рта, накрывая нас тьмой. Единственной роскошью в туннеле была его ширина – мы могли идти бок о бок. И дышать.
Кейт подняла глаза и махнула в сторону одной из черных камер, мимо которой мы проходили, направляясь к серебристой двери на другом конце туннеля.
Не знаю, что насторожило меня в этом жесте, но я обернулась. Возможно, необратимость. Полное осознание того, сколько усилий придется приложить, какой быть осторожной и терпеливой, пока Лиам не доберется до места, где его не достанут. И уже только потом выбраться отсюда.
Трижды пикнув, панель доступа мигнула зеленым. Кейт прицепила пропуск обратно к петле на поясе, вздох облегчения наполовину затерялся в свисте кондиционированного воздуха, вырвавшегося из-за дверей.
Я отпрянула прежде, чем женщина успела взять меня за руку, съежившись под ее дружелюбной улыбкой.
– Добро пожаловать в Штаб, Руби. Перед экскурсией я хотела бы кое с кем тебя познакомить.
– Хорошо, – пробормотала я.
Мой взгляд застыл на длинной стене коридора, увешанной сотнями пожелтевших листочков. Больше смотреть было не на что, разве что на блестяще-черную плитку да длинные люминесцентные трубки над головой.
– Это все повестки агентов, – объяснила Кейт, когда мы проходили мимо.
Обязательная воинская повинность Грея, введенная накануне кризиса, означала, что всех, кто был моложе сорока, призывали на службу: миротворцами в Национальную гвардию, пограничниками или надсмотрщиками за чудными детьми в лагерях наподобие СППшных. Первая волна вынужденных рекрутов в основном состояла из двадцатилетних – слишком взрослых, чтобы пострадать от ОЮИН, и слишком молодых, чтобы потерять собственных детей.
– Многие агенты – бывшие военные, как Роб, – рассказывала Кейт, пока мы шли. – Но большинство из нас – гражданские. Одни присоединились к Лиге, поверив в миссию Албана, другие пытались получить чуть больше информации о том, что происходит с нашими детьми, с братьями и сестрами. Всего задействовано более трехсот внедренных агентов, плюс еще человек сто или больше работают в Штабе. Это технические специалисты, тренеры или те, кто следят за ходом операций.
– А сколько здесь детей?
– Двадцать шесть, включая тебя и Мартина. Шесть команд, по четыре человека в каждой. И к каждой прикреплен агент. Хотя Албан называет нас Наставниками. Ты будешь тренироваться с моей командой и со временем получишь допуск к тактическим операциям.
– И Лига всех вытащила из лагерей? – поинтересовалась я.
Кейт приложила пропуск к очередной двери.
– За пять лет существования Лиги самое большее – четверых. Дети здесь со всех концов страны. Некоторых, вроде Вайды и Джуда – познакомишься с ними чуть позже, – привезли сюда, когда Сборы еще только начались. Других удачно заметили, когда ребят уже отправляли в лагерь или когда за ними приехали СПП. Есть несколько странных парнишек, вроде Нико из моей команды. У него… интересная история.
Я не поняла, было ли это приманкой:
– Интересная?
– Помнишь, я рассказывала тебе про «Леду-корпорейшн»? Как правительство предоставило им грант для изучения того, откуда взялся ОЮИН? Нико был… – Кейт пару раз кашлянула, – был одним из их объектов. Мальчишку привезли несколько недель назад, так что вы двое сможете осваивать азы вместе. Но хочу предупредить: он еще немного хрупкий.
Тогда-то я и увидела, что коридор оказался лучшей частью остальных помещений. Как если бы в доме все средства ушли на ремонт прихожей, или хозяева просто решили, что продолжать просто нет смысла. В общем, место выглядело так, будто тебя занесло на стройплощадку и работы на ней еще идут. Стены – серые бетонные блоки на металлических опорах. Пол из крашеного бетона. Все бетонное – везде, всегда. На мгновение я словно снова оказалась в Термонде – так «дружелюбно» смотрелось это место.
