13

Пятница, 26 июля 2002 года


На обратном пути Фалькон прихватил бутылку в остатками соляной кислоты в пакете для улик. В кармане завибрировал мобильный.

Digame,[16] Хосе Луис, — сказал он.

— Нашли украинскую проститутку в районе Сан-Пабло; скорее всего, она и есть загадочная подруга Сергея, — доложил Рамирес. — По-испански говорит не очень, но среагировала на его фотографию.

— Отвези ее в управление и найди переводчика, — попросил Фалькон. — Не допрашивай, пока я не приеду.

— А я-то собирался пойти пообедать!

— Потерпи.


В управлении Надя Кузьмичева в черной мини-юбке, белом топе с высоким воротом и туфлях без каблуков на босу ногу мерила шагами комнату для допросов. Полицейский Карлос Серрано следил за ней через стеклянную дверь. Надя уже выкурила три его сигареты, и он надеялся, что переводчик курит и скоро приедет со своей пачкой.

Рамирес и Фалькон шли по коридору с русской переводчицей из университета. Серрано открыл им дверь. Все представились. Женщины сели рядом по одну сторону стола, мужчины — по другую. Переводчица закурила. Рамирес посмотрел через плечо, как будто там мог стоять официант.

— Карлос, еще пепельницу, — попросил Рамирес.

Фалькон объяснил цель беседы, просмотрел паспорт Нади, нашел визу, которая действовала еще шесть месяцев. Девушка самую малость расслабилась.

— Она записалась в языковую школу, — объяснил Рамирес.

— Мы здесь не затем, чтобы усложнить вашу жизнь, — обратился Фалькон к девушке. — Нам нужна ваша помощь.

На фотографии в паспорте у нее были темно-каштановые волосы. Сейчас естественный цвет волос можно было увидеть только у корней — красилась она скорее всего сама. У нее были зеленые глаза, бледная кожа в красных шелушащихся пятнах, как будто она много месяцев не видела солнца. Голубые тени плохо скрывали шрам на левом веке, на предплечьях — свежие гематомы. Фалькон улыбнулся, чтобы подбодрить ее. Надя улыбнулась в ответ, рядом с резцом не хватало зуба. Он положил фотографию Сергея на середину стола.

— Где вы жили на Украине? — спросил он. Переводчица повторила вопрос на ухо девушке.

— В Львове, — ответила она, перекатывая сигарету в красных потрескавшихся пальцах.

— Чем вы там занимались?

— Работала на заводе, пока он не закрылся. Потом ничем.

— Сергей тоже из Львова… Вы были знакомы?

— В Львове почти миллион человек, — пыталась отнекиваться она.

— Но вы были знакомы, — утверждающе повторил Фалькон.

Молчание. Еще сигарета, дрожащие губы.

— Вы боитесь, — сказал Фалькон. — Похоже, вас били люди, на которых вы работаете. Возможно, они угрожали вашей семье. Мы не будем вмешиваться, если вы не хотите. Нам просто нужно узнать о Сергее, он работал у человека, убийство которого мы расследуем. Он не подозреваемый. Мы хотим поговорить с ним и узнать, нет ли у него для нас информации. Я хочу, чтобы вы рассказали, откуда знаете Сергея, когда виделись в последний раз и что он вам сообщил. Ни слова не выйдет за пределы этой комнаты. Можете вернуться к себе, когда захотите.

Фалькон не сводил с Нади глаз. Она уже получила несколько страшных уроков и тоже изучала лицо Хавьера. Вдруг он дрогнет, отведет глаза, собьется — значит, лжет, пытается извлечь выгоду. Тогда она не скажет ни слова. Но Надя решилась: посмотрела на часы — дешевая вещица из розовой пластмассы с большим цветком на циферблате — и сказала:

— Я должна вернуться через тридцать восемь минут. Мне понадобится немного денег, чтобы не спрашивали, где я была.

— Сколько?

— Тридцати евро хватит.

Фалькон вытащил двадцатку и десятку и положил на стол.

