Немного героина для невесты Казановы

Глава 14

Спустя несколько дней Егоров с букетом мокрых растрепанных хризантем ждал Марину на выходе из больницы. Правая рука ее почти не болела, но тяжелый букет Марина приняла левой.

На служебной машине Егоров повез Марину прочь от больницы, домой. Марина так давно не была дома, что ехала сейчас туда, словно в какое-то новое необычное место. Ощущение праздника переполняло ее, и цветы только усиливали это впечатление.

Мелкий дождик барабанил по стеклам автомобиля, его холодные капли попадали через открытое окно в салон. Егоров включил дворники и наглухо закрыл окна. Стекла тотчас запотели.

Егоров был все также любезен и отстранен.

— Вы уверены, что вам следовало выписаться из больницы? Как рука? — Это все, что его теперь интересовало.

— Как движется расследование? — сбила его Марина, и он сразу скис.

— Рыжий молчит насчет главаря. Фонарева пока не отдают итальянцы. Вашего знакомого у вас в квартире убил Фонарев, это известно достоверно. А главаря нет. Фоторобот пока ничем не помог. Мой начальник опять взъелся на меня. Не верит, что этот ныряльщик существует. Есть наркотики, и есть их продавец — майору этого достаточно.

— Не везет тебе, Егоров, — посочувствовала Марина. Но по большому счету ей уже было наплевать на успехи или неудачи Егорова. Убийцу Гоши нашли, это главное.

Внезапно Марина вспомнила про еще одно убийство, пока не раскрытое.

— Подожди, — попросила она Егорова, — мне нужно на кладбище. Это на окраине. Отвезешь меня?

— Отвезу, — согласился Егоров, ни о чем не расспрашивая. — Только мне через полчаса нужно обязательно быть на совещании.

— Отвезешь и поедешь на совещание. Я оттуда сама доберусь.

Очень быстро они оказались на месте. Марина уже взялась за ручку дверцы, когда Егоров задал ей вопрос:

— А когда мы увидимся в следующий раз?

— Зачем? — удивилась Марина.

— Твои вещи у меня. И наоборот.

— A-а понятно… Я позвоню тебе.

И Марина вышла, хлопнув дверцей.

Кладбище на юго-восточной окраине города, как и большинство кладбищ на территории средней полосы России, напоминало планировкой беспорядочно застроенное в течение многих лет садово-огородное товарищество.

Вначале Марина миновала маленькую старую церковь. Могилы вокруг нее были ухоженными, чистыми и строгими. Здесь были только простые кресты — в отличие от стел, плит и обелисков, установленных на могилах в честь неизвестных языческих богов. Обелиски попадались все чаще, пока Марина двигалась в сторону новых захоронений.

С одной стороны кладбище ограничивал не забор, а большой котлован, где были свалены ржавые ограды, ворохи увядших цветов, старые венки. На дне ямы зиял пустыми окнами разбитый «Запорожец».

Марина не пыталась осмыслить это зрелище, а только ускорила шаг, прижав мокрые цветы к лицу.

Чем дальше брела она, тем запутаннее был лабиринт проходов, тем чаще попадались могилы совсем запущенные, с проржавевшими или завалившимися оградами. Некоторые могилы совсем заросли пожухлой сорной травой.

На оградах висели металлические таблички с номерами линий и участков. И они еще больше напоминали Марине об одном садово-огородном товариществе, где она гостила на даче у давно исчезнувших из ее жизни приятелей.

Свежий загородный воздух, стук дятла и однообразная песня кукушки усиливали сходство с дачной местностью. Это сходство избавляло Марину от элегического, философического или тоскливого настроения, которое обычно охватывает посетителей кладбища.

Вместо того чтобы светло печалиться, вместо того чтобы трепетать от встречи с непреложным фактом конечности человеческого пребывания на земле, Марина просто мерзла. Промозглый ветер гонял мертвую листву, бумажные лепестки искусственных цветов. Тяжелое небо было затянуто клочьями туч. Туман то и дело срывался в моросящий дождь. Земляные дорожки раскисли.

Номер участка и место Марина помнила так же хорошо, как помнила номера телефонов всех своих знакомых.

Не встретив никого на мокрых дорожках, она попала в дальний конец кладбища, к месту недавних захоронений, заваленных свежими венками.

Могила, которую Марина быстро разыскала, была ухоженной. Свежая масляная краска ограды блестела под дождем. С портрета Марине слегка улыбался Виктор.