Низкие потолки оплетали трубы и провода в яркой изоленте. И хотя в Штабе было не так темно, как в туннеле, естественный свет внутрь не поступал, и мерцающие лампы дневного света заливали пространство нездоровым анемичным сиянием.
Самым необычным в помещении была его форма: дверь из коридора открывалась прямо напротив большой круглой комнаты в центре – ее изогнутые стены были полностью стеклянными. Проход, в котором мы стояли, образовывал вокруг этой комнаты кольцо, и я рассмотрела, по крайней мере, еще четыре прямых коридора, отходивших от него лучами.
– А он какой?
Пока мы шли, я продолжала посматривать по сторонам, наблюдая за фигурами, которые сновали туда-сюда вокруг стеклянного пространства. Внутри его по стенам были развешаны несколько телевизоров; под ними стояли круглые, как в кафе, столики, за которыми несколько агентов Лиги играли в карты, ели или читали.
Изогнутый коридор был нешироким. Так что, когда навстречу попадалось сразу несколько человек, кому-то приходилось давать дорогу.
Сначала мы столкнулись с двумя молодыми женщинами в армейском камуфляже. И эта встреча стала подтверждением того, чего я боялась: слухи обо мне уже распространились. Встречаясь глазами с Кейт, все дружелюбно улыбались, но стоило взгляду упасть на меня, как люди огибали нас, держась на максимально возможном расстоянии, и прибавляли шагу.
– Какой он? – повторила я и, увидев непонимание в бледно-голубых глазах Кейт, пояснила: – Какого цвета?
– А-а! Нико – Зеленый. Технический гений. Обрабатывает все, словно программа. Вайда – Синяя. Джуд – Желтый. Это единственная команда со смешанными возможностями. Остальные – строго одного цвета и выполняют во время операций разные вспомогательные функции. – Льющийся сверху свет окрасил белокурые волосы Кейт в жемчужно-белый. – Ты здесь единственная Оранжевая.
Чудненько. Мы прямо как чертова радуга. Только красного не хватает.
– Значит, вам достаются объедки – кого не взяли в другие команды?
Кейт улыбнулась:
– Нет. Я просто выбираю тщательнее других.
Наконец мы покинули внешнее кольцо, нырнув в один из прямых коридоров. Кейт замолчала, не отвечая даже встреченным агентам, вжимавшимся в стены, когда мы проходили мимо. И пока мы шли к двери, помеченной ее именем, нас провожали взглядами, и каждый раз эти взгляды острыми ногтями царапали мне спину.
– Готова? – спросила женщина.
Как будто у меня был выбор!
Оказаться в чужой спальне – все равно что подсмотреть чужую жизнь. И мне было немного неловко – и тогда, и сейчас – увидеть безделушки, которые ей удалось сюда протащить. Комната оказалась тесной, но жить в ней было можно, компактной, но, что удивительно, не вызывающей клаустрофобии. Койка стояла в углу, позади нее Кейт повесила грязное лоскутное одеяло. Узор из ярких красных и желтых маргариток пробивался даже через самые темные пятна. На карточном столике, служившем письменным столом, стояли компьютер, лампа, а еще лежала пара книг и сумка.
И повсюду – рисунки.
Фигурки людей, намалеванные маленькими пальчиками. Карандашные портреты – ни одного знакомого лица. Пейзажи, выполненные углем, которые выглядели такими же безжизненными, как пребывание под землей. Фотографии с приветливыми лицами на фоне заснеженных гор, наклеенные аккуратными рядами, слишком далеко от меня, чтобы разглядеть красивые глянцевые детали. А еще в этом пространстве обнаружились трое.
Высокий и очень худой парнишка мерил шагами крохотное свободное пространство между столом и койкой, но, едва мы вошли, остановился. Голова в красновато-каштановых кудряшках мотнулась в нашу сторону. Его лицо просияло от радости, и подросток бросился к Кейт, обхватывая ее плечи тонкими руками.
