Немного о потерянном времени

Не хило меня накрыло.

Но анализировать буду потом.

— Мне доктор телефон обещал организовать.

— Это реанимация. Сюда телефон нельзя.

Бл*.

— Тогда врача.

— Позову, отдыхайте.

Что-то у них в капельницах не то, потому что снова вырубает.

А вот третий раз должен был, по идее, быть счастливым — в сознание вернулся на голос Марго. Но не с моей удачей.

Моя Королева говорила по телефону и то, что я слышал, обещало мне медленную и мучительную смерть. Сначала от рук любимой, а после, если вдруг сжалится — от стыда.

— Да, конечно, я получила фотографии. Нет, сомнений в подлинности у меня нет. Вы полагаете, мне следует подавать на развод? Занятно. Нет-нет, естественно, я видела мужа в постели с другой.

Пиз*ц. Быть такого не может.

Мысли блохами скачут в пустой черепушке. Как я так подставился? Точно не мог ничего, но компромат моей Королеве слили.

Твари.

Знал же, что от этой суки ничего хорошего не жди. Но, бл*дь, комплексы детские! Семья же?

На хер.

Уговаривал себя, декларировал, но в глубине души ждал? Мечтал? Хотел?

Ай, молодца! Дождался! Мечты, сука, сбываются!

Хочется орать: «Милая, не спеши! Давай поговорим! Я все объясню», но даже я сам слышу, как по-идиотски это звучит.

Поэтому я больше не жду.

— Марочка моя, прости дебила!

Любовь всей моей жизни оборачивается, окидывает меня быстрым взглядом, машет рукой, чтоб не мешал.

Это что же там столь важное и интересное? Или кто же там такой?

— Нет, я все понимаю и благодарна за Ваше участие и поддержку. Нет, Игорю Александровичу не надо сообщать. Я разберусь. Спасибо. Конечно, жду.

Бл*, голос нашего проректора я узнал бы даже в коме, думаю. Но после выхода — однозначно.

Ах ты, тварь хитромудрая.

Нет, я не согласен, чтобы ты там себе, моя милая, не решила.

— Ну, что ж, любезный мой супруг. В соответствии с нашими давними договоренностями, получив компромат, я желаю выслушать вторую сторону. Прошу, — с этими словами в руку, свободную от капельницы, ложится телефон любимой.

Сука Аннушка! И ее подпевала Диночка, бл*.

— Последние мои воспоминания: я после вручения диплома пил коньяк со здешним проректором.

— С покровителем Кота, не к ночи он будь помянут? — удивленно тянет жена.

— Марго, я идиот. Русу тут втирал про разведку, а сам попал, как лох.

— Ну, это не самое страшное во всей истории, — супруга тяжело вздыхает, а на лице то самое выражение, что я узнаю с ходу. Так она выглядит, когда о семейных узах рассуждает. Своих, Руса, Ника. И моих.

Надо срочно говорить, потом может быть поздно:

— Аннушка-сучка организовала мне фотосессию. Любимая, чем хочешь, клянусь…

Жена поднимает на меня заплаканные уставшие глаза и шепчет:

— Какая, ежки-плошки, Аннушка? Ты чуть не умер! Ты понимаешь, что я пережила там?

— Там? — как дебил, хлопаю глазами.

— Дома. Когда поняла по фото, что ты без сознания? Когда просила твою биологическую сестру вызвать скорую? Когда звонила в Универ администратору, ведущему конференцию? Когда мы с мальчиками ждали ответа?

Бл*, я такой долбодятел, что стыдно, капец. Как можно было расслабляться, когда узнал, что Аннушка едет в Новосиб, где ее доклад притянут не просто за уши, а за то, на чем они меня в итоге так классно провернули?

— Прости, прости меня, любимая. Я безответственный идиот. Попался, как пацан…

— Ты ведь до сих пор не решил: они твоя родня или как, — печально, но спокойно констатирует моя несравненная.

Естественно, возмущаюсь от всей души:

— Давно я решил.

— Нет. Иначе послал бы Анну сразу. И так далеко, что их с Диной и не нашли бы до сих пор.

— Но я… — бл*, что я за идиот такой косноязычный и не определившийся?

Маргарита вздыхает, запрокидывает голову, после встряхивает ей, чтобы я ни в коем случае не увидел, что она плачет.

Сука! Я довел любимую до слез. Бл*, мало нам Ника и его вывертов в адаптации, Руса с его ранением и вечной любовью? Тут еще и я тоже молодец…

Если Марго захочет нас послать, я не удивлюсь. Но буду сопротивляться, как и парни. Я уверен.

— Влад. Я ни на что не намекаю. Просто пришло твое время. Время выбирать.

А я что? Как мне ей объяснить? Как мне самому понять?

Кроме слов из далекого школьного прошлого, о важности родителей, что у меня есть на одной чаше весов?

Ничего хорошего.

Плохого — валом.

Унижение, притеснение, попрание прав и свобод, оставление в опасности, лишение родительских прав, покушение на убийство, угрозы и опасные для детской психики эксперименты.

А с другой стороны — весь мир. Мир полный трэша, лихорадки, дикой пахоты на пределе сил, страхов, побед, достижений, радости, тепла.

Моя женщина и мои дети.

Какой тут может быть выбор?

Целую руки своей Королевы. Утешаю хоть так. Готов сделать все, что она считает нужным. Для нее. Для детей. Для нас.

— Для себя, что ты готов сделать? — точно в центр проблемы лупит вопросом моя единственная.

До сих пор я был готов сделать буквально… ничего.

Не заслужил. Недостоин. Слабак, выбрак. Ошибка медперсонала.

Но здесь, сейчас, под писк медицинских приборов, под взглядом самой лучшей и самой дорогой для меня женщины, я чувствую что…

Могу.

Могу все.

Сам.

Один.

Я.

Она смотрит задумчиво и спокойно.

Она знает. Знает правду.

И если она когда-то рискнула поверить себе и в себя, то, что мешает мне?

— Я благодарен родителям, что довезли до бабушки. Все.

— Что, и тест сделаешь? И в глаза скажешь?

Выдыхаю.

Эта чертова слабость. Снова.

Спасаясь, крепко держу за руку любимую и думаю о том, что я достоин абсолютно всего, ведь мне судьба подарила ее. Мою невероятную женщину.

Нет другой такой.

Моя.

Сдохну ради нее не задумываясь. Люблю, бл*, без памяти. А сколько всего ей со мной, мямлей, вынести пришлось и выстрадать?

На хер! Всех этих биологических родственников — на хер!

Уплываю в сон счастливым.

Глава 33

Маргарита

Наш шабаш, после своего второго созыва десять лет назад, собирался регулярно, обмен информацией шел у нас непрерывно и пережили мы за эти годы много и разного.

Например, бунт старшей дочери Нинк а — Агаты, которую угораздило влюбиться в Марка, переспать с ним, так как этот кадр никогда от настойчивых красавиц не отказывался, а потом явиться на очередное наше сборище с воплем:

— Тетя Рита, я вас ненавижу!

Мы, конечно, охренели, но отнеслись с пониманием. Я.

Мать Агатки голосила, как потрепанная и не ко времени разбуженная баньши — долго, пронзительно и очень занудно. Воспитывала дочь, изо всех сил успокаивала ничуть не нервничающую меня, призывала громы и молнии на голову безмозглой молодежи в лице отсутствующего Марка.

Было бурно и весело.

Разобрались, утешились, даже примирились: Марк был предан анафеме, а сама пылающая негодованием Агата решила попытать счастья за пределами родного города и отправилась жить и трудиться в Великий Новгород.

Нина волновалась, но не сильно, ибо:

— Пора ей уже определяться: она взрослая самостоятельная женщина или крошечка, бусинка, бабушкина любимица. Нельзя вечно бояться мира, пора его и посмотреть, а возможно и предметно пощупать. Все же возраст. Да и внукам от вашего потомка римских императоров мы будем рады, даже без официально признавшего их отца.

С внуками в тот раз не вышло, но переезд Агате пошел на пользу.

Девчонки очень нас с Владом поддержали, когда нам аист принес Никиту. Приезжали посидеть с ним, приглашали нас на семейные выезды, выслушивали и утешали меня в любое время дня и ночи.

Естественно, когда Руса с Марком приложило, в курсе были все. И о ходе лечения, и о возвращении домой, и о вновь замаячившей на нашем горизонте Ладе.

Поэтому я не слишком удивилась, когда мне позвонила Лей со словами:

— Ты знаешь, что Ладу вашу избил муж и она с дочерью в больнице?

— О, как. Нет, я не в курсе. Думаю, что и Рус тоже иначе уже бы в приемном покое сидел. Или в обезьяннике, как вариант.

Я своего старшего сына давно знаю, он мог хоть к любимой женщине рвануть, хоть Бенедикта убивать. Оба варианта жизнеспособны.

— А откуда дровишки?

— Ну, нам же Русик не чужой. Муж давно просил коллег, если что — сигналить. Тем более, в том районе у него полно приятелей, так что только местный участковый принес новость и коллективное заявление на этого Бенедикта, шайтан его пожри, так мы сразу же почти узнали и вот я звоню.

— Спасибо, дорогая. Там дело-то завели или как обычно — поговорили и разошлись?

— Завели, но ждут официального заявления от потерпевшей. Супруг, сама понимаешь.

Я бы и не хотела понимать, но принимать мне это не мешало.

И к сведению, и валидол.

На этом мы вроде как распрощались, но история получила очень неожиданное продолжение.

После того как Рус выгрузил меня в «Пулково» и умчал караулить и воспитывать Ника, я зарегистрировалась на рейс, а после отправилась пить кофе и нервничать.

Только я устроилась в знаковой для себя кафешке, где миллион лет назад, по дороге в зимний Китай, Влад меня поцеловал, объявив, что «мы вместе», как телефон сообщил мне о входящем вызове с незнакомого номера. Обычно я такое не беру, но в нынешней ситуации с мужем, сыном и вокруг, подобная политика не вариант.

Поэтому звонок я приняла и обалдела от вывертов реальности снова:

— Маргарита Анатольевна, простите за беспокойство, это Лада…

— Лада Юрьевна, рада вас слышать. Как ваше здоровье?

— А что? Руслан сказал, что я плохо выгляжу?

О, как интересно звезды встали. То есть они виделись, а этот чудесный сын ничего мне не сказал? Шикарно.

— Нет, мне знакомый участковый сообщил, что вы пострадали.

Заминка. Пауза, а потом такое, нервное:

— Ой. Ну, в целом мы с Лизой в порядке. Вот, даже собираемся выписываться.

Святая простота, как ты вообще дожила-то до своих лет, ежки-плошки?

— Лада, а вы все документы получили в больнице? Побои зафиксировали?

— Да, Маргарита Анатольевна. Конечно, побои сняли. Выписку готовят для приобщения к делу.

Однако, сюрприз. Но этот же уже хорошая новость, правда?

— А вот про дело хотелось бы подробнее. Вы будете заявлять на мужа?

— Буду. И разводиться буду. И прав родительских хочу его лишить, — такой решительной я ее совсем не помню. Может, и правда, мозги сотряслись и на место встали?

— Хм.

— Считаете, я обязана терпеть, потому что женщина должна быть при муже? Так приято? — очаровательный наезд, как будто маленький котенок шипит, спинку дугой выгнул, хвост трубой. И лапки трясутся.

Выдыхаю.

Долго.

Это больная тема.

И общаться с жертвами домашнего насилия мне сложно. Все еще звенит-отзывается же.

— Откровенно говоря, нет. Не должны терпеть. Я не сильно интересуюсь, что там у кого принято. Но вы же в свое время так скоропостижно вышли замуж…

Меня экспрессивно перебивают:

— И пожалела тысячу раз. Я звонила, чтобы попросить прощения. Я очень виновата. Я надеюсь, что получила достаточно за ту боль, которую причинила вашему сыну. И возможно, вы и Руслан сможете меня когда-нибудь простить. Поверьте. Я заплатила сполна. И продолжаю.

Да, если жертва начала говорить, это уже хорошо.

Но хотелось бы конкретики:

— Так, выдохните, Лада. Я вас ни в чем не обвиняю. И меня больше интересует настоящее — то есть что вы собрались делать, когда, и как.

— Сейчас мы из больницы поедем в участок. Наш участковый приглашал на беседу и подачу заявления. А потом поедем с Лизой к нам в Новгород, — речь становится спокойнее, размереннее. Рано ты расслабилась, дорогуша.

А кто о последствиях будет думать? Кирилл и Мефодий?

— С ума сошли? Чтобы ваш Бенедикт придурочный вас там добил по-тихому, в этом Новгороде?

Нервно-напряженная пауза. А потом уверенное:

— Здесь я с ним в одной квартире не останусь.

Ну, детский сад, честное слово.

— Ох, Лада Юрьевна! Давайте так, вы там, как с заявлением решите, наберите мою подругу, я пришлю вам телефон и ее предупрежу. Она работает в Центре помощи женщинам в кризисных ситуациях. Пожить несколько дней в Центре вы точно сможете. А там, даст бог, я вернусь и будем уже дальше решать.

— Не хотелось бы доставлять беспокойство…

— Лада! Вы опять? Определитесь — вы все еще та покладистая овца, что вышла замуж за первого, кто позвал. Или взрослая женщина, что должна заботиться не только о себе. А также мать, чьему ребенку она жизненно необходима живая, целая, адекватная.

— Простите. Конечно, я с благодарностью принимаю вашу помощь, — отлично, собралась наконец-то с силами и мыслями.

— Ждите, сейчас пришлю телефон Лейлы Джанибековны и ее предупрежу.

Ежки-плошки, столько лет, а все как нежная фиалка. Вот зуб даю, этот козлина ее бил не в первый раз! Урод.

Ну, ничего, я ему напомню, почем у нас в лесу шишки и как там выглядит книжка после встречи с гоблином.

Высылаю номер Лей и адрес центра, параллельно звоню подруге с очередной новостью. Даже двумя. Никак нельзя происшествие на конференции утаить — вылезет же все равно.

Лей долго, матерно ругается, потом фыркает и резюмирует:

— Не волнуйся, устроим их. А если этот муж недоделанный явится, а дура ваша решит с ним поговорить — охрану обеспечим.

— Спасибо, Лей!

— Ой, брось, Мудрая Сова! Лети спокойно, вкрути там дорогому супругу фейерверк в одно место, чтобы пришел в себя. А то понимаешь ты, развел тут «Три К» на новый лад!

— Это «Ку-клус-клан», что ли? Где?

— Это я про триаду: «конференция — коньяк — клофелин», — вздыхает Лейла.

