Немного о потерянном времени

Часть первая: «Зима тревоги нашей»

Эпиграф к роману:

'Though the mills of God grind slowly;

Yet they grind exceeding small;

Though with patience He stands waiting,

With exactness grinds He all'

Henry Wadsworth Longfellow

'Медлят жернова Господни ,

Да мелка идёт мука;

Велико Его терпенье,

Но тверда Его рука'

Генри У. Лонгфелло

Перевод Аркадия Кабалкина

Эпиграф к первой части:

'Мельница Бога

Очень хороша…'

Г. У. Лонгфелло

Глава 1

Маргарита

Толпа хлынула в стороны, стоило мне лишь показаться на верхней ступеньке парадной лестницы нашего Универа. Молча и страшно, как сорвавшаяся с гор лавина, спокойно и методично, как ледокол, проламывающий арктические льды, я следовала на выход. Видимо, что-то такое было в лице, что бессменно дежурящий в последнее время Николаич сам бросился открывать мне тяжелую дверь нашей обители знаний.

Ступив на крыльцо, глубоко вдохнула морозный воздух. Подняла лицо к небу, с которого, как и всегда в это время, дружно сыпались мелкие снежинки.

Зло выдохнула.

Спустилось по ступенькам и остановилась у декоративного ограждения тротуара.

Я немного, я чуть-чуть, мне просто перевести дух.

Внутри плескались ярость и боль. Эмоции клокотали разбуженным вулканом и грозились вот-вот выплеснуться, но вся эта масса негатива еще удерживалась внутри неимоверными душевными усилиями.

Я стояла на морозе уже минут пятнадцать и чувствовала, как с каждым глубоким вдохом леденеют дыхательные пути, и вся мешанина чувств внутри сковывается так привычным мне ранее безэмоциональным панцирем. А я-то думала, что прошедшие пять лет избавили меня от него, ан нет, когда припечет он тут как тут.

Но успокоилась я, похоже, недостаточно, потому что, когда из припарковавшегося рядом синего «Черри» появились два рослых, широкоплечих парня форме курсантов Университета МЧС России, сомнений в том, что у меня что-то случилось, у них не возникло.

Синхронно перемахнув через чугунный метровый барьер, они в один голос рявкнули:

— Что?

А после все так же дружно ломанулись ко мне: один обхватил сзади за плечи, другой начал старательно согревать ладонями и дыханием мои замёрзшие руки.

А я сцепила покрепче зубы, потому что спокойно ответить на заданный вопрос у меня не получалось. Все эти только-только вроде приглушённые чувства вновь резко всколыхнулись.

— У Влада роман с его аспиранткой, — кое-как вытолкнула я сквозь сомкнутые челюсти.

— Да ну на х*, — прозвучало снова хором.

О, мальчики и раньше-то часто звучали синхронно, а за пять лет совместной учебы прилично выросли во взаимопонимании и хорошо настроились друг на друга. Отцы-командиры хвалят слаженность рабочей двойки.

— Не может быть, — начал Рус.

— Я его, бл*, зарою, — подхватил Марк.

А я судорожно ловила ртом воздух, в попытках удержать слёзы.

Нет. Нельзя. Не здесь. Не сейчас.

— А пойдёмте-ка в тепло! — сын подхватил меня под руку и потащил к машине.

Хмурый Марк Адриан с моей сумкой двинулся следом.

Уютная кафешка, где мы частенько лопали пышки с какао и болтали о разном и милом в эти спокойные и тёплые пять лет нашей новой жизни, сегодня была тиха и полупустынна.

Очень кстати.

Пока сын устроил меня за дальним столиком в уголке, Марк уже сделал заказ.

Три чёрных кофе без сахара.

Вот, научился все же чувствовать момент человек!

Можно было бы гордиться, если бы он девушку нормальную себе наконец-то завёл уже. Ну, сколько можно барражировать рядом? Сто раз говорено-переговорено, что затянулась сильно «первая несчастная любовь». Нет, эти двое упорствуют в своих заблуждениях. И не понять, кто лучше: Рус, крутящий пять лет нелепый платонический роман с Гохой, или Марк, молчаливым укором таскающийся вместе с сыном везде, в том числе и на семейные посиделки всех мастей?

Поди пойми эту молодёжь.

Я и в здравом состоянии рассудка не тянула такую задачу, что уж говорить сейчас? Когда меня трясёт от злости и одновременно внутри все замирает от ужаса: а вдруг?

Так, пора вспомнить, что здесь у нас я — взрослый и рассудительный человек, а не сопливая, молоденькая истеричка.

Огляделась: сидят настороженные суслики, к кофе не притронулись, на пышки не смотрят, хотя аппетит до сих пор у них был отменный. После дружеских набегов на наш холодильник всегда приходилось либо к плите вставать срочно, либо организовывать доставку.

А тут, ишь, настороженные, взъерошенные смотрят вопросительно.

Ах да, жаждут подробностей. Один — чтобы быстро себе картину представить и нестись вызванивать тусящего третий день в Москве на семинаре Влада, а второй с явно недобрыми намерениями. Как обычно.

Что же, история сама себя не расскажет, как ты ни мнись, ни стыдись и ни трусь.

— Ты мне только позвонил, что выезжаете. Я давай дела сворачивать, да шубу доставать. А тут эта звезда нарисовалась. Инна, аспирантка Владимира Львовича.

— Ну, он же про всех своих периодически рассказывает, так что мы примерно в курсе: 26 лет, из Выборга, тема кандидатской 'Некоторые конструкционные особенности… — начал бодро Рус.

А Марк продолжил:

— Чего-то там, как образец применения какой-то херни…'.

Вот-вот. Херня полнейшая, ёжки-плошки.

Нет, я не только люблю своего мужа все эти годы, но и доверяю ему.

Да, доверяю несмотря на стихийный бум разводов из-за измен, как в нашем Универе, так и за его пределами — среди друзей и знакомых в течение последней пары лет.

— Так вот, подходит ко мне вся такая: тонкая и звонкая, как нежный, свежий, хрустальный цветочек…

Парни слаженно хмыкнули.

— Мать, завязывай с этими аллегориями. Мы смотрели видео выступления бати на симпозиуме Новосибе. Там эта коза тоже была, документы подавала и водичку наливала, зараза, — Русик поморщился.

Да, что-то меня заносит. Но я сейчас злая, да и, в принципе, не особо добрая, так что сойдёт. Потерпят.

— Короче, дальше по классике: вы же мудрая женщина. С вами он несчастен, сам не уйдёт — ему вас жалко, отпустите с миром. У нас любовь и перспективы, а с вами ему скучно…

Не дали дорассказать, паршивцы. Ржали так, что кофе из кружек выплёскивался.

Рус утер скупую слезу и буркнул:

— Фу, блин, мам! А напугала-то! Фигня это все, и смысла нет думать о такой хрени.

— Это, ну, как ее, а! Провокация, Маргарита Анатольевна. Плюньте в эту дуру и забудьте. А то мы, как вас увидели — думали конец света! — Марк хмурится, косится на меня и пытается в завершении речи даже улыбку выдавить.

Но улыбки нам сегодня не удаются. И уверенный на все сто процентов во Владе Рус только криво ухмыляется.

Сплетни, они такие. Тихий и медленный яд.

— Да, мам, ты чего это так переживаешь? Я тебе и без папы Влада скажу — бред это. Но если хочешь пострадать — тогда ладно, до завтра можно. Потом отец вернётся, мозги, корону и все остальное тебе поправит. Разнообразите себе семейную жизнь, так сказать.

Я понимаю, что он прав. Да, оба не сомневаются во Владе, и мне от этого тепло и приятно. Хотя грызет червячок сомнений. Вечно же есть этот проклятый червячок.

Не про измену, нет.

Про то, что, возможно, доля истины в словах девочки, мечтающей о моем, бесспорно, великолепном муже, все же есть?

Ведь я, и правда, на десяток лет старше, и проблем со здоровьем меньше с годами не становится, да и красоты не пребывает, и скучнее я, возможно, хотя на этом аргументе парни ржали особенно активно.

Да, это не секрет, Влад периодически просит у меня передышки, мол, утомился слегка: то театры, то турпоход, то выставка, то играем с друзьями в «Что? Где? Когда?», то едем в Ухту за дедушкиными ульями…

Но, может, настоящее веселье в отношениях состоит в чем-то другом?

Мои дорогие!

Рада видеть вас в продолжении истории Риты и Влада, а так же, что более важно — в истории Руслана Владимировича!

Буду благодарна за звездочки, комментарии и поддержку!

Спасибо!

Глава 2

Марк Адриан

Много ли чего-то хорошего и годного я видел в жизни? И сама-то нормальная жизнь началась в пятом классе, по сути. Среди утомительных взрослых, нудных родителей и злобных учителей, я встретил её. Добрую волшебницу: весёлую, понимающую, тёплую и внимательную. Маму моего лучшего друга. Маргариту Анатольевну.

Рус говорил, что этот зовёт её «королева Марго». Не знаю. Я до этого о классической литературе не задумывался. Прочитал потом, ничего не понял. Так и осталась она для меня навсегда Волшебницей.

Сколько уже лет? Нах*, десяток.

Но лучше её нет. Сколько за последние лет шесть девчонок я видел-перевидел, трахал-перещупал?

Да, много. Толку-то? Всё одно: она — лучшая!

Жесть, но меня из-за моей любви этой безумной со дня выпускного в школе бросает из абсолютного целибата длиною в год-полтора в самые разнузданные оргии.

Парни угорают, девки липнут. Звездун, бл*.

Чего я за это время только не перепробовал, кроме наркоты? Да всего, пожалуй. Каждый раз ждал, что, может, попустит?

Хрен там, покоя и радости, как у нее на кухне с чаем и пряниками, я так ни в чем до сих пор не нашел. Вот и мотаюсь за Русом верной тенью: всегда вместе, всегда рядом, обязательно за любой кипишь…

Братан не одобряет, но молча. Мы с ним в одном болоте застряли. Первая любовь называется. Затянуло, засосало.

Мудрых опытных взрослых слушать не пожелали. Так и сгинули.

Дебилы, бл*.

Но пока могу, я буду рядом с лучшим другом, на матери которого помешался нах*. Типа абсолютно.

Лишь бы спокойно приходить к ним домой в любое время: утренний кофе, вечерний перекус, или ночью — с заданий, выездов и прочего такого, безумного.

Волшебница моя покачает головой, выдаст полотенце, отправит в ванную комнату. После обязательно накормит, нальет чай или кофе и будет внимательно слушать, чего стряслось, какая беда, где провал. Потом подскажет, как тушить, выруливать, обходить…

— Ох, Марик, — протянет так задумчиво руку, погладит по затылку, а я, бл*, умираю от счастья. Каждый, сука, раз. Если при встрече или на прощание обнимет — лужей растекаюсь, нах*.

— Что за очередная «жопа в огне» приключилась, а? — посмотрит с тревогой. А я дохну, дохну, бл*, от радости — она беспокоится обо мне. Может, думает даже, а?

Со всем она поможет, всегда. Вот только смотрит на меня, как на ребенка и что делать с этим — х*й знает.

В конце тупых рассказов про наш трэш и угар обязательно головой покачает, но так, не осуждая, а скорее с изумлением. И, конечно, добавит с надеждой:

— Когда уж мозгов-то вам подвезут?

А батя Руса следит. Пусть вроде и спокойно разговаривает, смотрит в глаза, отвезти — привезти жену нам доверяет, по делам ее меня гоняет наравне с сыном, но настороже вечно.

Чует, зараза.

И вдруг такое! Вроде вот же он — подарок судьбы. Сам, мудак, подставился.

А не смог.

Такая боль была в глазах Волшебницы, что меня, как ошпарило всего изнутри. Поэтому да, согласился с Русом, как обычно. Хотя хотел же орать: «Я здесь! Никогда не сделаю тебе больно! На руках носить буду, только позволь!».

Промолчал.

Да и к лучшему, похоже.

Руслан батю сразу набрал, выскочил на улицу потрындеть, вернулся — рожа довольная. Значит, тревога ложная. Ну, хоть здесь я молодец — поддержал, помог, успокоил как смог.

Герой, бл*.

Глава 3

Лада

Стоя в главном зале «Дома молодежи» на открытии научно-практической конференции «Молодость. Наука. Перспективы» о чем должна думать педагог по образованию и призванию? Правильно. О науке. И о перспективах. Учеников, города, страны.

Увы, с головой моей давно непорядок, поэтому я думаю совершенно о другом.

Когда, когда моя жизнь покатилась вниз? Когда я отказалась преподавать в школе и ушла в репетиторы, волонтеры и просто в Дом детского творчества? Когда три года жила сиделкой в Новгороде с умирающей матерью мужа? Когда муж впервые, в воспитательном порыве, меня ударил?

Нет.

Будь уже откровенна с собой, Лада! Это случилось тогда, когда ты струсила. И сбежала от своих чувств.

Замуж.

Идиотка.

Что же, получила ты то, что заслужила.

Боль, стыд, ненависть к себе. Муж, от которого тебе никуда не деться. Умершая карьера, сдохшие перспективы.

Молодец, одним словом. Главное, только бы еще и родственники не узнали, а то стыда не оберешься.

— Лада Юрьевна, Вы ли это? Добрый день! — звучит из-за спины настолько неожиданно, что с перепугу из рук выпадают буклеты сегодняшнего пафосного мероприятия.

Что бы вы думали? Доктор технических наук, профессор именитого Университета, счастливая жена и мать (да, иногда я смотрю в соц.сети), Маргарита Анатольевна Ланская-Коломенская самолично собирает с пола рассыпавшийся раздаточный материал и впихивает стопку в мои, кажется, заледеневшие руки.

— Простите меня, не хотела Вас так пугать.

Как Руслан говорил когда-то о своей матери? С восторгом, восхищением, с теплотой и такой любовью, что светилась в нем всём.

Каким шоком было узнать, что это мачеха.

Пора брать себя во что-нибудь:

— Здравствуйте, Маргарита Анатольевна. Какими судьбами здесь?

— Ох, это же сейшен про молодежь? Вот, пришла, так сказать, поглядеть на перспективы, — мягко улыбается, но, кажется, что в любой момент готова захихикать. И это в таком почтенном возрасте. Зависть берет. Но воспитание, оно со мной, поэтому вежливо интересуюсь для поддержания беседы:

— И как?

— Удручают, откровенно говоря.

Вот это сюрприз!

— А если для протокола?