– Я так рад, что вы вернулись! – Его голос дрогнул от облегчения.
– Я тоже, – проговорила Кейт. – Джуд, это Руби.
Джуд, весь кожа и кости, выглядел так, словно за пять дней вымахал сантиметров на десять. Нет, некрасивым назвать его было нельзя: подросток просто не до конца сформировался. Ему еще придется дорасти до своего длинного, прямого носа, что же до больших карих глаз – они выглядели сейчас по-мультяшному огромными.
На вид Джуду было лет тринадцать-четырнадцать, но двигался мальчишка так, словно все еще не научился справляться с этими новыми длиннющими конечностями.
– Приятно познакомиться! – воскликнул он, обнимая уже меня. – Вы только что вернулись? Все это время ты была в Вирджинии? Кейт сказала, вы там разделились, и она так волновалась, вдруг что-то…
Парнишка перескакивал с одной мысли на другую. Я моргнула, пытаясь высвободиться из его объятий.
– Джудит, подруга явно не в восторге от обнимашек, – раздался из-за спины Джуда чей-то низкий голос. – Отцепись.
Джуд тут же отпрянул назад, издав нервный смешок.
– Извини, извини. Просто рад познакомиться. Кейт так много о тебе рассказывала – ты была в том же лагере, что и Мартин?
Когда мальчик назвал имя другого Оранжевого, его голос странно дрогнул, взлетел вверх и оборвался.
Я кивнула: значит, он знает, кто я. И все же до меня дотронулся. Какой смелый, глупый ребенок.
– А это Вайда там, на кровати, – вмешалась Кейт, подталкивая меня в ту сторону.
Мне показалось, что я невольно пячусь назад, в угол – такова была сила взгляда этой девушки. Странно, что я не заметила ее, сидевшую на койке: вытянутые ноги скрещены, руки сложены на груди, на лице застыло безразличное выражение. Но теперь, обнаружив ее, я даже поежилась.
Выглядела Вайда роскошно: идеальное сочетание рас и народов: блестяшая смуглая кожа, которая напомнила мне теплые осенние дни, миндалевидные глаза, выкрашенные в цвет электрик волосы. Такое лицо ожидаешь увидеть в журнале: высокие, острые скулы и полные губы, на которых, кажется, всегда держится легкая ухмылка.
– Привет. Мило, что ты наконец-то дотащила сюда свою задницу. – Голос ее был громким, глубоким, и она четко выговаривала каждое слово. Когда Вайда поднялась – обнять Кейт, мне показалось, что я невесомая Дюймовочка.
Вместо того чтобы вернуться на кровать, девушка застыла между мною и Кейт. Я знала эту стойку. Сколько раз сама ее занимала, закрывая Зу, Толстяка или Лиама? Сколько раз это делали они? Стоя спиной к женщине, Вайда внимательно меня изучала.
– Бедняжка. Просто держись меня и будешь в порядке.
«Вот оно как, да?» – подумала я, ощетинившись от ее тона. Обернувшись к Кейт, Вайда, как ни в чем не бывало, снова расцвела в улыбке. Ее темная кожа прямо-таки светилась счастьем.
– Там, в углу, Нико, – перехватила роль хозяйки Вайда. – Чувак, можешь оторваться на пару секунд?
Нико сидел на полу, прислонившись спиной к крошечному комодику Кейт. Мальчишка показался мне маленьким, но я сразу поняла, что Кейт имела в виду, назвав его «хрупким». Дело было не в росте – невысоком или телосложении – щуплом, а в напряженных чертах лица.
– Привет. Приятно познакомиться, – кивнул мальчик, и непослушная прядь отделилась от зачесанных назад и уложенных гелем иссиня-черных волос.
