Это все равно что целовать кирпичную стену. Нет, это неправильно. Позвольте мне перефразировать.
Это все равно, что целовать ледяную, сердитую кирпичную стену, которая ненавидела тебя и все, за что ты боролась, всю жизнь лелеяла обиду на тебя и дала клятву чести, что убьет тебя, чтобы отомстить за убийство своего отца.
Рот Деклана твердый, холодный и непреклонный. Каким-то образом его губы передают, что они предпочли бы, чтобы в них вкололи порцию вируса Эбола, чем испытывать абсолютное отвращение от встречи с моими губами.
Деклан обхватывает меня руками за плечи и отталкивает. Держа меня на расстоянии вытянутой руки, он смотрит на меня так, словно я — щенок, который только что нагадил на его любимую пару ботинок.
Грозовые тучи собрались над его головой, и он мрачно говорит:
— Не надо. Никогда. Не делай этого. Снова.
— Не буду. Приношу свои извинения. — Заливаюсь тихим и смущенным смехом. — Иногда моя уверенность в себе немного зашкаливает.
— Считаешь?
— Гм. Да. Но это не моя вина.
— Не вдавайся в подробности. Ради всего святого, не говори больше ни слова.
— Просто большинство мужчин такие… покладистые. Думаю, это не так.
— Нет, — рычит Деклан, скривив губы. — Я — не из таких. — Деклан держит меня подальше от себя, как будто я заразная. Как будто жалеет, что прямо у меня за спиной нет открытого окна. Или бездонной ямы.
Излишне говорить, что все тщетно. Я, очевидно, теряю самообладание. Или, может быть, теряю рассудок. Могла бы поклясться, что он смотрел на меня с тоской.
Я отворачиваюсь и сажусь на край кровати, зажимая руки между коленями и избегая его взгляда.
Не говоря больше ни слова, Деклан разворачивается и выходит.
Когда Деклан возвращается много часов спустя, то приводит с собой еще одного мужчину.
— Врач, — объявляет он, затем оставляет нас наедине.
После того, как за Декланом захлопывается дверь, невысокий мужчина в синем костюме снимает шляпу и кладет ее на кофейный столик. Затем ставит черную сумку рядом со шляпой и достает стетоскоп.
— С сердцем и легкими все в порядке. Нам нужно беспокоиться о моей голове.
Доктор выпрямляется и смотрит на меня. Ему около шестидесяти, у него седые волосы и добрая улыбка.
— Просто выполняю приказы, чтобы быть дотошным, дорогуша. Уверен, ты понимаешь.
— О. Тогда скажите прямо, где бы вам хотелось, чтобы я была?
Врач указывает на стул, на который я сажусь.
— Так вы — врач мафии? Должно быть, это интересное направление работы. Сколько огнестрельных ранений вы зашили? — Врач поворачивается и смотрит на меня с таким видом, словно наслаждается какой-то личной шуткой. — Что?
Мужчина тепло говорит:
— Мистер О'Доннелл предупреждал меня, что вы — болтушка. Нет ничего хуже женщины-тихони, сказал я ему, потому что это значит, что такая способна замыслить что-то нехорошее. Похоже, он все равно думал, что вы замышляете что-то нехорошее. — Врач вставляет в уши наконечники стетоскопа. — Не советую будить в нем зверя, мисс. У него немного вспыльчивый характер.
— Зверя? — Я сухо смеюсь. — Вы так говорите, будто вы — его лучший друг.
— Пожалуйста, сделай глубокий вдох.
Врач прижимает конец стетоскопа к моей спине. Я вдыхаю, он слушает, затем перемещает его на противоположную сторону позвоночника. Делаю еще один вдох, и врач снова прислушивается.
— Так и есть. Он — один из лучших людей, которых я когда-либо знал.
Я сухо говорю:
— Вы, должно быть, мало бываете на людях.
Мужчина подходит ко мне ближе и слушает сердце. Затем достает из сумки манжету для измерения артериального давления и оборачивает вокруг моей руки.
Пока она раздувается, врач спрашивает меня о том, когда у меня последний раз был цикл.
— С ним все нормально. Как я уже говорила, проблема в голове. И хотя в последнее время мои яичники ведут себя странно, я не собираюсь сообщать об этом врачу Деклана.
Когда врач убеждается, что мое артериальное давление в норме, он светит мне в оба глаза.
— Ой. Это действительно ярко.
— Твои зрачки реагируют нормально. Где эта шишка, о которой упоминал мистер О'Доннелл?
— Вот. — Я показываю ему. Когда он дотрагивается до нее, я вздрагиваю.
Врач издает тихий сочувственный вздох.
— Да, я бы предположил, что это больно. У тебя довольно большая припухлость. У тебя болела голова?
— Да.
— Тошнота?
— Нет. Вообще-то, беру слова обратно. Когда я проснулся в самолете, мне стало плохо. Но решила, что это из-за кетамина, которым накачал меня Деклан.
Если врачу кажется странным, что Деклан ввел мне лекарство, от которого я потеряла сознание, он не упоминает об этом. Это, вероятно, наименее странная вещь, которую он видел, когда лечил одного из тех, к кому его приводил Деклан.
— Мушки в глазах? Какие-нибудь проблемы со слухом?
— Нет и нет.
— Признаки провалов в памяти недавно?
— Да… и, по-видимому, я упала в обморок. Но этого не помню.
— Звон в ушах или двоение в глазах?
— Нет на оба вопроса. Я умираю или как?
— Да, но через сорок или пятьдесят лет, не раньше.
По крайней мере, врач не лишен чувства юмора. Он собирает вещи и снова надевает шляпу, собираясь уходить.
— А если серьезно, каков вердикт?
— Легкое сотрясение мозга. Беспокоиться не о чем, но обязательно отдохните несколько дней. Если почувствуете еще какие-либо симптомы или головные боли усилятся, нам нужно будет провести компьютерную томографию, чтобы убедиться в отсутствии кровоизлияния в мозг. Тем временем прикладывай лед к шишке. Это снимет отек и чувство дискомфорта.
— Кровоизлияние в мозг? Звучит не очень хорошо.
— Пока беспокоиться не о чем. Поэтому, пожалуйста, немедленно сообщите мистеру О'Доннеллу, если самочувствие ухудшится.
— Я так и сделаю. Спасибо вам.
Когда врач уходит, я чувствую беспокойство, и что выбита из колеи. Поэтому, конечно, я должна отправить Деклану сообщение.
С: Доктор сказал, что я умираю.
Я расхаживаю взад-вперед, пока не приходит его ответ.
Д: Итак, моя удача наконец-то изменила мне.
С: Придурок. Не будете ли вы так любезны, зайти сюда и поговорить со мной?
Д: Зачем?
С: Мне скучно.
Д: Хотелось бы, чтобы тебе было смертельно скучно.
С: Перестань злиться на меня!
Д: Назови мне хоть одну вескую причину, почему.
Я прикусываю губу, прежде чем ответить:
Мне кажется, я напугана.
Деклан не отвечает. Не знаю, почему ожидала, что именно так он и поступит. Я расхаживаю по комнате, покусывая губу и представляя, как выглядела бы смерть от кровоизлияния в мозг, пока дверь не открывается и не входит Деклан.
Все еще держа руку на дверной ручке, он говорит:
— Если это была ложь, я открою окно и вытолкну тебя наружу.
Почему ему обязательно быть таким мудаком? Такой красивый засранец, что при мысли об этом мне становится физически плохо.
— Я никогда в жизни не болела ни дня, а теперь у меня диагностировали кровоизлияние в мозг, и у меня память отшибает, и я теряю сознание, как один из этих глупых козлов, и голова болит так, словно по ней кто-то бил отбойным молотком, и я, вероятно, умру, правда, в твоей компании. Можешь ли ты винить меня за то, что я в таких расстроенных чувствах?
Деклан прищуривается с сомнением в арктически-голубых глазах.
Я вскидываю руки в воздух.
— Я не непобедима!
— Значит, та сделка, которую ты заключила с дьяволом за право убивать короткими фразами, не включала бессмертие?
Я смотрю на Деклана, сердце сильно бьется, а гнев подкатывает к горлу.
— Знаешь что? Забудь. Возвращайся к полноценному бандитскому образу жизни, похищая невинных людей, убивая врагов и вообще делая мир еще более дерьмовым местом, и забудь, что сказала тебе только что, черт возьми.
Я разворачиваюсь и отхожу от Деклана как можно дальше, к стене с окнами на противоположной стороне комнаты. Затем стою к нему спиной, обхватив себя руками, и впервые с тех пор, как вышла из возраста, когда была толстым маленьким ребенком, над которым издевались на детской площадке, пытаюсь сдержать слезы.
Я ненавижу его за это. Никто не заставляет меня плакать.
Когда слышу, как закрывается дверь, я выдыхаю и склоняю голову, закрывая глаза и проклиная себя за проявленную слабость.
— Просто не похоже, что в твоем теле есть хоть одна уязвимая косточка, девочка.
Голос теплый, мягкий и раздается прямо у меня за спиной. Этот ублюдок подкрался ко мне, пока я с таким самозабвением упивалась жалостью к себе.
— Уходи.
— Но разве пару минут назад ты не хотела обратного?
— Пару минут назад я не испытывала к тебе жгучей ненависти.
— Нет? Мне жаль людей, которых ты до глубины души ненавидишь, если это то, на что похоже отсутствие ненависти к ним.
Я издаю стон и несколько раз ударяюсь лбом о стекло.
Деклан оттаскивает меня от окна и тихо говорит:
— Прекрати. Ты расшибешь себе голову.
— По твоей милости это уже произошло.
— Я же сказал тебе, что это не я тебя приложил.
— Прекрати болтать. Из-за тебя у меня еще больше болит голова.
Деклан сначала обхватывает мои предплечья, но затем скользит вверх по моим плечам. Он стоит тихо позади меня, как будто что-то обдумывает.
— Если ты собираешься меня задушить, просто покончи с этим.
— Эта мысль приходила мне в голову.
Я бы посоветовала тебе убираться к черту, но это было бы не страшно, учитывая, что это твой родной город.
После долгого молчания, в котором мы оба находимся, Деклан говорит:
— Ты притихла, и мне неловко. Что происходит в твоей голове?
— Мысленно хороню тебя. — Я удивляюсь, когда Деклан начинает смеяться. Он смеется и хохочет, как будто ему давно так не было весело. Я смотрю на него через плечо. — У тебя биполярное расстройство. Так ведь? Это первопричина всего твоего загадочного поведения. Биполярное расстройство.
— Нет.
— Очень жаль. Если бы ты сказал «да», я была бы добрее к тебе.
— Почему это?
— Потому что проблемы с психическим здоровьем — это не выбор. С другой стороны, ты намеренно ведешь себя как мудак.
Его улыбка такая яркая, что почти ослепляет.
— Ты пробуждаешь во мне все лучшее, девочка.
— О, иди и прыгни с моста.
С этими словами я снова отворачиваюсь к окну.
Мы стоим так некоторое время, любуясь видом Бостона далеко внизу. Уже далеко за полдень, и понятия не имею, как долго здесь пробыла. Один? Два дня? Или десять тысяч часов, что явно ближе к истине.
Когда я смотрю на отражение Деклана в окне, он смотрит на свои руки, лежащие на моих плечах, как будто не помнит, как они там оказались.
Лучше бы я не находила его привлекательным. Ненавижу его, но не могу отрицать, что он сексуален. С этими голубыми глазами, волевым подбородком и этим чертовым ирландским акцентом…
— Почему так тяжело вздыхаешь? — бормочет Деклан.
— Ты все еще жив и дышишь.
— Помнится, не так давно ты благодарила меня за спасение твоей жизни.
— Знаю. Хотела бы я вернуться в прошлое и надрать себе задницу.
Деклан снова смеется. Молча, пытаясь сдержаться, я вижу, как его плечи трясутся в отражении окна. По какой-то причине от этого больше загоняюсь в депрессивное состояние.
— Пожалуйста, уходи. Я обещаю, что больше не буду тебя беспокоить. Больше никаких сообщений. Больше никаких разговоров. Просто оставь меня в покое. — Мой голос звучит грустно и жалобно. Этот человек высасывает из меня весь мой задор.
Деклан это прекрасно понимает, потому что его голос становится мягче.
— Уйду, если ты ответишь на один вопрос.
— Как бы мне хотелось убить тебя? Медленно и болезненно, что-то связанное с плотоядными бактериями.
Не обращая на это внимания, Деклан продолжает своим мягким тоном.
— Почему ты связалась с русской мафией?
Я подумываю не отвечать Деклану. Потому что пошел он к черту, вот почему. Но, в конечном счете, решаю сказать ему правду. Я вдруг слишком устала, чтобы бороться.
— Не знала, с кем связываюсь. — В последовавшей короткой паузе руки Деклана крепче сжимают мои плечи. Он хочет знать больше. — Если информация поможет избавиться от него, он может забрать ее. — Когда я познакомилась со Ставросом, он был просто симпатичным парнем, который посещал мои групповые занятия по йоге для начинающих несколько раз в неделю. Он сказал, что работал в техническом отделе. Что было правдой, Ставрос действительно владеет компанией по разработке программного обеспечения. Чего я не знала, так это того, что программное обеспечение разрабатывалось для нелегальных онлайн-игр. Но догадалась, что что-то не так, когда увидела его дом на озере. У него есть поместье прямо рядом с домом Цукерберга с трехсотфутовым частным пляжем. Это место, вероятно, стоит пятьдесят миллионов долларов. Потом был частный самолет, паспорта из разных стран и его приятели, которые все говорили по-русски. Так что сам понимаешь, что один плюс один равно два. Он никогда не говорил мне, а я никогда не спрашивала, но это не имело значения. К тому времени у него уже истек срок годности.
Деклан переваривает все сказанное, не говоря ни слова.
— Потому что бойфренды — это как рыбки кои: отнимающее много времени и скучное хобби.
— Вот именно.
— Итак, когда ты окончательно уверилась, что он был связан с мафией?
— Я не догадывалась до того вечера в «Ла Кантина», когда ирландские парни несли всякую чушь и начали свистеть пули.
Деклан разворачивает меня лицом к себе. Это так резко и неожиданно, что я поражена. Пристально глядя на меня сверху вниз, он говорит:
— Ты не знала, что он состоял в мафии, когда вы познакомились?
— Нет.
— И когда ты узнала, ты ушла от него?
— О, не нужно придавать моим поступкам флер благородства. Я не отказывалась от Ставроса по соображениям совести или чего-то в этом роде. Причина, по которой ушла от него, в том, что мне стало скучно.
Деклан не верит своим ушам.
— Он — миллиардер. Могущественный, богатый, симпатичный молодой миллиардер. С миллиардами.
— Мне знакомо это слово. Тебе не обязательно постоянно это повторять. И я понятия не имею, сколько у него денег. Я не проводила судебно-медицинскую экспертизу.
— Поверь мне, так и есть.
— Отлично. И?
— И тебе стало скучно.
— Деньги — это не то, что делает мужчину интересным. Этого даже нет в моем списке. Перестань корчить мне рожи.
— Позволь мне внести ясность. Ты встречалась со Ставросом, потому что считала его симпатичным?
— Как это возможно, что ты говоришь об этом так, будто это какой-то недостаток морали или что-то в этом роде?
— Я просто не понимаю этого. — Деклан качает головой. — Он чертовски богат.
— Судя по всему, ты тоже. Это также не делает тебя интересным.
Судя по выражению лица, Деклан не может решить, удивлен он больше или обижен.
— Ты хочешь сказать, что я тебе не интересен?
— Ты мне примерно так же интересен, как рыбка кои. Старая рыбка. С проблемами пищеварения и неисправным плавательным пузырем.
Теперь Деклан возмущен. Его лицо краснеет. Боже, как же это приятно. Просто чтобы воткнуть нож поглубже, я добавляю:
— К тому же, ты даже не умеешь целоваться. — Его взгляд горит огнем. Его челюсть сжимается.
Он рычит:
— Поверь мне, я знаю, как, черт возьми, целоваться.
— Конечно, знаешь. В другой раз, в другой день.
Когда я улыбаюсь на очередной приступ его неконтролируемой ярости, Деклан бормочет:
— Чертова маленькая всезнайка.
Затем он хватает мое лицо обеими руками и прижимается своими губами к моим.