А потом, помолчав, добавляет:

— Хорошо, что я в науку не пошла, вот что я тебе скажу. Такой у вас там серпентарий, что даже восточным хитрецам не выжить.

Глава 34

Маргарита

Моя жизнь никогда не была скучной.

Жаль.

Очень хочется уже поскучать!

Прилетев в Новосибирск и обнаружив благоверного-под-вопросом супруга в реанимации, пообщалась с преисполненным энтузиазма лечащим врачом (спасибо Зульфие Амирановне Алиевой, и здесь меня приняли душевно). Парень оказался хваткий, быстро соображающий, правда, встретил меня почему-то фразой:

— Понятно, почему профессор из комы медбрата требовал.

Ну, да ладно, может особый врачебный юмор.

По результатам беседы отзвонилась домой, проверила и взбодрила сыновей. Потом набрала Шефа. Тот соображал с трудом, и я оказалась послана к проректору. Который и так с удовольствием рвался пообщаться.

Согласовали с руководством наши ближайшие планы, и я переключилась пытать местных.

Веселье, по мере общения с коллегами из здешнего Универа, все повышало градус.

Хорошо, хоть муж за это время очнулся, а показатели сердечной деятельности и давления стабилизировались. Поэтому можно мечтать умчать вместе домой через пару дней.

Но кроме всего медико-восстановительного остается расследование, официальные претензии, да и финал этого дела должен отличаться от традиционного разбирательства в альма-матер: «наказание невиновных, награждение непричастных».

Врача я уведомила, что нам понадобятся документы для заявления в полицию, тот обещал посодействовать. И Моисея Вульфовича проблемой озадачила, принял к исполнению.

Прошло времени прилично, информации я нарыла тоже вполне достаточно, так что совершенно не удивилась звонку нашего проректора. Огляделась, дабы убедиться, что дорогой супруг почивает и выздоравливает, и ответила.

А там долгожданная цыганочка с выходом:

— Маргарита Анатольевна, решающий момент, подключайтесь!

— Спасибо! Слушаю, да и записываю, пожалуй! — нажала «громкую связь» и запустила диктофон.

Шебуршение, шелест бумаг, клацанье клавиатуры, а потом наглое цоканье шпилек по паркету. И голос моей, не к ночи будь помянута, несостоявшейся толком золовки:

— Ох, у меня такие новости, невероятные! Добрый день, кстати. Спешила сказать, что мой брат наконец-то прозрел и в ближайшее время разведется со своей старушкой. Думаю, будет уместно, если на его свадьбу с Диночкой мы пойдем вместе, правда ведь, милый?

— Что? Вот это всем новостям новость! Маргарита разводится, правда?

— Ну, сейчас Влад вернется, и я думаю, родители смогут ему объяснить, что его уровень и статус налагает определенные обязательства, и чтобы соответствовать, ему придется слегка постараться. По крайней мере, сменить эту неудачную старую, больную и скучную жену на молодую, здоровую и перспективную.

— Это кто это в вашем понимании «молодая и перспективная»?

— Ну, как же, конечно, Дина Робертовна. Она прекрасный молодой специалист, умница и красавица.

— Удивительные вещи вы говорите, Анна. Но если Маргарита сейчас освободится, то, так и быть, можете ещё пару лет преподавать в нашем Университете на кафедре иностранных языков.

— Что? — вот это ультразвук, да без подготовки.

— Я даже мечтать не мог, что эта великолепная женщина станет свободна! Ваш брат окружил её со всех сторон, и подобраться поближе не было ни единой возможности. Анна, вот тут вам спасибо! Пусть Владимир Львович мается дальше с этой звездой от пластической хирургии, раз такой лопух.

— О чем ты говоришь, милый? Как ты можешь? Зачем тебе эта старая ведьма? Как же мы? Мы идеально друг другу подходим, мы обязательно будем счастливы! Да она никакая, старая, толстая деревенская баба! Что вы все в нее вцепились?

Долгий выдох и знакомое проректорское хмыканье:

— Да, можно привезти девушку в культурную столицу, но культуру привезти в девушку нельзя. Пожалуй, с двумя годами я погорячился. Если ваш план удастся, и Рита разведется, то год работы я вам обеспечу. Не больше. Ищите пока себе спонсора или мужа.

— Какой план? Что ты говоришь? У нас же все было серьезно и по-настоящему!

Всегда меня удивляли способности барышень так голосить. Бедные уши по соседству. Но, сам впрягся, так что это не мои проблемы.

— У нас, это у кого?

— У нас с тобой! Я все понимаю, ты много работаешь, тебе некогда отвлекаться на всякие глупости. А требования круга общения высоки и тебе, конечно же, нужна статусная супруга, воспитанная, красивая и из приличной семьи? Вот, я так счастлива встретить тебя: умного, успешного, такого настоящего мужчину! И конечно же, не стану приставить с шопингом, прогулками, романтическими свиданиями, а на самом деле, как примерная жена, обязательно поддержу на всех конференциях, форумах, официальных мероприятиях.

— У меня такой статус, что супругу я могу себе позволить любимую. И умную, и адекватную. Ведь не зря же столько лет Ланскому завидовал.

— Нет, ты шутишь! Смеешься над бедной влюбленной девушкой. Нехорошо, милый! Но я тебя так люблю, поэтому прощаю, конечно же.

— Анна Львовна, вы меня совершенно не слышите. Для начала проясните мне — как так вышло, что на конференцию по квантовой механике поехали от Университета вы и Дина Робертовна со вспомогательных гуманитарных кафедр?

— Ой, да что там: просто спросили — можно ли, а оттуда ответ прислали, у нас есть официальное письмо с приглашением.

— Чудесно, почистить кадры придется коллегам, я полагаю. Дальше: так как возбуждено уголовное дело по статье «покушение на убийство», то прошу вас и Дину Робертовну город не покидать и быть готовым явиться в полицию по первому требованию. И помните, мне в Университете скандалы не нужны. А здесь, не дай бог, просочится в прессу хоть что-то, и вы только представьте заголовки: «Сестра из зависти к научным достижениям отравила старшего брата»? Или «Попытка лишить будущего космические программы страны из-за женской ревности?». Позорище. Нонсенс. Наверху долго разбираться не станут — снимут всех, но я один не уйду, вы же понимаете?

— Я не понимаю, о чем ты. Это какое-то недоразумение. Ошибка. Да ошибка. Просто горничная видела, как я шла от Дины к себе, а она подумала, что от Влада, а это не так, а я…

— Почему вы решили, что это горничная? Вас двоих в номере Владимира Львовича видели врачи «Скорой помощи» и дежурный администратор. Все они уже дали показания, а вас с Диной Робертовной опознали по фотографиям постояльцев. Так что сидите тихо дома и не вздумайте никуда исчезнуть.

Рыдания, завывания и бормотание: «Это не я. Она меня заставила. Я не знала, что так будет. Я не хотела…»

А потом связь прервалась.

Но запись-то осталась.

Будет над чем подумать.

Да.

Глава 35

Руслан

Сегодня, в отсутствие родителей, нас с мелким собралась поддержать «старая гвардия». И мои дорогие одноклассники, и Гоха, конечно, и даже Гатка из Новгорода притащилась.

Мы с бро, как хлебосольные хозяева, накрыли поляну в гостиной: сыры, колбасы, овощи, пицца, жареная картошка и много-много шашлыка. Кроме картошки, все из доставки, но Ник старался, накрывал, так что можно сказать — гостей мы ждали, готовились. Кола, соки и минералка — всего валом. Парни за рулями, девочки почти не пьют, я на препаратах. Полный набор.

Когда все устроились вокруг стола, я в который раз удивился: со школы столько лет прошло, а мы все ещё дружим и поддерживаем отношения, несмотря на временные левые загоны некоторых личностей.

За прошедшее десятилетие все друзья мои отличились кто как.

Иван с Танюхой после получения «вышки» то сходятся, то расходятся, то живут вместе, то не видятся месяцами. И если Вано всегда терпеливо принимает свое рыжее беспокойное чудо, набегавшееся, обратно, то в паре Игнат и Машенька все совсем наоборот.

После того как Игнат у нас курсе на третьем загулял, Мария заявила:

— Пока в себя не придёшь, чтобы около меня не появлялся.

И пока Игнат приходил в себя, Маша успела и замуж выйти, и ребёнка родить, и овдоветь.

Сейчас она первоклассный востребованный бухгалтер, работает на удаленке, одна растит дочь и отбивается от Игната, который, наконец, к двадцати семи годам вроде как понял, в чем его счастье.

«Но это не точно», — думаю я, глядя, как Игнат, скотина, игнорируя окружающих, клеится к Агатке. То, что Машуля смотрит с хитрым прищуром на это представление, смущает, видимо, только меня.

Всегда энергичная и активная наша Танюха давно уже трудится в каких-то модных квестах, почти без выходных. Носится по городу и области, проводит мероприятия, запускает конференции и презентации. Редко отдыхает, рабочий график плотный, но это все про неё: организовать, быстро, бегом, огонь-пожар, «развлекаться всем немедленно!»… и заказчики всегда довольны.

Надо же, занятно сейчас наблюдать, как Марк неожиданно начал наводить мосты к Гаухар. И сидят-то они рядом, как попугайчики неразлучники на жёрдочке. Гоха еще старается отодвинуться, но видно, что в голове идет мыслительный процесс и склоняется она в сторону рискованных экспериментов. Ну, дай им Бог или мамины любимые мужики.

Народ шутил, вспоминал былое, делился новостями. А я цедил воду, приглядывал вполглаза за мелкими и все думал, как занятно у всех нас сложилась дорога, которая вывела, по итогу, в эту самую точку.

Но расслабляться в этой компании чревато, потому что есть Игнат. И он, в очередной раз схлопотав по загребущим рукам от Гатки, лезет во все дела и у каждого:

— Ну, Рус, че по планам-то?

— Все то же: медкомиссия, увольнение, потом искать работу, — медленно и внятно все проговариваю, стараюсь дышать ровно.

Но трудно. Бесит неопределенность и то, что от меня сейчас почти ничего не зависит.

Машуля переглядывается с Танюшкой и жалостливо вздыхает:

— Да, как-то не ко времени все это. Еще и тети Риты нет.

— Будто бы кирпичом по башке бывает ко времени, брякнешь тоже!

— Да не скажи, — тяну я, думая про батю.

Ведь здорово же, что его вырубило? И он так встрял с этой мутной теткой? Да ситуевина дерьмо, но родители сейчас вместе и вообще все вопросы с батиной родней порешают. Вынужденно.

И закроем тему. Ибо не хер.

— Может Николаича спросить — че почем на рынке, да куда нам можно? — Марк подал рапорт и прошел комиссию уже. Так что сейчас в третьей точке маршрута: ищет работу.

— Или так. Но я тут думал в альма-матер инструктором хоть на практику податься.

Ухмыляясь, ударяем по рукам. Знал, что Марк поддержит. И даже если его болезненная одержимость после полигонов, диверсий, рейдов и прочего трэша наконец-то пошла на спад, мы уже слишком сроднились и срослись. Всегда вместе. Всегда рядом.

— Г о дно. Давай нач.курса дернем, да ты когда уж сможешь на обкатку метнуться? — рука Марка медленно съезжает со спинки дивана прямо на талию Бриллиантика.

Гоха вздрагивает, оглядывается.

Киваю ей, улыбаясь, и предполагаю:

— Ну, неделю еще проваляюсь, а потом можно планировать.

— Ты сильно не спеши, а то успеешь. А у тебя вон, ребенок на попечении, — Иван кивает в сторону коридора, по которому дружным галопом и с воинственными криками носятся Айка и Селена, Машина дочка.

За ними с видом пастуха-пофигиста следует Ник. Все ясно — бережет семейное имущество, как бы эти безумные белки чего не разбили. А они такие. Они могут.

Оглядев хитрые мордашки, появившиеся в дверном проеме, Игнат ржет:

— А пусть он тренируется. Вот завоюет сейчас свою зазнобу и будет у него еще один ребенок.

Вздыхаю. Ребенок у Лады мал и по данным дворовых бабулек — болен чем-то с рождения. С этим тоже надо будет разбираться. И нет, для меня это не причина отказаться от любимой женщины. Только за хрена ей к больному ребенку в комплект еще и мужик — инвалид, а?

Получив внимание взрослых, мелкие хулиганки радостно вваливаются в гостиную и начинают пищать неслаженным дуэтом.

— Ал о э! Цыц! По очереди! — командный голос при общении с Айкой — первое дело. А то, так и будешь за ней таскаться: «Послушай, пожалуйста…», «А не могла бы ты…», «Я тебя очень прошу…» — и все мимо.

Отпихнув подружку, более резвая, уверенная во мне и в себе третья дочь тети Лейлы, выступает вперед и спрашивает внезапно:

— Что такое «антилопа»?

Толпа взрослых настолько неожиданного захода не ожидала и переглядывается, судорожно пытаясь представить — а оперируя какой словарно-понятийной базой объяснять?

Гоха и Маша тихо хихикают и даже руки подняли в знак того, что это сейчас не их проблемы. Понимаю, хотят слегка отдохнуть, но нам-то чего теперь?

— Это зверушка такая, — начинаю неуверенно.

— Вроде оленя, — подхватывает Марк.

— Только не олень! — добивает Игнат.

И мы ржем дружным хором.

Танюха оглядывает нас с неодобрением:

— Вам бы все поржать, шалопаи. Шли бы, вон, молодежь поучили в шахматы рубиться или в карты бы сыграли. Можно и в «Квартет».

— Из этой молодежи учить в шахматы надо только Машкину Селу. Айка непоседа, а Ник кого хочешь тут быстро уделает. С ним батя только начал заниматься, а там уже мини-Карпов такой, хоба!

Иван поднимается с дивана и определяет:

— Огнище, а ну-ка, идем, боец, продемонстрируешь.

Ник смотрит на меня вопросительно и кивает на двух юных белочек. Первой соображает, что делать, Гоха и призывает сестру на колени. Перекусить. Селена устраивается рядом и на некоторое время воцаряется условная тишина. Пока хрустят на молочных зубах орехи, вафли и козинаки.

Бриллиантик слегка утомилась тусить с младшей, но Айка сейчас у них, как старая бабушка: «А куда её денешь?». Тётя Лей все время в Центре реабилитационном занята, новый отец их — мент, его вообще дома не бывает. А тут и под присмотром, и весело, и люди проверенные, свои: за все эти годы вместе тысячу раз встречались, все друг друга знают.

Агата, опять же, из Новгорода приехала, потрындят.

