Необузданные Желания

21 СЛОАН

По дороге к терминалу для частных самолетов в аэропорту Ставрос молчит, но держит меня за руку. Я позволила ему. Думаю, это потому, что как только гнев улетучился, я оцепенела.

Оцепенение лучше, чем злость. Оцепенение не требует ответов. Оцепенение — это долгожданное облегчение от слишком большого количества сильных эмоций.

Оцепенение — мой новый лучший друг.

Как только мы оказываемся в его самолете и за нами опускается трап, Ставрос поворачивается и заключает меня в сокрушительные медвежьи объятия. Он шепчет ласковое имя, которое раньше приводило меня в бешенство: мамочка. Затем он опускается на колени и зарывается лицом между моих бедер.

Это не связано с сексом. Он просто прячется.

Глядя сверху-вниз на его темноволосую голову, я тихо спрашиваю:

— Что ты ему пообещал?

— Ничего.

Ставрос не поднимает глаз, когда говорит. Вот откуда я знаю, что он лжет.

Я запускаю руку в его волосы и тяну. Наконец, он поднимает на меня взгляд, прикусывая губу. Его руки крепче обхватывают мои бедра сзади. На вид ему около десяти лет.

— Что бы это ни было, Кейдж узнает. А как только это произойдет, он убьет тебя.

— Мне все равно. Я спас тебя. Это все, что имеет для меня значение. Что ты в безопасности.

Моя улыбка, должно быть, выглядит очень грустной, потому что брови Ставроса сходятся на переносице.

Я бормочу:

— Милый мальчик. С чего ты взял, что меня нужно было спасать?

Ставрос сердито говорит:

— Он забрал тебя. Забрал.

— Я знаю, что он сделал.

Гнев исчезает. Глядя на меня полным мольбы взглядом, Ставрос сглатывает, его адамово яблоко подпрыгивает.

— Я подумал, что если я… если ты… что, может быть, мы…

Я вздыхаю, поглаживая его по волосам.

— О, Стави.

Это все, что я должна сказать, прежде чем он снова спрячет лицо у меня между ног.

— Давай, — говорю я, проводя рукой по его волосам. — Вставай. Нам нужно поговорить.

Его голос становится раздраженным.

— Я не хочу разговаривать. Знаю, что ты собираешься сказать.

— Стави…

— Нет!

Раньше я терпеть не могла, когда он становился таким, упрямым, как ребенок, которому отказывают в любимой игрушке. Я также ненавижу единственное, что может сдвинуть его с места.

— Если ты будешь хорошо себя вести, я позволю тебе это сделать.

Он замирает. Его голос звучит тихо.

— Ты позволишь?

— Да. Вставай.

Одним быстрым движением он выпрямляется и встает, глядя на меня сверху-вниз с сердечками в глазах.

Нет, не со своим сердцем. Орган, которым он смотрит на меня, находится чуть южнее.

Я указываю на ближайшее кресло.

— Сядь.

Ставрос повинуется без колебаний. Я сажусь напротив него в еще одно из кремовых кожаных капитанских кресел. Двигатели реактивного самолета с ревом оживают.

— Пристегнись.

Он пристегивает ремень безопасности у себя на коленях, затем сидит, уставившись на меня, и ерзает.

— Скажи мне, что ты ему обещал.

— Я не могу.

— Когда Кейдж узнает, я буду единственной, кто, возможно, сможет тебе помочь.

— Он ничего не узнает.

Ставрос с тоской смотрит на мои туфли. Мне приходится заставлять себя не вздыхать.

— Стави, посмотри на меня.

Ему требуется мгновение, чтобы оторвать взгляд от моих ног. Я стараюсь, чтобы мое лицо было столь же суровым, как и мой тон.

— Расскажи мне.

Обезумев, он облизывает губы.

— Я… я… — И замолкает, затем это вырывается как взрыв. — Я пообещал ему, что буду носить прослушку в любое время, когда буду с Казимиром, и что он может прослушивать мой телефон и просматривать электронную почту, чтобы отслеживать наши переписки.

Я в таком ужасе, что целую минуту не могу вымолвить ни слова. Тем временем Ставрос начинает пресмыкаться:

— Прости, прости, я знаю, мне не следовало этого делать, но я так волновался за тебя, а он сказал, что не отпустит тебя, пока мы не заключим сделку, так что я должен был, я должен был!