Марина постояла немного, ни о чем не думая. Влажные стебли хризантем были обернуты листом желтой бумаги. Выбросить мусор было некуда, поэтому Марина скомкала листок и сунула его в карман. Букет положила на могилу.

Сзади кто-то кашлянул. Марина обернулась и с изумлением узнала Проходимцева. У него в руках были розы на длинных стеблях.

— Значит, вас все-таки выпустили из милиции. — От растерянности Марина сказала первое, что пришло ей на ум.

В душе Марины разыгралась буря. Проходимцев следит за ней. Но эта версия глупее всего, особенно если учесть, что он пришел с цветами. Шесть багровых роз — траурное четное число, и перевязаны они черной лентой.

В подтверждение Марининой догадки Проходимцев опустил розы на мокрую землю внутри ограды.

И тут Марину осенило. Виктор из рассказов Проходимцева и застреленный молодой охранник из «Теннис-отеля» — одно и то же лицо. Юля и Сергей были правы — Виктора убили не из-за Марины. Она тут ни при чем. Смерть Виктора — дело рук кредиторов Проходимцева, незадачливого банкира.

Долгое время Марину сжигало изнутри чувство вины из-за Виктора, погибшего совсем еще мальчишкой. Но вина оказалась мыльным пузырем. Пузырь с треском лопнул, слегка оглушив Марину, и она почувствовала головокружение от образовавшейся пустоты. Чувство было очень похоже на то, что она испытывала в море, на теплоходе «Морская Дева» во время шторма. Когда корабль зависал на гребне волны, а потом обрушивался в пустоту.

Марина пошатнулась и потянулась рукой к ограде. Кровь отхлынула от лица, в глазах потемнело, и ее настиг еще один обморок. Второй после обморока на Фрунзенской набережной в объятиях милиционера.

На этот раз Марина очнулась в крепких объятиях Проходимцева.

— Да у тебя настоящий обморок. Здорово! Один мой знакомый…

Слушая бессмысленную болтовню Проходимцева, Марина впервые за долгое время испытала если не счастье, то умиротворение.

— Я же сообщил это твоему автоответчику. Конечно, выпустили. Я потому и позвонил, чтобы встретиться с тобой здесь и попрощаться.

Марина понимала все, за исключением ссылок на автоответчик. Она не могла знать о звонках Проходимцева и о назначенной встрече — именно здесь, именно теперь. Оставалось только удивляться собственной интуиции.

Проходимцев бережно уводил Марину с кладбища. Она смотрела широко раскрытыми глазами вокруг и видела сосны, мокрую землю, кресты могил с такой ясностью, какая бывает только после обморока.

— Расскажите, — попросила Марина Проходимцева, — как ваши дела.

Они брели, не выбирая направления и не обращая внимания на дождь. Проходимцев говорил спокойным и ровным голосом, как будто после встречи с Мариной у могилы Виктора его жизнь тоже переменилась. Марина заметила, виски его стали совсем седыми.

— Главное то, что я уезжаю. Сестра моя в связи с новой должностью ее мужа больше не хочет со мной общаться. Ничто другое меня в Москве не держит.

— А куда вы едете? Возвращаетесь в Италию?

— Нет, уеду на Север, под Псков. Куплю там хутор по дешевке, где-нибудь на границе с Эстонией. Буду грибы собирать с утра до вечера, а зимой — топить печку и книжки читать. «Гулливер на необитаемом острове». За десять лет не прочел ни одной книги, стыдно как-то.

Проходимцев мечтательно смотрел вперед.

— Это Робинзон Крузо был на необитаемом острове, — поправила Марина со смехом.

— Тем более, — мирно согласился Проходимцев.

— А как же ваши проблемы с милицией?

— Это самое скучное. Проблемы с милицией решились за час. Не спрашивай как.

— Вы сбежали?

Проходимцев поморщился.

— Что-то вроде.

— А месть? Вы ведь не собираетесь никого убивать? — В голосе Марины звучала надежда.

— Собирался, да не убил. Есть еще одна причина, почему я хотел встретиться с тобой. Одно поручение, которое я сам не могу выполнить.

— Надеюсь, вы не поручите убить мерзавца мне?

Проходимцев улыбнулся.

— Рассказываю по порядку. Избавившись от милиции, я купил пистолет. На рынке, из-под полы, у одного торговца косметикой.

— А как вы узнали, что он продает пистолеты? — удивилась Марина.

— Это очень просто, если иметь опыт. Но тебе лучше такого опыта не иметь. Правда?

— Да, вы правы, — согласилась Марина. — И что было дальше?