Машенька тоже девицу свою приволокла: Айка с Селеной хоть и были Ника нашего помладше, но росли в куда более гармоничных условиях, так что в плане получения опыта «базового доверия к миру» подходили ему на все сто процентов. Да, и девчонки они занятные, а наш, ну, такое — зверёк не очень социальный. Когда дома да в безопасности, да я рядом — он ещё ничего, туда-сюда годится, ладит как-то с людьми, но на свободном выпасе ни-ни. Маугли натуральный или Тарзан.

Пока парни все ненадолго разбрелись по интересам, а мелкие хомячили, активные и хозяйственные девчонки быстренько освежили стол и накрыли чай.

Мне из моего угла комнаты занятно было наблюдать, как Марк пытается поймать Гоху: то с посудой помочь, то за руку подержать, то в дверях приобнять. Бриллиантик упирается, сверкает глазами, лапкой машет. Такие они смешные.

Плюю в сторону — не спугнуть бы долгожданное чудо. Сердце ноет.

Игнат все лезет к Агате. Та высокомерно фырчит, видно, что он ее не цепляет. Для него это позор и провал, вот и настаивает. Но нам-то уже все ясно. Первая Маша сообразила, поэтому-то так ехидно и хихикала.

И хорошо, что Гатка приехала, я под видом помощи страдающим зарядил ее в Новгороде метнуться на разведку к Ладе, раз уж мечта моя там обитает. Так же она сказала Марку, когда меня искала?

В Новгороде у Бенедикта жила мать когда-то. Помню, мы зимой одиннадцатого класса с батей по дороге в Москву туда подарки завозили. У меня и адрес сохранился. Ничего, прогуляется Агатка после работы, не помрет. Там у них все рядом.

А позже, когда Игнат с Агатой уходили вместе, мы душевно так поугорали. Он её обнял, морда довольная, из двери выводит и говорит:

— Ну что, детка, куда? К тебе или ко мне?

Гатка повернулась, оглядела его с ног до головы, и уточнила:

— Ко мне? В Великий Новгород?

Уж отшила, так отшила.

Страшная женщина у тети Нины выросла.

Глава 36

Лада

Боже, благослови эту святую женщину.

Правду говорят: стоит только решить что-то и все — появляется путь, господь прямо не просто дорожку постелил, он даже указателей натыкал и под каждым кустом мешок с гуманитарной помощью положил.

Время, что мы с Лизой провели в больнице — каждая со своим, но в целом — рядом, пошло на пользу моим мозгам, иначе не скажешь.

Я не стала посыпать голову пеплом, хотя не просто хотелось, а прямо надо было. Нет, я в столбик выписала плюсы и минусы своей жизни, а потом также разобрала свой брак. Знатно э-э-э изумилась.

Ну, дура я, тут сомнений нет. Но, может, не все для меня потеряно? Вдруг я еще успеваю и в себя прийти, и что-то в жизни исправить?

Вот тогда-то я и решила позвонить Маргарите Анатольевне. А оттуда на меня высыпалось такое, чего я не ожидала, но и была в итоге бесконечно благодарна.

Все же голова у профессоров варит быстрее и как-то иначе, видимо, устроена.

Поэтому вскоре обалдевшая я, с Лизочкой в охапке уже мчалась в кризисный центр для женщин-жертв домашнего насилия «Милосердие».

И нет, стыдно мне не было. Пусть хоть кто узнает! Это не я виновата, что муж меня бил, а он.

Он — насильник, тиран, деспот и модное нынче определение — абьюзер. Ему может быть стыдно, мне стыдиться нечего. Я виновата лишь в том, что терпела и не ушла, как только он в первый раз поднял на меня руку. Но воспитание, оно такое, да.

А вот сейчас у меня есть шанс изменить свою жизнь, и я это сделаю. Обязательно. Я не одна, у меня есть дочь.

А еще рядом внезапно оказываются неравнодушные люди. И матушка Руслана, и ее подруга, которая встретила у ворот, оформила документы и устроила нас с дочерью очень быстро. Мини-экскурсия, совмещенная с озвучиванием правил пребывания и я не верю, но мы будто бы в раю.

— Месяц вы совершенно спокойно можете у нас находиться. Прийти в себя, поговорить с юристом и психологом — вон висит на стенде расписание их приема. Да и Ритуля вернется из своей поездки, даст бог.

— Я очень благодарна вам, Лейла Джанибековна, и кончено, Маргарите Анатольевне.

— Ой-бай, бросай эту вежливую мишуру. Русик нам не чужой, так что для его благополучия мы всегда готовы взбодриться и поддержать.

— Я так виновата…

— Прекращай себя обвинять. Прими с достоинством свой опыт. Признай его. И опираясь на него, выстраивай себе дальнейшую жизненную программу.

О как. Сразу план действий практически.

Вот так все и закрутилось. Я позвонила в Новгород нашей медсестре, уведомила, что мы ждем средства на операцию, и пока будем наблюдаться в Петербурге. После этого уточнила у юриста, что мне нужно сделать для разрешения ситуации с мужем, кроме того, что я написала заявление и приложила документы из больницы. Подала на развод через «Госуслуги» — честь и хвала прогрессу. Связалась с тетушкой, обрисовала в целом ситуацию, согласилась слегка подвинуться в цене квартиры, для ускорения, так сказать, процесса продажи.

И сходила на две беседы с психологом.

Пытаясь ответить на вопрос: «Что для вас главное в отношениях?», ляпнула:

— Безопасность.

И зарыдала.

Не было ее никогда у меня в браке. Даже постоянно проживая со свекровью в другом городе и видя мужа по выходным, я не чувствовала себя защищенной. С тех пор как я вышла замуж, я никогда не была в безопасности.

Тогда зачем? Зачем это все? Годы мук, унижений и страданий. Ночи, полные страхов и вечного ожидания боли — к чему они все были?

Описывая Маргариту Анатольевну, как моего кумира, неожиданно сформулировала:

— Я восхищаюсь ее решительностью и смелостью. Тем, что она пошла поперек требований семьи и родственников, наплевала на общественное мнение, отстояла право оставить сына с собой и развелась.

— Что для вас развод?

— Это стыд, ужас и позор! У нас в семье это не принято, это недопустимо и невозможно. Тем более что мой муж — старше, умнее, опытнее и вообще состоявшаяся успешная личность, а я так — ни в профессии ничего не достигла, да и ребенка родила с отклонениями. Я неполноценная.

И тут меня накрыло.

Я выла, тряслась и рыдала. Заикалась и давилась слезами. То есть переживала в кабинете Лейлы Джанибековны дикую, уродливую затяжную истерику.

Когда меня общими усилиями успокоили и привели в относительный порядок, мне даже стыдно не было — просто сил на это не осталось.

Я прожила столько лет, как глубоко в душе всегда мной презираемые слабые женщины-терпилы при мужьях алкоголиках и наркоманах.

Но на этом все.

Я должна освободиться от своих извращенных семейных отношений.

У нас нет и не было любви, потому что, по мнению одного римского императора и великого полководца: «Когда любит один — назови это как хочешь: рабство, привязанность, уважение… но это не любовь — любовь всегда взаимность!»

А обществом привитое понимание «так положено» и «все так живут» — да к черту это уродское мнение тех, кого не спрашивали!

Мне нужно вылечить дочь, найти работу и начать закрывать долги. Слишком уж я была неправа, много боли причинила тем, кто ее не заслуживал.

Прямо сейчас мне есть чем заняться и есть к чему стремиться.

Что же, я, как историк, помню и еще одно прекрасное латинское выражение:

Ad rem [1]!

[1] К делу (лат.)

Глава 37

Руслан

Мои оптимистичные идеи, при столкновении с реальностью слегка поблекли, но все еще привлекали.

Нач.курса, как всегда, был суров и краток:

— Жду с мед.допуском на полигон через две недели. Посмотрим, насколько ошиблись психиатры.

С одной стороны — это круто. Берут на просмотр. С другой стороны, у нас сейчас не самая спокойная семейная ситуация, потому что родители застряли в Новосибе, так как батин мотор чего-то резко сдал. Готовиться спокойно и обстоятельно к педагогической карьере, да и проходить медосвидетельствование мне сейчас затруднительно, но выбора-то нет.

Из внештатников поперли, во взрывотехники я больше вроде как не гожусь и вообще светит мне скромная военная пенсия.

Мы мрачно тусим дома с Ником и, в связи с общим похоронным настроем, братишкино смешанное обучение дается нам непросто, да.

Но мы пыжимся изо всех сил. Не отчаиваемся, надеемся, что «все это пройдет», как уверяет нас мама по видеосвязи. Для нее мы неожиданно крепко сплотились и особенно бодримся:

— Ты не волнуйся, мам! Мы с Ником вполне взрослые и самостоятельные мужчины. Справимся. Вы же ненадолго, это же не Китай.

— Русик, радость моя, давайте я все же прилечу на недельку, а потом у папы будет консилиум, да может, его уже отпустят домой. Тогда я вернусь за ним.

— Не вздумай! Помнишь, о чем с тобой говорили — ты с ним на всех выездах. А вдруг опять какие-нибудь дуры полезут, так мы его оттуда никогда не выцарапаем.

— Может, тебе на работу там не ходить? — неожиданно влезает бро.

Ну, я его понимаю, потому как эта мамина вынужденная командировочная деятельность мне категорически не нравится. Одна, таскается по городу, где живет ее этот вор и нарик-бывший, а от бати внезапно никакой защиты. Хреново, ибо и от меня тоже. Снова мы подвели самую важную женщину в нашей жизни.

Жду не дождусь, когда бате разрешат телефон. Есть мне, что ему сказать. И мозги его нужны, ой, как.

— Мальчики, не тревожьтесь. Мы с папой справимся.

— Особенно папа, — сердитым ежиком пыхтит Никитос.

А матушка, конечно, первым делом — успокоить паникующих мужиков:

— Никита, сынок, я понимаю твои опасения и переживания. Но врачи дают хороший прогноз, лечение помогает. Папе лучше. Думаю, мы скоро будем дома. Давайте попрошу кого-то из моих магистров с Никитой побыть, пока ты у врачей да в Университете?

— Не надо нам тут этих. Ну. Левых мудаков короче, — категорично отрезает бро.

И таки я с ним согласен. Нах, их только пусти на нашу территорию, потом дустом не выведешь.

— Все у нас будет нормально, мам, — бормочу я примирительно, пока Ник еще чего не ляпнул.

— Никита, а как твоя учеба, — интересуется наш главный педагог. Значит, успокоилась чуть-чуть, раз может про образование думать.

Что сказать? Честно? Мы в ж*пе.

Ник — зверек дикий, он только выживать умеет, а все остальное — нет. Ему пока все эти буквы и цифры не так важны, как возможность досыта есть, спокойно спать и прятаться.

— Ну, мы в процессе, — начинаю я дипломатично.

Мать мои старания сечет на раз:

— Рус, если вы не тянете, давайте я поищу по знакомым репетиторов? Скажи — где особенно проседаем?

— Все под контролем. Ник — молодец. Старается. Все будет норм. Сейчас где-то я ему чего подсказываю, где-то наша «старая гвардия», а порой Гоха с Марком забегают, как раз репетиторствуют слегка.

Мама смотрит очень пристально. Но мы с бро держимся. Мы кремень!

— Хорошо же. Но если что… — сдает позиции наша Королева.

— Мам, мы справимся, — ставит Ник жирную точку.

Мама в шоке замирает по ту сторону экрана. Глаза ее наполняются слезами и она быстро-быстро моргает. Потом улыбается так робко, что я только зубами скриплю. Нет, три мужика в доме, а всю эту психотерапевтическую адаптационную хрень тащит она сама.

Мирит нас, «уживает» друг с другом. Образовывает гнездо.

Мы, как один, такие долбодятлы, капец.

В первый раз у нас такое, но это не оправдание.

Бл*, ну, будем работать, чо?

— Люблю вас. Держитесь, мы скоро вернемся!

И она исчезает. Пойдет сейчас сначала плакать, потом бате хвастать.

Да и правильно.

Сами мы с Ником тоже шуруем умываться, а затем идем есть. Потому как молодые и растущие организмы. Понимать надо.

Терпеливая тетя Нина и загадочная тетя Лейла дамы занятые, поэтому навещают редко, но периодически пригоняют к нам кого-нибудь из своих домашних с горячей едой. Так что сегодня у нас будут манты с бараниной и пироги с вишней и яблоками.

Кормят нас зачетно, но как будто мы сами безрукие. У меня вон бро начал лепить пельмени и готовить морепродукты. Мы теперь мать можем пастой с креветками встречать. Так сказать, наш ответ ее болоньезе.

За отца переживаем, причем вместе. И это приятно.

— Думаешь, долго еще, — за ужином тянет Никитос.

— Смотря что. Если про возвращение родителей, то, наверно, пару-тройку недель, и они будут здесь. А если про батину реабилитацию, то мать его полгода точно будет по врачам таскать.

Вздыхаем хором, потому что понятно: просто не будет. Папа Влад так легко не сдастся и лечиться добром не пойдет.

Значит, будем уговаривать.

Мира и покоя у нас в ближайшем будущем не предвидится.

— Ты когда по врачам сам?

— Как вызовут. Жду. Не бо и сь, я к тебе Гаухар вызову с Марком или к тете Лей в Центр отвезу. Не брошу.

Треплю Ника по вихрастой макушке. Он уже не шугается. Прогресс, ёпта.

Смотрит только с надеждой и предлагает:

— Давай я дома, а?

— Ну, давай, — киваю согласно.

Так даже лучше.

Дома нам всем лучше.

Всегда.

Глава 38

Влад

Лежу. Третью неделю.

Вся эта муть с давлением, конечно, говно, но есть и хорошие новости.

Изрядно простимулированные обоими министерствами, местные стражи порядка нашли-таки доказательства, что клофелина мне жахнули Анна и Дина. Заходил ко мне на днях следак с фотографиями с их паспортов. Просил опознать, снял показания и весьма обнадёжил. То есть картина складывается чуть лучше, чем безрадостная.

Домой, естественно, хочется жутко, но Рус рапортует, что с Ником они справляются, поэтому можно немножечко полежать.

Любимая купила мне новый телефон, я восстановил контакты, как смог, но в целом — хреново. Но мой аппарат — вещ.док и мне его не видать пока вся эта тягомуть не закончится.

Гад-наш-проректор быстренько оформил Марго командировку и организовал несколько семинаров с круглыми столами, которые она проводит в здешнем гостеприимном чересчур университете.

Душа моя, вообще-то, занята каждый день, но это не мешает ей быть целиком и полностью в курсе моего лечения и перспектив реабилитации. И, конечно же, сценариев нашего возвращения домой.

Все мы здесь слегка задолбались. Можно и подремать, наверное.