А потом снова опустил глаза на небольшой черный аппарат в его руках, и пальцы запорхали по кнопочкам. Устройство подсвечивало загорелую кожу лица неестественным ярко-белым, выделяя почти черные глаза.
– И что у тебя за история? – поинтересовалась Вайда.
Я напряглась, складывая на груди руки – копируя ее позу. Сомнений не было: если все сложится – если я буду жить с этими ребятами, общаться и тренироваться, – придется держать дистанцию. За последние несколько недель я уже не раз убедилась: если сходишься с кем-то поближе, человек неизбежно становится тебе небезразличен. Границы между вами размываются, и когда приходит время прощаться, вырвать себя из жизни, в которой успел пустить корни, невероятно мучительно.
Но если бы я даже захотела рассказать им о Термонде, словами эту боль не передать. Они не смогут понять, а у меня не получится объяснить, что при одном только воспоминании о саде, фабрике и о больнице я захлебывалась собственной яростью. В моей груди остался ожог, который все еще не зарубцевался, как долго заживают пузыри на руках, оставленные отбеливателем в прачечной.
Я пожала плечами.
– А что насчет Мартина? – спросил Джуд, с силой сплетая пальцы, так что они покраснели. – Нас будет пятеро в команде?
Кейт не пропустила пас:
– Мартина перевели в Канзас. Он будет работать с местными агентами.
Вайда качнулась к ней:
– Правда?
– Да, – подтвердила Кейт. – Место командира группы займет Руби.
Вот и все. Какие бы показные любезности ни выжала из себя Вайда при встрече с Кейт, все они в одночасье рассеялись в одном грубом выдохе. В глазах девушки вспыхнула обида предательства. Я видела, как она, буквально проглотив рвущиеся наружу слова, заставила себя кивнуть.
– Подождите, что? – поперхнулась я. Я не хотела этого – не хотела ничего такого.
– Круто! Поздравляю! – Джуд дружески толкнул меня в плечо, возвращая в реальность.
– Уверена, вы все окажете Руби гостеприимство и введете в курс дела, – проговорила Кейт.
– Ага, – сквозь зубы процедила Вайда. – Конечно. Все, что пожелает.
– Пойдемте вместе на обед, – весело предложил Джуд, сверкая безоблачной улыбкой и не обращая ни малейшего внимания на то, как застывшая рядом Вайда сжимает и разжимает кулаки. – Сегодня паста!
– Мне надо зайти к Албану, но вы идите вчетвером – заодно покажете Руби спальное место и поможете разместиться, – предложила Кейт.
Едва я вышла в коридор и закрыла за собой дверь, как почувствовала, что кто-то вцепился в мои волосы, крутанул меня и швырнул к ближайшей стене. Перед глазами заплясали черные звездочки.
– Вайда! – воскликнул Джуд. Даже Нико поднял глаза.
– Если хоть на одну долбаную секунду ты решила, будто я не понимаю, что на самом деле происходит, ты ошибаешься, – прошипела Вайда.
– Отцепись от меня, – прошипела я в ответ.
– Я знаю, что история о том, будто Кейт тебя потеряла, – брехня. Знаю, что ты сбежала, – заявила девушка. – Я скорее порву тебя на клочки, чем ты снова причинишь ей боль.
– Ты ничего обо мне не знаешь, – бросила я и этими словами разозлила ее еще больше.
– Я знаю достаточно, – выплюнула Вайда. – Знаю, кто ты. Мы все знаем.
– Довольно! – вмешался Джуд, хватая меня за руку и оттаскивая от Вайды. – Мы идем обедать, Вай. Хочешь – иди, не хочешь – не надо.
– Приятного, блин, аппетита, – сладким голосом проговорила девушка, но ярость, что она излучала, взрезала воздух между нами и сомкнулась вокруг моей шеи, словно кулак. Словно обещание.
Не знаю, почему, но круг пустых столов вокруг нас заставил меня напрячься. Возможно, по той же причине Джуд посчитал, что должен болтать весь обед напролет, заполняя тишину.
