Необузданные Желания

30 СЛОАН

— Ну, что думаешь?

Я стою посреди главной спальни, которая больше, чем вся моя квартира, и смотрю через окна от пола до потолка на холмистые песчаные дюны и неспокойное море за ними. На улице темно, но яркая луна заливает пляж призрачным светом и отражается от воды. Волны разбиваются о берег с повторяющимися приглушенными ударами.

Я тихо говорю:

— Думаю, это самый красивый дом, который когда-либо видела.

Деклан бесшумно подходит сзади и обнимает сильными руками. Целует меня в шею сбоку, щекоча кожу бородой, и хрипло произносит:

— Я рад, что тебе нравится дом.

Смеюсь еле слышно.

— Он немного маловат. И кто мог бы заснуть под аккомпанемент шума океана? Это так не расслабляет.

Деклан хихикает.

— Все, что тебе нужно, уже здесь. Одежда. Туалетные принадлежности. Корм для кроликов. Если тебе еще что-нибудь понадобится, просто скажи мне.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Каждая минута, которую провожу с этим мужчиной, бросает вызов душевному равновесию.

— Спасибо. Я… потрясена.

Деклан откидывает мою голову назад и завладевает губами, жадно целуя, его рука словно тиски. Когда дрожу, он целует крепче. Я со вздохом прижимаюсь к нему, и он обхватывает рукой мое горло.

— Я собираюсь отдать тебе все, детка. Все, что есть во всем мире. — Его голос сексуальный и грубый. Деклан разворачивает меня и хватает за задницу, притягивая к груди. Затем снова целует на этот раз с большим намерением. Когда он ведет меня спиной к кровати, эрекция упирается мне в бедро.

Я прерываю поцелуй, смеясь.

— Мы занимались сексом всего два часа назад.

— Я собираюсь связать тебя и заставить кончить мне на лицо. Ты жалуешься?

— Твое лицо? Ты же знаешь, что у меня внутри тампон.

— Он не помешает моему языку.

Взволнованная потребностью в его голосе, я говорю:

— Это очень грязно, сэр. И очень сексуально.

— Мне нравится твой вкус. Маленькая ватная пробка не помешает мне прижаться к тебе ртом.

Мы останавливаемся на краю кровати. Деклан снимает куртку, которая на мне надета, и отбрасывает в сторону. Моя рубашка следует за ней. Он снимает с меня остальную одежду и усаживает в сидячее положение на чудесном белом шелковом одеяле.

В отличие от его холостяцкой берлоги, дом полностью выдержан в оттенках белого и искристого шампанского с оттенками морской волны и румян в оформлении и принадлежностях. Все светильники и отделка выполнены из тонкого полированного золота. Это очень пляжный дом, к тому же очень женственный.

Возможно, Марте Стюарт срочно понадобилась дополнительная дюжина миллионов или два.

Деклан крепко берет меня за подбородок. Глядя на него снизу-вверх с бешено бьющимся сердцем, я облизываю губы, соски напрягаются. Жар пульсирует у меня между ног.

Деклан не произносит ни слова, расстегивая ремень свободной рукой, продевая его в шлевки, пока не оказывается там, где стоит, а ремень болтается у него на боку.

— Скажи это еще раз.

Его голос изменился. Я узнаю его доминирующий тон. Знаю, чего он хочет.

— Сэр.

— Попроси меня отшлепать тебя.

— Пожалуйста, отшлепайте меня, сэр.

— У тебя саднит из-за того, что я поранил тебе руку?

— Да, сэр. Это не имеет значения. Я хочу большего.

— И ты получишь еще больше, детка. Ты получишь столько, сколько сможешь вынести.

Его глаза такие нуждающиеся и темные, такие пугающе красивые. Пульс переходит от скачущего к болезненно учащенному. Деклан наклоняется и страстно целует меня, его пальцы запутываются в моих волосах.

Затем он опрокидывает меня на спину, положив большую руку мне на грудь, становится коленями на пол между моих ног и раздвигает меня большими пальцами.

Его кожаный ремень лежит на моем обнаженном бедре и животе — прекраснейшее из предупреждений.

Деклан прижимается ртом к клитору и нежно посасывает. Его рот горячий, влажный и чудесный.

Когда издаю стон, он отстраняется и хлопает меня по внутренней стороне бедра. Удовольствие пробегает рябью по киске. Клитор пульсирует.

Закрыв глаза, я шепчу:

— Пожалуйста, сэр. Пожалуйста.

— Ты хочешь еще?

— Больше всего на свете. Больше тебя.

— Мне нужно, чтобы ты вела себя хорошо, детка. Мне нужно, чтобы ты вела себя тихо.

— Я так и поступлю. Обещаю.