А когда я просыпаюсь после очередной капельницы, понимаю, что сегодня настоящий день подарков и приятных сюрпризов, похоже.

Супруга моя несравненная вернулась уже, находится в благодушном настроении, и вот, вдруг берет телефонную трубку.

А оттуда просто ангелы Господни поют голосом Марковой матушки:

— Риточка, ты бы там присела, может? Боюсь спугнуть, но ты не представляешь, что у нас тут творится. Такое дело, что даже напиться не грех. Пляши, на нашей улице наконец-то перевернулась фура с валидолом!

Марго недоумевает, очень заметно так:

— Лен, а что случилось-то, откуда столько радости?

Веселое хихиканье женщины, что дружит с моей женой без малого десяток лет, удивляет меня изрядно.

— А случилось дивное. Мы с мужем решили тут случайно раньше запланированного вернуться с дачи, а дома у нас сюрприз.

— Боюсь представить. Рус с Ником там тусят, что ли? Прощения просим тогда у вас с Костей, — милая очень хорошо знает старшего сына с его лучшим другом, ну и действия мелкого уже может изредка предсказать.

Хохот из трубки удивляет нас обоих.

— Представляешь, только мы в дверь, а нам на встречу из коридора прекраснейший Бриллиантик выплывает. А следом сыночка наш несётся с воплями: «Да люблю я тебя!» На что волшебная восточная красавица заявляет: «Кого ты там на самом деле любишь, я за десять лет уяснила. Хотел? Тогда малюй себе на борт ещё одну звёздочку, да я пойду!» И ушла, ты не поверишь! Марк носится, злится, рычит. Разговаривать с нами не желает.

— Цирк, — заключает Марго, но судя по робкой радостной улыбке, ей все нравится.

Потом уже, попрощавшись и положив трубку, жена повернется и тревожно заметит:

— Беспокоюсь.

— Ты слишком о нем беспокоишься, милая, на мой взгляд, — цежу сквозь зубы.

— О Гохе беспокоюсь, — вздыхает любимая. — Она девочка сложная, жизнь у нее не дай Пресвятые Просветители никому. А тут этот кадр. Ох, намается она с ним.

— Пусть их. Вам же, девочкам, надо вечное преодоление, выживание, метание и фейерверк чувств, да? Марк ей это обеспечит.

— Нам нужна любовь, безопасность и комфорт, — перебивает меня дражайшая половина и смотрит при этом очень неодобрительно.

А меня как-то опять накрыло. Все же годы рядом с потомком римских императоров меня задолбали сильнее, чем казалось.

— Не-не, я же вижу. Вот сейчас ты вся в заботах: лекарства, схемы капельниц, мониторинг, массажи прочая укрепляющая лабудень… ты занята этой хренью все время, которое не работаешь. Я от тебя столько внимания не получал уже лет пять, наверное.

То, что я охренел, стало ясно лишь только Марго, прищурившись, уставилась на меня не моргая:

— Погоди-погоди, я что-то не поняла. Давай уточним: то есть ты сейчас сердишься на меня за то, что твоя сестра накачала тебя неведомой химозой, ты чуть не умер, я тебе не дала сыграть в ящик и пытаюсь по мере сил помочь с восстановлением? Я еще и виновата?

— Нет, просто ты относишься ко мне, как инвалиду.

— Неправда, но ты вполне можешь им стать, если продолжишь вести себя так, как сейчас. Тебе нужно восстановиться, пройти курс поддерживающей терапии и спокойно жить дальше ещё пару десятков лет, естественно, относясь к себе бережно.

— То есть завернуться в саван и ползти на кладбище, — почему меня так несет, я не понял, но мысли притормозить или сменить тональность не приходит.

Жена, продолжая всем видом выражать неодобрение направлению, которое приняла беседа, сухо отрезает:

— Про кладбище сразу мимо. И тебе рано, и денег лишних нет. У нас, мало того, что два сына растут, так, глядишь, скоро ещё и внучка нарисуется. А ты на кладбище собрался? Хочешь оставить меня с этим шапито одну?

— Не совсем въехал про внучку, ну да ладно. Почему ты считаешь меня беспомощным⁈

— Я просто хочу позаботиться о тебе. И о себе.

— А о тебе-то каким боком?

— Мне, знаешь ли, не понравилось провожать на тот свет мужей. Хотелось бы ограничиться уже развеянным.

С этими словами моя снежная девочка, моя фурия, моя Королева вылетает из палаты, чуть не вынеся дверь.

Что вновь подтверждает истину — я дебил.

Когда позже, вероятно, проветрившись и переговорив с врачом, Марго являет себя пред мои, почти закрывшиеся от препаратов, очи, я понимаю, что с ней сейчас молчать нельзя:

— Извини, я растерян. Наши отношения с родителями простыми не назовешь, ведь я всю жизнь доказывал им, как они были не правы. Хотел, чтобы они сожалели, жаждал признания, мечтал быть для них важным.

— Ну, сейчас ты очень для них важен, они нуждаются в тебе, — спокойно глядя на меня заявляет мое сокровище.

Это больно. Я понимаю, что заслужил, но оказалось тяжело.

Выдыхаю. Вдыхаю.

Не даю сбить себя с мысли, на те рельсы, где она меня уделает, не напрягаясь:

— Важен, конечно, для статуса и кошелька. Вон, они даже придумали, в какие хорошие руки меня пристроить.

— Что в этом плохого? Будете юной гармоничной парой, — отточенный преподаванием и общением с коллегами сарказм капает с клычков. Моя маргаритка хочет быть грозной гадючкой. Забавно. Такая милая.

Это я некстати улыбнулся, походу. Да.

Надо срочно реабилитироваться и конкретно:

— Нахрен эту дуру и идеи моей био-семейки! У меня есть любимая жена, дети и больше мне ничего ни от кого не нужно. Да, и по-хорошему детям нашим такие бабка с дедом не упали вообще ниоткуда и никуда. И низачем.

— Влад, отвлекись на секундочку от своей главной жизненной цели — добиться признания родителей. Пойми, если ты сейчас не восстановишь здоровье, то ты этой цели достичь просто не успеешь.

Драгоценная жена смотрит с тревогой, и я понимаю, что шутки кончились.

Дело отнюдь не в ее неверном целеуказании. Нет. Тут более глубокий смысл. Но реагировать надо срочно:

— Не так! Ты не права! Моя главная цель давно связана с тобой и детьми.

— Правда? — очень коварно улыбается мне Единственная.

Но я же этот, безмозглый кролик, когда ее вижу. Отшибает все, кроме основного инстинкта, поэтому особо не задумываюсь:

— Истина!

— Ого, ну, если у тебя такая важная и серьезная цель, то ты ведь понимаешь, что первое, чем тебе необходимо заняться, это позаботиться о себе. Кто лучше тебя сможет обеспечить нам с детьми долгую и счастливую жизнь?

Я понимаю, что она меня поймала.

Все же, какие бы дифирамбы моим мозгам в научном сообществе ни пели, в интригах и ловушках против дорогой супруги я щенок. Особенно там, где речь идёт о чувствах, эмоциях и человеческих взаимоотношениях.

— Конечно, дорогая, ты права. Но…

Марго вопросительно вскидывает бровь:

— Но?

— Да, есть, конечно же, это самое но. Хочу напомнить тебе, что мы с тобой связаны навечно. И что бы со мной ни происходило, я не планирую проявлять благородство и уступать тебя кому-то более подходящему.

Да, я упрям, зануден и ужасный собственник.

— Опять. Наша песня хороша, да, Влад? — милая вздыхает печально, вероятно, вспоминая своего психотерапевта.

Но я в реанимации много чего переосмыслил, и сейчас я ее удивлю.

— Я самый достойный тебя, милая. Рядом с тобой есть и буду только я. Я. И никого больше. В жизни, в сердце, в постели.

— Отлично, — хлопает в ладоши профессор Ланская. — Теперь обсудим программу реабилитации от здешнего консилиума, а затем и твои действия в адрес носителей схожего с твоим набора ДНК.

Приехали.

Глава 39

Маргарита

Я устала. Очень.

Все эти годы я старалась быть не только осознанной личностью, но и заботливой женой, внимательной матерью, настоящей подругой и хорошим профессионалом. А теперь я понимаю, что я очень сильно устала.

Мне непросто дается Никита, но ребенок-то не виноват, что у меня столько сложных ассоциаций с ним и что его так покалечили взрослые. И я в том числе — допустила это. Не интересовалась, постаралась забыть Сашину интрижку и к ней даже мысленно не возвращаться.

Вот результат. Но я смиренно с ним стараюсь ужиться.

В мою жизнь снова вернулись регулярные посещения психотерапевта, плюс добавился обязательный терапевт для Ника, отдельный. Видимо, теперь и для Руса будет нужно решительно настоять на реабилитационно-восстановительном курсе. Иначе они с Ладой, два психически неустойчивых подростка, мне еще выкинут. И Марка! Марка тоже надо загнать в терапию.

Пресвятые Просветители, сейчас запишу, а то со всем творящимся вокруг дурдомом, могу забыть. Возраст.

Время не ждет.

А мы тупим, похоже. И этого понимать и принимать не желаем.

Хотя все наши проблемы они, если глянуть со стороны — как на ладони. Но мы-то внутри ситуации и со стороны посмотреть не всегда можем. А надо бы.

Сначала, когда вылезли проблемы Влада с семьей, мне хотелось топать ногами и кричать: «Как так можно? Да пошли ты их на хрен! Вот ещё, переживать из-за такой глупости…».

А потом вспомнила Веру Павловну, которая имела меня и мой мозг на протяжении сорока лет. И как я все это терпела, и как я все это тянула.

Так что полноценных претензий предъявить мужу не вышло. Только раздражение в душе осело.

Но я действительно надеялась, что Влад определится со своим мнением по этому вопросу и как-то с родителями ситуацию разрешит.

Но нет.

Даже клофелин мозги ему в нужную сторону не свернул.

Вообще-то, свернуть свернул, но куда-то не туда.

Ревность снова полезла на пустом месте. Сожаления о его несовершенстве и моей печали по этому поводу. А потом это признание его пригодности вчерашнее? Как будто я из него вымучила эти слова.

Кому они, слова? Если в душе нет уверенности, слова даже в голове не всплывут, при стрессовой ситуации.

Поскольку, на мой взгляд, все Владовы метания — полнейший бред, то я, чтобы отдохнуть от несправедливых подозрений и притеснений, решила взять выходной.

Обычно, вечером, когда я возвращаюсь с работы в больницу, у мужа между капельницами есть примерно минут тридцать — сорок, пока он в сознании и относительно в себе для всяческих бесед.

Сегодня ему придётся поскучать без меня в это время. Дежурит наш любимый врач, так что можно за безопасность мужа не волноваться.

Поэтому пойду я в бар.

Не так чтобы я планировала упиться вдрызг, но отдохнуть, вспомнить былое, «Мартини» накатить и выдохнуть в одиночестве, мне кажется, пришла пора.

Должно оказаться кстати.

Устроилась в ближайшем к больнице приличном заведении.

Ужин, и все же вермут. Хорошо.

То ли мне так везёт, то ли у народа с инстинктами все нормально. Сижу спокойно, не беспокоят. Хотя любопытствующих достаточно. Особенно вон тот громила у стойки в углу.

Но мне ничего и никого, кроме тишины и покоя, не надо, так что извини, большой мальчик, ни в этой жизни.

После спокойного ужина, неспешно дегустируя очередной «Экстра драй», набрала мужнину головную боль.

Выслушала удивительные откровения:

— Ну что вы, Маргарита Анатольевна, не переживайте. Я ещё в своем уме. Куда мне с Ланским конкурировать? И мозги, и харизма, и кулаки. Да и разряд по боксу присутствует.

Про себя похихикав, на этом я посчитала вопрос с проректорской псевдо-симпатией исчерпанным и закрыла со спокойной душой.

Ужин с «Мартини» проходит в очень умиротворяющей атмосфере. Я отписываюсь детям, что все в норме, под контролем и не хуже, а затем выдыхаю.

Вдыхаю, осознанно расслабляюсь, а дальше с удовольствием смотрю и слушаю местную развлекательную программу, состоящую из номеров со старыми рок-балладами, как западными, так и отечественными.

А потом, когда ко мне все же прибивается некое молодое дарование с невнятными предложениями, я слышу со стороны странное:

— Маргарита Анатольевна, пойдемте, я вас провожу.

Надо же, «большой мальчик» из темного угла!

Ну, реагирую я всегда спонтанно:

— О, как. А куда?

— В гостиницу.

— Хм, к кому?

— К вам.

— А с чего вдруг?

— С того, что дети ваши и супруг волнуются.

Хочется заржать, но обстановка несильно располагает, поэтому скромничаю:

— А! Обложили, демоны.

И нет, каблуки были мне еще вполне по силам, и тротуар ничего так, приличный. И выпила я немного. Но после того как споткнулась в третий раз, «большой мальчик» выругался и подхватил меня на руки бормоча:

— Это исключительно во имя доставки объекта до места временной дислокации в целости и сохранности, Влад.

А когда до гостиницы оставалось метров пятьсот, длинно выдохнул и выдал:

— Вот знал же, что та, которая скрутила Ланселота, да так что он «ни тпру, ни ну», опасна. И пожалуйста — даже не представлен, а уже на руках таскаю.

— Не таскай. Поставь на землю. Благодарю за доставку. Дальше я сама, — а чего он ждал? Нахал.

— Ага, конечно, а потом вы случайно в чужом номере проснетесь, а мне Влад башку открутит. Нет уж. Давайте, двигайте вперед, к себе. И спать давно пора, сколько можно развлекаться, Маргарита Анатольевна? Уже даже молодежь угомонилась.

— Это на что это вы, юноша, намекаете?

— Виноват. Понял. Заткнулся.

— То-то же.

Победно бумкнув ключом от номера об дверь, посчитала воспитательную миссию завершенной, и удалилась отдыхать, хлопнув уже дверью по лбу неожиданного носильщика.

Увы, не так все просто в моей жизни, поэтому, когда я выбралась из ванной, ко мне нагрянул дежурный администратор с воплями и причитаниями:

— Уважаемая Маргарита Анатольевна, у нас нет свободных номеров, чтобы поселить вашу охрану. Тысяча извинений, мы снизим стоимость, но очень просим принять вашего телохранителя в вашем номере.

В этот момент я поняла, что и Влад, и проректор были правы, когда заставили меня взять двухкомнатный номер. Пресвятые Просветители, мне придется жить с чужим, незнакомым мужиком в одном номере. За что мне этот цирк на старости лет?