— Я позвонил своим приятелям-кредиторам и сказал, что привез долг. Они так обрадовались моему вранью, что сразу же назвали мне фамилию и адрес. То есть продали за свои же деньги. Понимаешь?

Марина молча поежилась. Она уже боялась, что история Проходимцева кончится чем-то ужасным. Еще одним кровопролитием.

Не дожидаясь Марининого ответа и не глядя на нее, Проходимцев продолжал:

— Я приехал к нему домой поздно вечером. Он даже не спросил, кто это. Я запер в ванной его любовницу и объяснил, по какому поводу его навестил. Я говорил довольно долго, он не сразу понял, в чем дело, не сразу вспомнил, о ком я говорю. А когда вспомнил, начал орать на меня. Все это время девушка в ванной пьяно хихикала.

Проходимцев замолчал, снова переживая тот вечер. Марина не решалась задавать вопросы, но молчание было еще тягостнее.

— Что было дальше? — не выдержала Марина.

— Ужасно, но ему на вид столько же лет, сколько было Виктору. Сопляк-убийца. Я достал пистолет, и он сразу заткнулся. Я направил пистолет ему в лицо и держал так, пока не увидел, что его брюки промокли. Он заплакал и стал просить пощадить его. А девушка в ванной все смеялась дурацким смехом. Я чуть с ума не сошел.

— Вы ведь не убили его? — с надеждой в голосе спросила Марина. — Вы не могли.

— Не убил. Я заставил его написать заявление в милицию. Оно сейчас лежит у меня в кармане. Это не первое его убийство, и не последнее. В заявлении написано все — фамилии тех, кто платил ему, и сколько, и многое другое. Милиции было бы очень интересно.

Марина вздохнула с облегчением. Она не ожидала такого поворота.

— Вы не хотите идти в милицию. Верно?

— Да. Не хочу и не могу. Второй раз этот трюк не удастся. Ты бы могла отдать это заявление. Отдать первому же милиционеру. Это заявление — бомба, я читал его. А у тебя вид, вызывающий доверие у милиции.

Марина горько усмехнулась.

— Сделаешь? — В глазах Проходимцева застыла мольба.

— Конечно. — Марина взвесила все «за» и «против», прежде чем предложить Проходимцеву немного другой вариант. — У вас есть на сегодня какие-нибудь дела?

— Какие у меня теперь могут быть дела? Разве я похож на делового человека?

— Тогда я очень тебя попрошу об одной вещи. Давай сейчас поедем за город.

— Но зачем? — удивился Проходимцев.

Лицо Марины разгорелось от возбуждения. Она придумала нечто фантастическое и теперь должна была уговорить Проходимцева.

— Есть такое место в лесу — называется «Теннис-отель». Вы не слыхали о нем?

Взгляд Проходимцева потемнел.

— Там убили Виктора.

— Да, он работал там охранником. Его владелец, муж моей подруги Сергей, прятал его от армии. Вы знали, что он не хотел в армию?

— Я мог бы догадаться. Виктор был как… как цветок. А в армии к цветам не очень хорошо относятся.

Марина нетерпеливо перебила Проходимцева.

— После того как произошло убийство, на Сергея свалилась куча неприятностей. Он и так был очень расстроен, винил себя, что взял мальчишку в охранники. Но кроме того, должен был отчитываться перед милицией, журналистами, чиновниками. Он чувствовал себя обязанным отомстить. Так же, как и вы. Когда я уезжала, у него был совершенно больной вид. Вы можете представить себе его положение?

— Я сочувствую ему.

— Если бы вы согласились встретиться с Сергеем и вручить ему заявление… Он бы сразу выздоровел. Понимаете, что я имею в виду?

— Кажется, да.

Марина не могла дать ему возможность передумать и заговорила в два раза быстрее:

— У Сергея много разных знакомых, в том числе в милиции. Важные милицейские чины собираются устраивать в «Теннис-отеле» свои турниры. А это значит, что заявление не затеряется или его не потеряют намеренно.

— Пожалуй, в этом есть смысл. Но я уверен, что заявление и так не пропадет…

— Сергей — муж моей лучшей подруги. Он очень помог мне, и я хочу его отблагодарить хотя бы таким способом.

Это был последний аргумент Марины, и он подействовал лучше остальных.

— Сразу бы сказала, что это касается тебя лично. Конечно, поехали.

Марина чуть не захлопала в ладоши от радости, схватила Проходимцева за рукав и потащила за собой.