Я поднимаю руку, чтобы остановить поток его сознания. Ставрос замолкает, тяжело дыша и сжимая подлокотники своего кресла так, что побелели костяшки пальцев.

Прослушка. Сделка. Эти две детали торчат у меня в голове как неоновые мигалки. Они звучат официально. Как термины, которые использовал бы прокурор. Или в полиции.

Затем мне приходит в голову кое-что еще. С трепетом я смотрю на перед белой рубашки Ставроса, застегнутой на все пуговицы.

Он качает головой.

Испытывая облегчение от того, что меня не записывают, я откидываюсь на спинку кресла и тяжело выдыхаю. Я раздумываю, не сказать ли Ставросу, что Деклан собирался отпустить меня без его помощи, но решаю не делать этого. Чем меньше о нем будет сказано, тем лучше.

Кроме того, Ставрос уже снова отвлекся на мои ноги.

Я снимаю туфлю, встаю и протягиваю ее ему. Затем я запираюсь в туалете, чтобы не слышать сопения и стоны, когда Ставрос дергается, пытаясь найти освобождение, уткнувшись носом в мою обувь.

Я не тороплюсь, мою руки и брызгаю водой на лицо. Когда я выхожу из туалета десять минут спустя, Ставрос прижимается к одному из окон, уставившись широко раскрытыми глазами с побелевшим от страха лицом на что-то на асфальте внизу.

— Что случилось?

— Это он, — говорит Ставрос сдавленным голосом.

— Ирландец! — вскрикиваю я.

Сердце подскакивает к горлу. Я подбегаю к ближайшему окну и выглядываю наружу. И действительно, на взлетно-посадочной полосе в передней части самолета стоит Деклан. Через плечо у него перекинута базука.

Ставрос кричит:

— Он собирается убить нас!

— Нет, это не так. Ему просто нравится появляться с помпой. Иди скажи пилоту, чтобы заглушил двигатели.

Когда задыхающийся Ставрос пробирается по проходу к кабине пилотов, звонит сотовый телефон, который дал мне Деклан. Я отворачиваюсь от окна и достаю его из заднего кармана джинсов. Хотя у меня, возможно, прямо сейчас случится сердечный приступ, я напускаю на себя скучающий вид, когда отвечаю:

— «Пицца Джино», могу я принять ваш заказ?

На том конце провода доносится рычание как у разъяренного медведя гризли.

— Да, я отдам тебе чертов приказ. Уноси задницу с этого самолета, пока я не разнес эту игрушку твоего мальчика вдребезги.

— Никто больше не говорит «вдребезги», гангстер. На случай, если ты еще не в курсе, на дворе двадцать первый век.

— У тебя есть пять секунд. Четыре. Три.

— Простите, с кем из твоих людей я сейчас разговариваю? Потому что это определенно не тот, кто попрощался со мной полчаса назад.

— Полчаса назад я не знал, что ты не беременна.

Я на мгновение останавливаюсь.

— Ты звонил врачу?

— Я звонил врачу. И понял, что что-то случилось, когда ты сказала, что я слепой. И у тебя далеко не такое бесстрастное лицо, как ты думаешь.

— И что это должно, по-твоему, значить?

— Ты была расстроена тем, что я отпускал тебя.

— Ты под кайфом.

— Должно быть, так оно и есть, если я снова прихожу за тобой. А теперь убирайся с этого гребаного самолета, пока я не вышел из себя и не сделал чего-нибудь, о чем потом пожалею.

Я стою там, у меня трясутся руки, колени подгибаются, а сердце выскакивает из груди. Я точно не знаю, что это — гнев, адреналин или какой-то гребаный восторг, который я испытываю, но в любом случае, я определенно не в настроении, чтобы мной командовали.

Поэтому холодно и обдуманно говорю в трубку:

— Нет. — И вешаю трубку. Потом я подхожу к окну и показываю ему средний палец.

Я вижу ярость в его глазах даже с того места, где он стоит. У него красный ореол гнева вокруг головы. Уверена, что этот ореол похож на мой.

Я отстраняюсь и начинаю сердито расхаживать взад-вперед по проходу, пока Ставрос в панике не появляется из кабины пилотов с мобильным телефоном у уха, отчаянно тараторя.

— Нет… она не будет… я не могу… она не послушает меня! Я не знаю, как открыть дверь!