— Я — Степан. Мы с Владом вместе служили срочку, — обрадовал меня с утра неожиданный квартирант и нахлебник.

— Не скажу, что я особенно рада знакомству, но друзья Влада — мои друзья. Чем я могу Вам помочь, Степан?

Он оглядел меня с головы до пят, хмыкнул, повертел головой и заметил:

— Ох и круты вы, Маргарита Анатольевна, как только Ланс вас вывозит? Мне ничего не нужно. Влад просил проследить за вашей безопасностью пока он не в форме.

О, как.

Вроде же здорово?

Но напрягает.

Глава 40

Руслан

Все, что у нас происходит — всегда форс-мажор. Мы, можно сказать, родня с ним. Или живем в нем. И он, зараза, прекращаться как-то не собирается, бл*.

Пришло мое время показаться в альма-матер. Вроде физически я уже ничего так. «Годен к строевой» теперь не про меня, но людям показать все же можно.

Я, конечно, себя убеждаю, что после медицинского заключения «о негодности для дальнейшего несения службы» нет нужды срочно ползти на погост, как иногда не смешно шутит батя, но настрой такой, не ах.

Инвалид.

Пожизненно.

Ущербный.

Не по злому вердикту равнодушных окружающих, а по документам.

Снова.

Родители до сих пор торчат в Новосибе, начинаю его тихо ненавидеть. Хоть папа Влад и отбил шифровку, что мать под охраной, но то, как она выглядит во время наших вечерних созвонов — отдельная история.

Как-то все ни в лад, ни в склад, ни впопад.

Хреново.

И Ника опять накрыло что-то.

Я так и не въехал, с фига ли.

Вроде тихо все было, ровно. А потом, как фигануло. Если родители вот эти вопли с истерическими метаниями по квартире, швырянием вещей под непрекращающийся мат, и валяньем в неистовом нижнем брейке, наблюдали первый год регулярно, то я удивлен, что они еще в себе.

Я прямо охренел.

Нет, мелкого-то я, в конце концов, скрутил. Ну, дал ему час проораться, а потом решил — баста. И засунул детку в кабину душевую. И воду включил сверху.

После, примирившись с действительностью и друг другом, пили на кухне корвалол материн и какао. Сидели рядом. Молчали.

Дети, это бл*, непросто.

Но куда от них? Есть же? Значит, будем как-то вывозить.

На следующий день Ник был вялый и тихий. Пил горячее, ел мало и сидел все время рядом. Завернулся в мамин плед, привалился сбоку и будто дремал.

У меня как раз подготовка была к просмотру на инструктора. Поднял конспекты, читал пояснение нашего нач.курса, с Марком переписывался.

А потом вдруг Агатка звякнула. И весь трудовой настрой сбила на хрен.

— Не знаю, что у вас там происходит, Рус. Но Лады твоей с дочерью в Новгороде нет. И давно. Я тут по делам была в их стороне, заскочила там в пару мест. Так вот, ее соседка сказала, что они, как уехали лечиться в Питер, так обратно и ни ногой. Вроде как больше двух недель. Она затрудняется сказать точно. А вот в поликлинике местной были мне не рады, смотрели с подозрением. На меня, представляешь? Я обалдела. Я, на минуточку, «самый располагающий к себе» помощник нотариуса в этом городе, так-то.

— И что?

— А ничего. Документы попросили. Я веником прикинулась, рабочие свои показала. Мне тогда их адрес здешний дали. И телефон. Но он, ты прикинь — стационарный! Так что, увы, сильно помочь не вышло, но я буду туда забегать, мне по пути, оказывается. Вы держитесь, тете Рите с дядей Владом привет.

Ясен день, после этого я ничего путного уже не мог запомнить. Написал бате. Дернул всю «старую гвардию» — а ну как у нас в районе школы чего слышно?

Квартиру убрал на нервяке, жрачки наготовил. Даже бро удалось накормить и внезапно с ним окружайку гребаную сделать. Мать вашу, родовое древо ваяли. Бл*, перематерился весь, но зато Ник наш ничем не хуже одноклассников будет. Он даже решил, что в школу готов сходить — предъявить.

Такие дела.

А потом Марк позвонил. Сказал, что забежит.

Притащил с собой Гоху — сделать с Ником русский и чтение. Хвала им. Я в те дебри не суюсь. Такая жесть. Как она будет с ним учить стихи я не вкуриваю. Там натурально трэш по памяти. А с воспроизведением еще хуже. Мат через слово, чисто Шнур молодой.

А мы в это время с Марком закрылись на кухне, от греха.

Ну и новости же.

Марк покрутился между холодильником и сервантом с хрусталем. Налил нам чаю и жмякнул туда из маминой бутылочки с бальзамом. По пять капель, натурально.

Тут только дебил не насторожится.

А потом.

Ну вот.

— Бенедикт избил Ладу.

Мне показалось, у меня в груди фугас рванул.

— Как? Когда? Откуда ты? — прохрипел только.

— Давно. Примерно, выходит, где-то после вашей встречи. Полдвора свидетелей, участковый тоже. Вроде менты даже дело завели. А Ладу с дочерью из двора «Скорая» увезла.

Похолодело у меня все — от пяток до башки пустой.

— Куда увезла? Где она сейчас?

— Тихо, бро. Спокойно. Тут не в курсе, да и это случайно узнал — мать в магазине встретила нашу химичку, — Марк скривился.

Горгона была та еще дама с приветом. Мозги мои еще варили, поэтому я усомнился в достоверности информации:

— Эта старая ведьма Ладу терпеть не могла, а Бенедикта обожала.

Бро пожал плечами:

— Тем не менее, вот тебе новости. Химичка, кстати, с Бенедиктом в одном дворе живет, так что из первых рук.

— Бл*, ни матери, ни бати — куда бежать, кому звонить? — из груди рвется сип, хрип и паника.

— Никуда не бежать, — Марк спокоен, зараза. Бесит. — Это было не сейчас. Точно один день погоды не сделает. Мы завтра на полигон. А там и с нач.курса можно переговорить, да, может, сейчас давай Гоху зарядим — пусть нового отца своего спросит. Не просто же так он не последний мент в нашем городе?

Выдыхаю. Паника здесь, но мозг не туманит.

— Короче, так: ты говоришь с Гохой, я напишу родителям. По отдельности. И куратору. А завтра после смотрин и к нач.курса подкачу. Бл*, да как он посмел, тварь? — Бенедикта я найду, а после этого — никто.

Бро мрачен и полон яда:

— А вот такое он дерьмо. Домашнее насилие оно сука тихое. И с фасада все прилично. Бенедикт же заслуженный педагог, бл*. Козлина.

Не удержался, в ночи написал куратору и нач.курса.

Родителей поберег.

Глава 41

Лада

В тишине и умиротворении, что царили в Центре, жизнь текла неспешно и сонно. Терапия благотворно влияла на Лизу, так же как и доброжелательно настроенный персонал, и любопытствующие малыши, что прибегали и приползали к ее манежу со всех сторон. Дочь реже плакала, стала улыбаться, спала чаще и дольше.

Такой период у нас в жизни с ней был впервые.

Регулярные посещения психолога и консультации юриста внушали мне оптимизм и позволяли рисовать будущее не сплошь чёрной и серой красками. Сердце все еще кровоточило и болело от того, как я бездарно профукала столько лет, а главное — упустила единственного, самого-самого мужчину, к которому тянулась душа с первой встречи.

Но, что имеем, с тем и живем. Прочь сожаления и пустые теперь слезы. Антонина говорит, что дело с квартирой успешно движется, и, вероятно, в ноябре будут деньги.

А пока я провожаю октябрьские дни сидя в парке, что разбит вокруг здания центра. У высохших фонтанов в вечерней тиши думается хорошо. Поэтому я обстоятельно и не спеша составляю подробный план с вариациями. На будущее.

Мозги очень хорошо прочищает работа.

Днём я занимаюсь историей, русским и литературой с ребятами, которые с матерями живут в центре, а по вечерам болтаю о своем давнем опыте в репетиторстве и волонтерстве с ночными дежурными.

Жизнь есть за пределами того мирка, где я провела десяток лет. И я тоже могу найти себе в этой жизни место.

И да, препараты свои я принимаю и с психиатром созваниваюсь. И нет, мне не стыдно за это лечение.

Очень неожиданным для успокоившейся меня оказывается звонок Севы.

— Ты сильно неправа, Ладушка. Но я тебя понимаю и прощаю, конечно. Глупости все делают, главное — понять и исправить. Давай встретимся, поговорим. Я уверен, мы найдём приемлемое решение наших сложностей.

Ой-ой.

— Конечно, решение есть. Я подала документы на развод. Ни я, ни Лиза тебе не нужны. Нет смысла мучать друг друга.

— Ты же понимаешь, что бегство не выход. Нам необходио все спокойно обсудить. Приезжай домой, милая.

Ни за что! Я, может, и блаженная, как болтают меж собой здешние дамы, но не совсем же отмороженная?

— Нет. К тебе я больше не поеду. И встречаться с тобой до суда не хочу.

— Какой суд, Ладушка? У нас с тобой дела семейные, личные, никого они не касаются.

Мороз по коже. Да, они столько лет были такие. Скрытые. Тихие. И очень-очень страшные, эти наши личные и семейные дела. Я помню.

Но сейчас я знаю, я уверена, что не все так живут. Это нужно пресекать. Страх в семье — недопустимо.

— Они были бы такими, если бы не включали в себя физическое насилие.

— О чем ты, девочка моя? Подумаешь, немного воспитывал свою жену, — Сева смеется.

Для него ударить женщину — норма. Сколько раз свекровь вспоминала, как отлеживалась у подруг, пока муж уезжал в командировку, после того как учил ее жизни. Слушала тогда эти воспоминания с содроганием. Думала, как же это ужасно и неправильно. Верила, что у нас так никогда не будет. Напрасно.

Я ведь даже момент сейчас не вспомню, когда начались побои. Сперва затрещина или хлопок по попе со словами: «Молчи женщина, знай свое место!».

Вроде шутки. Семейной. Да.

Затем сильнее, чаще и больше.

А потом, после очередной ссоры, вопрос врача в травмпункте:

— Побои снимать будем?

Ужас. Паника. Стыд.

— Нет! Это называется не так. Говорить нам уже не о чем. Ты меня не слышишь. Увидимся в суде, Всеволод.

— Брось эту абсурдную идею о суде. Дело закроют, как только ты заберёшь заявление.

Да, конечно, сейчас! Я столько времени силы собирала, чтобы его написать!

— Но я его не заберу, — боже, держаться мне придется еще сколько?

Всеволод не сомневается.

Всеволод диктует:

— Заберёшь. Ты моя жена, Лада, и будешь делать, как я скажу.

— Я с тобой развожусь, и ты мне больше не указ.

— Осмелела, мерзавка? Кому ты, дура дефектная, нужна? Сопляку твоему? Да я вас так ославлю, вся карьера его родителей пойдет прахом. А тебе на улицу не выйти будет. Слышишь, Лада? Возвращайся немедленно.

— Нет. Прощай.

Положить трубку. Сбросить три следующих с этого номера.

Выдохнуть, глядя в окно.

Как же это дико. Но еще год назад я бы слушала и слушалась.

Но не теперь.

Нам с Лизой Всеволод не нужен. Мы есть друг у друга, мы справимся.

Да и Лейла Джанибековна сказала, что если вдруг совсем станет тяжело, я могу работать и жить в Центре.

Благослови боже Маргариту Анатольевну.

Таким образом я себя успокаивала, но спала все равно плохо и поэтому с утра пошла-таки сдаваться.

Управляющая Центра меня внимательно выслушала и обнадёжила:

— Сиди в здании, за ограду не выходи. Внутрь ему не попасть, только если сама выйдешь. А так он для тебя не страшен.

Жизнь наша приобрела тревожную составляющую: я начала вздрагивать от резких звуков, с подозрением косилась на открывающиеся двери и одна нигде не ходила.

Вроде разумные меры предосторожности, но не сильно они мне помогли. Да.

В конце октября, в это время, когда молодежь заигрывает со всей этой мистической глупостью и потусторонней жутью, вечером девочки-волонтеры попросили помочь принести бумажные цветы и шары для украшения зала к празднику.

У ворот стоял фургончик с яркими наклейками «Ваш день рождения — наша забота». Девчонки бегали между воротами и задней дверью — таскали охапками цветы, плакаты, гирлянды шаров.

Вот где были мои мозги, когда я подошла к машине, а?

Дура, прав был муж, хоть и пуганая.

Среагировать я не успела.

Меня схватили со спины, прижали руки и закрыли лицо вонючей марлей. «Хлороформ» — была моя последняя мысль.

Глава 42

Руслан

На полигон с утра мы с бро приехали вместе.

Тихий и приличный Ник принимал гостей: «старая гвардия» в знак поддержки выделила нам на денёк Селену с мамой. Нику будет не скучно.

И пока Марк, как более здоровый и благонадежный, отправился проявить свои навыки дрессировки курсантов, я остался ждать на командном пункте. С Николаичем, который вдруг изъявил желание заценить мои пробы на ниве педагогики.

Вчера, когда я ему в панике звонил, разыскивая Ладу с дочерью, он был краток:

— Когда на полигон зван?

— Завтра в десять утра.

— Отлично. Буду с информацией. Как родители?

— Батя гораздо лучше, ждем домой со дня на день.

— Добре. До завтра.

И вот сидит спокойный, в ус не дует, а я чуть ли не по потолку готов бегать от нервов. Но надо выдержать, иначе, что я за пример для молодежи по поведению в экстренных и стрессовых ситуациях?

— Садись здесь, — снисходит мой куратор.

Устраиваюсь рядом, потому что говорит он негромко. Всегда.

— «Бывших» у нас, парень, нет, — сказал Николаич мне лет десять назад, когда я наивный лопух спросил его: «А Вы бывший разведчик?».

Ну, молод был, чё?

— Так вот, Руслан Владимирович, по состоянию на сегодняшнее утро, ни в одной больнице или морге не зарегистрировано никого с такими данными, как ты искал. Выдыхай.

Сначала вздрогнул, а потом послушал совета. Ну и решил еще парой разжиться:

— Как тут выдыхать? Где они? Чего делать-то мне?

— Ты сюда зачем явился? Вот это и делать, — куратор был непробиваемо уверен в своей позиции. Как всегда.

Меня же потряхивало порядком:

— А Лада?

— Лада Юрьевна с дочерью были в отделении полиции и подали заявление об избиении мужем и отцом. Приложили врачебное заключение. А после этого, вероятно, убыли из города.

Кошмар. Бедные девочки. Бл*, я дебил. Ну, что я за мужик, если не предвидел, не защитил, да и вообще — узнал после?