Когда Марина и Проходимцев выбрались из попутного фургона, Марина посмотрела ему вслед. К багажнику на крыше фургона была привязана доска для серфинга. Оставалось только гадать, где в Подмосковье хозяин доски найдет подходящий берег и хорошую волну, чтобы покататься на ее гребне.

Марине всегда хотелось иметь фургончик, ездить на нем за город и возить друзей, набив салон полными корзинками еды и ракетками для бадминтона. Может быть, Марина когда-то и обзаведется таким уютным вместительным фургоном, только в следующей жизни.

А в этой жизни она вела Проходимцева по знакомой лесной дороге. Грязь хлюпала под ногами. Обувь обоих промокла. Работы по благоустройству «Теннис-отеля» явно были приостановлены, и Марина могла догадаться, почему. Зато она согрелась во время быстрой ходьбы и уже не дрожала под моросящим дождем.

За столом сторожевой будки Марина увидела знакомое лицо дневного охранника. Она помахала ему, как старому приятелю. Охранник тоже узнал ее и вышел, чтобы открыть ворота. Ему, должно быть, очень хотелось спросить, почему личная гостья хозяина и ее спутник пришлепали под дождем пешком. Но он воздержался от расспросов. Значит, в «Теннис-отеле» царила еще не полная разруха.

Марина повела Проходимцева прямиком к зданию ресторана и не ошиблась. В полутемном зале, без всякого музыкального сопровождения, Сергей ужинал в полном одиночестве. Только официант предупредительно застыл у входа в кухню. Сергей выглядел еще более уставшим и грустным.

Увидев Марину, он быстро поднялся и расплылся в улыбке.

— Какой сюрприз!

— А какой у нас для тебя сюрприз, — бросилась Марина к нему. — Но сначала накорми нас ужином. Мы добирались от шоссе пешком, промокли и проголодались.

Официант, обрадовавшись, что можно нарушить неподвижность, пулей бросился в кухню. Сергей зажег дополнительные лампы и подбросил дров в затухающий камин.

— Все постояльцы разъехались, — объяснял Сергей. Из-за дождей или суеверий, не знаю. Половина персонала уволилась. Приходится теперь самому камины топить. Занятие, располагающее к размышлениям. Хотите, пододвинем стол ближе к огню?

Проходимцев и Сергей передвинули стол и стулья, а Марина сняла мокрый свитер и осталась в белой мужской рубашке. Той самой, которую она позаимствовала у следователя Егорова и в которой попала в больницу. И ярко-голубые джинсы на ней были Егорова, и мокрый салатовый свитер из пушистого мохера, который висел сейчас на спинке стула. Только кеды были ее собственные — Егоров купил их для Марины специально, чтобы она не разгуливала по набережной в открытых плетеных сандалиях. Купил перед началом операции, закончившейся для Марины вывихнутой рукой.

Марина забралась на высокий табурет у стойки бара и, болтая ногами, принялась разглядывать свои кеды. Это были дешевые китайские кеды, купленные с уличного лотка. В подобных кедах прошла большая часть Марининого детства. Они были ярко-желтые, совсем летние и совершенно раскисшие от осенней влаги.

Марину разобрал смех, когда она поняла, что одета в соответствии со вкусом милиционера. Егоровская тоска по ярким цветам, наверное, была связана со скучным серым цветом милицейской формы.

Едва успокоившись, Марина припомнила егоровский желтый пиджачок с искрой и снова залилась смехом. Воспоминание об экзотических нарядах следователя Егорова, таящихся в его старом платяном шкафу, потянуло за собой образ венецианского полицейского в белокуром парике, но с черными усами.

Марина хохотала, утирая слезы, а Проходимцев и Сергей весело смотрели на нее, почти готовые присоединиться. Венецианский полицейский в памяти Марины сменился неожиданно Александром. Он что-то кричит по-английски Марине, а она целится в него из пистолета. Марина замолчала так же внезапно, как и рассмеялась.

Рядом со столиком бесшумно возник официант. С его подноса на стол перекочевали столовые приборы и суповая миска, которая распространяла дурманящий запах свежего грибного супа.

— Что тебя так рассмешило? — спросил Сергей.

— Ерунда, старый анекдот. — А где Юля, спит?

— Такая жалость, что вы не встретились. Юля рано утром уехала в Москву. У нее для тебя какой-то грандиозный сюрприз.

— Да знаю я ее сюрпризы, — отмахнулась Марина. — Лучше бы дождалась меня здесь. Вот у нас действительно есть для вас с Юлей новость.