— О! «Будущее страны в надежных руках! Наша молодежь идет в ногу со временем, с готовностью принимает вызовы современного общества и достойно встречает новый день…», — мать Руслана смеется: — И ведь не соврала ни словом! Словоблудие и формализм — страшные вещи, Лада Юрьевна. Они заставляют нас видеть то, чего нет, понимаете?

Я-то понимаю, но от этого тяжесть на плечах становится лишь сильнее. И все слова мужа, про то, что я «недостойная, извращенка, маньячка, позор семьи» звучат совсем в ином свете. Иначе звучат.

Гляжу на Маргариту Анатольевну, женщину, не простившую мужа-изменщика. Ту, что забрала ребенка и ушла от «достойного мужчины», стала «разведенкой» в сорок лет.

Абсолютно счастливую и довольную собой женщину.

Элегантный бирюзовый брючный костюм с шелковой черной блузой, сапожки на шпильке, лаковая сумочка, изумрудный гарнитур из сережек, броши, браслета и перстня, а также знаменитое среди одноклассников Руслана помолвочное кольцо из выложенной бриллиантами бесконечности и широкое обручальное — образ настолько гармоничный и элегантный, что в старой, еще студенческих времен, рубашке и потертых джинсах даже рядом стоять неловко.

Ямочки на ее щеках, счастье в глазах, облако вьющихся волос, пришедшее на смену строгому пучку или косе пятилетней давности — все это говорит мне, нет, кричит, о ее личном счастье.

Маргарита Анатольевна полна любви и радости. Она улыбается открыто и готова протянуть «пальмовую ветвь» перемирия даже мне, той, что причинила ее единственному любимому ребенку ужасную боль. Не заслуженно, а просто, потому что дура…

Профессор Ланская-Коломенская очень счастлива, и это ощущение наполняет всех, кто находится рядом с ней. Она его излучает в пространство просто непрерывно. Так же как и ее сын когда-то.

Больно. Как же это больно, оказывается.

Быть рядом со счастьем.

Рядом. Не вместе.

Глава 4

Маргарита

Снег за окном сегодня особенно густой, а ветер — сильный.

Метёт. Заметает.

Рус с Марком после занятий умчали на всю ночь рубиться в какую-то новую приставку к Игнату. А мне, после внезапной встречи с Ладой-простите-Пресвятые-Просветители-Юрьевной да и всей этой нервотрепки с Инной, а также пустых переживаний пополам с самоедством, настолько грустно, что я выпила оставшиеся с Новогодних каникул полбутылки «Мартини» и даже выключила любимую гирлянду.

Не помню, когда после второго замужества было такое настроение, что я даже о внеочередной встрече с психотерапевтом договорилась?

Когда оперировали Реваза Равильевича? Нет, я тогда вернулась из больницы и сидела в кресле, замотавшись в плед, тупо считая частоту смены режимов мерцания.

Или когда умер отец? Тоже нет. Помню, что я поговорила с матерью, перевела им денег на похороны, да собственно и все. Вечером, после ужина уведомила своих домашних, но на предложение Влада поехать в Ухту ответила категорическим отказом. Не было у меня такой потребности. И тоски не было.

Так что вынуждена признать: в этом браке, ощущая постоянную поддержку и заботу мужа и сына, я пять лет была, как эта самая гирлянда — яркая, сияющая и очень энергичная.

Видимо, бобик сдох.

Бездумно смотрю в ночь на белёсую мглу, когда в прихожей хлопает дверь. Держусь изо всех сил, чтобы не броситься навстречу.

Это так привычно, так нужно. Но не сегодня, не сегодня. Увы.

Возможно, и никогда больше?

Ну, глупости же! Бред! Но вот так меня что-то закоротило. Да, признаю, что меня прилично «клинит», не знаю, может, гормоны? Или маразм уже?

Проходит несколько томительно долгих минут и вот он появляется на пороге кухни. Оглядываюсь, вздыхаю — Ланской, как всегда, идеален.

Атмосферу похоронную муж ощущает и, судя по поднятым бровям, игнорировать не планирует. Так же как и темноту.

— Что-то рано эта потухла. Вроде же в ноябре меняли. Ладно, завтра купим новую, не печалься, Марго.

Неопределенно пожимаю плечами. Отворачиваюсь обратно. Тру виски пальцами.

Влад еле различимо тянет: «Та-а-а-ак!» и подходит ближе.

— О чем твои думы этим вечером, моя Королева, что ты вдруг мужу не рада?

Губы кривятся в жалком подобии ухмылки:

— А может, нам, правда, пора уже отпустить и освободить друг друга? — почти шепчу.

Смотрю в окно, обняв себя руками, в попытке сдержать нервную дрожь. Я верю Русу, да я даже Марку в этой ситуации верю, но мне так горько. Просто допустить мысль…

Только лишь предположение о наличии другой женщины у моего мужа режет меня остро заточенным скальпелем до костей.

— О, мое любимое. Так, Любушка у нас уже была, а потом месяц сходил с ума я, и плакала ты. Ну, давай расскажи, откуда ноги растут у этого бреда теперь, а?

Муж, присвистнув недоверчиво, останавливается рядом, упираясь плечом в балконную дверь. Краем глаза в очередной раз оглядываю всю эту нереальную красоту и мощь Ланского. Ох, Пресвятые Просветители, дайте мне сил!

— Да вот, Инна твоя ко мне вчера приходила…

— Не моя. Не была и не будет, — Влад говорит спокойно и именно поэтому дышать мне становится легче.

Фыркаю и продолжаю:

— Сказала, мол, я же мудрая, понимать должна, что держу тебя, не даю развиваться, идти вперёд… а с ней у вас любовь и бесконечное счастливое будущее…

— Так, иди-ка сюда, мудрая моя женщина! — Влад неожиданно резко выбрасывает вперед руку, так что увернуться я не успеваю.

И спустя мгновение оказываюсь крепко прижатой к нему, закутанной в его объятья.

— Одна-единственная моя женщина в этом мире — ты. Любимая и бесценная жена!

Глаза в глаза. Как тогда, в вигваме у озера.

В родных руках так привычно тепло, что я согреваюсь почти моментально. Чувствую, как из пальцев уходит противная колкая морозная дрожь, лёгкие расправляются следом за разворачивающимися рёбрами при вдохе. А глаза влажнеют.

— Инна — маленькая борзая нахалка. Получила отворот-поворот у меня, но не успокоилась, а полезла к тебе. Хорошо, я обещал, что она пожалеет, если не оставит свои абсурдные идеи. Что ж, так и будет…

Муж держит меня крепко, говорит, не отводя взгляда.

Облегчение накатывает волной, но я же должна уточнить:

— Подожди, Влад, а разве она не права? Я ведь, и правда, сильно тебя старше…

О, мрачнея лицом, Владимир Львович изволят гневаться:

— Выбрось эту чушь из головы немедленно! Мне плевать, кто там, что себе вообразил и придумал. Я люблю тебя!

Такая экспрессия, как тут удержаться?

— Вот и я решила, что «понимающей» была в своей жизни достаточно. А что до мудрости, которая приходит с годами? Иногда годы приходят одни. Ты — мой! Ты сам так решил. Я согласилась. Все. Теперь так и будет.

— Ну и хвала твоим мужикам! — звучит внезапно.

— Каким мужикам?

— Кириллу и Мефодию!

Ох, а это нечестно!

— Влад! Ну, сколько можно?

— Столько, сколько нужно. Люблю! Любил и любить буду! Ты моя! Или, погоди-ка, дорогая…

— Что?

Не могу понять, с чего он так насторожился и, кажется, сердится ещё сильнее.

— Ну, как что? Проректор давеча намекал, что я тиран и деспот: тебя не выпускаю выступать за границу. А ты скучаешь, но не смеешь мне перечить… не отсюда ли ветер дует?

— Ты о чем? — недоумеваю искренне, ибо сама я от Влада никуда выступать не рвусь.

— Да все о том, что он не успокоился и за эти пять лет не остыл ни хрена. По-прежнему к тебе подкатывает, даже меня не стесняется, гад лощёный!

Я в шоке. «Вот это поворот», как любит говорить сын.

— Влад! Что за глупости! У нас исключительно рабочие отношения были всегда…

Не успеваю договорить, как он сжимает мое лицо в ладонях и начинает быстро целовать: лоб, щеки, виски, нос и, контрольный, жаркий поцелуй — в губы.

Такой горячий, что я задыхаюсь, плавлюсь и не могу сдержать низкий долгий стон. Который муж ловит, поглощает и снова окунает меня в кипящую лаву своей страсти.

В сторону летят его рубашка и мое домашнее платье, тапочки со стуком падают на пол в тот момент, когда я оказываюсь сидящей на подоконнике в одном бюстье. Любимые бесшовные трусики испарились с давно уже не ищущей приключений попы, как бы сами собой.

Хотя нет: Влад демонстрирует их мне, а после, с очень довольным видом, прячет в заднем кармане своих джинсов.

Прижимает к себе и шепчет в волосы:

— У тебя, возможно, только рабочие, а вот проректор наш на тебя слюни пускал, ты ещё за Мироновым замужем была. Все видели, одна ты не в курсе…

Я начинаю мелко подрагивать, когда муж принимается выцеловывать шею и спускается к груди, поэтому успеваю только прошептать:

— Глупости какие! Не было ничего подобного! Да и Саша…

А вот тут Влад реально звереет.

Капкан рук на талии становится жёстче. Меня практически впечатывает в его тренированное тело и расплющивает по нему, поцелуи превращаются в укусы, чередующиеся с довольно грубыми облизываниями пострадавших мест.

— Ах, Саша! Ну, держись! Я долго мирился с его назойливым и неуместным присутствием рядом с тобой. Думал — ради Руса можно и потерпеть. Хватит! Больше никаких неожиданных встреч, случайных чашечек кофе или пары бокалов «Мартини», чтобы обсудить научно-технический прогресс! На хрен Миронова, слышишь меня, Марго? — с этими словами крючки на бюстике вырываются «с мясом», а грудь оказывается в полной власти зло рычащего мужа.

Сначала от души приложившись затылком об оконное стекло, а затем проморгавшись и кое-как вернув себе способность дышать, попробовала добраться до пряжки ремня на джинсах Влада. Инициатива была воспринята благосклонно: на мгновение меня выпустили из рук, ремень был расстегнут и улетел вместе с джинсами куда-то во тьму кухни, а после меня крепко прижали к горячей груди. Шепотом в макушку прозвучало:

— Моя, моя девочка!

Я согласно кивнула. С замиранием сердца от восторга, погладила ключицы, мощные мышцы груди и рук. Прошлась по ним дорожкой мимолетных поцелуев. И конечно же, прошептала в ответ:

— Только твоя! Уже давно и навсегда. Но я не могу и не буду мешать тебе, твоему развитию, стремлению вперед.

Горячий выдох в ухо:

— С тобой. Куда угодно, Марго. Но только вместе, слышишь?

Перехватил мои руки и обвил ими свою шею. Вот, знает же, что обожаю ерошить волосы на его затылке, массировать голову, мурчать в ухо. Конечно, тут же начала царапать ногтями шею, поднимаясь выше.

— Вла-а-а-а-ад, — в темноте и тишине, нарушаемой лишь нашим сбитым хриплым дыханием, это прозвучало жалобно, но муж сразу понял, что срочно необходима наглядная демонстрация права собственности.

— Я твой, — покусывая шею, спустился к груди и сжал зубами сосок, а руками прошелся от лопаток до попы.

— Только твой, — поднялся обратно и лизнул широким движением от плеча до уха, в то время, пока я притягивала его к себе, а он резкими движениями избавлялся от белья.

— Был твой и есть весь для тебя, — а вот здесь я выдохнула резко и со стоном, потому что Влад был уже во мне. Весь вот такой, как я всегда люблю и жду: большой, горячий, резкий.

Дальше мне оставалось лишь беречь затылок от очередного столкновения со стеклом и всхлипывать в шею любимому на одной ноте: «Да-да-да», пока муж демонстрировал нам обоим, кто здесь и для кого есть.

Когда в глазах потемнело от звенящего внутри напряжения, Влад резко дернул меня за попу на себя, да так, что я слетела с подоконника и повисла на нем.

Плотный контакт горячих, напряженных, вспотевших тел, пара сильных движений, рык: «Моя!» и все — выносите.

Меня трясло, кровь стучала в ушах, горло перехватило спазмом, перед глазами пылали сверхновые. Про дыхание я забыла, поэтому сознание медленно отъехало, под интенсивные скручивающие сокращения внутри.

Но вот Влад долго выдыхает в губы, и я выплываю в реальность.

Глоток воздуха разливается по мне волшебным живительным потоком, разносящим эндорфины и прочие гормоны счастья от центра удовольствия на периферию. Пытаюсь сориентироваться в пространстве: я вишу довольной тряпочкой, обняв мужа, он тяжело дышит в шею:

— К черту Миронова, да? Ты меня поняла?

Всхлипываю, пытаюсь отдышаться и, конечно, согласно бормочу и киваю:

— Да, да. Чего же тут не понять-то?

Когда так объясняют доходчиво, да.

Хорошо, что головой стекло не разбила.

Глава 5

Маргарита

Влад подхватывает меня на руки, и мы перемещаемся в спальню.

По дороге он, конечно же, начинает меня снова целовать и мурчать комплименты, я, как всегда с ним — ведусь. И поэтому в постель мы падаем уже в активной фазе новой прелюдии.

Что я там говорила когда-то — я устану, а ему наскучит?

Эх, совсем жизни не знала я в свои сорок. Совсе-е-е-ем!

В этот раз я как-то исхитрилась устроиться на муже сверху. Уселась, довольная: столько всего можно потрогать, погладить, поцеловать, прикусить…

Мр-р-р-р. От одного вида — эстетический экстаз, да-да!

Ласково провела подушечками пальцев от ключиц по груди и добралась до кубиков. Они, конечно, классные, но в б о льший восторг меня приводят плечи супруга и его спина. Ох, вот там я вообще все могу облизывать и вербально, и глазами, и языком. И всегда.

Так, я опять замечталась, увлеклась нежными поглаживаниями его бицепсов и прочего добра, ну и собственным дразнящим скольжением вдоль его серьёзного «аргумента», настоятельно приглашающего перейти к более активным действиям.

Что-то медленно я сегодня соображаю, поэтому уже лежу носом в матрас и с подушкой под бёдрами.

Да, этот вид, «на любимого человека с тыла», у нас в семье любим не только мной.

Несколько раз Влад проходится горячими ладонями по моей спине от лопаток до поясницы. Это очень согревает и расслабляет. А потом вдруг правую ягодицу обжигает резкий шлепок:

— Это за проректора, милая!