— Мы с Сергеем друзья. Мы из одной деревни под Львовом. Он работал в техникуме, преподавал механику. Зарабатывал двадцать семь евро в месяц, — продолжила она, глядя на деньги, которые так легко выложил Фалькон. — Я зарабатывала семнадцать евро. Это была не жизнь, а медленная смерть. Однажды Сергей пришел очень радостный. Он услышал от друзей, что через Португалию легко попасть в Европу, а в Европе его месячный оклад можно заработать за день. Мы поехали за визами в посольство в Варшаве и там столкнулись с мафией. Они сделали нам визы, дали транспорт. Платить нужно в долларах, по восемьсот с каждого. Мы уже слышали, что в Лиссабоне бандиты вытаскивают пассажиров из автобусов, избивают, девушек заставляют работать проститутками, мужчин превращают в рабов, пока они не выплатят свой бесконечный долг. И мы решили, что не поедем в Лиссабон. Когда автобус остановился под Мадридом, мы вышли. В туалете я встретила русскую девушку, потом она познакомила меня с испанцем, он сказал, что сможет взять меня на работу в мадридский ресторан. Я спросила, сможет ли он взять и Сергея, а он ответил, что запросто, если тот умеет мыть посуду. Обещал шестьсот евро в месяц. И мы остались.

Надя поежилась, затушила сигарету, Рамирес дал ей еще одну.

— Нас обманули: привели в квартиру, где трое здоровых русских нас сильно избили, меня изнасиловали и заперли в квартире, а Сергея увели. Через три месяца ежедневных унижений появился еще один русский. Он меня раздел, осмотрел, как животное, кивнул и ушел — меня продали. Перевезли в Севилью. Шесть месяцев я жила в аду, потом стало чуть полегче. Мне разрешили выходить и работать в клубе. Я подавала выпивку и… делала, что прикажут. Мне вернули паспорт, но вывихнули палец, — Она подняла руку. — Чтобы помнила… Не стоит их сердить. Мне и так страшно. Бежать? Куда — без денег и в таком виде? Мне пригрозили, что им известен адрес моей семьи, да и Сергею не поздоровится, если я убегу.

Она попросила воды. Серрано принес охлажденную бутылку. После истории Нади переводчица выглядела так, словно она вот-вот потеряет сознание.

— Мне дают немного денег на еду и сигареты. Мне доверяют, но одна ошибка — и меня изобьют и запрут, — сказала она, показывая на свой глаз. — Это за мою последнюю ошибку. Они заметили, как я говорила в баре с Сергеем. Я тогда второй раз его видела. Мы однажды вечером случайно встретились, он сказал, где работает.

— Когда это было?

— Шесть недель назад, — сказала она. — Меня избили и заперли на две недели.

— После этого вы встречались?

— Два раза. Через две недели, после того как меня выпустили, я нашла дом, где он работал. Мы просто поговорили. Он рассказал про работу на стройке — там постоянно гибнут люди, — как он ненавидит Европу и хочет вернуться в Львов.

— Сергей сказал, на кого работал?

— Да, но я не запомнила имя. Это владелец строительства, где работал Сергей.

— А второй раз?

— В среду утром он пришел ко мне и велел собираться… Он сказал, что его хозяин лежит мертвый на полу в кухне и он должен бежать.

— Зачем ему бежать?

— Он не хотел возвращаться на стройку. Сказал, что скоро появится полиция, медлить нельзя.

— У него были деньги?

— Сергей сказал, что денег достаточно.

Она закрыла глаза, попыталась сглотнуть, но не смогла. Выпила воды. Рамирес дал ей еще сигарету.

— Почему вы не ушли с ним? — спросил Фалькон.

— Я не могла. Мне страшно. Он попрощался, и все.

— Можете точно вспомнить его слова, когда он говорил про смерть хозяина?

Она закрыла лицо руками, подумала и произнесла:

— Просто сказал, что он умер.

— Он не говорил «убит»?

— Нет… умер — это точно.

— А с тех пор кто-нибудь спрашивал вас про Сергея?

Она показала синяки на руках:

— Они знали, что Сергей приходил ко мне, били, издевались. Но что я могла сказать?

Надя нервно посмотрела на часы.

— А о чем они спрашивали?

— Они хотели знать, почему Сергей сбежал и что он видел. Я сказала, что он видел только мертвого хозяина на полу. — Она занервничала. — Мне пора.

Фалькон позвал Серрано, но тот уже ушел, оставив за себя Ферреру. Фалькон велел ей отвезти девушку в бар на улице Альвар-Нуньес-Калеса-де-Вака. Рамирес отдал Наде свои сигареты. Она взяла полупустую пачку, деньги, засунула за пояс юбки и исчезла за дверью.

Переводчица рассеянно заполняла бумагу — она была потрясена. Рамирес даже на всякий случай напомнил, что она подписала документ о неразглашении. Женщина молча кивнула и ушла.

— Это наша работа — выслушивать этот ужас и ничего не делать, — подытожил он. — За это нам и платят.

— Пойди посмотри на Альберто Монтеса, — посоветовал Фалькон. — Он сыт по горло такими историями.

— Не знаю, что вы там решили утром с Кальдероном, — сказал Рамирес, — но теперь ясно, что в это преступление определенно замешана русская мафия.

Они вернулись в кабинет. Рамирес бряцал ключами от машины.

— Я сегодня отправлю людей на автобусную станцию, запрошу аэропорт, разошлю фотографии Сергея в порты и отправлю по электронной почте в полицию Лиссабона, — сказал он и ушел обедать.

Фалькон стоял у окна. Рамирес показался внизу и пошел вдоль главного здания управления к своей машине. Фалькон увидел, что в примыкающем здании другой человек стоит у окна и смотрит на ту же скучную сцену — старший инспектор Альберто Монтес. Завибрировал мобильный Фалькона. Исабель Кано хотела поговорить с ним в своем офисе часов в девять вечера. Он сказал, что постарается прийти, и нажал отбой.

Монтес открыл окно и с высокого третьего этажа смотрел вниз на автостоянку. Фалькон снова ответил на звонок. Консуэло Хименес пригласила его вечером поужинать у нее дома в Санта-Кларе. Он, не думая, согласился, потому что неотрывно следил за Монтесом, который уже высунулся из окна, локти — на карнизе. В офисе с кондиционером никто не открывает окон в сорокапятиградусную жару. Тут Монтес обернулся, отпрянул и закрыл окно.

Фалькон пошел домой обедать. История Нади и жара отбили аппетит, но он все же осилил тарелку холодного гаспаччо и сэндвич с чоризо — крепко наперченной сырокопченой колбасой. Он спросил Энкарнасьон, не впускала ли она вчера кого-нибудь в дом. Экономка ответила: нет, не впускала, но утром на час оставила открытой парадную дверь, чтобы получше проветрить. Фалькон поднялся наверх, лег и погрузился в дрему. В голове прокручивались обрывки дневных разговоров. Под конец ему приснилась камера: стены были заляпаны кровавыми отпечатками ладоней. Он потащился в душ, чтобы смыть с себя жуть последнего привидевшегося кошмара. Вода успокаивающе струилась по волосам, лицу, и Фалькон подумал, что пора перестать быть детективом-монахом и окунуться в жизнь.


Пока он ехал в управление, позвонила Алисия Агуадо: она уже прослушала записи по Себастьяну Ортеге, и ей было бы интересно побеседовать с ним, если его отец и начальство тюрьмы не станут возражать.

Фалькон пересказал утренний спор с Пабло Ортегой: тот не желает вмешательства психоаналитика, опасаясь за психическое состояние сына.

— Мне кажется, — сказала Алисия, — он боится ворошить какую-то старую историю. Пабло Ортега уверен, что сын захочет с нами говорить, и тогда они оба окажутся на приеме у психиатра. Возможно, мне стоит и с отцом встретиться.

— Я вечером собираюсь в те края. Попробую с ним договориться, — пообещал Фалькон.

— Если согласится, я свободна завтра утром.


Со стоянки управления Фалькон разглядел, что в кабинетах отдела по расследованию убийств полно народу. Все писали отчеты после долгой недели на жарких улицах. Направляясь к двери, он взглянул на окна кабинета Монтеса и увидел, что тот опять стоит у раскрытого окна. Под белой рубашкой выпирал живот, узел галстука ослаблен. Фалькон помахал Монтесу, но тот не отреагировал.

В шуме, доносившемся из общего кабинета, Хавьер расслышал радостные восклицания — приближались выходные, не за горами август — пора отпусков. Отдел вот-вот потеряет на две недели Переса, Баэну и Серрано, а значит, троим оставшимся добавится беготни. Он ожидал увидеть их в шортах, с холодным пивом, в полной готовности, но они сидели на столах, курили и разговаривали. Фалькон встал в дверях, кивнул и улыбнулся.

— Старший инспектор! — Баэна улыбался, будто обогнал всех на три кружки пива.

Перес и Серрано подняли в приветствии руки. Хавьер собрался было отчитать Переса, но передумал — он снимет с него стружку за небрежный обыск сада Веги после его возвращения из отпуска.

— Ну что, отпуск уже начался? — спросил Фалькон.

— Отчеты готовы, — доложил Перес. — Полдня провели на автобусных станциях и в Санта-Хусте.

Карлос даже ради вас съездил в аэропорт — в качестве прощального подарка.

— Сергея не нашли?

— Парень исчез, как испарился, — ответил Баэна. — Впрочем, я поступил бы так же, если бы за моей задницей охотилась русская мафия.

— Опросили жителей Санта-Клары?

— Кристина обзвонила все частные охранные фирмы, большинство жителей разъехалось, — сказал Перес. — Те, с кем мы говорили, ничего не видели.

— Не удалось выяснить, что за ключ мы нашли в холодильнике Веги?

— Пока нет, — ответила Кристина. — К тому времени, как я отвезла Надю, все банки закрылись.

— Хорошо. Начните с этого в понедельник утром, — приказал Фалькон. — Что нового о документах Рафаэля Веги?

— Пока ничего, но мы с Кристиной сегодня днем чрезвычайно продуктивно побеседовали с золотым мальчиком, бухгалтером «Вега Конструксьонс», — сказал Рамирес. — Он отвечал за установку компьютерных систем и внимательно следил за некоторыми проектами.

— Почему ты называешь его «золотым»? — поинтересовался Фалькон. — Кто он такой, этот бухгалтер Франсиско Дорадо?

— Он считает, что уже должен был стать финансовым директором… но не стал, — объяснил Рамирес. — Рафаэль Вега вовсе не собирался выпускать деньги из рук и уж тем более не рвался сообщить мальчонке всю правду о своих делах.

— То есть Дорадо — обычный счетовод.

— Вот именно, но после смерти Веги он получил свободный доступ ко всем документам. И раньше имел, но слишком боялся попасться. Как я сказал, он знает компьютеры вдоль и поперек, а Васкес недостаточно разбирается в информационных системах, чтобы его контролировать.

— Ну и каков итог вашего разговора с Дорадо? — спросил Фалькон. — Он назвал какие-то фамилии?

Феррера протянула распечатанные фотографии и досье русских:

— Владимир Иванов и Михаил Зеленов. Только что получили из Интерпола.

Хавьер взглянул на снимки, прочел: Владимир Иванов (Влад), татуировка на плече, русый, голубоглазый, под правой скулой шрам. Михаил Зеленов (Михас), брюнет, массивный (132 килограмма), зеленые глаза кажутся щелками на заплывшем лице. Их незаконные дела охватывали весь спектр мафиозной деятельности: проституция, торговля людьми, игорный бизнес, интернет-мошенничество, отмывание денег. Они принадлежали к солнцевской преступной группировке, которая насчитывала более пяти тысяч человек. Область деятельности — Пиренейский полуостров.

— Бухгалтер сообщил еще, что существует два комплекта документов по стройкам, в которых участвуют эти парни, — добавил Рамирес. — Первый составлял Дорадо по цифрам, которые давал Вега. Второй вел сам Вега, эти документы показывают истинное состояние дел.

— Значит, и севильский строительный бизнес запачкан теперь отмывкой грязных денег, — посетовал Фалькон.

— Русские серьезно занялись этим делом: деньги, поставка рабочих, строительных материалов.

«Вега Конструксьонс» предоставляет архитекторов, инженеров и прорабов.

— Кому принадлежат здания и что с этого имел Вега?

— Подробности о владельцах — у Васкеса, — сказал Рамирес. — Все дела и сделки с недвижимостью вел он. До него мы еще не добрались. Я думал, сначала нам нужно поговорить с вами. Пока мы знаем только, что это совместный проект: деньги русские, специалисты испанские…

— Скорее всего, Вега предоставлял прикрытие, которое позволяло этой масштабной афере приносить прибыль, — сказал Фалькон. — Мы должны назначить на завтра встречу с Васкесом. Рамирес и я.

— А я? — спросила Феррера. — Я тоже занималась этой частью расследования.

— Я уверен, ты прекрасно поработала, — похвалил ее Фалькон, — но Васкес должен почувствовать нашу силу. Может быть, у нас даже достаточно оснований, чтобы просить ордер на обыск. Я позвоню судебному следователю Кальдерону.

— А мне что делать? — добивалась Феррера.

— Сегодня мы теряем троих сотрудников, — улыбнулся Фалькон. — Завтра мы все станем солдатами пехоты.

— А на самом деле ходить пешком придется только мне!

— Ты должна продолжить поиски Сергея. Он исчез уже более двух суток назад, но это наш единственный свидетель. Я спрошу судебного следователя Кальдерона, можно ли поместить фотографию Сергея в газеты.

Фалькон отпустил подчиненных, сказав, чтобы шли в бар «Ла Хота», он угостит всех пивом. Они вышли друг за другом. Фалькон остановил Ферреру.

— Вот я о чем подумал: вы с сеньором Кабелло хорошо ладите. Попробуй заглянуть к нему сегодня вечером. Мы с Хосе Луисом завтра утром должны пойти к Васкесу, вооружившись информацией. Я хочу, чтобы ты узнала, какие участки он продал Рафаэлю Веге и что там построили.

Фалькон отвез ее в бар «Ла Хота» и заказал всем пива. Позвонил Кальдерону, тот не брал трубку. Он оставил команду в баре и по пути в контору Исабель Кано заехал в здание суда. Там было тихо. Охранник сказал, что Кальдерон уехал в семь часов, а Инес он не видел. Фалькон набрал номер Пабло Ортеги и спросил, можно ли заглянуть, чтобы показать несколько фотографий.

— Только если управитесь быстро, — раздраженно ответил Ортега.

Офис Исабель Кано был открыт, но безлюден. Фалькон постучал, Исабель крикнула из кабинета, чтобы он заходил. Она сидела за столом, сняв туфли, и курила. Голова откинута назад, волосы рассыпались по черной коже кресла. Она улыбнулась ему уголками губ.

— Слава Господу, выходные, — сказала Исабель. — Ну что, передумал?

— Наоборот, идея прочно засела в моей голове.

— Полицейские, — протянула она и поморщилась, намекая на умственную неполноценность этой породы людей, к которой, увы, принадлежит и ее собеседник.

— Я веду уединенный образ жизни…

— При этом не обязательно быть идиотом, — перебила его Исабель.

— …к чему мне такой огромный дом?

— Пожалуйста, не заставляй меня сдаваться, как только Мануэла начала отступать. Это вредно для моей репутации.

— Можно присесть? — вежливо спросил Фалькон.

Она махнула на стул рукой с зажатой в пальцах сигаретой. Хавьеру нравилась Исабель Кано, но порой она бывала несносной. Самую деликатную тему она могла вывалить на стол и разделать, как рыбу для ужина.

— Исабель, ты прекрасно знаешь, что я пережил, — начал он.

— Вообще-то нет, — ответила она к его удивлению. — Я могу только попытаться представить, что ты пережил.

— Хорошо, пусть так. Дело в том, что я чувствую себя человеком, который все потерял. Людям нужна опора в жизни, чувство приобщенности. У меня осталась только память, на которую нельзя положиться. Но у меня есть брат и сестра. Пако — хороший человек, он всегда поступает правильно. У Мануэлы непростой характер, но она ли в том виновата? Бедняжка нуждалась в любви Франсиско, но он не мог и не хотел дать ей эту любовь.

— Мне ее не жалко, и ты не жалей, — буркнула Исабель.

— Несмотря на все, что я знаю про Мануэлу, про ее жадность, про ее корыстолюбие, — мне нужно, чтобы она оставалась в моей жизни. Мне нужно, чтобы она звала меня своим братишкой. Для твоих адвокатских мозгов это, должно быть, выглядит сентиментально, нелогично и отвратительно… Но не для меня.

Кожаное кресло Исабель поскрипывало. Вздыхал кондиционер. На город опустилась тишина.

— И ты считаешь, что получишь желаемое, отдав ей дом?

— Если договорюсь насчет дома, в котором я больше не хочу жить, то получу хотя бы возможность. Если нет, мне придется остаток жизни терпеть ее ненависть.

— Может быть, ты и думаешь, что она тебе нужна, но она-то точно не считает, что ты ей необходим. Ты ведь, как выяснилось, не чистокровный родственник, полукровка, помеха, — принялась объяснять Исабель. — Когда таким, как Мануэла, что-то отдаешь, они хотят получить еще и еще. Они не способны на любовь. Твой подарок не принесет того, чего ты хочешь, зато вызовет обиду, подпитывая ее ненависть.

Каждая фраза звучала как удар по лицу, словно Исабель пришлось приводить в чувство истерика.

— Возможно, ты права, — сказал Фалькон, потрясенный ее жестокими словами. — Но сердце подсказывает мне: нужно рискнуть и надеяться, что ты ошибаешься.

Исабель, исчерпав все доводы, развела руками и сказала, что набросала для него письмо. Фалькон предложил выпить и поесть в «Эль Каиро», но она отказалась.

— Я бы предложила выпить здесь, но не держу спиртного в офисе, — посетовала Исабель.

— Тогда поехали в бар.

— Я не хочу, чтобы наш разговор обсуждался местными сплетниками.

— А мы разве не закончили?

— Ты упомянул сегодня утром Эстебана Кальдерона. Ты спросил о нем, потому что он женится на Инес?

— Да, он объявил об этом в среду, — ответил Фалькон.

— Ты случайно не забыл, кто занимался твоим разводом с Инес?

— Ты.

— Скажи мне честно, почему тебя волнует эта женитьба?

— Я беспокоюсь… за Инес.

— Думаешь, Инес — маленькая невинная девчушка, которую нужно защищать? — вознегодовала Исабель. — Вот уж нет! За дом, который ты так рвешься отдать Мануэле, мне пришлось драться зубами и когтями, чтобы не дать Инес заявить права на его половину. Тебе не стоит за нее волноваться. Она знает все, что нужно, про Эстебана Кальдерона, будь уверен.

Фалькон кивнул. Вот уже который день женщины открывали ему глаза и учили жизни.

— Утром ты назвала Эстебана охотником. За чем он охотится?

— За «инакостью». Он сам этого не осознает, — сказала Исабель, — но именно это он всегда искал.

— А что это такое — «инакость»?

— Попробую объяснить. — Исабель задумалась и начала: — Женщины всегда вешались на Эстебана. В основном женщины его профессии. У них мышление юристов. Стоит им появиться, Кальдерон уже знает, о чем они думают и чего от них можно ждать. Он играет с ними в надежде, что они не такие, какими кажутся, иные. Затем понимает, что это не так, и разочаровывается. Охота начинается заново. Этот человек обречен на бесконечную погоню. Понятно?


Фалькон выезжал из города, измученного жарой. Сгущались сумерки. В прохладном салоне машины Фалькон автоматически перекладывал руку с переключателя передач на руль. Пока он ехал мимо шеренги олеандров на проспекте Канзас-Сити, фонари отбрасывали на ветровое стекло нарезанные полосами тени. В темноте вспыхивали неоновые обещания. Высокие пальмы поддерживали купол ночного неба. Фалькон не замечал ничего, кроме зеленых и красных сигналов светофоров, почти на автопилоте следуя в Санта-Клару. Он обдумывал слова Исабель об Инес и Кальдероне, которые прозвучали для него откровением. Хавьер и сам пережил тяжелое время, когда начал сомневаться в собственном рассудке, но сейчас столкнулся с новым помешательством, охватившим, казалось бы, безупречно вменяемых людей.

Единственное, что они не обсудили, это тот мимолетный взгляд Исабель, выдавший ее боль при упоминании имени Кальдерона. Что ее мучит? Воспоминание о случившемся или сожаление о том, чего не произошло?..

Ему пришлось ненадолго съехать на обочину проспекта Канзас-Сити, чтобы ответить на звонок Кристины Ферреры, торопившейся отчитаться о разговоре с сеньором Кабелло. Фалькон развернул карту города, отметил участки земли, которые Кабелло продал Веге, и две крупные стройки, развернутые после продажи. Прежде чем отключиться, он попросил ее присматривать за Надей.

Только после этого Фалькон задался вопросом, чего ради он едет ужинать с Консуэло.

Загрузка...