Марина наконец представила мужчин друг другу, и все заняли места за столом.

Пока Проходимцев рассказывал, Марина наблюдала, как меняется выражение лица Сергея, в отеле которого произошло убийство. Марина угадала — Сергей с благодарностью взял заявление из рук своего гостя и пообещал, что суд состоится. Справедливость должна восторжествовать.

Суп сменился жарким из телятины, а затем яблочным пирогом. Несмотря на погоду и суеверия, кормили в «Теннис-отеле» по-прежнему хорошо.

После ужина Марине пришлось возвращаться к мокрым кедам и немного просохшему, но все еще холодному свитеру. Сергей проводил Марину в ее коттедж. Он так и выразился — «твой коттедж».

Марина не возражала, у нее не было на это сил. Пока мужчины возились с камином, она куталась в одеяло, свернувшись на диване калачиком. Глаза слипались, она не могла дождаться, когда ее оставят одну.

Наконец поленья уютно затрещали, а дождь за окном только усилил ощущение уюта. Гостиная начала нагреваться, и Марина решила спать здесь же, на диване. Когда Сергей увел Проходимцев устраиваться, Марина стащила из спальни вниз все одеяла и простыни, сняла мокрую одежду, погасила свет и мгновенно уснула.

Ее разбудила тишина. Дождь прекратился, одновременно догорели поленья. За окнами стояла такая же ватная тишина, как и внутри коттеджа.

Абсолютная тишина в лесу — это было так странно, что у Марины появилось безотчетное чувство тревоги. Она ворочалась с боку на бок, вспоминала отрывки из каких-то глупых фильмов. Сон не возвращался. Она словно забыла сделать что-то важное, но что именно — стерлось из памяти.

Она опустила босые ноги на теплый деревянный пол. Половица скрипнула, и лицо Марины болезненно сморщилось. Ей необходимо выбраться наружу из этих комьев ваты, которыми Марину обложили, будто елочную игрушку, перед тем как спрятать на дальнюю полку до следующего года. Она заходила по комнате, и весь дом наполнился звуками ее шагов и скрипом половиц.

Марина снова закуталась в одеяла. Чтобы развлечься, начала вслух составлять список гостей на свой будущий день рождения. Это занятие помогало ей уснуть, как кому-то помогает пересчитывание овец или слонов. Когда Марина дошла до тридцать первого гостя в списке и всерьез задумалась, а стоит ли вообще приглашать этого человека, она поняла, что больше сегодня не уснет.

Где-то недалеко завыла собака. Завыла протяжно и зло. Марина пожалела ее, мокрую и одинокую. Затем вспомнила, как Сергей говорил, что строго-настрого запретил держать на территории «Теннис-отеля» собак. «Многие важные персоны, которые будут играть здесь в теннис, боятся собак, как маленькие дети. Это удивительно, но факт. Кроме того, собаки любят грызть мячи».

Как будто отвечая на ее мысли, зверь завыл еще ближе. Марина зарылась в одеяло с головой.

— Я схожу с ума, — произнесла она вслух и решительно отбросила одеяло. Чтобы одеться и обуться, ей потребовалась ровно минута. Она вышла на улицу и прикрыла за собой дверь коттеджа.

Дождь и впрямь перестал, но небо не прояснилось. Влага висела в воздухе. Дорожек не было видно, и Марина двинулась в сторону леса наугад.

Ее страх не был страхом темноты, как это бывает у детей. Беспомощной Марину делала неизвестность. Как бы ни был настроен этот зверь, прикидывающийся голодным волком, Марина посмотрит на него и вернется.

Шум веток заставил Марину замереть. Из кустов к ней выкатился светло-коричневый мохнатый клубок — помесь пекинеса и дворняги. Пес завилял хвостом, радостно поскуливая. Марина поверить не могла, что такое мелкое животное способно издавать такие ужасные звуки.

Как только Марина наклонилась, чтобы погладить мокрого пса, тот ловко увернулся и скрылся в кустах. Марина только обожгла руку о пожухлую осеннюю крапиву.

— Надеюсь, ты не будешь больше никого пугать, — пробормотала Марина и повернула назад. Правая рука ныла в память о растяжении, а кожа на тыльной стороне ладони зудела от крапивного ожога.

Собака удивительным образом напомнила Марине о ее тайнике в баре коттеджа и о маленькой записной книжке в светло-коричневом кожаном переплете.

Войдя в дом, Марина сунула руку в пыльную глубину бара. На мгновение ей показалось, что кто-то ужасный сейчас откусит ей руку. Пальцы нащупали кожаный переплет. Марина извлекла ставшую бесполезной книжицу.