Ничего себе заявочки! Но вывернуться или ускользнуть не выходит. Я, откровенно говоря, не сильно-то усердствую: а вдруг удастся? Опять же надо будет проявлять инициативу, а мне очень-очень нужно почувствовать сейчас насколько сильно меня хочет он. И как.

А вот здесь-то и ждёт сюрприз.

Влад неожиданно хватает меня за бёдра, подтягивает к себе и резко входит. Да так сильно и глубоко, что я давлюсь воздухом и успеваю только хрипнуть.

Нет, я, конечно, еще с прошлого раза вся такая соблазнённая и влажная, но что-то это жестковато как-то.

А дальше я узнаю, как это бывает, когда жестковато.

Сразу взяв быстрый темп, муж практически вбивает меня грудью и лицом в матрас.

Дышу через раз, перед глазами плавают цветные пятна, грудь, скользящая по простыне снова налилась, а соски превратились в бусины. Невероятно чувствительные бусины. В животе все пульсирует: и внутри, и снаружи. Жар растекается во все стороны от места нашего соприкосновения.

Я не просто согрелась, я вновь горю. Вся. Даже влага, стекающая по внутренней стороне бёдер — горяча.

Меня мелко потряхивает, пружина внутри затягивается сильнее, когда он зло хрипит:

— Ты моя, снежная девочка, моя! Запомни уже!

Я же не спорю! Я согласна! На все что угодно. Только, пожалуйста, сейчас! Сделай уже это со мной сейчас!

Внутри все вибрирует натянутой струной и мне не хватает лишь малости, какого-то акцента, аккорда, высокой ноты, чтобы отправиться за грань реальности.

Попытки поднять голову жестко пресекаются — Влад вдруг наваливается сверху, прихватывает меня зубами за загривок и рычит.

Из-за изменения положения тел и от плотности контакта меня будто бы ошпаривает кипятком всю.

Муж сжимает меня в крепких объятьях, неожиданно глубоко и резко входит, при этом кусает в место стыка плеча и шеи.

Ох.

Здравствуй, космос!

Звёзды везде: и в мозгу, и в глазах. И нечем дышать.

Захлёбываюсь восторженным стоном под рык над головой:

— Ты моя!

И он думает, я промолчу? Сам напросился!

Несколько раз выдыхаю, вдыхаю и хриплю:

— А ты — только мой!

Мой идеальный мужчина, любимый муж, невероятный человек и нереальный гений тихо смеётся:

— Вот и договорились! — тут Влад перекатывается и, когда я оказываюсь сверху, скрепляет наш консенсус финальным, невероятно нежным и ласковым поцелуем.

Чуть позже, валяясь в постели и обнимаясь, не могу удержаться и, глядя на свое сокровище, широко улыбаюсь:

— Так что там с «не твоей» Инной?

Довольный муж фыркает:

— А что там может быть? Дамочка поняла свой потолок, но устроиться-то хочется попроще и получше! Вот результат.

Странно, конечно. Разве вокруг нет свободных вариантов для «получше»? Вся кафедра знает, насколько Влад глубоко и прочно женат.

— А как же любовь? Ты не прав, думая, что ею руководит выгода. Тебя нельзя не любить, если работать или учиться постоянно рядом. Ты невероятно привлекательный…

Ах, эта демоническая ухмылка!

— Я рад, что ты видишь меня таким! А с другими я спокойно могу быть резким и довольно невежливым. Они — не ты, и их беречь мне без надобности. Так что, полюбить меня из-за совместной работы у Инны не было шанса, если она не мазохистка.

Почему мне кажется, что все равно это ж-ж-ж неспроста? Нет, я не обвиняю Влада ни в чем, но подмерзающей попой чувствую второе дно во всей этой истории.

Надо обстоятельно обдумать позже.

А пока, пора уже ставить точки, да, может, пойти на третий заход? Хотелось бы все же нежности.

— Ну и что теперь будет?

Муж снова смеётся. Он заметно расслабился после спонтанной близости на подоконнике, а по завершении жёсткого второго раунда в постели серьезно подобрел. Хорошо бы развить успех и закрепить его. Но пока пусть выскажется:

— Как что? У нас все прекрасно будет: закончим год, поедем отдохнуть куда-нибудь в тихое место. Потом поглядим по ситуации и обсудим.

— А с Инной, что будешь делать?

— Я? Ничего! Пусть теперь у профессуры «Политеха» по этому поводу голова болит. Заканчивать обучение эта звезда будет там, — Влад тянет меня ближе к себе, следом набрасывает на нас одеяло и начинает водить носом вдоль шеи. — Я даже разработку эту им отдам, пусть только заберут обеих насовсем.

Тихонечко радуюсь: «Политех», так «Политех». Вот повезло людям, конечно.

А мне-то уже даже теплее стало. Со всех сторон.

— Королева моя, так соскучился по тебе. Надеялся на страстную ночь аж до рассвета, но переоценил свои силы. И ты тут с сюрпризами, так что сейчас чего-нибудь на десерт соображу тебе — расслабиться, да будем спать, мое счастье, — подробно излагает план мероприятий муж, при этом целуя по пути куда придется и сползая вдоль меня. «Мое счастье» раздается уже из-под одеяла, где он успел скрыться с головой.

Ну, десерт такого рода всегда полезнее, чем шоколад или плюшечки, так что грех отказываться.

Поэтому я успела только подумать, что прав вчера вечером был Рус, сказав мне:

— Слышь, мать, не дури! Папа Влад видит только тебя! Для него не существует других женщин.

А Марк Адриан хмуро добавил:

— И я его очень понимаю! Так что Вы не вздумайте чего-нибудь такое выкинуть, в Вашем стиле, Маргарита Анатольевна!

Спасибо вам, мальчики! Пусть служба вам будет по силам!

А мой утешительный приз за два дня нервотрепки уже здесь.

Осталось насладиться.

Глава 6

Маргарита

На работу утром прийти по нормальному не вышло. Все потому, что мои дорогие будущие магистры выловили меня практически у порога, подхватили под белы рученьки, оторвали от любимого супруга и уволокли на кафедру, завывая при этом на три голоса о том, что «ой, шеф, все пропало, все пропало!».

Владу наверняка не понравилось, но, увлекаемая стихией, я ничего поделать с этим толком не смогла. Поэтому в аквариум на кафедре я ввалилась в сопровождении перевозбужденных студентов, попискивающих от переизбытка эмоций, по дороге на пальцах объясняющих мне, где эксперимент свернул не туда. При этом они пытались добиться от меня четкого плана: чего мы вот прямо сейчас будем делать, чтобы система быстренько пришла в норму и никто ничего не заметил.

В целом, мы были несколько заняты и не очень обращали внимание на окружающих.

Краем сознания я отметила, как за нами по пятам на кафедру прибыл злющий Влад и скрылся в кабинете у Шефа.

Пока я приводила в чувства своих будущих магистров, а также придумывала более-менее удобоваримый путь выползания из того дерьма, в которое они, благодаря своему неуемному энтузиазму, а также пофигизму и лени, умудрились завалить эксперимент, времени прошло прилично.

Но я работала, и пока не знала, что у Шефа в кабинете в это время полыхало.

Потом, под большим секретом, эти подробности мне поведал сам Игорь Александрович, правда, наливать ему пришлось долго. Много. И разнообразно.

А дело было так.

— Игорь, я уважаю тебя как руководителя, но перестань уже подсовывать моей жене всех этих восторженных недомерков! — открыв с ноги дверь в кабинет, прорычал Ланской.

Игорь Александрович хоть и подавился кофе, но уточнил вежливо:

— Это каких же недомерков?

Владимир Львович был явно не в настроении, поэтому рычать не перестал:

— Весь ее набор сейчас: хоть бакалавры, хоть магистры — такое недоразумение! Восторженные болваны, от которых никакого толку, только суета и головная боль.

— Причём у тебя. Да? А Рите приятно с толпой твоих влюблённых дур взаимодействовать? Она же у них несколько курсов читает? А выслушивать при этом бабские наполеоновские планы по укладыванию тебя в их постели — то ещё удовольствие.

— Так это месть? Рита жаловалась? Или это вы с Ревазом решили? — такой наивный, хоть и гений.

— Это, скажем так, разумная осторожность, — столь же разумно и осторожно пробормотал Шеф.

— Ни хрена себе осторожность! Эти бараны не дают ей покоя ни в выходные, ни в праздники! Пишут, звонят, шлют фото постоянно.

— Да, а ещё носят цветы, конфеты, кофе и булочки из ее любимой пекарни! Здорово же, правда?

— Кривда, бл*! Все это своей жене я и сам ношу…

Вот тут Игорь Александрович позволил себе снисходительную усмешку:

— Но у неё же должна быть альтернатива? Она же имеет право чувствовать себя прекрасной не только для тебя?

— На хрена? — Влад был очень и очень удивлен.

А ответ руководства оказался столь же неожиданным, как и снег в июле:

— Чтобы ты не расслаблялся. У вас любовь и это прекрасно, но ты молодой мужик, охотник… тебя надо держать в тонусе, а Рите некогда. Вот мы и помогаем, по мере возможности.

— Завязывайте со своей гуманитарной помощью! Баб мне с этого момента на курсовые и дипломные проекты не присылать. В аспирантуру тоже. К лешему! — снова скатился к рычанию Влад.

— Как скажешь, как скажешь! Ты гений, тебе никто перечить не смеет… — откровенно ехидничал Шеф.

— Все ржешь? Ну, да и ладно! Пойду, выставлю эту звезду невероятную в «Политех».

Вместо простого одобрения, перепало нервному молодому профессору очень неоднозначное:

— Иди-иди… мало ли чего там ещё может случиться…

Что?

Ну, что может такого из ряда вон случиться на кафедре, где все давно построены и озадачены?

Да много чего, как показывает практика.

Я вот, например, по нарастающему гулу в аквариуме, поняла, что происходит нечто любопытное. Обернулась, насторожилась.

Оказалось, что искрящий негодованием Влад вывалился, наконец, из святая святых нашей кафедры, то есть из кабинета начальства, и сейчас добрался-таки до своей восторженной аспирантки.

Серпентарий затаил дыхание. Мои магистры перекочевали поближе к месту действия, а мне и из дальнего угла все хорошо было видно и слышно, да.

И спокойнее, и комфортнее, да.

Владимир Львович с порога был вежлив:

— Инна Валерьевна, пройдемте на минуточку.

— Ох, с вами, Владимир Львович, куда угодно всегда готова. И почему на минуточку? Я верю в ваши силы и способности, — кокетливо накручивая на палец локон и прядая мощными ресничными веерами, заворковала Инна.

— А я в ваши — нет. И в первую очередь — в умственные, — оглянулся, криво усмехнувшись внимательной публике мой муж.

А потом подошел ближе, склонился через стол и зашипел:

— Я тебе сказал: не лезть ко мне и моей семье? Сказал. Ты не услышала? Твои проблемы. Собирай вещи, возьми у Игоря Александровича документы и вали в «Политех».

— Нет! Как? Ну, Володенька!… — барышня заламывала ручки и закатывала глазки.

Народ тихо подхихикивал, Ланской в меру агрессивно настаивал:

— Собирай свое барахло и проваливай. Чтоб духу твоего здесь не было через полчаса.

Резкий хлопок ладонью по столу прозвучал для любопытствующих, как выстрел.

— Как ты можешь! Она же старая! Ты не представляешь, от чего отказываешься! Я на все для тебя готова…

— Готова? Отлично. Я уже сказал, что тебе делать, — вот чего у Влада не отнять, так это лаконичности и конкретики. А еще талантов тролля.

Но пока все это безумное шапито бесновалось в пределах, ограниченных стенами и стеклами аквариума, меня не иначе как черт понес к Шефу.

Не дошла.

— Ну, что, дорогая, кто был прав как всегда? Прошла любовь, увяла твоя прелесть, а? — способности Миронова появляться передо мной из ниоткуда я завидовала по-черному. Так же как и ненавидела эти его экзерсисы.

— Ох, Саша, сколько можно, а? Чего не живется тебе спокойно? — вздохнула тяжело, настраиваясь на длительное переливание из пустого в порожнее. — Ведь все же мы с тобой между нами давно решили, разошлись миром, шесть лет прошло. Твоих протеже на диплом и магистерские работы я беру, чего тебе еще?

Устала. Я от него очень устала.

И дело не в воспитании, не в привычке. Просто вот таким он для меня утомительным и мутным проявился в реальности, когда перестал иметь официальные права мне указывать, как жить, но делать так продолжил.

Александр вдруг шагнул ближе, обнял за плечи, прижал к себе и забормотал, периодически целуя в висок:

— А мне все тоже нужно — тебя, Льдинка. Тебя, милая. Ты моя жена! Хорошо, характер ты показала, приключений получила, все, дорогая, пора к домашнему очагу. Я тебе уже и дачу купил, и ульи установил…

— Пресвятые Просветители, Саша! Какую дачу? Какие ульи?

Успела лишь прошептать, как меня резко выдернули из рук бывшего мужа и утащили в кабинет профессора Алиева, который тот, выходя окончательно на пенсию, оставил Владу в наследство.

— Это что еще за обнимашки, Марго? Я терплю твоих беспардонных учеников, я с пониманием отношусь к вниманию руководства в твой адрес, но это? Стоит мне лишь отвернуться, и ты уже в объятьях бывшего? — сердито выговаривал мне Владимир Львович, закрыв дверь на замок и медленно перемещая нас к монументальному рабочему столу.

Миг и документы с него сброшены, а я водружена на очищенную поверхность и очень занята. Мужем.

Слова он мне не дал, поэтому решила считать все вопросы риторическими.

Помириться-то мы помирились, хотя я, между прочим, с ним и не ссорилась. Ну, желает муж мириться — значит будем.

А потом пришло время обсудить произошедшее.

Не успели.

Постановили обязательно сделать это вечером, за ужином, и разбежались на пары.

Глава 7

Маргарита

С изумлением таращусь на экран своего телефона:

«Твой муж спит со мной».

Незнакомый номер, но так как свежо предание, то кандидат, так сказать, имеется.

Поднимаю глаза, а в кухне Влад, мурлыча себе под нос: «Зачем мне теперь заря, звезды падают в моря…», жарит стейки на ужин.

Салат я сделала, овощи нарезала, чай заварила, на стол накрыла. После всего этого сбежала в гостиную — посчитать схему в одной из магистерских работ.

Не очень у меня с ней складывается: то что-то более важное находится, то мысли не идут, а человек же ждет «побудительный пинок» в правильном направлении? Названивает, пишет, на кафедре караулит… бесит Влада неимоверно, кстати. Неясно, правда, почему.