Как только мы сели за один из небольших круглых столиков, агенты и дети повставали со своих мест. Кто-то взял свой поднос и просто ушел, другие пристроились за другими столиками в отдалении, потеснив тех, кто уже там сидел. Я попыталась убедить себя, что это не из-за меня, но некоторые мысли укореняются в тебе, словно хроническое заболевание. Стоит только подумать, что наконец-то ты их победил, как они перерождаются в нечто новое и еще более мрачное. «Конечно, они встали и ушли, – нашептывал мне в ухо знакомый голос. – Вряд ли они когда-либо захотят оказаться рядом с кем-то вроде тебя?»
– …здесь мы едим и зависаем, если есть свободное время. После обеда тут все убирают, и можно прийти поиграть в карты или пинг-понг или просто посмотреть телик, – сообщил Джуд, набив полный рот салата. – Иногда агент привозит новый фильм, но я в основном торчу внизу, в компьютерном зале…
Находиться в круглой комнате ощущалось чем-то странным, вызывающим дурноту. Ощущение усиливалось еще и тем, что в поле зрения попадал десяток телевизионных экранов сразу. Каждый был настроен на единственный уцелевший национальный новостной канал – оказывается, если залезть в президентский карман, там найдется немало денег, – или цеплял глаз беззвучной застывшей картинкой, если телесигнал прерывался. Выслушивать перечисление всех случившихся за день ужасов, о которых говорили ведущие, сил у меня не было. И я нашла занятие поинтереснее: наблюдать, как вновь прибывшие распределяются по группкам. Забрав тарелки с едой с буфетных столов, дети прибивались к другим детям. Мускулистые парни, возможно бывшие военные, сидели с ребятами точно такой же внешности, было и несколько женщин-агентов.
Я так сосредоточилась на подсчете женщин, что даже не заметила Кейт, пока та не встала прямо позади Джуда.
– Албан хочет тебя видеть, – просто сказала она, потянувшись, чтобы взять у меня поднос.
– Что? Зачем?
Джуд, должно быть, принял мое возмущение за страх, потому что похлопал меня по плечу.
– Ой, нет, не переживай! Он правда хороший. Я уверен… Уверен, он просто хочет поболтать, ведь это твой первый день. И больше ничего. Дело на полминуты.
– Ага, – пробормотала я, не обращая внимания на нотки ревности в его голосе. Очевидно, вызов к руководству был нерядовым событием. – Конечно.
Кейт вывела меня из атриума обратно в коридор, оставив мой поднос на тележке у входа. Вместо того чтобы повернуть вправо или влево, она подтолкнула меня к двери в противоположной стене, которую я раньше не замечала, и чуть ли не потащила за собой вниз по лестнице, которая оказалась за этой дверью. Мы миновали второй уровень и двинулись дальше к третьему. В ту же секунду, как женщина распахнула дверь плечом, я сразу почувствовала себя лучше. Здесь было теплее и суше, чем на верхних этажах с их ползучей сыростью. Меня даже не тревожил запах статического электричества и горячего пластика в огромном компьютерном зале, расположенном точно под атриумом.
– Извини, – сказала Кейт. – Ты, конечно, устала, но он очень хочет тебя увидеть.
Я сцепила руки за спиной, чтобы не показать, как дрожат мои ладони. Пока мы летели сюда, Кейт пыталась изобразить Албана этаким благородным джентльменом с острым умом и добрым сердцем – настоящим патриотом Америки. Что, между прочим, несколько расходилось с тем, что я слышала о нем: террорист, организатор более двухсот покушений на президента Грея в дни его поездок по стране, во время которых погибло немало простых людей. Подтверждения этому обнаруживались повсюду: агенты увешали стены газетными статьями и стоп-кадрами последних новостей, будто смерть и разрушение могли служить поводом для торжества.