Когда-то она думала, что записи помогут ей поймать убийцу Гоши. Факт существования книжки не давал Марине отчаиваться. Она полагалась на эту книжку, как Тезей полагался бы на нить Ариадны. Но лабиринт сам неожиданно кончился, выпустив Марину на яркий свет.

Она наугад раскрыла книжку. С виду страницы выглядели как и в любой другой телефонной книжке. Фамилия, номер телефона. Но против каждой записи стояли цифры. Первая цифра обозначала вес в десятых грамма, вторая — сумму в долларах. А рядом — разница между оптовой и розничной ценой. Марина и не представляла себе, какую фантастическую прибыль приносит торговля наркотиками.

Из записей можно было понять, что Гоша брал с каждого по индивидуальным расценкам. «Гибкая система скидок», — с горечью вспомнила Марина расхожее выражение из рекламных объявлений.

Марина нашла в книжке фамилию Виталика, своего бывшего начальника, редактора «Русского эроса». Виталик платил Гоше меньше, чем престарелый поэт-авангардист, который сердечно тряс Гошину руку на «Золотом пере» и который тоже был в этой книжке. Кроме авангардиста, Марина узнала еще несколько громких фамилий. Сколько неприятностей могла бы причинить им маленькая записная книжка, попади она в соответствующие руки.

Лишь два имени в книжке не сопровождались дополнительными цифрами. Имя Александра Сергеевича Морозова, ректора Института искусства, начальника, а скорее приятеля Гоши, о котором Марина всегда думала, что Гоше он не пара, и ее собственное имя — против него стоял жирный вопросительный знак.

Что имел в виду Гоша — окончательный разрыв их уже почти бесполых отношений или, наоборот, вовлечение Марины в международную банду по торговле наркотиками? Она не узнает этого никогда.

Беспечность бывшего хозяина книжки неприятно поразила Марину. Фиксировать свои грязные доходы открытым текстом и хранить записи на кухонном столе — на такое был способен только Гоша. Марине стало жаль несчастных Гошиных клиентов. Что изменится, если она отнесет книжку в милицию? Пара бульварных газет получит пищу для сплетен, вот, по большому счету, и все.

Марина с помощью каминных щипцов разворошила потухшие угли, они зарделись, и вспыхнул маленький багровый огонек. Оторвав кожаный переплет, Марина бросила листки в камин. Они вспыхнули и через минуту не оставили после себя никакого следа.

Хорошо, когда в доме есть камин, очень удобно. Особенно если нужно избавиться от улик или сжечь компрометирующие документы. Не говоря уже о возможности согреться холодной осенней ночью.

Вместе со страницами сгорели Маринины тревоги и сожаления, тщетные надежды и пустые мечты. На душе было пусто и светло.

В окне забрезжил рассвет. Марина сладко зевнула и снова забралась под одеяло. На этот раз она провалилась в мирный, спокойный сон без сновидений.

Пока Марина спала, холодное сумрачное утро превратилось в такой же сумрачный день.

Сжимая под мышкой подаренную Сергеем картину с фрагментом портрета Клинта Иствуда, Марина двигалась в полупустой электричке в сторону Москвы. Картина была бережно обернута в целлофан, чтобы влага не повредила ее.

До станции Марину подвез Сергей, велев передавать Юльке привет. Сам он не поехал, остался ждать в «Теннис-отеле» своих знакомых милицейских шишек. От Сергея Марина узнала, что Проходимцев уехал рано утром, просил передать благодарность и попрощаться.

Во дворе Марина увидела заброшенный ею, мокнущий под дождем «жигуленок». Хорошо бы подремонтировать его. Марине стало жаль свой автомобиль, как живое существо. Еще немного, и она бы похлопала его по крылу со словами: «Один ты у меня, друг, остался». Жаль только, что автомобиль никак не ответит на ее ласку.

Пустая пыльная квартира встретила Марину гулкой тишиной. Автоответчик не сообщил ничего нового, кроме просьбы Проходимцева о свидании на кладбище и Юлиных обещаний сюрприза. Юля рассталась со своим убеждением не разговаривать с автоответчиком или очень уж хотела добиться своего. Голос Проходимцева был спокойным и печальным, голос подруги — возбужденным. Для Марины они прозвучали голосами с того света.

Если Марина собиралась начинать жизнь сначала именно в этой квартире, то ее следовало убрать. Уборка, стирка — в первую очередь вещей Егорова, которые Марина сейчас стаскивала с себя. Бытовые проблемы завладели Мариной и отодвинули на задний план все остальное.

Но для начала она погрелась в горячей воде. Вспомнила свои мечты о собственной ванне в полуразрушенном дворце Джакомо в Венеции. Но страстное желание, как это всегда бывает, утратило свою остроту немедленно по исполнении. Кран смесителя урчал и фыркал в своей назойливой манере, уже позабытой Мариной. Кафельная плитка демонстрировала свои трещины, как нищий — язвы. Да и саму пожелтевшую ванну не мешало бы заменить.

С мыслями о ремонте квартиры в Маринино сознание вторгся искалеченный автомобиль. Конечно, он все еще был на ходу, но возможно, что Марина добралась бы на нем только до первого гаишника.

Одновременно с рихтовкой и покраской хорошо бы заменить тормозные колодки, думала Марина, намыливая мочалку. Даже если Марина не будет обращать внимание на постоянную опасность, которой она себя подвергает, разъезжая с разболтанными тормозами, одно лишь осознание разболтанности, разрухи доставляло Марине муку. Ее мучили скрип паркетных половиц, протекающий смеситель, спущенная петля на новых, только что надетых колготках.

Временами Марине казалось, что она живет в осажденной крепости, пытаясь сопротивляться непрерывному натиску повреждений и поломок со стороны внешнего мира.

Неисправные тормозные колодки были для Марины как раз одной из мелочей, в совокупности способных довести человека до нервного срыва.

Когда Марине случалось возвращаться на своих «колесах» из гостей поздно ночью, визг неисправных тормозов многократно усиливался эхом до такой громкости, что сразу зажигалось несколько тревожных огней в окрестных домах. Звук был таким, словно пять или шесть автомобилей затеяли ночные гонки в городской тесноте, стараясь удрать от милицейского преследования.

Окна зажигались и гасли только через несколько минут после того, как Марина захлопывала и запирала дверцу автомобиля. Ее приводила в ярость мысль о том, что сейчас десяток пар напуганных, неприязненных и заспанных глаз соседей наблюдают за ней, достающей ключи от квартиры на ступеньках подъезда.

Соседское внимание к своей персоне Марину никогда не радовало. В этом случае — тем более. Часто, поднявшись к себе в квартиру, Марина так расстраивалась, что долго потом не могла уснуть. Утром она обычно забывала об этом, а вечером все повторялось по той же схеме.

И все это из-за стертой рабочей поверхности тормозных колодок. В конце концов ее автомобиль заслуживает лучшего обращения.

Зеленое, с тонким травяным запахом мыло то и дело выскальзывало из рук, как живое и капризное существо. Марина барахталась в ванной, пытаясь поймать эту зеленую рыбку. Пена хлопьями падала на пол. Помогла сама вода, приправленная целебной морской солью из фигурной стеклянной бутылки, или эта возня с прыгающим мылом, но Марина развеселилась.

Она с наслаждением представляла, как сладко будет спать сегодня в своей собственной мягкой постели, на чистых, белоснежных простынях. Это настоящий праздник для нее. Праздник возвращения к новой жизни.

Развеселившись, Марина принялась за стирку. Для начала она вывернула карманы испачканных кладбищенской грязью егоровских голубых джинсов, которые бросила на пол в гостиной. Джинсы были великоваты Марине, как и свитер, поэтому она успела накопить в широких карманах много всяких мелочей. Она доставала их по одной.

Упаковка одноразовых носовых платков «Клинекс», почти использованная. Фруктовые жевательные подушечки «Дирол». Жетоны на метро. Пилочка для ногтей, происхождения которой Марина не помнила. Скомканный клочок желтоватой бумаги, в который Егоров обернул мокрые стебли хризантем, когда встречал ее из больницы.

Прошло много времени с тех пор, как Марина скомкала листок на кладбище и сунула в карман, не желая мусорить в общественном месте. Но она так и не догадалась выбросить бумажный комок.

Разбираясь с вещами Егорова, Марина пыталась решить, как ей относиться к странному эпизоду, произошедшему в темной комнате Егорова, на узком скрипучем диване, под его фотографиями в милицейской форме. В этом случае было что-то от стихийного бедствия, которое невозможно предупредить, только переждать.

Не то чтобы Марину мучило отвращение к себе из-за минутной слабости. Просто вся эта затянувшаяся возня в скомканных простынях, страстное пыхтение Егорова и неловкие позы на неудобном диване наводили Марину на мысль о напрасно потраченном времени.