— Но там, где они жили до этого, их нет, — куда их, напуганных, понесло?

— Думай, парень, к кому она могла податься за помощью в такой ситуации? Она вообще сама, откуда родом? Может, к семье?

Что-то же мелькало. Ёпрст, не помню. Надо ребят спросить.

— Понял. Благодарю за информацию.

Николаич хмыкнул, поглядел поверх моей головы на полосу препятствий, покивал:

— Да-да, благодарит он. Выдохни. У тебя есть срочное дело. Отбрось все сомнения и переживания. Иди туда и покажи, на что ты еще способен.

Такое себе напутствие, но сойдет.

Спускаюсь к входу на полигон.

Навстречу чешет довольный Марк: улыбка на всю морду, глаза сияют. Все ясно — отбор прошел.

Ну, что ж, я в любом случае рад.

Поглядим, а я-то что найду здесь? Новое о себе, может, узнаю?

С первых шагов стало понятно, что выдержки мне не хватает.

Парни, сидящие в гаджетах, когда рядом преподаватель ставит задачу, выбесили с ходу. Следом порадовали два идиота с сигаретами около склада с горючкой — два вероятных трупа.

Да, тут внутри все условное, но сейчас у них вырабатывается привычка, тренируется внимательность и скорость реакции. Бдительность, бл*.

Хреновая у них скорость.

Убрать улики не успели и по рукам получили.

Ногами.

Так себе начало педагогической практики, но танцуем, как сложилось.

Построив подопытный состав, кратко обрисовал перспективы:

— За каждый провал или ошибку буду штрафовать. Теннисным мячом в башку. Задача поставлена. Вперед!

И понеслась эта дикая карусель.

Как показала практика: глупая это была затея.

И опасная.

Только попав на учебный полигон, я оказался совсем не «здесь и сейчас», а «там и тогда». Снова вокруг все рвалось и рушилось, полыхало и громыхало.

Горело и смердело. Болью и смертью.

Естественно, я проявил себя во всей красе: орал на курсантов, бросался мячами для обозначения травм от всей души и со всей силы.

Потому что накрывало.

А как это выключить, если у кого-то часы на солнце бликанули? Точно, как у меня, когда я лез груженый, на точку? И ведь знаю, почему так вышло и чего мне в итоге это стоило: засмотрелся, вспомнил майскую разрумянившуюся Ладу в теплом солнечном свете.

И упал, конечно, когда все посыпалось, не у несущей стены, а в сторону балкона, куда потом и выкатился.

И откуда душевно рухнул.

Дебил.

Ну, нач.курса не был удивлен. Краток был:

— Ты понял?

— Понял, — чего уж тут.

Все ясно, как день — я опасный псих.

Припадочный и агрессивный.

И злопамятный.

Хотя я их еще не сильно отделал за то, что курили у склада с горючкой. И за телефоны они отхватили маловато. Но пару недель синие — фиолетовые походят.

Вот бы наука впрок пошла, а?

— Прав был твой лечащий — не место тебе на службе. Заняты и мозги, и все остальное. Не тем. Ступай, живи достойно. Помни: ты на порядок сильнее и лучше подготовлен по сравнению с гражданским населением, — отец-командир крепко пожал руку и «отпустил на волю».

Теперь уже — окончательно.

— Так точно. Вас понял. Разрешите исполнять.

Прощай оружие, так сказать.

Бро ждал у машины.

Моментально все сообразил и принял с лету по моей перекошенной морде:

— Рус, я без тебя туда не пойду. Мы же можем придумать еще чего?

— Давай пока я переварю новости о своей психической неустойчивости в полевых условиях? Сейчас расходимся, а завтра уже будем думать. Тебе нет смысла отказываться. Пусть хоть один из нас пользу будет приносить да делом займется.

Марк потер шею, помотал головой, но согласился:

— Завтра обсудим. До метро меня подкинь.

— Так мимо дома твоего поедем же?

— Не, я там в пару мест заскочить хочу, да потом Гоху встречаю с работы, — и морда-то какая довольная, а?

— А я смотрю, ты прям круто взялся…

Бро хмыкает и выдает неожиданное:

— Ну, так бати же твоего наука.

— В смысле? — офигеваю.

— В коромысле. Помнишь, он нам лекции читал о том, как завоевать любимую женщину?

Морщусь, роюсь в памяти.

Но голова другим занята.

Совсем.

— Что-то типа да.

— Так вот, это они. Применяю на практике. Смотри — пригодились! — щурится довольно, сияет аж, зараза.

— Лихо, — ну, а что?

За ребят можно только порадоваться, да.

Молодцы.

Высадив до отвращения довольного и одухотворенного братишку у метро, поехал домой.

Ник же ждет, волнуется. Да, у него сегодня в гостях Селена, но он со мной рядом более адекватен сейчас.

Они там не просто так мульты смотрят и дом разносят, нет. Мелкие решили показать, что они полезные. Собирались печь пироги с картошкой и грибами.

Пожру хоть. С утра-то только кофе выпил.

Пока стоял на светофоре, Марья прислала вотсапину.

Маша-школа: Ты когда вернешься? Мы пирогов напекли, по диванам попрыгали, уток в ванной попускали, загадки отгадали, литературное чтение и математику сделали.

Рус: Еду, буду через полчаса где-то.

МШ: Если мы домой поедем, ничего? Дочь как-то разошлась и Нику уже вредит.

Рус: Конечно. Спасибо. Я скоро.

Написал Никитосу, что вот-прям-сейчас буду, пусть после гостей слегка порядок наведет и ставит чай. Или какао варит.

А когда припарковался, отчетливо понял, что домой мне сейчас нельзя. Я в таком дерьме, что Ника просто напугаю.

Зубы сцепил по дороге так, что замкнуло, кажись. Морда перекошенная, в стекле виден безумный блеск глаз. И ужас. Ужас в них.

Надо переждать. Перетерпеть просто.

Сидел в вечерней темноте у сухого фонтана в углу нашего ЖК, глядел в засвеченное небо и думал, какой я придурок.

Дебил.

Неудачник.

Лада пропала, а до этого пострадала.

Не защитил. Напугал. Упустил.

Работы нет. Инвалид.

Обуза для родителей, у которых и так жизнь не сахар.

Что за дерьмо кругом, бл*?

И надо ли в нем пытаться плыть?

Или ну его нах*?

Глава 43

Влад

Вечер, проведённый без жены в осточертевшей уже давно палате, показался ещё более унылым, чем был на самом деле. Нет, дражайшая половина предупредила, что задерживается и сегодня увидеться никак не получится. И понятно, что утомилась она сидеть в больничных стенах рядом со страдальцем, который еще и с претензиями.

И да, охрану я ей организовал, спасибо сыну старшему, что обратил внимание, а то башка моя не в ту степь чего-то думала.

Упустил.

Прокол мой.

Очередной.

Не на том сосредоточены мыслительные мощности.

Понятно все с моей драгоценной, но неприятно.

А под утро приходил дражайший доктор, и что-то снова его затянуло поговорить про семейную жизнь. Мою, бл*.

— Жена у тебя, профессор, суровая дама. И мужик рядом с ней соответствующий должен быть. Ты как, тянешь?

Впервые не возникло сомнений, но на мысли натолкнуло. Разные.

Я уверен, что достоин, что справляюсь, что заслужил.

Но вот ситуацию, когда моя любимая женщина страдает из-за моей глупости и нерешительности, надо срочно исправлять.

— Мы были счастливы столько лет, а теперь еще счастливее станем, — протянул голосом кота Матроскина, зараза.

Куда меня опять занесло? В какие дебри?

— Ты на пенсию, что ли, собрался? Так вроде тебе еще рано? — смотрит на меня с подозрением лечащий.

А я уже весь в планах и радужных перспективах.

Кажется, у Айки была такая лошадь — не с розовой гривой, а с разноцветной. Как-то они ее у нас забыли, Ник нашел и обстриг до состояния ирокеза. И гриву, и хвост. Вою было.

Лейла орала громче всех. Правда, за закрытыми дверями. Но Марго ей так для успокоения ничего и не накапала. Зря старалась Шахерезада, мой ангел бдит.

А, да, к чему все это?

Я же с планами определился. Впервые за последние тридцать лет они не включают в себя обязательное публичное унижение и посрамление моих родителей. Впрочем, их неземную любовь ко мне они тоже не включают. Такие вот несвойственные мне планы.

— Нет, я собрался наплевать на традиционные кровные семейные ценности.

Видимо, что-то не то сказал, потому как до этого свободно развалившийся на стуле доктор как-то весь подобрался:

— Что там тебе сегодня ребята вкатили для такого эффекта?

— Это я, наконец, дошел до понимания истинного смысла жизни.

— Хрена себе, перестарались, — док поднялся, обошел меня вокруг, поглядел карту. — Ты тут смысл этот изложи кратенько, надиктуй куда-нибудь. А я пойду, на посту назначения проверю. Не должно вроде такого быть. Как-то мощно тебя унесло.

Зрачки посмотрел, температуру померил и исчез.

А я, похоже, задремал.

Потому как в себя пришел от знакомого рыка:

— Ланс, подъем! Рота на задание!

Бл*, Степашка, сука.

Огляделся. День-деньской давно.

Один вопрос только:

— Где?

Степан повел могучими плечами:

— Круглый стол сегодня ведет. Еще часа три никуда не денется. Вот тебе прямая трансляция, — и выдал мне смартфон, на экране которого дорогая и, как всегда на работе, элегантная супруга внимательно слушала какого-то отчаянно краснеющего бедолагу.

Занято мое сокровище. Значит, можно сейчас определиться с планами, наметить ближайшие цели и точки перехода.

Пока я соображал, как бы утрясти все побыстрее и попроще, «брат по оружию» выпил пару чашек кофе и заскучал:

— Ты чего валяешься здесь до сих пор?

— Вот сейчас готовлю план нашей эвакуации. Еще сегодня, максимум завтра мы тут, а потом проводишь в аэропорт — и свободен. И от меня, и от всех этих долгов чести.

Степа мотает головой в явном отрицании. Странно.

— Брось, Ланселот. Не равноценно это: за красоткой побродить пару недель скрытно, и то, что ты меня на себе из-под обстрела вынес, да раненого волок двадцать километров до хирурга.

— Про красотку не спорю, но ты не прав — ты мне самое дорогое сохранил. Так что в расчете. Извини, что внезапно, просто…

— Форс-мажор, Влад, твое второе имя, ёпс, — ржет, зараза.

Смотрю на давнего армейского друга и не понимаю — что не так. Он вроде все тот же: шумный, живой, с улыбочками этими своими «бабцеплятельными», но звенит.

В башке. У меня.

Почему мне не нравится, как он говорит о Марго? Мы столько лет со Степашкой знакомы, а уж пережили и перетоптали вместе — не сосчитать историй, никогда так напряжно не было.

Что-то не то. Она не в его вкусе, точно. По молодости, бывало, гуляли по дамам совместно, так что я портрет его «симпатии» помню.

Ох, бл*, а не создал ли я себе сам проблему? Это раз.

И не мерещится ли мне галлюциногенный бред — это два.

Пока я его рассматриваю, Степа убирает телефон, в который наблюдал за ходом круглого стола, берет куртку и оборачивается:

— Лады, рыцарь без страха и упрека. Метнусь я сейчас за твоей дамой. Не скучай.

Пожимаю плечами: мне скучать сейчас некогда, я не весь план подробно проработал, не везде соломки подстелил, а времени мало осталось.

— Здесь, кстати, такие девочки по отделению ходят — пригляделся бы, — радостно добавляет Степан Тимофеевич и исчезает за дверью, в которую в этот момент просачивается бледное привидение со штативом и капельницами.

Чего тут приглядываться? Жуть же кругом ходячая. Все на один фасон: губы уткой, скулы рифами, волосы жженые, крашенные, кожа либо пересоляреная, либо под таким слоем штукатурки, что та может шматами отваливаться.

А моя Королева идеальна, свежа, элегантна и просто умопомрачительна.

Всегда бл*.

Лежу под капельницей, кручу в башке гребаный пазл имени Степашки, сука. Не идет из головы. Чем дольше думаю, тем сильнее злюсь, и, конечно, пульс начинает постукивать в ушах и висках, нах*.

Сейчас еще откажутся выпускать отсюда, бл*.

Не успел попросить ничего лекарственного, как тихонечко зажужжал новый смартфон: «Ник». Вот это да.

— Алоэ! Рус пропал! Чё делать, бл*?

Да, лексикон у сыновей прямо его.

— Как пропал? Когда. Кратко. Доложи обстановку.

— Уехал на полигон. Звонил час назад, сказал, что подъезжает. И тишина.

— Телефон?

— Не берет.

Так. Нужен план. Срочно.

— Спокойно. Сиди дома. Сейчас я гляну геолокацию и перезвоню.

— Точно?

— Точно. Жди.

Эх, деточки, что же не живется-то вам спокойно?

Геолокация показала странное.

Рус был как бы… дома.

Но нет же? Или они там в карты на желание режутся? И Нику выпало: «Напугай родителя»?

Ладно, разбираем. Телефон определяется, похоже, если не дома, то в машине, потому что рядом мигает сигнал с «Тигрика».

А сам Рус?

Вот точка с его жетона. Рядом вроде.

А! Не в доме. На территории ЖК.

Что нам скажут «Яндекс Карты»? А «Гугл Earth»?

М-да.

Что ж нас накрывает-то так массово?

Марго, определенно, нужен отпуск. На море. В идеале — без нас, но, увы, не предусмотрено такой опции.

Короче, поедем семьей на Новый Год в Дубай или Тай. Хрен с ним, можно даже на Кубу. Выпустили бы.

Успокоив Ника, что брат задерживается, а не пропал бесследно, выдыхаю.

Как-то все у нас одно к одному. Утомляет.

Призываю дежурную медсестру с помощью красной кнопки и требую доктора.

Хорошо, что мой сменился и не хохмит, пока я в максимально туманных и обтекаемых выражениях требую свободы.

— Сложный вы пациент, Владимир Львович, капризный, как орхидея, — заключает зав. отделением, которого все же пришлось призвать на помощь, ибо дежурный врач выписку мне оформлять отказывался. Даже под мою ответственность и несмотря на наличие бумаги от ментов, что они претензий не имеют и все, что желали, с меня уже получили.

Сложный? Капризный? Плевать.

Дайте ходу пароходу и считайте меня, кем хотите. Хоть инфузорией, хоть ледоколом.

Когда я улечу, можете меня даже попинать.

Наконец-то, уже после ужина, все формальности улажены и в предвкушении скорейшего возвращения, решаю прощупать почву в гнезде.