Сама я знала о Джоне Албане только одно: он основал организацию и назвал ее Детская лига, однако вытаскивал из лагерей лишь тех, кого считал обладателями силы. Кто мог оказаться полезным. И, если чувак окажется не в духе, у меня есть хороший шанс огрести по полной за то, что его план чуть не сорвался.
Мы прошли по другой стороне круглого коридора-петли. Кейт коснулась пропуском черной панели, ожидая сигнала. «Вдруг не сработает», – мелькнула во мне слабая надежда.
Но мы опять устремились вниз по бетонным ступенькам холодной лестницы. Дверь за нами захлопнулась сама собой, загерметизировавшись со всасывающим звуком. Я пораженно обернулась, но Кейт мягко подтолкнула меня вперед.
Еще один коридор, но не такой, что я видела наверху, на первом уровне. Лампы здесь светили не так мощно и, казалось, были установлены на мерцающем цикле. Один взгляд в эту сторону, и я вздрогнула, а сердце забилось где-то в горле. Это был Термонд – миниатюрный кусок моей тюрьмы. Ржавые металлические двери, твердые бетонные стены – их ровную поверхность нарушали лишь маленькие смотровые окошки. Но это была тюрьма с двенадцатью дверями вместо многих дюжин, с двенадцатью заключенными – вместо тысяч. Тошнотворный запах с примесью хлорки, голые стены и пол – единственная разница заключалась том, что вздумай мы колотить в двери так, как эти пленники, нас сразу бы наказали. Приглушенные голоса умоляли выпустить их, и я попыталась представить, впервые в жизни, чувствовал ли кто-нибудь из солдат то же, что и я сейчас: тупую боль, как если бы с силой стянули кожу на голове. Я точно знала, когда их лица выглядывали из окон, а налитые кровью глаза следили за нами, пока мы шли по коридору.
Кейт коснулась пропуском замка последней двери слева, лицо ее скрывала тень. Дверь открылась, и женщина толкнула створку, кивнув в сторону голого стола и стульев.
Свисающая с потолка лампа уже горела, покачиваясь на шнуре. Я застыла на пороге, отпрянув от Кейт.
– Что, черт возьми, происходит?
– Все в порядке, – проговорила она низким, успокаивающим тоном. – Мы используем это крыло, чтобы хранить ценное имущество, а еще держим здесь тех, с кем возникли кое-какие проблемы, с кем нужно побеседовать.
– В смысле допросить? – уточнила я.
«Нет, – подумала я, и понимание черными пятнами расцвело в моем сознании. – Сначала их допрашивал Мартин. Теперь это буду делать я».
– Я не… – начала было я. Не доверяю себе, не желаю этим заниматься. Не хочу ничего из этого.
– Я все время буду рядом, – заверила меня Кейт. – С тобой ничего не случится. Албан просто хочет увидеть уровень твоих способностей, и это один из немногих способов их продемонстрировать.
Это было почти смешно. Албан хотел удостовериться, что не прогадал с покупкой.
Кейт закрыла дверь и потянула меня к стулу за металлическим столом. Я услышала шаги и попыталась подняться, но меня тут же усадили обратно.
– Всего несколько минут, Руби. Я обещаю.
«Чему ты удивляешься?» – спросила я сама себя. Я знала, что представляла собой Лига и все они. Кейт как-то говорила, что Лигу создали для того, чтобы раскрыть всю правду о том, что происходит с детьми в лагерях. Забавно, как далеко они ушли от своей миссии. Мне хватило нескольких часов, чтобы понять: все, в чем Лига преуспела за пять лет, это превращенная в солдат горстка детей, похищения и допросы и несколько разрушенных сооружений из тех, что имели особое значение.
В небольшом окошке возникло темное лицо Албана, за ним маячили фигуры еще полудюжины мужчин. Его голос просочился сквозь потрескивающую внутреннюю связь:
– Мы готовы приступить?