Но не судьба пока, видимо. Нормально поработать нет возможности, ибо опять сбили настрой.

Да, лет пять назад, получив сообщение такого содержания, я бы расстроилась. Начала бы возражать, спорить с отправительницей, потом убеждать себя, что все не так… а сейчас как мне?

В целом мы тут внутри семьи все прояснили уже.

«Думала, победила?»

Вот ведь настырная.

Можно, конечно, заблокировать, но зачем убегать и прятаться?

«Который муж?» — улетает в ответ.

Успеваю только поржать тихонько, а любимый уже зовет к столу. Оставляю телефон в гостиной. Традиция у нас такая есть: за столом никаких гаджетов, литературы и прочего, отвлекающего.

Мы сегодня ужинаем вдвоем, ибо Рус опять куда-то усвистал на очередные сборы. За едой обсуждаем работу, кафедральное недоразумение, планы на выходные. Надо все же выбраться в Новую Голландию или на Крестовский остров в парки, давно не были.

Перед сном гляжу в телефон, а там, ух… простыня…

«Сейчас один, скоро и другой будет»

«Кому ты, старая, нужна?»

«Я дам ему все!»

«Рожу сына!»

«Ты в постели бревно, я знаю»

«Я моложе»

«Собирай вещички в свою дыру, откуда приехала»

«Володя будет только мой»

«А ты сдохнешь!!!»

Да, эмоционально нестабильная барышня. Или пьяная. Дура.

Ну, чем еще удивит?

Ого, фото и видеоматериалы.

Посмотрим.

Хм, а он в неплохой форме. Для его возраста так и вовсе в отличной.

О! Говорила я, окно в ванной комнате — вещь!

А вот здесь ракурс удачный.

— И что же это ты тут такое любопытственное рассматриваешь, дорогая жена, на ночь глядя? — тихо появляется передо мной Влад.

Разворачиваю телефон в его сторону:

— Что, Марго, реально, порно? Да, Моя Королева, ты не устаешь меня удивлять… хотя, н-да, этот сюрприз несколько неоднозначный. Ох, бл*.

Ржу не скрываясь:

— Вот тебе и «ля-ля, тополя», так сказать. Понял, откуда ноги у этой неудержимой симпатии растут?

— Полная ж-ж-ж. Прости, милая. Дай-ка почитать!

Изучив все предоставленные материалы, Владимир Львович, доктор технических наук, самый молодой профессор Университета, задумчиво таращится в потолок некоторое время.

— Вот что за хрень творится в головах у людей? Я же всем объяснил и про меня, и про тебя, и про последствия. Но нет! На что рассчитывают?

— Вероятно, на недостаток откровенности и доверия у нас?

— Вот ты, получив фото или видео якобы со мной в главной роли, что сделаешь? Молча сбежишь и на развод сразу подашь? — внимательно следит за сменой эмоций на моем лице дорогой супруг.

У него есть поводы для сомнений, которые я когда-то породила сама, поэтому здесь я со всем пониманием.

Фыркаю:

— Ну, для начала как минимум обсужу с тобой полученные материалы.

— Спасибо, душа моя. Тогда мы со всем справимся. И с провокациями тоже.

— Люблю тебя. Давай спать уже, как-то я утомилась сегодня, — улыбаюсь Владу, целую склонившегося ко мне мужа в нос, щеку, краешек губ.

И тут же как-то незаметно, укутанная в его тепло, съезжаю в дрему.

Кажется.

Чтобы что? Чтобы вскочить в ночи от телефона, орущего на всю квартиру: «Если позвонишь — не отвечу…».

Не знаю, прекратится ли когда-нибудь в моей жизни этот периодический трындец имени Миронова.

Когда уже бывший муж перестанет появляться в моем настоящем? Ну, сколько можно-то?

И блокировала его, и просила, и Шеф беседовал с Сашей по-приятельски, и с Владом они как-то подрались…

Но Александр упёрся, пошел, неясно зачем, на неведомо какой принцип и регулярно портит мне настроение и карму, ибо веду я себя с ним очень-очень невоспитанно.

Пять утра! Ёжки-плошки!

Мне ещё два часа спокойно спать можно было, но нет, Александр Михайлович плевал на неудобство всех окружающих, когда ему от них что-то надо. И я буду сейчас опять в предутренних сумерках выслушивать очередной пьяный бред⁈

— Маргарита Анатольевна? Миронов Александр Михайлович вам кто?

Дежавю. Чёртово дежавю.

— Бывший муж.

— ДТП на дамбе, перед въездом в тоннель. За рулём каршеринга была Савенко Инна Валерьевна, скорая везёт ее в «Иоанна Кронштадтского», в хирургию. Миронова Александра Михайловича — в БСМЭ [1], спецтранспортом. Мои соболезнования.

— Что? — я вообще спозаранку да со сна туго соображаю, а тут опять, как нарочно, торможу. И мерзну. Очень сильно мерзну.

Между тем голос в трубке продолжает:

— Передайте родственникам Миронова…

— Я его самый близкий родственник, если он вчера не женился, — истерически хихикаю, собираясь, кажется, разрыдаться.

Непродолжительное молчание и шелест страниц, а потом равнодушное:

— Нового штампа в паспорте нет.

— Значит, мы с сыном его единственные здравствующие условно родственники, — уже всхлипываю, ощущая, что ночной звонок разбудил и Влада. Муж заворачивает меня в одеяло и сгребает в охапку.

— Сейчас скину контакты следователя, сегодня после двенадцати, а лучше завтра с утра, надо будет подъехать к нему. Еще раз соболезную.

— Хорошо. Подъеду.

Бип — бип — бип.

Все.

Нет, не может быть.

Это неправда.

Саша, как же так?

[1] Бюро судебно-медицинской экспертизы, центральный городской морг.

Глава 8

Руслан

Да, он, как бы знал, что его драгоценные родители — вечный сюрприз с подвохом. Знал. Но все равно: каждый трэш — как первый раз в первый класс, ёпрст.

Его семейство дивное, оно и про любовь, и про мечту, и про заботу с пониманием. Да.

Но нудное мозгоедство, настойчивые увещевания, жесткие требования и выбивание дерьма кулаками — это тоже они.

Так что он, с одной стороны, совершенно четко — в шоколаде, а вот с другой — как получится…

Поэтому прибыв в отчий дом после изматывающего марш-броска по зимней пересеченной местности в полной снаряге, царящей атмосфере какой-то мутно-тревожной удивился. Но потом вспомнил сообщение, что пришло от профессора Алиева в середине дня, и расслабился.

Все у них как всегда:

— Да, родители, тихонько зажечь маленький фонтанчик — это не про вас, да? Надо чтобы фейерверк на триста залпов, не меньше. Дед Реваз, кстати, в восторге! Гордится, что у вас до сих пор чуть что — трындец по всем фронтам и кровь по стенам…

Тут бы маме посмеяться, погладить папу Влада по щеке или затылку, а тому жмуриться довольно и за спиной показывать на пальцах, куда таким юмористам — недоучкам следует пойти поискать… свой талант, например.

А они сидят мрачные, переглядываются тревожно. Вернее, мать, прямо скажем — в печали, а батя почти в панике.

Что, бл*? Опять эта его прошм… хм, аспирантка маму расстроила, коза непуганая?

— Это ты точно отметил, про кровь, — отмирает отец.

— Блин, чего стряслось?

Покосившись на маму, папа Влад выдает неожиданное:

— Миронов сегодня разбился.

— Да ладно? Все же догнал его столб? — язык мой до сих пор впереди мозга, зараза.

Мама мрачно зыркает и сухо сообщает:

— Рус, это не смешно…

— Да, мам. Ни хрена не смешно, но горевать о человеке, которому я никогда не был нужен — ну, такое. Не для меня, короче. Батя зачетный у меня твоими стараниями есть, так что мне вообще похрен.

— Как-то это не по-человечески, что ли? — печалится самая важная женщина в моей жизни.

— Мам, по-человечески было жрать тебе мозг столько лет? Мучить и обижать?

Хмурится, святая женщина. Как же: воспитание, приличия! Кому они здесь сейчас?

— Ну, было же и хорошее? — вопросительные интонации маминого голоса очень раздражают. Будто кота облезлого просит пожалеть, фу.

Может, от этого резко уточняю:

— Что? Пирожные, изысканный кофе, литры «Мартини», неурочные визиты? — а чего, разве за последние годы от Александра Михайловича, кроме головной боли и ссор родителей было еще что-то?

Но мама витает где-то в своих мыслях, потому что тянет задумчиво и нежно:

— Тебя вот мне подарил.

— А, так это единственное хорошее, что про него можно вспомнить, как ты и говорила про покойных. Остальное — один геморр.

— Что я там такое про кофе с пирожными услышал? — внезапно влезает папа Влад.

Ёпрст.

— А ты не знал? Да, ну, м-да… э, короче, значит, вот… — сука, снова я подставил мать. Да сколько еще я буду сначала ляпать, потом думать?

— Руслан, мама твоя Королева! — о, батя гневается.

Вот, бл*, язык мой, как всегда.

— Мама — Королева, это да. Но ты не психуй сразу, лады? Он мать подкарауливал, откуда только знал, что она выходит с работы, — кстати, так мы с Марком и не въехали в эту тему, хотя братишка и бесился знатно.

Отец что-то обдумывает, а потом все равно возвращается к разговору:

— Ну, теперь понятно — откуда… но ты продолжай, продолжай, — и косится на маму очень недобро.

Но мама моя, она же не просто какая-то там серая мышка — скромная домохозяйка? Нет. Мать рулит всегда и всем. Вот и сейчас тоже:

— Ну, глупости же обсуждаем. Давайте сначала решим — чего делать срочно, а потом уже поговорим про пирожные, что мне носил бывший, и которыми питалась вся кафедра?

— Хорошо, сначала окончательное упокоение, а потом все остальное. Но дорогая, от подробного разбора полётов ты не отвертишься, — явно чего-то задумавший батя сверкает в мамину сторону глазами.

Маргарита Анатольевна отвечает симметрично:

— Боюсь-боюсь…

Тут я непроизвольно краснею и есть отчего, так-то. Как-то я на них случайно наткнулся в ванной.

Да, хм.

Вот это страсть! Какие чувства!

Нет, ушел сразу, понятное дело, но краснею до сих пор.

— Итак, предлагаю кремацию, и развеять его над Ладогой потом, — деловито определяет папа Влад.

Мама соглашается:

— Отличный план. Так и поступим, тем более Саша в свое время об этом же говорил. Правда, развеять его мы должны были над Финским заливом.

— Ничего, попутешествует немного дольше, — хмыкает отец.

Родители машут мне, мол, свободен, и переходят уже к процессу претворения плана в жизнь:

— Звони в его шарашку, а лучше — сразу адвокату.

Удаляюсь в свою комнату.

Мне же, вроде как, помыться и прийти в себя после тяжелого выезда надо.

И подумать.

Глава 9

Маргарита

Ведьмы с высшим образованием и чувством юмора слетелись на внеплановый мрачный шабаш к нам домой чуть ли не телепортом. Выслушали вводную, поахали, выматерились и постановили расположиться на кухне.

И вот уже полчаса гоняли чаи (все) и кое-что еще (те, кому можно).

В попытках определиться с тем, что же я чувствую и убедиться в собственной адекватности, я решила уточнить:

— Правда же: «Нет человека — нет проблемы». Но это же грех, наверное? Так радоваться?

Нинок на Александра за последние пару лет не один зуб наточила, а целый трезубец, кажется, поэтому ее позиция резка и понятна:

— Это нормально после всех его экзерсисов. Не заводись и не вздумай себя стыдить.

— Пусть радуется, что сам успел, а не мы до него добрались! — присоединяется Лей.

— Добрые… мы, — удивленно выдыхаю, стирая со щек непрошенные слезы.

Лейла доливает в мой бокал «Мартини» и сначала удивляется:

— Мы?

Потом подумав и поболтав в чашке крепчайший кофе, сама себе отвечает:

— Да! Но не всегда.

— И не всем, — задумчиво тянет Нина, прихлебывая свое сухое красное.

Лелка согласно угукнула и подняла в знак поддержки кофейную чашечку. С бейлисом.

Опять мы не уследили.

Пока я пытаюсь начать терзаться, Нинок просто встает, спокойно чашку у Лей забирает, а взамен выдает ей стакан. Граненый. С гранатовым соком.

Возражений не следует.

Мне приходит уведомление, что Рус вышел из Университета и скоро будет дома.

Вздыхаю.

Мне трудно.

И мужчинам моим со мной не проще.

А тут еще и девочки примчались.

Вечер будет полон взаимной неловкости потому как воспитание и приличия налагают ограничения на выражение собственных впечатлений от сложившейся ситуации, переживаний о грядущем прощании и в целом — тоски, свойственной высокоразвитым личностям, когда они сталкиваются с тем, что много лет назад описал в своей «Элегии» на сельском кладбище Томас Грей:

'На всех ярится смерть — царя, любимца, славы,

Всех ищет грозная… и некогда найдет…'.

Оставшееся до прибытия ослика время мы молча пьем — у кого что. Изредка переглядываемся, хмыкаем и закатываем глаза. Иногда утираем слезы.

Нам всем есть о чем беззвучно плакать. Здорово, что мы вот так себе это позволили.

Думаю о том, что когда-то именно появление в моей жизни Саши привело к тому, что мы с девочками перестали встречаться и даже переписывались редко.

Что ж, одну ошибку он сумел исправить, пусть и ненамеренно. Из-за его загула я позволила себе подруг снова. Мы нашли силы объединиться. Мы реанимировали и возродили наши дружеские отношения. Нам удалось. За прошедшие шесть лет с момента моего развода мы снова сплотились в одну большую шумную семью. Не без особенностей и обременения, но и это здорово.

Увидев в кухонное окно на главной аллее к дому ярко-желтую сумку Руса, пошла умываться. А выходя из ванной, внезапно, мысленно благодарю ныне покойного супруга. За сына, за годы тишины, спокойствия и стабильности. За то, что был мне отцом и другом. За то, что сам решил неожиданно, кардинально и окончательно как все свои, так и некоторые наши проблемы.

Но как впоследствии оказалось, основное развеселье еще ждало нас впереди, потому что: «Не хвали день до вечера…» — опять я забыла об этой вековой мудрости. А Вселенная не поленилась напомнить. Как обычно — ледяным душем, раскаленной сковородой и разводным ключом по голове.

Даже умерев, Саша остался верен себе.

Та череда сюрпризов, что он нам с Русом оставил, несколько раз заставляла меня сожалеть, что муж покинул этот мир столь легко и стремительно.