Рус откликается по телефону Ника.

Та-а-ак.

На ринг, конечно, рано, но на велик я его загоню, как вернемся. Пусть дурь выветривается.

— Да, пап, — звучит глухо.

Бл*, да что там еще?

— Прилетаем завтра в 12–30. Встретишь?

Вопль «Ура!» на два голоса в ухо доставляет, конечно, но сыновья рады.

И я. Я тоже. Рад.

— Принято. Будем ждать вас за шлагбаумом, на внутреннем кольце. Как обычно.

Мне бы этого оптимизма…

Пока парни наперебой докладывают срочные новости про погоду и прочее, вижу, как распахивается дверь и появляется Марго. Со Степаном.

— Рус, Ник, готовность номер один. Маме нужно отдохнуть будет. По хозяйству на нее не рассчитывайте, — предупреждаю.

Моя звезда на ходу говорит с проректором, судя по обращению. Улыбается, даже смеется в ответ. А мне никак. То есть — нормально.

Вот ни капли не трогает человек, что раздражал своими кружениями вокруг моей жены все эти годы не слабее потомка римских императоров.

А тут — как отрезало. С чего?

Потому что знаю — он Марго не сдался?

Или меня настолько попустило? И про ревность можно теперь забыть?

Старший ржет. Наконец-то:

— Обижаешь, мы вас так завтра встретим, обалдеете.

— Да! У нас это, как его, бл*? Сюрприз, во! — поддакивает Никитос.

Чувствую, нам с Марго предстоит череда открытий чудных завтра. Выдержать бы.

То, что я поспешил с выводами про ревность, мне становится ясно, стоит только положить трубку, попрощавшись с сыновьями.

Гляжу на происходящее и чувствую, как зубы сжимаются сами, мозги туманит ярость, а в глазах печет — пляшут кровавые демоны, не иначе.

Степашка заботливо помогает Марго снять пиджак, а после этого придвигает ей кресло.

Вот он забирает у нее сумку и ноут. Вот набрасывает на плечи устроившейся в кресле моей жены плед. Достает из пакета стакан кофе.

Аромат корицы сбивает весь кровожадный настрой.

Сука.

Глинтвейн, какао, мандарины и корица. Новый год. Праздник, подаривший мне надежду.

Степа усаживается на стул рядом с Марго и укладывает ей на колени ноут.

— Давай, я подержу пока кофе, а ты закончишь с документами. Ланс здесь, так что все в порядке.

И это он с ней разговаривает, бл*.

Я тут где? Я здесь кто? Это вообще бл* что?

Моя Королева отставляет стакан на столик, наклоняется ко мне. Целует. Демонстративно.

Думаете, буду скромничать?

Нет.

Никогда не был замечен. Не стоит и начинать.

М-м-м, какая она. Сладкая, горячая.

Скучала.

А как пахнет.

Так, основные системы функционируют нормально. Даже слишком.

Нет, мне опять не стыдно. Моя жена, как хочу, так и реагирую.

— Как ты, любимый?

О, как. Что-то у них случилось. Милая в ярости.

Хороша. Сам себе завидую.

Замечаю, как Степан Тимофеевич кривится.

Ну, так не пялься бл*, раз бесит!

— Охрененно. Ты вернулась, меня выписывают. Билеты куплены. Парни нас ждут.

«И-и-и!» — тоненько пищит жена и снова обнимает меня так, как будто мы неделю не виделись.

В этот момент распахивается дверь и дежурный врач с лицом, воплощающим всю мировую скорбь, вносит выписку.

Переглядываемся с Марго. Сияем оба. В ее глазах вижу отражение своего восторга.

Мы рады. Мы вместе. Мы есть.

— Здоровья Вам, Владимир Львович. Впредь избегайте повторения подобных накладок. Мое почтение, Маргарита Анатольевна!

Вали уже, эскулап недоделанный.

Марго сияет.

Как давно я не видел этой широкой счастливой улыбки:

— Спасибо Вам! Мы же можем уехать сейчас, правда?

Ага, попробовал бы он ей отказать.

Почти месяц в этих стенах, пора и честь знать.

Сваливаем быстро и технично. К Марго в гостиницу.

Там я узнаю, что Степан ночевал с ней.

Мой восторг неописуем.

Нет, жена Цезаря вне подозрений, а вот к сослуживцу есть вопросы.

Глава 44

Лада

В себя приходила рывками: сначала появились запахи, потом резко навалились звуки, и вот смогла вдруг открыть глаза.

Страшно было, что уж. Паника накатила и уходить отказывалась. Боже, Всеволод все же до меня добрался! Как бы я ни береглась, как бы не старалась, все равно попалась. Лизочка, как там моя дочь? От ужаса я заледенела и распахнула глаза.

Осмотрела недоверчиво белый полоток, мятные роллеты на окне, огромный фикус в бочке — особенную гордость Лейлы Джанибековны.

Не может быть! Чудо. Не со мной.

— Ох, Лада, наконец-то! Как самочувствие? — голос директора Центра пролился ангельским пением.

— Как я? Здесь?

— Да уж, устроили вы нам «подъем по тревоге», — замечет всегда уравновешенная и такая спокойная Лейла Джанибековна.

— Как вы себя чувствуете, Лада Юрьевна? Готовы подать заявление о попытке похищения? — это кто еще такой?

Наш оплот в море житейских штормов хмурится и очень неприязненно замечает:

— Ваши эксперименты и розыгрыши втемную могли закончиться бедой.

Рослый мужик в форме и с двумя здоровенными звездами на погоне улыбается ей и отвечает:

— Милая, не хотел тебя тревожить. Этот козел все равно бы вылез. А так ты еще и волонтеров дополнительно проверила. С Ладой Юрьевной все в порядке, злоумышленник взят с поличным. Ты — прелесть. Все же хорошо?

— Хорошо? — никогда не видела директрису в таком негодовании. — Да ты офигел, милый! Ваши следственные эксперименты могли привести к трагедии.

А меня накрывает:

— Лиза! Где она?

Спорящие супруги тут же выдыхают хором.

— Все в порядке. Ваша дочь в безопасности, — заверяет подполковник полиции, если я правильно читаю знаки различия.

— Лада, не волнуйтесь, мы быстро нашли Лизочку, с ней все хорошо. Нет поводов для беспокойства, — Лейла Джанибековна говорит и выглядит относительно спокойно. И это внушает доверия больше, чем все остальные заверения.

— Я не совсем понимаю…

— Да, уж, вышло так криво.

— Леюшка, получилось отлично: Лада Юрьевна в порядке, муж ее арестован при попытке похищения. Все довольны.

— Довольны? Ты в себе, дорогой? — спокойная и уравновешенная директриса превратилась в Медузу Горгону в момент. Никогда ее такой не видела.

— Вы с вашими подставами и многоходовками охренели вконец! А если бы Лиза или Лада пострадали? Тебе плевать на всех, когда ты прешь вперед к победе и очередному званию!

— Тише-тише! Выдохни, милая. Всё в порядке. Все на месте, никто не пострадал.

— Случайно! Почему было не сказать мне, что готовится похищение?

— А то ты не понимаешь, Лей? А вдруг бы отменилось? Девица бы оказалась более сознательная? Или этот дебил бы пересрал? А так все сложилось. И ты не нервничала, и результат отличный.

Семейная ссора вроде бы должна быть ужасной, но Лейла Джанибековна выясняла отношения с супругом очень мило. Будто бы показывая истеричной и паникующей мне: с мужчиной можно спорить, можно высказывать претензии и недовольство, отстаивать свое мнение. И остаться после этого целой. Мужчину, правда, для этого мероприятия выбирать надо заранее внимательно и вдумчиво. Но это мысль мне «на осознать»…

— Погодите, я не поняла: меня чуть не уволок Всеволод? А как так вышло? И где моя дочь? И что теперь будет?

Спорящие о справедливости супруги притихли, а потом Лейла Джанибековна, как ответственная и сочувствующая, начала объяснять:

— Как только Всеволод принялся запихивать тебя в машину, появился наряд полиции. Твой муж задержан за попытку похищения, так же как и одна из наших волонтеров — за содействие.

— Капец, — а что можно еще сказать?

Подполковник решает меня утешить, видимо:

— Сейчас он пятнадцать суток точно отсидит, а дальше вроде же суд у вас уже. Не понял еще, как так получилось, что он после вашего заявления так спокойно жил, но разберусь.

Хмыкнула. Если есть деньги, то у нас возможно многое, к сожалению. Да, никто не признается, но факты говорят сами за себя.

— Я не совсем поняла, что мне нужно делать в связи с произошедшим, но хотела бы уже пойти к дочери.

— О, от вас только заявление о попытке похищения. Завтра пришлю следователя сюда, оформит, как положено, не волнуйтесь.

Внезапно. Такого развеселья в моей жизни еще не было.

— Хорошо, я готова подать все необходимые заявления. Лейла Джанибековна, а сейчас в Центре безопасно?

Директриса передернула плечами, будто внезапно замерзла. А потом повернулась к родному погононосному супругу:

— Ты понимаешь, что вы со своими ребятами мне устроили? У нас здесь девочки прилично хлебнувшие дерьма, окунувшиеся аж выше макушки, а тут ты со своими опытами! Ты хоть понимаешь? Как им после произошедшего доверять нашему Центру? Столько лет работы дэву под хвост! И кому спасибо?

— Шахерезада моя, не волнуйся! Сейчас мы все уладим!

Да, они милые, но у меня дочь неизвестно где и вообще фиг знает, что в будущем.

Смотрю на мужа Лейлы Джанибековны с вопросом в глазах.

Сразу видно — мужик не просто женат, а с обременением, все понял правильно, отвечает обстоятельно:

— Лада Юрьевна, вашему здоровью и жизни ничего не угрожает. Так же как и жизни вашей дочери. Девушка-волонтер, что организовала ваше участие в мероприятии, задержана, показания сняты. Она просто повелась на сказочные увещевания вашего супруга.

— Мне не очень интересны истории, связанные со Всеволодом, но если есть возможность — запишите их, пожалуйста. Я бы хотела просто спокойно жить и работать. Без присутствия на горизонте Всеволода.

Муж Лейлы Джанибековны пожимает плечами:

— Наше дело простое — зафиксировать нарушение закона.

Ох, ты ж, сейчас выяснится, что домашнее насилие — поперек одобряемой общественностью схемы. Да не пошли бы они на хрен?

— Я уже подала на развод и никаким образом примиряться с мужем не собираюсь, — уверенно заявляю я.

Пусть они как хотят с этим, так и живут.

— Что у вас, баб, в башке творится? — устало вопрошает муж Лейлы Джанибековны.

— Ну, как что? Тараканы воспитания бегают, адские кущи комплексов колосятся, ну и сверху завистью и абсурдом немножечко припорошено.

Вот аж гордость испытываю за нашу директрису в душе. Бывают же такие женщины и не только в русских селениях?

Подполковник пожимает могучими плечами:

— Хреново. Окружающим.

Прекрасная Лейла улыбается во все тридцать два:

— Это же наши проблемы, ты же понимаешь?

Про себя усмехаюсь.

Спасибо этим людям, они меня спасли от Севы. И еще раз спасибо за то, что сберегли Лизу. Все, пришла моя пора разбирать: чего за жизнь я насеяла и куда теперь бежать со всем обильным урожаем.

Обнимая дочь, которую, оказывается, развлекали ребята, проживающие в Центре, думаю, как все же в стрессовой ситуации обостряется восприятие и вдруг становится очень хорошей память. До сих пор же перед глазами мой дебютный год преподавания в школе. Я ведь очень-очень хорошо всех помню. И коллег, и административно-хозяйственный персонал, и учеников. Учеников особенно. Кто как занимался, чем увлекался, в чём жил и чем дышал.

Как Руслан говорил о своей матери? Часто, но обязательно с восторгом, восхищением, с такой любовью, что светилась в нем всём.

Каким шоком было узнать, что это мачеха.

Может быть, только сияние его глаз эти годы и держало меня на плаву. Я видела, как сильно и искренне можно любить даже не кровную мать, а ту, которая вырастила. Да, моя Лиза — сложная девочка, но я справлюсь.

Мы с Лизой справимся.

Обязательно.

Теперь — точно.

А на второе утро после попытки похищения позвонила тетя Тоня:

— Пляши, дорогая. Деньги на счету. Документы в порядке. Все подано, куда следует и зарегистрировано будет в срок.

— Не верю! Столько счастья и нам с Лизочкой. Спасибо огромное!

— Давай, не тяни! Назначайте уже операцию! А летом привози свою красотку к нам на дачу — пусть ребенок воздухом подышит, по траве побегает и ягод с грядки поест.

Боже! Поехать в гости! Это же из области фантастики просто.

— Ох, не загадываю. Сейчас операция, потом реабилитация, да еще и развод в процессе.

— Хвалю и поздравляю, с принятием решения. Ты умница и молодец! Не слушай, что будет вопить вся родня, это не они с твоим иродом столько маялись. Держись! Ты справишься!

— Обязательно!

Светилу нейрохирургии позвонила тут же, затаив дыхание.

Он ведь настаивал, чтобы, как только, так сразу?

— Отлично, Лада. Недавно про вас думал. Сейчас в расписание глянем. Давайте уточним, что там у вас с анализами, некоторые надо будет повторить, но думаю, за неделю-две все успеем. Рассчитывайте примерно так.

Ну, вроде бы не страшно, меня пока отсюда не гонят, так что мы подождем.

— Хорошо, что нам сделать нужно?

— Сейчас пришлю список анализов и обследований. И назначим дату.

— Большое спасибо!

Неужели мечта о спасении Лизочки становится реальностью?

Пошла поделиться радостью с Лейлой Джанибековной, и была с порога ошарашена новостью:

— Рита прилетела, думаю, завтра — послезавтра приедет поговорить.

— Ой.

— Чего ойкать? Наконец разберете все больные и гадкие завалы прошлого, определитесь с настоящим и спокойно, вдумчиво обсудите перспективы.

Это, конечно, давно пора выяснить, но как же страшно. Я столько лет пряталась, отрицала, изо всех сил «делала вид», что теперь мне очень неприятно весь этот бред вспоминать, и вообще жутко стыдно. Ну и страшно, да.

Но страшнее оказалось то, что я услышала дальше:

— А потом, когда будешь в силах — и с Русланом наконец-то объяснитесь. Глупость же — столько лет страдать друг по другу и ни черта не сделать для того, чтобы быть вместе?