Конечно, у Деклана должен был быть номер мобильного телефона Ставроса. Конечно, он бы позвонил ему.

Я громко говорю:

— Он не собирается стрелять из этой штуки. Повесь трубку, и давайте продолжим.

— Я пытаюсь спасти твою жизнь!

Только не снова.

Я шагаю по проходу к Ставросу, выхватываю телефон у него из рук и прикладываю к уху. Я огрызаюсь:

— Твоя сделка со Стави расторгнута. Он не будет ни за кем шпионить для тебя. И ты сдержишь свое слово не причинять ему вреда.

Смех Деклана мрачный и порочно довольный.

— Мне следовало догадаться, что ты заставишь его заговорить.

— Да, тебе следовало бы это предусмотреть. Ты продолжаешь недооценивать меня.

— Ошибка, которую не повторю. Сойди с самолета. Сейчас же. Или мое обещание не причинять вреда твоей бедной комнатной собачке Стави будет забыто.

На этот раз он вешает трубку первым.

Я стою, дрожа от кипучей ярости, споря сама с собой, и прихожу к выводу, что из этой ситуации нет выхода. Если не сделаю так, как он говорит, не сомневаюсь, что он навредит Ставросу. Теперь, когда он знает, что Ставрос — не отец моего несуществующего нерожденного ребенка, нет причин оставлять его в живых.

Этот сукин сын поставил мне мат.

Я возвращаю Ставросу телефон и говорю ему, чтобы он проинструктировал пилота открыть дверь кабины и опустить трап.

Он в ужасе от этого предложения.

— Нет! Я не могу этого сделать!

— Ты можешь и сделаешь это. Это не просьба.

Ставрос дико жестикулирует в сторону окон.

— Он — животное!

— Да, но разумное. По-твоему, я выгляжу так, как будто надо мной измывались?

Через мгновение он неохотно говорит:

— Нет.

— Это потому, что знаю, как с ним обращаться.

Ставрос странно смотрит на меня.

— Я не думаю, что ты понимаешь. Я никогда не видел тебя такой.

— Какой?

— Эмоциональной.

Меня выводит из себя то, что он прав. Когда я протискиваюсь мимо Ставроса, направляясь в кабину пилотов, чтобы самолично поговорить с пилотом, он хватает меня за руку и умоляет:

— Ты не понимаешь! Он задавал мне все эти вопросы о тебе. О нас. Он хотел знать все. Я думаю, он одержим тобой!

— Единственный человек, которым он одержим, — это он сам. Отпусти меня.

— Мамочка, пожалуйста!

Я поворачиваюсь к нему спиной, беру его лицо в ладони и говорю:

— Прекрати. — Ставрос стоит передо мной, опустив голову, и закрывает глаза. Какое-то мгновение мы молчим, пока я не заявляю:

— Мне нравится то, что ты сделал для меня. Ты был очень храбрым. Теперь я собираюсь сделать то же самое для тебя. А ты дашь мне это сделать. — Ставрос делает глубокие вдохи и выдохи. Затем, неохотно, но кивает. — Отлично. А теперь послушай. Когда все это закончится, я помогу тебе найти девушку, которая тебе нужна, хорошо? Мы оба знаем, что это не я. Но твоя пара где-то есть, и я позабочусь о том, чтобы она была достаточно хороша для тебя. А пока ты больше ни с кем не будешь заключать сделок, чтобы шпионить за Казимиром. И если кто-нибудь спросит тебя об этом, ты скажешь мне. Понял?

Ставрос снова кивает.

— Отлично. А теперь обними меня. — Он обнимает меня и вздыхает.

Я похлопываю его по спине, задаваясь вопросом, где найду девушку, которая захочет поиграть в мамочку для взрослого мужчины с неистовым фетишем на женскую обувь и пристрастием к прямой трансляции того, как он играет в World of Warcraft в нижнем белье.

Потом вспоминаю, что он очень богат, и знаю, что у меня не будет отбоя от желающих.

Пилот открывает дверь кабины. Трап спускается. Я прощаюсь со Ставросом, целую его в лоб и спускаюсь вниз. Кипя от злости, Деклан ждет меня внизу, бросив ракетную установку у своих ног.

Как только я ступаю на летное поле, Деклан подхватывает меня, перекидывает через плечо и направляется к ожидающему нас внедорожнику.