Деклан снова хлопает меня по бедру, заставляя дернуться. Я говорю, затаив дыхание:

— Обещаю, сэр.

Он проводит рукой по красному пятну на моей коже. Рисунок его дыхания изменился. Оно такое же рваное, как и мое.

— Я не думаю, что ты это сделаешь, ангел. Я думаю, тебе нужно слегка помочь.

Я слышу шорох ткани, и довольно скоро руки Деклана оказываются у моего лица. Он обматывает галстук вокруг моей челюсти и завязывает его, затыкая рот.

Я хнычу, извиваясь на кровати. Он наклоняется к моему уху.

— Тише. Ты — моя. Я позабочусь о тебе. Готова?

Я снова всхлипываю, и он целует меня в щеку.

— Помни, тебе поклоняются. Все это служит тебе, потому что знаю, что тебе нужно.

Деклан выпрямляется, переворачивает меня на живот и хлещет по голой заднице ремнем.

Это один удар, и он шокирует. Вспышка боли раскаляет добела. Я ошарашенно выпучиваю глаза, выгибая спину дугой. Я выкрикиваю в его адрес приглушенное проклятие сквозь галстук.

Деклан толкает меня вниз, упираясь рукой в середину спины.

— Если ты хочешь, чтобы я остановился, кивни.

Я застываю на месте, сердце бешено колотится. Жар разливается пульсирующей полосой по коже в том месте, куда ударил ремень. В сознании царит полнейший хаос. Взрыв на фабрике фейерверков. Я не могу ни мыслить здраво, ни отдышаться.

Все, что знаю, что не хочу, чтобы он останавливался. Я хочу, чтобы он сделал это снова. И снова.

И снова.

Дрожа всем телом, я качаю головой. Деклан выдыхает.

— Я повторю еще несколько раз, потом остановлюсь и спрошу тебя. Не кончай. Готова?

Я зарываюсь руками в одеяло и киваю.

Удары следуют быстро и сильно. Звук, который ремень издает в тихой комнате, так же шокирует, как и само ощущение. Когда все заканчивается, задница горит, я учащенно дышу и дрожу как сумасшедшая, а также очень близка к оргазму.

Деклан переворачивает меня на спину и просовывает лицо мне между ног, посасывая клитор, как будто там спрятана кислородная маска.

Разум отключается.

Я зарываюсь руками в его волосы и выгибаю бедра, прижимаясь к его рту, не заботясь о том, что задушу его, не заботясь ни о чем, кроме как о том, чтобы избавиться от жжения и облегчить мучительную боль.

Мне так сильно нужно кончить, что я почти рыдаю.

Деклан отстраняется, тяжело дыша.

— Такая плохая девочка, — говорит он, похоже, взволнованный моей реакцией. — Ты заслуживаешь еще одной порки.

Открыв глаза, я смотрю на него снизу-вверх. Я просовываю руку между ног и поглаживаю дрожащими пальцами свой влажный, набухший клитор.

Он отталкивает мою руку, снова переворачивает меня на живот, затем наносит мне еще пять сильных ударов ремнем.

Это почти невыносимо, как из-за того, насколько это больно, так и из-за того, как сильно это заставляет киску пульсировать и покалывать. Это восхитительно и грязно, и знаю, что у меня будет столько синяков, что, возможно, не смогу сидеть несколько дней, но, черт возьми, как же мне это нравится.

Я ничего не могу с собой поделать. Я начинаю отчаянно тереться о кровать.

— Нет, детка, — говорит Деклан, мрачно посмеиваясь. — Такая милая. Такая нуждающаяся. Но не сейчас.

Он проводит рукой по пылающей заднице, поглаживая изгибы и напевая. Затем снова переворачивает меня на спину и садится на меня верхом, обхватывая запястья руками.

Деклан обматывает ремень вокруг моих запястий, заправляет концы под него и закрепляет мои руки над головой. Наклонившись к моему лицу, он пристально смотрит мне в глаза. Его самого лихорадит.

— Я буду лизать киску до тех пор, пока ты не заплачешь, умоляя довести до оргазма. Но я не позволю. Ты не сможешь, пока не скажу, что можешь. Поняла?

Я знаю, что эта задержка — часть этого, часть того, как он сделает ощущения для меня намного более интенсивными. Чем дольше я смогу сдерживаться, тем лучше в конечном счете будет кульминация.

Я бы все равно хотела надавать ему по яйцам.

Видя ярость и неконтролируемую похоть в моих глазах, Деклан улыбается. Затем он выпрямляется, расстегивает молнию на брюках и вынимает напряженный член. Он лениво поглаживает его, глядя на меня сверху-вниз.

Деклан продолжает поглаживать его, отодвигаясь назад и становясь на колени между моих ног, затем снова начинает лизать меня, сжимая в кулаке толстый и твердый торчащий член.

Я хочу пососать его. Хочу, чтобы он трахнул меня им. Чтобы Деклан заставил меня подавиться членом, пока будет шлепать ремнем. Я схожу с ума от желания и эйфории, оседлав нарастающую волну удовольствия, когда его язык щелкает и лижет, пока Деклан дрочит, стоя на коленях между моих раздвинутых бедер.

Свет в комнате становится ярче. Грохот волн снаружи становится громче. Глаза закатываются назад.

Ой-ой. Я буду наказана за это. Если мне повезет.

С рывком всего тела и криком, приглушенным его шелковым галстуком, я испытываю сильный оргазм. Киска сжимается, бьется в конвульсиях, и я вжимаюсь всем телом в кровать.

Словно издалека, слышу, как Деклан ругается. Я чувствую рывок, и тампон исчезает. Деклан падает на меня сверху, прикусывая мягкую плоть под соском и проталкивая член глубоко внутрь моего тела с ревом животного, претендующего на территорию.

Обхватив рукой мое горло, Деклан толкается сильно и быстро, пока я кончаю, и кончаю, и кончаю, дико извиваясь под ним.

— Детка. Ах, черт, детка. Мне нравится то, что ты чувствуешь.

Деклан тяжело дышит, входит в меня, трахает, пока переживаю самый интенсивный оргазм. Мышцы задницы сводит судорогой от напряжения. Грань между болью и удовольствием стирается, когда он покусывает соски и сжимает мое горло, пока я не начинаю задыхаться.

Деклан вздрагивает. Стонет долго и низко рядом с моим ухом. Одним последним толчком он изливается в меня, говоря при этом на страстном, искаженном гэльском.

— Tá tú mianach, cailín milis. Mianach.¹⁹

Он утыкается лицом мне в шею и шепчет мое имя, как молитву.

Интересно, как я могла раньше думать, что познала, что такое счастье?

Когда мы, наконец, оба отдышались и перестали дрожать, Деклан осторожно отстраняется от меня, разматывает галстук вокруг моего подбородка и нежно целует. Потом велит не двигаться.

Я лежу, уставившись в потолок, пока Деклан идет в ванную, по пути подбирая выброшенный тампон. Я слышу, как льется вода. Через некоторое время он возвращается, уже без одежды. В левой руке у него полотенце. В правой руке — мокрая мочалка.

Я закрываю глаза, пока он молча вытирает меня между ног.

Когда слышу звук рвущейся бумажной обертки, говорю:

— Я не позволю тебе засунуть его внутрь.

Он тихо говорит:

— Покажи мне, как это делается.

— Боже, нет.

— Полное доверие, помнишь?

— Хорошая попытка, Казанова. Даже у моего гинеколога нет таких привилегий, а я уже много лет раздвигаю перед ним ноги.

Деклан усмехается и смягчается.

— Дай мне свои запястья.

Я опускаю руки над головой, и он расстегивает ремень, отпуская. Деклан растирает мои запястья, затем целует обе ладони по одной. Это милый жест, заботливый, и он заставляет меня чувствовать, что мной дорожат.

Глядя на меня глазами, полными нежности, Деклан бормочет:

— Ты такая красивая, девочка.

Я улыбаюсь ему.

— Так красиво болит.

— Я принесу тебе аспирин. И немного крема.

Он снова уходит в ванную, давая мне время вставить тампон, который оставил рядом на кровати. Я морщусь, когда вижу, что стало с бедным пуховым одеялом подо мной, и переворачиваюсь, отбрасывая его в сторону. Переворачиваю его на себя и сталкиваю на пол.

Когда Деклан возвращается со стаканом воды в одной руке и бутылочкой лосьона в другой, он видит, что я лежу поверх простыней, откинув одеяло. И приподнимает бровь.

— Оно выглядело как место преступления.

— Это всего лишь кровь.

Его тон совершенно беспечный. Я думаю о крови на воротнике его рубашки, понимая, что Деклану все равно на ее вид, потому что видел это так часто. Словно врач отделения неотложной помощи.

Или кто-то, кто зарабатывает на жизнь убийством людей.

Деклан ставит все на прикроватную тумбочку, помогает мне принять сидячее положение, высыпает мне на ладонь две таблетки аспирина и протягивает стакан. Мне так хочется пить, что я выпиваю все содержимое стакана залпом.

Деклан забирает стакан и мягко опускает меня обратно, переворачивая на живот. Положив щеку на подушку, я закрываю глаза, пока он слегка втирает лосьон в горящую кожу.

— У тебя самая идеальная задница, которую видел в своей жизни.

Насытившаяся и сонная, с отяжелевшими конечностями и переполненным сердцем, я едва могу смеяться.

— Да? Она правда стоит того, чтобы ее увековечили в гипсе. Нет, что-то более долговечное. Отлита из бронзы.

Деклан тихо смеется:

— Когда-нибудь ты расскажешь мне, откуда у тебя такая уверенность в себе.

— У тебя тоже есть уверенность в себе.

— Она и в подметки не годится твоей.

— Как и твой IQ.

— Я пока спущу тебе это замечание, учитывая состояние твоей задницы, но я это тебе еще припомню.

Некоторое время мы молчим, пока он продолжает осторожно распределять лосьон по моей пульсирующей попке. Странно, что руки, привыкшие к такому грубому делу, как у него, могут быть такими нежными.

— Деклан?

— Да?

— Я не хочу, чтобы ты умирал.

Рука, поглаживающая мою ягодицу, замирает, затем Деклан скользит ею вниз к верхней части бедра и сжимает.

Он тихо говорит:

— Я не могу обещать тебе, что не умру.

— Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы завязать?

Деклан молчит так долго, что начинаю нервничать. Но я не сдвинусь ни на дюйм — просто жду, мое сердцебиение учащается.

— Человек не может бросить то, что делает его тем, кто он есть.

— Гангстер — это не тот, кто ты есть. Это то, что ты делаешь. Есть разница.

Наступает еще одна долгая пауза, на этот раз наполненная напряжением. Как будто Деклан борется сам с собой из-за того, что сказать. Когда он снова заговаривает, его голос такой тихий, что приходится напрячься, чтобы расслышать его.

— Скажи мне, что могу доверить тебе свою жизнь и делать это искренне, и я скажу тебе, думал ли я когда-нибудь о том, чтобы завязать с тем, что делаю. И что произойдет, если завяжу.

Я поворачиваюсь лицом к подушке и выдыхаю воздух, который задерживала.

— Скажи мне, что мне не придется выбирать между тобой и Нат, и я серьезно тебе все расскажу; можешь доверить мне свою жизнь.

— Ты бы выбрала не только ее. Это распространяется на все и всех.

Я шепчу:

— Знаю.

— Я бы никогда не попросил тебя сделать такой выбор, девочка. — Деклан делает паузу. — Но Нат могла бы.

— Ни за что, черт возьми, Нат бы этого не сделала.

— Ирландская мафия убила всю семью Казимира. Ты знала об этом?

Ошеломленная, я смотрю на него через плечо.

— Что?

Деклан кивает:

— Его родителей убили из-за неуплаты страхового взноса. Как и обеих его младших сестер, — говорит и отводит взгляд, понижая голос, — перед их смертью с ними проделали и другие вещи. Вещи похуже. Они прислали Казимиру фотографии.

Я думаю, что, возможно, меня сейчас стошнит.

— Ты знаешь тех, кто это сделал?

— Они мертвы. Казимир убил их всех.

— О боже.

— Это было очень давно. Я только-только вступил в их ряды. Я лично не был знаком с вовлеченными в это людьми, но для Казимира это не имеет никакого значения. Ирландцы убили его семью. Его ненависть к нам глубока.

— Но все вы, ребята, сотрудничаете друг с другом в бизнесе.

— Иногда. В других случаях мы убиваем друг друга. Если бы у него был шанс, он без колебаний убил бы меня.

Я переворачиваюсь на бок и приподнимаюсь на локте.

— И ты, не колеблясь, убил бы его. — Его лицо мрачнеет. Я расцениваю это как «да». — Ты не можешь причинить ему боль, Деклан.

Мгновение он смотрит на меня суровым взглядом, затем говорит:

— Малышка.

— Не говори так, будто я веду себя абсурдно. Ты же сам сказал, что пообещаешь мне все, что угодно.

— И ты — единственная, кто не сказала, что могу доверить тебе свою жизнь.

От гнева у меня краснеют щеки.

— Значит, это око за око?

— Нет, о доверии нельзя договориться.

Несмотря на то, что пытаюсь сохранять спокойствие, я начинаю переходить на крик.

— Натали — моя лучшая подруга. Она влюблена в него. Если с ним что-нибудь случится, это убьет ее.

Деклан выдыхает коротко и насмешливо.

— Значит, она подписалась не на те отношения. У него на спине столько же мишеней, сколько и у меня.

— У него могло бы быть на одну меньше.

— Ты понятия не имеешь, о чем просишь.

— Я точно знаю, о чем прошу, и ответ прост: «да» или «нет».

— Тогда мой ответ «нет».

Он холоден, непреклонен, и у меня перехватывает дыхание.

Изучая выражение моего лица ледяными глазами, Деклан говорит:

— Мы — враги. Мы — убийцы. Как ты думала, чем закончится эта история?

Горем, очевидно, для всех, кто в этом замешан.

Я переворачиваюсь, отодвигаясь от него, сворачиваясь в клубок от боли.