Глава 10

Маргарита

От Сашиного адвоката ничего хорошего я не ждала. Да и вообще — почти шесть лет прошло с даты нашего развода, о чем говорить?

Нет, раз выяснилось, что мы с Русом «самые близкие родственники» покойного, то мы честно подготовили и начали отрабатывать обязательную программу: кремация, поминки, Ладога.

Все!

Очень неловко было во всем этом участвовать, потому что, кроме моих близких, все остальные пришедшие люди отнеслись ко мне, как к безутешной вдове.

Вылилось все в полный сюр, откровенно говоря.

— Ещё сорока дней не прошло, а она уже с новым мужиком крутит, — бормотали некоторые дамы от науки.

— Ах, Риточка, детка, Сашенька тебя так любил! — вздыхали припорошенные сединой и Альцгеймером почетные академики и профессора.

— Отличного сына Сашка вырастил, — зудели его коллеги по холдингу.

— Пошли домой, хватит этого лютого трындеца, мама, — шипел тот самый «отличный сын».

— Держись, душа моя! Сейчас всех в ресторан отправим и домой поедем. Ванна, массаж и сутки сна — как тебе программа? — искушал любимый муж.

Мрачный Марк Адриан только зло смотрел на нескончаемую череду желающих проститься, а вернее — засветиться в тусовке.

Фу им, конечно, этим людям, но что поделать?

То, что мы уехали сразу после размещения страждущих за столами, пошло нам в плюс и сберегло приличное количество нервных клеток.

Всем.

Шеф и Реваз Равильевич потом неделю наперебой пересказывали весь цирк, что мы благополучно пропустили.

Под конец Игорь Александрович даже блеснул знакомством с «Властелином колец» в переводе Гоблина:

— Рита, вот честно, через час после начала, можно было все это гульбище описать кратко, как сказал когда-то Гиви Зурабович: «У них тут, кажись, праздник. Юбилей какой или поминки…».

От приличного мужчины интеллигентного вида я такого не ожидала и от смеха удержалась с трудом. Да, неуместно, но так ведь ёмко и в точку…

Хорошо, что уехали. Нам это ни к чему.

С Сашей простились. В выходные на Ладогу еще съездим, отпустим его в колесо Сансары и на этом всё.

Только выдохнуть собиралась и нате вам.

Адвокат Миронова очень меня насторожил.

И не зря.

— Дело у нас получается деликатное, Маргарита Анатольевна, Руслан Александрович, — потирая руки, протирая очки и постоянно перекладывая бумаги на столе, доверительно сообщил нам Моисей Вульфович. — Мне, признаться, несколько неловко говорить с Вами на такую тему…

Наступила на ногу сыну, который собрался вякнуть, что он «Владимирович» давно. Ни к месту, ни ко времени.

И так не могу представить даже это на какую же тему специалисту влезть в любое место без мыла, наплести словесных кружев и навести тень на плетень, может быть неловко говорить?

Очень хотелось уйти. Руслан уловив настрой, унялся со своим негодованием и сжал под столом мою руку. Прав он, конечно, раз уж выбрались, надо хоть узнать — ради чего и по какому вопросу вообще все это затевалось.

— Моисей Вульфович, Вы меня очень удивили и заинтриговали, конечно. Мне казалось, что со времен развода у нас с Александром Михайловичем не осталось ничего общего.

— Ой, таки што ви говорите, милочка! А как же память? А сын? Нет-нет, не убеждайте меня! Александр все эти годы сожалел о вашем расставании, поверьте уж пожилому человеку! Таки старый дядя Миша кое-что повидал в этой жизни.

Мы с Русом очень изумленно переглянулись, а дальний многоюродный дедушка моего сына, между делом отбросив официоз и акцент, продолжал:

— Так вот же, о чем мы. Риточка, деточка, я таки помню, еще Фирочка-покойница радовалась, как Саше повезло с тобой. Как есть повезло. И он знал, и ценил. Да-да.

Видимо, скепсис на наших лицах все же сподвиг младшего троюродного кузена Эсфирь Самуиловны, моей покойной свекрови, достать бумаги из верхней папки и перейти, наконец, к делу.

— В целом, Саша в завещании все свое имущество отписал вам с сыном напополам. Квартиру, два счета, некоторую долю акций «БЦ 'Собрание», новую дачу в Карелии.

— Это несколько неожиданно. Да и мы не рассчитывали на вознаграждение, когда занимались похоронами, — я и правда растерялась.

Дядя Миша тут же закивал, поблескивая золотой оправой очков и жгучими, несмотря на возраст, черными глазами:

— Ни минуты не сомневался. Ты достойной супругой всегда была, пусть даже Саша и повел себя опрометчиво.

Ухватив мысль, я старалась ее развернуть, чтобы собственное участие в этом мероприятии мутном, наоборот, свернуть:

— Если я ничего не путаю, то наследственными делами занимаются нотариусы и все это дело решается через полгода после смерти, по заявлению претендентов на наследство. Нам ничего не надо.

Сын согласно закивал.

Моисей Вульфович отложил в сторону очередную папочку и посмотрел на нас долгим взглядом:

— Это так. В основном. Но у нас оказалось немного непростое дело. Нет, дядя Миша и с таким разбирался, но вот тут конкретно понадобится некоторое ваше участие. И даже не вздумайте от наследства отказываться! Это все должно принадлежать вам, Саша так хотел и Фирочка бы тоже одобрила!

— Ну, раз бабушка одобрила, то тогда, конечно, мы согласны, да, мама?

Но мама тоже пожила прилично и с ходу соглашаться не спешила:

— А что за внезапные сложности возникли? При наличии завещания и высококлассного адвоката?

— О, мои скромные таланты таких слов еще не заслужили. Вот вступите в наследство благополучно — там сможете похвалить старого дедушку, если заработает.

— Без сомнений, — ну не самой же мне заниматься сим сюрпризом?

Рус мал, Владу все, что связано с Сашей — как крошки в постель. Зачем множить внутрисемейные сложности? А от родственников Эсфирь Самуиловны теперь и лопатой не отмашешься, вот и пусть сам Моисей Вульфович и рулит этой наследственной тягомотиной.

— История некрасивая, но сейчас придется отринуть в сторону воспитание и принципы и сплотиться, дабы отстоять фамильное наследие, Риточка. У тебя сын, наследник.

Все чудесатее и чудесатее. Но и тревожно стало очень.

— В общем, внезапно есть еще один претендент, на четверть наследуемого имущества. Но мы его нейтрализуем. Точно-точно. Да хоть бы и через суд! — гневно раздувает многоюродный дедушка ноздри породистого фамильного носа, коий обошел, к счастью, и Сашу стороной, да и Русу не достался, хвала Пресвятым Просветителям.

— Мне такое странно слышать. С Александром мы по научной деятельности все же пересекались периодически в последние годы, и он часто подчеркивал, что только Руслан у него остался из родственников, — задумчиво пробормотала, чувствуя, как внутри что-то вертится такое, а не ухватишь.

— Ага, по научной надобности. Скажешь тоже. Он все тебя обратно себе загрести хотел, а ты, наивная, верила, что он за учеников переживает. Доброта твоя, матушка, она, ну, как бы слишком уж велика… как и терпение. Не зря папа Влад так бесился, — вот не надо лезть со своим ценным мнением молодому поколению, пока его не спросили.

Но у нас же демократия и гласность в семье! Влад приучил Руса, что тот может высказываться, не спрашивая разрешения. Он и высказывается. И всегда максимально некстати, ежки-плошки!

— Вы, юноша, скорее всего, правы, ибо Саша неоднократно обещал нам, что вскоре с вами вновь создаст семью, и всех-всех близких пригласит отметить знаменательное событие на новую дачу, которую специально для тебя, Риточка, купил. Так вот. Есть дама, утверждающая, что она воспитывает Сашиного сына.

— Прости-господи-Лидочка, — ахнул Рус.

А я вспомнила, что у меня в голове вертелось-крутилось:

— Когда Александр попал в больницу перед самым нашим разводом, я его навещала, и он мне сказал такие слова: «…если вдруг когда-то к тебе Лидка явится с якобы моим ребёнком — гони в шею…».

— Да-да. И мне Саша говорил то же самое: не его ребенок и точка. Но так уж вышло, что она, эта дама, старшая сестра Лидии, подала заявление нотариусу по наследственным делам, которому попало дело Александра. Меня сразу же известили, ибо я с документами уже был у них раньше.

— То есть она требует установление отцовства и на этом основании — долю наследства?

— А чего раньше на алименты не подали? Говорят, можно по суду установить отцовство, — блеснул знаниями Рус. Это они с Гохой и Агатой недавно разбирали в статье, которую Гоха писала, а Агата, как помощник нотариуса, консультировала.

— Истинно так, существует такая практика. Почему раньше не подали, а ребенку, между прочим, уже пять лет, не знаю…

— А я знаю — боялись, что не докажут.

— Но они и сейчас не докажут: близких родственников или биоматериала нет, а три свидетеля, что Александр открещивался от этого ребенка, есть.

— Об этом и речь. Но к нотариусу придется сходить и не раз, а может быть и в суд. Главное, не вздумайте жалеть и дать слабину, там такая тетка жуткая — все оттяпает за милую душу. Помните, этот ребенок вам никто и звать его никак.

Мы с сыном, как пластиковые собачки на торпеде авто с головами на пружинке, согласно закивали. В унисон.

А когда наконец-то вышли от почтеннейшего Моисея Вульфовича и отправились выпить кофе, Рус внезапно спросил:

— Я же есть. Признанный сын. Можно же сделать анализ.

А у меня сердце прихватило. Задохнулась.

Вот оно. Не обошлось все же. Как мне ни хотелось. Последний (у)дар Лериной матери.

Ну, сейчас уже пусть жахнет, наверно? Сколько мне еще удастся выдержать этот нервяк?

Вполне подходящее время:

— А потому что ты появился у Леры и Саши в браке, а не признан сыном по суду после проведения ДНК-экспертизы.

— И что? Типа, я не его сын, что ли?

— Типа да, — почувствовала себя Владом, изредка, при сильных душевных потрясениях, переходящим на молодежный сленг при общении с Русом.

— Ни хрена ж себе, как занятно получилось, — пробормотал ребенок.

Мне оставалось только фыркнуть.

Потом мы молча пили кофе и ели пышки.

А когда уже совсем собрались выходить, сыночка меня прилично так огорошил своими умозаключениями:

— А ты не переживаешь. Знаешь, что если они упрутся и будут требовать через суд долю младшему сыночку — ничего не докажут.

— Я не переживаю, потому как ни на что от Александра изначально не рассчитывала, кроме проблем. И да, они никогда ничего не докажут, — выдохнула, смахнула с ресниц лишнее и, подхватив Руса под руку, увлекла на улицу, к машине.

— Поедем-ка домой, сыночка. Как-то мне не очень с сердцем после всех этих около-похоронных танцев.

— Без базара, давай домой. Может, в больницу лучше? — озаботился ребенок, открывая мне дверь авто.

— Нет, я таблеток выпью, полежу и к вечеру должно попустить.

Рус хмыкнул:

— Скажу тогда папе Владу, чтобы тебя караулил ночью. У нас с Марком очередная вылазка на задание. То ли практика такая кучерявая, то ли испытания преддипломные, — вздохнул и захлопнул мою дверь. Потом скоренько обошел машину и водрузил себя за руль.

— Помни, мы тебя всегда ждем. Ну, или вас, — пробормотала я, устроившись на сидении поудобнее.

— Да, Марк тоже все еще ждет своего часа, — фыркнул Руслан, заводя машину.

Печально вздохнула. А что делать, если мальчик хоть и вырос, но по-прежнему плохо понимает обращенную к нему речь? Уж сколько раз я начинала радоваться, что у него вроде возникала какая-то симпатия на стороне, но Рус всегда безжалостно приземлял меня:

— Сейчас нагуляется, натрахается и опять примчится страдать у твоих ног, долбодятел.

Печаль.

Даже родители Марка Адриана уже смирились и периодически приходили к нам выпить чаю или чего покрепче. Запросто, по-соседски.

А когда мы с сыном выкатились на Московский и помчали по проспекту, он неожиданно добавил:

— Я, когда завтра просплюсь после «ночного», хочу с тобой про Леру поговорить и, видимо, про Александра Михайловича.

— Ну, поговорим, раз такая надобность появилась, конечно же.

Вот и приплыли.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Мои дорогие!

Очень жду впечатлений — до начала части второй сейчас как раз есть время обсудить первую:)

В выходные отдыхаем и встречаемся здесь же в Части 2, Главе 11 в 6 утра в понедельник после Шуфутинова дня:)

Очень вам рада!

Люблю и обнимаю:)

Часть вторая: «Лето господне»

'…Мельница Бога

Мелет не спеша…'

Г. У. Лонгфелло

Июль, через полгода после

Глава 11

Маргарита

Вечерняя семейная трапеза, когда мы с мужем в отпуске, но внезапно, проводим его дома, а Руслан столь же неожиданно не на ночных вылазках, не в тренировочном лагере и не шарахается по городу с друзьями или Гохой — редкое событие, но бывает. А тут у меня еще и неожиданные плюшечки есть:

— Так, любимые мужчины, у нас новость сегодня внезапная: звонил Моисей Вульфович и передавал поздравления.

— Да ладно? Выиграли дело? Сохранили наследство «в семье» да, мам? — сарказм нынче из Руса прет сплошным потоком.

Мы терпим, но не так, чтобы пропустить мимо ушей:

— Ты же, моя радость, нигде не вопил, что Лера тебя в капусте нашла? Ну вот, поэтому у нас все чинно — благородно: ты — единственный сын, получаешь наследство.

— Чего это только я? А ты?

— А я-то при чем?

— А чего этот дед тогда плел? — недоумение ребенка непосредственное, искреннее и умилительное до сих пор, хоть радость моя давно возмужала и вымахала такой колокольней, что я его в макушку могу поцеловать, только когда он сидит (и желательно — на полу).

— Не фырчи, сынок. По завещанию мне перепала дача в Карелии и, вы не поверите — квартира на Обводном. Такие дела.

Мои любимые мужчины — товарищи созвучные:

— Невероятный бонус, однако, — хмыкает Влад.

— Фига-се, щедрость, — фырчит Рус.

Ну, как бы да, но не отказываться же? Родня Эсфирь Самуиловны не поймет и жизнь прилично так испортит, пока не примем дар. А раз все равно итог известен, то чего трепыхаться? Кому они, эти гордость и предубеждение? В нашей ситуации дешевле согласиться с мнением агрессивно настроенного большинства совершенно чужих, но очень утомительных в общении людей.