— Ну, какое «вместе»? Я гораздо старше, у меня больной ребенок и столько проблем…

Была решительно перебита недовольным:

— Хоть ты и старше, но не сильно это заметно, скажу я тебе. Ты как выпускница пансиона благородных девиц до сих пор себя ведешь. Что за нерешительность? Хочешь жить счастливо, долго и вместе с любимым человеком?

Как бы ни колотилось в ушах сердце, но тут даже такая трусиха, как я, замирая от восторга, смогла прошептать:

— Да.

— Вот, и замечательно. Пока Лиза будет в операционной, то, вместо пустых переживаний под дверью, как раз вы с Русом все и выясните. Только, Лада, я тебя прошу, речь себе составь и запиши заранее. Чтобы там серьезные аргументы и пояснения были, а то ты в панике все забудешь к демонам.

В панике.

Да. Я в панике от одной лишь мысли о встрече и разговоре.

И взгляд его режущий тут же припомнился.

Глава 45

Руслан

Внимание! Глава 43 была отредактирована!

Ясный с утра осенний день вдруг решил нахмуриться к вечеру, чисто под мое настроение, видать. Ветер подул пронизывающий, солнце пропало, как и не было, даже вроде пара капель ледяных за шиворот упала, а задница начала подмерзать.

Родной мой Петербург, город дождей и туманов. Сплина и тоски. Красоты и безжалостной боли.

Странные у меня мысли для депрессии. Будто мамины, а не мои. Как же ее не хватает, бл*.

Только усмехнулся, как между лопаток внезапно прилетело. И в ухо тоже:

— Ты че бл*? — бро, как всегда, в своем репертуаре.

Чего-то я протупил, похоже. И сейчас снова увижу брейк-данс, правда, уже на улице.

— Да так…

— Какой, на хрен, так? Я сука всех дёрнул, даже отцу позвонил, — Ник шипел, очень неприятно и столь же знакомо.

— Зачем?

— Бл*, чтоб ты спросил.

— И что он?

— А он тебя и нашел, сука! Оттуда смог. Какого бл*? — голос мелкого взлетал и подрагивал. Зря я, конечно. Волновался, видать, парень.

Но из песни слов не выкинешь:

— Я ничтожество, от меня одни проблемы. Всю жизнь я никто и ничто, и на хрена вообще мне пытаться быть дальше?

Не ожидал я схлопотать по лицу, да еще и от младшего брата, но:

— Долбанулся? Совсем спятил? Или тебя там на твоем полигоне чем-то приложило?

— Да, жизнь меня приложила. На черта она мне? Инвалид, без работы, образование кому оно теперь? У родителей на шее сижу. Любимая и единственная пропала, да и вообще на что я гожусь сейчас?

Огромные вытаращенные глаза делали бро похожим на совенка. Взъерошенного и злобного. Он, не спеша, обошел вокруг меня, потрогал ладошкой лоб, заглянул внимательно в глаза. Спасибо, не просил открыть рот и высунуть язык.

А после опустился рядом на скамейку, развернувшись корпусом ко мне, и выдал:

— Охренеть. Вот ты заморочился. Ты нужен. Родителям, мне, этой твоей пропавшей. Друзей у тебя толпа, как они без тебя?

— А вы все без меня вполне справитесь, — топкая, черная, горькая муть моих мыслей отступала, под влиянием яркого негодования, энтузиазма и непоколебимой уверенности.

— Чушь несешь. Мама, знаешь, как переживала?

— Когда?

— Всегда, бл*! Только ты из отпуска своего отваливал обратно, так она месяц плакала, а потом дни считала, когда снова приедешь.

— Это же мама.

Ник осуждающе покачал головой:

— Это наша мама. Ты сам говорил, что нам с ней повезло.

— Ну, да, — было дело.

Да, я его старался подбодрить, кажется. Поменялись ролями, сука.

— Тогда какого хрена ты её расстраиваешь лишний раз? Думаешь, мало ей было, когда ты там чуть медным тазом не накрылся?

— Не накрылся же.

— Да у неё чуть сердце не остановилось, батя ей скорую вызывал, — рыкнул Ник, злость его едва-едва маскировала панику.

— Бл*.

— Вот-вот, ты её добить хочешь? Ладно, я малолетний придурок: рос на помойке, жрал там же, тупой идиот, который ничего не знает, и выучить не может. Ну а вы с батей? Вы какого черта так её расстраиваете?

— Прости, бро. Не подумал, — и то дерьмо, которое в ребенка в детстве напихали, всколыхнул. И кто из нас тупой идиот, а?

Ник отворачивается, чтобы глаза не блестели выразительно в свете фонарей:

— И зря. Я бы подумал да мне, видать, нечем.

Сгребаю мелкого в охапку и подтаскиваю поближе.

— Глупости не говори. Всё у тебя есть, все работает. Только сейчас ты на другом сосредоточился. Зашли же шахматы? — надо парня успокоить слегка и подбодрить. Где вы, дорогие родители?

Бро неожиданно встрепенулся:

— О, отец хвалил!

— Ну вот, а раз в шахматах соображаешь, значит, все у тебя с головой нормально. Нужно только не лениться, учиться и маму с папой слушать, — у нас же наставления и воспитание?

А вот и ответочка:

— А давай ты тоже послушаешь маму? Она же сказала выздоравливать и приходить в себя? Сейчас они вернутся, и батю надо будет еще лечить. И что? Мать опять одна будет всем этим заниматься? А мы такие просто сидим, красивые, да?

Умыл, мелкий паразит. Чует все семейные мели и омуты наш «подарочек».

А я печалюсь и озадачиваюсь одновременно. Криво как-то выходит у нас:

— Мы какие-то проблемные, — фыркаю. — Дефектные, что ли?

Никита повернулся и, наставив на меня указательный палец, матушкиным лекторским тоном изрек:

— Мама все время повторяла, что ты умница и красавец. Еще внимательный и заботливый сын, и вообще чудо чудное.

М-да, комплименты так себе, скорее на сарказм дорогой родительницы смахивает. Потому что, правда, ведь:

— Но без мозгов.

— Да, видно, она на твои мозги несильно рассчитывает, раз повторяет тебе про одно и то же постоянно, — бурчит мелкий.

Мудрец, ё-моё.

— Ну, это меня в школе переклинило. Да и хрен с ним. Привык я. Не отпускает.

— Ты не так чтобы стараешься.

— Думаю, теперь я готов поговорить об этом, — произношу это и понимаю, что да.

Готов.

Не потому, что надо, а потому что время пришло взрослеть. Отбросить нервы и психи, эмоции заглушить. Выработать подробный план. И жестко его придерживаться.

Пора, потому что. Да.

Приятно, что брат, сияя совиными очами, поддерживает:

— Круто. Че?

В звенящей тишине дворика неожиданно разлилось: «Комбат-батяня, батяня-комбат». Вот это внезапно сейчас было. И еще удивительнее стало, когда Ник обрадованно выудил из кармана телефон:

— Гляди, отец звонит!

Все, счастье есть. Родители возвращаются — будто во мраке ночи фонарь зажегся. Маяк. Путеводная звезда.

Мы справимся, если я не стану больше молчать. Если приму помощь. Если перестану нестись впереди паровоза. Если выдохну и составлю план.

Я справлюсь. Сам.

Ударили по рукам, повторив наш мужской семейный «кулачный ритуал» с замком и проворотом, и пребывая в максимально приподнятом настроении за последние месяцы, обнявшись, потопали к дому.

Не сговариваясь, зашуршали по хозяйству.

Поздно вечером, приведя гнездо в относительный порядок, все также радостно предвкушая, улеглись спать.

А назавтра встречая родителей с самолета, сначала мы с бро мощно так охренели. От «сюрприза».

Вот вроде все на благо, прилично, чинно — благородно. Все сделано ради заботы о самой дорогой нашей женщине, а бесит. И то, как он идет с ней рядом, как руку подает, вещи только ее берет, что-то говорит негромко, склоняясь к самому лицу.

Но глядя на сцепленные руки родителей, нежность, проскальзывающую во всех жестах, я постарался успокоиться и вдруг отчетливо понял — Ладу надо беречь. Поймать, выслушать, убедить, что со мной они в безопасности и все: охранять, заботиться, помогать. Держать крепко.

И жизнь в целом неплоха.

Пусть я инвалид, но голова-то работает. Значит, можно пойти-таки в аспирантуру, а пока учеба — хоть сценарии квестов для Танькиного ивент-агентства писать.

Размышляя таким образом и изрядно вдохновляясь, спокойно крутил баранку. Ник на заднем сидении забрался практически матери на колени и что-то вдохновенно родителям вещал, а я периодически вопросительно поглядывал на батю в зеркало заднего вида. Ибо этот сюрприз из Новосиба, что привезли родители, был так себе.

Неприятный.

День у нас вышел полным шума и суеты — давно такого не было.

По приезде домой мы с гордостью продемонстрировали родителям чистую квартиру и сервированный стол.

Прибор, правда, один пришлось добавить.

Надеюсь, что только прибор. В доме местов, как говорится, нет!

Когда я, наобнимавшись и кратко переговорив с батей, прибыл на кухню, то ухватил уже финал выступления бро, накрывавшего на стол:

— Ой, да мам, ладно, чего тут делать? Вот вообще фигня вопрос эти твои креветки. А паста? Это же макароны. Сварил, набросал, помешал. О, ну ещё сверху сыром посыпал.

Мама улыбалась и была такая сияющая, что я сначала застыл от восхищения, а потом прямо затылком почуял: бл*, что-то не так. Неспроста она так блестит, что аж слепит.

Трапеза тем не менее прошла душевно и относительно спокойно. Нам было чем похвастать, им было про что рассказать.

После долгого ритуального чая матушкин временный телохранитель отбыл в ближайшую, видимую из окна, гостиницу. До завтра. Маме же опять на работу, а папе Владу к врачу.

Решив добавить радости семье, объявил за какао, пока выдалась минутка тишины:

— Родители, обдумав дела свои занятные, хотел бы с вами подробно обсудить мой дальнейший план действий. По жизни. Выработать совместными усилиями, так сказать, стратегию и тактику. Цель определена, средства уж как-нибудь отыщем, думаю.

Мама, безмолвно плача, обняла меня и долго не выпускала из объятий.

Тепло. Спокойно. Хорошо.

Батя покивал, похлопал по плечу и продемонстрировал свой восторг на пальцах.

Бро беззвучно аплодировал. Маленький тролль.

Очень довольные друг другом и общением, в ночь расползлись по комнатам.

Ник подкрался, как всегда — снегом на голову в январе, то есть неожиданно.

— Можешь мне полосу препятствий на даче сделать? — уточнил бро, когда я вышел из душа и обнаружил его у себя в комнате, подпрыгивающим на кровати.

Сначала хотел возмутиться, затем напугать возможными последствиями его спонтанных необдуманных действий, а потом просто плюхнулся рядом. Слушать.

— Я тогда вырасту и уже буду готов маму защищать. А то вдруг бабку опять черти принесут? — Ника передернуло, но он упорно продолжал продираться сквозь вполне годные формулировки. — И что там за дядьки Петр и Павел тоже еще непонятно. А то видел? Охрану ей отец нанял. Чужой. Плохой. Не нравится он мне.

Вот это поворот.

Мне, кстати, этот Степан Тимофеевич тоже не того. В смысле очень не очень. Да.

— Понял тебя, бро. Давай, покумекаем, нарисуем, с батей обсудим.

Счастливый мелкий отбыл обниматься с матушкой перед сном, а я достал блокнот и решил пока порисовать Никитосову задумку.

Неожиданно или закономерно, но прикидывая последовательность снарядов и препятствий полосы, я вдруг, ка-а-а-ак понял.

И что делать, и с кем, и где.

Глава 46

Лада

До сих пор ничего внятного не могу сказать о том самом дне. Помню отрывочно, только основное, прошедшее красной нитью.

Вижу картинку так, будто зрение мое в тот день было тоннельным.

Вот Лейла Джанибековна подает мне, сидящей на заднем сидении патрульной полицейской машины, дремлющую Лизу. Вот «рядовой Смирнов, головой отвечаешь», насупленный рослый парень, открыв дверь, помогает нам выбраться из машины и зайти в здание клиники. А это уже внимательные сестрички отделения нейрохирургии спешно забирают у меня папку с документами, провожают в палату, помогают нам раздеться и быстро готовят дочь к операции.

А потом сплошь оно: туманное марево ужаса и страха, когда я носилась туда-сюда по коридору перед палатами.

Тридцать два шага от входа в отделение до тупика, тридцать обратно. Тридцать два туда, тридцать назад. Почему обратно быстрее?

Как же мне душно.

Тяжело вдыхать.

Больно выдыхать.

Неужели нельзя открыть хотя бы одно окно для проветривания?

А потом, на двадцать седьмом шаге из тридцати, я влетела в теплую, но твердую стену.

В панике подняла глаза от потертого линолеума пола.

И горло перехватило сильнее. Теперь даже тяжелый, душный воздух было не вдохнуть.

Встретила уверенный, теплый взгляд того, кто сам по себе был миражом. Мечтой. Такой желанной, далекой и невозможной.

Руслан уже давно оказывается Владимирович и Ланской-Коломенский смотрел на меня спокойно и нежно. А я, как дура, хватала ртом воздух.

Боже, где моя бумажка с речью? Я же вроде в карман ее положила, да?

Идиотка, какая же я идиотка…

— Тише, тише, Лада. Все будет хорошо, — о, это я еще и вслух сказала? Вот это позор-позорище. Совсем.

Главный мой аргумент все прошедшие горькие годы в мысленных диалогах: «Я же старше, да? Мудрее? Опытнее? Мне лучше знать».

Неправда.

Глупость.

Нет.

Все не так.

Вот здесь и сейчас, в сильных и надежных руках настоящего, спокойного, уверенного в себе мужчины, я могу (и должна) признать — дура я, натуральная. Слабая, неприспособленная к жизни, бессмысленная тепличная примула.

Ни особой красоты, ни пользы. Так — растет, только место занимает.

Пока я металась во внутренних сомнениях, меня уже увлекли в палату, куда должны привезти Лизочку после операции, устроили на кровати и принесли воды.

Капец. Дожила.

Все на свете пропустила. Бери кто хочешь, уводи, куда хочешь…

Нет. Не так.

Я позволила себе уплыть внутрь душевных терзаний и переживаний только потому, что этим рукам, всего лишь два раза до сих пор обнимавшим меня, я доверяю.

Безоговорочно.

До сих пор.

Все эти годы.

Я просто чувствую его.

— Я так виновата. Руслан, прости, пожалуйста! — сколько раз я шептала это во снах?

Плакала, глядя в темноту за окном, повторяла себе: «У него невеста. Он счастлив. Все правильно» и не находила ни покоя, ни места, ни смысла.