Настоящее — год спустя
Моя улыбка ярче полуденного калифорнийского солнца, когда я вхожу в участок с керамической тарелкой, завернутой в фольгу. Астрид встречает меня у стойки регистрации такой же улыбкой, как и у меня.
— Должно быть, наступил новый месяц. — Она встает со своего кресла на колесиках и рассматривает спрятанные угощения. — Он сейчас у шефа. Возможно, тебе придется немного подождать.
Я бросаю взгляд на свои воображаемые часы.
— У меня есть Kindle, много еды и я никуда не тороплюсь. — Опустившись в кресло в приемной, я с довольным вздохом устраиваюсь поудобнее. — Спасибо, Астрид.
— Есть какие-нибудь зацепки?
— Пока нет, но я терпелива.
— Таннер использует другое слово. — Она поджимает губы и наклоняет голову. — Неумолимая, да?
Осмотрев свои кутикулы, я беззаботно отвечаю:
— Несносная.
— Точно.
Проходит двадцать минут, пока я постукиваю ногами и насвистываю себе под нос, играя в телефоне, в то время как детективы и другие сотрудники прохаживаются мимо, помахивая мне и весело болтая. Когда Таннер открывает дверь и видит меня, сидящую в приемной с тарелкой брауни на коленях, его плечи опускаются. На его лице появляется раздражение, он качает головой и машет рукой в мою сторону, направляясь через все отделение к своему кабинету.
Я иду за ним, высоко подняв голову, черные туфли-лодочки стучат в такт моим шагам, а пирожные с двойной помадкой поблескивают в свете окна.
Поставив тарелку на его рабочий стол, я перекидываю локоны через плечо и с приятной улыбкой приподнимаю подбородок.
— Доброе утро.
Он пристально смотрит на меня.
— Точно.
— Не понимаю, почему ты всегда такой ворчливый. Я приношу тебе еду. — Я пожимаю плечами, кивая в сторону тарелки. — Твои коллеги меня любят.
— Это потому, что им не приходится иметь с тобой дело. Они только пожинают плоды твоих вполне достойных способностей к выпечке. — Он опускает взгляд на тарелку, приподнимает фольгу и берет одно пирожное. Когда он откусывает большой кусок, на его пальцах остается сахарная пудра. — Ты мастер манипуляций, Эверли Кросс.
— Теперь Мэйфилд. — Я упираю руки в бока и вздергиваю бровь. — Ты что, составляешь мой профиль?
— Просто констатирую очевидное. У тебя шило в заднице с момента нашей первой встречи, и теперь ты пытаешься вытянуть из меня ответы — которых у меня нет, заметь, — с помощью сахара и углеводов.
Он не ошибается.
Через две недели после того, как я переехала к маме, превратившись в сгусток душевной боли, я договорилась о встрече с детективом Таннером. Я надавила на него по поводу Айзека. Большую часть разговора он был непроницаем, но потом наступил момент, который я никогда не забуду, едва уловимая реакция.
Я упомянула Сару, сестру Айзека, и по его лицу пробежала тень.
Боли.
Чего-то личного.
Он моргнул, отгоняя то, что я уже заметила, и прочистил горло.
— Он рассказал тебе что-то о ней?
У меня перехватило дыхание. Я снова уставилась на него, пытаясь разглядеть что-то за его маской.
— Это ты мне скажи.
Таннер замолчал и быстро взял себя в руки.
— Послушай… мне очень жаль, но мы не нашли никаких следов его присутствия. Я верю тебе и не говорю, что ты выдумала этого парня, но мы тщательно обыскали то место. Все обнаруженные останки были идентифицированы. Его там не было. Если ему удалось выбраться, он исчез. Может, он сел на самолет и покинул страну. Сменил личность. Ты сказала, что у него их несколько, возможно, он мог быть каким-то мошенником.