Кейт кивнула и, отступив назад, пробормотала:
– Просто делай, что тебя просят, Руби.
«Всю жизнь только это и делаю».
Дверь открылась, и в комнату вошли трое.
Два здоровяка-агента в зеленой униформе и маленькая женщина, которую они втащили внутрь и привязали пластиковыми стяжками к другому стулу. Ее голову скрывал капюшон из мешковины, и, судя по мычанию и протестующим стонам, рот был заткнут кляпом.
Мою шею свело от ужаса, страх медленно пополз вниз по позвоночнику.
– Здравствуй, моя дорогая, – снова прошипел голос Албана. – Надеюсь, этим вечером ты прибываешь в добром здравии.
Джон Албан оставался советником в кабинете президента Грея, пока его собственная дочь, Алиса, не был убита ОЮИН. Как мне объяснила Кейт, Албан не справился с чувством вины. Но когда он попытался донести до остальных правду – не глянцевую, засахаренную версию о лагерях, обратившись в крупные газеты, ни одна не решилась обнародовать его историю. Президент Грей ужесточил и без того безжалостный контроль за СМИ. Таковы были последствия взрыва в Вашингтоне: хорошие парни остались неуслышанными, плохие – получили все преимущества.
Джон Албан был уже немолод, его темная кожа так же выдавала его возраст, а из-за тяжелых мешков под глазами лицо тоже казалось обвисшим.
– Разумеется, мне невероятно приятно видеть тебя здесь. Мы с моими советниками очень хотели бы оценить пределы твоих способностей и понять, какую пользу они могут принести нашей организации.
Я кивнула, язык прилип к небу.
– Мы считаем, что эта женщина передает информацию людям Грея, саботируя операции, на которые мы ее посылаем. Я бы хотел, чтобы ты исследовала ее последние воспоминания и сказала бы мне, правда ли это.
Он что, считает, это так легко? Глянул внутрь – и получил все ответы? Я выпрямилась и пристально посмотрела на него через стекло. Я хотела, чтобы Албан понял: я догадалась, что он укрывается за дверью не от этой женщины, а от меня.
Все, что мне нужно было сделать, завоевать его доверие и получить частичку свободы. И когда придет время, он пожалеет, что сам предоставил мне возможность оттачивать свои способности; проснувшись однажды утром, он обнаружит, что я ушла, не оставив и следа в этой подземной дыре. Время работало на меня. Удостоверившись, что остальные в безопасности, я разорву сделку и сбегу отсюда.
– Вы должны назвать мне конкретную операцию, – возразила я, не зная даже, слышит ли меня Албан. – Иначе мы можем проторчать здесь всю ночь.
– Понимаю, – протрещал голос. – Думаю, нет нужды говорить, что все увиденное и услышанное тобой в этом зале – конфиденциальная информация, к которой у твоих сверстников нет и не было доступа. Если мы обнаружим, что какие-то данные стали общественным достоянием, не обойдется без… последствий.
Я кивнула.
– Превосходно. На днях этот агент ходил на встречу со связным, чтобы получить конверт.
– Где?
– В окрестностях Сан-Франциско. Точнее сказать не могу.
– У связного есть имя?
Последовала долгая пауза. Нетрудно было догадаться, что за дверью совещаются. Наконец Албан объявил:
– Амброуз.
Двое солдат, что привели женщину, попятившись, вышли. Она услышала, как щелкнул дверной замок, но когда я потянулась к ее связанным запястьям, женщина попыталась увернуться от моего прикосновения.
– Амброуз, – бормотала я. – Сан-Франциско. Амброуз. Сан-Франциско…
Снова и снова повторяя эти слова, я погрузилась в ее разум. Напряжение, которое копилось во мне с того самого момента, как я взошла на борт самолета в Мэриленде, мгновенно схлынуло. Я наклонилась ближе к женщине, стремительный поток мыслей заструился через ее сознание. Они оказались ослепительно-яркими – от них исходило настолько болезненно-насыщенное свечение, словно каждое воспоминание окутывал чистый солнечный свет.