От меня не убудет, наследство это я вполне заслужила, ибо за время, прошедшее после развода, Саша крови мне попил больше, чем в браке, однако. Так что буду считать наследство компенсацией. И вообще — дача и квартира всегда пригодятся, я думаю. Главное, чтобы Влад это нормально воспринял, а то придется срочно продавать и деньги все на благотворительность пустить.

А вот Рус наш от Александра Михайловича за семнадцать лет столько проблем с самооценкой отхватил, что эти средства даже не кажутся мне достаточным извинением. Но ребенка настраивать надо правильно:

— Ну, ты у нас обеспечен теперь серьезнее: два счета в банке, по паре миллионов на каждом и пятнадцать процентов акций отцовского бизнес-центра. Жених завидный, кстати. Не только умница и красавец, но и состоятельный. И это мы еще про квартиру твою не упоминаем.

— А чего ее упоминать? Папа удачно ее сдает, все вроде довольны? Или это вы меня такими намеками изгоняете вон? — Руслан своими логическими построениями до сих пор ставит меня в тупик.

— Глупостей не городи! Пока ты молодой и свободный — живи с нами сколько хочешь.

— А как женюсь — пошел вон? Так себе перспектива, мам. Я тогда и не женюсь никогда.

Пресвятые Просветители, за что мне этот цирк?

— Балбес! Поверь мне — каждая семья должна жить отдельно. Вот, свою создашь, и будете обживаться у тебя.

— А по поводу жениться, Рус, ты бы не бросался громкими обещаниями, — Влад хитро посмотрел на нас и коварно примолк. Как всегда.

Русик ерш и тся и е жится мгновенно:

— Чего это? На кой черт мне ярмо, если меня и здесь неплохо кормят, а?

— Пока у тебя нет той, ради которой будешь убивать мамонтов и таскать их в пещеру, то и ладно.

— Зачем по больному-то, а, пап?

Влад очень показательно изумляется:

— Почему по больному? Я так понял, что все быльем поросло?

Пока Руслан набирал в легкие воздуха для праведного негодования и возмущения, я решила подбросить дровишек в топку, чтобы уже полыхнуло наконец-то, и сын отморозился из состояния «приличный мальчик из интеллигентной семьи» до своего родного:

— Да, вот еще, все как-то к слову не приходилось, да и забыла я вам сказать, что зимой видела Ладу Юрьевну на конференции в Доме молодёжи.

— Как так забыла, мама? — по изумлению Рус сегодня «план выполнил и перевыполнил», похоже.

— Так забыла. Сначала из-за Инны волновалась, потом Саша разбился, и мне стало несколько не до этого.

Ух, как сыночку приплющило! Аж рычит:

— Конечно, неверный алкаш «бывший» для тебя был важнее моей единственной любви.

— Не ори на мать, — тут же влез Влад. — Ты так старательно семь лет пускал нам пыль в глаза, что мы решили уверовать. Ты любишь Ладу? А что ты сделал для того, чтобы хотя бы она была в курсе этого?

Русик потупился:

— Ну, я писал ей пару раз.

— Не «нукай», два сообщения за семь лет, ты серьезно? — ехидное изумление Влада — это что-то. Как и коварные ухмылки.

— А что мне было делать? Я учился, старался не сдохнуть?

О, вскрывается река эмоций, недалеко и до ледохода. Надо бы подтолкнуть, направить:

— Молодец! Цель твоя достигнута и? Какие ваши дальнейшие планы, молодой человек⁈

— Как-то ты лихо завернула, мам? — Руслан ошарашенно глядит то на меня, то на Влада.

И от этого несет уже меня:

— Ну, кто-то в нашей семье должен быть решителен…

— А я что, не котируюсь уже? — муж хлопает глазами точь-в-точь как сын.

И меня таки выворачивает:

— А ты до сих пор мне так и не рискнул поведать «страшные грязные тайны» своего детства. Хотя уже больше пяти лет прошло со времён первого вигвама.

— Марго, милая, прости… — Влад бросается ко мне и утаскивает из-за стола на диван.

Я на такое, конечно, не рассчитывала, однако муж мой — непостижимый обычными мозгами гений. Но я все равно гордо бормочу:

— Это твой выбор и я его принимаю.

— Но решительным меня больше не считаешь? — тихо и грустно спрашивает на ухо супруг.

— А у меня нет оснований? — вредничаю.

Устала ждать. Слишком много секретов. Слишком давно все тянется.

Когда с Русланом зимой откровенно поговорили про родителей, с которыми он рос до нашей встречи, а потом были посланы Лерой нецензурно и выставлены за порог, я подумала, что и Влад понимает, как нам трудно жить с тайнами.

Как тяжело Руслану смириться с мыслью, что он неродной ребенок своим «биологическим родителям». Как ему было трудно выловить сыновей Леры и добыть материала для ДНК-анализа. Как, глядя на отрицательный результат и вытирая злые слезы разочарования и обиды, вновь незаслуженно страдал мой мальчик.

Мне казалось, что вот он, тот момент, когда мы все чувствуем: тайное всегда вылезает наружу и причиняет боль.

Я ждала, что Влад рискнет и все же доверит нам (или мне) свои трудные и неудобные секреты. Подпустит к себе чуть ближе.

Но нет.

На самом деле это горько. И утомительно. Я устала гадать, предполагать, бояться и вздрагивать от каждого намека на нечто чуждое, прибывающее извне в нашу семейную систему.

Но это же мужик! Как это я забыла? Лучшая защита что?

Именно оно:

— Ну, ты, моя снежная девочка, тоже не обо всём рискнула рассказать…

— Да?

— Да, любимая! Например, про Никиту?

О, понеслось. Вопрос из другой оперы, но кого это волнует?

Руслан вскочил и внезапно завопил:

— Мать, это что ещё за хрен? Ты в своем уме?

А я завалилась в апатию.

Тема Никиты острая, режет до крови даже в виде мыслей, да и вечер у нас какой-то уж больно насыщенный эмоциями вышел. Не справляется организм, и Рита впадает в анабиоз. Лягушка спасается, как может от злых принцев, что не желают ее расколдовать, а хотят, похоже, лапок в соусе на ужин.

— Вот, видимо, выжила из него на старости лет…

— Милая, не пугай Руса по пустякам. У него ещё будет повод испугаться в жизни, — как в воду глядел Влад.

— Никита — сын Лидочки, — поясняю я для недогадливого сына. — Твой гипотетический брат.

Рус удивленно таращится на меня:

— И что?

— Твоя мать в ужасе, как и в каких условиях растёт ребёнок, — продолжает Влад, видя, что я тихо отъезжаю в сон у него на плече.

— Но нам-то, что от этого? — с ы ночка чует подвох и уже насторожился.

А я вспоминаю, как неделю назад поехала с Моисеем Вульфовичем на «малую родину» бывшей секретарши и любовницы моего мужа по совместительству.

Да, место дальнее, мутное, гиблое, страшное. Понять, почему Лида была готова любыми способами оттуда свалить — нетрудно. Трудно поверить своим глазам, что можно жить практически в свинарнике, воровать, бухать беспробудно, а собственного племянника считать за уличную собаку: гуляй, где хочешь, ешь, что найдешь, мойся по желанию, спи, где получится. И главное — под ноги не попадайся.

Ужас, боль и ярость внутри клокотали так сильно, что дядя Миша впихнул меня в руки своему водителю и велел ни в коем случае во двор и в дом не пускать.

Спасибо ему. Да.

К этой мысли я пришла не сразу.

Сначала кровавая пелена застилала глаза. Но прооравшись в лесу на обратном пути, а после прорыдав ночь в мужнино плечо, я поняла, что Моисей Вульфович был прав.

Единственные связные слова, что услышал от меня тогда Влад, были:

— Это нельзя так оставить… ужасно… несправедливо. Никто не заслуживает такой жизни. А ребенок? Он не просил о рождении, его появление — выбор взрослых. Почему он должен страдать?

Я металась полночи по кухне, пыталась говорить с Владом, но после первых фраз неизменно сваливалась в истерику.

В итоге он накапал мне успокоительного, добавил таблеток, а потом уложил в постель, лег рядом, укрыл одеялом и шептал в макушку утешая:

— Тише-тише, моя Королева. Все решим. Мы справимся. Да и тебе после докторской нужно же следующее приключение? Все будет хорошо, моя снежная девочка.

Тогда я ему поверила, но до серьезного разговора дело у нас за эту неделю так и не дошло. А теперь он прикрывается Никитой, не желая пускать в свои секреты?

Штош.

Жизнь ребенка для меня в приоритете, поэтому муж…

Сам виноват, короче.

Не хочет по-плохому?

По-хорошему будет еще хуже.

Гарантирую.

Глава 12

Руслан

Тем местом, на котором сижу, остро чую, что мать уже не в духе и сейчас, возможно, семейные посиделки пойдут на хрен и кто-то реально огребет. Поэтому подрываюсь, чмокаю ее в макушку, хлопаю отца по плечу и сваливаю из кухни. Сначала на балкон в гостиной — в себя прийти от вороха новостей, а дальше — по ситуации выгребать уже.

Может и правда, пора наконец-то поговорить с Ладой? Хоть что-то прояснить про нее? Про нас? Податься к отцу в аспирантуру, поддержать маму, раз она завелась с этим пацаном? Видимо, хватит быть как Марк. По ходу, пора уже что-то сделать нормальное и для себя.

А то я до сих пор больше Миронов, чем Ланской. Такое же эгоистичное трепло тянучее.

Когда я, устав «дышать на счет» и медитировать на луну выползаю из гостиной, то улавливаю часть напряженной беседы родителей.

Папа Влад тяжело вздыхает, а потом, словно через силу начинает говорить. И то, что я слышу, повергает меня в ужас:

— Мои родители всегда ненавидели и презирали меня, считали, что ребёнка им подменили в роддоме. Анна была звездой и любовью всей их жизни, а я — так, «авось на что сгодится и этот выбрак».

— Влад, не знаю, что тебе сказать ещё, — вздыхает мама.

А потом продолжает, да так, что очень хочется срочно в Ухту поехать, на кладбище, бл*, и пару вопросов почившему предку ее задать, чтоб ему там, в аду, не скучно было:

— Как ребёнок, ненужный своему отцу только потому, что девочка, я, возможно, понимаю твои чувства, но тогда должна быть откровенной: без разговора с родителями из этого болота ты не вылезешь. Ты же помнишь, что я поставила точку в своей эпопее при разговоре с отцом прямо перед нашей свадьбой?

И хвала всем ее Кириллам и прочим Мафдетам! Ох и свадьбу мы тогда замутили с батей. До сих пор приятно вспомнить, и как маме понравилось, и какая она счастливая была.

А сейчас она говорит с грустью, но спасибо, что без звона слез в голосе:

— И именно поэтому, после того как Анатолий Степанович ушел, эта история оказалась для меня окончательно закрытой. И я не ощущала потребности даже поехать на похороны, и ни разу сих пор об этом не пожалела.

— Возможно, мне нужно с ними поговорить? — папа Влад звучит удивленно и неуверенно. Это так странно. Он же всегда у нас кремень, скала, локомотив. А тут такое.

Нет, точно все наши проблемы от родителей и из детства. Хорошо, что мне повезло свой стартовый комплект так удачно сменить.

Что у моих там еще происходит, кроме разговора, мне не видно, но мама уже уговаривает, знаю я этот тон и паузы:

— Думаю, что да, но ты не готов к решительному выяснению отношений с родителями сейчас, поэтому я всего лишь попрошу тебя — если вдруг появится возможность или так сложатся обстоятельства, пожалуйста, не отказывайся!

А после там что-то шуршит, потом падает, и мама всхлипывает.

Я идиот, бл*. Сейчас влез ещё хуже, чем тогда, в ванной.

Это настолько горькое и личное, что, по-хорошему, меня следует убить.

Чужие тайны… Нет, не так.

Болючие тайны самых дорогих и близких.

И мне, мне тоже больно. За них. И за себя.

Я точно такой же, здесь мы абсолютно, бл*, схожи. Ненужные дети.

Не поймёшь сразу, кому из нас не повезло больше.

Все в говне. И мать, и батя, и я, да даже псевдо-Мироновский Никитос этот несчастный…

Да, так бывает.

Но я точно знаю, что любое дерьмо в нашей жизни случается для чего-то.

Нет, не почему-то, а для чего-то.

Оно обязательно нас учит.

Понял, о чем все это было? Извлёк урок, запомнил? Молодец!

Прощелкал, не отследил, не внял — получи ещё раз того же дерьма полную хатку.

Так что, множим мы собственные страдания и время в своей жизни теряем только тогда, когда не желаем учиться. А стоит задуматься, прочувствовать, осознать, принять — и, хоба, ты в шоколаде.

Или нет.

Столько времени прошло, и я даже с психотерапевтом говорил, и казалось мне, что отпустило… А все равно больно.

Мозг мой, чувствую, старается изо всех сил, ищет спасение, пытается удержаться на грани адекватности и…

Справляется, подбрасывая мне совершенно свеженькое воспоминание на тему «шоколад или нет».

Буквально недельной давности.

Мы с Айкой (на самом деле она Айгерим, что в переводе с казахского значит «красавица») третьей дочерью тети Лейлы гуляем в ожидании, пока Гоха вернётся с работы.

Эта бодрая девица пяти лет гоняет по площадке у озера голубей и мальчику, который залез в только что вскопанную и еще не засаженную клумбу, вопит на весь парк:

— Что же ты делаешь? Ты же в говне!

Так что бывает по-разному, да.

Но в наших силах выбраться из того дерьма, куда окунули нас другие.

Отмыться. Пойти дальше.

Но не забыть! Иначе все эти мучения будут зря.

Жить и не забывать!

И никогда-никогда больше не быть безответственными. Всегда помнить, что от наших решений зависят другие.

Чаще всего: беззащитные и слабые.

Вот бы еще мне об этом вовремя вспоминать, а то вечно меня несет, чуть что.

Глава 13

Лада

Да, у нас, как и в любой семье, бывают кризисы. Больные, горькие, страшные.

Но после них Сева всегда такой нежный, ласковый, внимательный и заботливый, что у меня просто от восхищения, радости и восторга нет слов.

Потом, после них долгое время в семье всё хорошо и иногда даже очень хорошо. Поэтому, ну, я стараюсь относиться к этим сложным моментам с пониманием. Хотя в последний раз в больнице мне предложили снять побои.

Просто Сева, он такой резкий, эмоциональный, возможно, немного деспотичный, но он же старше, он заботится обо мне, он же знает, как будет лучше.

Тем более что у него есть поводы злиться.