Его слова звучали убедительно, но…
У меня сильная интуиция, и я доверяю ей больше всего на свете. В тот день я что-то увидела. Я почувствовала, как инстинкты зашевелились внутри. Таннер знает больше, чем говорит.
Теперь я поставила перед собой задачу докопаться до истины.
Я не уверена, защищает ли он меня и поэтому скрывает подтверждение его смерти, чтобы избавить от возможной душевной боли, или же за этим скрывается что-то более сложное. В любом случае, я упряма. Раз в месяц я проделываю более чем пятичасовой путь из Сан-Франциско в Лос-Анджелес и заезжаю в участок — остановка на пути к дому моей матери.
Я приношу угощения. Я улыбаюсь.
Постоянное напоминание о том, что я никуда не денусь.
Прежде чем я успеваю сказать что-то еще, в кабинет Таннера врывается другая женщина с коротко подстриженными рыжими волосами до плеч, татуировками на обеих руках и пухлыми алыми губами. Светло-зеленые глаза извергают огонь.
— Тебе нужно отступить, — шипит она, проносясь мимо меня и упираясь обеими ладонями в его стол. — Я серьезно.
Поза Таннера меняется, когда он видит ее, и в его взгляде появляется что-то новое. Сначала мягкость, но потом что-то более неуловимое.
— Я занят, Шей.
— Освободи свое расписание. Я подожду. — Женщина смотрит на меня, как будто только что заметила мое присутствие. Она немного сдувается. — Привет.
— Привет.
— Тебе он тоже доставляет проблемы?
Таннер обходит стол, берет ее за руку и выводит из кабинета.
— Наоборот. Сегодня у меня нет времени ни на одну из вас. — Они выходят из комнаты, и Шей вырывает руку. — Ты можешь записаться на прием у Астрид. Я буду свободна где-то в следующем году.
Похоже, я не единственная, у кого шило в заднице.
Рыжеволосая с раздражением смотрит ему прямо в лицо.
— Ты не имеешь права. Будешь и дальше вмешиваться в мои дела, и я превращу твою жизнь в ад.
— Не сомневаюсь.
— Я серьезно, Люк.
Таннер машет рукой коллеге-детективу, который подходит к нему с недовольным вздохом.
— Тебе нужно идти. Мы можем поговорить позже. Сейчас у меня встреча.
— Еще одна невинная жертва, которую ты домогаешься, я уверена. — Она делает знак рукой детективу. — Я ухожу. Не нужно посылать за мной своих телохранителей.
— Я бы никогда. — Таннер скрещивает руки, в глазах вспыхивают эмоции. — Только я надену на тебя наручники.
— Твоя влажная мечта. — Улыбка появляется на ее губах, когда она смотрит на него своими нефритовыми глазами из другого мира. Затем улыбка превращается в твердую сталь. — Держись от меня подальше, Люк.
Она стремительно удаляется, ее обтянутые кожей бедра и огненно-рыжие волосы покачиваются в одном ритме.
Таннер смотрит ей вслед, похлопывая рукой по бедру, и через мгновение возвращается с растерянным видом, потирая лоб двумя пальцами.
— Прости. Старая подруга.
— Выглядела очень дружелюбной.
— Ты собиралась уходить?
— Нет. Только что пришла. Расскажи мне, что ты знаешь.
Губы Таннера подрагивают, когда он делает глубокий вдох и опускается в свое рабочее кресло. Поворачивая его из стороны в сторону, он изучает меня, проводя подушечкой указательного пальца по губам.
— Ладно. Хорошо.
Мои глаза вспыхивают.
Меня захлестывает надежда, и я замираю, ожидая, что он скажет дальше.
— Знаешь, эти неоправданные, чрезмерные визиты действительно разожгли во мне азарт. Я нашел его ради тебя. — Он открывает ящик, роется в нем и бросает на стол плотную папку.
— Не за что. Пожалуйста, никогда не возвращайся.