– Амброуз, Сан-Франциско, информация, Амброуз, Сан-Франциско…
Этому приему меня научил Клэнси – упоминания определенных слов, фраз или имен нередко достаточно, чтобы найти нужную главу в чьих-либо мыслях.
Женщина расслабилась под моими пальцами. Готова.
– Амброуз, – тихо повторила я.
Стоял полдень или около того; я была ею, а она – мной, и мы быстро подняли глаза на солнце, стоящее прямо над нами. Картинка мерцала, когда я бежала через пустынный парк, черные тенниски скользили по некошеной траве. Впереди замаячила постройка – общественный туалет.
В моей руке внезапно появился пистолет, что меня нисколько не удивило. По мере того как я погружалась в ее разум, вместе с «картинкой» приходили и другие чувства: запах – там, звук – здесь, прикосновение. С того мгновения, как оказалась в этих воспоминаниях, я ощущала холодный металл за поясом шортов.
Человек, ожидавший позади здания, даже не успел повернуться, как уже лежал на земле с дыркой размером в доллар на затылке. Я отскочила, отбросив запястье женщины. Последним, что я увидела, прежде чем разорвать связь, была синяя папка и ее содержимое, разлетающееся по ветру и падающее в расположенный неподалеку пруд.
Я открыла глаза, хотя мигание свисающей с потолка лампочки отдавало в голове болью. По крайней мере, не мигрень – с каждым таким погружением боль постепенно становилась слабее, но дезориентация никуда не девалась. Мне потребовалось две секунды, чтобы вспомнить, где я, и еще две – чтобы обрести дар речи.
– Она встретилась с мужчиной в парке, за общественным туалетом. Подошла к нему сзади и выстрелила в голову. Информация, которую он принес, лежала в синей папке.
– Ты видела, что произошло с папкой? – В голосе Албана звучало восхищение.
– Она на дне пруда, – ответила я. – Почему она его застрелила? Если он был связным…
– Достаточно, Руби, – оборвала меня Кейт. – Впустите их, пожалуйста.
Женщина обмякла на стуле – все еще не пришла в себя после моего проникновения. Она не сопротивлялась, когда солдаты освободили ее от пут и подняли со стула. Но мне показалось… мне показалось, я услышала, как она плачет.
– Что с ней будет? – с нажимом спросила я, поворачиваясь к Кейт.
– Достаточно, – снова повторила она, ее тон заставил меня вздрогнуть. – Мы можем попросить вашего разрешения уйти? Вы удовлетворены результатами?
На это раз Албан встретил нас у двери, но так и не преодолел то последнее расстояние между нами. Даже ни разу не посмотрел мне в глаза.
– О да, – тихо сказал он. – Мы более чем удовлетворены. Ты обладаешь особенным даром, моя дорогая, и вряд ли понимаешь, что это означает для нас.
Как раз понимаю.
Лиам немногое рассказал мне о своем пребывании в Лиге; оно было коротким и жестоким, и таким болезненным, что он воспользовался шансом слинять при первой же возможности. И, хотя мы об этом и не подозревали, он подготовил меня к новому витку моей жизни. Предупредив меня один раз, второй, третий о том, что Лига будет контролировать каждый мой шаг, будет требовать, чтобы я забрала чью-нибудь жизнь просто потому, что им так надо, им так хочется. Он рассказал мне о своем брате, Коуле, о том, кем тот стал в заботливых руках Лиги.
Коул. Я знала из сплетен, которые ходили в Лиге, что он был мегакрутым – агентом под прикрытием с колоссальной эффективностью. Знала от Лиама, что его брат буквально подпитывается энергией пистолетных выстрелов.
Однако никто, даже сам Лиам, не удосужился упомянуть одного: насколько похоже, невероятно похоже они выглядели.