Все равно я не совсем ему принадлежу. Вернее, телом-то однозначно «да» и только ему, но не душой. Душа моя отдана давно и возврату не подлежит.

Поэтому он злится. Иногда очень сильно. И это бывает больно.

Как же это должно быть прекрасно, когда ты вся принадлежишь одному мужчине. И душой, и телом. Гармония, понимание, единение.

Мне не узнать, потому что так уж у меня вышло: полюбила не того. Не подходящего. «Бывает», — как говорит мой муж.

До этой зимы у меня не было сомнений, только сожаления.

Но после встречи с Маргаритой Анатольевной у меня в глубине души клубятся вопросы: если она нашла свое счастье с человеком моложе аж на целых десять лет, то, возможно, и я могла бы? Нет, я помню все, что говорил Сева: больная, извращенная фантазия, нездоровая психика, попытка защититься от агрессии родителей…

Я все это помню, но, кроме этого, я помню также и лучистые глаза, полные тепла и веры. Руки, что крепко держали, защищая, помогая преодолеть ужас и тревогу в ожидании защиты работ моих первых учеников. Я помню нежный успокаивающий шепот на ухо: «Вы чудесный педагог, Лада Юрьевна! Мы справимся. Для вас…»

Я все это помню и от этого мне нестерпимо больно. Уже много лет.

Я струсила. Сбежала.

Но не спаслась.

Не нашла своего места, своей гавани, своего дома.

Тот, в котором я живу — это крепость. Тюрьма. Не дом.

Да, я признала, что сама-дура-виновата. Но может быть, еще есть шанс все исправить?

После смерти моей свекрови Сева разрешил мне вернуться в Петербург из Великого Новгорода. И вот теперь я, слегка потерянная из-за долгой жизни в тиши и умиротворении небольшого областного центра, оказалась снова брошена котел Северной Столицы. С одной стороны — нервно и боязно, но с другой в душе пузырится восторг — я снова в одном городе с ним.

А сейчас, топая к магазину по дорожке, известной мне еще по тем, счастливым и беззаботным временам, я думаю: а что было бы, если бы я не струсила и не согласилась выйти замуж за Севу? Подождала бы год и пошла бы сдаваться к Маргарите Анатольевне?

Это так больно — думать о том, что был шанс, но я сама его упустила, поддавшись глупым страхам, навеянным воспитанием, и порожденным традиционным взглядом: ты должна, ты никто, тебе место там, где решит мужчина. Он — главный, ему виднее, как надо и как правильно.

Горошек, ветчина, куриное филе, яйца, молоко, ананасы, хлеб. Ничего не забыла?

— Лада Юрьевна, вы ли это? — боже, кто эта женщина?

— Это, конечно, я, но…

— А, мы Елена и Константин — родители Марка Адриана. Вы его учили в десятом классе лет шесть назад, — мне милостиво пояснили.

О, я, конечно, помню лучшего друга Руслана Миронова-Коломенского. Как уж тут забыть. Родителей правда видела мельком, на собраниях, ничего плохого про них не скажу.

— Рада вас снова увидеть. Надеюсь, у Марка все хорошо?

— Ну, хорошо — понятие очень субъективное, — встревает его отец. — Марк отлично учится. Вот недавно они с Русланом успешно завершили магистратуру по направлению «Горное дело» работой на тему: «Технология и безопасность взрывных работ».

— А если про остальное — то только шепотом и нецензурно, — со вздохом добавляет мама Марка.

— В смысле? Я помню Марка Адриана очень ответственным, обстоятельным и внимательным молодым человеком, — я немного ошарашена. Его странички в соц.сетях полны фотографий и роликов: то с друзьями, то с тусовок — в лесу, на полигоне, по клубам.

Отец Марка Адриана улыбается совсем невесело и глядит на меня вопрошающе:

— Но вы ведь должны тогда помнить и про его любовь. Первую, которая до сих пор не прошла?

Глаза вылезают на лоб просто сами собой:

— Если честно, то только по шепоту и сплетням в школе.

— Ну, мы за эти годы уже привыкли, так что можем сказать вслух, — горько усмехается Елена.

— Наш сын до умопомрачения влюблен в мать своего друга. Это не мешает ему периодически иметь всех подвернувшихся под руку барышень, но после он всегда с покаянием ползет к Маргарите Анатольевне.

— Но как так? — сказать, что я в шоке значит промолчать. Я не верю своим ушам.

Матушка Марка отбрасывает от лица прядку и вздыхает:

— О, нам еще повезло с Ритой — она увещевает, уговаривает, объясняет всю безнадежность и бесперспективность идеи, но Марк упорствует.

— И так семь лет. Открыто, — кривится Константин.

Что я могу? Только пробормотать банальность:

— Вам и Маргарите Анатольевне, должно быть, сложно.

— Нам-то еще что. Вы просто представьте, насколько сложно мужу Риты. Спасибо, Владимир Львович, мужик адекватный и Марка терпит, — не представляю, каково матери наблюдать, как сын страдает и дает повод это делать окружающим.

— То есть как терпит? — что за день сюрпризов такой.

Рус в соц.сетях все эти годы хвастал отчимом. Новый супруг Маргариты Анатольевны выглядел прилично и вполне респектабельно, но с таким пониманием отнестись к сопернику, это как это?

— Ну, Марк же с Русом не просто так лучшие друзья? Сын все эти годы у них временами даже живет. Я, на месте Ритиного мужа, давно бы этого навязчивого поклонника жены отпинал и выставил из дома, но спасибо Володе — терпит и старается не жестить.

— То есть, вы говорите, что школьная первая любовь Марка Адриана никуда с годами не прошла?

Не может быть. Такого просто не может быть.

Отец Марка мрачно усмехается:

— Не только не прошла, а стала уже даже вполне привычной для всех вовлеченных одержимостью.

— Вот так у нас все не особо весело, — его жена вздыхает устало, прислонившись головой к плечу мужа.

— Но разве другие девушки-ровесницы… — я просто не могу в это поверить. Ведь на многих фотографиях или девушки висят на Марке, или он их обнимает, а были несколько очень нежных и романтичных. Я помню, как умилялась и радовалась за него!

Елена отмахивается, как от совершенно глупого вопроса:

— О, это вообще нечто, недостойное упоминания в биографии сына, ибо позор. Других девушек у него за это время были вагон и маленькая тележка. Но толку-то?

— Все побоку. Все не то. Лишь одна у него звезда, — согласно кивает ее супруг.

— Мы и смирились уже, на самом деле. Вот так вышло.

— Да если бы Рита вдруг ему взаимностью ответила, мы бы уже рады были. Плевали бы на общественное мнение и на разницу в возрасте… на все бы наплевали.

Ноги уже держат меня с трудом.

В голове ужасная неразбериха и сумбур. Это же вполне успешные взрослые люди, не какие-нибудь маргинальные или асоциальные личности! Но они говорят невозможные вещи! Нет! Это не может быть правдой. Сева же много раз мне объяснял, что родители никогда не примут невестку гораздо старше сына. Так есть!

Бешеный поток мыслей перебивает мать Марка Адриана, печально замечая:

— Но такого не будет, потому что Рита счастливо замужем и Марку об этом не забывает напоминать.

— Но сын наш — баран упертый, и никто с этим ничего сделать не может.

Я, ну, э, как бы… в шоке.

Что сказать? Вот, по-видимому, так:

— Я невероятно удивлена. И очень вам сочувствую.

На меня посмотрели, как на дурочку:

— Да нам-то что, вы бы Руслану и Рите посочувствовали.

Заливаюсь краснотой целиком. Чувствую, как полыхают щеки и уши при одном лишь намеке, только лишь напоминании о Руслане… какой позор…

— По поводу? — спрашиваю, не поднимая глаз. Стыдно, господи, как же стыдно.

— Ну, как? — женский голос звучит удивленно, но презрения в нем я не слышу. — Рус, как сходил по Вам с ума, так за эти годы ничего не изменилось.

Шок и паника заставляет меня вскинуть голову, а отец моего бывшего ученика понимающе улыбается и добавляет мне тоски:

— Да, вы бы ему сказали все же, что бесперспективны эти страдания. Пусть уже переболеет и живет дальше.

Стою такая обалдевшая, только глупо глазами хлопаю. Дура. Но мозгов еще находится согласно покивать:

— Да, конечно. Спасибо. Я обязательно…

Какие уж тут дополнительные ингредиенты для салата? Пора бежать домой и думать, думать, думать…

Может быть, у меня есть еще шанс на прощение? Может быть, я смогу искупить как-то свою вину? Свою трусость?

Для начала нам совершенно точно надо поговорить!

Откровенно.

Вдвоем.

Без свидетелей и обременения.

Глава 14

Руслан

— Бл*, что? — сука, три часа ночи, вообще-то.

— Прости, Рус, — шелестит в трубку Гоха, — но кого мне просить о помощи? Тетя Нина и так тогда зимой спасла, мама твоя все эти годы нянчила и поддерживала. Даже терапевта своего советовала…

— Но ты не пошла, — подтормаживаю со сна, но штош.

— Дура потому что. Гордая. Да и просто идиотка, — почти шепчет, но голосок нет-нет да звенит.

Не к добру этот нервяк. Не к добру.

— Гох, зай! Чего стряслось-то? — тру лицо, в попытке хоть как-то прийти в себя.

Она же только что к родне улетела в отпуск. Ну и повидаться с сестрой заодно.

— Спаси! — рыдания от обычно очень сдержанной Гаухар это как цепью поперек грудины словить. Вышибает дух. — Дед меня просватал, продал. Свадьба через неделю. Я не хочу. Не пойду. Не заставят!

Да ну бл*! Это что, брехал я, выходит, мужикам, как скучно живу, да, мать его?..

— Тихо-тихо! Все решим. Расскажи, что там за обязательства, чего за условия. Я сейчас, билеты пока закажу, а ты говори.

Твою же мать, как все, однако, вовремя. Только до поступления в аспирантуру хотел свободно потусить, бл*.

— Ой, да что тут скажешь? Я только прилетела. Ты же помнишь, очень уж бабушка просила: прилетай, мы совсем старые, помрем вот-вот…

Это я помню, епрст. Я же вот только вчера ее в аэропорт отвез. И смс-ка о том, что долетела нормально, была вроде?

— Ну и?

— Что⁈ — Гоха то ли рычит, то ли хрипит. — Я только в дверь, а тут уже дастархан ломится. Народу пол жуза нагнали. Вот жених. Свадьба через неделю.

— И что ты? — как, однако, сложно с прямыми рейсами летом. Но вот этот вроде бы…

Гаухарка в трубке всхлипывает:

— Сказала, что мне плохо после перелета, акклиматизация, я устала. И ушла.

— Отлично. Есть там кто вменяемый?

— Из родни никого, но есть учительница моя и соседка.

Хорошо, сначала надо убрать гражданское население из-под удара, так?

— Значит, бери доки и вали через окно к соседке. Пиши учительнице, звони ей, ну, реши как там лучше. Проси помощи — чтобы тебя привезли в аэропорт. Или ты хочешь, чтобы я твоему недо-жениху навалял?

— А можно?

Ох, принцесса желает не просто улететь из башни на драконе, но и плюнуть в наглую рожу неподходящего принца. Девочки такие девочки.

— Ок. Тогда сиди у соседки. Мне адрес и телефон. Я напишу, как возьму билеты.

— Спасибо. Прости, что так… — слышно, как отпускает ее трясун. Это Гохино доверие всегда бальзамом на душу. Молодц а, осознала, что мужик задачу понял, успокоилась, ждет.

— Зай, мы с тобой давно знакомы. Ран друг другу залечили достаточно. Сиди. Жди. Я скоро.

Скучный отпуск, говорите?

Да я бы, пожалуй, поскучал хоть немного, бл*!

Что я делаю, когда в очередной раз наступает «война в Крыму, все в дыму…»? Добрым словом вспоминаю мать. И хоть у нее и есть там, на родине тети Лей связи (и сама тетя Лейла тоже есть) я нутром чую, что ввязывать их в этот замес нельзя. У них там давление, сердце, шабаш их безумный. Разберусь.

В таком случае, при втором приближении, ясно, что и батю не дернуть.

Фиг с ним. У нас есть пожарный выход.

— Охренел, Ланской? — наш нач.курса никогда не спит, но всегда суров.

— Здравия желаю. Вводная: совершеннолетнюю гражданку России, поехавшую по настоятельному приглашению престарелой родственницы в дружественную республику, дед продал местному кадру. Свадьба через шесть дней. Невеста против. Просит помощи.

— Да твою же почтенную матушку, Рус.

— Мать не в курсе. Это дочь ее подруги, но я не хочу родителей втягивать. Батя может, хм, зажечь.

Наш майор вновь демонстрирует всевидящее око и аналитический склад ума:

— А, Марка, что ли, понесло?

— Ну, вроде того.

— Понял. Твои действия?

Кратко и по существу. Как всегда. С — стабильность.

— Беру билеты. Прошу поддержки, — не совсем же я идиот, в одиночку лезть в тот термитник?

— Будет тебе поддержка. Скинь мне данные. И девочки, и рейса. Встретят тебя на месте.

А тут теперь можно реально выдохнуть. И продумать «уничижительную речь» для много о себе возомнивших. Деда-то Гаухаркиного, гляжу, вообще жизнь ничему не учит.

— Буду должен.

— Давай, не посрами берет, салага. Будет он должен, сопляк…

Ну, штош!

Жди меня, страна давно непуганых долбоящеров.

Мои дорогие!

Кто не видел, напомниаю: с 11 сентября 2023 года истории «Хорошая девочка. Версия 2.0» и «Если к другому уходит невеста» становятся ПЛАТНЫМИ!

Дочитываем, перечитываем, кто не успел!

Спасибо!

Обнимаю, всегда ваша, ДШ

Глава 15

Маргарита

Как говорить с мужем о желании взять в семью приемного ребенка? Которого, между прочим, родила любовница твоего недавно почившего бывшего супруга. И возможно, что даже от него?

Так себе идея, я скажу, но вот воспоминания о несчастном худом и грязном диком зверьке, прячущемся в ужасной перепревшей копне сена и буквально пожирающем протянутое яблоко — это очень даже реальный стимул сделать то, что кажется абсурдным. Как разряд 220 вольт в одно место.

Ну, после тех запоздавших откровений о биологических родителях Влада, я подумала, что все сейчас у меня будет или очень хорошо, или нереально плохо.

Тема брошенного ребенка у нас в семье актуальна и до сих пор болезненна. И в какой стадии принятия ситуации находится муж — я не знаю.