Потянувшись вперед, я спешу открыть папку, мое сердцебиение учащается втрое. Затем мои глаза прищуриваются от презрения, когда я вижу фотографию внутри.
— Ты мудак.
— Что? Почему? — Он притворяется возмущенным. — Это Айзек.
Я захлопываю папку.
— Айзек Морис Ноттингем — старый человек. Ему явно за восемьдесят. Минимум.
— Девяносто один.
— Я тебя ненавижу.
— Ты сказала, что он, скорее всего, старше тебя. Я не из тех, кто исключает потенциального подозреваемого на основании того, как общество воспринимает разницу в возрасте. — Откинувшись в кресле, он складывает руки на рубашке цвета хаки и улыбается с притворным обаянием. — Его семья заявила о его пропаже около года назад. Сроки совпадают.
— Возможно, он задремал.
Безразличное пожатие плечами.
— Ну, он выделялся. Его нашли на лодке. Женщины любят мужчин с лодками.
— У него не хватает зубов.
— Зубы переоценивают. Лодки — нет.
— Ты смешон. — Задыхаясь, я смотрю на него с яростью в глазах. Он думает, что все это шутка. — Ты делаешь из этого пародию. Это несправедливо.
Губы Таннера приоткрываются, чтобы что-то ответить, но ничего не выходит. Он молчит, и я готова поклясться, что на его лице мелькает тень вины.
— Эверли, мне очень жаль. Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать.
— Я хочу, чтобы ты сказал то, что знаешь. Скажи мне правду. Я не выдумала этого человека. Он был настоящим. Айзек, Ник, как там его звали. Айзек, его настоящее имя было Айзек. Темные волосы. Карие глаза. Грубоватый. Рост более шести футов, мускулистое телосложение.
Он вздыхает и отводит взгляд.
Я подхожу ближе к столу.
— Он не был моим воображаемым другом, он был моим настоящим другом. И если он мертв… пожалуйста, просто скажи мне. Я не могу жить, не зная об этом. Это ужасно и подтачивает меня изнутри. — Мой голос дрожит. — Достаточно того, что мой похититель все еще на свободе… Мне нужно, чтобы все закончилось.
Он проводит рукой по челюсти и почесывает щетину, его глаза светятся сочувствием.
— Я бы хотел добиться этого. Правда. Мы все еще выслеживаем Леонарда Винсента. Моя команда продолжает работать. Но пока это все, что я могу сказать.
Мой желудок сжимается, а в груди нарастает острая боль.
В голове мелькает имя — Леонард Винсент. Когда Таннер впервые произнес его, я чуть не рассмеялась. Оно звучало слишком обыденно, слишком по-человечески. Не то что монстр, которого я называла Хранителем времени.
Я напоминаю себе, что он ушел, что он забыл обо мне. Он бизнесмен, худший вид самовлюбленного нарцисса, а я — всего лишь ниточка в его паутине. Он не стал бы тратить время на поиски женщины, связанной с его черным рынком. Это слишком рискованно, слишком глупо, слишком… ниже его достоинства.
У меня перехватывает дыхание.
Я смотрю на Таннера несколько секунд, ожидая продолжения, ожидая чего-то еще. Я пытаюсь прочесть его, пытаюсь снять каждый слой лжи.
И я вижу это ясно, как день, прячущееся в глубине его карих глаз, полных сожаления.
Я не ошибаюсь.
Он точно знает, кто такой Айзек, и даже его хорошо натренированная маска детектива не может скрыть правду от моих врожденных инстинктов.
Когда-нибудь он сдастся.
Но пока этот день не наступил.
— Ладно, — бормочу я, глядя себе под ноги и стискивая зубы. Я замираю на мгновение, прежде чем развернуться, и мои волосы развеваются, когда я машу ему через плечо. — Увидимся в следующем месяце, детектив. Я принесу черничные булочки.
Несколько сотрудников ободрительно кричат.
Ворчание Таннера провожает меня до двери.
— Не могу дождаться.