Кроме времени, она ощущала в сердце еще какую-то неясную потерю. Как будто она нарушила верность кому-то. Но кому? Все это глупости, решила Марина.

Думая об этом, Марина машинально комкала и теребила желтый листок бумаги, разворачивала и снова сворачивала его. На измятой поверхности листка Марина увидела какое-то изображение.

Она расправила листок. Из-за влаги изображение немного расплылось, но было еще достаточно четким. Благодаря сопровождающему тексту Марина поняла, что перед ней портрет человека. Вернее, фоторобот опасного преступника.

С подтекшего портрета на нее смотрел человек, около сорока пяти лет, с густыми волосами, крепким подбородком, носом с легкой горбинкой и короткими усами щеточкой. Взгляд преступника, как это бывает на подобных портретах, не выражал ничего.

Человек на измятом листке удивительно напоминал ректора Института искусства. Разве что усов ректор никогда не носил.

— Поразительно, бывает же такое сходство, — пробормотала Марина.

Она разгладила листок на столе и впилась в него внимательным взглядом. Фоторобот не просто напоминал ректора. Если только на портрете не был изображен брат-близнец Морозова, и если отвлечься от усов, то это был он собственной персоной.

Марина неподвижно застыла, разглядывая подмокший портрет.

Странная дружба с Гошей, сопоставляла она про себя. Присутствие на церемонии «Золотого пера», а значит, и поблизости от номера гостиницы, где должна была состояться та самая сделка по продаже героина, который исчез. Об этой сделке рассказывал Егоров. Далее, импозантный седовласый мужчина из плавучего ресторана. Он, конечно, порастерял свою импозантность, когда прыгнул с лодки в холодную грязную воду Москвы-реки. Зато сбежал.

«Почему, собственно, этого не может быть? — напряженно спрашивала себя Марина. — Почему «босс» и Морозов — не одно и то же лицо?»

Егоров очень верно описал Морозова — выглядит моложе своих лет, бывший человек искусства, решивший обеспечить надвигающуюся старость. Все это как нельзя лучше подходило Морозову.

Но к чуму эти карнавальные накладные усы? Для конспирации? Или он их клеит из тех же соображений, из каких некоторые женщины меняют парики? Чтобы не привыкать к отражению в зеркале, чтобы иметь маленькую тайну. Чтобы не запутаться, в конце концов, между Морозовым — ректором Института искусства и Морозовым-наркодельцом. На такие вопросы лучше всего отвечают психиатры.

Оставив смятый фоторобот на столе, Марина растерянно побрела в ванную комнату, сволоча за собой по полу джинсы и свитер. Разумеется, она позвонит Егорову и сообщит о своем открытии, но прежде насладится этим открытием и произведенным им потрясением в одиночку.

Корзина для белья была переполнена. Кажется, Марина не занималась этой корзиной с тех пор, как убили Гошу. Марине почудился в этом факте какой-то особый смысл. Но какой именно, она не решила.

Полотенца, наволочки и простыни, блузки и колготки лежали свалявшимся, несвежим комом. Марина поморщилась и вытряхнула корзину прямо в ванную, а затем принялась делить белье на белое и цветное, хлопок и шерсть. Она методично занималась сортировкой, пока на дне ванны не остался пластиковый пакет.

На пакете был изображен ковбой Мальборо, и выглядел пакет пухлым и увесистым. Марина не могла вспомнить, что она хранила в этом пакете и почему держала его в корзинке для белья. Она приподняла пакет и заглянула внутрь.

Внутри был еще один пакет, на этот раз прозрачный. Во втором пакете находился третий.

Марина вспомнила дурную школьную шутку. Фантик из-под съеденной конфеты заворачиваешь в несколько слоев бумаги и большой сверток вручаешь соседу по парте. А потом наблюдаешь за его реакцией, когда он избавляется от слоев и, наконец, красный от обиды, находит пустой фантик. Марине никогда не нравились жестокие, бессмысленные шутки, на которые способны только подростки.

Она не могла вспомнить, зачем приготовила эту глупую матрешку. Но количество пакетов ограничилось тремя. В третьем хранился белый порошок. Марина бессознательно взяла щепотку порошка, потерла пальцами, а потом понюхала пальцы. Запах ничего не напомнил ей. Зато в памяти возник Джакомо, который проделал такую же операцию с содержимым коробочки из бардачка полицейского катера.

— Ну, здравствуй, вот мы и встретились, — обратилась Марина к героину и присела на влажный кафельный пол, облокотясь о стену.