Но чего гадать, когда вот он муж — бери и говори!

Пошла.

Тем более, ситуация располагает: мы дома одни, Рус куда-то умотал на пару дней. Вроде как по личному вопросу. Ну, пусть с Марком потусят. Сообщения же шлют, что все нормально? Значит, и мне откладывать серьезный разговор уже некуда.

Пора.

Эх, сколько раз я потом корила себя: «Чего ты ждала, Мудрая Сова? Столько времени псу под хвост?», но как уж вышло.

И вполне неплохо вышло, надо заметить:

— Милая, я правильно понимаю, что речь идет об усыновлении конкретного ребенка?

— Да, любимый, — максимально скромно улыбаюсь и устраиваюсь на диване рядом с мужем.

Влад смеется и утаскивает меня к себе на колени:

— Вот ведь лисичка моя северная.

— Чего это вдруг лисичка? — вот прямо внезапно сейчас было, поэтому я даже слегка теряюсь.

— Ну, как? Знаешь же, как настроить, как задобрить? И массаж сделала, и в мою любимую ночнушку нарядилась, и слова-то правильные подбираешь.

Ну, как бы, хм… стараюсь.

Но вот что тут не поняла. Да, я, конечно, из Ухты, но лучше уточню:

— А северная почему?

— Да пиз… песец мне, — откровенно ржет муж.

— Влад! Что за песец? — недоумеваю.

Обижаться и глупо, и рано, но надо выяснить все до конца. На всякий случай. Вдруг пригодится в будущем? Или хоть шуткой семейной станет.

— «Малэнький рюсский пушистий бэлий лиса» — называет тебя Алиев, ты не знала?

Да ладно? Реваз Равильевич, как же так? Я от вас такого не ожидала, а еще почетный академик!

— Не такая уж я и… маленькая. Вот!

Влад обнимает крепче, прижимает к себе ближе и шепчет в ухо:

— Это же навсегда, Марго. Это же даже не собачка. Это человек. Маленький, с искореженной, порушенной взрослыми психикой и ужасным физическим состоянием.

Несмотря на жаркие объятья любимого, меня морозом продирает так, что, кажется, нос и руки-ноги заледенели в миг.

— Да, я помню и про РРП [1] возможное, и про остальные заложенные мины. Но я больше не вынесу. Ты же заметил, я и спать-то толком не могу эту неделю. Я просто с ума тихо съезжаю. Да, ситуация страшнее, чем была у меня с Русом. Да, это не просто «кот в мешке», это еще и битый людьми кот.

— Но?

— Первое: у меня есть ты, — выдыхаю Владу в шею, где, как всегда, прячусь от ужасной реальности. — Второе: я гораздо более адекватная сейчас, чем пятнадцать лет назад. Ну и третье: нам с тобой да и нашему старшему сыну просто необходимо пройти весь этот путь «ненужного ребенка» и закрыть уже свои гештальты.

— Уговорила, моя Королева…

— Да, и, конечно, мы сейчас вполне в стабильном финансовом… Что ты сказал?

— Я сказал, что согласен. Каков наш план?

Слезы хлынули потоком.

Как и шесть лет назад, Влад дарит мне целый мир. Легко и непринужденно.

Он выполняет обещание данное тогда: что угодно, но вместе с ним. Все для меня. Пресвятые Просветители, спасибо вам за него!

Утираю слезы — сопли срочно и включаюсь:

— Да, план! Слушай, там Моисей Вульфович уже разведал кое-что, так что план есть. Сейчас перекину тебе письмо и уточнимся — что будем как и когда делать.

Кирилл и Мефодий, и чего я так переживала? Нормально же воспринял. Ох, жесть, конечно же, будет, но это когда еще…

Но Вселенная она же, помните, не дремлет?

Вот и жесть прилетела почти мгновенно. Правда, не оттуда, откуда предполагалось.

В чате «Ведьмы с ВО и ЧЮ» запестрело внезапно.

Лей: Рит, прости. Я не знала, клянусь!

Нинок: Ритуля, вроде же обойдется, да?

Мудрая Сова: что???

Нинок: мне Агата только сказала…

Лей: не зря я туда даже с мужем не езжу. Сбрендили они там, что ли?

МС: алоэ!!! Я вообще не в курсе!!! Что стряслось?

Лей: ой, бл***

Нинок: Ритуля, выпей капелек, пожалуйста. А Влад дома?

МС: на черта тебе мой муж?

Лей: это не ей. Это тебе он сейчас срочно понадобится.

МС: так! Корвалол я выпила. К Владу пришла. Жгите уже!

Лей: Руслан полетел вызволять Гоху из лап сумасшедшего деда, который нашел ей мужа.

МС: ШТО???

Нинок: Рит, ты дыши. Там нормально все. Агги сказала, что он с силовой поддержкой. И вроде Гоха ей написала, что спасение прошло успешно и они уже в аэропорт выдвинулись.

И тут нам с Владом в семейный чат упало видео.

Снимают сбоку. В левом углу ринга, так казать, а на самом деле у распахнутых ворот стоит моя гордость и сердечная боль в одном флаконе. Как есть при параде: форма, берет, награды, аксельбанты. За спиной — с десяток дюжих молодцов устрашающего вида в камуфляже и с неопознанными мной знаками различия.

Влад хмыкает, заценив хорошую стойку, из которой и атаковать удобно, и закрыться просто. Гордится сыном. Я тоже, пока ребенок не открывает рот.

— Все, что вы про Айкиного отца говорите — бред. Он нормальный мужик, не трус. Не побоялся же жениться на тёте Лейле с учётом того, какие у неё в шизанутые родственники.

Луноликий Лелкин отец с костылем наперевес наступает из правого угла ринга — от крыльца дома. Молча.

Руслан же продолжает:

— У него, в отличие от вас, комплекса бога нет, и ему ничего и нигде от женского ума не жмёт. Вы — трус! Вы ведь зассали просто поговорить? Что с дочерью тогда, что с внучкой сейчас? Да, просто спросить⁈ Мало вам было всего того дерьма, что из-за вас с тетей Лейлой было? Да кто вы такой вообще? И с чего вы решили, что можете распоряжаться их жизнями?

Оппонент багровеет и цедит презрительно:

— Ты, щенок. Проваливай к себе, тут тебе не место. Это мой дом, и я тебя сюда не звал.

Сын хмыкает тоже без уважения:

— Да я как бы и не в гости, а так забежал. Привет передать.

Руслан шагает к рослому парню, что стоит за левым плечом деда Гохи. Короткий замах, резкий удар под дых, по шее сзади, красивый уход от взлетевшего рядом костыля. Контрольный сзади в спину и неугодный несостоявшийся жених летит лицом в клумбу с розами.

Рус приближается и выхватывает из рук деда его давней подруги воспитательное орудие, отшвыривая палку себе за спину. Склоняется ниже и рычит:

— Гаухар до своего возраста дожила, вопреки вам, а не благодаря. Она давно взрослая и самостоятельная, а вы ей никто, ясно? Старшую дочь чуть в могилу не свели, мало? Теперь тот же фокус с внучкой, да? Да идите вы со своими дикими традициями.

Руслан плюет под ноги Лелкиному отцу, разворачивается и, проходя мимо выбравшегося из клумбы поверженного противника, добавляет ему коротким ударом с ноги.

Клумба снова занята, а у розовых кустов очередная трагедия.

Подхватив Гоху с ее чемоданом и десяток сопровождения, Руслан Владимирович Ланской-Коломенский завершает свой недружественный визит на историческую родину подруги дней его суровых.

— Сын наш, конечно, звезда, но траекторию полёта надо бы ему подправить. Можно даже лопатой, — задумчиво изрекаю, оторвавшись от занятного видео.

Муж смотрит в телефон охреневшими глазами и, в принципе, со мной согласен.

Ну, ладно, это мужские разборки. Сходят в зал. Побоксируют. Поговорят.

Я пойду, пожалуй, корвалола еще хлопну. Да.

А хорошо он того мажора уделал. И не скажешь, что взрывотехник.

[1] Реактивное расстройство привязанности — комплекс психических отклонений, развивающийся при отсутствии эмоционального контакта с воспитателями: родителями, опекунами. Проявляется боязливостью, настороженностью, трудностями адаптации и установления взаимоотношений, поведенческими нарушениями (агрессией, аутоагрессией), отставанием интеллектуального развития.

Глава 16

Лада

Когда я примерно продумала план действий, по организации встречи и разговора с Русланом — выдохнула.

Можно бесконечно прятаться от себя и жить в привычной удобной иллюзии, где ты героически спасаешь, терпишь и преодолеваешь, но когда кто-то со стороны легко прямо в лоб тебе заявляет, что ты дура беспросветная и в жизни все не так, как ты столько лет думала — это, ну, слегка дезориентирует.

Хочется орать: «Я лучше знаю!» и топать ногами. Но глупо. Потому что, а вдруг правы эти самые чужие люди? А то, что насаждается в твоей семье — ложь?

Пора. Давно пора. Нельзя нормально жить, когда половина твоего сердца и душа постоянно находятся в прошлом.

Сейчас напишу. Напишу. Да хоть бы и в ВК.

Странно, что у Руслана вдруг закрыт профиль.

Ладно, есть же лучший друг, можно и у него уточнить контакт, в конце концов.

Да, у Марка Адриана страница открыта, но с сюрпризом.

В верхней закрепленной записи кратко говорится: «Умчали на спасательную операцию. Ждите». И пока я соображаю — это по учебе они умчались, или что-то случилось, на стене появляется фотография: Руслан в парадной форме, с аксельбантами и медалями обнимает хрупкую восточную красавицу на фоне знаменитых пяти стаканов «Пулково».

И подпись.

В сердце. Наотмашь.

Лаконично, как у Марка Адриана всегда: «Встретили Руса с невестой».

Все.

У него невеста.

Какие уж там мечты, да?

А чего ты, собственно, ожидала? Что он будет эти шесть лет тихо мечтать в углу, пока тебе хватит смелости признать свои чувства? Что ты уйдешь от мужа? Что согласишься, наконец, с тем, что он тебе нужен?

Ну вот, ты, идиотка тугодумная и трусиха, признала. И кому они нужны теперь, твои откровения?

Да, когда ты все-таки собралась, то решила же только поговорить с ним. А то, что на самом деле надо было года три, как развестись с постылым мужем, даже ведь в голову не пришло?

Нет.

Развод — это недопустимо, мы же семья. Родители и Сева такого никогда не позволят.

И вообще, честно, поговорить хотела? Или совесть успокоить? А чью?

Но как же больно. Дышать нет сил. Голова кружится.

И как-то мутно. Очень.

Да, истинно говорят: когда одна дверь закрывается, то распахивается другая. Просто надо заметить.

А что еще остается думать, глядя одновременно на две полоски на тесте и на фото во «В Контакте»?

Что же, пора отбросить прочь уже совсем точно несбыточные мечты. Теперь есть цель поважнее — ребенок! Мое личное маленькое счастье… мой новый смысл жизни.

Моя крошка точно будет счастливой! Ведь мама будет ее очень любить. Очень-очень. Только ее.

И паника волной накрывает вечером, когда появляется кровь там, где быть ее никак не должно.

Сейчас. Никак. Не должно быть.

Но она есть.

Слезы, скорая, больница.

УЗИ, капельницы, постельный режим.

Сева ежедневно с цветами и фруктами.

И слезы, слезы, слезы.

Слезы все время.

Глава 17

Руслан

Взъерошенный Марк у нас на пороге вечером в пятницу. Не к добру.

Чего еще? Только-только от азиатского вояжа отошел. Надо уже доки отцу отдать для аспирантуры. Хоть какие-то планы прикинуть на будущее. Да и с Ладой пора, наконец, встретиться и поговорить. Зря я так затянул.

А тут новый сюрприз.

Что за херня, бро?

— Ох, Маргарита Анатольевна, а что это вы сегодня без Цербера? — с порога, обнимая мою мать, начинает Марк.

— Марик, все шутишь. Цербер скоро приедет, не волнуйся, уже звонил с вокзала.

— Ну, пока его нет, расскажу Вам, насколько Вы волшебная, прекрасная, чудесная, понимающая женщина-мечта, — и, зараза, сопит матушке в макушку, гад!

Как из всего этого бедлама с достоинством регулярно выходит матушка — это уметь надо. Папа Влад, естественно, бесится, но мама моя — Королева, без базара.

Вот и сейчас, такая вся понимающая, но очень-очень ехидная:

— Можешь не утруждаться, муж мне об этом сообщает регулярно. Я иногда даже верю.

Я, бл*, жду не дождусь, когда он уже отвалит, но бро упорствует:

— Вот, такие женщины — редкость и так не справедливо, что эти бриллианты достаются кому-то просто из-за того, что другие фанаты возрастом не вышли.

Сколько пафоса, сука! Да ну нах*, пора перебеситься, бл*! Сколько можно-то?

— Марк! Достаточно. Я как-то уже утомилась с тобой вести беседы на одну и ту же тему. Ты — офигенный! Классный, прекрасный, замечательный! Но, чудесный мальчик, услышь меня — у нас с тобой слишком большая разница в возрасте. Слишком.

Марк звереет, не иначе: прижимает к себе мать, лбом в лоб ей уперся, дышит тяжело, из глаз разве что искры не сыплются:

— Все понимаю, все терплю, но пойми уже, ты — моя мечта, ты для меня прекрасная, самая-самая, бл*!

Да, так тяжело мама вздыхала, когда я, в школьные годы, ей в десять вечера говорил, что на завтра надо пирог на чаепитие принести и поделку на окружающий мир. И физкультурная форма моя грязная, а утром уже нужна.

— Ма-а-а-арик! Ты невероятный! И я очень люблю тебя, ты у меня как второй сын, практически! Мы с мамой твоей уже столько лет дружим. Да, началось это вынуждено, но сейчас мы обе вполне искренни! Да я уже давно готова тебя крестить, в конце концов!

— На хер это все! Я тебя люблю! Десять лет, десять, сука, лет! Чего только не перепробовал, но нет! Только ты одна перед глазами! — тут Марк начинает рычать и рыдать.

Я сваливаю в коридор, потому что не место мне тут, бл*. Да и батю, если что, перехватить надо.

За семейное счастье родителей я не переживаю. Марк для мамы, реально, инцест, а она на такое не пойдет никогда.

Сука, но как же больно. И за него, и за себя. Хотя за него можно и порадоваться — много бы я отдал, чтобы так Ладу тискать и признаваться во всем.

Из кухни слышны всхлипы и уговоры. Хочется уйти или хотя бы заткнуть уши, но я против воли впитываю все эти правильные и мудрые слова: